Макс
Тьма глушит все, кроме рева мотора.
Наш джип, черный, как душа моего кредитора, несется по разбитой дороге, где асфальт – это больше мечта, чем реальность. Фары выхватывают то корявое дерево, то ржавый указатель с надписью: «Козловка – 5 км».
Я за рулем, пальцы стискивают баранку так, будто это шея того урода, из-за которого мы теперь в этой жопе мира. Дэн, мой напарник, сидит рядом, молчит, как всегда, но его взгляд – как нож в бок: острый и холодный.
Он злится, что я втянул его в это дерьмо, но молчит. Пока молчит.
– Че уставился, Дэн? – не выдерживаю, бросая на него взгляд. – Хочешь сказать, что это я виноват?
Дэн медленно поворачивает голову, его темные глаза блестят в свете приборной панели. Татуировка дракона на предплечье будто шевелится, когда он сжимает кулак.
– Ты, Макс, всегда виноват, – его голос низкий, как гул далекого грома. – Если бы ты не решил, что можешь кинуть Лося на бабки, мы бы сейчас пили виски в моем лофте, а не тряслись в этой тачке к черту на куличики.
– Ой, да ладно тебе! – я ухмыляюсь, хотя внутри все кипит. – Лось сам напросился. Думал, он нас на понт возьмет? Я ж не пальцем деланный. И вообще, это был твой план – подставить его с той партией груза.
Дэн хмыкает, откидывается на сиденье и скрещивает руки. Его бицепсы, размером с мою голову, напрягаются под кожаной курткой.
– Мой план был чистый. А ты, как всегда, решил добавить своего «креатива». И вот мы тут, в бегах, как два идиота. Напомни, кто предложил спереть его яхту?
Я смеюсь, хотя ситуация – полное дерьмо.
Полгода назад мы с Дэном провернули дельце: я, бывший бизнесмен с чутьем на легкие деньги, и он, бывший спецназовец с мозгами стратегического компьютера, решили, что можем обойти Лосева – бандита с лицом бульдога и связями везде, от мэрии до тюрем.
Мы подставили его с крупной партией «товара», который он ждал. Все шло как по маслу, пока я, в порыве гениальности, не решил, что его яхта – отличный бонус к нашему гонорару. Яхта, конечно, была шикарная, но Лось, мягко говоря, не оценил юмор.
Теперь за нами гонятся его головорезы, а наш единственный шанс – затаиться на месяц, пока наш знакомый прокурор, которому мы занесли чемоданчик с деньгами, не уладит все с Лосевым.
И вот мы едем к моему деду Аркадию, в деревню Козловка, где даже вайфай – это сказка.
– Яхта была красивой, Дэн. Ты бы видел, как она горела, – я подмигиваю, пытаясь разрядить обстановку.
– Ты псих, Макс, – Дэн качает головой, но уголок его рта чуть дергается. Это его версия улыбки. – Если твой дед нас сдаст, я тебя первым придушу.
– Расслабься, брат. Дед Аркадий – старый хрыч, но он меня любит. Ну, или хотя бы не ненавидит. Он прикроет.
Джип подпрыгивает на очередной яме, и я слышу, как в багажнике гремят наши сумки. Там пара стволов, немного налички и гитара – моя слабость. Дэн, конечно, считает, что я таскаю ее, чтобы «понтоваться», но он просто не понимает, как пара аккордов может спасти настроение в любой заднице.
***
Козловка встречает нас тишиной, от которой уши закладывает. Ночь глухая, только собака где-то вдалеке тявкает. Дедов дом – старый, но крепкий, с покосившимся забором и облупленной краской на ставнях.
Рядом пустой амбар, идеальное место для нашего джипа. Загоняю машину внутрь, пока Дэн стоит на стреме, оглядывая улицу, будто ждет, что из-за угла выскочит Лосев с базукой.
– Чисто, – наконец говорит он, и я выключаю фары. Темнота обнимает нас, как старая подружка.
– Ну что, Дэн, добро пожаловать в мою юность, – я хлопаю его по плечу, но он только фыркает.
Мы тащим сумки к дому. Дверь скрипит, как в дешевом ужастике, и на пороге появляется дед Аркадий. Он в старом свитере, с бородой, похожей на веник, и с бутылкой самогона в руке. Его глаза, хитрые и чуть мутные, сканируют нас, как рентген.
– Ну, явились, балбесы, – ворчит он, отступая в сторону. – Максимка, ты опять в дерьме по уши, да? И этого громилу с собой притащил.
– Дед, это Дэн. Он хороший, – я пытаюсь улыбнуться, но дед только машет рукой.
– Хороший, говоришь? Ага, как мой сосед Васька, пока не спер у меня курицу. Заходите, раз приехали. Только без фокусов, понял?
Дэн молча кивает, занося сумки в дом. Внутри пахнет старым деревом, картошкой и чем-то неуловимо родным. Дед ведет нас в гостиную, где на столе уже стоит графин с мутной жидкостью и три стакана. Он явно знал, что мы приедем.
– Садитесь, беглецы хреновы, – дед плюхается в кресло и разливает самогон. – Рассказывайте, что натворили. И не ври, Максимка, я тебя насквозь вижу.
Сажусь, потирая шею. Дэн устраивается напротив, его взгляд все еще цепляется за каждый шорох за окном.
– Дед, ну, скажем так, мы слегка задели одного не очень хорошего человека, – начинаю я, подбирая слова. – Но все под контролем. Нам просто надо месяцок тут посидеть, пока наш человек в городе все не разрулит.
– Слегка задели? – дед хохочет так, что стакан дрожит. – Ты, Максимка, всегда был мастер «слегка». А ты, громила, что молчишь? Тоже в этом цирке клоуном был?
Дэн медленно берет стакан, делает глоток и морщится. Самогон деда – это не напиток, это оружие массового поражения.
– Я был за то, чтобы все сделать тихо, – говорит он, глядя на меня. – Но этот идиот решил, что яхта – отличный сувенир.
– Яхта?! – дед чуть не роняет графин. – Максим, ты совсем с катушек слетел? Вы угнали яхту у какого-то бандита?
– Не угнали, – я поднимаю руки, как будто сдаюсь. – Позаимствовали. И она сама загорелась, честно! Ну, почти сама.
Дэн закатывает глаза, а дед смеется, хлопая себя по колену.
– Ох, Максимка, ты меня в гроб вгонишь. Ладно, прячьтесь тут. Но если ваши бандиты приедут, я вас сдам с потрохами. И без девок, понял? А то знаю я тебя, юбки увидишь – и все, мозги в отпуск.
– Дед, я уже не тот, – подмигиваю, но он только грозит мне пальцем.
Дед встает, потягиваясь.
Алина
Утро в Козловке – это как трейлер к комедии, только с бонусом в виде орущего петуха и запаха свежескошенной травы, смешанного с легким намеком на коровий навоз.
Стою на своей кухне, в окружении мисок, муки и яблок, замешивая тесто для шарлотки, которая, клянусь, заставила бы даже ангела продать крылья за кусочек. Камера на штативе мигает красным, я поправляю свой любимый сарафан, он обтягивает мои формы так сильно, что еще немного и грудь выпрыгнет наружу.
Вещаю для своих десяти тысяч подписчиков в телеграмм-канале: «Котики, сегодня я покажу вам, как сделать шарлотку, от которой любой мужик забудет, как включать футбол!».
Подмигиваю в камеру, обсыпаю себя мукой для пущей «естественности» и кокетливо убираю локон с лица. Мои подписчики обожают, когда я такая – дерзкая, с огоньком, и с ватрушками, которые выглядят, как произведение искусства.
Я уже представляю, как этот ролик наберет кучу лайков, когда краем глаза замечаю движение за окном. Выглядываю – и, святые ватрушки, чуть не роняю миску с тестом!
Напротив, у дома деда Аркадия, два мужика чинят покосившийся забор. И не просто чинят, а делают это, будучи обнаженными по пояс, с телами, которые, кажется, вырезали из журнала про фитнес.
Один – блондин, с татуировками, которые вьются по его рукам, как приглашение к греху. Его загорелая кожа блестит на солнце, а мускулы перекатываются при каждом движении молотка. Второй – брюнет, с лицом, будто его выточили из камня, и татуировкой дракона на предплечье, которая, клянусь, шевелится, когда он забивает гвоздь.
Их торсы – это чистый грех и порок, а я стою, как дура, с ложкой в руке, чувствуя, как мое сердце делает кульбит.
«Кто эти Аполлоны? – думаю, прилипнув к окну. – Сбежавшие модели? Беглые бодибилдеры? Или дед Аркадий решил открыть в Козловке филиал стрип-клуба?»
Наблюдаю открыв рот и забыв о съемке, как блондин что-то говорит, размахивая молотком, а брюнет хмыкает, явно не впечатленный. Они спорят, но в этом есть что-то... теплое.
Как будто они сто лет друг друга знают. Прищуриваюсь, пытаясь уловить детали. Блондин явно тот еще болтун, а брюнет – из тех, кто одним взглядом может заставить тебя чувствовать себя голой.
И, черт возьми, мне это нравится.
Наконец-то в этой дыре хоть какая-то движуха помимо сбежавших у бабы Клавы гусей и пропавшего по-пьянке в лесу тракториста Прохора.
***
К вечеру я решаю, что пора снимать новый контент для канала.
«Эстетика деревенской жизни» – мой конек, и подписчики ждут, как я буду поливать грядки в своих джинсовых шортиках, которые делают мои бедра национальным достоянием.
Я ставлю камеру на штатив, напеваю что-то из старой попсы и направляю шланг на грядки. Солнце садится, заливая все золотым светом, и я чувствую себя королевой этого огорода. Вообще-то я и есть королева Козловки если бы был такой титул.
Но тут, как в дешевом романе, я «случайно» (ну, может, не совсем случайно) направляю струю воды чуть дальше, чем надо, и попадаю прямо по двум красавцам, которые как раз вышли из дома деда Аркаши.
Блондин подпрыгивает, как кот, которого окатили из ведра, и кричит:
– Эй, дамочка, ты что, решила нас утопить? Осторожней!
Его футболка теперь прилипла к торсу, и я клянусь, это зрелище стоит всех моих ватрушек. Брюнет, стоящий рядом, просто стряхивает воду с волос, но его взгляд – как выстрел. Он не говорит ничего, но я чувствую, как воздух между нами искрит.
– Ой, простите, мальчики, – делаю невинное лицо, поправляя шортики, чтобы они заметили, что я не просто так тут стою.
Блондин смеется, подходит ближе к невысокому забору, который разделяет наши участки, и я вижу, как его глаза скользят по моей фигуре. Он явно из тех, кто думает, что может очаровать любую одним взглядом. Ха, знаю я таких.
– Я Макс, а тебя как зовут красотка?
– Алина.
– Давай я покажу, как надо поливать, Алина, – говорит, забирая шланг. Его пальцы касаются моих, и я чувствую, как по спине пробегает ток.
Он начинает поливать мои грядки с такой уверенностью, будто всю жизнь был огородником, а я стою и думаю: «Ну, Алина, это тебе не подписчиков дразнить. Этот парень – ходячий соблазн, и ты уже мысленно снимаешь с него эту мокрую футболку».
Брюнет подходит ближе. Он молчит, но его присутствие – как гроза перед молнией. Он смотрит на меня, а мои щеки горят огнем. Давно такого не было.
– Осторожнее со шлангом, Макс, – наконец говорит он, и голос – как низкий гул мотора. – А то еще зальешь урожай.
Хмыкаю, скрещивая руки, отчего моя грудь становится еще более... заметной.
– Кстати, это мой молчаливый и суровый друг Дэн, не обращай на него внимания, он немного не в настроении.
– Вот же балабол чертов.
– О, это он так флиртует, я поняла. Напускает на себя большей загадочности.
– Флиртуют? – Максим подмигивает. – О, нет, это он еще не начинал, соседка. А ты, смотрю разговорчивая, а дед говорил, ты ватрушки печешь.
– О, милый, мои ватрушки – это искусство, – я наклоняюсь чуть ближе, опираясь на забор ладонями, чтобы он вдохнул аромат моей шарлотки, который витает вокруг.
Дэн хмыкает, и я понимаю, что это его способ сказать: «Ты мне нравишься». Они оба смотрят на меня, как будто я – их личный джекпот, и я не могу не признать: мне это чертовски льстит.
***
Ближе к ночи я решаю проявить гостеприимство. Ну, а что? Я же хорошая соседка, а хорошие соседки приносят свежеиспеченную шарлотку. Я заворачиваю еще теплый пирог в полотенце и иду к дому деда Аркадия, покачивая бедрами чуть больше, чем нужно.
На мне платье, которое кричит: «Смотри, но трогать дорого обойдется». Дед открывает дверь, смотрит на меня, как на бомбу с часовым механизмом, и ворчит:
– Алина, ты чего приперлась? Эти балбесы тебе только нервы потреплют, я видел как вы недавно познакомились.
– Дед, расслабься, – я подмигиваю. – Я просто пирог принесла. Не хочешь же, чтобы твои гости голодали?
Алина
Солнце сегодня не просто светит – оно жарит, как духовка, в которой я пеку свои ватрушки. Воздух дрожит от зноя, и я стою у окна кухни, забыв про тесто, которое уже липнет к пальцам, как мои мысли к этим двум чертовым Аполлонам, что колют дрова на моей лужайке.
Максим и Данил – это не соседи, это ходячая катастрофа для моего либидо, которое, похоже, решило устроить бунт после года воздержания.
Прилипла к окну, как муха к меду, и наблюдаю, как они орудуют топорами. Максим рубит дрова с какой-то мальчишеской энергией. Он то и дело встряхивает волосами, и капли пота летят во все стороны, сверкая на солнце, как бриллианты.
Его торс – это чистый грех, и я клянусь, что каждая мышца на его прессе будто подмигивает мне: «Эй, Алина, ты точно хочешь только ватрушки печь?»
Данил, брюнет с татуировкой дракона, которая, кажется, оживает при каждом его движении, работает молча, сосредоточенно. Его топор вгрызается в полено с такой силой, что я невольно сжимаю бедра, представляя, как эта же сила...
Черт, Алина, соберись!
Но как тут собраться, когда его спина блестит от пота, а шорты сидят так низко, что я вижу тень его V-образных мышц, уходящих куда-то в запретную зону? Этот мужик – как буря, которую хочется укротить, но я знаю, что это я окажусь укрощенной, если подойду слишком близко.
Они оба – как кадр из фильма для взрослых, только без цензуры и с запахом свежескошенной травы и древесины. Стою, забыв дышать, и чувствую, как мое тело предает меня, как пульсирует между ног и грудь отяжелела.
Год без мужчины – это, конечно, мой личный рекорд, но, господи, я же не железная! А эти двое – как вызов моей выдержке, которую я и так еле держу.
Внезапно в кухне раздается запах, который выдергивает меня из моего порочного транса. Черт, ватрушки! Бросаюсь к духовке, чуть не споткнувшись о собственные ноги, и вижу, как мои драгоценные булочки начинают подозрительно темнеть по краям.
«Ну уж нет, вы у меня не сгорите, красотки!» – мысленно кричу, хватая прихватки и вытаскивая противень. Успела! Ватрушки золотистые, с румяной корочкой, и я выдыхаю, чувствуя себя героем, который спас мир.
Ну, или хотя бы десерт.
Пока ватрушки остывают, я решаю, что пора проявить гостеприимство. Не потому, что я такая уж добрая соседка, а потому, что мне нужно хоть как-то отвлечься от этих двух ходячих соблазнов, которые превращают мою лужайку в съемочную площадку для фантазий 18+.
Холодный лимонад – это то, что надо. И арбуз, сочный, сладкий, как мои мысли о Максе и Дэне. Хватаю кувшин, выжимаю лимоны, добавляю сахар и лед, мешая все с такой энергией, будто пытаюсь размешать свои гормоны.
Арбуз режу большими ломтями, и его сок течет по моим пальцам, заставляя облизнуть их. Черт, даже это теперь кажется слишком эротичным.
Надевая легкое платье – то самое, которое обтягивает формы и делает мою грудь национальным достоянием Козловки. Смотрю в зеркало, светлые волосы рассыпаны по плечам, глаза блестят, а щеки горят, и я понимаю, что выгляжу как девушка, которая идет не лимонад раздавать, а на свидание с двумя бандитами.
Ну, а что? Я же не собираюсь притворяться монашкой. Мой бывший, этот подонок Олег, год вдалбливал мне, что я «слишком пышная», «слишком громкая», «слишком много меня».
Он был мастером по части комплексов, и я чуть не поверила, что мои бедра, грудь и живот – это недостаток. Но я сбежала от него в Козловку, в дом покойной бабушки, и решила: к черту комплексы!
Мои формы – это мои козыри, и я буду выставлять их напоказ, пока не найду того, кто оценит меня целиком. Пока, правда, счастья это не принесло, но подписчики в телеграмме сходят с ума от моих роликов, где я поливаю грядки в шортиках или пеку ватрушки в обтягивающем сарафане. А это уже что-то.
Последний мой ухажер, глава администрации деревни Григорий Иванович, был, мягко говоря, не моим принцем. Мужик с пузом, женой и тремя детьми, который думал, что пара комплиментов и бутылка магазинного вина сделают меня его любовницей.
Отшила его так быстро, что он, наверное, до сих пор проверяет, на месте ли его самолюбие. Нет уж, я не для таких, как он. Я хочу огня, страсти, а не тухлого болота семейных драм.
И вот теперь, как по заказу, на моей лужайке два мужика, от которых пахнет не только потом, но и опасностью. И, твою же мать, я солгу, если скажу, что это не заводит.
Беру поднос с кувшином лимонада, стаканами и тарелкой с арбузом и выхожу на улицу. Солнце печет, как будто решило поджарить меня заодно с моими ватрушками.
Максим и Данил все еще колют дрова, и я останавливаюсь, чувствуя, как мой взгляд прилипает к их телам. Максим замечает меня первым, втыкает топор в полено и вытирает пот со лба, ухмыляясь так, будто знает, о чем я думала последние полчаса.
– О, Алинка, ты решила нас добить? – говорит, оглядывая меня с ног до головы. – Или это лимонад такой холодный, что я уже чувствую озноб?
Ставлю поднос на деревянный стол под старой яблоней и хмыкаю, поправляя платье так, чтобы оно чуть больше открыло декольте. Пусть смотрит, я же не против.
– Лимонад холодный, Макс, но, боюсь, тебе от него еще жарче станет, – подмигиваю, разливая напиток по стаканам. – А ты, Дэн, что молчишь?
Данил втыкает топор в землю, подходит к столу и берет стакан. Его пальцы касаются моих, и я чувствую, как по спине пробегает ток. Он делает глоток, не отрывая от меня взгляда, и я клянусь, что его глаза темнеют, как небо перед грозой. Кадык дергается на мощной шее и это очень сексуально.
– Лимонад нормальный, – это, похоже, его версия «спасибо». – Арбуз тоже твой?
– Ага, – я беру ломтик и откусываю, позволяя соку стечь по подбородку. – Сладкий, как мои ватрушки. Попробуй, мальчики, не стесняйтесь.
Максим смеется, хватает арбуз и откусывает так, что сок брызжет на его грудь. Он вытирает его рукой, и я невольно слежу за этим движением, чувствуя, как мое тело опять предает меня. Данил ест аккуратнее, но его взгляд – это чистый огонь, а я понимаю, что он оценивает не только арбуз.
Дэн
Костер потрескивает, выбрасывая искры в темное небо, будто звезды решили спуститься поближе, чтобы поглазеть на этот наш странный вечер. Беседка у дома деда Аркадия освещена теплым светом фонарей, которые Алина где-то раздобыла.
Стол ломится от еды: овощи, соленья, какие-то маринованные грибы, от которых пахнет так, что я почти забываю, что мы в бегах. А в центре – ее ватрушки, золотистые, пышные, как она сама. Я у мангала, переворачивая куски мяса, дым щиплет глаза, но я все равно не могу оторвать взгляд от Алины.
Она сидит на краю стола, болтая ногами, в этом своем платье, которое, клянусь, создано, чтобы доводить мужиков до инфаркта. Оно обтягивает ее формы так, что я вижу каждый изгиб – грудь, бедра, талию, которая будто просит, чтобы ее обхватили руками.
Волосы рассыпаны по плечам, в свете костра они отливают медом, глаза блестят, как у кошки, которая знает, что ты уже попался. Макс, как обычно, трещит без умолку, рассказывая какую-то байку про то, как он однажды застрял в лифте с двумя моделями и бутылкой текилы.
Алина смеется, запрокидывая голову, и я вижу, как ее шея открывается, кожа светится, и, черт возьми, мой член уже в который раз за вечер напоминает мне, что я не из камня.
Стискиваю шампуры так, что костяшки белеют. Если бы Макс не решил, что спереть яхту Лося – это гениальная идея, мы бы сейчас сидели в моем лофте, пили виски и, скорее всего, спорили, какой боевик пересматривать.
Но нет, этот идиот втянул нас в это дерьмо, и теперь мы здесь, в этой глуши, где единственный плюс – это Алина. Эта женщина – как граната с выдернутой чекой, и я, черт возьми, хочу быть тем, кто под нее кинется.
Она невероятно сексуальна, и каждый раз, когда она наклоняется, поправляя тарелку или подливая лимонад, я чувствую, как кровь приливает к местам, о которых лучше не думать, когда стоишь у мангала с раскаленными углями.
Я не дрочил с подросткового возраста – ну, серьезно, у меня всегда были женщины, которые справлялись с этим лучше, чем я сам. Но сегодня, глядя на Алину, я всерьез подумал, не сбежать ли в баню деда Аркадия, чтобы спустить пар.
Она двигается, как будто знает, что я слежу за каждым ее движением, и это не просто игра – это война, где я уже проигрываю. Макс, конечно, тоже не слепой. Он флиртует с ней, как будто это его профессия, подмигивает, кидает свои шуточки, и я вижу, как она отвечает – с той же дерзостью, с искрой, которая делает ее еще опаснее.
И, что странно, меня это не бесит. Наоборот, это заводит. Я вижу, как он хочет ее, и понимаю, что хочу ее так же. Мы с Максом всегда делили все – от проблем до выпивки, – но делить женщину? Это что-то новенькое.
Переворачиваю шампур, и мясо шипит, пуская сок. Алина встает, подходит к мангалу, и я чувствую ее запах – что-то сладкое, с ноткой ванили, как ее ватрушки. Она наклоняется, чтобы посмотреть на мясо, и ее платье чуть задирается, открывая бедро.
Стискиваю зубы, чтобы не сказать что-то, за что она меня прибьет. Или, наоборот, не прибьет, а это будет еще хуже.
– Ну что, Дэн, мясо не подгорело? – спрашивает Алина, и ее голос – как мед, который хочется слизать с губ. – А то я знаю, как вы, суровые парни, можете увлечься и все спалить.
– Мясо под контролем, – мой голос звучит ниже, чем обычно. – А ты, соседка, лучше следи за своими ватрушками. Они у тебя такие... аппетитные.
Она хмыкает, скрещивая руки, отчего грудь становится еще более... заметной. Я заставляю себя смотреть на мангал, но это как пытаться игнорировать ядерный взрыв.
– О, Дэн, ты все-таки умеешь говорить комплименты, – смеется, а я вижу, как Макс ухмыляется, подмигивая ей. – А я думала, ты только хмыкать мастер.
Макс подходит ближе, держа в руке стакан с лимонадом.
– Не обращай внимания, Алина, он просто стесняется. Но если что, я могу за него отдуваться. Хочешь, станцую для тебя? Я, знаешь, в юности на дискотеках был королем.
– Королем пьяных танцев, – бурчу, а Алина заливается смехом, так что ее грудь дрожит, и я снова отвожу взгляд. Дьявол, я же не монах.
И тут случается то, что я потом буду проклинать и благодарить одновременно. Алина, все еще смеясь, делает шаг назад, чтобы подразнить Макса, который уже начал изображать какой-то нелепый танец, размахивая руками, как ветряная мельница.
Она не замечает низкую скамейку позади себя, спотыкается, и я, не думая, бросаю шампуры и ловлю ее, пока она не рухнула прямо в траву. Мои руки обхватывают ее талию.
Алина падает прямо на меня, ее тело прижимается ко мне так плотно, что я чувствую каждый изгиб, каждую мягкую линию. Ее грудь прижимается к моей груди, бедра – к моим, и я клянусь, что мой член сейчас пробьет джинсы насквозь.
– Ох, – выдыхает девушка, глядя на меня снизу вверх, и ее глаза – как два озера, в которые я готов нырнуть без спасательного круга. – Дэн, ты что, всегда такой... быстрый?
Ее голос дрожит от смеха, но я вижу, как щеки розовеют, и чувствую, как ее дыхание касается моей шеи. Мои руки все еще на ее талии, и я не спешу их убирать.
Она не отстраняется, и это почти как разрешение. Мои мысли – сплошной порок: я представляю, как задираю ее платье, как мои пальцы скользят по ее бедрам, находят трусики, и…
– Только когда надо ловить таких, как ты, – мой голос хриплый, как после виски. Она улыбается, и я вижу, как ее губы чуть приоткрываются, будто она хочет что-то сказать, но вместо этого просто смотрит на меня.
Воздух между нами искрит, и я знаю, что Макс это видит, но мне плевать. Я хочу эту женщину так, что готов забыть про Лося, про яхту, про все.
Макс, конечно, не был бы Максом, если бы не испортил момент. Он хлопает в ладоши и кричит:
– Браво, Дэн! Это что, теперь ты у нас герой-спасатель? Алина, давай я тоже тебя уроню, чтобы проверить, кто ловит лучше?
Алина смеется, наконец отстраняясь, но ее рука задерживается на моем плече чуть дольше, чем нужно. Она поправляет платье, я вижу, как ее пальцы дрожат – не от страха, а от того же, что сейчас творится со мной.