Идеал с дефектом

PLAYLIST

Flëur - Отречение.

Adam - Мама я устал.

ЕГОР НАТС feat. Mental affection - Соврал.

Марьяна Ро - Помоги мне.

Maggie Lindemann - Couple of Kids.

Ross Copperman - How Many Heartbreaks.

Райс - Уходи.

Rauf & Faik - Я люблю тебя.

Макс Корж - 2 типа людей.

Imagine Dragons — Bad Liar.

Homie - Обещай.

Sad Song - We the Kings.

Taylor Swift – Haunted.

Lira (Та Сторона) & Дарья Кумпаньенко - Атомы.

DAVA - Последний танец.

Gafur - Атом.

Keane - Somewhere Only We Know.

Мот - Капкан.

Macan - Shazam.

MostEntoni, ЕГОР НАТС & Райс - Кома.

МакSим - Любовь алого цвета.

Пролог.

Ноябрьский дождь бил по лицу, будто хотел выбить из меня всё то, что я так упрямо в себе держал. Вся одежда промокла до последней нитки, ботинки вязли в лужах, а холод просачивался под кожу, но я стоял и смотрел на неё — на Лану, с этими золотистыми глазами, в которых слишком много боли, чтобы назвать её просто грустью. Там был целый шторм, без права на покой, и я знал, что она держится из последних сил, потому что больше не позволит себе плакать. Она научилась — черт возьми, научилась стоять, когда раньше падала. И именно это ломало меня сильнее всего.

Ветер рвал её рыжие волосы, швырял их ей в лицо, прятал глаза, будто хотел скрыть их от меня. Она стояла прямо, но я видел — это не стойкость, это отчаяние, упакованное в гордость. Она выглядела как загнанный зверёк, тот, который уже понял, что от выстрела не убежит, но всё равно не даёт себя поймать. Я не мог подойти — не имел права, да и смысла уже не было. Между нами лежало слишком много того, что нельзя объяснить, и слишком мало того, ради чего стоило бороться.

Я вдыхал воздух, пропитанный дождём и её ароматом — сладким, чуть терпким, с гарденией и грушей, тем самым, который цепляется за память и не отпускает даже тогда, когда хочешь забыть.

— Почему я? — спросила она. Голос сорвался, тихий, почти безжизненный.

Я сжал губы. Мне нечего было сказать. Любое слово звучало бы фальшиво, потому что правды в этой истории уже не осталось.

— Так получилось, — выдавил я, хотя сам не знал, что именно «так» и что «получилось».

— Я же думала… — она запнулась, опустила глаза, и я увидел, как по щеке медленно скатилась одна-единственная слеза. Такая же, как тогда — три месяца назад, когда всё началось. И мне, как идиоту, захотелось стереть её, дотронуться, но я не сделал ни шага. Потому что если трону — сорвусь.

— Что ты думала? — перебил я, слишком резко, потому что не мог выносить тишину между нами. — Что я тебя люблю? Забери свои иллюзии с собой.

Она вздрогнула. Закусила губу. И всё равно ответила.

— Я же… тебя… полюбила.

Последнее слово почти растворилось в ветре, но я услышал.
И почему-то стало мерзко. Не от неё — от себя. От того, каким стал.

— Ты была всего лишь целью, — сказал я тихо, глухо, без интонации.

Голос мой прозвучал так, будто говорил не я, а кто-то посторонний, холодный, вымеренный, привыкший отрезать всё живое в себе одним движением.

Она стояла напротив — рыжая, растрёпанная, с глазами, в которых ещё теплилась глупая надежда, что всё это шутка, что я сейчас улыбнусь и скажу, что это дурное недоразумение. Но я не улыбнулся. Я просто смотрел, как дождь скатывается по её щекам, смешиваясь со слезами, и в груди моей звенела тишина — мёртвая, вязкая, как болотная вода.

— Зачем ты так со мной? — тихо спросила она. — Где я перешла тебе дорогу?

Я усмехнулся. Криво, зло, как зверь, который кусает только потому, что умеет.

— Так бывает, рыжуля. Было скучно, поигрался и выбросил.

Слова вылетали будто автоматически, будто я их репетировал заранее, как дешёвый актёр в плохом фильме. Но внутри всё сжималось, выламывалось, трещало.

Она подняла глаза — и в этом взгляде было столько обиды и неверия, что на секунду мне захотелось отступить, сказать, что соврал, что я просто защищаюсь, что всё это не про неё, не про нас. Но я был Зароцкий — тот, кто не отступает, даже если режет сам себе по живому.

— Так зачем мы…? — её голос дрогнул, и она закусила губу.

Я улыбнулся — нарочно, жестоко.

— Трахались? Рыжуля, это естественный процесс. Думаешь, я первый, кто тебе сказал, что ты красивая? Ты сама всё решила, когда пришла, когда посмотрела так, будто ищешь спасение. Но я не спасаю. Я разрушаю. Подружка ведь предупреждала, да? А ты всё равно полезла в огонь, думая, что сумеешь приручить пламя.

Она подняла руку — я не уклонился. Резкая, звонкая пощёчина полоснула по щеке, будто напомнив, что я всё ещё жив.
Да, заслужил. Может, даже слишком мягко.

— Никогда, Зароцкий, не приближайся ко мне, — сказала она, и голос её впервые стал твёрдым, острым, как лезвие.

Я ничего не ответил. Просто смотрел, как она разворачивается, кутается в тонкое пальто, обнимает себя за плечи, будто пытается удержать тепло, которое я же и вырвал из неё, и уходит — в дождь, в серую вязкую мглу.

— Да нужна ты больно мне! — крикнул я ей вслед, хотя знал, что не услышит, да и не поверила бы, если б услышала.

Но правда, как всегда, оказалась мерзкой и поздней.
Нужна. Чёрт возьми, как же нужна.

Часть 1. Глава 1.

«Oh, hush, my dear, it’s been a difficult year
And terrors don’t prey on innocent victims»
Imagine Dragons - Bad Liar.

Утро доброе, как говорится, хотя после вчерашней трэшевой тусовки я ничего не помню, кроме расплывчатых картинок и ощущения, что мозг каким-то чудом не расплавился окончательно. Где я? Сколько, мать вашу, времени? Бошка трещит, будто кто-то забил в неё молотком, а за окном начало сентября светит с такой яростью, что глаза режет хуже, чем в Испании, когда солнце безжалостно палит по коже. Я сел на кровати, потянулся и протёр лицо руками, ощущая, как спину начинают покрывать лёгкие, тёплые поцелуи, вызывающие одновременно раздражение и какую-то странную, давно забытую тревогу.

— Доброе утро, Леша, — сказал мелодичный голос, и от него сразу стало ясно, что мир продолжает вращаться, даже если я вчера пытался его остановить.

— Люба… какого хуя я тут делаю? — спросил я, вставая и пытаясь оценить масштабы катастрофы, коей было моё вчерашнее «саморазрушение».

— Ты сам вчера позвонил и попросил тебя забрать от Маркуса.

Понятно. Всё сразу стало на свои места. Видимо, вчера я перепил так, что мозг сдался, пальцы сами набрали её номер, а она приехала, забрала меня из какой-то помойки, называемой вечеринкой. И если я голый, а она тоже — значит, мы снова наступили на те же грабли, привычно и дико, как герои дурной мелодрамы. Зароцкий, думаешь, ты стал умнее? Нет, брат, просто старые ошибки повторяются быстрее, чем ты успеваешь моргнуть.

— Мне пора, — сказал я, пытаясь встать с кровати, но тело будто сопротивлялось, цепляясь за одеяло и тепло.

Я нашёл на полу свои спортивные чёрные джоггеры и футболку, натянул, стараясь не смотреть на неё слишком долго, чтобы не потеряться снова.

— Да брось ты, — фыркнула девушка, и в голосе её было что-то между раздражением и тихой насмешкой.

Я поднял взгляд и увидел её. Высокая, худая, красивая до безобразия, как будто всё её тело — это ходячий каталог, и каждый изгиб идеально выверен. Модель. Моя бывшая. Та, что когда-то казалась всем смыслом, пока не изменила и не превратила наши воспоминания в грязный сарказм, оставшийся после бурной страсти.

— Люба, — сказал я сухо, как будто отрезал её слова ножом, — это была ошибка.

Она усмехнулась, и улыбка её была едкой, как лимонный сок в глаза:

— Трахаться — это ошибка?

Я посмотрел на неё, почувствовав, как что-то внутри меня дернулось — раздражение, холод, старая боль, смешанная с какой-то странной, почти забытым нежностью:

— В нашем случае да, — сказал я, не отводя глаз, и голос мой был одновременно ровным и обжигающим, как ледяная вода в венах.

Я одел джоггеры, ту самую серую футболку, что валялась на спинке стула, и натянул кеды. Волосы как всегда — беспорядок, да и плевать. Телефон нашёл в коридоре, где-то под курткой, и пошёл к двери. Люба мельком посмотрела, будто хотела что-то сказать, но промолчала. И слава богу — не было сил слушать её жалкие попытки вытащить меня из моей собственной апатии. Сегодня первый день в новом университете. Звучит будто шанс начать заново, но я слишком хорошо знаю, что ни хрена не меняется.
Вопрос гложет с самого утра: нахуя я вообще вернулся в это дерьмо? В этот город, где каждый метр — напоминание о том, кем я был, и кем уже не стану.
Ах да, отец болен. Смешно, да? Болен, а я чувствую не жалость — пустоту. И от этого ещё хуже.

Вызвал такси и вышел на улицу. Воздух пах гарью и мокрым асфальтом, небо висело низко, будто тоже устало от всего этого цирка. Закурил. Дым обжигал горло, но было плевать — пусть хоть что-то щиплет. Курю и смотрю на мир, который живёт без меня. Люди спешат, кто-то смеётся, кто-то ругается в телефоне. Вижу девушку, ноги от ушей, волосы цвета пшеницы — ух, какая цыпочка. Так бы и…
Громкий гудок машины выдернул из мыслей, будто пощёчина. Водитель уже ждал, явно раздражённый. Я затушил сигарету о бордюр, кинул окурок под ногу и сел в машину.

— Университет “Айленг”? — спросил он, не глядя.

— Ага. — буркнул я, уставившись в окно.

Дорога тянулась в тишине, только мотор гудел и мысли роились в голове, как назойливые мухи. Я пролистал телефон — десять сообщений от мамы, два от Маркуса, три от Габи.
Мама, как всегда, боится, что я снова сорвусь, что не выдержу, что начну по старой схеме: клубы, драки, алкоголь, пустые лица и секс без имён.
Маркус — брат по несчастью, только он из тех, кто спасает других, когда сам тонет.
А Габи… Габи просто хочет трахаться. Без чувств, без обязательств. С ней просто — не надо объяснять, почему внутри всё мёртвое.
“Нахрена я им нужен?” — подумал я.

Таксист остановился у ворот университета. Бежевое здание, свежее, правильное, как будто вырезанное из проспекта для идеальной жизни. Смешно. Я вышел, хлопнул дверью, не оглядываясь. День начинался хреново, но иного я и не ждал.
Зашёл внутрь. Толпы студентов, шум, запах кофе и дешёвых духов. Все спешат, смеются, живут — и ни один даже не подозревает, насколько они все одинаковые.

Нашёл свою аудиторию. Конечно, опоздал. Куда ж без этого. Открыл дверь — и десятки взглядов воткнулись в меня, будто ножи. Препод — женщина лет пятидесяти, строгая, с лицом, на котором будто написано: “ненавижу всех”.

— Молодой человек, — ледяным тоном бросила она, — а вы кто такой? И почему считаете возможным срывать мою лекцию?

Я улыбнулся. Спокойно, нагло, чуть снисходительно — как всегда.

— Здравствуйте, — сказал я, засовывая руки в карманы. — Я новенький по обмену. Алексей Зароцкий.

Все взгляды были устремлены на меня.
Ну конечно. Новенький, значит, можно глазеть, обсуждать, перешёптываться. Люди всегда такие — им дай только повод ткнуть пальцем, сравнить, выдумать себе причину ненавидеть. Да мне плевать. Я привык. Когда я появляюсь, воздух в комнате будто сжимается, кто-то обязательно кашлянет, кто-то перестаёт дышать, а кто-то сразу начинает искать повод, чтобы меня не любить. И всё это я вижу, я чувствую — и мне от этого даже немного забавно.

Глава 2.

«Come on, come on, don't leave me like this
I thought I had you figured out»
Taylor Swift - Haunted.

— Ну как твой день, Волк? — спросил Маркус, усаживаясь напротив, с таким видом, будто собирался слушать что-то грандиозное.

— Скучно, — отозвался я, не поднимая взгляда. — Поспал на парах, цеплялся к однокурснице.

— Красивая? — спросил он с ухмылкой, подливая себе виски.

— Серая мышь, не для тебя, — лениво бросил я и отпил из стакана. Горло обожгло, приятно, по-домашнему.

Обмыть первый день учебы мы решили в клубе «ЛакОйр» — стандартное место, где пахнет перегаром, дорогими духами и притворной молодостью. Толпа, громкая музыка, вспышки света, липкий воздух — всё это я ненавидел, но терпел. Потому что иначе было бы совсем пусто.
Все пары я, конечно, проспал. И да, не видел эту смешную девчонку. Рыжую. Стрельцову. Или как там её. Хоть и не цепляла внешне, но в ней было что-то... раздражающе тихое. Знаете, из тех, кто своим молчанием будто ставит тебя в неловкое положение. Я хотел увидеть её, просто чтобы сбить это выражение — это спокойствие, это «мне на тебя всё равно». Хотел, чтобы посмотрела так, как смотрят все. С интересом. С дрожью. Но нет, не попалась.

— Думаешь? — спросил Маркус, глядя на меня поверх стакана.

— Знаю, — ответил я спокойно.

Он ухмыльнулся, поправил рукава, щёлкнул зажигалкой — и сигаретный дым смешался с запахом алкоголя.

— Таких проще затащить в постель и трахнуть, — сказал он. — Это на вид они скромные, а на деле... уф, какие пушки.

Я чуть усмехнулся. Этот вечный Маркус. Считает, что всех женщин можно купить, напоить или уговорить. А я — просто знаю, что большинство из них сами приходят.

— Она тебе не даст, — сказал я, спокойно, без эмоций.

— А тебе, типа, даст? — хмыкнул он, вытягивая дымное кольцо.

Я поднял глаза. Мы встретились взглядами, и я улыбнулся — так, как улыбаются, когда уже решили, кто из нас прав.

— Конечно даст, — ответил я тихо. — И добавки попросит.

Маркус расхохотался, громко, как всегда, хлопнул меня по плечу. Ему было весело. А мне — нет.
Я сделал ещё глоток, смотрел на янтарную жидкость в стакане и думал, что всё это дерьмо — просто привычка. Алкоголь, женщины, клубы, грубые слова, эта уверенность в себе, которая ничего не значит. Всё просто способ не чувствовать.

— Слушай, а давай спор, — сказал Маркус, когда мы уже осушили по второму стакану. Виски растекался по венам, приглушая весь шум и делая разговор чуть замедленным, но чётким.

— Спор? — я фыркнул, откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу. — Ты же знаешь, я не играю в игры, где заранее ясно, кто победит.

— Вот именно, — усмехнулся он. — Но я предлагаю интересную ставку. Ту самую одногрупнницу, с универа.

Я поднял бровь.

— И?

— Ты сказал, что она тебе даст. А я — что нет. Так вот, давай проверим.

Я не сразу ответил. Глупо? Безусловно. Но вот эта его ухмылка, наглая и уверенная, как будто он уже видел меня проигравшим — раздражала.

— И чего ты хочешь? — спросил я спокойно, наблюдая, как он крутит в пальцах сигарету.

— Если ты выиграешь, — сказал Маркус, наклоняясь ко мне, — я плачу тебе тысячу баксов. Наличкой. Без вопросов.

Я засмеялся.

— Серьёзно, тысячу? Это твоя ставка? Маркус, ты себе хоть представляешь, сколько стоит мой интерес к женщине?

Он тоже усмехнулся.

— А если проиграешь, отдаёшь мне пять штук.

Я перестал смеяться. Посмотрел на него. Медленно, с интересом.
Пять тысяч. Ну… сумма приличная. Но дело не в деньгах — просто само предположение, что я могу проиграть, выглядело как издевка.

— Ты реально думаешь, что я в пролёте окажусь? — спросил я.

— Я думаю, что ты переоцениваешь себя, брат, — сказал Маркус. — Не все ведутся на твоё самодовольство. Не все падают в постель от пары фраз и улыбки.

Я усмехнулся, провёл пальцем по ободку стакана.

— Не все, — повторил я тихо. — Но эта — поведётся.

— Думаешь? — спросил он, подначивая.

— Знаю, — ответил я. — Таких я чувствую. Тихие, зажатые, с глазами, полными сомнений. Им только дай немного внимания — и всё, они сами начнут ломаться. Только стоит сделать шаг.

Я поднял взгляд, встретился с ним глазами.

— Окей, — сказал я. — По рукам.

Он протянул ладонь, и я пожал её. Его пальцы были горячими, мои — холодными.

— Только запомни, — сказал Маркус, подмигнув. — Без грязных трюков. Никаких угроз, давления. Всё честно. Сама должна захотеть.

Я снова усмехнулся.

— Маркус, если бы ты знал, как легко люди сами идут в клетку, когда думают, что им её не навязывают.

Он рассмеялся.
Музыка ударила громче, вспыхнули прожекторы.
А я откинулся на диван и смотрел в потолок, думая, как забавно всё складывается.

Рыжая. Стрельцова. Лана.
Маленький, наивный человечек, который даже не подозревает, что уже стал частью чужой игры.

Мы ещё какое-то время сидели с Маркусом. Дым от сигарет вился над столом, тяжёлый, горький, почти как разговор. Он всё подшучивал, бросал фразы, как камни в спокойную воду, ожидая хоть какого-то всплеска от меня. А я просто сидел, откинувшись на спинку дивана, наблюдая, как на дне стакана медленно тает лёд.

Он говорил, что у меня не выйдет. Что рыжая не поведётся, что она из тех, кто держит дистанцию и носит вокруг себя невидимую броню из застенчивости и приличия. Я слушал, кивал, даже улыбался. А внутри было тихо, почти спокойно. Я уже знал — выиграю. Я всегда выигрываю. Просто так устроено.

— Да брось, волк, — Маркус хохотнул, достал сигарету, щёлкнул зажигалкой. — У тебя с ней ничего не выйдет, я прям чую. Она не из твоей стаи.

— Ты чё, с ума сошёл? — я скривился. — У меня с любыми "стаями" всё выходит. Ты просто забываешь, кто я.

Он засмеялся, хлопнул меня по плечу, будто я сказал что-то особенно смешное.