И тьма смотрела в ответ

Париж. Утро после убийства.

Пролог

Париж. Январь. Четвёртая жертва.

Она бежала.

Не в панике — слишком поздно для паники. Скорее в отчаянии, как будто сама улица пыталась удержать её, запутывая ноги в корнях, в лужах, в тенях.

Сапоги скользили по булыжнику. Серый шарф болтался за спиной, как удавка, сбив дыхание. На каждом повороте — тишина. Та самая тишина, которая пахнет смертью.

Где-то вдалеке слышался скрип проезжающего такси. Но улица была пуста. Как будто город отвернулся.

Он шёл за ней.

Не торопясь. Не дыша. Он не нуждался в скорости. Он уже знал, где она споткнётся.

Она свернула за угол и… остановилась. Глухая стена. Тупик.

Слабое рыдание вырвалось из груди — хриплое, почти детское. Она медленно обернулась.

Он уже был там.

Высокий силуэт, пальто до колен, перчатки.

Лицо оставалось в тени. Только глаза — тёмные, спокойные, человеческие. Слишком человеческие.

— Зачем? — прошептала она. — Пожалуйста…

Он подошёл ближе. Его голос прозвучал, будто не из горла — изнутри:

— Потому что ты помнишь.

Она хотела закричать. Но он коснулся её лба — осторожно, как священник перед исповедью. И всё стало чёрным.

Позже, когда следственная группа приедет на место, они найдут только тело. Ни крови. Ни следов.

Только тонкую серебряную цепочку, аккуратно положенную на грудь — её не было в списке улик. Никогда.

Где-то в другом районе Парижа, ближе к рассвету, молодой мужчина с чёрными волосами вымоет руки до блеска, снимет перчатки, разложит их в ящик рядом с другими — аккуратно, как хирург.

И включит кофеварку.

У него впереди важный день.

Сегодня ему снова предстоит встретиться с инспектором Элиз Маршан.

Глава 1

Дождь всё ещё не утих.

Улицы были серыми и скользкими, как будто город сам устал от своей тайны. Сквозь густой туман едва угадывались очертания Латинского квартала. Париж будто затаился.

Élise Marchand стояла у временной ограды, зябко сунув руки в карманы пальто. Рыжие пряди выскользнули из под пучка и прилипли к щеке. Она не смахнула их. Глаза — карие, внимательные — не отрывались от тела, укрытого брезентом.

— Что у нас? — голос у неё был ровный, почти безжизненный.

Ясмина Шерон, невысокая, живая, в капюшоне и с планшетом в руке, вздохнула и кивнула к телу:

— Женщина, лет тридцати. Без документов, без телефона. Следов насилия нет. Но… — она понизила голос. — Положение тела. Руки вдоль тела, цепочка на груди. Всё так же, как у предыдущих.

Элиз нахмурилась. Её пальцы машинально нащупали в кармане блокнот.

Четвёртая жертва за последние восемь месяцев. Один и тот же почерк. Один и тот же ужас.

— Кто нашёл?

— Почтальон. Утром, около шести. Курит за углом каждый день. Ему показалось, будто кто-то стоит в переулке. Подошёл — а там она. Уже холодная.

— Камеры?

Ясмина пожала плечами:

— Ничего. Всё, что вокруг — старые дома, частный сектор. Одна камера на витрине пекарни, но угол неудачный. Опять ничего.

Элиз прикрыла глаза. Она чувствовала, как в голове начинает тихо пульсировать знакомая тяжесть — то ли напряжение, то ли злость. Или и то, и другое.

— Это не просто убийства, — сказала она тихо. — Это сцены. Он ставит спектакль.

— Театр смерти?

Элиз кивнула, глядя на тело.

— И зритель — мы.

В кабинете судебного центра было холодно. Элиз сидела за столом, просматривая распечатки. Перед ней — фото трёх предыдущих жертв. Все женщины. Возраст от 25 до 35. Никакой очевидной связи. Ни ДНК. Ни свидетелей.

Четвёртая — такая же. Только лицо другое.

В дверь постучали.

— Входите.

Вошёл Дамьен Арно.

Он был, как всегда, собранным. Тёмно-синее пальто, шарф, волосы чуть влажные от дождя. Он улыбнулся, но взгляд оставался внимательным. Профессиональным. Слишком спокойным.

— Утро, мадемуазель Маршан.

— Арно. — Она кивнула. — Я уже думала, вы не придёте.

— Я всегда прихожу, когда дело касается наших призраков.

Элиз жестом пригласила его сесть.

— У нас новая жертва.

— Знаю. Видел место. В новостях пока тишина, но это ненадолго.

— Как и обычно. — Она бросила фото на стол. — Всё то же. Даже цепочка.

Он склонился над фотографиями, хмурясь.

— Вы когда-нибудь задумывались, почему он так осторожен? Ни одной ошибки. Ни одной зацепки. Это… почти математическая точность. Или религиозная одержимость.

— Думаете, он фанатик?

— Думаю, он — перфекционист. И в своей голове — бог.

Элиз посмотрела на него. Он говорил спокойно. Как будто изучал не убийцу, а картину в Лувре. Это её раздражало… и одновременно завораживало.

— Бог. Интересная версия, — заметила она. — И кто его апостолы?

— Мы с вами. — Уголки его губ дрогнули. — Те, кто смотрит, но не может догнать.

Позже, в архиве, Элиз листала старые протоколы. Преступления за последние пять лет. Похожие случаи. Имена. Связи. Всё в голове складывалось в сеть, слишком запутанную, чтобы быть случайной.