Темно.
Я не чувствую тела.
Чувствую только как пространство давит мне на грудь. Чувствую, как соленая вода заполняет каждый свободный уголок моего тела. Как внутри меня всё горит от солёной воды, а снаружи, от той же воды я чувствую лишь леденящий холод. Хотя это скорее не чувства, а мой образ меня в памяти, которую я тоже перестаю чувствовать.
Я не помню, сколько я пробыла в воде. Помню только, как появилось тепло на моей талии и как вода не хотела меня отпускать. Мой рот, заполненный солёной водой открылся и что—то до боли горячее обожгло мои губы. Тепло проникло в меня и осталось где—то в груди. Обрывки моей жизни нехотя возвращались ко мне…
Мы плыли на корабле. Был шторм. Я держала в руках что—то важное, пока вокруг тонули люди, а потом... утонула и я.
Открыв глаза в мутной воде я увидела, что силуэт, наподобие человека прижался ко мне губами, и уносил меня куда—то вверх, ближе к свету... Тогда я и обнаружила, что не могу дышать, но тогда мне не хватило сил обнаружить, что мне это было и не нужно. Мне было достаточно того тепла внутри, что дал мне он, чтобы жить. Так мы и плыли, пока безмятежье не настигло меня снова.
Когда я пробудилась в следующий раз, то обнаружила себя в кровати, закутанной в постель. Моё тело слишком ослабло, чтобы куда—то двигаться.
Башня, в которой я лежала, была круглой и очень высокой. Тускло горящие лампы выстраивались наверху по кругу лесенкой к оконному куполу на потолке, в котором можно было увидеть луну, озаряющую ночь. Оглянувшись вокруг, я увидела, что окружают меня дворянская мебель и избыток картин, с бесконечными полками книг. Бордовые рыцарские доспехи стояли напротив кровати, а по бокам стояли точно такие же, только в других цветах. Они стояли, будто пустые тела и смотрели на меня сквозь свои щели. Я не могла осознать живые они или нет и кивнула им в приветствии, но они мне не ответили. Там же стояли и парящие над землей потускневшие древние дублеты. Я направила свой взгляд к окну, с которого вот—вот должна была уйти луна.
Я бы так и думала, что находилась в комнате одна, пока один огонек ламп наверху не упал в дублет. Он разгорелся внутри и предстал в силуэте человека возле моей кровати. Он что—то говорил, но я слышала его слова будто сквозь воду. Он что—то сказал ещё, но и это я тоже не услышала. Я открыла рот, чтобы ответить, что ничего не слышу — и из моего горла хлынул солёный поток. Мое тело поднялось само и вода покидала меня через глаза, рот, ноздри и уши. Он пригнулся к скрюченной мне и спросил:
— Сейчас лучше?
Его скулы были острыми, словно высечены из камня, а кожа было ослепительно чистой и бледной, будто никогда не видела солнце. Волосы его были длиннее, чем у меня и неоднородно рыжие: будто в них было помешанно ярко—красное и тускло—желтое, как переливается огонь в костре.
— Внутри всё горит, — пожаловалась я с отдышкой.
— Вы утонули, — ответил силуэт. Его голос создавал уют и напоминал чем—то звук слабого потрескивания костра.
— Это из—за солёной воды у меня внутри всё горит? — спросила я.
Отец рассказывал, что от соли внутри начинает щипать так сильно, что эти чувство можно перепутать с огнём, но этот жар внутри был другой. Силуэт стоящий передо мной это подтвердил.
— В вас горит огонь жизни. Такой же, как здесь наверху. Вы разве не видите эти огни? — он взмахнул рукой наверху, и огоньки заплясали в танце по стенам и стеклянной крыше.
— Что это? — спросила от изумления я.
Я уже видела магию, хоть и всего пару раз. Но обычно люди молились ради этого или произносили заклинания. Он же сделал это взмахом руки.
— Это души. Души людей, которые утонули вместе с вами, — ответил он.
На тот момент я не понимало, что произошло.
— Стало быть, я тоже стану душой? — спросила я.
Видимо я погибла, как и они, а это потусторонний мир. Но парень с бледной кожей взял мои руки в свои и ответил:
— Нет, — сказал он с загадочной улыбкой и сомкнул два пальца на моей груди. Его пальцы были как магнит для тепла внутри меня. Внутри что—то загорелось и я в испуге отпрянула от него. Он смотрел на меня с издёвкой.
— Зачем вам души утонувших людей? — спросила я.
Силуэт отвернулся. Подняв голову, он остановил бегущие по верху огоньки ладонью. Они прогнали луну за окном и выстроились как и прежде, лесенкой. Теперь только они освещали башню тусклым светом.
— Эти души послужат топливом, — сказал силуэт с лёгким разочарованием. — Топливом для нового поколения.
— Для какого поколения? – его загадочность вводила меня в ступор.
— Для нового поколения вампиров, — ответил он и мое сердце замерло. Бабки в наших деревнях рассказывали байки про вампиров, но никто не воспринимал их всерьез. Он улыбнулся и я увидела его выпирающие клыки. Он высматривал страх в моих глазах. Я не могла пошевелиться от страха и мы стояли так долгое время.
Глаза у него тоже были необычные, даже если не считать красного свечения. Они притягивали, как костёр в самую тёмную ночь. Когда я смотрела на него, то меня вновь охватывал жар в груди.
— Вы же слышали про вампиров? — как гром, спросил меня кто—то из—за спины. Я испугалась и отбежала от них всех, прижавшись спиной к стене.
Тонитру исчез также внезапно, как и появился. Лишь звук грома раздался за окном, когда он пропал. Мы остались одни — я, Игнис и потрескивающий звук пламени наверху.
— И что теперь? – спросила я Игниса.
Игнис вскинул руку вверх, и огоньки на крыше слились в огромное пламя, сползающее со стен на кровать. Пламя затекало под одеяло, съёживалось, закутываясь в постель вихрем. В какой-то момент возникла такая вспышка света, что я нехотя закрыла глаза - а когда открыла, то на простыне уже лежал маленький свёрток из черного полотна.
Я неуверенно подошла к этому свёрточку, ожидая худшее, но когда из него засопели, мои слёзы сами подступили к глазам. Сердце словно прекратило стучать, когда я высмотрела личико ребёнка..
— Эльза...
Я подхватила свою сестру в руки и крепко прижала ее к своей груди. Я не могла поверить, что она могла исчезнуть из моей памяти. Родители доверили ее мне, чтобы мы приплыли на Новый Континент, там, где по слухам, жизнь била ключом.
— Это мог быть мой ребенок – сказал Игнис. – Он мог прожить намного больше, чем проживет твоя сестра, даже если она доживет до старости.
Он хотел, чтобы я спросила у него, зачем он это делает. Я чувствовала это . И мне ничего не оставалось как сказать:
— Спасибо. Если вам нужна жизнь взамен… то можете забрать мою, — эти слова дались мне нелегко. Я не хотела умирать, но после того как я утонула мне было не так страшно.
Он уставил свои огненные глаза на меня и улыбнулся.
— Жизнь ребенка для вампиров намного ценнее, чем ваша жизнь. Нет, я не приму вашу жизнь, — вампир неожиданно истерично рассмеялся. Эльза проснулась от его хохота и заплакала. Мне было слишком страшно, для того чтобы хоть как-то пошевелиться и я следила за вампиром будто бы могла что-то сделать. Наконец он поуспокоился, но улыбка осталась у него на губах. С его смехом утих и плач Эльзы, – какая глупость? Как вы думаете, зачем я вас спас?
Я не знала, тот ли это вопрос, от которого зависит жизнь, и перебирала мысли, пытаясь найти нужный ответ. Он не стал дожидаться пока я отвечу.
— Потому что я люблю вас, — ответил он и рассмеялся еще громче. Его смех был не человеческий, и был больше похож на истерику. В комнате становилось жарче.
Это признание было столь же неожиданным, сколь и опасным. Что может означать влюблённость вампира? Что может означать его истерика? Что я могу дать взамен? Свою душу? Свою жизнь? Вопросы появлялись в моей голове один за одним пока Игнис не успокоился.
— Я… я думал я сбрендил, понимаете? – сказал Игнис и присел на другой край кровати от нас. – Порядка века я прожил в мучениях и слабой надежде, и только когда я увидел Эльзу… увидел вас… моё сердце оттаяло от времени и начало пылать ярким пламенем. Спустя века!
— С чего вы решили, что это я растопила ваше сердце? – спросила я.
Игнис встал с кровати и подошёл к одной из картин. Он попытался вырвать ее из стены, но не смог оторвать. Плюнув, он провел пальцем по краям полотна картины, выжигая ее, после чего взял полотно и всучил мне в руки. Я с опаской открыла ее и увидела там женщину, которая как две капли воды была похожа на меня.
— Мне было 10 веков, — сказал Игнис, снова присев на кровать. — Тонитру было 3 века, а сам Хаос едва дожил до половины своего первого. С самого рождения он не осознавал неспешность бессмертия и старался жить как вы. Он воевал как вы, ел как вы, спал как вы. В какой-то момент он даже полюбил, как вы. Тогда же он увлёкся гаданием. Сначала мы думали, что он кидается пустыми словами.
"Ты поскользнёшься и сломаешь себе шею", кричал он Деймону, нашему дяде, громко смеясь.
"Ты полюбишь жабу и задохнёшься", сказал он как-то отцу пока родители спали.
Маме нашей он как-то крикнул, что тот "кого она любит сильнее всего, предаст её, а она этого и не поймёт".
Так бы это и осталось пургой, пока Деймон не поскользнулся на луже крови и не подвернул себе шею, уткнувшись лбом в серебряный крест.
Отец так трухнул, что не выходил в море 5 веков, чтобы случайно не встретить какую-нибудь жабу. Мать начала смеяться над ним, что он поверил в предсказание Хаоса.
"Это было совпадение. Совпадение! А ты как всегда пытаешься найти в этом судьбу. Даже сам Хаос не верит в то, что сказал" — говорила она ему на протяжении веков.
Спустя вечность он устал слушать мамины усмешки и вышел в море, на охоту. Он, как и я, был высшим вампиром стихии огня, и как и я, мог находиться в море весьма ограниченное время. Тонитру говорит, что слышал, как его последний огонёк гас в пучине шторма. Не знаю встретил он какую-нибудь жабу на своём пути, или пытался сбежать от неё, но второе предсказание Хаоса в точности сбылось.
Игнис говорил со страстью, а жар от его тела нагрел воздух в башне.
— Зачем вы рассказываете это мне? – спросила я хриплым от жары голосом.
— Потому что... — его красные волосы вились как огонь, — Хаос после этих событий перестал предсказывать. Ему наскучило предвещать плохие вещи, да и видения больше не приходили к нему. Кроме одного…
Он подсел ко мне, убрав мои руки от ребёнка. Он пьяняще посмотрел в мои глаза и сказал: