Идолы: бонус

1

ЧАСТЬ 1. СНЕГУРОЧКА ДЛЯ ПРОДЮСЕРА

31 декабря 2023 года, 07:45 по московскому времени

Программа “Утречко” ежедневно выходила в прямом эфире на главном телеканале страны, и каждый раз зрителей ждала увлекательная встреча с очередным звёздным гостем.

Нынешним утром – к слову, последним утром уходящего года – в студию были приглашены участники популярного бойз-бэнда “Идолы” вместе со своим продюсером. Группа засияла на небосклоне отечественного шоу-бизнеса около года назад, но уже приобрела статус поистине культовой. Феноменальной!

– Честно говоря, не припомню, когда у нас в последний раз был подобный ажиотаж, – удивлённо приподняв брови, поделилась с гостями ведущая Екатерина Вавилова. – Давненько… а пожалуй, и вовсе никогда.

Она имела в виду компанию разновозрастных девушек и женщин, которые дежурили у входа в телецентр уже с половины седьмого утра. Это были самые преданные и активные фанатки “Идолов”: держа наготове плакаты, букеты и подарки, они приплясывали и притопывали от холода, привычно перебрасывались шуточками и согревались чаем из привезённых с собой термосов, поскольку все ближайшие кофейни и рестораны были ещё закрыты. Фанаткам были нипочём ни лёгкий морозец, покусывающий щёки и носы, ни предрассветная декабрьская мгла, ни сыплющаяся с неба снежная крупа, ни одолевающая их сонливость.

– Почему никогда? – недоверчиво уточнил продюсер группы. – Что, ни у кого из ваших гостей нет своего фан-клуба?

– Ну-у, к нам, конечно, приходят артисты разного уровня популярности, но, скажем так… мало кто из поклонников реально готов притащиться в “Останкино” ни свет ни заря, чтобы просто поглазеть на своих кумиров. Всё-таки мы ранние пташки, с восьми утра уже в эфире, – пояснила Вавилова. – А ваши тут как тут!

– Это факт, – с улыбкой признал Железняк, – фандом у нас сильный и дружный.

Поклонницам требовалось не так уж и много: всего лишь поздороваться со своими кумирами, вручить новогодний презент, выкрикнуть очередное признание в любви и, если повезёт, сделать совместное селфи. Именно ради этих мимолётных мгновений фанатского счастья они готовы были морозить себе задницы на улице в то время, как все нормальные люди спали в тёплых постелях, чтобы, проснувшись, не спеша начать готовиться к встрече нового года.

Студия была по-праздничному украшена. До эфира оставалось ещё пятнадцать минут, так что гости и ведущая с удовольствием потягивали кофе, уютно устроившись на мягких удобных диванах. Парни держались бодрячком, а вот Железняк откровенно клевал носом и то и дело зевал, деликатно прикрывая рот ладонью – половину минувшей ночи они провели в клубе на презентации нового видеоклипа.

– Не, ну я понимаю – будни. Но неужели и правда найдутся чудики, которые специально проснутся тридцать первого декабря в восемь утра и включат телевизор? – проворчал продюсер себе под нос.

– Ох, Сергей Львович, вы не представляете, как их много, – улыбнулась Вавилова. – Именно так и есть: просыпаются пораньше и начинают строгать традиционные салатики под включённый телевизор…

– Какие-нибудь пенсионерки, – скептически фыркнул он. – Да только им, наверное, “Иронию судьбы” подавай да “Старые песни о главном”. Нахрен им сдалась наша группа!

– Как говорит одна моя знакомая бабуся, – вмешался Костя Миронов, пряча смешок, – современные певцы только и делают, что скачут по сцене, как горные козлы, и трясут мудями – срамота! То ли дело раньше: Кобзон, Магомаев…

– А ты у нас с бабусями стал дружбу водить? – не преминул привычно поддеть его Антон Троицкий. – Боже, это так трогательно. Только что-то песок под ногами захрустел и нафталинчиком потянуло, не находите? – он обернулся к остальным участникам группы, невинно округлив глаза и делая вид, что принюхивается.

Женя Огай, воспитанный в соответствии с корейскими традициями, которые предписывали безоговорочно уважать и почитать старших и – упаси бог! – не высмеивать стариков, только неодобрительно покачал головой, но вслух ничего не сказал.

– Так, Тоха, хорош гнать на старшее поколение! – лениво пригрозил ему Железняк. – Я ведь и обидеться могу… на шестом-то десятке.

– Ой, ну что вы на себя наговариваете, Сергей Львович! – вмешалась Вавилова, отчаянно с ним кокетничая. – Какой там шестой десяток… вы в прекрасной форме. Я бы сказала, в великолепной!

Флиртующие нотки в её голосе прозвучали так неприкрыто, настолько откровенно, что Антон принялся демонстративно обмахивать себя кистью и шумно дышать, изображая, что ему жарко. Все остальные захихикали. Настроение у парней было прекрасное, по-новогоднему приподнятое, поэтому эта короткая шутливая пикировка их только взбодрила.

– Так, народ, пятиминутная готовность, – взмахнув ладонью, точно дирижёр перед оркестром, объявил режиссёр выпуска.

Все моментально собрались и посерьёзнели. Костя, не говоря ни слова, вытянул руку вперёд, и на неё сверху опустились руки остальных участников группы.

– Вау, у вас есть собственный тайный ритуал? – многозначительно протянула ведущая, с любопытством наблюдая за тем, как Железняк подбрасывает вверх руки своих подопечных. – Как это мило, божечки!

2

09:00

В машине продюсера приятно пахло кожей и почему-то мандаринами. Впрочем, источник цитрусового запаха скоро обнаружился: на заднем сиденье лежал увесистый пакет, полный солнечных оранжевых шариков.

– Хочешь мандаринку? – перехватив Женин взгляд, поинтересовался Железняк.

– Н-нет, спасибо, – с запинкой откликнулся тот. Сергей Львович и мандарины? Это как-то совсем не вязалось.

– Бывшая жена их обожает, – всё-таки пояснил продюсер. – Для неё новый год просто не наступит, если на столе не будет мандаринов.

– Вы для неё купили? – вежливо, хоть и удивлённо, спросил Женя. Бывшая жена Железняка – это же мама Антона! Тоха вроде бы ничего не говорил о том, что его родители сохранили тёплые отношения после развода… Скорее наоборот – он упоминал, что они общаются лишь по необходимости, в остальное время стараясь избегать друг друга.

– Нет, конечно, – невесело усмехнулся Железняк, подтверждая его догадку, – не для неё. Просто какая-то дурная привычка осталась ещё со времён брака: без мандаринов новый год – не новый год. Вот и покупаю каждый раз… сам не знаю, на хрена. Потом мучаюсь проблемой – куда всё это добро девать? Приношу в студию и угощаю сотрудников. Впору начать разыскивать в сети рецепты мандаринового варенья!

– Ясно, – дипломатично отозвался Женя, хотя ясно ему было далеко не всё.

– Ну так что, – искоса взглянув на него, произнёс Железняк, положив руки на руль, но не делая ни единой попытки завести машину, – с кем ты там собрался сегодня новый год встречать? Я не расслышал.

– А я и не говорил, – осторожно ответил Женя, невольно улыбнувшись наивности продюсера: неужели он всерьёз верит, что кто-то может угодить в эту примитивную ловушку?

– Не говорил… – задумчиво повторил Железняк, а затем снова бросил на него короткий внимательный взгляд. – Кто она?

Женя невольно покраснел:

– Ну почему сразу “она”?

– Шерше ля фам,* – многозначительно отозвался тот. – Мой мальчик, я всё-таки не вчера на свет появился. Так я её знаю?

Женя торопливо замотал головой:

– Нет!

Продюсер укоризненно вздохнул.

– Не умеешь ты врать, Женька. Хоть бы, я не знаю, у старших товарищей поучился, что ли… Вон Тоха – вечно заливает так, что аж заслушаться можно. Прямо соловей!

Женя неловко заёрзал на месте.

– Это Стася, верно? – вздохнув, как-то обречённо спросил Железняк.

Женя вскинул на него удивлённые глаза:

– Если вы и так всё знаете, то к чему этот спектакль?

– Я не знал, – признался тот. – У меня были кое-какие подозрения, но без доказательств. Значит, всё-таки Стася…

Стасей – точнее, Анастасией Мареевой – звали одну из участниц группы “НеКуклы”, самую младшую в трио. Ещё во время съёмок совместного с “Идолами” клипа Железняк обратил внимание на искры между Женей и этой миловидной хрупкой блондиночкой с бархатным взглядом, но не придал этому особого значения. Оказалось, зря…

– Даже если это действительно Стася, то в чём проблема? – запальчиво спросил Женя.

– Дурень ты мой, ей всего семнадцать, – покачал головой Железняк.

– Ну и?.. – вскинулся Женя. – Я что – в постель её тащу?!

– Боже, не знаю и знать не хочу, – открестился продюсер в притворном ужасе. – А вот её мамаша уверена, что да.

Женя недоумевающе наморщил лоб.

– Мамаша? – переспросил он в замешательстве.

Железняк кивнул:

– Ну да. Всю плешь мне проела, зараза! Каждый день названивает и скандалит. И условия-то у меня драконовские, и график работы бесчеловечный, и артистов-то я в гроб вгоняю своими требованиями, и вообще… чуть ли не детский труд эксплуатирую, – Железняк сначала поморщился, а затем засмеялся. – Представляешь, даже хотела на подписание контракта вместе с дочерью заявиться! Нашим юристам еле удалось убедить её, что заключение трудового договора не требует согласия родителей, если ребёнку уже исполнилось шестнадцать лет. Теперь вот бесится, что я, дескать, занимаюсь сводничеством ради популярности. Она уверена, что вы со Стасей спите по моей указке. Для пиара.

Женины щёки порозовели.

– Мы не… ну, в общем, мы с ней не спим и даже не встречаемся. По крайней мере, пока.

– Конфетно-букетный период? – покосился на него Железняк. – Прекрасно, прекрасно… Ну, рано или поздно это всё равно произойдёт – если, конечно, вы действительно нравитесь друг другу.

– Она мне очень нравится, – тихо признался Женя. – А я ей… даже не знаю.

– Ну, она же согласилась встречать новый год с тобой?

– Да, но… там ничего такого, – поспешно заверил Женя. – Мы собирались просто погулять, а в полночь выпить шампанского на Красной площади.

– У своей матери, однако, Стася отпросилась до самого утра, – ухмыльнулся Железняк. – Так что, возможно, у неё на тебя более грандиозные планы.

3

16:00

Дома, всё так же отчаянно зевая, он кое-как сбросил верхнюю одежду с носками и рухнул на кровать прямо поверх покрывала. Господи, какое же это счастье – наконец-то вдоволь выспаться, никакой секс с этим не сравнится, подумал Железняк в полудрёме, уже неумолимо проваливаясь в мягкую тёплую яму сна.

Он спал сладко и крепко, без сновидений, как будто его просто вырубили на шесть часов. Проснулся резко, словно от толчка, и не сразу понял, что его разбудило. Потом сообразил – банальный голод. Весь день у него во рту не было даже маковой росинки, если не считать чашки кофе перед утренним эфиром в “Останкино”, и сейчас желудок натурально скручивался в бараний рог и заливисто выводил оперные арии.

Сев на смятом покрывале, Железняк слегка похлопал себя ладонями по щекам, чтобы окончательно проснуться, и пригладил спутавшиеся волосы. Шторы на окнах в спальне были плотно задёрнуты, но даже так было заметно, что снаружи уже сгущаются ранние зимние сумерки.

Прошлёпав босиком на кухню, Железняк напился воды прямо из-под крана (дурацкая, ещё студенческая привычка, от которой он так и не смог избавиться и за которую Юлька частенько его ругала), а затем распахнул дверцу холодильника и на некоторое время завис, решая сложнейшую головоломку: чего бы сожрать, если жрать нечего? А жрать было нечего в буквальном смысле слова, поскольку он практически не жил и поэтому не готовил дома, приезжая сюда только спать. Была бы хоть пара яиц и немного молока – вполне хватило бы на омлет, но… увы, в холодильнике не наблюдалось ни того, ни другого. И вообще ничего не наблюдалось, кроме скукоженного полупустого дой-пака с кетчупом “для гриля и шашлыка”. Ни гриля, ни шашлыка у него, естественно, тоже не было.

В какой-то глупой надежде Железняк выдвинул поочерёдно все ящики морозильной камеры, словно надеясь обнаружить там забытую пачку пельменей или хотя бы небольшой кусок мяса. В морозилке сиротливо перекатывался вафельный стаканчик с мороженым, совершенно окаменевший в этой вечной мерзлоте. Железняк понятия не имел, откуда вообще у него взялось мороженое и сколько лет оно здесь валяется, но всё-таки достал его и попытался откусить кусочек, предсказуемо чуть не сломав зубы. Чертыхнувшись про себя, он поставил стаканчик на стол, чтобы тот немного оттаял, и пошёл за телефоном – заказывать доставку.

К сожалению, здесь его ждал глубокий облом. Приложения с доставкой еды и продуктов не желали загружаться и безбожно висли, а то и вовсе не работали, выдавая ошибку. В тех ресторанах, куда ему удалось дозвониться напрямую, с самыми искренними извинениями сообщали, что свободных курьеров у них на данный момент нет и в ближайшее время не предвидится – “сами понимаете, новый год, поэтому…”

Поэтому подыхайте от голода, господин продюсер.

Желудок продолжал распевать голодные песни, как пьяный забулдыга. Вздохнув, Железняк покосился на всё более сгущающуюся темноту за кухонным окном, задумчиво лизнул чуть подтаявшее мороженое и понял, что похода в магазин не избежать. Ехать куда-то далеко не хотелось, но, кажется, здесь поблизости был какой-то сетевой супермаркет. Добежать до него, схватить хлеба, колбасы, сыра, каких-нибудь овощей и… возможно, пива и креветок – этого джентльменского набора вполне хватит, чтобы протянуть до завтра.

Но не успел он вдеть руки в рукава пальто, как зазвонил мобильный. Покосившись на экран, Железняк тихо застонал: это была чокнутая мамаша Насти Мареевой, которую он сохранил у себя в контактах как “Стаськину мать”. Не отвечать?.. Так ведь возьмёт измором, проверено. По-хорошему надо было сунуть её в блок, но он не мог так поступить – как ни крути, а с родителями своих подопечных (особенно несовершеннолетних) надо было сохранять хорошие отношения.

С отвращением поморщившись, он ответил на звонок.

– Сергей Львович!.. – зазвенело ему прямо в ухо. Господи, какой же у этой бабёнки противный визгливый голос, в который раз подумалось ему. Сразу ясно – истеричная скандальная тётка. Он никогда не виделся вживую с мадам Мареевой, но почему-то представлял её этакой карикатурной особой из девяностых: в свитере из ангорки с накладными плечами, фиолетовыми тенями на веках и химической завивкой. А ещё она наверняка жирная, мстительно подумал он, чтобы хоть как-то компенсировать моральные страдания от предстоящего разговора.

– Слушаю вас, – суховато откликнулся Железняк, демонстрируя этим холодным тоном, что она отрывает его от очень важных дел.

– Сергей Львович, подскажите мне адрес, где проходит корпоратив! – требовательно выпалила Стаськина мать.

– Какой ещё корпоратив? – на миг потеряв бдительность, растерялся он, а затем спохватился: Стася же наплела мамаше, что выступает сегодня ночью на новогоднем корпоративе.

– Ах, да!.. – сделав вид, что вспомнил, добавил он понятливо. – А зачем вам адрес?

– Ну как зачем? – возмущённо запыхтела она в трубку. – Мало ли, что там за заказчик… А вдруг бандит какой-нибудь? Там всё-таки моя дочь поёт!

– Господи, ну какой ещё бандит, – устало выдохнул он. – Мы работаем с проверенными и уважаемыми клиентами.

Эта идиотка сериалов о лихих девяностых, что ли, пересмотрела?

– Знаю я их – проверенных и уважаемых, – недоверчиво протянула Мареева. – С виду такие приличные, а потом окажутся ворами, насильниками или убийцами.

4

17:00

Он оторопел. Женские слёзы всегда действовали на него подобно удару по яйцам: запрещённый приём, который моментально выводил из строя, практически нокаутировал. Его корёжило буквально физически.

– Вы что, плачете? – глупо переспросил Железняк, чувствуя себя дурак дураком.

– Нет, – гундосо отозвалась Стаськина мать и зарыдала уже в голос.

– Вы плачете потому, что не можете попасть на корпоратив? – ещё более глупо уточнил он.

– Да отстаньте, в конце концов, чего вы ко мне прицепились! – вспылила эта рёвушка-коровушка, продолжая вдохновенно хлюпать носом и подвывать.

– Простите, это я к вам прицепился? – ядовито переспросил Железняк. – Так-то вы сами мне позвонили.

– Да господи!.. – воскликнула она страдальческим тоном. – Уже и поплакать нельзя! Оставьте меня в покое! – и отключилась.

Несколько секунд Железняк тупо смотрел на свой телефон, пытаясь сообразить, что это в принципе было.

– Еб…нашка, – наконец негромко прокомментировал он, пожал плечами и вернулся к своему пальто, которое так и не успел надеть.

Оказавшись во дворе, он заозирался по сторонам и прищурился, пытаясь вспомнить, где видел супермаркет. Оказалось, что память его подвела – супермаркетом это можно было назвать с большой натяжкой, так… крошечный продуктовый магазинчик с пафосным названием “Продуктовый мир”.

Поскальзываясь на обледеневших ступенях крыльца и чертыхаясь себе под нос, он поднялся к двери и потянул её на себя. Призывно тренькнул колокольчик, и сразу же вслед за этим из глубины магазинчика раздался гневный вопль:

– Через пятнадцать минут закрываемся!

Невольно вздрогнув, Железняк поднял глаза и увидел за прилавком продавщицу. Она была удивительно похожа на тот образ, который сложился у него в голове по отношению к Стаськиной матери – типичная хабалка из девяностых. Но, конечно же, это была не Стаськина мать. Хотя смотрела на него так же недовольно и враждебно, как могла бы смотреть эта… как бишь её… Елизавета Борисовна. Господи, почему он вообще это помнит?! На кой ляд ему эта информация?

– Ну? – не дождавшись от него реакции, мрачно осведомилась продавщица. – Чего надо?

– И вам добрый вечер, мадам, – иронично отозвался Железняк. Сервис? Клиентоориентированность? Не, не слышали.

– Какая я тебе мадам? – моментально ощетинилась та. – Зенки залил уже, не дожидаясь праздника? Водки нет! – отрезала она, и ему показалось, что он перенёсся на машине времени в не слишком давнее прошлое, когда хамство за прилавком было в порядке вещей. Даже забавно…

– Девушка, милая, – взмолился Железняк, безбожно польстив ей лет этак на тридцать, – ну при чём здесь водка? Я что, похож на алкоголика? Вообще-то я за продуктами пришёл.

Окинув его недоверчивым взглядом, продавщица сбавила обороты, но всё-таки повторно предупредила:

– Учтите, мы закрываемся через пятнадцать минут.

– А почему так рано? – удивился он. – Ещё даже шести нет.

– Скажите спасибо, что в принципе работаю! – снисходительно фыркнула та. – Вон, в этих ваших Европах и Америках по воскресеньям магазины вообще закрыты.

– А вы откуда знаете? – заинтересовался Железняк, уж слишком не вязался облик хамоватой продавщицы с её продвинутостью относительно западных реалий.

– Сестра у меня в Северной Каролине живёт, – буркнула продавщица, а затем ещё тише добавила:

– Сучка…

Между тем Железняк с тоской обвёл взглядом прилавок. Какая-то сушёная рыба, не внушающая доверия, чупа-чупсы, упаковки чипсов и сухариков… И мандарины, мать их. Мандарины!

– А хлеб у вас есть? – спросил он. – И яйца. И… овощи какие-нибудь.

– Хлеб кончился, – со скучающим лицом отозвалась продавщица. – Яиц тоже нет – смеётесь, что ли? И овощей нет.

– Блин, – он снова осмотрелся по сторонам. – А есть что-нибудь в принципе… съедобное?

– Мужчина, что вы мне тут загадки загадываете, – она брезгливо поджала губы. – Чай, не на “Поле чудес”.

– Да какие загадки! – психанул он. – Я голодный, как волк. В вашем магазине можно купить чего-нибудь пожрать?

– Ну… – она закатила глаза в раздумьях. – Вот, например, консервы, – и шмякнула перед ним на прилавок кильку в томатном соусе и банку зелёного горошка.

– Вы издеваетесь? – практически взвыл он. – Что мне из этого продуктового набора приготовить – оливье с килькой?

– Слушайте, это вообще не мои проблемы, – снова закатила глаза продавщица. Она умела это делать совершенно по-разному: если в первый раз это означало задумчивость, то теперь возведённые к потолку густо накрашенные глаза являлись свидетельством того, как бедняга утомилась от тупых претензий не менее тупых покупателей. По сути продавщица была совершенно права, Железняк не мог этого не признать.

– Я сейчас закрываю магазин и иду домой встречать новый год. А вы делайте хоть оливье, хоть кильку под шубой… меня не касается, – отрезала она.