И в сумерках придёт рассвет

Пролог. Серебряные розы

Теперь никто не станет слушать песен.

Предсказанные наступили дни.

Моя последняя, мир больше не чудесен,

Не разрывай мне сердце, не звени!

Ещё недавно ласточкой свободной

Свершала ты свой утренний полёт.

А нынче станешь нищенкой голодной,

Не достучишься у чужих ворот.

А.Ахматова

Ночь была лунной. И такой светлой, что казалось, сумерки только-только опустились на мир.

Полная сияющая луна заглядывала прямо в окно. И её серебристый свет преображал всё вокруг, делая очертания предметов размытыми, мистическими.

Ветер приносил в открытое окно запахи из сада: свежесть и горько-сладкий аромат роз.

В такую ночь просто невозможно было спать, внутри бушевали странные чувства. И Мара Джалина Вильсения долго ворочалась, не находя места. Наконец, она приподнялась и села, откинув одеяло.

Рядом на небольшой тахте мирно похрапывала нянечка. Мара Джалина беззвучно соскользнула с постели и на цыпочках прокралась к окну. Няня крепко спала.

Мару раздражало её присутствие и чрезмерная забота. Через двенадцать дней ей должно исполниться уже пятнадцать лет, но обычаи и порядки королевского дома Ринай требовали присутствия няни при принцессе до дня замужества. Мара считала себя уже достаточно взрослой и не нуждалась в такой опеке.

К тому же она подозревала, что после свадьбы няню просто заменят какой-нибудь служанкой или, того хуже, дюжиной фрейлин, как у её матери, королевы Далы Ладинны.

Вся столица Светлого края, по-эльфийски Лейндейла, серебрилась в лучах полной луны. Джалисон – Королевский сад роз – оправдывал своё название: запахи цветов опьяняли и манили.

Мара накинула на плечи шаль и тихо скользнула к двери. Она хотела прихватить книгу эльфийских преданий – её любимую, подарок отца на день рождения, но та лежала в опасной близости от няни. Замявшись на мгновение, Мара Джалина решила, что она и без книги прекрасно проведёт время, гуляя по ночному саду и мечтая о том, какой будет её первая любовь.

Она выбралась из замка лишь ей одной ведомым путем, не встретив стражников или слуг, и глубоко вдохнула ночной воздух. Тысячи великолепных цветов, растущих в королевском саду, отдали ночи свои изумительные ароматы, но Мара без труда различила самый яркий из них – нежный и свежий, словно весна, пришедшая среди зимних морозов.

– Это мои розы… – прошептала юная принцесса. – Пойду к ним.

И, закутавшись в шаль поплотнее, ибо ночной воздух был прохладен, она пошла по мраморной дорожке сада навстречу чуть заметному сиянию.

Тропинка вывела её к небольшой белой беседке, окруженной самыми удивительными и прекрасными цветами во всём Джалисоне. Это были настоящие эльфийские розы – серебряные, пахнущие сказкой. Они осыпали всё окрест звёздной пыльцой, и сияние, что разливалось вокруг них, было ярче света полной луны, царящей на небосводе.

Мара Джалина постояла рядом с ними, наслаждаясь ароматом, коснулась нежной рукой бутона, окрасив ладонь хрустальной пыльцой.

И, наконец, взобралась с ногами на белую резную скамеечку и решила немного помечтать.

Она хотела представить, каким будет тот, кому она отдаст сердце, как она встретит своего принца, а ещё… Он непременно должен спасти её от какой-нибудь опасности.

Но, как ни странно, мечтать сегодня не получалось. Смутная тоскливая тревога глодала её сердце, а перед глазами вставал образ лишь одного героя – правда, он не был её принцем.

Джастин был её рыцарем, другом и защитником. Мара подозревала, что в этом виноваты эльфийские розы, ведь именно Джастин подарил их Маре на тринадцатый день рождения. Самый прекрасный подарок из всех, что были ей тогда преподнесены.

Конечно, ей были милы и другие дары: книга эльфийских преданий – от её отца, короля Тиарена Ринай (правда, позже Мара узнала, что подсказал ему такой подарок всё тот же Джастин), роскошное лиловое платье – от мамы Далы Ладинны Рия, а ещё богатый лёгкий лук и стрелы – от дяди с Востока. Его, короля Остенграда, она видела лишь трижды в жизни. Но розы Джастина затмили всё остальное.

В Джастина Мара была влюблена лет с восьми. Самый благородный и красивый из рыцарей короля, он был её личным вассалом, нянчил с пелёнок, словно старший брат, и юная принцесса не чаяла в нём души, впрочем, как и Джастин в ней.

Она помнила его ещё совсем юным, теперь же он был уже настоящим воином. Высокий и статный, с умными серыми глазами, русыми волосами и доброй улыбкой, сильный и надежный – мечта всех девушек в столице.

Но, главное, Джастин всегда относился к Маре как к взрослой. Она была очень упрямым ребёнком, и порой ни отец со строгими выговорами, ни мать с ласковыми увещеваниями не могли её наставить на путь истинный. Это удавалось лишь Джастину, который умел шутить с очень серьёзным выражением на лице и читать нравоучения, даже самые скучные, так, что Мара хохотала до слёз, а потом послушно исполняла то, что от неё требовалось.

Мара Джалина знала, что Джастин никогда не станет ей больше чем другом, но ей так хотелось, чтобы её принц оказался бы непременно похож на него. С годами её детская влюбленность и слепое обожание переросли в истинное уважение и бесконечное доверие. Никому другому она не верила так, как Джастину!

***

Тихий шелест ветвей вывел Мару из раздумий, и она вздрогнула, когда из полумрака к ней навстречу бесшумно шагнула тень в сером плаще.

1 Эльфийское сердце

Глава I «Сумеречная звезда»

Эльфийское сердце

Было душно от жгучего света,

А взгляды его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился – он что-то скажет…

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

А. Ахматова

Мрак исчез. На смену ему явился тусклый свет, вливавшийся в дверь маленького деревянного дома с низким потолком.

Но Мара так отвыкла от солнца, что и этот сумрак больно резал по глазам. Эта серая полумгла стала первым, что увидела Мара Джалина, очнувшись.

– Она пришла в себя. Значит, выживет… Накормите её и давайте побольше питья! А я теперь могу уйти.

– До свидания, господин знахарь! Да воздаст вам Творец за вашу доброту! – услышала она голоса, долетавшие откуда-то издалека.

Потом чей-то силуэт на миг закрыл дверной проём и исчез.

Мара чуть шевельнулась и увидела встревоженные лица: женщины лет сорока пяти в тёмном платье, мужчины, чьи каштановые волосы и бороду уже изрядно тронула седина, и девушки с ярко-рыжей копной вьющихся волос. Эти огненные локоны были столь ярким пятном в мрачном доме, что Маре вновь стало больно глаза, и она на миг закрыла их.

– Как ты, девочка моя? – ласково спросила женщина.

– Смотреть больно. И сил совсем нет… – тихо прошептала Мара, едва выговаривая слова. Во рту пересохло, и губы потрескались, так что ответ дался ей с трудом. – Где я? И кто вы?

– А ты разве не помнишь, что случилось? – спросила женщина.

– Нет, – ответила Мара.

Память её тонула в тёмном омуте мрака и тишины. Единственное, что она не забыла, её имя – Мара Джалина.

– Совсем ничего? – изумилась девушка с огненными волосами.

– Неудивительно, – рассудила женщина, – после того, что с тобой бедняжкой стряслось. Ты уже столько времени в беспамятстве да горячке, и ещё пожар, и… Видно, всё это нагнало страху на тебя.

– Кто вы? – спросила Мара снова.

– Я… твоя тётя, Мирна. Твой дядя – Бат. А это Джайна, наша дочь и твоя сестра. Мы живём в деревне в Северном лесу. Тебя привёз наш родич. Кали. Его ты тоже не помнишь? Случилась беда, моя девочка, твои родители погибли в огне. Они жили неподалеку. Ваш дом сгорел. Теперь, Мара Джалина, ты будешь жить с нами. Чудо Творца, что тебе удалось спастись, и я рада этому! – закончила Мирна.

– Значит, я сирота? – тихо сказала Мара.

И хоть и не осталось у неё в памяти ничего, что поведало бы ей, какими были её родители, всё же сердце сдавила горькая тоска, и стало трудно дышать от навалившегося тяжким грузом невыносимого одиночества.

– Спасибо за заботу, тётя Мирна! Всем вам спасибо!

Мара отвернулась к стене и безутешно заплакала.

Потом она уснула, но теперь уже обычным спокойным сном, после которого пошла на поправку, а вскоре уже бродила по деревне.

***

Дни полетели за днями…

Мара сдружилась с рыжеволосой Джайной, и та нередко говорила, что счастлива обрести такую сестру. Мара быстро запоминала всё вокруг: жителей деревни, названия ручьев, тропы в лесу, но прошлое её оставалось загадкой, которую она не могла разгадать.

Однажды – это случилось на следующее лето, после того, как Мара очутилась в Северном лесу – Джайна и Джалина отправились за ягодами. Лесные тропы, знакомые Джайне, заводили их всё дальше.

Внезапно, выйдя из ельника, они увидели ниже по склону светлый ручей.

По его берегам росли сплошной стеной плакучие ивы. Две из них образовывали арку, как вход в волшебную страну, и лес по ту сторону, казалось, светился.

– Что это? – изумилась Мара.

– Эльфийская Долина, – восхищенно прошептала Джайна. – Там живут настоящие эльфы.

– Ты их видела? – не поверила Мара Джалина.

– Нет, но они там есть. Несколько раз я приходила сюда и хотела посмотреть, но, заслышав их голоса или песни, пугалась и убегала. В деревне не любят эльфов и запрещают приближаться к их Серебряному лесу.

– Почему? – удивилась Мара. – Я даже не знала об Эльфийской Долине. Почему здесь не говорят об этом?

Джайна пожала плечами:

– Говорят, эльфы жестоки, не любят чужаков и убивают всех, кто нарушает их границы. Говорят, они ненавидят людей. Словом, от них лучше держаться подальше. А ещё могут заманить в свой круг и затанцевать до смерти. Или оставить тебя в своих владениях навеки. Ведь в Серебряном лесу время течёт иначе – не заметишь, как годы пролетят. Они коварны, но болтают, красивее их не сыскать на всем белом свете. И так хочется увидеть их хоть одним глазком!

– Глупости! – фыркнула Мара Джалина. – Глупости, всё, что болтают. Эльфы прекрасны. Они мудры и светлы, их души чище и благороднее людских. Они чувствуют добро и зло на расстоянии, и умеют говорить с деревьями и травами, птицами и зверьми, и даже реки послушны им.

– Откуда ты это знаешь? – удивилась Джайна.

Мара помолчала и, пожав плечами, ответила:

– Не знаю, наверное, кто-то рассказывал мне тогда, раньше…

– Так значит, ты не боишься эльфов, как детишки из деревни? – глаза Джайны озорно блеснули.

– Нет, не боюсь, – утвердительно кивнула Мара.

– Тогда пойдём со мной! Вдвоём и мне не страшно, – и схватив Мару за руку, девчонка побежала к Ивовым воротам, и её рыжие волосы сияли на солнце, как пламя костра.

***

Открывшаяся им картина потрясала воображение.

2 Эльфийское сердце

Замок мага Катараса был богат и раскошен, но это не делало его уютнее.

Даже днём здесь царил мрак, не смотря на горящие свечи и факелы. Словно жилище короля-чародея желало быть таким же тёмным, как его сердце.

Катарас глядел в узкое окно башни. Взору его открывался безрадостный вид.

Земля Каран Гелана была проклята и бесплодна. Не жили здесь земледельцы, чтобы возделывать её. Холмы в любое время года оставались ржаво-бурыми и даже весной не преображались, а лишь слегка меняли цвет.

Эта земля была пронизана вековой ненавистью и залита кровью народа, населявшего её до прихода войск Чёрных Чародеев.

Может быть, поэтому Катарас получил такое удовольствие, когда обратил в пепел Джалисон – цветник Светлого края, обитель роз и красоты. Он изувечил самое сердце Лейндейла, обратив его в пустыню.

И это был ещё не конец…

За спиной громко хлопнула дверь, и маг обернулся, уже зная, кого там увидит. Во всём замке лишь одно существо могло позволить себе такие вольности – его советчица, ведьма Каргиона.

Они стояли напротив друг друга – великий маг и не менее великая ведьма.

Высокий, почти лысый, дряхлеющий король всегда носил тёмные одежды и чёрную кольчугу. Его кожа мертвенно-серого оттенка была изрыта оспинами и усеяна морщинами. Довершали весь облик выпуклые водянистые глаза.

Старая, горбатая, высохшая колдунья была ему под стать. Каргиона с крючковатым носом, тёмными, как уголь, глазами, пальцами, когтистыми, как лапы хищника, походила на большую нахохлившуюся птицу.

По кривым угловатым плечам её спадали пакли некогда чёрных, а теперь седых волос. Она носила бесформенный балахон, но крючковатые пальцы и морщинистую шею изрядно украшала драгоценностями.

Они стояли и глядели друг на друга, столь мерзостные и внешне, и внутренне, пронизанные ненавистью к миру, к собственным отвратительным телам и друг другу, что дневной свет тускнел, падая на них, как в трясине увязая во тьме их душ.

Но ненависть друг к другу, как ни странно, связывала этих двоих в одно целое, а ненависть к собственному уродству заставляла презирать любую другую красоту, молодость и саму жизнь.

– Ну? – сказала Каргиона вместо приветствия. – Доволен ты своими делами?

– Ещё бы! – ухмыльнулся Катарас. – Мир у моих ног. Почти весь Светлый край принадлежит мне. Конечно, остались нетронутыми эльфийские владения, пока обороняется Остенград, и Дикие Земли ещё не изведали поступь моего воинства, но это лишь вопрос времени. Мне греет душу пепелище Джалисона. Но больше я не намерен разрушать всё, что завоёвываю. Мне нужно богатство, снедь, оружие, скот, рабы. А, используя твою магию, однажды можно оказаться посреди пустыни, усыпанной пеплом. Тогда мне некого будет покорять.

– И как далеко ты собираешься зайти? – поинтересовалась ведьма голосом хриплым, будто карканье вороны.

– Я не успокоюсь, пока мои воины не дойдут до побережья Серебряного моря. А может, и ещё дальше… Где-то там лежат благословенные эльфийские земли, отчего они должны быть доступны только для них, избранных Творцом остроухих тварей?

– Боюсь, ты на этом споткнёшься, – съязвила Каргиона. – Занялся бы лучше тем, что у тебя под носом…

Катарас нахмурился. Обладая огромной армией и магической властью, он был вынужден держать при себе эту старуху. Ибо она была его разумом. Она строила планы, предупреждала об опасностях, давала дельные советы и могла предвидеть, к чему приведёт то или иное действие.

Теперь Катарас уже понял, что Каргиона принесла дурные вести, и это вывело его из себя.

– Ну? – он уселся в огромное приземистое кресло, жалобно скрипнувшее под ним. – Что ты узнала?

– Ничего нового, – уклончиво ответила ведьма, – лишь то, что уже давно тревожило меня, и должно было тревожить тебя, мой повелитель.

– О чём ты? – разозлился Катарас.

– Королевский замок сгорел, – начала Каргиона, – как и Королевский сад. Оставшихся в живых можно перечесть по пальцам. Но… – ведьма выдержала паузу, – среди обгоревших тел в замке не нашлось юной принцессы. Где же она? Может, в саду? Нет, там её тоже не оказалось. Её нет нигде!

– Опять ты об этом, – махнул рукой Катарас, словно отгоняя надоедливую муху. – Я уже говорил тебе, она не могла спастись. Даже если она выбралась из замка, то, наверняка, была ранена и сгинула где-нибудь в лесу.

– А что, если нет? – прошипела ведьма. – Ты знаешь, мой повелитель, весь Джалисон сгорел, и только её серебряные розы оказались нетронутыми. А средь всего сада, средь пепла, уцелела лишь узенькая тропа, ведущая к Северным воротам. Маленькая тропка, на которой как раз бы хватило места для юной принцессы. Ведь это знаки! Знаки, говорящие, что она жива.

– Может и так, – согласился маг.

– Может? – взвизгнула Каргиона. – А это тогда что?

Ведьма швырнула на колени Катарасу небольшой портрет в резной деревянной рамке: на белом полотне шёлком вышито лицо юной девушки, почти ребёнка.

– Этот портрет уцелел в комнате, где всё выгорело дотла. Остался только он – огонь не совладал ни с деревом, ни с шёлком. Знаешь, кто это? Это она – Вильсения Ринай!

– Ладно, – наконец согласился Катарас, – пусть она жива… Что с того? Меня это не страшит. Глупая желторотая девчонка. К тому же магия не могла ни ранить её. Возможно, её разбил паралич, или она лишилась разума, онемела, оглохла, ослепла. Для всех в Лейндейле принцесса мертва. И даже если откроется правда, стоит ли думать об этом? Я непобедим. Она не сможет остановить меня. Ты напрасно беспокоишься, друг мой.

– Надеюсь, что зря.

Каргиона, прихрамывая, подошла к окну.

– Но вчера я случайно заглянула в книгу Кара. Ты ведь знаешь, он был великим пророком. И вот что случайно попалось мне на глаза… Ты слышал, я говорю – случайно, но я не верю в случайности. Это было предупреждение. Предупреждение тебе и мне о великой опасности.

Катарас выжидающе смотрел на ведьму, гадая, что она скажет дальше.

3 Эльфийское сердце

Прошла зима, и полная забот и хлопот весна, и новое лето не заставило себя ждать.

А вместе с ним вновь открылась возможность бродить по границе Эльфийской Долины. Единственное, что огорчало подруг – до сих пор они так и не встретили здесь ни одного эльфа, хоть и так мечтали об этом.

А меж тем эльфы были совсем рядом, живя своими заботами и отмеряя время не столь быстро убегающими днями.

Мир вокруг Эльфийской Долины темнел, и, так или иначе, это не могло не отразиться на жизни древнейшего из народов Светлого края. Зло ещё пока не смело вползти под своды Серебряного леса, но эльфы уже несли добровольные дозоры на границе своих владений. Они бродили по мшистым тропам, выслеживая чужаков, вторгающихся в их владения и исправляя деяния рук человеческих.

Так было и в тот день, когда Мара и Джайна вновь отправились в Эльфийский лес…

По широкой тропе, устланной мягким ковром мха, шагали две пары лёгких эльфийских ног. Оба элдинэ были совсем юными. Лишь сравнительно недавно их признали взрослыми.

Эльфийские дети быстро растут, гораздо быстрее человеческих: лет за тринадцать они достигают совершеннолетия и выглядят, как люди в двадцать-двадцать пять. Если, конечно, можно сравнивать возраст и внешность столь разных существ. После этого эльфы уже никогда не стареют. Так что самые древние из них выглядят, по меркам людей, лет на тридцать-сорок.

Впрочем, будучи бессмертными, эльфы мало значения придают возрасту. Они оценивают собратьев по взрослению их ума и превыше всего ценят мудрость.

Что касается двух юношей, шагавших по лесу, им едва перевалило за тридцать, и в глазах других эльфов они были ещё мальчишками. Высокие и стройные – впрочем, это не слишком подходящие слова для описания эльфов, ибо они столь гибкие, лёгкие, быстрые и ловкие создания, что кажутся почти бесплотными.

Оба светлые. Но старший – Эктавиан – был белокурым, как снег, а его волосы, собранные в хвост, спускались ниже лопаток.

Тот, что был младше и звался Лиарином, имел волосы до плеч с лёгким золотистым отливом.

Они несли в руках по луку, отделанному серебром.

Эктавиан напевал весёлую песенку, и птицы, звенящие в листве сияющих деревьев, заслышав звонкий голос эльфа, слетались к двум друзьям, а некоторые даже садились на плечи, вторя певцу.

Как прекрасен дождь свежестью своей!

Как прекрасно солнце в жаркий летний день!

И прохладный лес тайною своей!

Как непостижима неба высота!

Как чиста вода хрустального ручья!

Как волшебен свет недоступных звёзд!

Но всего прекраснее нежность твоих слов!

Как своей загадкой манит свет луны,

Но всего на свете красивее ты!

Ты – моя любовь! Ты – моя звезда!

Ты – моя отрада! Ты – моя судьба!

Мира красота, неба высота,

Ты – мой светлый сон!

Я люблю тебя!

Эктавиан остановился на пригорке и, подняв руки к небу, пропел ещё раз последнюю строку нараспев:

Я люблю те-е-е-бя-я-я!

На одной ладони у него сидела пёстрая птичка лазоревыми крылышками, а на другой –ярко-синяя птаха с длинными раздвоенным хвостом и рыжим хохолком. На последнем слове птицы вспорхнули и устремились ввысь.

Лиарин рассмеялся, аплодируя, спугнув тем самым птичек, сидевших у него на плечах.

– Итак, – провозгласил он, и голос его был звонким, как ручей, и удивительно глубоким одновременно, – твой гимн во славу прекрасной Элинэли был услышан всем лесом. Надеюсь, птицы донесут его и до её нежных ушей.

– О, я надеюсь на это ещё больше! – смеясь, заметил Эктавиан. – Но, если труды мои пропали понапрасну, не беда. У меня ещё будет возможность спеть ей не одну ночную серенаду.

Настроение у эльфов было приподнятое, и они проворно шагали лесными тропами, весело болтая.

– Глаза твои, друг мой, так и лучатся счастьем, и это наполняет и моё сердце радостью! – воскликнул Лиарин.

– Ещё бы, – отозвался другой эльф, – ведь скоро красавица Элинэль, самая неотразимая дева Элтлантиса, дочь Великого князя Элирана, станет моей женой на всю долгую вечность! Однако я был бы ещё более счастлив, – продолжил Эктавиан, – если бы глаза моего лучшего друга тоже светились любовью и счастьем. Конечно, Элинэль краше всех в нашем лесу, да и во всём Светлом краю, но её сестра Лиадран не хуже. Чего ты тянешь? Все давно ждут вашей свадьбы.

– Вот именно: все ждут, – Лиарин как-то сразу помрачнел, – а я не жду. Я знаю, Эктавиан, что Лиадран очень красива, и хотела бы стать мне женой, но я ведь не виноват, что мы с детства были неразлучны: ты, я и дочери Элирана. Мы и сейчас добрые друзья, но сердце моё молчит, когда она рядом. Да и в том, что она любит меня, я сомневаюсь – просто она привыкла к мысли, что я принадлежу ей. Ведь так ей твердили с рождения.

– Сердце его молчит! – передразнил Эктавиан. – Как оно может молчать рядом с такой красавицей? Не понимаю. Говорят: «Сердце эльфа – жаркий уголёк, но он заключён в кристалл льда, и лёд этот никогда не тает». Наверное, это про тебя – Сердце-Ледышка, пусть и зовут тебя Лиарин – сердце, сияющее светом.

– Любовь – сделала тебя ненормальным, – заметил Лиарин, нисколько не обижаясь на слова друга.

А Эктавиан снова запел свою песенку:

– Как прекрасен день свежестью своей!

– Ты не забыл – мы охраняем границы, – напомнил ему Лиарин, – а ты своими песнями предупреждаешь врагов о нашем приближении за версту.

– Так пусть бегут, пока могут! – крикнул Эктавиан и легко поднялся на холмик, поросший мокрой от росы полынью.

– Как чиста вода хрустального ручья!

– Стой! – веско бросил Лиарин.

Беззаботность исчезла с его лица. Он напрягся, весь обращаясь в слух. Лиарин учуял что-то иным, доступным лишь эльфам виденьем и теперь пытался выяснить причину беспокойства.

4 Эльфийское сердце

В это лето Маре исполнилось восемнадцать лет, хотя она и не помнила об этом, и день рождения праздновала вместе с Джайной зимой.

В один из июльских дней всё было как обычно: Мара взяла корзину из ивовых прутьев и отправилась в лес собирать ранние грибы – сосновки. Сегодня Джайне нашлась работа в огороде, и Маре было как-то не по себе без своей вечной спутницы.

Дороги привели к ивовой арке, и она с минуту смотрела на неё, борясь с почти непреодолимым желанием войти. Тревожно было у Мары на сердце сегодня, а этот вход в светлую Эльфийскую Долину казался спасением от всех бед и невзгод.

И вдруг Маре почудилось, что её окликнул голос Джайны.

Она оглянулась – в пустом лесу некому было звать её, но голос, казалось, прозвучал прямо в её голове. И Маре вдруг захотелось вернуться домой, причём так сильно, как только что хотелось уйти в Долину эльфов.

Она развернулась и пошла обратно, сначала медленно, потом быстрее, и наконец уже бежала, словно боялась куда-то опоздать.

Но она опоздала…

Мара поняла это, добежав до окраины леса. Взору открылась поистине ужасающая картина разрушения.

Всё поселение казалось перевернутым вверх дном: распахнутые, сорванные с петель двери, сломанные заборы, несколько домов полыхали, и огонь быстро поглощал их обгоревшие остовы. И всюду, куда ни глянь, изувеченные, залитые кровью тела людей – её знакомых, соседей, друзей, и лишь три чужака в чёрной форме и стальных кольчугах.

Пламя охватило дома Раренов, Налтов и Хакли, и чёрный зловещий дым расползался по Сосновой горке. Большая рыжая собака жалобно выла, зализывая израненный бок.

Мара ступала как в кошмарном сне по этой жуткой деревне, где не осталось ни одной живой души, машинально зажимала себе рот ладонью, чтобы не закричать, не зарыдать в голос, но слёзы струились по лицу.

Наконец она достигла дома дядюшки Бата. У ворот лежало тело ещё одного воина в чёрном.

– Каран Гелан… – прошептала Мара в ужасе. – Они искали меня!

В следующий миг она уже не смогла сдержаться и зарыдала.

Дядя Бат был пришпилен длинным копьём к стене сарая. Его простая льняная рубаха побагровела от крови. Тётя Мирна лежала на пороге дома, невидящим взором глядя в небеса – из груди её торчало три стрелы. Мара упала подле неё на колени, целуя мёртвое лицо, закрыла её светлые глаза и оглянулась, всматриваясь в полумрак дома.

Она не смогла подняться с колен, когда увидела рыжее пламя волос Джайны, сияющих в углу возле очага. Ползком Мара добралась до названной сестры, положила её голову на свои колени, вырвала кинжал из её сердца и долго рыдала, ласково перебирая огненные пряди.

Однажды она уже потеряла всё, пусть и не помнила, как это случилось, пусть магия и вырвала из её памяти осколки прошлых дней, заключив душу в зачарованную ловушку небытия, но боль всё равно не отпускала. Теперь Мара вновь лишилась самого дорогого, и причиной сего были два слова: Каран Гелан – проклятие, разрушившее её жизнь.

– Ах, зачем, зачем я ушла сегодня в лес?! – шептала она не в силах смириться с потерей столь юного и прекрасного создания как Джайна.

Ещё утром она смеялась вместе с сестрой, видела её задорную улыбку, и больше её нет. Разве с этим можно примириться?

– Лучше бы я осталась! Лучше бы я лежала здесь вместо тебя! О, Творец, как несправедливо! Ведь они меня, меня искали… – плакала Мара Джалина от ненависти и злости на саму себя и свою судьбу. – Я погубила вас всех, всех! Я не могу больше жить так. Простите меня! Джайна, дядя Бат, тётя, простите меня! О, Творец, за что? За что?

И вдруг до её слуха донёслись голоса с улицы и цокот копыт, словно кто-то пришёл дать ответ на её вопрос.

– Обшарь дом! Авось, сыщешь чего. Знать бы, где разыскивать теперь, – услышала она грубый мужской голос.

Вначале ей стало страшно, но ненависть и боль заглушили ужас. Она подняла с пола лук и стрелу, которую Джайна видимо так и не успела вложить, и натянула тетиву.

Она ждала…

И вот чёрный воин показался в дверном проёме. Расстояние между ним и Марой было небольшим, и стрела без труда пробила кольчугу.

Мужчина вскрикнул и упал на пороге. Когда Мара хотела выскочить наружу, он попытался схватить её, и та, не раздумывая, обрушила на его голову лук.

Она вырвалась на улицу, вкладывая в лук ещё одну стрелу, найденную снаружи у порога дома.

Из-за сарая появился второй воин, привлечённый шумом. Мара выстрелила вновь, но этот оказался проворнее – успел отклониться, и стрела прошла мимо, лишь мимолетно оцарапав руку.

– Ух, зараза! – свирепо заорал он.

И Мара, отшвырнув лук, со всех ног бросилась наутёк.

Она бежала так быстро, как никогда в жизни, перепрыгивая, как лань, через мёртвые тела, обломки дверей, завалившихся заборов, какой-то телеги, неслась к спасительному лесу, до которого уже оставалось совсем немного.

Но вслед за ней уже мчалась погоня: раненые воины прокладывали на лошадях дорогу среди трупов. Мара услышала крики и увидела, что с запада ей наперерез несутся ещё три всадника.

«Только бы успеть добежать до леса!» – взмолилась Мара мысленно.

И она успела скрыться средь кустов орешника, прежде чем её настигли.

Но преследование не было окончено. Всадники побросали лошадей и, бранясь, ринулись в лес. Зазвенели мечи, прокладывая новые тропы средь кустов и листьев папоротника.

Но здесь преимущество было на стороне Мары – она знала каждое дерево в этом лесу.

И всё-таки погоня не отставала.

Мара Джалина старалась не показываться на открытых местах, бежала всё дальше вглубь леса, к поросшему ивами берегу ручья. Она знала, что Эльфийская Долина – её единственный шанс спастись, ибо надеялась, что воины Каран Гелана не посмеют сунуться в обитель эльфов. Силы уже покидали, в груди горело от быстрого бега, и пот струился по лицу, когда она наконец увидела Ивовые врата, и свежий серебряный туман окутал тропу.

***

5 Эльфийское сердце

Ночи в Элтлантисе были светлы. Оттого ли, что луна здесь сияла как-то особенно, или причина крылась в серебряном тумане, но даже после заката можно было спокойно бродить по таинственным тропам.

И Мара шла, изредка присаживаясь и отдыхая. Совсем уже измученная и усталая она улеглась на ковер из зелёного мха у подножья раскидистого дерева и уснула.

Проснувшись с первыми лучами солнца, продолжила свой бесцельный путь.

Блуждания вывели её к реке, неглубокой и чистой, вдоль которой Мара и пошла, размышляя о том, что же ей делать дальше.

Она вновь стала сиротой, у неё теперь не было дома, незачем было спешить, некуда возвращаться.

Прекрасный эльфийский князь спас вчера её жизнь, но что теперь ей делать с этой жизнью? «Каждая жизнь бесценна!» – так он сказал. Интересно, чего стоит её?

У Мары никого не осталось, денег тоже не было. Пока, блуждая по лесу, она ела ягоды и дикие яблоки, но что будет потом?

Положение было отчаянным. А боль от потери близких и вовсе лишала последней силы воли.

Ей не хотелось бороться за своё существование, пусть оно и имело особое значение в глазах Творца. Ей хотелось уснуть и не проснуться.

В столь мрачных думах путница вышла на берег озера. Небольшое, мелкое, с песчаным дном – оно было похоже на волшебное зеркало, и даже ветер не смел нарушить его покой случайной волной.

«Вот что мне нужно!» – подумала Мара.

Не раздеваясь, только подобрав юбку, она быстро вошла в воду. Прохладная влага остудила усталые ноги и, казалось, влила в них новую силу.

Мара, нагнувшись, вымыла лицо, шею и руки, провела влажной ладонью по груди.

Наверное, эльфийская вода обладала какими-то особыми свойствами, потому что Мара Джалина вдруг почувствовала себя отдохнувшей, на смену отчаянию пришло желание жить и бороться. Она решила, что не станет лить слёз, оплакивая своё прошлое и сетуя на нынешнее бедственное положение, а лучше поищет решение своих проблем.

Присев на берегу, Мара вынула из кармана сладкое душистое яблоко и, перекусив им, задумалась, куда идти дальше.

Здесь её и заметили…

***

– Заповедное озеро! – воскликнул Лиарин.

– Ну, это уже переходит всякие границы! – возмутился Эктавиан. – Словно все чужаки Лейндейла решили нанести нам визит в эти два дня. Когда же закончатся эти непрошеные гости? Заповедное озеро – это уж слишком!

– Такое карается смертью, – поддержал его Лиарин.

Эльфы проворно сбежали вниз по течению реки и замерли изумлённо.

– Это она... – прошептал Эктавиан.

– Сам вижу, – отозвался Лиарин.

На песке, у кромки воды, сидела Мара, словно русалка, выплывшая на бережок, и грызла жёлтое, как мёд, яблоко.

– Ну, и что мы будем делать? – спросил Эктавиан. – Не знаю как ты, а я не могу её… карать смертью, пусть даже она по глупости и незнанию влезла в священное озеро Лианэли.

– Так что же нам отпустить её, куда глаза глядят? – озадаченно спросил Лиарин. – Боюсь, она натворит что-нибудь похуже купания в Заповедном озере…

– Это точно, – согласился белокурый. – Людям нельзя находиться в Элтлантисе. Великий князь Элиран разгневается, когда узнает про всё это. И повелит выставить её прочь из Эльфийской Долины.

– А там беглянку, скорее всего, поджидают воины Каран Гелана… – хмуро продолжил его мысль Лиарин.

Друзья переглянулись.

– Ты думаешь то же, что и я? – спросил Эктавиан. – В конце концов, мы ведь эльфийские князья, наше слово не пустой звук! – добавил он возмущённо.

– Бесспорно, – согласился Лиарин. – К тому же… у тебя свадьба. Как жених, ты имеешь право позвать гостей. Если мы приведём её как гостью, кто посмеет её прогнать?

И эльфы зашагали к берегу озера…

***

Мара увидела отражение Лиарина на безмятежной зеркальной водной глади и зажмурила на миг глаза, полагая, что ей это почудилось. Но отражение не исчезло, а улыбнулось. Она обернулась и удивлённо вскрикнула.

– Здравствуй, Мара Джалина, – сказал эльф.

Рядом с ним стоял ещё один, разглядывающий её с нескрываемым интересом.

– Эктавиан, сын Лароса из рода Лаудуса. Моё почтение госпоже Маре! – сказал любопытствующий с поклоном.

Она совсем смутилась, услыхав обращение госпожа.

– Моё почтение и пожелание всех благ господину Эктавиану и господину Лиарину! – ответила она, покраснев и тоже кланяясь.

– Отчего госпожа Мара до сих пор бродит по нашему лесу? – спросил Лиарин.

– Мне некуда идти, – просто и честно ответила Мара и добавила: – И не нужно называть меня госпожой!

Рядом с прекрасными эльфийскими князьями это обращение казалось насмешкой над её злополучным положением. Но отчего-то ей стало не по себе, когда она сказала эту фразу… Как будто она уже много раз говорила её – только вот где и когда?

– Вы – наша гостья и, значит, госпожа, – возразил Эктавиан. – Тем не менее, вы нарушили законы Эльфийской Долины, госпожа Мара Джалина! Это место священно для нашего народа, и вам должно быть известно почему. Ведь и эта река, и эти хрустальные воды носят имя Лианэль. Вы вошли в неприкосновенное озеро, госпожа, – закончил эльф.

Она отскочила от лениво набегавших на берег волн, как от жгучих языков пламени.

– Не может быть! Ой, но я не знала! Простите меня! Если бы я догадалась, то ни за что не дерзнула бы прикоснуться к вашей святыне.

– Что сделано, то сделано, – заявил Лиарин непреклонно, – и вы заслужили страшную кару. В наказание за ваше злодеяние, – строго добавил он, – вам придётся исполнить пару песен на свадьбе и погостить у нас в Элтлантисе.

– Погостить у вас? – Мара улыбнулась, с облегчением осознав, что ничего дурного ей не грозит.

Но тут же на лицо ей как будто легла тень.

– А у кого свадьба?

– У меня! – гордо объявил Эктавиан.

– Конечно, я с радостью приму ваше приглашение, господин! – просияла девушка. –Это такое счастье! Я даже мечтать не могла, что однажды попаду на настоящую эльфийскую свадьбу.

6 Эльфийское сердце

Приближался день свадьбы, вернее, вечер и ночь.

Мара постепенно знакомилась всё с большим числом обитателей Города-Зелёных-Шатров. Все они были почтительны с ней, некоторые проявляли живое участие и сочувствовали, но в большинстве своём были достаточно сдержанны и холодны.

Мара не могла винить их в этом. Такова была многовековая традиция, требовавшая чёткого соблюдения: «Эльфы и люди не должны соприкасаться. Так лучше для всех».

Люди считали эльфов бессердечными и высокомерными. Кроме того, Элдинэ владели магией, которую безгранично боялись смертные.

Эльфы же полагали, что люди грубые, недалёкие, невежественные создания. К тому же падки на соблазны и губительны для всего, чего касается их рука.

Мара справедливо посчитала, что её в Городе эльфов встретили ещё очень даже ласково. Она иногда представляла, что было бы, приведи она вот так в свою деревню Лиарина или Эктавиана.

Эльфы дали ей приют, в котором она так нуждалась, и она была благодарна за это.

Наконец настал долгожданный день свадьбы. У Белого Дворца установили столы для пиршеств. Они ломились от диковинных разнообразных яств.

Здесь не было только мяса и рыбы. Эльфы не убивали животных, ели только плоды, грибы, зёрна, орехи. Они брали у леса то, что лес отдавал с радостью. Для них весь мир вокруг был наполнен разумом и жизнью.

***

Как только солнце село, и взошла луна, настало время церемонии.

Эльфийский народ собрался на Мраморной площадке. В центре её в этот вечер распустился круг из золотых цветов. Здесь должен быть заключен брак.

Как узнала Мара от Лиарина, проведение свадеб было обязанностью и правом Великой княгини Лаяны, другими заботами народа ведал князь Элиран.

Лаяна уже стояла в центре цветочного круга. Она была одета в платье янтарного оттенка, сверкающее, будто солнечные лучи, и голову её венчала корона.

Именно на княгиню была похожа Элинэль, а младшая её сестра более походила на отца – волосы правителя эльфов также сияли пепельным серебром.

В первом ряду гостей стоял Великий князь Элиран, родители Эктавиана, Лиарин, Лиадран и сама Мара (что было великой честью для чужака-человека).

Эльфы расступились, и Мара Джалина увидела, как по мраморной дорожке шли рука об руку Элинэль и Эктавиан.

Княжна сегодня казалась ещё краше, чем всегда. На ней было синее платье, цвета вечернего неба, на котором мерцали вышитые серебром звёзды. Сияющая вуаль летела за её плечами, венок из белых лилий украшал тёмные волосы.

Эктавиан, напротив, был в светлых одеждах. Лёгкий белоснежный плащ украшала вышивка серебром.

На груди у эльфов блистали, как звёзды, камни-самоцветы, подобные тем, что дремали на ветвях Кэнтрианэ.

Встав вполоборота к Лаяне, жених и невеста не отрывали взгляда друг от друга, а Великая княгиня протянула к ним руки, словно желая обнять.

– Я, Великая княгиня народа Элдинэ, – заговорила Лаяна, – и мне дарована власть сочетать души эльфов в священном браке. Я делала это уже не раз, но ныне особенная ночь! Сегодня я вручаю тебе, Эктавиан, сын Лароса, из рода Лаудуса, сокровище моего сердца – моё дитя Элинэль. Моя возлюбленная дочь, отныне ты становишься супругой этого достойного эльфа. Будь ему верной женой и добрым другом, как и я была все эти годы твоему отцу! Я знаю, что сегодня сбывается ваша мечта, и всем ведомо, как вы любите и уважаете друг друга. И всё же я обязана спросить вас: уверены ли вы в своём выборе? Ибо любовь эльфа – это на всю долгую вечность, и здесь нельзя ошибиться! Пришли ли вы сюда по доброй воле?

– Да, ясная госпожа, – торопливо ответил Эктавиан. – Не только по доброй воле, но и с величайшим наслаждением! И я обещаю беречь мою Элинэль, как своё собственное сердце. Истинно, вы отдаёте мне сокровище!

Лицо Элинэль осветила жемчужная улыбка.

– Мама, будь спокойна за мою судьбу! Я пришла сюда по доброй воле. И я постараюсь выполнить твой наказ и стать женой, достойной князя Эктавиана.

– Тогда мне остаётся лишь дать вам моё благословение. Обменяйтесь камнями!

Элинэль и Эктавиан сняли с шеи эльфийские самоцветы и надели их друг другу.

В этот момент Лаяна взмахнула рукой и осыпала их серебряной пыльцой. Она заискрилась в ночи.

Мара вдруг подняла голову к небу и обнаружила, к своему удивлению, что звёзды стали как-то больше и ярче, а затем мерцающий свет снизошёл с небес и окутал эльфов-молодожёнов сияющим облаком.

И тогда все Элдинэ, как они сами называли себя, в один голос запели светлую дивную песню на языке, непонятном Маре, но прекрасном. Ей казалось, что к голосам дивного народа примешались шум ветра, и звон ручья, и пение птиц, и шелест серебряной листвы.

– Отныне, его память – твоя память, а её память – твоя. Навсегда. Вы обменялись эльфийскими камнями: это не просто самоцветы – это ваши сердца, ваши души, ваш дар бессмертия. Теперь ваши души слились в одну. И нет больше иной судьбы, как только вечно идти вместе, рука об руку, как вы пришли сюда сейчас. И да хранят Звёзды вашу любовь! – добавила Лаяна, когда хор голосов смолк.

Великая княгиня с улыбкой поцеловала дочь в лоб, затем обняла Эктавиана.

Эльфы снова запели. А молодожёны после счастливых объятий и долгого поцелуя, приблизились к гостям в первом ряду. Элиран обнял их и поцеловал в лоб, затем этот обряд проделали родители Эктавиана, и другие. Жениха и невесту без конца целовали и поздравляли, а эльфийский хор продолжал греметь, наполняя воздух волшебством.

– Они славят жениха и невесту, желают им счастья и вечной любви, славят Небеса, наш Благословенный Край и дары Леса, – услышала Мара над ухом мягкий женский голос.

Она обернулась. Ей приветливо улыбалась дама с золотой косой, уложенной на голове в виде короны. На вид ей было лет тридцать, но на деле Мара боялась предположить, сколько ей столетий. Это была мать Лиарина – Нэя.

– Наверное, тебе хотелось знать, что они поют… – продолжила златокосая эльфийка.

7 Эльфийское сердце

Пользуясь привилегированным положением, Мара всюду присутствовала среди самых почётных гостей, рядом с женихом и невестой. Она чуть ли не плакала, слушая дивные эльфийские песни – так они были прекрасны. Пусть Мара и не понимала слов…

С тех пор, как поселилась здесь, она немного научилась понимать эльфов, но песни в основном звучали на наречии древнем, как мир, и потому Элинэль, Лиарин или Эктавиан шёпотом объясняли ей смысл.

Уже спели молодожёны и их родители, Лиадран и Лиарин дуэтом…

– Эрсель, ясная госпожа,– обратился к ней Эктавиан, – ты обещала мне пару песен. Теперь настал твой черёд.

– Боюсь, что после эльфийских преданий мои песни прозвучат нелепо, – смутилась Мара.

– Если песня идёт от сердца, она всегда прекрасна, – возразила Элинэль.

– Ну, хорошо… Тогда я спою для вас одну песню. Она немного похожа на эльфийскую. Моя сестра очень любила, когда я пела её, – решила Мара.

Она взглянула на Эктавиана, и тот кивнул с пониманием, ободряюще.

Мара была уверена, что ему понравится любимая песня Джайны – он очень жалел погибшую рыжеволосую девчонку.

И Мара начала петь негромко. Она напрасно смущалась: голос её был чудесен и нисколько не уступал эльфийскому.

Когда померкнут звёзды в небесах,

И капельки росы вспыхнут на травах,

Я убегу в волшебные леса,

Глухие чащи, за зелёные дубравы.

Я поселюсь на берегу реки,

Вода которой, чище чем алмазы.

И будут петь мне ночью соловьи

Под нежный шелест сумрачной дубравы.

А я сплету венок из белых лилий

И в лунном свете буду танцевать,

Забыв о горе, ненависти, злобе,

Я буду в радости и счастье утопать.

Среди цветов, среди чудесных трав

Спою печаль свою я – песнь дубрав

И песня эта нежность и тепло

Подарит всем, услышавшим её.

Она растопит холод и тоску,

А я средь листьев и цветов усну.

– Великолепно! – воскликнула Элинэль. – Если бы я не видела тебя, я бы решила, что это поёт эльф.

– Нет, ты не права, Элинэль, – зачарованно промолвил Лиарин. – Она пела лучше всякого элдинэ. Эрсель, ты должна спеть ещё!

– Конечно, – подхватил Эктавиан и, видя, что Мара смущена столь сладостной похвалой, добавил: – Элинэль, ну же, уговори её!

– Нет, нет, не надо меня упрашивать! – поспешно согласилась Мара. – Для меня это честь и радость. Так хочется хоть чем-то отблагодарить за доброту вашу и гостеприимство. Только вот… о чём же мне спеть?

– О любви, разумеется, – молвил Элиран.

– Ведь это же свадьба, – рассудила Лаяна, и девушка поймала на себе её внимательный взгляд.

И Мара запела другую песню. Она старалась петь для всех, но взгляд её неотвратимо возвращался к Лиарину.

В глазах моих холодной осени печаль,

Твой взгляд – пылающий огонь.

И до сих пор я не могу понять,

Как оказались рядом мы с тобой.

Мы – непохожие, как день и ночь,

Мы – разные, как жизнь и смерть.

Создания, пришедшие их двух разных миров.

В тебе бушует море и горит огонь,

А я спокойна и тиха, как ночь.

Ты любишь тёплый солнца свет,

Мне звёзды нравятся и лунный блеск.

Ты так богат, а я, как нищая бедна.

Ты вечно в обществе, а я всегда одна.

Две стороны одной монеты …

Мы – разные совсем!

Но вечная любовь

Соединила сердца два,

Столь непохожих, словно лёд и пламя.

Твой гордый взор, твоя походка

И жесты – царственно торжественны.

И мудрость, свойственная древним,

В твоих словах, в твоих движениях.

Мы не похожи…

Но ведь это не помеха!

Как не бывает бед без смеха,

Как небо вечно над землёй,

Так неразлучны мы с тобой!

***

По мере того как Мара пела, Лиарин мрачнел – если так вообще можно сказать об этом светлом народе, словно серебряная дымка, витавшая в воздухе, стала плотнее вокруг него, и даже ясные глаза как-то потускнели.

Сейчас он, казалось, отсутствовал, пока все снова восторгались голосом Мары, чем приводили её в смущение.

– Чудесно! Чудесно! – восклицала Элинэль. – Лиадран, Эктавиан, вам понравилось? Лиарин, а ты что молчишь? Тебе не понравилось?

– Что? Ах, нет! Понравилось, конечно. Прекрасная песня, – сказал он, вернувшись к действительности.

– Тогда чего ты такой мрачный? Может, теперь ты споешь? – предложила Элинэль.

– Спеть? Что ж, можно… – согласился эльф и улыбнулся, делая вид, что всё в порядке. – Я как раз вспомнил одно старинное предание… Прекрасное предание. Но оно на древнем наречии, боюсь, не все его поймут, – эльф бросил короткий взгляд на Мару, и вдруг, к её удивлению, быстро отвёл глаза.

– Я перескажу Эрсель, – успокоил Эктавиан.

И тогда Лиарин запел…

И по щекам Мары катились слёзы, когда она слушала эту песню. Она не постигала слов, но сама мелодия была дивно прекрасной и такой трагически-скорбной, что слушать её без слез было невозможно.

– Это древнее сказание о наших предках, – прошептал Эктавиан. – В давние времена это было… Тогда Элдинэ и люди ещё заключали великие союзы. И жил среди эльфов великий князь Галедан. Он объединился с королём людей из Мангара – Города рыцарей. И была у короля дочь, прекрасная принцесса Каэлла. Увидев её, эльфийский князь потерял голову. Много дев из Эльфийской Долины жаждало его любви, но он отдал своё сердце дочери человека. В то время шли войны, ибо и тогда на юге ютилось зло, и более сильное, чем Катарас – Гелан Чёрный. Эльфы и люди сражались с ним, но враг был могущественнее и коварнее. Зло всех обмануло. Пока войска находились вдали, а Мангар оставался беззащитен, злые силы похитили королевскую дочь Каэллу. Разгневанный Галедан собрал три великих отряда. И встал он во главе одного, а его братья Лаудус и Огин – наши с Лиарином славные предки – возглавили два других. К ним присоединилось войско короля Мэнагара. И эта могучая армия ринулась на Юг. Элдинэ и люди победили зло и освободили Каэллу. Но на поле битвы Огин и Лаудус, и многие великие воины пали. Зло поразило их отравленными клинками, пронизанными ядом ненависти и чёрной магии. Они растаяли и ушли за Море, так и не вернувшись домой, к своим родным. Погиб отец Каэллы – король Мэнагар. Был смертельно ранен и Галедан. Он долго сопротивлялся и не хотел уходить, но по дороге в Мангар и он растаял как туман. Победа была оплачена дорогой ценой. Но в памяти Звёздного Народа живут по сей день славные имена доблестных предков!

8 Эльфийское сердце

Вернувшись в шатер, Мара ещё долго уснуть не могла, ворочалась и всё думала о том, что принёс ей вечер. Мысли эти тревожили душу, лишали покоя. Но, наконец, сон одолел её, одержав верх над муками любви, ревности и отчаяния.

На следующий день празднества продолжились. Хотя гостей стало поменьше: многие устав от шума уходили отдохнуть, несколько воинов отправились на обход границ. Но эльфы сменяли друг друга, и пир не замирал ни на мгновение.

Во вторую ночь Мара вновь танцевала с Лиарином. Были песни, и долгие беседы.

Эльф порой уделял ей внимание, казался очень заботливым, но тут же менялся неожиданно, становился отстранённым и холодным. Он то старался развлечь её, то явно избегал, то смотрел так, что её юное сердце в груди замирало, то вдруг начинал подчёркнуто любезно общаться только с Лиадран – и это сводило Мару с ума.

Она устала и запуталась, пытаясь разгадать, что скрывает непостижимое сердце этого эльфа. Он был переменчивой загадкой, неуловимой тайной. Она не знала, что ей делать.

Присутствие Лиарина становилось невыносимым. Смотреть на него, думать о нём, и знать, что им не быть вместе, что она не может даже просто коснуться его, обнять, не вызвав негодования со стороны эльфов, а, возможно, и его самого…

Лишь танцы с ним наполняли сердце Мары радостью и надеждой. Но в такие минуты её ещё больше хотелось шепнуть ему о своей любви и почувствовать на губах хоть один его поцелуй.

К исходу третьего дня страсти раскалились до предела. Смотреть, как Лиарин танцует с Лиадран, и та – счастливица! – смеётся, обнимая его плечи, стало невыносимо.

И, попрощавшись с Эктавианом и Элинэлью, Мара Джалина ушла с Мраморной площадки.

Она ступила в ночную тьму, освещённую лишь луной, сиянием бутонов лиариса да серебряным туманом, и долго шла по берегу реки, слушая песни, звучавшие издалека, и отзвуки чужого праздника, эхом пролетавшие по лесу, пока они вовсе не смолкли.

Мара нашла место удивительной красоты: здесь прибрежные ивы образовывали как бы шатёр, пол которого был устлан мягким мхом, а у входа лежало два больших камня – как могущественные стражи. Мара присела на один из них, посмотрела на звёздное небо и беззвучно заплакала.

Она не видела, как из темноты выступил высокий силуэт.

– Отчего ты ушла, Мара Джалина Эрсель?

– А отчего ты пришёл, Лиарин, сын Наярана? – ответила она вопросом на вопрос.

Голос её звучал холодно и спокойно, но в душе любовь и ненависть боролись друг с другом, испепеляя последние капли воли и рассудка.

– Узнать, почему ушла ты… – эльф сел на камень напротив.

И Мара подняла на него полные слёз глаза.

– Ты плачешь? – тихо спросил эльф. – Ты плачешь из-за меня? Почему?

– Почему?! – грустно усмехнулась Мара. – Ладно, я скажу тебе почему… Я долго молчала, но больше я не могу! Если я не скажу тебе всё, моё сердце просто разорвётся. Но сначала скажи ты, почему тебе так нравится играть со мною? То ты согреваешь меня своим теплом, то обдаешь таким ледяным холодом, что душа моя каменеет. Я, конечно, простая смертная, деревенщина, нет во мне знатной крови и эльфийского благородства. Но у людей тоже есть сердце, и они тоже умеют чувствовать и страдать. И я не могу так больше! Ты каждый день, словно вырываешь мою душу и бросаешь её на жаркие угли! За что мне такие пытки? Когда я вижу, как ты танцуешь с Лиадран, я почти ненавижу тебя!

Она опустила глаза, стыдясь своих дерзких слов. А эльф лишь изумлённо слушал и молчал.

– Но, впрочем, что я говорю? Какое имею право? – горько усмехнулась Мара Джалина. – Она давно считает тебя своим женихом, а ты её – невестой… А я кто? Кто я?! Несчастная дикарка, что ты подобрал из жалости. Но мне не нужна твоя жалость – мне нужна твоя любовь! Зачем ты спас меня тогда? Лучше бы я погибла, но не знала этих мук! Я люблю тебя, Лиарин! О, как я люблю тебя!

Голос предательски дрожал, но Мара решилась договорить и высказать всё, о чём молчала.

– Прости меня! Я знаю, что недостойна тебя. Ты лучшее создание из всех живущих на земле. Тебе нужна такая как Лиадран – прекрасная, сиятельная, бессмертная. А я рядом с ней, что жаба рядом с розой. Я – никто, но я готова молить на коленях о твоей любви, об одном поцелуе, об одном ласковом слове! Я бы отдала тебе всё: душу свою, честь свою, жизнь свою, всю себя… Да только тебе не надо моих даров. И я понимаю тебя. Но только больше не могу молчать, не могу!

Чувства переполняли душу бывшей принцессы, и она уже не в силах удержать их, откровенно изливала этот горько-сладкий поток на ошеломлённого эльфийского князя.

– Тебе решать мою судьбу, но я должна сказать всё. Я схожу с ума по тебе! Особенно, когда ты рядом. А когда тебя нет, всё еще хуже. Вот сейчас мне так хочется обнять тебя, дотронуться рукой, но я не смею… Ну, что же ты стоишь?! – воскликнула она сквозь слёзы. – Чего ещё ждёшь? Я и так унижена. Я бросила к твоим ногам свою душу, свою гордость, моля об одной ночи любви, словно худшая из падших женщин. Теперь иди и смейся надо мной, над глупой деревенщиной! Можешь и своей бессмертной княжне рассказать про самонадеянную бродяжку… Или ты хочешь видеть меня на коленях? Я сказала всё. Теперь иди к своей звёздной Лиадран! Я не хочу больше видеть тебя. И ты больше не увидишь моих слёз, не услышишь упрёка. Я не скажу тебе ничего. Иди! Танцуй среди достойных тебя красавиц! Мне там не место…

Она вскочила с камня и, отойдя в тень кустов, отвернулась от Лиарина. Она ждала, что он уйдёт. Но вдруг на плечо ей легла его рука, а другая, как змейка, осторожно обвилась вокруг тонкой талии.

И он прошептал ей на ухо, обдав жарким дыханием шею:

– Но мне не нужна Лиадран… И мне не нужны все эльфийские красавицы мира. Моё сердце слышит лишь стук твоего сердца. Мне нужна только ты, моя Мара Джалина!

Она замерла, не дыша, боясь разрушить хрупкий замок надежды, боясь, что всё сейчас растает как сон, и она вновь окажется одна.

– Ты напрасно думаешь, что они лучше тебя. Да, они – Элдинэ, они бессмертны, но ты прекраснее всех! Ни одна девушка Эльфийской Долины не сравнится с тобой! И я люблю тебя, Эрсель, ничуть не меньше, чем ты меня. Но…

9 Скитания

А что же завтра? Завтра, без тебя,

Другие руки с той же самой болью.

Но я уйду, чтоб сделаться мудрей.

Потом вернусь в твои глаза обратно

С другого неба, с новым откровеньем,

Все с тем же взглядом, но с другой звезды,

С желаньем новым в старой оболочке;

Всей злостью и всей верностью вернусь,

Чтоб из пустыни сердца твоего

Вести борьбу жестокую с собою,

С предначертаньем собственной судьбы.

Затем с улыбкой шёлковую нитку

Перевяжу на пальце, а клубок

Твоей судьбы запрячу в складки платья.

Э.Сёдергран

Мара проснулась первой. На рассвете. Солнце ещё не встало над лесом, но яркая алая заря уже горела на востоке.

Она долго глядела на прекрасное лицо спящего Лиарина.

Ночь была волшебной, но на смену ей пришёл жестокий белый день. И теперь в лучах рассветного солнца всё казалось иначе. Тягостные мысли сменяли одна другую.

«Что будет теперь?» – задумалась Мара.

Страсти отбушевали, и разум требовал отчёта за вчерашний порыв чувств. Ей стало стыдно за то, что она сделала ночью. Мара попросту навязалась эльфу, и тот, конечно, поддался соблазну.

«Что будет, когда Лиарин проснётся?» – думала она, и на душе становилось всё темнее.

Что скажет эльф в первую очередь: «Здравствуй, любимая!» или спросит, чего она ждёт, ведь он дал ей всё, что она хотела?

Вчера он признался ей в любви, и много нежных слов слышала эта ночь, но что принесёт утро?

Вдруг он раскается, вдруг скажет, что всё было ошибкой, извинится и оставит её. Или вовсе прогонит прочь.

«Нет, этого не будет! – решила Мара. – Напрасно я позволила себе забыться. Я ему не пара. Но я тоже заслуживаю уважения. Я не стану ждать, когда меня прогонят. Уйду сама. Уйду прежде, чем меня об этом попросят».

Мара тихонько отодвинулась в сторону, отошла на цыпочках, оделась поспешно и остановилась.

«Но что, если он вправду любит меня? Быть может, мне разбудить его? И что дальше? Пусть так, но ведь сам не раз сказал: «Люди и эльфы не могут быть вместе!» Что мне уготовано? Какая роль? Я могу стать лишь его тайной любовницей. Но глупо полагать, что этот секрет не раскроется через день-другой. Разве что-то можно скрыть от народа Элдинэ с их мудростью, иным зрением и чутьём? И что тогда будет?»

Тогда её выгонят прочь с позором!

Что скажет ей князь Элиран? Вместо благодарности за кров, она разбила счастье его дочери. Что скажут все остальные? Она – чужая им. Она поймёт их ненависть.

Но Лиарин… Как он вынесет презрение и осуждение своего рода?

Они нарушила древний закон – мудрый закон, как понимала теперь Мара. Любовь эльфа и человека не может принести ничего, кроме боли и разочарований. Нигде – ни в Эльфийской Долине, ни в мире людей – не встретят они понимания, лишь осуждение!

«Нет, нет, нет, – окончательно решила Мара, – я уйду прямо сейчас! Ни за что не пожелаю я Лиарину участи изгоя. И не хочу, чтобы на меня смотрели как на причину всех бед эльфийского рода. Даже если он любит меня, я уйду, не прощаясь… Так будет легче. Пусть в памяти моей останется эта ночь и его сонное лицо, а не смущенные попытки объясниться, или жестокие слова о роковой ошибке».

Мара крепче затянула шнуровку на голубом платье.

«Я слишком задержалась здесь. К хорошему легко привыкнуть. Мне даже стало казаться, что я могу быть счастлива, могу быть с ним, моим Лиарином».

У белых камней она замерла, оглянулась, борясь с почти непреодолимым желанием вернуться и хотя бы поцеловать эльфа на прощание. Но так она могла разбудить его…

И Мара, не оглядываясь больше, поспешила прочь – к Мраморной площадке, где закончились празднества, и не было ни души, а затем в свой шатёр.

Она торопилась – опасалась, что кто-нибудь проснётся и остановит её. Особенно пугала мысль, что это будет Лиарин, и ей придётся-таки объясняться с ним.

Мара сняла голубое платье – подарок Элинэль. Она не знала, куда теперь заведёт её судьба, но подозревала, что это вряд ли будет место, достойное этого наряда. Эльфийское платье было слишком вычурным и богатым дли мира бродяг. И Мара справедливо решила, что её деревенские одежды более подойдут для того, чтобы идти куда глаза глядят.

Итак, переодевшись в свою клетчатую шерстяную юбку и блузу со шнуровкой на груди, взяв кошель с серебром – подарок эльфийской княжеской семьи, Джалина собралась уходить, когда сзади раздался голос.

– Ты уходишь, Эрсель?

Мара вздрогнула и обернулась.

– Здравствуй, Лиадран! – сказала она, увидев у входа младшую дочь Великого князя. – Да, ухожу.

– Почему так поспешно, утром? Что-то случилось? – удивилась Лиадран.

– Нет. Просто я не люблю слёзных расставаний. Не знаю, как для эльфов, но мне будет очень трудно прощаться со многими из вас. Я прекрасно жила здесь, но пора и честь знать. Вежливый гость должен чувствовать, когда ему пора уходить, и не испытывать терпение хозяев.

– Это ты верно решила, – согласилась Лиадран. – Извини, что я говорю это! Но так и есть… Люди очень редко появлялись в Элтлантисе. И никто из них не жил здесь так долго, как ты. Ты нарушаешь извечный порядок Эльфийской Долины своим присутствием здесь. Прости, я слишком прямолинейна, но уж такая есть. Жаль, что ты не споёшь своих песен на нашей с Лиарином свадьбе! Мне нравился твой голос…

Маре стало смешно: Лиадран даже сейчас не упустила возможности подчеркнуть свои права на эльфийского князя.

10 Скитания

Ожидание не затянулось. Вскоре телега с высокими бортами показалась из-за поворота. На козлах сидел мужчина лет сорока в коричневой куртке. Его золотая шевелюра горела на солнце. Возница правил некрупной вороной лошадкой.

Мара поднялась при их приближении и улыбнулась любезно. Мужчина натянул поводья и притормозил.

– Доброе утро, господин! – поздоровалась Мара. – Нельзя ли узнать, куда вы держите путь?

– Доброе утро, красавица! А еду я, куда ты пожелаешь, – мужчина озорно подмигнул.

– И всё же, нельзя ли уточнить? – настаивала она.

– В Калиб, моя дорогая! – ответил незнакомец.

– Значит, вы будете и в Галиорте… А не возьмёте ли меня с собой? – попросила Мара. – Я, конечно, заплачу.

– Нет-нет, моя прелесть, я не посмею взять с тебя денег! А до Золотого Города, само собой, подвезу. За один поцелуй твоих сладких, как вишенки, губ. Это будет подходящая плата, – ухмыльнувшись, сказал возница.

– Боюсь, такая цена не устроит меня, – покачала головой Мара, продолжая улыбаться, но голос стал ледяным.

– А ну-ка, Сайран, непутевый развратник, попридержи свой язык и не пугай ребёнка! – неожиданно услышала Мара другой голос.

Потом она увидела, как за высокий борт телеги взялась чья-то рука, и наконец показалась голова другого мужчины, темноволосого, с коротко остриженной бородой и пышными усами. Голубые глаза оглядели её внимательно.

– Здравствуйте, сударыня! Не обращайте внимания на этого дурня! Таков уж он уродился, только увидит хорошенькую девицу, тотчас пускается с ней любезничать. К счастью, сам он не такой развязный, как его язык. Так ведь, Сайран?

– А то! – усмехнулся светловолосый. – В жизни никого силой не тронул! Бояться меня не надо. А что поболтать люблю… так, как удержаться, при взгляде на красоту девичью?

– Если надо в Галиорт, забирайся в телегу, дочка! И нам веселее будет, и тебе ноги не бить, – добавил второй.

Мара оценивающе посмотрела в голубые глаза, поразмыслила…

Страшновато было довериться двум незнакомым мужчинам, но сердце подсказывало, что они не похожи на бессовестных лиходеев. И, наконец, она решилась принять предложение.

Тот, что с чёрной бородой, подал ей руку, и Джалина ловко запрыгнула в телегу. Здесь дно было устелено соломой, и ближе к козлам громоздились какие-то тюки, покрытые пледом. Тёмноволосый незнакомец полулежал, укрывшись шерстяным плащом.

Сайран прикрикнул на лошадь, и она пошла дальше. Телега дернулась, и Мара, покачнувшись, упала на солому. Она рассмеялась, усаживаясь поудобнее. Мимо медленно потекли деревья.

– Ну, давай знакомиться! Меня зовут Марин. А бездельник Сайран, – и чернобородый махнул рукой за спину, в сторону возницы, – мой младший брат. Это так, хоть мы и не шибко похожи. Едем мы в Калиб из Мангара. А ты?

– Я Мара, – ответила девушка.

– А откуда ты взялась Мара, посреди леса?

Джалина помедлила и сказала:

– Из деревни… здесь, неподалёку…

– Не припомню, чтоб здесь деревня была, – прищурился по-хитрому Марин. – Разве что ты называешь деревней Эльфийскую Долину? – усмехнулся он.

Мара серьёзно поглядела на него, и тот улыбнулся по-доброму.

– Ладно, коль не хошь говорить, ответы из тебя тянуть, как рак клешнями, я не стану… Ну, хоть зачем в Галиорт идешь, скажи!

– Жить там думаю. Надеюсь работу найти, угол… – ответила Мара.

– Пожалуй, сможешь, если ты достаточно работящая, неленивая, – сказал Марин.

И они некоторое время ехали, молча, слушая, как Сайран напевает себе под нос славную песенку.

– А вы живёте в Мангаре? – поинтересовалась Джалина.

– Нет, я из Калиба. Всю жизнь там прожил. Славный городок! Я раньше был охотником. Смолоду по лесам бродил. Мы с братом немало зверья в Северном лесу добыли. Пока в прошлом году меня не угораздило на медведя пойти. Думал, добуду шкуру, да вот те раз – лишился ноги!

И без всякого конфуза, Марин задрал штанину на левой ноге. От самой лодыжки и до колена она была изувечена страшными шрамами и ещё гноящимися язвами. Марин поморщился от боли и неспешно расправил ткань.

– Вот так-то… Какой там охотиться, ходить теперь сам толком не могу. А муки такие, хоть волком вой! Будто собаки кость гложут. Вот брат меня и повёз в Мангар. Говорили, есть там хорошая лекарка… Да только молве верить – тьфу! Не помогли её травки. Разучились люди исцелять, лишь и могут, что калечить. Зря только тащились сюда!

Джалина видела, что боль очень мучает Марина, но, несмотря на это, голос его оставался бодрым и неунывающим, и выглядел он чрезвычайно жизнерадостно. Смирившись с судьбой, он мог лишь посмеиваться над злым роком и собственной беспомощностью.

Он стал рассказывать о своей семье, о трёх дочерях, о Калибе, Золотом Городе…

А телега всё катилась, и катилась по лесной дороге.

***

– Подай-ка мне сумку! – сказал Марин ближе к полудню.

Мара протянула ему холщовый мешок. Марин извлёк оттуда хлеб, мясо и три спелых груши и предложил девушке.

– Благодарю, я неголодна, – отвергла яства Мара, но в животе у неё предательски заурчало.

– Конечно, неголодна, – засмеялся Марин. – Но ты ведь составишь компанию больному старику? До Галиорта путь неблизкий – дней пять… Ты же не будешь всё это время питаться одними моими байками?

И Мара, поблагодарив, взяла благоухающий кусок копчёного мяса и принялась жевать. На самом деле, она уже давно умирала от голода.

– Эй, Сайран, дай Воронку отдых, а своему животу съестного!

Лошадь дёрнулась и встала, и через миг мужчина с соломенными волосами тоже прыгнул в телегу.

– Вот, хоть чуток посидеть с такой голубушкой, а то ишь развалился, господин Марин! Дай, я хоть погляжу, что за диво нам встретилось на лесной дороге, – болтая так, Сайран успевал ещё и поспешно складывать в рот снедь. Добавив ещё пару комплиментов, он спросил, смачно пережёвывая мясо: – Голубушка, а ты не боишься бродить вот так, по лесу, совсем одна? Мало ли лихих людей или зверья…

11 Скитания

Лиадран вернулась не спеша, празднуя свою победу над девчонкой с Сосновой горки. Это было чувство недостойное эльфийской княжны, но сдержаться она не могла.

У Белого Дворца она наткнулась на Лиарина. Он, казалось, её даже не заметил.

– Лиарин, солнце моё, – окликнула она. – Куда ты так спешишь, что даже не удостоил меня приветствием?

– Ах, прости, Лиадран! – поспешно отозвался эльф. – Я, в самом деле, тороплюсь. Скажи, ты не видела Эрсель?

– Видела, – ответила княжна, загадочно улыбаясь. – А что?

– Видела?! – обрадовался эльф. – Где она? Я её с утра по всей округе ищу.

– Зачем она тебе? – спросила Лиадран, нахмурившись.

– Сначала скажи мне, где она! – торопил Лиарин.

– Она ушла, – веско сказала дочь Элирана.

– То есть… как это?

– Да так! Ушла, и всё.

– Но она не могла… вот так… даже не попрощаться! И вообще… не могла уйти… – выражение лица Лиарина было столь растерянным, что Лиадран сжалилась и решила объяснить.

– Она ушла рано утром, когда ещё все спали. Сказала, что не желает слёзных расставаний. Я понимаю её. Она правильно поступила. Все мы теперь вздохнем свободно. Она была здесь чужой и чувствовала это. Эрсель просила меня попрощаться с тобой, Эктавианом и моей семьёй, благодарила за гостеприимство. «Но, – сказала она, – я возвращаюсь к людям, ибо моё место там, где мой род». Ей было неуютно здесь. Она так мне и сказала: «Люди и Элдинэ совсем разные, у нас нет ничего общего. Лучше порознь. Каждому своё. Глупо полагать, что мы можем ужиться вместе». Вот так она сказала, а потом я её проводила до Южного пути.

– Так и сказала, что люди и эльфы не должны быть вместе? – переспросил Лиарин.

Он стал мрачнее тучи.

– Да, так и сказала. И я решила помочь ей – провела её через Мир Теней, эльфийскими тропами.

– Но зачем? – вскричал Лиарин. – Если бы она пошла обычным человеческим путём, я смог бы догнать её! И почему ты не позвала кого-нибудь, когда увидела, что она уходит?

– А зачем мне держать то, что нам не принадлежит? Она всё сделала правильно – ушла туда, где её место.

– Куда? Куда она ушла? – нетерпеливо воскликнул эльф.

– В Мангар, во Вторую столицу, – холодно бросила Лиадран.

Лиарин тотчас сорвался с места, исчезая в лесу.

– Куда ты, Лиарин? – закричала эльфийка ему вдогонку.

– Попробую её догнать, – долетел до Лиадран его звонкий голос, – может, ещё успею…

***

– Просыпайся, голубушка! – услышала Мара сквозь сон ласковый голос Марина. – Мы почти приехали.

Мара открыла глаза с неохотой: ей снилась Эльфийская Долина, и там, во сне, она танцевала с Лиарином. И сейчас в сердце её была тоска. О, как же она скучала по нему!

Мара Джалина поднялась на ноги, держась за высокий борт телеги и пытаясь разглядеть дорогу из-за широкой спины Марина. Благодаря её стараниям нога охотника была полностью исцелена силой эльфийского заклинания, и теперь он сидел на козлах и правил телегой, подменив своего младшего брата.

Сайран спал на дне телеги, и капли моросящего дождя блестели на его светлых волосах.

Марин, излечившись от тяжкого увечья, теперь чуть ли не на руках носил Мару и всё повторял, что не напрасно судьба свела их вместе.

За пять дней неторопливого пути они дважды ночевали на постоялых дворах (на их счастье, так как в эти ночи лили дожди) и ещё дважды в лесу под открытым небом.

Ну вот, наконец, и Галиорта достигли…

Встав в полный рост, Мара увидела вдали Золотой город как на ладони – огромный, мрачный, древний, скрытый за мощными каменными стенами. Глядя на эту крепость, она недоумевала, отчего этот город почти добровольно покорился Катарасу, как поведали Марин и Сайран.

Но ответ был прост, и она знала его: достаточно зоркий человек мог разглядеть с южной стены Галиорта лежащее вдали пепелище Джалисона. Жители этого города видели синие молнии магии и пожар, уничтоживший столицу. Они не верили в возрождение династии Ринай. Хотя на востоке, в Остенграде, всё ещё держался брат короля, а в городе шёпотом рассказывали сплетню о том, что юная принцесса в огне не погибла.

Золотой город отчаялся и потерял веру в свои силы. Его жители предпочли остаться живыми рабами, но не становиться мёртвыми героями.

Мара не могла осуждать их, но и оправдать тоже не получалось. Слишком сильно жгла её сердце ненависть к Каран Гелану, и всё ещё стояла перед мысленным взором картина страшного разорения Сосновой горки, и застывший взгляд изумрудных глаз мёртвой Джайны.

«Когда-нибудь, сестрёнка, я отомщу за вас! За тебя, тётю Мирну, дядю Бата! Я отомщу Катарасу!» – пообещала Мара, а вслух сказала:

– Не пойму, отчего его называют Золотым городом – выглядит он мрачно.

– Это был величественный город в прежние времена, – промолвил Марин. – Но это было давно. Затем южные войска Гелана разграбили его. И он стал медленно угасать с тех пор. А теперь, во власти у Катараса, стал ещё угрюмее.

Мара пробралась меж тюков с поклажей ближе к Марину и, усевшись впереди телеги на один из них, невесело глядела на дорогу.

– Что-то не вижу ликования в твоих глазах… – оглянувшись на неё, добавил Марин.

– А чему радоваться? Я не знаю, что меня там ждёт, но сдаётся мне – ничего хорошего, – отозвалась со вздохом Мара.

– Так, может, поедешь с нами в Калиб? – предложил Марин.

С минуту Мара боролась с искушением: она уже была готова согласиться…

Но, с некоторых пор, слишком боялась привязываться к людям. Ей казалось, что слуги Катараса всё ещё ищут её, хоть она и не догадывалась, в чём причина такой упорной ненависти. Мара боялась навлечь беду на кого-нибудь ещё, как она уже навлекла её на Джайну, тётю, дядю и всю свою деревню – почти четыре дюжины ни в чём неповинных людей.

Да и затеряться в Галиорте было проще.

– Нет, господин Марин, я останусь здесь. Благодарю вас за заботу!

– Это ты меня благодаришь?! – воскликнул Марин. – Ты из меня, калеки, человека сделала! Жизнь мне, можно сказать, вернула. Детей моих от голодной смерти спасла. Это я до конца дней своих тебя благодарить буду и Творца за тебя молить! Но, раз уж ты не поедешь, дам совет: в Галиорте остановись в гостинице «У Тома». Хозяин, Том Гарус – мой давний знакомый. Неплохой человек, чёстный, зря не обидит. Да и в гостинице у него поменьше сброда… Может, он тебе и занятие какое найдёт – вот и будет тебе работа. А ежели окажешься когда-нибудь в Калибе, так послушайся старика, найди дом Гарины Ролл! Это моя кузина, вдова, пускает к себе приезжих на постой. Она тебе подскажет, где меня найти. Я ведь не в самом Калибе живу, а в деревеньке рядом, поближе к лесу. Охотники как-никак… Я завсегда помогу тебе, ничего не пожалею. Понадобится что – найди меня! – напутствовал чернобородый возница.

12 Скитания

Однажды на рассвете Эктавиан, будучи в дозоре, обходил приграничье Элтлантиса. Он уловил какое-то движенье у Ивового ручья и отправился туда. Заметив издали высокую фигуру, он с трудом узнал в этом усталом путнике в поношенной одежде своего друга Лиарина.

– Брат, откуда ты такой явился? – изумился он.

– Здравствуй, Эктавиан, – тихо приветствовал эльф.

Они обнялись крепко, и Эктавиан вновь в удивлении оглядел его.

– Я был в Мангаре, – ответил Лиарин. – За тот месяц, что прошёл за это время в мире людей, я обшарил весь город, каждый его закоулок, и все его окрестности…

– Ты нашёл её? – воскликнул сын Лароса взволновано.

– Нет, – мрачно промолвил эльф и устало опустился на ковер мха.

– Как же так? – опечалился Эктавиан. – Слушай, на тебе лица нет! Рассказывай-ка, что случилось! Лиадран почти ничего не объяснила, и все эти дни я мучился в догадках.

– Что случилось? – горько усмехнулся Лиарин. – Случилось то, что я потерял Эрсель. И я заслужил это. Я её обидел. Я не хотел показывать ей своих чувств, боялся навредить нам обоим, хотел уберечь от ошибок. Я всё твердил и ей, и себе древний закон: эльфы и люди не должны быть вместе. И она вняла моим словам. Лиадран сказала, что она ушла в Мангар. Но я потерял её след…

– Что ж, это грустно… Однако не стоит так убиваться! Ты стал сам не свой, но Эльфийская Долина излечит тебя от усталости и печали и подарит долгожданный покой, – утешил Эктавиан.

– Ах, друг, не будет мне теперь покоя ни в этой долине, нигде в этом мире! – воскликнул в сердцах Лиарин. – Разве ты обрёл бы покой, если бы твоя Элинэль оставила тебя?

– Ну, это-то тут при чём? – не понял Эктавиан. – Элинэль – любовь всей моей жизни. Небеса соединили наши души с мига рождения и навеки. Это совсем иное.

– Нет, не иное! – и Лиарин посмотрел прямо в глаза другу. – Для меня она значит то же, что Элинэль для тебя. И не говори мне, что этого не может и не должно быть! Сердце не знает древних законов. Оно выбирает, не спрашивая ни о чём. И не смей говорить, что время излечит от боли разлуки! Ты знаешь не хуже меня: любовь эльфа – это навсегда. И никто другой не заменит мне мою Мару. Я держал в руках своё счастье и упустил. И я не знаю, как быть мне теперь… Где искать Эрсель? Как исправить содеянное мною?

– Да, друг мой, – произнес Эктавиан, помолчав, – видно, это моя вина… Ведь я поведал тебе об Эрсель и Джайне. И, когда ты смеялся надо мной, говоря, что я влюблен в них, сказал, что сам ты угодишь в такую историю. Прости, Лиарин! Любовь делала меня ненормальным, а тебя и вовсе сделала безумным. Наш народ не поймёт тебя. Особенно, Владыка Элиран. А уж Лиадран! – Эктавиан умолк, осознав размеры бедствия.

– Ты не виноват, – возразил Лиарин. – То была судьба, а ты стал лишь её покорным слугой. Что до нашего рода… Я знаю, что вызову бурю негодования, особенно у князя Элирана и княгини Лаяны, но я уже не могу иначе. Я бы отрёкся от своего бессмертия, если бы это было в моей власти, но от любви к Эрсель я не отрекусь. А Лиадран… мне жаль её! Но я никогда не давал ей обещаний. Она ждала от меня нежности, потому что все с детства твердили ей, что мы созданы друг для друга. Но для меня она была скорее младшей сестрой. Если мне не простят мою любовь, я уйду отсюда. Впрочем, всё равно уйду… Я должен найти её, даже если сама Эрсель не желает этого.

– Вот что, с этим повремени! Ты ведь не знаешь, куда тебе идти. Как говорит госпожа Лаяна, подожди – и время даст тебе ответы на все вопросы. Вдруг, Мара вернётся, или ты получишь какой-нибудь знак о том, где тебе искать её…

– В этом ты прав, – согласился Лиарин. – Если Великий князь меня не выгонит, то пока останусь здесь. Скажу честно, в мире людей для эльфа мало приятного. Там уже зима… А люди… В Мангаре на меня смотрели как на ходячее чудовище, будто у меня четыре головы и на каждой по три глаза. И это в Северной столице, где Элдинэ – нередкие гости! Неприятно, знаешь ли… Но это не остановит меня. Я буду искать Эрсель, покуда не найду.

– Да... Кто бы мог подумать, что так выйдет, когда она только появилась здесь, – задумчиво промолвил Эктавиан.

– Я мог подумать, – горько отозвался Лиарин. – Я понял это, когда увидел её в первый раз. Я вдруг вспомнил всё то, что ты рассказывал о Маре, и сердце моё наполнилось каким-то странным, необъяснимым чувством. В тот миг я понял, что это она – моя Судьба! И мне стало страшно. Я поспешил тогда уйти. Почти сбежал. Я даже не захотел открыть ей своё имя. Мне было действительно страшно – я чувствовал, будто падаю в бездонную пропасть и тащу за собой Эрсель. Я надеялся убежать от этой гибельной любви, но как я был глуп. От любви сбежать невозможно. Наш с Марой приговор был подписан в тот миг, когда я вернулся с полдороги, укорив себя в неучтивости, чтобы назвать ей своё имя и пожелать доброго пути. Вот тогда всё и было решено, но понимаю я это только теперь.

Эктавиан присел рядом и положил руку на плечо Лиарина.

– Да, друг, – сказал он, – попал ты в передрягу! Такого давно уже не случалось в Лейндейле. Но что поделаешь, так уж произошло. Знай, даже если все в Эльфийской Долине отвернутся от тебя, я навсегда останусь твоим другом! А сейчас тебе надо отдохнуть и прийти в себя. Ты всё-таки теперь дома, на родине, хоть ты и пошёл против её законов… Так что, идём ко мне! Приведёшь себя в порядок, Элинэль накормит нас завтраком, а вода из озера Лианэли вернёт тебе силы и бодрость. У меня немного дома припасено.

– А Лиадран у тебя в гостях быть не может? – спросил усталый эльф, грустно усмехаясь.

– А что? Страшно? – рассмеялся Эктавиан.

– Боюсь, что я сейчас не готов выдержать порыв её гнева, – поддерживая друга, невесело засмеялся Лиарин.

– Ладно, мы с Элинэлью защитим тебя, если что! – успокоил Эктавиан. – Идём домой!

И эльфы быстро зашагали по лесу.

***

13 Скитания

Тёмные узкие улочки привели Мару Джалину куда-то на окраину города. Здесь и отыскалась гостиница «У Тома» – небольшой двухэтажный дом, где наверху селились постояльцы, а внизу располагался трактир и комнаты самого хозяина.

Вопреки ожиданиям Мары внутри гостиница оказалась не так уж плоха. Может быть, не слишком уютно, но чисто, и мебель добротная.

Её встретил пожилой грузный мужчина с курчавыми седыми волосами и тёплым взглядом.

– Чего, сударыня, желаете? – спросил он.

– Добрый день, мне нужен хозяин этого заведения, – ответила Мара.

– Он перед вами. Том Гарус, собственной персоной.

– Меня зовут Эрсель, – представилась Мара, вспомнив своё эльфийское прозвище.

– Странное имя… – заметил хозяин трактира. – Эльфийское? Верно, ты с Севера? Там ещё жива эта чудная традиция называть детей именами бессмертных: думают, если сделать так, то часть эльфийской магии достанется ребёнку, и он будет пригож, здоров и проживёт долгую жизнь.

– Да, я с Севера, – подтвердила Мара. – По дороге в Галиорт я познакомилась с Марином из Калиба. Он велел передавать вам поклон, господин Гарус, и посоветовал остановиться у вас.

– Ах, вот как! Благодарю за вести о нём! Как его нога? – оживился трактирщик.

– Он излечился, – осторожно сказала Мара.

– Вот так радостные вести! Но что же ты стоишь, госпожа Эрсель? Присаживайся! Комната тебе найдётся, там сможешь и умыться с дороги. А сейчас я тебя накормлю…

И хозяин скрылся в соседней комнате. А Мара, усевшись за деревянный стол, оглядела просторный зал.

Несколько столов, десяток скамеек да большой камин. За дверью, где скрылся хозяин, видимо, находилась кухня. Ещё одна дверь вела в его покои. Деревянная лестница убегала на второй этаж, где, очевидно, находились комнаты постояльцев.

Вскоре явился Том: принёс миску с кашей, кружку киселя, немного хлеба и две куриные ножки. Мара поблагодарила и принялась за еду.

За время недолгой беседы с Томом, Мара узнала, что сам господин Гарус был родом из Салина. Там же жила его старшая замужняя дочь Кален.

Гостиницу он держал уже лет двадцать. Но с тех пор, как год назад умерла его жена, справляться с этим хозяйством Тому было трудно. У них остался младший сын восьми лет отроду, и дочь Тома забрала мальчика в Салин, справедливо полагая, что сможет лучше за ним присмотреть. Том не раз подумывал бросить всё и уехать к детям, но как-то всё не решался.

Кроме того, господин Гарус несколько раз с гордостью повторил, что его гостиница самая приличная во всём Золотом городе и сюда приходят только приличные люди. У него здесь всё честь по чести, только вот сложно одному управляться, рук не хватает.

– Может, вам помощница нужна? – осмелилась спросить Мара. – Я могла бы вам помогать. Я много что умею по хозяйству: кухарничать, прибираться, печь топить, стирать…

– Ах, сударыня, мне бы очень такую помощницу надо! – закивал радостно Том. – Да чем я тебе платить буду? Доход у меня невелик, а надо ведь ещё и трактир содержать, и налоги платить, да и детям послать, что можно…

– Если вы мне позволите жить у вас и не платить за комнату, то мне большего и не нужно, – решила Мара.

– Ах, госпожа Эрсель, конечно разрешу! И комнату дам, и кормить буду. Ну а, когда надо что будет – там… юбку… или платок, так может, и на это денег найдём… – улыбнулся Том Гарус.

– Вот и договорились! – заключила Мара. – Мне к работе сейчас приступать?

– Да что я, изверг что ли! – воскликнул Том Гарус. – Сперва отдохни с дороги, госпожа. Пойдем, я тебе комнату покажу! А уж на закате я разбужу тебя. Вечером людей много – один не справлюсь…

– Ладно, пусть будет так, – согласилась Мара Джалина. – Только не зовите меня госпожой! Просто Эрсель, хорошо?

На том и порешили. И Мара осталась жить в гостинице «У Тома».

***

Дни полетели за днями…

Работать приходилось не покладая рук, но Мара была этому только рада – не оставалось времени грустить о прошлом, о своём разбитом сердце и погубленной жизни, о разлуке с Лиарином и гибели семьи.

Постояльцы и посетители трактира здесь и вправду были хорошие: усталые, небогатые путники, но вежливые, приятные. Никто из них ни разу Маре грубого слова не сказал.

Со старым Томом она тоже поладила. И всё было бы хорошо, но Мара видела – что-то не так.

Прошло чуть меньше месяца, когда Том, позвав однажды Мару, объявил ей, что твёрдо решил ехать к детям в Салин.

– Не могу так больше! – сказал он. – Словно сердце моё там, в Салине, а сам я здесь. Меня теперь в Галиорте ничего не держит. Продам трактир и уеду. Благо, и покупатель уже нашёлся…

Новость опечалила Мару.

Она понимала, что Том поступал правильно, но теперь ей вновь нужно было искать жильё и работу. Новый хозяин собирался всё переделать на свой лад, аМара не могла ждать, пока он снова откроет гостиницу.

К счастью, эльфийское серебро ещё не было растрачено, а люди, в самом деле, умели его ценить.

Через два дня Мара распрощалась с Томом и, проводив его в Салин, отправилась в гостиницу «Три чёрных кошки» – свой новый дом.

Место это сильно отличалось от трактира Гаруса. Здесь было людно, грязно. И стекался сюда разный сброд. Драки и пьяные дебоши, брань, пиво рекой, уличные девки – всё это было неизменными атрибутами «Трёх чёрных кошек».

Гектор, хозяин этого заведения, в засаленном грязном фартуке, с вечным запахом перегара изо рта, тоже сильно отличался от старика Тома.

Правда, узнав о том, что Мара ищет работу, предложил прислуживать у него. Она была вынуждена согласиться, пусть эта гостиница и её хозяин вовсе не к душе пришлись бывшей принцессе.

Эльфийское имя Гектор отмёл сразу.

– Эрсель? Это как по-нашему? – спросил он.

– Мара, – сказала та.

– Вот Марой и будешь. У нас тут не любят всякие эльфийские штучки. Это тебе не Север!

***

14 Скитания

Пробежав тёмными ночными улицами, Мара нашла приют в гостинице «Элиза и Гаррис». Здесь и осталась.

На следующий день она хотела поговорить с хозяином, невысоким, щуплым мужчиной, насчёт работы, но он оправил гостью к своей жене Элизе.

Увидев её, Мара сразу поняла, что именно эта женщина заправляет здесь всем. Сухая и прямая, как палка, она долго разглядывала Джалину и наконец заявила, что с мужской работой справляется её муж Гаррис с помощью двух сыновей, а вот ей самой подмога не помешает. Единственную служанку она выгнала два дня назад за слишком вольное заигрывание с её младшим сыном.

– Имей в виду, – сказала Элиза, – что за малейшую оплошность я и тебя выставлю на улицу! Ну а пока, можешь приступать к работе.

Дел, собственно, было не так уж много. Мара пока управлялась, хотя, по мере того как рос её животик, справляться с обязанностями становилось всё труднее.

Вскоре Джалина поняла, что вероятнее всего прежнюю служанку выгнали не за её вину – причина была в младшем сыне Элизы. С первого же дня появления Мары в трактире он не давал ей прохода. Мара каждый раз обдавала его таким холодом, что вскоре он отступился, но обиду затаил надолго.

Маре было жаль слабохарактерного господина Гарриса, заезженного женой и сыновьями. Ей, воообще, не нравилась здешняя атмосфера.

Она уже не раз пожалела, что не уехала с Марином в Калиб. Галиорт не пришёлся Маре Джалине по душе. Особенно пугали её солдаты Каран Гелана, часто заходившие в трактир «Элиза и Гаррис».

Меж тем… зима близилась к завершению.

Однажды на кухне сын Элизы вновь попытался приобнять Мару. Она отпихнула его, а тот вдруг в удивлении воззрился на её живот, скрытый от взглядов под широкой одеждой.

– Ты!.. Ты на сносях? – воскликнул он.

– Не твоё дело, – бросила раздраженно Мара и забыла об этом происшествии, но напрасно…

Через пару часов в её комнату вошла Элиза.

– Ну, милочка, – сказала она, усаживаясь, и держа осанку ещё старательнее, чем обычно. – Что это значит?

– О чём вы? – не поняла Мара.

– Во-первых, почему ты скрыла, что ждёшь ребёнка? – начала Элиза.

– Не думала, что это важно для вас…

– Разумеется важно! Для меня значимо всё, что происходит здесь. У нас тут приличный дом. Где отец этого ребёнка?

– Судьба разлучила нас, – уклончиво отвечала Мара.

– А может, ты вовсе не знаешь, кто его отец?

Мара вспыхнула гневом.

– Может, я и жду ребёнка, не будучи чьей-то женой, но я не уличная девка, и не смейте обвинять меня!

– Отчего же мне не обвинять тебя? Ты и сыну моему на шею вешаешься. Хочешь, видно, пристроиться, отца своему выродку ищешь… Так этого не будет!

– Да сын ваш сам никому проходу не дает! А я бы не посмотрела в его сторону, даже если бы он был последним человеком на свете! – воскликнула возмущенная Мара.

– Вот уж врать-то не надо, моя дорогуша! Да о моем сыне все девицы в городе только и мечтают! И ты не исключение. Впрочем, нет мне никакого дела ни до тебя, ни до того, чей это ребёнок, ни до того, что ты будешь с ним делать… Это приличный дом, и больше ты не останешься здесь ни дни.

– Ну и ладно! – усмехнулась Мара. – Я буду только рада покинуть этот приличный дом. И этот проклятый город.

Именно в этот миг Мара поняла, что жаждет уехать из Галиорта так сильно, что просто не может дольше здесь оставаться.

Ещё три дня она прожила в «Северном трактире», теперь уже не работая и тратя эльфийское серебро.

Поразмыслив, Джалина решила отправиться в Калиб. Она вспомнила о Марине и Сайране и решила, что такие славные люди не могут жить в дурном месте.

Мара справилась у хозяина трактира, и он указал ей семейную пару с двумя детьми, которые ехали в Калиб. Они согласились взять Мару с собой за вполне подходящую плату. Ехала эта семья в крытом возке, можно сказать, со всеми удобствами.

На следующий день Джалина уезжала прочь от города. Она сидела, сложив руки на животе, глядела в небольшое окошечко, как исчезали из вида стены Галиорта, и размышляла о будущем.

– Вот, мой малыш, мы и уехали из этого мрачного города. Я знаю, тебе не нравилось там. И мне тоже. Ты знаешь, что ждёт нас дальше? Я вот не ведаю. Но ты не волнуйся – я позабочусь о тебе! Главное, чтобы ты родился поскорее, моё сокровище. И я стану любить тебя всем сердцем. Жаль, Лиарин никогда не увидит тебя. Но я не стану грустить, я буду жить ради тебя. Всё изменилось: я больше не та юная девочка, что бродила по Эльфийской Долине… Но как бы мне хотелось увидеть его хоть на миг… на ещё один короткий миг!

***

Калиб понравился Маре Джалине сразу.

Она шла по тихим улочкам, любуясь уютным городком. Мару встречали белые невысокие каменные домики, обнесённые резными заборчиками, за которыми виднелись густые насаждения яблонь, слив, вишен, сирени и прочих кустарников. Она представила, как прекрасен этот город по весне, когда деревья расцветают. Наверное, он словно одевается в благоухающее белое облако.

Но и сейчас на окнах домов красовались цветы. Видно, в этом городе был обычай держать зелень на подоконниках. Эти яркие краски среди зимы были особенно приятны глазу, и создавали какой-то домашний уют.

После Галиорта Калиб казался светлым, мирным и каким-то сказочным.

Мара без труда отыскала дом Гарины Ролл. Жители города любезно объяснили ей, как найти дорогу. И наконец она постучала в тёмную дубовую дверь.

На пороге появилась немолодая женщина. Она была одета в простое коричневое платье и белый передник, тёмная коса аккуратно уложена валиком на голове, добродушные голубые глаза внимательно оглядели гостью.

– Добрый день! Вы… госпожа Гарина Ролл? – спросила Мара, уверенная, что это именно она.

– Да, это я, – ответила женщина, пропуская Джалину внутрь.

– А я Мара, – начала говорить она, – я…

– Мара… Мара… – женщина поглядела вверх, будто что-то припомнить пыталась. – Где-то я слышала твоё имя…

15 Скитания

Мара стояла на кухне у открытой двери, выходящей в сад. Мохнатые шмели и трудяги-пчёлы, золотясь в лучах мартовского солнца, деловито жужжали над цветущей вишней. Ранняя весна окутала город волшебными ароматами, от которых кружилась голова, и засыпала улицы бело-розовым конфетти – лепестками цветущих фруктовых деревьев.

Мир был прекрасен, а ранее утро ещё лучше. Дом Гарины стал ей за это время родным, и Мара подумала, что могла бы быть абсолютно счастлива здесь, если бы порой душу её не изводила тоска по Лиарину, по ушедшим безвозвратно дням и по всему, что она потеряла.

Но сейчас, в эту минуту утреннего покоя, ей не хотелось вспоминать о грустном.

– Ты уже как всегда на ногах, дочка… Доброе утро! – услышала она позади воркующий голос Гарины.

– Доброе утро, тетушка! – откликнулась Джалина.

– Ты пойдешь сегодня на рынок или я? – спросила хозяйка дома.

– Я схожу, тётушка, – отозвалась Мара, – что вам ноги бить.

– Да тебе, поди, тоже нелегко, – возразила госпожа Ролл.

– А я потихоньку. Пройдусь, воздухом подышу, на солнышке погреюсь, – успокоила её Мара Джалина и взяла корзинку для продуктов.

– Купи ещё господину Фракусу две склянки чернил! Он очень просил. И ещё возьми в прачечной мыла!

– Ладно, тётушка Гарина, не беспокойтесь.

Мара накинула плащ – весеннее солнышко так обманчиво – и, поздоровавшись с господином Фракусом, одним из нынешних жильцов госпожи Ролл, вышла на цветущую улицу, направляясь на рынок.

Утро, и вправду, было чудесным. Мара не спешила. Она купила всё, что было нужно, и неторопливо побрела домой по левой стороне улицы, где благоухали сады, и белоснежные лепестки, как мотыльки, слетали с веток.

Мара Джалина уже вывернула из-за поворота на улицу, ведущую к её дому, как вдруг замерла. На фоне белого города траурными пятнами выделялись чёрные одежды солдат Каран Гелана.

Мара, сама того не сознавая, отпрянула и спешно нырнула в соседский сад. Прокравшись среди густых зарослей, выглянула из-за угла и рассмотрела, что солдаты стояли прямо у крыльца её дома. Их было двое.

Но у привязи – пять лошадей. Значит, ещё трое в доме Гарины.

Страх и ненависть полыхали в сердце Джалины раскалёнными углями. Она боялась не столько за себя, сколько за госпожу Ролл, памятуя о том, что сотворили слуги Катараса с её деревней у Сосновой горки.

Она-то сама пока была недосягаема для тёмных слуг Проклятой земли, но только пока…

«Вот и опять пора бежать. Снова бежать. Только куда? Может, ты мне подскажешь, малыш, где нам с тобой искать убежище? – взгляд её невольно обратился на север. Но затем вернулся к солдатам Катараса. – Но что же, в конце концов, нужно этим чудовищам от меня?»

Взволнованная Мара Джалина не знала, что ей предпринять. Она уже была готова пойти и сдаться, но боялась навредить хозяйке дома ещё больше.

Наконец из дома показались ещё трое солдат, и, к великой радости Мары, провожала их сама Гарина Ролл.

Ещё долго, после того как воины умчались прочь, как стая чёрных воронов, Мара отсиживалась в саду – она боялась попасть в засаду. Наконец она решилась. Крадучись, пробралась Мара по соседскому саду, затем по своему дворику, заглянула в кухонное окно.

Гарина Ролл была здесь. Мара Джалина тихонько стукнула в стекло, и женщина тут же подбежала к двери и распахнула её.

– Девочка моя, где же ты была? Я места себе не нахожу! – Гарина обняла её, чуть не плача. – Ты не представляешь, кто здесь был!

– Представляю… – откликнулась Мара. – Я увидела их и спряталась в саду. Они меня искали?

– Да, тебя, – растерянно отозвалась госпожа Ролл. – Что ты такое натворила?

– Ничего, клянусь вам! Я даже не догадываюсь, зачем я нужна им, – честно призналась Эрсель. – Я только знаю, что они преследуют меня…

– У них был твой портрет, – добавила Гарина. – Прямо вылитая ты, только волосы не в косе, а уложены в такую причёску… как у настоящей знатной дамы, и на шее цепочка с подвеской – маленькая роза.

Мара машинально коснулась ожога.

– Мой портрет? Не понимаю, откуда он у них? Кто мог нарисовать меня?

– Не знаю, моя дорогая, – взволнованно сказала хозяйка дома, – только мне за тебя страшно. Они будто знали, что ты здесь. Кто-то, видно, проболтался им. Я убеждала их, что никогда тебя в глаза не видела. Они обшарили весь дом и нашли твои вещи. Я соврала, что со мной живёт племянница. Но не думаю, что они мне поверили. Господин Фракус тоже сообразил, что к чему, и подтвердил мои слова. Но они обещали вернуться и посмотреть в лицо моей племяннице, – рассказывала Гарина, поднимаясь вслед за Марой в её комнату. – Что же делать?

– Ясно что – бежать, – ответила Мара. – Только вот за вас я боюсь. Вам тоже надо уходить. Они вернутся за своей добычей, не найдут меня, и гнев их падёт на вашу голову. Я не брошу вас им на растерзание, тётушка!

– Ах, девочка моя, смерть меня не пугает. Я достаточно повидала. А бежать мне отсюда некуда – это мой дом, я здесь с самого замужества живу и никуда не пойду. Будь что будет! Меня больше пугает твоя судьба. Куда ты пойдёшь?

– Я не знаю, – со слезами на глазах ответила Мара. – Мне страшно…

– Моё бедное дитя! – промолвила Гарина.

Она тоже старалась скрыть слёзы, но они блестели на глазах как алмазы.

– Знаешь что, прими мой совет – езжай в Салин! Городок небольшой, вроде нашего, но он лежит дальше на северо-востоке, туда слуги Катараса заглядывают редко. Да и мужчины в Салине ещё не разучились держать оружие в руках. Это город настоящих воинов.

– Это мне по душе, – решила Мара, поспешно собирая немногочисленные вещи.

– И вот ещё… Келан-ткач собирался ехать на Север. Пусть и не до Салина, но хоть часть пути он тебя провезёт, а там договоришься с кем, по пути. Мир не без добрых людей. А я пока тебе что-нибудь в дорогу соберу, – решила Гарина. И добавила со слезами: – Только я-то теперь как же без тебя останусь, и внучка не дождусь…

16 Тайны прошлого и будущего

По той стране, которой нет, тоскую.

Ведь то, что есть, –

Желать душа устала.

А светлая луна серебряные руны

Поёт мне о стране, которой нет.

Там исполнение желаний наших.

Там нет цепей. Там лунная роса

Ложится на пылающие лица.

Я жизнь свою в горячке прожила.

Но как мне удалось, сама не знаю,

Найти страну, которой нет.

А в той стране в сияющей короне

Мой навсегда возлюбленный живёт.

– Любимый мой! – зову я.

Ночь молчит.

– Где мой любимый? – вопрошаю снова.

Высоко свод вздымается небесный,

И в бесконечных голубых глубинах

Теряется мой голос…

Но дитя

Страданий человеческих превыше

Небесных сводов простирает руки

И слышит сердцем:

– Я есть тот, кого

Ты любишь нынче и обречена

любить ВСЕГДА…

Эдит Сёдергран

Маре снилась огромная, мощная крепостная стена, широкая как дорога, вдоль которой высились зубцы с отверстиями бойниц.

Она стояла на этой стене и была мала ростом. Она видела над собой лишь небо, пронзительное синее небо, а ей хотелось знать, что там… внизу…

Мара пыталась взобраться на один из зубцов, но руки соскальзывали с холодного камня, и это не удавалось. Потом кто-то схватил её на руки и поднял вверх.

Глазам предстала цветущая как сад земля, и она вскрикнула от восторга. Мара обернулась взглянуть, кто ей помог, и увидела лицо молодого мужчины с умными, добрыми глазами. Ветер, гулявший в небесах, перебирал его светлые волосы.

– Джастин! – крикнула она звонким детским голосом.

И это имя вдруг больно отозвалось где-то прямо в сердце, и словно пелена спала с её глаз. Мара чувствовала себя прозревшей слепой.

Она теперь видела всё происходящее как бы со стороны, будто стояла здесь же, на замковой стене, и видела, как высокий юный воин, прекрасный в своей молодости и силе, держит на руках девочку лет семи, не более, с каштановыми косами, одетую в белый шёлк.

– Смотри, принцесса! – сказал воин. – Это твоё королевство, Светлый край. Там лежат северные земли, где бьётся о берег Серебряное море – эльфийский край. Там… – рука его двинулась дальше, – в горах, на востоке, живёт твой гордый дядя, король Дарген Ринай Дри – это Остенград. А там, на западе, великие и непокорные пустоши – Дикие земли. В них обитают разные существа, и редко кто по доброй воле рискнет отправиться туда. А здесь… всё, что ты видишь – это Лейндейл, как таковой, и внизу благоухает Королевский сад Джалисона.

– А там? – спросила девочка, указывая маленькой ручкой на юг.

– Там… – Джастин замолк надолго, – там лежат чёрные земли Каран Гелана, о которых лучше не поминать вслух…

Маленькая Мара нахмурилась, но тут же забыла о своём вопросе.

– Я хотела покормить голубей, – сказала она, доставая из кармана немного хлебных крошек.

Джастин поставил её на зубец стены, и, взглянув вниз, она вскрикнула.

– Ты не боишься, что я упаду? – лукаво спросила принцесса.

– Если ты упадёшь, я прыгну следом и спасу тебя.

– Как? – не поняла девочка.

– Упаду первым, и ты приземлишься на меня. Не бойся – будет мягко! – улыбаясь, сказал Джастин.

Мара Джалина легонько стукнула его по плечу.

– Глупый, ты надо мной смеёшься! Ты ведь тогда разобьешься насмерть…

– Конечно. Я ведь не птичка и летать не умею. Так что… лучше не падай, – ответил юноша с очень серьёзным выражением лица.

Мара поглядела на него угрюмо, а затем оба рассмеялись.

Поддерживаемая Джастином за подол платья, принцесса вытянула вверх руку с хлебом, и вскоре с неба к ней на ладонь слетел белоснежный голубь. Он был тяжёл для детской ручки, несмотря на кажущееся изящество. Голубь щекотал пальцы, и принцесса взмахнула рукой. Птица захлопала крыльями над её головой, золотая в лучах солнца…

И картина сна, померкнув, сменилась другой.

Теперь Мара оказалась в огромном зале, сияющем сотнями огней. Здесь горели свечи, и играла торжественная музыка.

И юная девочка, разодетая как королева – что её вовсе не радовало, поскольку платье было тяжёлым и жутко неудобным – шествовала по залу. Рука её лежала в руке Джастина. Она изо всех сил старалась идти с гордо поднятой головой и не смотреть под ноги, хотя очень боялась оступиться и упасть.

«Это мой тринадцатый день рождения», – вспомнила та Мара, что наблюдала за этим со стороны.

И взгляд её обратился туда, где величественно восседали король и королева, и куда теперь Джастин усадил и юную принцессу.

– Матушка, папочка… – нежно прошептала Мара Джалина.

Ей хотелось броситься к ним и обнять, но она не шелохнулась, помня о том, что это лишь сон, и его легко можно разрушить. Она просто вглядывалась в дорогие ей лица, запоминая каждую чёрточку лица, каждое новое выражение глаз.

А между тем шли поздравления принцессы Вильсении. К её ногам складывались дорогие подарки: книга от отца, платье от матери, лук от короля Даргена Дри…

17 Тайны прошлого и будущего

И было ещё много снов. Они мелькали, как огненные вспышки, неся в себе ответы на вопросы, разгадки всех старых тайн.

Лицо Мары было мокрым от слёз, когда она проснулась. Сердце ныло в груди, и горькие рыдания сдержать казалось невозможным.

– Проснулась, принцесса Вильсения? – раздался в тишине голос, для описания которого в языке человеческом слов бы не нашлось. Он лился как песня, как музыка, обладая особыми чарами.

В жилище Аринэли царил полумрак, но, сев на постели, Мара разглядела саму хозяйку.

Первое, что бросилось в глаза, сверкающее золото волос эльфийской волшебницы. Её локоны ниспадали до колен, обрамляя удивительное лицо, которое, казалось, тоже сияло. Особенно, её светлые глаза. Аринэль сидела у каменного стола, и половина её платья горела желтизной одуванчикового поля, а другая была цвета изумрудного мха.

Волшебница поднялась, приблизилась, и одеяние её, вспыхнув, сменило цвет на салатово-жёлтый оттенок первой клейкой листвы.

– Какие сны ты видела, дитя моё? – спросила Аринэль.

– В твоём лесу сняться странные сны, ясная госпожа, – помедлив, ответила Мара.

– Это не тот ответ, что я хочу услышать. Что именно видела ты, Мара Джалина Вильсения Эрсель Ринай? – настаивала златовласая красавица.

– Прежде чем отвечать на твои вопросы, госпожа Аринэль, я хочу знать – кто ты? Зачем я здесь? И кто ты для меня – враг или друг?

– Я – не враг, – ответила Аринэль. И Мара отметила про себя, что другом она тоже не назвалась. – И здесь ты для твоего же блага. А теперь скажи мне, что принёс тебе твой сон?

Мара помолчала и, собравшись с силами, ответила:

– Ты вернула мне забытую боль, горе, о котором я не знала. И эта утерянная боль слилась в моём сердце с той, что уже была в нём, и стала невыносимой. Но я благодарна тебе за это, ясная госпожа, ибо эта боль тоже часть меня. Ты вернула мне саму себя, ты открыла тайны, дала ответы на мучавшие меня вопросы. Сны раскрыли мне все загадки моего прошлого, и я наконец-то обрела себя. Я знаю теперь, кто я. Я – дочь короля Лейндейла, наследница дома Ринай! И отныне я знаю, кто обрёк меня на скитания и нищету. Однажды он заплатит за это. Катарас должен заплатить!

Гнев угас в очах принцессы, и грустная улыбка осветила её нежное лицо.

– Но ты вернула мне и радость, госпожа волшебница. Ты вернула мне память о тех, кого я любила. Пусть на один короткий миг, но я увидела эти дорогие мне лица и теперь уже не забуду никогда. Я увидела их как наяву и вновь потеряла… И от этого разлука с ними ещё горше и страшнее. Это был очень жестокий подарок. Но я от всего сердца благодарю тебя за него, ясная госпожа!

– Что ж, хорошо. Теперь ты знаешь, кто ты, и, следовательно, знаешь, что тебя ждёт за пределами этого леса. Я хотела, чтобы ты это понимала. Я неслучайно нашла тебя. Я вижу многое в будущем, прошлом и настоящем. Не всё, разумеется, ибо всё ведомо только Творцу. И всё-таки… Я чувствую опасность вокруг тебя, она оплетает твою судьбу как крепкая паутина. Потому я решила помочь. Я не могу вмешиваться в дела людей, не могу даже сказать им, что ждёт их впереди. Такова сила магии, её обратная сторона – я знаю лишь малую часть тайн будущего, но и из этой малой части лишь наименьшую толику я могу открыть людям. К счастью, тайны прошлого мне позволено не скрывать, поэтому теперь ты знаешь всё.

Мара пыталась понять, куда она ведёт, а волшебница вздохнула печально.

– Нарушение правил может погубить и меня, и древний лес Арин. Он, наверное, показался тебе самым обычным, Мара Джалина, но не верь первым впечатлениям. Здесь, как и везде, растут деревья и травы, и живут звери. В отличие от Элтлантиса здесь лето сменяется осенью, а затем приходит зима, и весна… – я, знаешь ли, люблю разнообразие. Но этот лес пронизан древнейшей магией от самых глубоких корней до самых высоких макушек. И никакое зло не ступит сюда. Я понимаю под злом силу разрушения, хаос, ненависть, а значит, и Каран Гелан.

Мара слушала внимательно долгую роль эльфийки, а та продолжала неторопливо объяснять.

– Здесь властвует сила созидания, и это лучшее место для рождения на свет новой жизни. Пока ты здесь, ничто тебе не грозит. Ты, конечно, не сможешь оставаться здесь вечно. Я уже сказала, что не имею права вмешиваться в дела людей... Но пока твоё дитя не родится, ты не покинешь мой Арин.

Последняя фраза прозвучала слишком резко, и это насторожило Мару, но лицо Аринэли излучало такой свет и тепло, что было глупо подозревать её в каких-либо злых намерениях.

– Если ты не вмешиваешься в дела смертных, зачем тебе взваливать на себя заботу обо мне и моём ребёнке? Он родится ещё нескоро. И всё это время я проведу здесь. До мая ещё так далеко…

– Во-первых, не так уж и долго для той, чьи сроки измеряются вечностью, – возразила Аринэль. – Во-вторых, не забывай, этот ребёнок наполовину эльф, а эльфийские дети растут быстро. Много быстрее людских… Он родится очень скоро. Две-три недели ещё, я думаю. И, вообще, привыкай к мысли, что он вырастет так стремительно, так мимолётно.

– Для матерей дети всегда растут слишком быстро, – добавила Мара, удивлённая неожиданным известием.

– Да. Но твой к тринадцати годам будет уже совсем взрослым мужчиной, а к маю – ты ведь в мае его ожидала? – уже сможет не только ползать, но и ходить. Что же касательно моего вмешательства в жизнь смертных – это дело не только людей, и не только эльфов… Твой ребёнок важен для всего Лейндейла. В мире что-то содрогнулось. Грядёт время перемен, и придёт оно вместе с твоим сыном. От его рождения зависит, что воцарится в мире: свет или тьма. Вот поэтому Катарас и ищет тебя. Не потому, что ты принцесса Вильсения Ринай. Что ему твой титул? Джалисон сгорел дотла, половина Светлого края уже принадлежит Каран Гелану. Чем ты можешь ему помешать? Ты – королева без трона, ты – королева без королевства. Кто станет слушать тебя – ты давно сгорела в Королевском саду. Тебя нет. Есть лишь нищая странница, которую по нелепой случайности зовут так же, как юную принцессу.