Кто бы мог подумать, что мои сборы на встречу с девчонками пройдут с таким огоньком.
У меня даже рот приоткрывается от пикантного зрелища.
Вот это вышла на балкон.
Надо чаще дышать свежим воздухом, однако.
Застываю с чашкой у рта, вытаращив глаза. Стою не дыша, даже не моргаю.
Нет, определённо, мне и пятнадцать минут назад было нескучно.
Несмотря на шумоизоляцию в квартире, благодаря открытым окнам я имела возможность насладиться женскими стонами и криками определённого сорта. Эта радость бесила меня неимоверно.
Я уже обзавидовалась вся.
Буквально изошла на повидло.
Я и так проснулась не в духе и шлялась по квартире в образе разозлённой кикиморы.
Перелёт с двумя пересадками, занявший почти сутки, высосал из меня все силы. Ещё и выяснилось, что мой багаж отстал где-то в Шанхае. Брат, встречавший меня в аэропорту, подколол, что, мол, все за границу мотаются бабло рубить, а его сестра вернулась без трусов.
Очень смешно. Ха-ха.
До кровати я добралась уже под утро и выключилась, едва смыв остатки макияжа.
Ясен пень, сегодня я счастливый обладатель больной поясницы и опухшей физиономии. Какое уж тут настроение? А надо чесать к девкам, отдавать сувениры, которые в отличие от трусов в наличии, ибо путешествовали в ручной клади.
Это надо вычёсывать колтун, рисовать лицо, влезать в каблы…
Только совокупляющихся бабуинов мне не хватает.
Полчаса почти уже стенают. Немыслимо! Где-то нашёлся мужик, который держится дольше десяти минут? Не верю.
Хотя… стенает только женщина. Может, она там одна?
Да ну вряд ли.
Такой концерт устраивается только для зрителя. Нормальная женщина в моменты самоудовлетворения тиха и сдержанна. Так что мартышка явно для кого-то старается.
Раздираемая нездоровым любопытством, я подхожу сначала к одному окну, потом к другому и вычисляю, что эта похабень происходит буквально за стенкой моей спальни. С той квартирой я делю лестничную площадку.
А если это не разовая акция?
Мне теперь, что же, и окна не открывать?
Соседей я своих не знаю. Квартира раньше принадлежала брату, и пока он тут жил, дом был почти не заселён, и соседние апартаменты пустовали. Брательнику было в самый раз, чтобы устраивать шумные вечеринки, но потом он купил себе новую хатку, а ключи от этой отдал мне. Нос я воротить не стала, однако пожить толком здесь не успела, улетев на очередную стажировку. И вот вернулась только спустя полгода.
Барышня, прости господи, визжит как оголтелая. Страшно представить, что с ней там делают.
Да божечки мои, что ж так истошно-то?
Её там, как тюбик, выдавливают, что ли?
Или это из серии натянуть сову на глобус?
У меня давно мужика не было, но я ещё не забыла, как это происходит. Это определённо не похоже на натуральный секс. Вот точно порнуху кто-то смотрит. Почему не делать такое в наушниках?
Так я себя успокаиваю, против воли продолжая прислушиваться к звукам.
Там прям животное какое-то. Ёбарь-террорист. Таких в природе не бывает.
Но когда о стену спальни начинает стучать спинка кровати с той стороны, я охреневаю окончательно. И от ритма, и от темпа, и от бесстыдства людей, занимающегося подобным, когда у некоторых, не будем показывать пальцем в зеркало, уже всё практически зарубцевалось.
То есть это они там вживую?
Это вообще скотство.
Я не нанималась терпеть такое. У меня ощущение, будто это меня того…
А мужика почему-то неслышно.
Или он не в таком уж восторге, или я не знаю что.
Может, за него пора начинать волноваться? Принести ему грелку со льдом для паха? Кажется, ему понадобится.
Бабца переходит на ультразвук и, судя по всему скоро, должна начать имитировать оргазм. Я уже болею за неё как за родную. Если все кончат, то, надеюсь, они заткнутся, и я смогу начать свои сборы в девчачий свет.
О! Вот и мужской рык.
Женский писк.
Стена ещё пару раз сотрясается, осквернённая репродукция Рериха падает с гвоздика под наш общий стон. Их и мой.
– Мне надо выпить, – сиплю я, остро жалея, что бросила курить.
В воцарившейся тишине затягиваю потуже пояс старого страшного халата и шаркаю на кухню, чтобы, наконец, запустить кофеварку.
Пока я шарюсь по пустым полкам, на лестничной клетке происходит что-то интересное. Прижав к пузу банку с сухими сливками, я рысью щемлюсь в прихожую и прилипаю к глазку.
Увы, видно не так много. Открытая дверь соседней квартиры перекрывает мне обзор, но судя по тому, что снаружи оказывается голосистая фемина, моим соседом является тот, кто её плющил. Девица выглядит на двадцать, и в её юбке вряд ли больше сантиметров. Она поправляет огромные колыхающиеся буфера под тонкой футболкой.
– И в каком месте я пигалица? – булькаю я.
Никак не могу успокоиться, снова и снова переживая момент позора.
Что может быть унизительнее, чем быть отвергнутой тем, кем даже и не интересовалась?
Девки давятся от смеха.
– Фрося, – сложив руки на большом животе, дипломатично вклинивается Яна Левина, – тебя трудно назвать фигуристой. Личность у тебя, может, и масштабная, а вот телосложение – субтильное.
– Предпочитаю считать, что я изящная, – ворчу я. – И дайте подушку под задницу, я опять почти под столом сижу. Зачем такие низкие диваны делать?
Я удалась в матушку, а она из тех, про кого говорят: «Маленькая собачка и до старости щенок». Миниатюрная я, никакая не пигалица!
Вечно я терплю насмешки со стороны амбалов, начиная с брата, который ростом пошел в папу, и заканчивая ногастыми подругами. Еще и сосед туда же.
Алла Медведева не такая стерлядь, как Янка, и старается ржать не так откровенно. Даже сочувственно протягивает мне бокал просекко.
– Да тебя сжечь надо! Ведьма! – вздыхает она. – Я тут постоянно на диете, а ты кондитер, и ни одного лишнего грамма.
Да уж горячей милфой мне не быть. Ни сисек, ни задницы. Зато волосы красивые, и я гибкая.
– Перцевая, – окликает меня Сашка, – так что ты можешь рассказать нам об этом негодяе.
– Он обрезанный, – отзываюсь я.
Ну а что? Больше я о нем ничего не знаю. Ну и он везде брюнет.
Новый всплеск хохота за нашим столом привлекает внимание со стороны других посетителей. Какие-то дяденьки начинают игриво подмигивать.
– Если он еврей, – влезает со своим опытом Левина, которая теперь Бергман, – то наверняка хороший семьянин.
– Он и татарином может быть, – хмыкает Медведева.
Я закатываю глаза.
– Ну так иди и спроси у него национальность. Молодгвардейская, сто девяносто три, восемьдесят девять.
Сашка закашливается, и у нее просекко идет носом.
Девки тут же делают стойку, предчувствуя сплетню или новость.
Отплевавшись, подруга выдает:
– Я точно могу тебе сказать, что он не еврей, не татарин. И семьянином там и не пахнет.
– А ты откуда знаешь? – ерзает Левина. Беднягу, сейчас разорвет.
Да и у меня просыпается любопытство. Уж не приходилось ли стонать самой Сашке в соседней квартире.
– Я могу ошибиться в номере квартиры, конечно, – тянет она. – Но думаю, что я все-таки права. В этот дом переехал Артемьев.
Медведева и Левина синхронно присвистывают, вызывая у меня чувство иррациональной зависти. Никогда не умела свистеть.
– А он тебе член показывал? С чего ты взяла, что у него обрез? – пристаю я.
Сашка морщится.
– Козина проболталась.
Так, есть какая-то Козина, которая знает болт Артемьева как свои пять пальцев.
– Это такая сисястая? – уточняю я, вспомнив дойки на ножках.
– У него все сисястые, – вздыхает Сашка.
Все? То есть их много? Там конвейер?
У Сашки, кстати, полная четверка. Подходит. Я впиваюсь взглядом в ее лицо и пытаюсь взять нахрапом:
– И как он в койке? – ну жуть же, как интересно, чего он тридцать минут делает, чтоб баба не уставала визжать.
– Не-не, – отмахивается она. – У нас абсолютное несовпадение. Мы друзья. Это был бы практически инцест.
Смотрю недоверчиво. Как можно дружить с тем, что я видела?
Оно для этого не предназначено. Только для сурового и беспощадного порева.
Левина вздыхает:
– Какой генофонд пропадает…
Ну так-то да. Сына от такого родить – прям выбить десять из десяти. Это, конечно, если фактурой ребенок пойдет в него, а мозгами в меня.
– А ты его тоже, что ли, знаешь?
– Ну да. Экстерьер там великолепный, как говорит Беда.
– В общем, – продолжает Сашка, – если ты очень чувствительна к подобным… э… звукам, то лучше съезжай.
Я тут же ерепенюсь. Буквально шерсть на загривке дыбом встает.
Еще я из-за какой-то кобелюки буду менять шикарную хату в элитном доме, доставшуюся мне с щедрого барского плеча брата. То есть на халяву.
– А может, лучше сделать так, чтобы он сам съехал? – надуваюсь я.
Все девчонки устремляют на меня свои взгляды, и в них читается: «Кажется, назревает что-то интересное».
– Даже не думайте! – открещиваюсь я. – Это вовсе не то, о чем вы подумали! Мне и даром такой козел не нужен. Вы бы видели, как он девицу выставил!
– Ну да, – с умным видом кивает Левина.
– Конечно, не нужен, – хитро поддакивает Медведева.
Сашка сверкает глазами и молчит.
Мои пирожочки, приветствую вас в своей новинке.
Мы дождались отдельной истории Демида Артемьева. Только вот жизнь его столкнула с Фросей Перцевой, а эта барышня соответствует своей фамилии на все 100%! Будет нескучно)))
Если история вас зацепила, пожалуйста, поставьте звездочку «мне нравится», и, если хочется что-то сказать, не стесняйтесь комментировать, и, конечно, добавляйте книгу в библиотеку. Это можно сделать на странице книги: https://litnet.com/shrt/txrz
Эти простые действия очень помогают автору. Я всегда очень волнуюсь, что роман не понравится. Не дайте лапкам опуститься.
Спасибо за то, что читаете!

Мы с девочками слишком долго сегодня обсуждали член этого индивида, поэтому я с трудом удерживаю взгляд на уровне его лица. Но глаз все равно косит в сторону паха.
И засранец это замечает.
Его губы, на мой взгляд чересчур красивые для мужчины, растягиваются в ехидной улыбке.
– А ты настойчивая, да?
– Что? – ахаю я.
Этот самодовольный самец думает, что я его преследую?
Да офигеть просто! Я, что, писюлей никогда в жизни не видела?
Нет, таких, конечно, не встречала, но он-то об этом не знает! Может, я андролог!
А больше в этом хаме и посмотреть не на что.
Ну задница отличная, мышцы, плечи… Но это все не о чем.
Хотя, кажется, кое-кто со мной не согласен.
Девица явно никуда не торопится. Она не уходит и сверлит меня таким взглядом, будто я сперла у нее кусок мяса.
Самое противное, что бы я сейчас ни сказала, это будет выглядеть жалким оправданием, поэтому я стискиваю зубы и не отвечаю на эту провокацию.
И кое-кто продолжает развлекаться за мой счет.
– Ты даже сняла ради меня шкуру старого енота, – ехидничает он. – Зря. В ней тебя как-то побольше было…
И похоже, имеется в виду не только грудь, которую наглец безуспешно ищет в вырезе моей кофточки, но и общую комплекцию.
Ну все. Моему терпению приходит конец.
Еще халат он мой будет критиковать!
– Зато ты, наконец, прикрыл свое изобилие! Боишься отморозить?
– Жалеешь, что не можешь согреть, да? – насмешливо прищуривается бабуин.
– В следующий раз пожертвую своим кофе! – обещаю я.
– Рассчитываешь, что следующий раз будет?
Пикировка прервана покашливанием девицы.
Тот, в ком я предполагаю того самого Артемьева, переводит недовольный взгляд на нее.
– Настя, ты еще здесь? – хмурится он. – У тебя работы нет?
Всхлипнув, очередные сиськи уносятся по коридору, стуча каблучками.
– И с этой, похоже, проблемы начинаются…
Нет, ну ты посмотри на него! Не хочешь терпеть женщину, не суй в нее свой отросток! Но я не успеваю высказаться, внимание мужика снова переключается на меня:
– А ты, деточка, – делает он шаг ко мне, – найди того, кто тебе по возрасту и… по размеру, – и еще один шаг, и в итоге я притиснута к стене не шибко широкого коридора. – А к взрослым дядям не приставай.
Мерзавец нависает надо мной, давит габаритами и буравит взглядом.
А у меня дар речи пропадает от возмущения.
Деточка? Не приставай? Взрослые дяди?
Да я сама взрослая! Мне почти тридцать! Тут, конечно, тусклое освещение, но не настолько, чтобы принять меня за малолетку! Это, сто пудов, он опять проезжается по моим далеким от женственности формам.
Меня сейчас разорвет. Мое гневное сопение в тишине оглушительно.
Напряженная пауза затягивается, дуэль взглядов продолжается, пока внезапно где-то не далеко кто-то не роняет поднос.
От неожиданности я на инстинктах подпрыгиваю и разворачиваюсь в сторону звона разбитой посуды. На моей кухне это обычно грозит испорченными десертами.
Спустя несколько секунд напряженного прислушивания я вспоминаю, где я, и что тут люди могут бить свою посуду сколько им влезет.
Я медленно выдыхаю и… чувствую, мужскую лапищу на своей груди.
Похоже, не только у меня срабатывают инстинкты.
Товарищ, прикрывая от неведомой угрозы, приобнимает меня.
Я перевожу взгляд с пятерни вольготно расположившейся в мягкой зоне на лицо вероятного Артемьева и всем своим видом даю понять, что я не в восторге от подобных вольностей.
На мгновение наглец сжимает мою мелкую сиську и, как пить дать, чувствует твердый сосок. Сглотнув, он отдергивает руку, как ужаленный.
Лапу-то он убрал, но по-прежнему стоит впритык и не сводит с меня темнеющих глаз.
Ой подумаешь, соски. Они у меня всегда стоячие. Но кое-то, видимо, решает, что это я от него так возбудилась.
Сосед подвисает, разглядывая уже свою ладонь, будто моя грудь там отпечаталась навсегда. Ну вот и моя очередь впечатлять «взрослых дяденек».
Отпихнув засранца, я поджимаю губы и интересуюсь:
– Где тут можно помыть руки?
– Прямо и направо, – отмерев, указывают мне направление.
Гордо вздернув подбородок, я покидаю поле битвы, уверенная, что последнее слово остается за мной.
Туалет я все-таки нахожу. Было бы очень стремно, если бы я продолжила метаться, но случается чудо, и инструкция соседа помогает.
Когда я возвращаюсь к девкам за стол, меня встречают так, будто я кругосветку совершила.
– Мы думали, что. Ты уже не вернешься, – с набитым ртом бубнит Левина. – Ты такое пропустила… Тут мой бывший нарисовывался со своей женой, но увидел меня и передумал ужинать здесь…
Наблюдая из окна такси, как мелькают вечерние огни родного города, я чувствую, что веселье улетучивается вместе с искрящимися пузырьками игристого.
Я рада, что повидалась с девчонками.
Мои стажировки, одна сменяющая другую, не позволяют встречаться с ними часто, и иногда мне кажется, что я остаюсь на обочине их наполненной смехом и приключениями жизни.
А может, и не только ее.
Порой, у меня ощущение, что я за бортом всего.
Мое дело – моя страсть, и ради самосовершенствования в своем ремесле я жертвую всем и упускаю очень многое.
Даже слишком.
Например, личное счастье.
Глядя на телепузика Яну, я неожиданно ловлю себя на том, что завидую ей и сильно. Да и Медведева, скорее всего, тоже скоро начнет почковаться. По женщинам всегда заметен момент предгнездования.
А вот повезет ли так мне?
Как это ни прискорбно признавать, но часики-то тикают.
Правда, я не знала, что мои ускорили свой бег.
Полгода назад перед отъездом, мне нужно было сдать несколько анализов, и я решила поиграть во взрослую и прошла полный скрининг.
Что ж. Такого вердикта я не ожидала в свои двадцать девять.
И сейчас в голову лезут слова гинеколога, которые я отгоняла от себя все эти месяцы.
– У вас стремительно сокращаются ооциты, – сурово сообщила мне она. – Грубо говоря, запас яйцеклеток сильно меньше, чем можно было ожидать, исходя из предыдущих анализов. Может, стоит заморозить немного?
Это прозвучало так, что на мне уже можно ставить крест. Все в моем существе восставало против. Я не могла в это поверить. У меня отличное здоровье во всем прочем, я веду практически здоровый образ жизни, и если чем и злоупотребляю, то это недосыпом. Генетически тоже должно быть никаких проблем. Моего второго, младшего брата, мама, сама являющаяся поздним ребенком, родила уже в сорок. И этому обалдую скоро стукнет шестнадцать. Абсолютно здоровый лось.
Как может быть так, что у меня остается мало времени?
До этого заявления врача я и не думала ни о детях, ни о семье. Мне было некогда. Я строила карьеру. Все казалось, потом, еще успею, и всем отношениям я присваивала статус «несерьезно».
А теперь получается, что скоро я, возможно, уже через несколько лет, я стану неполноценной женщиной, и сама в этом виновата.
– Я бы посоветовала не затягивать, – строго сказала врач, неимоверно меня разозлив.
Где я возьму ребенка? Это, что, так просто?
Может, я бы и решилась родить, как это сейчас называют, «для себя», но для этого нужен мужчина, который на это согласится! Искусственное оплодотворение – это уж как-то совсем…
Мне страшно. Вдруг я упущу свой шанс.
Мужчины предпочитают строить отношения с молоденькими, потому что барышни вроде меня неохотно идут на компромиссы. И сумочка в извинение за выставление из постели меня не устроит.
Артемьев, конечно, назвал меня соплюхой, но на самом деле у меня уже есть два седых волоса, и мимические морщинки становятся четче.
Вспомнив про Демида, я снова закипаю.
Вот уж кто явно не озабочен тем, чтобы реплицировать свой генофонд.
Хотя всегда есть риск, что от него ребенку достанутся не внешние достоинства, а свинский характер и наглость.
У меня все бурлит, стоит вспомнить, как сосед вывел меня из себя в ресторане.
– А это что у нас за пробник?
И встает прямо перед моим носом, засунув руки в карманы брюк и привлекая внимание к ширинке.
Девки давятся от хохота, а я багровею.
Сашка, угарая, отвечает вместо меня:
– А это наша Афродита.
Терпеть не могу свое полное помпезное имя, поэтому предпочитаю называться Фросей. И когда люди считают, что меня зовут Ефросинья я не возражаю.
Но Артемьев, похоже, воспринимает слова подруги, как комплимент в мою сторону.
– Афродита, – фыркает он. – Настольный вариант.
Против воли у меня перед глазами на миг мелькает развратная картинка с «настольным вариантом».
Во всем, конечно, виноваты половые органы, которые мне нынче подсунули практически под нос, но факт, что ничем интересным мой вечер не закончится, злит неимоверно.
В особенности, потому что некоторые за сегодня уже два раза успели!
– Зато божественный, – цежу я.
Демид уже открывает рот, чтобы парировать, но его обрывает Левина, которая по такому случаю даже откладывает вилку с кусом апельсина:
– Воу, воу, полегче, парень! Это тебе не мою администраторшу малахольную троллить. Я тебе зубы потом не вставлю.
Сашка поддакивает:
– Она крепкий орешек.
Честно говоря, не знаю, что именно я собираюсь сделать.
Но меня прямо распирает от необходимости испортить праздник жизни этому мордовороту.
Увы, на сегодня плюшки от вселенной заканчиваются, и я обламываюсь по полной.
Сначала я никак не могу выловить из сумочки ключи, потом бесконечно долго жду лифт, и когда я выхожу на своем этаже, уже происходит момент выдворения резиновой куклы.
Правда, в этот раз девица не впечатляет формами. Фигуристее меня, но по сравнению с теми двумя, что я видела прежде, просто плоскодонка.
У меня уши вянут от того, что она несет, повиснув на шее полуголого Артемьева:
– Ты сегодня просто зверь, – сладким голоском заливается аки горлица. – Как с цепи сорвался… Может, мне не уходить? Я с удовольствием останусь…
В этом месте я не удерживаю смешок и получаю презрительный взгляд со стороны гостьи Демида. О, господи. Неужто она думает, что меня это заденет?
Божечки, да девица думает, что я претендую на ее территорию!
Она демонстративно проводит пальцем по голой, почти безволосой груди до пояса джинсов, показывая мне, кто тут главная.
Пф-ф!
Да глаза б мои Артемьева не видели. То же мне, зверь!
Однако я не тороплюсь зайти в квартиру, обстоятельно перебираю ключи, будто впервые с ними сталкиваюсь. Ну надо же послушать, что на такие комплименты и заманчивое предложение ответит сосед!
По его лицу заметно, что он явно не рад этому неудобному предложению.
– Не стоит. У меня еще сегодня дела. Увидимся, Надя, – Артемьев мягко подталкивает ее в сторону лифта.
Одарив, своего «зверя» на прощанье смачным поцелуем, она все-таки отлепляется от Демида. И тот, пока Надя не завела по новой свою шарманку, идет и сам нажимает кнопку вызова, демонстрируя свежие красные следы ногтей на спине.
Когда кабина уносит тигрицу прочь, я позволяю себе высказаться:
– Недоработочка. Третий раз уже не удается продержаться подольше? Справился за те десять минут, что я поднималась?
– А ты так торопилась, и теперь расстроена, что не успела на клубничку? – хмыкает Артемьев. – Рассчитывала присоединиться?
Ну до чего бесячий!
– Да больно надо! – фыркаю я, злясь, что отчасти он прав.
– А что такое? – усмехается Демид. – Ты только смотришь, но не участвуешь? Скамейка запасных, да?
У меня падает забрало.
– Ой, посмотрите на него! Игрок главной лиги! Подростковые комплексы закрываем? Ха! Я тебе открою тайну: важно не количество, а качество!
– Это ты в умных книжках прочитала? – складывает руки на груди Артемьев.
– Я хотя бы читать умею! – наскакиваю на него я.
– Вот подрастешь и узнаешь, что теория и практика далеко не всегда совпадают.
Сосед смотрит на меня сверху вниз со снисходительной жалостью, чем подливает масла в огонь.
Психанув, я подлетаю к двери и… на эмоциях совершаю недопустимую ошибку.
Я сдуру пытаюсь отпереть нижний замок, чего делать нельзя категорически, но спохватываюсь слишком поздно.
– О нет! Только не это! – вырывается у меня отчаянный стон, когда я слышу знакомый скрежет.
Теперь застрявший ключ придется повернуть в сторону закрывания, а вот обратно он уже не сдвинется. Выдергиваю и, уже понимая, что бесполезно, делаю повторную попытку открыть, но все. Замок заклинивает.
Есть только два способа его отпереть.
Изнутри, чего я сделать по понятным причинам не могу, и вызвать специалиста.
В десять, мать его, вечера. В субботу.
– Это все ты виноват! – спускаю я собак на Артемьева, который уже взялся за ручку своей двери. – Теперь я домой попасть не могу.
– Я, что ли, виноват, что в твоей скважине застревает даже маленький ключ? Замки иногда смазывать надо, знаешь ли… – скабрезничает гад.
Злобно зыркнув на него, я достаю телефон и набираю брата.
– Твою чертову дверь опять заклинило! – вываливаю я свое негодование на Стаха.
– А я тебе говорил, что замок надо сменить, – не проявляет сочувствия бездушный брат.
– Да я только ночью приехала, когда бы я успела?
– Ну, вызывай взломщика.
Я улавливаю его откровенное нежелание спасать сестру.
– Ну не бросай меня, – принимаюсь я канючить. – Я же знаю, что ты умеешь это чинить. Ты же как-то с этим замком жил…
– Фрось, – тяжело вздыхает Стах, – я на даче с друзьями, мы тут припили, вернусь часа через три, и меня не вдохновляет тащиться потом через весь город. Вызывай спеца. Мы оба понимаем, что пока ты не сломаешь этот замок, новый не поставишь.
– Я маме пожалуюсь, – выдвигаю я последний аргумент.
Надо сказать, весомый. Годы идут, а он все еще работает.
– Это что? Проявление соседского дружелюбия?
– Ну если тебе приятнее караулить тут три часа… – мерзко тянет Артемьев и пожимает располосованными плечами, – я не настаиваю.
Если так подумать, то перспектива не радужная.
На улице пока прекрасно, но уже через часок я начну клацать зубам. Ближайшая кофейня закроется в двенадцать, и я уверена, что по закону подлости, брат не успеет приехать к этому времени.
Можно, конечно, двинуть к маме…
Я непроизвольно содрогаюсь. Нет. Это совсем крайний случай. Я не готова в очередной раз выслушивать, что я «не как все нормальные люди».
Вот как пирожные мои трескать или ватрушки – это мы запросто, а как смириться с тем, что дочь отказалась продолжать династию юристов – тут мама ломается.
Сколько лет прошло, а она все не угомонится.
Лично я считаю, что достаточно одного жертвенного агнца в семье. Стах, правда, сбежал из семейного бизнеса и открыл свою контору, что, как мне кажется, говорит о многом.
В общем, я свою семью люблю, но чем дальше от нее, тем чувства мои сильнее.
Так что Артемьеву удается меня заинтересовать своим предложением.
– Но это только пока не приедет брат! – говорю я непонятно кому, не то Демиду, не то оправдываясь перед собой.
Вообще, разумеется, я уж нашла бы куда себя деть, но…
Опять же, любопытненько, как поживает Казанова местного разлива.
В моем воображении уже рисуется картина, как вся его квартира утопает в неоново-розовом свете, кругом секс-игрушки, порнографические постеры и все такое…
Будет что обсосать на следующей встрече с девчонками.
Но как же он меня бесит!
– Но это только, если ты будешь держать себя в руках, – отфутболивает Демид и, не дождавшись меня, первым проходит в квартиру.
– А чего это? – вытянув шею, кричу я ему вслед, не переступая порог квартиры, потому что в моем понимании это почти поражение. – Ты же меня в руках подержал!
Из глубины квартиры доносится:
– Зато ты насмотрелась. Мне, конечно, не жалко, но ты с тех пор сама не своя. Ах, да, ты же только смотришь…
Гр-р-р!
Тьфу ты!
Делаю шаг в прихожую, но дверь не трогаю. Еще не хватает, чтобы и ее заклинило. Если меня тут замурует вместе с Артемьевым, все кончится плохо.
– Надо запереть! – голошу я.
Демид возвращается и смотрит на меня сверху вниз взглядом «и почему тебя в детстве не прибили». Не давая мне посторониться, он протягивает свои лапищи закрывает дверь, возится с замком, а я все это время зажата между косяком и полуобнаженным телом.
Перед носом маячит маленький плоский сосок.
Грудь не впалая, мускулистая, плечи ровные, шея крепкая…
Права была Янка. Отличный экстерьер.
Вот от такого бы родить. Если девчонка получится высокая, то и не страшно.
Надо зафиксировать параметры.
– А у тебя сколько сантиметров? – задумчиво спрашиваю я.
Артемьев закашливается.
– Я не мерил.
– Да ладно, – не верю я. – Все меряют.
Я точно знаю, о чем говорю. Я свой рост до миллиметра знаю. Каждый ценный.
– Не знаю, к чему бы тебе эта информация… Чтобы сны влажные были?
До меня доходит, о чем подумал этот озабоченный!
– Я про рост твой спрашиваю! – рявкаю я.
– Слушай, пуговица, ты при каждой встрече смотришь мне на член, что еще я могу подумать? Что тебе выше просто не видно?
Что я там говорила? Параметры? Добавить важный пункт – немой.
– А ты вымахал и у тебя там на высоте воздух разряженный, ты поэтому такой бесячий?
Выпаливаю и тут же спохватываюсь, что меня вообще-то подобрали, пожалели, как помоечного котенка, и приютили, а тут хамлю. Сейчас выставит и я не увижу логово разврата.
– Ладно. Сорян. Погорячилась, – даю я задний ход.
– Тапки сама найдешь? – приподняв бровь, уточняет Артемьев, и я тут же нарушаю собственное решение не выпендриваться.
– Нет, – вредничаю я.
Закатив глаза, Демид нагибается к тумбе и достает для меня огромные мужские тапки на раздвижную лыжу. Насколько я вижу, там все такие.
То есть бабам тут тапки не положены?
А спина и впрямь широкая.
Я когда-то каталась на лошадях, так, по-моему, эта шире…
– Еще пожелания, ваша божественность? – подкалывает он на тему моего замечания в ресторане.
– Где тут руки можно помыть? – спрашиваю невинно.
Как раз в этот момент у Артемьева где-то в квартире раздается стандартная яблочная трель.
– Лоток там, – машет рукой влево Демид, подтверждая, что по поводу «помоечного котенка», я не промахнулась.
Скрипя зубами, я дуюсь и планирую масштабную мстю.
Шипя, кофемашина выплевывает ароматный каппучино в пузатую коричневую кружку объемом чуть меньше небольшой супницы.
– Тебе с сахаром? – настороженно спрашивает Артемьев, справедливо полагая, что попец у меня горит, и рвануть может в любую секунду.
И там уже не важно, кто виновник. Забрызгает всех присутствующих.
– Нет, – морщусь я.
– Держи, подкидыш, – Демид ставит кружку передо мной на подоконник.
Стаху не жить.
Даже без мамы справлюсь. Сама линчую.
– Спасибо, – бурчу я, отпиваю и тут же чувствую, что обзавожусь шикарными кофейными усами.
Сосед даже не скрывает, как его это веселит, но салфетку протягивает.
– Ну смотри, – душераздирающе вздыхает Артемьев. – Есть вариант, залезть к тебе через балкон, если он открыт. Мы как-то со Стахом такое проворачивали, только тогда мы были пьяные…
Вот психи! Восьмой этаж!
У некоторых отсутствует инстинкт самосохранения!
Видимо, его заменяет инстинкт размножения.
– Нет уж, – отсекаю я. – Не хочу чувствовать ответственность, если что-то пойдет не так. И я, честно говоря, не помню, закрывала я дверь или нет.
– Так может все-таки спеца вызвать? Мы ж не в глухой деревне живем. Наверняка, есть круглосуточные службы.
– Знаешь, теперь мне как никогда хочется, чтобы геморрой с замком лег на плечи Стаха. Он будет страдать, а я ему жрать мозг. Маленькой чайной ложечкой ковырять и жрать, – откровенно признаюсь я. – И вообще, я никогда не пользовалась услугами взломщика. Ну сломает он, а замок-то новый не поставит? А если после этого всю дверь нужно будет менять? Мне до утра нараспашку сидеть? Или ты готов меня сторожить у порога на коврике?
– Нет, – мотает головой Артемьев, открещиваясь от подвига, – не готов. Но у нас вообще-то консьерж, камеры… Да и кому понадобится тебя красть?
– Спасибо, дорогой, – склочничаю я. – Весь день мечтала узнать твое мнение о своей персоне… Да не напрягайся ты. Я сейчас придумаю, куда себя деть. Я помню, что у тебя «дела». Еще раз становиться их свидетелем, я не горю желанием. Чего так смотришь?
Демид и в самом деле разглядывает меня со странным выражением.
– То есть ты Фрося Перцевая? Там самая? По тебе ни в жизнь не скажешь, что ты кондитер…
Опять двадцать пять!
– А как должен выглядеть кондитер?
– Как сдобная булочка, – уверенно отвечает Артемьев, а не как вермишель.
Сам факт того, что Демид в курсе, кто такая Фрося Перцевая, сначала заставляет меня раздуться от гордости, но потом я соображаю, что ему, как ресторатору, положено знать именитых мастеров. Так что это не массовая популярность, а известность в узких кругах. Вот надо было соглашаться на участие в съемках телепередачи на кулинарном канале, хоть морденью светанула бы, но у меня, как обычно, была очередная стажировка.
– Я не вермишель, – поправляю я Демида. – Я шоколадный трюфель.
– Вообще, я не думал, что у Стаха такая мелкая сестра…
– Слушай, – морщусь я. – Да сколько можно? Уже не смешно. Может, это не я мелкая, а ты верзила?
– Да я про возраст, – Артемьев поднимает руки в примиряющем жесте. Он вообще становится подозрительном мирным.
– Мне тридцать почти, – мрачнею я, вспомнив свои тяжелые думы о перспективах бездетности и одинокой старости. – В новый год шарахнет. Так что у компактного телосложения, есть свои плюсы.
– Тридцать первого прям днюха?
– Угу. У всех на один праздник в году больше, а у меня попадос, – неожиданно для себя жалуюсь я. – Так мало этого, я еще обычно в эту ночь пашу, как проклятая. Все хотят вкусненькое. Вот думаю, что в этот раз из принципа выйду на работу после новогодних каникул.
Цепкий взгляд впивается в мое лицо.
– Так ты еще не решила, где работать будешь?
– Нет. У меня есть предложение от какой-то крупной ресторанной сети, но мне не очень хочется к ним идти. Скука же смертная. Им техкарты надо будет прописать, а не только выдумать десерты. Да и такие массовики, они ж на стандартные запросы ориентированы. Чизкейк, наполеон, медовик, красный бархат. Опостылело уже. Для того ли я изучала столько всего, чтобы клепать одинаковое?
– Ну уж прям, – хмурится Артемьев. – Может, там не такие пропащие ребята…
– Да ну…
– И что? Конкуренты у ресторанной сети сильные? – в его голосе слышится напряжение.
Пожимаю плечами.
– Маленькая кондитерская, местные энтузиасты. Локальные и сезонные вещи предлагают делать. Плюс перспективы коллаборации с винным и кофейным бутиками. Можно будет делать крутые тематические вечера. Так что пока я склоняюсь в пользу их предложения.
Артемьев почему-то мрачнеет с каждым моим словом. Даже больше не троллит меня.
Это он обижается, что я о сетевых ресторанах так пренебрежительно отзываюсь?
Это предложение Артемьева настолько не соответствует моим представлениям о соседе, что я даже не тявкаю на него по поводу того, что он тянет свои мужицкие лапищи, куда не следует.
В конце концов, в двадцать первом веке мобильник – вещь крайне интимная.
А может, я только и ждала, что Макар мне позвонит? Надеялась на страстное воссоединение?
На самом деле, я собиралась дождаться, пока дозвон прекратится, но Демид-то этого не знает! И заслуживает за свою наглость суровой кары!
Однако возмущение перевешено нехилым удивлением.
Я хлопаю ресницами:
– Это, конечно, мило и неожиданно благородно с твоей стороны… но это неудобно.
– Почему? – тут же набычивается Артемьев, выдавая, что он из породы козлорогих, то есть тех, кто, уперевшись, способен сделать себе назло, лишь бы настоять на своём. – Неужели лучше в самых дебильных бабских традициях поехать к бывшему, который тебя бросил, а по утру остаться у разбитого корыта?
Я смотрю на Артемьева с живейшим интересом.
Видно, что человек близко общается с Сашкой. Вон, сходу придумывает трагический любовный роман.
С чего он решил, что это Макар меня бросил?
В наших отношениях именно я была паршивой овцой.
«Эгоистичная, равнодушная, тебе все лишь бы хихоньки...»
Дальше я уже не слушала, споткнувшись на последнем обвинении.
Интересно, кому нужно унылое говно, которое хихонькам предпочитает постную самоотверженность и слезливую романтику?
Впрочем, в детали своего последнего разрыва я посвящать Артемьева не собираюсь.
– И что? Ты вот так готов пустить чужую женщину на свою территорию? – любопытствую я, ибо невооружённым взглядом видно, что сама эта идея восторга у Демида не вызывает.
Да при мысли о бабе в его святая святых соседа почти корёжит, но хрен знает, почему он упёрся. Зря не слушает инстинкты, я считаю.
– Ты не чужая, – тяжко вздыхает Артемьев. – Ты сестра Стаха.
Было бы мне на пяток лет поменьше, когда вредности во мне было больше, я бы согласилась на ночёвку Демида хотя бы только для того, чтобы нервировать его и посмотреть, как скоро он обзаведётся тиком.
Но сейчас я взрослая, рассудительная женщина.
Да-да.
Которая психовала, что лифт долго едет, и я могу не успеть испортить Артемьеву секс.
Кхе.
Короче, все равно я умнее, чем прежде, и не готова жертвовать своим комфортом ради сиюминутной прихоти.
– Спасибо, конечно, за приобщение к стае, но мне все равно не подходит, – подытоживаю я.
– Да что не так?
Вот сразу видно, что постоянной пасии даже с минимальными правами у него нету.
Вот о чем он думает?
Женщина с вечеринки, при полном параде. Как он себе это представляет, да ещё в его сугубо мужской квартире?
У меня чуткий нос и запахи еды и чужого парфюма, въевшиеся в волосы, хоть и слабые, но все равно раздражают. Я, может, душ хочу принять.
Ну, допустим, с этим желанием я ещё могу как-то справиться. А вот что прикажете делать со стойкой тушью и тоналкой?
Вряд ли Демид пользуется средствами для снятия макияжа. А значит, завтрашнее утро я встречу в виду панды, вся в пятнах и, скорее всего, в прыщах. У меня с этим быстро.
– А чего это ты так настаиваешь? – с подозрением спрашиваю я, потому что мы тут все взрослые люди, и в родном городе я не пропаду, а мой брат не явится выяснять с ним отношения за то, что я ночевала не под присмотром.
– А чего это ты так упираешься? – зеркалит Артемьев. – Боишься, что не сдержишься и набросишься на меня?
– Что? – офигеваю я. Ну вроде только нашли общий язык, а Демид опять снова-здорово. – Да ты в конец оборзел! Видел моего парня? Вот такие в моём вкусе!
Я машу перед носом Артемьева телефоном.
– Бывшего парня, заметь, – занудно поправляет меня он, пальцем отодвигая мобилу от своего лица.
– Неважно, – фыркаю я. Это уже казуистика. Все решено. Спасибо за приют и за кофе. Жаль, что он уже остыл.
– Остыл? – Демид прищуривается.
Чего он злится-то?
Ему же лучше.
А Артемьев забирает у меня кружку и совершает совершенно подлый поступок, в стиле десятилеток.
Он коварно коварно выливает мне остатки коричневой жидкости на джинсы.
– Вот теперь точно решено. Сейчас мы тебе попонку найдём, лежанку…
У меня рот открывается от шока.
Я несколько секунд не могу поверить в то, что это происходит на самом деле в мои тридцать.
Такое я могу ожидать от Стаха, но он вообще придурок, да и то лет двадцать пять, как завязал с подобными фокусами.
Чувствуя, как намокают трусики, и вовсе не от возбуждения, я медленно сползаю с барного стула.
Какая я злая!
Ну это же надо быть таким мужланом!
Козел! Элитный, породистый!
У него в генах обманывать женские ожидания, не иначе!
Оказывается, мне предложили постирать мокрые джинсы! И привели в кладовку, переделанную под прачечную. Еще и посмотрели на меня так, будто я озабоченная, когда я попыталась дать пощечину.
Да никто и не собирался заниматься сексом с этой горой мускулов.
Я же сказала, что он не в моем вкусе!
Гр-р-р…
– И чего ты там тогда шаришь? – бью я руку, замершую под кофточкой, услышав возмутительное предложение воспользоваться стиральной машинкой.
– Грудь ищу.
– И зачем? – бешусь я.
Артемьев точно не думает о постирушках, потому что продолжает тереться об меня тем местом, где у него возникла опухоль.
Опухоль совести, гангрена добродетели, блин.
– По привычке, – честно отвечает Демид.
Идиот!
Кто ему бизнес, блин, вообще доверил?
Сижу вот теперь перед стиральной машинкой и гипнотизирую вращающийся барабан. Жду, когда мне выпадет сектор «Трусы».
Нахохленная, благоухающая мужским гелем для душа, в огромном халате Демида, который весит с тонну.
Как, однако, быстро развиваются наши отношения.
Днем я впервые увидела соседа и спустя несколько секунд его член, а теперь я сижу у него дома без трусов, которые тоже весело полоскаются вместе с джинсами.
Я узнала о его предпочтениях в женщинах, Демид узрел, как я выгляжу с плохо смытым макияжем. Надо отдать ему должное, он не стал комментировать увиденное, просто икнул и ушел от греха подальше. Даже не перекрестился.
В общем, мы уже миновали романтическую стадию и слаженно перешли к той, где мне хочется Артемьева грохнуть. Готова поклясться, он отвечает мне взаимностью.
И все это за несколько часов.
Подобная близость в столь короткие сроки. Подумать только.
– Фрося, – гремит нарисовавшийся в дверях Демид, – ты всю ночь тут торчать будешь? Машинка стирает не на ведьминской тяге. Ты ее нахрен сглазишь.
– А тебе-то что? – меня тянет склочничать. – Или тебе хозяйское радушие не дает спать лечь?
– Нет, просто там твой придурок наяривает, я заманался сбрасывать звонки.
– Что? – я подрываюсь с сидячего места и чуть не расквашиваю себе нос, потому что ножку табуретки умудрилась поставить на полу невозможно длинного халата.
Артемьев успевает меня подцепить за шкирку, только чужая одежка настолько просторная, что я практически выпадаю из нее. Не свечу обнаженкой лишь чудом.
– Ты какого лешего свои грабли тянешь к моему телефону? – ругаюсь я, пытаясь утвердиться на ногах, но халат реально тяжелый, и меня кренит в сторону.
Артемьев смотрит на меня так, что сразу понятно: для него мой вид, которому для полноты образа сварливой жены только бигудей и не хватает, – нож острый. В холостяцкую квартиру проникла скверна, и нужен экзорцист.
– Надо было ответить? – ядовито интересуется Демид. – Думаешь, так лучше будет?
На самом деле, может, и неплохой варик.
Макар, услышав мужской голос, решит, что место в моей постели больше не вакантно, присвоит мне очередной эпитет вроде «ветреная» или чего покрепче и перестанет звонить.
Я уверена, что ничего серьезного он ко мне больше не испытывает, это все фантомные боли на фоне свежей сторис после полугодового молчания.
По себе знаю, через какое-то время после расставания начинает казаться, что все было не так уж и плохо, вспоминаются только счастливые моменты и появляются порывы, что-то там склеить.
Но это все бред.
В нашем с Макаром случае это как сито заклеивать. Проще купить тазик. Иначе так и будет подтекать.
– О… Опять звонит, – закатывает глаза Демид и идет на кухню.
Этого я стерпеть не могу. Если он сейчас будет мутить своим нечистым рылом мой чистый пруд, я не знаю, что с ним сделаю.
Спотыкаясь в длиннополом махровом монстре, я пытаюсь обогнать Артемьева, но куда там. Я прибываю на кухню как раз в тот момент, когда Демид снова сбрасывает звонок.
У меня сейчас пар из ноздрей повалит.
– Завтра мне спасибо скажешь, – уверенно говорит Артемьев. – Пошли покажу, где спать будешь.
И ведет меня в гостиную, где мне оборудована спячая зона.
Я все никак не могу простить Демиду коварства и испачканных джинсов, поэтому тут же начинаю выпендриваться.
– Мне здесь будет тесно! – твердо заявляю я.
Артемьев недоверчиво окидывает взглядом сверху вниз все мои сто пятьдесят пять сантиметров.
– Я тебе не навязывалась, это все последствия твоих необдуманных решений! – ковыряю я ему мозг.
У меня уже трубка раскалилась, и ухо горячее, а я все изливаюсь:
– Нет, я уже большая девочка и в курсе, что с мужчинами случается такая вещь, как утренний стояк. Но какого хрена, этот аспид залез ко мне в постель! И дышал мне прямо в ухо! Ты от смеха рыдаешь, что ли? – подозреваю я Сашку в недостойном.
– Нет, что ты! Аллергия… – не очень убедительно отбояривается подруга, выразительно шмыгая носом.
Я естественно ей не верю.
Что она, что Левина крайне черствые натуры. Вот надо было с ними Макарушку познакомить, тогда бы он прочувствовал что такое, когда одни хихоньки на уме.
– Зараза ты, – ворчу я в трубку. – Нет в тебе тонкости, понимания…
– Ты рассказывай давай. Ты остановилась на том моменте, когда у вас все было как в песне. Ты обнаружила, что Артемьев обнаружил, что его рука обнаружила твою латентную грудь…
Посопев, я продолжаю.
– Ты что здесь делаешь? – разозлившись, я лягаю Артемьева вполне осознанно.
Между прочим, усилия прикладываю и немаленькие, а гадский гад лишь лениво, словно нехотя, приоткрывает наглый глаз.
– Это будет сложно объяснить, – хрипит он.
– Излагай, я постараюсь вникнуть своим скудным умишком! – шиплю я. – И убери лапы!
– Ты всегда по утрам такая заноза? – ворчит Демид, даже не делая попытки убрать своевольную ручищу.
– И не только по утрам! Мы, кажется, договорились, кто и где спит! Как ты тут оказался? – я старательно подтыкаю одеялко везде, ибо под ним у меня не ма.
– Встал ночью попить водички и на автомате пришел в спальню, – бурчит Артемьев, устраиваясь поудобнее и явно собираясь доспать еще.
– И тебя не смутило, что тут занято? – елейно интересуюсь я.
– Я тебя не заметил.
– Я ночью пиналась, – уличаю я во лжи Артемьева, но он только тяжело вздыхает и, даже не собираясь устыдиться, засовывает голову под подушку. Он чего-то бубнит там, но я разбираю только «… проблемная пигалица».
Меня абсолютно не устраивает такое окончание диалога.
Мой организм свинским образом реагирует на лежащее рядом тело, намекая, что не грех бы и воспользоваться, но разум напоминает, что это не какой-то там абстрактный самец, а Демид, чтоб его черти разодрали, Артемьев.
– Ну чего ты ерзаешь, а? – выныривает он из своего укрытия, когда я начинаю вертеться.
– Мне неудобно, – сварливо отвечаю я.
Не признаваться же, что бедра посильнее сжимаю.
Демид наконец убирает руку, а я почему-то злюсь еще сильнее.
Наверное, потому что я уже настроилась отбивать приставания и жестоко обламываюсь, когда их нет. Это, в конце концов, оскорбление!
И вообще, спать в таких условиях совершенно невозможно!
Я начинаю выдирать край одеяла из-под Артемьева.
– Ты чего делаешь, малахольная? – звереет он, не выдержав моей возни.
– Мне надо встать.
– Вставай, я тут причем?
– Я голая! Мне нужно прикрыться!
– Я все уже видел, – рявкает Демид.
– Так ты же меня не заметил! – ядовито напоминаю я.
– Бесишь!
– Симметрично! – фыркаю и дергаю одеяло сильнее, но только заваливаюсь на Артемьева.
– Ты собираешься уйти белым ходоком в моем одеяле?
– И что? Ты обездолила Артемьева и гордо ушла через балкон? – Сашка больше не прикидывается, что не трещит с меня.
– Вот как ты с ним общаешься? Он же невыносим!
– Я с ним не сплю, – недипломатично отвечает она.
– Я тоже! – рявкаю я.
– И это тебя огорчает, да? – подкалывает Сашка.
– Вовсе нет! – горячо заверяю я ее, с излишним запалом. Палевным таким.
Определенно, все рассказывать я Сашке не буду, а то она надо мной год ржать будет. А может, и дольше.
Черт.
Я вчера так и не достала из стиралки джинсы. На моем лице отражается паника.
Так, спокойно. Мне вчера выделяли махровую шкуру, и она где-то тут поблизости.
На полу.
Со стороны Артемьева.
– Дай мне халат, – требую я.
– Тебе надо, ты и возьми, – не проявляет джентельменских порывов Демид.
Взбесившись окончательно, я начинаю перелезать через Артемьева, стараясь причинить ему максимум неудобств.
Картина маслом.
Я с выпученными глазами и пожаром между ног.
Артемьев с напряжением во взгляде и стояком в опасной близости от места возгорания.
Оба дышим, как загнанные лошади.
Звонок в дверь повторяется, оживляя композицию.
– Слезь с меня! – шиплю я. – Раздавишь!
– Минуту назад тебя все утраивало, – в тон мне отвечает Демид.
– Затмение, не иначе! – психую я. Как тут не психовать, когда к моему бедру многообещающе прижимается член, который мне нельзя!
– Ах, затмение… – свирепеет Артемьев.
И с таким бы настроем да продолжить начатое, но в дверь уже не просто звонят, в нее долбятся и, похоже, ногами. Демид поднимается с постели, и я чувствую себя осиротевшей без пышущей жаром печки сверху.
Артемьев нагло, не скрываясь, окидывает мрачным взглядом мое ничем неприкрытое тело, застревая то на припухшим губах, то на груди. Соски, опровергая мое заявление, призывно торчат, и я, чтобы скрыть палевную улику, перекатываюсь на живот.
– Ах ты, стервоза мелкая, голозадая! – цедит Демид, поправляя стояк, топорщащий белье, и, подобрав с пола халат, уходит открывать дверь.
А я позволяю себе немножечко повыть в подушку.
Недолго.
Ровно до тех пор, пока не понимаю, что из спальни ушла единственная одежда.
– Все равно не вкуриваю, чего ты бесишься, – хихикает в трубку Сашка. – Ничего же не произошло.
Вот именно!
Ничего!
И это как раз тот случай, когда любой расклад в ситуации – плохой.
И не переспали – обидно.
И переспали бы – я бы себя сожрала, что дала такому козлу, да еще и без особых его на то усилий. Я считаю, мужик должен секс выстрадать. Добиться. Он должен жить в ожидании благословенного соития, мучимый неуверенностью, снизойдут до него или нет.
А не так: навалился и натянул!
В этом месте моих размышлений киска несогласно сжалась.
Гадский Артемьев!
– Он просто меня раздражает своим самодовольством! – нахожу я оправдание своему бешенству.
– А чего б ему не быть собой довольным? – удивляется подруга. – Жизнь удалась.
– Именно это и раздражает! – вырывается у меня.
– Уверена, что именно это? – недоверчиво переспрашивает Сашка. – Слушай, что там у тебя за революция? Ты от Артемьева баррикадируешься, что ли?
– Нет, – вздыхаю я, тоже уставшая слушать грохот. – Это Стах срывает на мне зло.
Услышав мужские голоса в прихожей, я решаю, что самое время смыться в ванную. Да и надо вызволить нижнюю часть гардероба из стирального плена.
Завернувшись в одеяло, волокущееся за мной по полу, я крадусь в санузел, но в коридоре меня окликает знакомый голос.
– Охренеть! Афродита!
Я бросаю злобный взгляд на брата, и сердце мое радуется.
У кого-то похмелье.
Так ему и надо.
Если б он вчера не поленился, сегодня был бы, как огурчик, и я не оказалась бы под Демидом.
– Ты ей льстишь, – фыркает Артемьев, запахивая халат.
– Ее так зовут… – радостно оповещает его Стах, прекрасно зная, как я не люблю полное имя.
– За что? – изумляется Демид, озвучивая вопрос, который мучил меня все детство.
– За то же, за что он, – я указываю пальцем на брата, – Аристарх. Маме спасибо.
– Ты Аристарх? – офигевает Артемьев.
Ой ну кто бы говорил!
– Это все, конечно, прекрасно, но я бы предпочел приступить, – вклинивается незнакомый голос.
Я замечаю за спиной Стаха еще одного невысокого коренастого мужика, который гипнотизирует край одеяла, норовящий съехать с моей груди.
Пискнув, я уношусь в ванную, откуда верещу, требуя хоть какой-то одежды.
Через пару минут ко мне заглядывает брат и протягивает футболку, видимо, отжаленную Артемьевым.
– У меня масса вопросов, сестрица. Ты решила расплатиться за гостеприимство натурой?
– Иди в жопу, – аргументированно и развернуто отвечаю я. – Тебе какая разница?
– Мне? Я из-за тебя лишился утреннего секса и вынужден с похмела тащиться сюда!
На душе теплеет. Не только я у разбитого корыта. С – справедливость.
Даже ностальгия накатывает. В юности я частенько обламывала брату потрахушки. Сдается мне, это было одной из причин того, что Стах очень быстро свалил из отчего дома.
– Так что этот грохот – вина братца, – жалуюсь я.
– Никогда не думала, что врезать замки – настолько шумное дело, – удивляется Саша. – Такое ощущение, что там кувалдой лупят.
– Так и есть, – вздыхаю я. – Оказывается, дверь провисла в петлях, и от этого все проблемы. Нужного инструмента у мастера с собой не было, зато вот…
– Воистину, нет в России поломки, которую нельзя было бы починить кувалдой, – бормочет подруга. – А если и раздолбал на хрен, то ведь все равно не работало…
– Именно, – морщусь я. – Но он так дубасит, что я подозреваю, что ему приплатил Артемьев.
– Не расстраивайся, – раздражающе сладко зевает в трубку Сашка. – Ты же хотела, наконец, заняться благоустройством. Первый шаг сделан.
Да. Кажется, вчера я успела поныть девчонкам.
Не в деталях, а так, в общих чертах.
Мол, что, похоже, мои биологические часики затикали.
Но про вердикт гинеколога не рассказывала. Не хочу, чтоб меня жалели раньше времени.
Правда, когда Левина разрешила потрогать живот, я опасно зашмыгала носом, и в глазах у меня защипало.
Ясен красен, если я собираюсь предпринять хоть какие-то шаги к почкованию, мне придется осесть на одном месте. Вряд ли перелеты из страны в страну располагают к стабильным отношениям. И при таком раскладе уровень комфорта жизни надо повышать.
Хотя бы купить нормальный шкаф и несколько элементов декора, а то интерьер у меня удручающий.
– Саш, – посопев, решаюсь я. – А как сейчас взрослые адекватные женщины находят себе мужей?
Санька крякает в трубку от неожиданности.
– С адекватными ты, конечно, погорячилась. Откуда я знаю, что они делают? В моем окружении таких нет… А насчет самой задачи… Прям сразу мужа надо? Может, с чего попроще начать? Качественную грелку на зиму найти не так-то легко, а тут запрос на целого мужа.
– Мне нужна особь, которая в перспективе станет отцом моего ребенка, – мрачно признаюсь я.
Подруга присвистывает.
– Тут отбор по интересам надо проводить среди подходящей целевой аудитории, то есть, среди тех мужиков, которые настолько созрели для семьи и детей, что уже не стремаются говорить об этом вслух.
– И где же их найти? – падаю я духом, потому что из уст Сашки это звучит настолько же перспективно, как охота на мамонта в начале двадцать первого века.
– Проще всего на работе среди коллег.
Мотаю головой, будто Саша меня видит.
– Не подходит. Там всех уже разобрали. Есть пара гастролеров среди известных мне кулинаров, которые кочуют от ЗАГСа к ЗАГСу, но остальных крепко держат за яйки жены. Да ты Медведеву спроси, готова она со своим Козырем расстаться, или как?
– Она раба желудка, – признает Саша, – не выпустит из коготков. Так, что там у нас еще… Друзья иногда знакомят одиночек.
– У тебя есть кто-то на примете? – оживляюсь я. Если человеку еще и рекомендацию могут дать, так это облегчает ситуацию. Останется только пробить через Аньку нет ли у него долгов, алиментов, судимостей…
– Артемьев, – ржет Сашка.
– Дальше, – снова скисаю я.
Мало того, что он сам по себе меня раздражает, так Демид точно не настроен бросить свой гарем и начать плодиться. Нет, нам таких не надо.
– Ну и приложения знакомств, – подытоживает Саша недлинный список возможностей.
– Фу, – выражаю я свое мнение.
– Чего это сразу «фу»? – не соглашается со мной подруга. – Я знаю несколько счастливых браков…
– Может быть, но это как-то унизительно…
– Все способы такие. Ты все равно будешь чувствовать себя залежалым товаром на брачном рынке, – припечатывает Сашка. – В тридцать плюс ты или гордая, или замужем.
– Значит, остаются мерзкие приложения… – задумываюсь я, как подступиться к этому зверю.
– Ну, погоди. Ты же говоришь, что у Стаха скоро день рождения. Помнится, твоя первая любовь была к его другану. Он ведь не женат?
– Ванька? – переспрашиваю я, против воли с придыханием. – Не женат…
– Ну вот и раскинь сети…
– Фрося, – доносится до меня приближающийся голос Демида. – Принимай работу.
Что? Артемьев? Какого черта? Где Стах?
– Саш, я тебе потом перезвоню, – нервничаю я в трубку, не хочу, чтобы кое-кто подслушал, как я обсуждаю свое одиночество.
– Чего это потом? – волнуется Сашка. – Я слышу Артемьева! Я жажду пикантных подробностей…
– Не дождешься! – ворчу я, отключаясь.
Во-первых, ничего не будет.
А во-вторых, я, что, идиотка? Я ей расскажу, а она потом все напишет. Всегда так делает, зараза. Даже племянницу свою не пожалела. [Поучительная история о тяге к самореализации племянницы – https://litnet.com/shrt/hKMf ]
– Фрося, – в комнату заглядывает небритая физиономия, – там закончили…
Курлыканье в трубке на миг замирает, а потом снова набирает обороты, уже на повышенных тонах и с требовательными нотами.
Мне достается такой убийственный взгляд, что аж греет.
– Катя… – пытается остановить словесный поток Артемьев, но трубка и не думает успокаиваться. – Катя!
Впечатляющее рявканье.
– Потом поговорим, когда ты успокоишься! – и сбрасывает звонок.
– С чего ты взял, что она успокоится? – спрашиваю я.
– Я не понимаю, чего она завелась, – рычит Демид. – Мы вроде оба были довольны нашими встречами. А ты… – он смеривает меня гневным взглядом. – От тебя одни проблемы и никакого профита!
– Пф-ф-ф, – развожу я руками, – так тебе и надо.
– Не зря Стах говорил, что ты заноза.
Я горделиво выпячиваю несуществующую грудь.
Соседушка мужественного игнорирует пиликающий сообщениями из заднего кармана телефон. Барышню определенно не устроило то, что ей не дали высказаться, и она выплескивается в эпистолярном жанре.
Не найдя на моем лице и тени раскаянья, Артемьев цедит:
– Так бы и придушил.
– Так что мы будем есть, гражданин начальник? – хлопаю я ресницами.
Выражение физиономии непередаваемое, Демид явно задается вопросом, как мне удалось дожить до своего почтенного возраста.
– Ну пошли, – вздыхает он. – Мои яйца в твоем распоряжении.
В смысле? Я думала, Артемьев сейчас гордо уйдет и дверь свою изнутри чем-нибудь подопрет, чтобы не пускать бесполезную в сексуальном плане особь на свою территорию.
– Я как-нибудь обойдусь, – тут же открещиваюсь я. – Существует доставка…
Артемьев морщится.
– Нет уж, хватит с меня ресторанной жрачки.
– Ну вот ты и готовь, а я вполне согласна на услуги общепита.
Я очень не хочу готовить. Да. Имею право не брать работу на дом.
– У меня в заложниках твоя одежда, мон шер, – напоминает мне Демид. – Пора отрабатывать гостеприимство.
Блин, мне еще так и не вернули чемодан.
Естественно, это не последнее мое шмотье, и в шкафу тоже кое-что есть, но как-то надо выручать барахлишко. А пока разбрасываться одеждой мне не с руки.
– На многое не рассчитывай, – предупреждаю я, сдаваясь, но делая себе пометочку в уме, что Артемьеву нужно будет припомнить этот низкий шантаж.
– Многое – это не про тебя, Фрося, – усмехается он.
Нет, ну как же бесит, а…
– Иди уже, – нервничаю я. – Мне надо одеться.
Демид снова начинает гипнотизировать край футболки, и у меня возникает ощущение, что она не такая уж и длинная. В его глазах я буквально читаю вопрос: «А ты до сих пор там без всего?».
– А ты с дверью справишься? – кому-то явно не хочется уходить.
– Уж как-нибудь, – поднимаюсь я и пытаюсь выпихнуть верзилу из комнаты, что дается мне с несомненным трудом.
Пока я работаю Сизифом и толкаю Артемьева, оживает мой телефон.
Если до этого момента Демид худо-бедно передвигал ногами, то тут он встает, как вкопанный.
– Ну-ка, ну-ка… Кажется, моя очередь развлечься за твой счет. Зря я вчера твоему додику не ответил.
И тянет лапищу к моему мобильнику, беззащитно лежащему в опасной досягаемости.
– И ничего он не додик! – зачем-то бросаюсь я защищать Макара.
А то вроде как, если моим парнем был додик, то и я сама так себе.
– Отвали, – пыхчу я, но Артемьев просто перегибается через меня, сопящую ему в живот, и сграбастывает чужой гаджет.
– Сейчас посмотрим, чья возьмет, – хмыкает Демид, поднимая руку повыше, чтобы я не могла допрыгнуть.
– Ну ты и гаденыш!
Не то чтобы меня волновали гипотетически раненные чувства Макара, просто это свинство!
– Алло, – добавляя в голос эротической хрипотцы и ленивой томности, отвечает Артемьев на вызов.
Ты посмотри, как он умеет!
Психанув, луплю кулаком ему в живот и ожидаемо получаю только боль в запястье. Демид даже не почесывает место удара.
Однако лицо у него ошеломленное.
Он молча внимает, насколько мне слышно, женской речи.
– Хорошо. Ладно. Будем.
Я снова завожусь.
С чего это Артемьев кому-то что-то обещает от моего имени. И раз звонили мне, то ему там делать нечего.
– Ты теряла чемодан? – убирает он от уха замолчавший телефон. – Он ждет тебя в аэропорту.
– А ты там зачем? – шиплю я.
– Я тебя отвезу и верну, чтобы ты не слилась с готовки.
– Значит, ты не так уж и голоден, раз готов ждать!
– Ну надо же узнать, так ли хороша Фрося Перцевая! Или тут как с именем. Звучит громко, а по факту… – взгляд такой выразительный. Сверху-вниз.
– Да я как бы не к тебе. Ты вроде в соседней квартире живешь.
– Я оказываю соседскую помощь. Со вчерашнего вечера, – расправляет плечи Демид.
Ах ты, гаденыш!
Даже нет. Я его недооцениваю.
Он хуже. Крупный отборный гад.
Как я ни стараюсь, Артемьев взглядом не испепеляется.
Еще один его глобальный недостаток.
Есть ли в нем что-то хорошее, кроме крепкой задницы?
То ли дело мой первый краш.
– Привет, Вань, – лепечу я и чуть не морщусь от собственного тона.
Вроде уже и отгорели юношеские чувства, а я все еще не могу с ним нормально разговаривать. Как посмотрю на его улыбку, так и млею.
Нужно взять себя в лапы, а то он подумает, что я ненормальная и больше не придет.
Кстати.
– Ты проходи, я рада тебя видеть, но у меня только кофе, я же… – м-да, мудрое решение вести себя не как влюбленная соплюха проваливается с треском. Вот откуда во мне столько суеты?
Ваня, зыркнув исподлобья на Демида, отодвигает его плечом и внедряется в прихожую. Она совсем не маленькая, но сразу становится тесной.
– Не волнуйся, Фрось, я в курсе, что ты только что вернулась, – нога за ногу стаскивая обувь, говорит он мне, а смотрит на Артемьева, который, будто назло, все время перекрывает Ване дорогу. – У меня вот…
Что там у него?
Приглядываюсь и вижу в руках у него коробку из крафтового картона. Похоже, мне принесли поздний завтрак или полдник. К карме Вани автоматически прибавляется сто очков.
– А откуда ты узнал, что я вернулась? – глупо спрашиваю я, глазея на поджарую фигуру, длинные ноги…
– Я Стаху звонил, и он раскололся.
– Пошли на кухню, – бубнит Демид. – Сейчас Фрося оденется. И даст кофе. ВСЕМ.
Четко обозначает Артемьев, что никуда сваливать не собирается.
А чего это он командует?
Может, одеваться вообще не в моих интересах!
У меня детная цель, и Ванька очень неплохой варик. Сашка абсолютно права.
Видя, что я ни разу не спешу послушаться, Демид кладет свою тяжелую лапищу мне на загривок, разворачивает в сторону комнаты и ведет, как нашкодившую малявку.
– Ты на него смотришь так, будто и у него хочешь спросить про сантиметры! –шипит он на меня.
– А что? Боишься, что сравнение не в твою пользу? – дуюсь я из-за того, что Артемьев попадает на в бровь, а в глаз.
– Ты про мои сантиметры еще даже не слышала! – впихивает меня в комнату он и подводит к шкафу, на раскрытой дверце которого висит мой халат, который вчера был раскритикован.
– Фрось, – доносится до меня из кухни, – я похозяйничаю?
– Да! – отзываюсь я.
Кофемашина досталась мне с барского плеча от Стаха, так что, думаю, Ванька умеет с ней управляться.
– А чего это ты на все согласная? – подозрительно прищуривается Демид. – Я Ваньку хорошо знаю, ты не в его вкусе.
Да что ж все лезут, куда их не просят!
Меня надо не кусать, а оплодотворить!
– Если настолько же, насколько не в твоем, то у меня вполне может удачно сложиться вечер! – огрызаюсь я, припоминая ему, что не так он остался равнодушен к моим скромным достоинствам.
– Это была ошибка! Чрезвычайные обстоятельства!
– Это я-то чрезвычайные обстоятельства? – поражаюсь я. Еще вчера была пробником, а тут вон оно как. Расту.
– Катастрофа просто, – подтверждает Артемьев. – Распугала мне всех баб!
Кто-то явно преувеличивает. Одну вспугнула всего.
– И дальше буду распугивать, если ты не перестанешь портить мне отношения с Ваней! – предупреждаю я.
– А чем это я их испортил? Вон он. Пасется на твоей кухне.
– Ты делал странные намеки с этой твоей соседской помощью, которая длится со вчера по сегодня! Он еще подумает, что я с тобой связалась!
– Фрося, – хмыкает Демид. – Мужики – народ простой. Они смотрят туда же, куда и все. Будь ты хоть Моника Белуччи, если за тобой не увивается хотя бы пара мужиков, никто на тебя и не посмотрит. Так что на сегодня я твой самый главный секси-аксессуар.
– Последнее, что мне надо, чтобы Ваня смотрел на мужиков вокруг меня! – фыркаю я.
Закатив глаза, Артемьев снимает халат с дверцы и протягивает мне:
– Тебе еще за чемоданом ехать. Рано про вечер думать. До него еще дожить надо.
Гр-р-р…
Когда мы возвращаемся на кухню, кофе уже готов.
– Что тут у нас? – сую я нос в принесенную Ваней коробочку.
– Решил, что кондитеру нести сладкое – это как в Тулу со своим самоваром, так что я взял блинчики с нашей фирменной сытной начинкой, – интригует Ваня.
– Сегодня дегустировать Фросю не получится, – отрезает Артемьев, прежде чем я успеваю радостно согласиться. – Ты не забыла про свой таможенный груз?
Разумеется, забыла!
Демид сверлит меня взглядом, вызывая волну раздражения.
Это, что, мелкая месть за ту самую Катю?
Пф!
Подумаешь, одной курицей в курятнике меньше! Там еще минимум две осталось, которые вполне могут высиживать яйца!
– Что за таможенный груз? – не понимает Ваня.
– Чемодан мой нашелся, – вздыхаю я, в очередной раз осознавая, что Артемьев огнеупорный и взглядом не сжигается. – Теперь за ним надо пилить.
В самом деле, не первый раз мой багаж отстает от меня во время перелетов, и в любой стране мира мне потом его привозили вместе с извинениями.
В любой.
Кроме Родины-матушки.
В России надо чесать в аэропорт самой и доказывать, что ты не вор, а чемодан действительно принадлежит тебе.
– Я могу тебя отвезти, – предлагает Ванька, – а на обратном пути заедем в «Инженю», как раз винный вечер уже начнется.
Я даже не успеваю представить себе, как буду улыбаться ему с соседнего сиденья, кокетливо поправляя волосы, или как буду прижиматься к нему в «Инженю», глупо хихикая, как все портит Артемьев.
– Мы справимся сами, – вместо меня отвечает Демид.
Я давлюсь блинчиком.
У кого-то снова повысилась козлистость.
Неужто ему так хочется тратить два часа на дорогу в оба конца? Еще и в аэропорту меня ждать? Это вообще, хрен знает, сколько времени займет. И все это ради того, чтобы я приготовила «завтрак»? Не верю.
А вот, чтобы мне насолить, он вполне способен на идиотское самопожертвование. Это я уже усекла.
Божечки, этого мужика надо спасать от его же собственной упертости.
– Ты, наверное, очень занят, – намекаю я ему. – Спасибо за помощь. Я к тебе загляну чуть попозже. Заберу… э… в общем, не смею задерживать. Ты и так мне очень помог…
Я старательно подбираю слова, чтобы ни на что не спровоцировать Артемьева.
Мы можем всласть поцапаться и потом.
Поплевать друг на друга с балконов.
Демид хмурится, и я по роже его вижу, что сейчас он отмочит очередную свою шуточку, и в итоге все кончится убийством, поэтому я даже не знаю, как отношусь к тому, что звонит мой телефон.
Вроде бы и преступления избежали, с другой стороны – оно просто отсрочилось. Надо сказать Стаху, чтоб перед своей днюхой он предупредил ОМОН о возможных драках.
Подарив Артемьеву предостерегающий взгляд, я откладываю надгрызенный блинчик, чью начинку так и не смогла оценить, потому что от напряжения не почувствовала ее вкус, и двигаю в спальню за телефоном.
Зло современных коммуникационных систем валяется там, где его бросил Демид, и мне требуется какое-то время, чтобы сориентироваться по звуку, где мобильник. Прежде чем принять вызов, я отмечаю, что у меня на панели уведомлений какое-то сумасшедшее количество о поступивших на электронку письмах.
Капец какой-то. Кому в воскресенье неймется?
Потом посмотрю.
Кстати, звонят мне тоже не очень здоровые психически люди.
Это рекрутер той самой ресторанной сети, которая прислала мне выгодное финансово, но гипотетически скучное предложение сотрудничества. Истеричная барышня почти умоляет меня согласиться на него, ну или хотя бы встретиться для обсуждения.
– Вас там, что, директор в черном теле держит? – морщусь я. – Сегодня выходной. Давайте отложим. Я все равно не планирую в ближайшее время выходить на работу.
– Нет, что вы! – нервно отвергает мои предположения девица. – Прекрасный директор. Понимающий. Наверно.
– Ну значит, он поймет, что я в выходные не собираюсь принимать никаких решений и обсуждать дела желания не имею, – раздражаюсь я. У меня там Ванька стынет, а она мне зубы заговаривает.
– Ну может вы хоть назовете дату, когда вам перезвонить? – она чуть не плачет.
– Через неделю, – сжаливаюсь я. – В следующий понедельник.
И быстренько отключаюсь. А то я местами тряпка, девице вполне по силам меня уговорить, я и так расчувствовалась, припомнив своего первого шефа. Вот где зверь был натуральный. Вся команда в его присутствии дышала через раз.
Тем временем, я слышу, что мужики что-то приглушенно обсуждают.
Только уже не с кухни, а из прихожей.
Не поняла…
А это что за щелканье?
Я рву когти к ним, но вижу только, как Демид закрывает входную дверь.
Мой взгляд мечется по полам прихожей и не находит ботинок Вани.
– В чем дело? – требовательно вопрошаю я, чувствуя, как во мне все закипает.
– Ни в чем, – равнодушно отвечает Артемьев. – Ваньке тоже позвонили. Какой-то срочный вопрос.
Девочки, вот вам Демид.
Он много грешил, и теперь его настигла карма.

Знакомьтесь, это Фросенька)))
Мал золотник да дорог, мал клоп да вонюч...)))
Ну чем не Афродита? Хоть и настольная)))
За ту минуту, что лифт поднимается, я даже делаю попытку успокоить себя. Я же совсем не такая склочная и скандальная. В моей натуре, скорее, тихо насыпать слабительного в суп, чем устраивать разборки.
Да. Вот вообще я ни разу не задира.
Да с меня можно писать героиню любовного романа! Я из этих. Из нетакусь!
Но есть один нюанс.
Демид.
При одной мысли о нем у меня внутри все начинает кипеть и бурлить. Как вспомню его «пигалица», «пробник», «грудь искал», так прямо как кипяток за шиворот выливают.
Из благопристойной домашней кошечки я превращаюсь в дворовую кошатину.
Нашел кого злить! Ха!
А лапой по мордасам?
Ваньку прогнал, блин съел, еще и титьки потрогал!
Бесперспективно абсолютно лапал!
Но я же умная! Я буду выше всего этого! Просто в следующий раз, когда он мне репродукцию Рериха уронит, я надену ее ему на голову!
Все. Решено. Я спокойна. Непокобелима.
Тьфу. Не-по-ко-ле-би-ма!
Но стоит дверям лифта распахнуться аккурат напротив квартиры Артемьева, который стоит в дверях и, зевая, ожидает свою посетительницу, как у меня опять в мыслях начинается брожение.
Ты глянь какой. Сто пудов, знает, как неотразимо смотрится его задница в черных джинсах! Волосы взлохмаченные, сразу видно, что он за постельный отдых.
Козлина.
А уж после того, как фифа, подвинув круглым бедром, обходит меня и с радостным оскалом устремляется к Демиду, я понимаю, что ситуацию не спасти.
Надо просто расслабиться, опозориться, но получить удовольствие.
Хоть такое, раз уж мне ни Вани, ни винного вечера не перепало.
Девица еще только тянется к Артемьеву, как я подаю голос, заставляя ее замереть с вытаращенными глазами.
– Дорогой, а вот и я! – оглашаю я лестничную клетку сладким сюсюканьем. – Котик… да, чтоб тебя ядреной кочерыжкой да через дубовый дрын… – это колесико чемодана попадает в щель между этажом и кабиной, и я немного сбиваюсь с тона. – Э… Ты же рад, что я пораньше вернулась? А кто это? – остервенело дергая ручку, я смотрю на барышню, и лицо у меня соответствующее. – Ты мне изменяешь? Да как ты мог? Я отдала тебе лучшие годы!
– Я… – лепечет дева, шлепая пухлыми губами в блеске, который ей, к слову, совершенно не идет.
– А вы? Вы бессовестная разлучница! Да как вам не стыдно? Даже не надейтесь, что квартира вам достанется! – наконец чемодан поддается и от рывка выкатывается из плена, придавая мне ускорения и выталкивая к двум замершим столбами фигурам. – А ты? Демид? Посмотрим мне в глаза!
Демид смотрит и еще как.
Непреодолимое желание прибить меня сию секунду читается на нем без труда.
Прямо крупными буквами написано: «Тебе не жить»!
– Иди-ка сюда, дорогая, – цедит Артемьев.
И я чувствую, что дело пахнет керосином.
Но когда такие угрозы останавливали женщину, которой попала шлея под хвост?
– А что это ты покраснел? Опять давление скакнуло? Врач же тебе говорил, что нельзя напрягаться! А ты как маленький? Опять без собачьего пояса лежал? Тебя в любой момент паралич разобьет!
– Фрося! – рычит раненым зверем Демид.
– Что Фрося? – вскидываюсь я. – Ты же знаешь, что у тебя постельный режим! А вы, дамочка, польстились на почти пожилого мужчину! У вас хоть медицинское образование есть?
– Я… – пятится эта нимфа от нас в сторону лифта.
– Ему нужны пресные кашки на пару, ложиться в десять вечера, а секс только в одной позе! И то, потом давление померить нужно. А еще лучше анализы сдать…
Она уже тычет наманикюренным пальчиком в кнопку вызова.
На ее счастье лифт еще не угнали, и он услужливо распахивает ей свои двери.
– То есть вот так, да? – зверею я. – Сначала заездила чужого мужика, а я теперь лечи?
– АФРОДИТА! – оглушающий рык прокатывается по лестничной клетке.
И я решаю заткнуться, догадываясь, что перегнула палку.
– Демид Андреевич, я вам завтра в офис лучше позвоню, – лепечет нервно дева и покидает нас, оставляя меня с недобрым предчувствием.
Вряд ли Артемьев требует от своих постельных грелок настолько почтительного обращения. Так что, походу, мне кирдык.
Как только блестящие двери лифта закрываются, Демид зовет меня:
– Ну что, дорогая, сейчас ты узнаешь, как я рад твоему возвращению… – и голос такой сладкий, тихий, пугающий…
Ссыкотно-то как.
– После того, что произошло, между нами ничего не может быть, – объявляю я и пытаюсь дать деру в свою квартиру, но кара неизбежна.
В один шаг Артемьев оказывается рядом со мной. В одну руку он берет чемодан, в другую мою шею, и прежде чем я успеваю пискнуть, оказываюсь на территории соседа.
Однозначно стоило промолчать, потому что к побелевшим от ярости скулам прибавляются раздувающиеся ноздри.
Вообще-то, Артемьев молодец, неплохо держится, но явно на последних волевых, и, похоже, что меня все равно уже ничто не спасет.
Однако я не из тех, кто сдается, поэтому совершаю неуклюжую и малоперспективную попытку сбежать. Съезжаю по стене на пол и хочу на четвереньках просочиться между длинных ног Демида, но меня перехватывают.
Огромные лапищи накрывают мои беззащитные ребра и поднимают меня в воздух. Я извиваюсь и визжу:
– Пусти меня!
– Нет, Фр-р-рося! – рычит питекантроп. – Ты у меня получишь по наглой мелкой заднице!
– Ты сам виноват! – мой главный аргумент не находит среди черствой публики понимания.
– Перцевая, тебе каюк. Я тебе сейчас покажу «почти пожилого мужчину». Будет тебе секс на десять часов в одной позе!
Меня безжалостно куда-то несут, и я канючу вниз головой:
– Я больше не буду!
С мамой срабатывало, с Артемьевым – нет. Почему-то.
– Конечно, не будешь, – соглашается он и шмякает мое афродитство на мягкое, обдирает с меня кроссы, расшвыривая их по сторонам.
Гусеницей я ползу к краю Демидовского траходрома.
– Ты не посмеешь! – пыхчу я. – Я Стаху расскажу! Я маме пожалуюсь!
Сильная рука цепляет меня за пояс брюк и фиксирует на месте.
– Что-то мне подсказывает, – и увесистый шлепок опускается на мою пятую точку, – что они ко мне с удовольствием присоединятся.
Второй шлепок не заставляет себя долго ждать.
Возмутительно!
Я брыкаюсь, стремлюсь повернуться на спину, чтобы защитить мягкие и чуткие тылы, но хрен там, и к тому моменту, как я все-таки оказываюсь на лопатках, попец у меня горит. Не больно, но унизительно.
Я не могу спустить Артемьеву подобное самодурство!
Девочку Фросю тридцати годков никто не имеет право пороть, даже если она нарвалась!
На самом деле, я только выгляжу слабой. Многие обманываются моим несерьезными габаритами. На самом деле, я достаточно сильная и очень гибкая. Меня в детстве водили на гимнастику, данные-то самые что ни на есть подходящие. Я, конечно, уже не та, что была в десять, но из формы вышла не до конца.
Хотя вряд ли бы мне это помогло, если бы не элемент внезапности.
Извернувшись, я обхватываю за талию нависающую надо мной фигуру и роняю ее на постель. Демид, не ожидая от меня такой подлянки, пропускает мой маневр и теряет равновесие.
Кувырок, и я уже победно сижу на Артемьеве. Уперевшись руками в матрас по обе стороны от его плеч, я собираюсь высказать ему все, что о нем думаю, но Демид теряется совсем ненадолго.
Мужские ладони слитным жестом ныряют мне под джемпер и проходятся по спине вверх, надавливая и заставляя меня прижать к нему всем телом.
Мои губы подвергаются атаке врага. Дерзкой и умелой, и вот уже язык Артемьева хозяйничает у меня во рту, а щетина царапает нежную кожу.
И понеслась.
Мое наказание продолжается, только теперь я принимаю в нем самое активное участие. Злые карающие поцелуи не остаются без ответа. Я так же решительно не даю Артемьеву спуска, кусая его за нижнюю губу. И в этом поединке нет победителей. Мы целуемся, как в последний раз в жизни, будто сейчас небо упадет или развернется земля, и все полетит в пропасть.
Жесткие губы прижимаются к моей шее, прокладывают дорожку вниз, и кровь закипает. В голове шумит. Дыхания не хватает.
И оно заканчивается совсем, когда одной рукой Демид наматывает мои длинные волосы, достающие до пояса, на кулак и чуть тянет назад, вынуждая меня выгнуться, а свободной рукой задирает на мне джемпер и вбирает в горячий рот бесстыже стоячий сосок.
В такт движениям языка начинает дергать у меня между ног.
Тепло разливается внизу живота.
Мои пальцы сами скребут по широкой груди, чтобы задрать футболку и добраться до кожи Артемьева. А Демид, продолжая ласкать чувствительную грудь, отпускает волосы и, обхватив меня за попку, двигает моей промежностью по стояку, котором я сижу.
У меня вырывается стон, который срывает башню нам обоим.
Мир вдруг переворачивается, и я снова лежу на спине, придавленная матерым телом. Мне наконец удается забраться под футболку, от переполняющих меня чувств я смело царапаю гладкую спину ногтями.
Мыслей нет вообще.
Только одно дыхание на двоих. Только животные инстинкты и раздражение на мешающуюся одежду и наэлектризовавшиеся волосы, лезущие в лицо. Только стремление, как можно скорее, избавиться от всех преград.
Мы практически синхронно хватаемся за застежки: Демид – за мои брюки, я – за его джинсы. И только то, что не удается справиться сразу, нас немного отрезвляет.
Я перевожу мутный взор со своих пальцев, которые почти выпустили на свободу напряженный член Артемьева, на его лицо.
Стиснув зубы, он не отрывает взгляд от моей груди с призывно стоящими сосками.
– Фрося, ты прямо муза, – цедит Демид. – У меня только что родилась мечта.
– Купить собачий пояс? – фыркаю я.
– Надеть тебе намордник.
– Ну ты и…
Емкое определение, кем я считаю Артемьева, решаю оставить при себе, потому что задница все еще ноет.
Увы, не только она.
Соседняя зона тоже недовольна, но уже недополученным вниманием. Так сказать, подсчитывает упущенную выгоду.
Я беспрепятственно выбираюсь из-под Демида и пытаюсь привести себя в порядок. Натягиваю задранный джемпер на бесстыжие перси. Артемьев провожает скрывающуюся грудь таким взглядом, что киска требует, чтобы и ее натянули. А то что за обман второй раз подряд за одни сутки.
В глазах Демида явное сожаление и еще что-то.
Собственно, мы оба злы и разочарованы.
Но оба понимаем, что секс все только осложнит.
Не только Артемьев не любит проблемы. Я тоже от них не в восторге, а они непременно появятся, если мы совершим глупость.
Врать не буду, мне очень хочется узнать, так ли хорошие обрезанные, как про них говорят, но даже думать не хочу, чем все кончится.
Очень печально, что Демид не незнакомец. Можно было бы наплевать на принципы и упасть в пучину греха и грязного секса, а потом вычеркнуть случившееся из памяти напрочь. Но увы. Артемьев – мой сосед и приятель брата.
Ну удовлетворю я свое любопытство и кое-что еще, а потом буду беситься из-за бесконечных секс-марафонов за стенкой. Я в таких мероприятиях люблю участвовать, а не быть посторонним наблюдателем.
А если мне понравится, и я захочу повторить?
Да мне гордость не позволит ждать, когда меня впишут в плотный постельный график Артемьева.
Мне не семнадцать, чтобы я заблуждалась, что именно моя волшебная писечка вдруг пробудит в матером кобеле верность и тягу к моногамии. И даже уже не двадцать, чтобы тратить время на абсолютно бесперспективные отношения. Вон и гинеколог говорит, этих, как их, чертовых ооцитов мало. А нервов и вообще никаких нет.
И уж меньше всего я хочу, чтобы сбылось предсказание Стаха. Он, конечно, придурок, но знает, о чем говорит. В бытность того, когда я была влюблена в Ваньку, стоило ему прийти к нам домой, и я смотрела на него воловьими глазами, мечтая, чтобы он меня куда-нибудь пригласил.
Тешить подобным образом самолюбие Артемьева меня абсолютно не вдохновляло. Особенно учитывая, что приглашение будет только до кровати.
А мы определенно с ним будем пересекаться. Вариков нет, как бы там девки ни зубоскалили.
Но мля…
У Артемьева до сих пор стоит, это видно невооруженным взглядом. А какой пресс, плечи…
Как говорит Янка, хорош сукан.
Только скотина.
Все это я думаю, глядя на шикарные данные, которые еще пять минут назад предрекали мне горячий часок, а теперь только бесят.
– Фрося, – предостерегает Демид, – не смотри так. Ты же понимаешь…
Очевидно, Артемьев приходит к тем же выводам, что и я, и меня это злит еще больше. Он должен страдать! Уговорить, соблазнить, сломить сопротивление, а не умывать руки!
– Пф, – задираю я нос, – никто и не собирался.
Я направляюсь вон из спальни, в которой просто все фонит недотрахом.
Уже в коридоре по дороге к кладовке со стиралкой я вякаю:
– Так что работай рукой, герой!
Ну кто мне доктор, а?
Это Макарушка мог разобидеться и не пускать меня пару дней к комиссарскому телу. Но не Артемьев.
А то я не понимаю, как подобная фраза подействует на кого-то вроде Демида.
Но я в бешенстве от того, что он не рвет у себя волосы в паху из-за того, что уплыли из его рук мои мелкие титьки. А вдруг я ураган в постели?
Так что я отлично осознаю, что это опасная провокация, и быстро шевелю булками, пока по ним опять не настучали. Ведь есть риск, что мне это может понравиться…
Шевелить-то я шевелю, но недостаточно быстро.
Озверевший Артемьев стремительным броском настигает меня возле машинки.
И как-то я сразу понимаю, что я довыпендривалась.
Сердце ухает в живот и там колотится так, что меня и саму встряхивает.
Я даже не успеваю повернуться, к Демиду лицом, как огромные лапищи толкают меня животом на стиралку. Навалившись, Артемьев устрашающе ласково обещает мне ухо:
– Как скажешь, дорогая. Рукой так рукой.
И расстегивает пуговку, охраняющую мое целомудрие.
Ну как расстегивает.
Она отлетает и звонко прыгает по полу, а наглая ручища проникает сразу в трусики.
А там все очень гостеприимно, и сразу понятно, что «никто и не собирался» – чистейшая ложь грязной девчонки.
Шершавая подушечка раздвигает набухшие срамные губы и проходится вдоль всей промежности, словно демонстрируя мне: смотри, какая ты мокрая.
Я чувствую, как вздымается грудь Артемьева, как тяжело дышит он мне в макушку, ощущаю попкой его стояк. Да и отражение в зеркале демонстрирует мне картину под названием «Лютый голод».
По идее, должно быть «Лютый голод и встрёпанная курица», но вторую часть мы опустим.
Не без труда отлепляюсь от стиралки и, отталкивая руку Демида, разворачиваюсь к нему лицом.
– Алаверды не дождёшься, – сиплю я, искренне надеясь, что сожаление в моем голосе звучит не слишком явственно.
Заставляя меня вспыхнуть, Артемьев задумчиво облизывает палец в моих соках:
– Сытый голодному не товарищ, да, Фрося? – и поправляет член в джинсах, головка которого нагло выглядывает над поясом.
Колени и так, как ватные, а тут и вообще скоро держать перестанут.
– Не смотри на меня так. Ты же понимаешь, – возвращаю я Артемьеву его же слова.
И хочу гордо покинуть место соблазнения, но, сделав всего один шаг, тут же хватаюсь за брюки, которые ползут вниз, определенно протестуя.
Усмехнувшись, Демид плавно наклоняется, пока не оказывается со мной нос к носу, и я замираю, как кролик перед удавом в ожидании того самого поцелуя, который заставит меня передумать, но гадкий гад нажимает за моей спиной кнопку на машинке, и она открывает свою дверцу.
– Понимаю, что каждый раз, когда ты у меня в гостях, твои трусишки можно выжимать.
Гр-р-р.
– А после моих визитов у тебя стояк, и о чем это нам говорит?
– Это говорит нам о том, что кто-то не может держать себя в руках!
– Например, ты! – я красноречиво подтягиваю брюки. – И я рассчитываю, что ты обуздаешь свой запоздалый пубертат.
– Фрося… ты ведь нарываешься.
– Можешь в это верить, сколько угодно. Но это был первый и последний раз, ясно?
– Да его и не было, этого раза, – разводит мерзавец руками, судя по всему, имея в виду, что он в меня свой член так и не засунул.
– Вот и все, – сурово хмурюсь я. – Между нами ничего не было.
– Абсолютно, – зло прищурившись, соглашается небритая физиономия.
Артемьев выходит, а из меня будто воздух выпускают. Я облокачиваюсь на стиралку, выжидая, когда дрожащие после оргазма ноги наконец начнут держать меня нормально.
Шепотом матерясь, я достаю мокрые джинсы и белье.
Надо валить домой и забыть о моей позорной капитуляции. Женская психика очень гибкая. Всегда можно убедить себя, что ничего не было.
Греет меня только крепкая эрекция, оставшаяся при Артемьеве.
На секунду я представляю, как он снимает напряжение, как скользит кулак по толстому стволу и мелькает багровая головка…
Блинский блин!
Это слишком горячо.
Но самое отвратительное, что Демид не похож на того, кто просто подрочит на мой светлый образ. Он, скорее, позвонит очередным сиськам, которые примчат в кратчайшие сроки.
Настроение портится.
Сердито закинув барахло на плечо, я иду в прихожую, где мрачный Артемьев подает мне кроссовки, принесенные из спальни.
Я засовываю в них ноги, хватаю чемодан и выхожу в предусмотрительно распахнутую для меня дверь. Чемодан катится за мной неохотно, наддавая по пяткам.
Но ведь недостаточно мне позора за один день, правда?
Артемьев стоит, сложа руки на груди, и сверлит меня недовольным взглядом. А я делаю вид, что его нет, и не из-за него вовсе весь мой «юг» растревожен.
Чтобы достать ключи и открыть дверь мне нужны обе руки. И пока я вожусь с замком, брюки, предоставленные сами себе, съезжают на пол. Чертов оверсайз!
Весь мой гневный независимый вид коту под хвост.
И в квартире я скрываюсь под хохот Демида.
Спрятав в прихожей голую задницу, а в стрингах – считай, голую, я высовываюсь на лестничную клетку:
– Очень смешно. Три «ха-ха» просто! – шиплю я уязвленно.
– Никогда не видел такую виртуозную кондитерскую работу с «ягодами», – ржет Артемьев, намекая на мои ягодицы.
– Не для тебя моя пироженка! – огрызаюсь я. – Не для такого потаскуна!
– А для какого? Для Ваньки? – вдруг грозно спрашивает Демид.
– Тебя не касается! – и захлопываю дверь.
В которую начинают звонить через полчаса, которые я была занята тем, что бегала по квартире и ругала Артемьева на чем свет стоит, но шепотом, чтобы он не услышал, как я бешусь.
За дверью доставщик с огромными изумленными глазами.
Прежде, чем я успеваю сказать ему, что он не адресу, мне сообщают:
– Для Афродиты, – протягивают маленькую коробочку.
Я с подозрением снимаю крышку, и что я вижу?
Моя утерянная пуговица и шесть шоколадных трюфелей.
НАДКУСАННЫХ!
– Нет, ты представляешь? Каждую надкусил! – кипячусь я, сидя по-турецки в кресле и зажав мобильник между плечом и ухом.
– Мне видится в этом какой-то скрытый смысл, – выдвигает теорию Сашка. – А все ли ты мне рассказала?
Я спохватываюсь, что чуть не проболталась про Арсеньевское рукоблудие.
Подскакиваю с места и нарезаю круги по комнате.
– Ничего интересного не пропустила, – безбожно вру я.
– То есть ты наехала на Демида, устроила ему позорный спектакль, а он затащил тебя к себе и выпорол? И все? – Сашкина подозревашка к моему прискорбию работает великолепно, и она что-то чует.
Я юлю, как уж на сковородке:
– Ну ещё джинсы не отдал…
– Что-то ты свистишь, мать, – не отстаёт она.
– Честное пионерское!
– Да ты даже октябрёнком не была! Если все так, как ты говоришь, то я не пойму, чего тебя колбасит?
Как это чего?
Я даже замираю посреди комнаты.
Что за дурацкие вопросы?
И вообще, что значит колбасит?
Да я спокойна, как удав!
Я сразу вычеркнула все из памяти! Ни-че-го не бы-ло!
Мы с ним оба так решили и всю неделю жили мирно.
Я всего один раз столкнулась с Артемьевым у лифтов, когда возвращалась домой, а он уходил куда-то с очередной цыпой. И мы, лишь сдержанно кивнув друг другу, как цивилизованные люди, молча разошлись. Я даже не посоветовала ему взять с собой валокордин!
Нет, я, конечно, посмотрела, что там за девица. Курточка у неё распахнулась, и сисек там вообще не было. Мне очень требовалось обсудить с кем-то причины перехода Артемьева на уплощенный вариант. Это он «пробник» распробовал?
А вчера эта сволочь не пришла домой ночевать. Я точно знаю, я прислушивалась!
И меня с утра надирает, как будто задницу скипидаром натерли.
– Просто он меня бесит, – бурчу я в трубку.
– Просто? – не верит мерзкая Сашка.
А у меня все сильнее чешется язык пожаловаться на то, что ее дружок все испортил, не став совращать меня до конца.
– Неужели ты думаешь, что мне нужен такой кобель? – взываю я к голосу разума подруги. Хоть чей-то должен призвать всех к порядку, раз мой в состоянии аффекта.
– Зато точно опытный, – подтрунивает Сашка.
– Тоже мне достоинство, – фыркаю я. – Мужчину до свадьбы должен ласкать только ветер!
Сашка хохочет.
– Тебе надо познакомиться с Янкиной свекровью. Вы найдёте общий язык, но, боюсь, Артемьев не разделяет твою точку зрения.
– Вот поэтому мне нравится не он, а Ваня!
Подруга присвистывает:
– А ты считаешь, что Ванина ягодка осталась нетронутой?
Я тут же вспоминаю про «ягодный десерт». Задница начинает гореть, как будто меня сегодня отшлепали, а не пять дней назад.
Блин.
– Раз я не видела, значит, не было.
– Ну-ну, – хмыкает Александра Николаевна, – то есть то, что среди троих друзей: Демида, Стаха и Вани, где двое – отменные бабники, именно последний вдруг – монах?
– Ой, все! По крайней мере, Ванька ведёт себя, как джентльмен.
Сашка звучно отпивает чай:
– Ох уж мне это джентльменсоке поведение. Как часто оно меня разочаровывало... это джентльменское поведение...
– Так что? Стах тебя позвал на днюху?
– Ну да, я и позвонила-то, чтобы узнать, что ему подарить. Терпеть не могу, подарки мужикам выбирать. Вечно с этим проблемы. Нет чтобы сказать, чего хочет. Сама сиди и голову ломай.
Тут я с подругой абсолютно солидарна. Вот с девочками легко: у нас всегда есть виш-лист. Только выбирай, какую хотелку удовлетворить. Мальчики сурово молчат, а потом начинается: «Опять дезодорант?». Тьфу, блин.
Тяжело вздыхаю:
– И чего ты надумала? – спрашиваю я.
Сашка вздыхает не менее душераздирающе.
– Билеты на концерт. Любимчики Стаха приезжают, но я не знаю, может, он уже отоварился. Ты не в курсе?
– Я поспрашиваю, – правильно понимаю я посыл.
– А ты чего дарить будешь?
– Хотела галстук, – признаюсь я.
– Он же их ненавидит, – удивляется подруга.
– Вот поэтому и хотела, – ну а что? Он же меня бросил в постель к Артемьеву!
– А в итоге?
– Стах дал мне номер телефона Вани, и поэтому я подарю ему виниловый проигрыватель. И галстук.
Я зависаю возле балкона и вдруг замечаю, как на его пол падает желтое световое пятно.
Опачки.
Кто-то наконец то соизволил вернуться домой.
– А чойта? А чего такое? – тут же вылупляюсь на него я.
Демид мрачно делает еще один глоток.
– А того, что кто-то редкая заноза, – и салютует мне стаканом, чтобы, так сказать, его намек не остался непонятым.
Но, ясен пень, меня такое объяснение не устраивает.
Я жажду признания, что после великолепной меня у Артемьева больше ни на кого не встает, настолько его впечатлил пробник. Тогда я гордо ему откажу, и ему останется только уйти в монахи.
– А поподробнее? – прищуриваюсь я на него.
Демид же редкая скотина и снова меня обламывает.
– Я теперь не могу нормально позвать домой телку, – бурчит он, и смотрит так, будто я у него в дверях звездой растопырилась и не пускаю всех баб младше семидесяти.
Кстати, неплохая идея.
Но собственно…
– А как это связано со мной? – не въезжаю я.
– А у меня вьетнамские флэшбеки. Все время ощущение, что за стенкой жена, и она только и ждет момента принести собачий пояс и начать раздел имущества.
– О господи! – всплескиваю я руками. – Да больно надо! То шоу было разовой акцией. Я никогда не повторяюсь.
– Это-то и пугает. Я ведь знаю, что ты дома торчишь. То в окошко подглядываешь, то в розетку слушаешь, то на лестничной клетке караулишь.
Ах ты паразит! Никакая розетка не нужна. У меня картины со стены падают!
– А ты, что, вдруг застеснялся? – не верю я. – Ну тогда занимайся сексом, как все нормальные люди, выключи свет, чтобы никто не увидел, делай все молча, чтобы никто не догадался.
– Твой опыт будоражит, – язвит Артемьев. – Буду знать, как ты любишь. Молча в темноте и в миссионерской позе.
– Не угадал, – огрызаюсь я. – Я в юности была жокеем, с тех пор люблю позу наездницы.
Привираю только на половину.
У нас в городе действительно когда-то был ипподром, а я любила лошадок. В жокеи берут мелких и легких. Так что я немного потренировалась. Пару лет.
А вот про позу наездницы набрехала для красного словца.
И кстати, кажется Демида пронимает. Взгляд его становится пристальным.
– Тебе действительно пойдет намордник. Догги-стайл любишь?
– Слушай, – психую я. – Если это так травмировало твою нежную психику, могу предоставить возможность для реванша. Я позову мужика, а ты послушаешь!
Ты посмотри на эту гадость! Бабу он водить домой не может. Трахать может, но не дома! То есть я права, и Артемьев где-то там кобелировал! Пока я клянчила у брата телефон Ваньки.
Однако мое дерзкое предложение не находит отклика.
– Чего? – рычит Демид. – Какой нахрен мужик!?
– Какая тебе разница, какой? Я с тобой все равно советоваться не буду!
– И зря! – рявкает Артемьев. – И я не хочу слушать! – и вдруг спрашивает. – Ты на Ваньку рассчитываешь?
– Не твое дело, – задираю нос. – Может, на него. Может, на бывшего. Может, на первого встречного поперечного. Что за допрос? Ты небось у своих сисек родословную до пятого колена не спрашиваешь?
Я прям булькаю.
– Я мужчина!
Ой, зря он это сказал! Ненавижу двойные стандарты!
– Вот теперь точно оторвусь, – ерепенюсь я. – Позову всех, кого могу.
– А давай ты просто выйдешь на работу. Наверняка, ресторанная сеть сделала выгодное предложение.
– А может, я выйду в «Инженю»! Вот завтра Ванька за мной заедет, и я скажу ему, что согласна!
– Куда он за тобой заедет? – звереет Демид непонятно с каких щей. – С какой стати?
– На день рождения Стаха я приду с ним! Ясно тебе? И только попробуй мне все испортить!
– Испортить что? – Артемьев махом допивает свое пойло.
– Ничего нельзя портить! – фыркаю и гордо покидаю балкон.
Вслед слышно неразборчивое бурчание. Что-то вроде: «Пигалица… Это мы еще посмотрим… Заноза». И смачный хлопок балконной дверью.
Козел.
Настроение, и так сумрачное, портится еще больше, когда я вспоминаю, что Стах просил на его день рождения испечь торт. Я ныла-канючила, мол, давай закажем, ты богатый мужчина, можешь себе позволить, но брат был непреклонен. Он требовал «Наполеон» по бабушкиному рецепту.
Пришлось смириться. В конце концов, Стах подарил мне квартиру, и я его очень люблю. Где-то глубоко в душе.
Единственное, что радовало, это вчерашний звонок Ваньки, предложившего за мной заехать. Сама я хоть и разжилась его номером, звонить пока не решалась, а тут клиент сам бежит. Надо завтра что-то козырное надеть. Ну и на всякий случай сменить постельное белье. Ну а вдруг. И ноги побрить. И не только. Да.
Тяжело вздохнув, я принимаюсь натыкивать ингредиенты в доставке продуктов.
До середины ночи вожусь с выпечкой, потом устраиваю себе полный СПА, ну естественно, на следующий день встаю намного позднее, чем планировала.
– Я искуплю свою вину… – обещает мне Ваня.
Вот черт!
Все мужики одинаковы. Не понимают, что дорога ложка к обеду.
Искупит он. А как я сама спущу вниз все и сразу? И проигрыватель, и торт, и сумку с вещами? Братец арендовал зал и номера для гостей в парк-отеле у черта на куличиках, видимо, чтобы простые смертные туда не добрались ни за какие коврижки.
Я бубню, что все в порядке, хотя самой хочется рычать. Ну сам же предложил! Никто его за яйца не тянул! Ваня вообще представляет сколько нужно тридцатилетней женщине всего взять на выезд? А я еще собиралась там в местный хамам.
Попрощавшись с Ванькой, я уже собираюсь швырнуть телефон на диван, как мне приходит сообщение.
С неизвестного номера.
«Выйди на балкон».
Да ну? У Артемьева есть мой номер? Откуда интересненько.
Любопытство, которое не одну кошку сгубило, заставляет меня выглянуть.
– Ну? – спрашиваю я, с неудовольствием разглядывая свеженького соседа. Он в брюках, распахнутой рубашке, застегивает часы и, кажется, никуда не торопится.
Правильно. Ему не нужно краситься.
Он сейчас вспомнит, что у рубашки есть пуговицы, и все, готов.
А у меня жидкие румяна упали за тумбочку.
– Тебе помощь не нужна? – лениво спрашивает Демид.
– Что ты имеешь в виду? – тут же прищуриваюсь я.
– Я так понимаю, надежды на Ваньку не оправдались… – тянет он.
И меня ужаливает догадка. Доказательств у меня нет, но как Артемьев мог оказаться в курсе так быстро, что Ванька за мной не приедет, если я сама узнала две минуты назад? Уж не приложил он к этому свою лапу?
– С чего ты взял? – прощупываю я почву.
– Он мне звонил, сказал, что задержится, – не моргнув глазом, отвечает Демид.
– Я может его дождаться собираюсь, – разглядываю наглую морду, надеясь поймать ее на непонятно на чем, но интуиция орет сереной. Кто-то гад и портит мне малину. И вообще осложняет жизнь. – Он вроде говорил, что в семь освободится…
Артемьев уверенно возражает:
– Не уложится. Он плотно застрял на работе. Дай бог, к восьми… Это в лучшем случае.
У меня возникает ощущение, что если я озвучу, что готова подождать Ваньку и до этого часа, то тот рискует вообще не попасть на вечеринку.
Но у меня нет ни одной улики против Демида. Вот паразит, лишь бы по его было. Ничего, на днюхе у брата разживусь сведениями и вот тогда припру Артемьева к стенке. Сейчас есть дела поважнее. Да и может хорошо, если Ваня увидит меня сразу при полном параде, а не взмыленную сборами. Будет ему приятный контраст с последней нашей встречей.
– Ну ладно. Я так понимаю, ты предлагаешь меня подвезти? – уточняю я. А то мало ли…
– Ну да. В начале седьмого выезжаю, – кивает он и смотрит на меня настороженно. Видимо, не может понять почему я не упираюсь.
– Тогда жду тебя в шесть, поможешь вытащить груз, – злорадствую я.
И смываюсь дальше собираться.
Определенно сегодня усилия потрачены не зря.
Хороша зараза! Я превзошла саму себя. И платье бомбы, и макияж получился, не без нервов, конечно, но кому сейчас легко. Что не сделаешь, лишь бы не заводить аккаунт в приложении для знакомств.
И вообще я – огонь. Вызывайте пожарников.
Демид, явившийся ровно шесть, тоже явно дает мне высокую оценку. И хоть он ничего не говорит, рука его тянется ослабить галстук.
Которого на нем нет.
Довольная произведенным эффектом, я не могу удержаться, чтобы не вильнуть задницей. Просто так. В качестве репетиции.
– Вот, бери, – из кухни кричу я моему сегодняшнему носильщику.
– Ты переезжаешь? – охреневает голос позади меня, а я чуть не подпрыгиваю на месте от испуга, нафиг растеряв весь свой флер женщины-вамп.
Я не услышала, как этот товарищ прокрался за мной.
Артемьев в шоке обозревает дорожную сумку, коробку с проигрывателем и огромную упаковку с тортом.
– И не надейся, – фыркаю я, пытаясь унять колотящее сердце. А мелко стучать оно продолжает. Правда, в этом биении угадывается нечто победное, потому что Демид все равно косит в сторону моих ног. Если он пялится, то и Ванька будет. – Цепляй все, – довольно командую я и, покосившись на распахнутое пальто Артемьева, тоже решаю утеплиться. На улице сурово похолодало, да и за городом наверняка еще свежее.
Завязывая пояс своего пальтишки, я наблюдаю, как Демид, нагружается и чуть не отхватываю инфаркт, когда он хочет повернуть коробку с тортом на бок и сунуть подмышку.
– Ты чего делаешь? – верещу я. – ЭТО ТОРТ!!!
Вздрогнув Артемьев плюхает коробку обратно на стол.
Охренеть.
Я подлетаю и снимаю крышку, чтобы проверить, не повредил ли криворукий мужлан кремовое покрытие.
Поездка проходит мирно, в основному потому что под мерное щелканье поворотника меня тянет в сон в темном салоне. Мы только и успеваем обменяться парой реплик в самом начале.
– Ты на своей? – кряхтя взбираюсь в высоченный джип. – На ночь останешься в парк-отеле?
– Номер комнаты не скажу, даже не проси, – фыркает Артемьев.
– Ты, что, и там собрался найти себе курочку потоптать? – поражаюсь я. – Ну ты даешь.
– Нет, защищаю суверенность своего матраса.
Пф-ф…
Но разговор увядает, и я полностью сосредоточена на том, чтобы не отключиться в уютном тепле и полумраке под негромко звучащую музыку.
Зато на ресепшне приходится встрепенуться.
– Артемьевы? – хлопает ресницами молоденькая девочка за стойкой. – Чету Артемьевых мы не ждали, но кровать…
Я натурально офигиваю.
– Мы не чета. Это Артемьев, – киваю я в сторону Демида, – а я Перцевая!
Булькнув, девчонка извиняется и лезет сверяться в экран компьютера. Что-то щелкает что-то мышкой:
– А… ага. Артемьев. Есть такой. А Перцевая… Вы же жена Аристарха… А он не будет против, что вы вместе поселитесь? – и смотрит на меня бестолковыми, как моя личная жизнь, глазами. Однако, как скучно я живу!
И все же мне приходится разочаровать юное создание.
– Я не жена Перцевого. Я его сестра.
– Тогда ваш номер…
– В смысле «ваш»? – взвиваюсь я и тыкаю пальцем в грудь похохатывающего Демида. – А ты чего ржешь, ирод? Уже передумал защищать от меня матрас?
Горе-администратор икает.
Я перевожу свой гневный взгляд на нее.
– Вряд ли мой брат поселил меня с этим чудовищем в одном номере. Посмотрите еще.
Девчонка смотрит на меня так, будто не понимает, зачем отказываться? Мужчина, вон, не возражает же! Но все равно еще раз просматривает что-то.
– Фрося-сестра-зараза? – уточняет она у меня.
– А что не видно? – перебивает меня Артемьев. Я с чувством наступаю ему на ногу.
– Тогда, да. У вас отдельный номер. Соседний. Давайте паспорта.
Тьфу. Мы с Демидом синхронно протягиваем документы. Пока девица заполняет данные и распечатывает бланки, я пытаюсь прожечь веселящегося детину взглядом, но у меня опять ничего не выходит.
Не мужик, а сплошное разочарование.
А администраторша, хоть и балбеска, а смотрит наДемида оценивающе. Оглядываю худенькую фигурку. Не, дорогая. Сисечный недобор, ты не пройдешь кастинг. Хотя… Последняя краля Артемьева тоже не могла похвастаться формами.
Мне тут же захотелось выцарапать девчонке глаза.
Нечего тут. Работать надо лучше. Если хочешь всех женить против воли, топай устраиваться в ЗАГС. Собственно, как в дворце бракосочетаний я себя и чувствую, когда мы с Демидом одновременно подписываем стандартный договор на размещение.
Интересно, я когда-нибудь побываю там в качестве главного действующего лица? В последний раз я была на свадьбе Левиной-Бергман. Ровно за неделю до того, как у меня открылась тяга к семейной жизни.
Пока я втолковываю девице, что у меня с собой торт, который надо передать на кухню, Артемьев перекладывает наше барахло на тележку для багажа и подкатывает к лифту.
А к нему тут же подкатывает какая-то телка.
Помятуя, что этот хмырь не дал Ваньке за мной заехать, меня тянет испортить ему съем прослойки между телом и матрасом, но я же сама сказала, что не повторяюсь. Надо держать марку. Ничего, будет подходящий момент, и я его не упущу.
Поэтому я подхожу скромненько. Без наездов. И вместе с этой парочкой жду себе лифт. Девица улыбается во все тридцать два венира, зазывает Демида посетить спа-комплекс в ее компании. А я молчу. Артемьев косится на меня и, кажется, начинает слегка нервничать.
Муа-ха-ха!
В лифте он поддерживает разговор с этой особой весьма односложно. Так тебе и надо. И если ты припрешься завтра в отельную баню, то сорян. Там уже буду я.
У номеров мы расходимся, но недалеко.
Демид подхватывает с тележки свою небольшую спортивную сумку и отходит к себе с тяжелым вздохом.
– Чего кряхтишь? – не выдерживаю я.
– Думаю, что мне надо почистить карму, – ворчит он. – Ты опять моя соседка.
– Ха, – прикладываю я свою карту-ключ к детектору, – не переживай. Сегодня мне не до тебя.
– Да неужели? – отчего-то злится Артемьев. – А я думал, смысл твоей жизни – осложнить мою.
– Не сегодня, – я усмехаюсь, умалчивая, что действительно речь идет только про нынешний вечер. Я злопамятная, да. – Сегодня я рассчитываю с пользой провести время, чего и тебе советую.
– Ты еще не оставила надежд на Ваньку? – поднимает брови Демид.
– Ревнуешь его? – интересуюсь я.
– Я по девочкам.
Вечеринка проходит неожиданно прилично, что, будем говорить откровенно, не совсем в стиле моего братца. Вероятно, он уже оторвался накануне, потому что по залу между группок гостей он шляется с видом: «Где бы опохмелиться», но фужер в руке только нюхает.
– Значит, я – Фрося-сестра-зараза? – уточняю я скептически, когда его пришвартовывает рядом со мной.
– Какие-то сомнения? – хмыкает Стах.
– У меня не сомнения, а подозрения. Ощущение, что моего брата подменили. Что это за пати такая, напоминающая свадьбу, где жениха бросила невеста, а он не расстроился? Только тамады не хватает, – я обвожу взглядом столики с нарядными гостями. – Где порох? Где разврат, оргии и пьянство?
Брат смотрит на меня заинтересовано.
– Предлагаешь взбодрить обстановку?
Пожимаю плечами.
– Не я организовывал это все, – усмехается Стах. – Но шанс зажечь еще остается, как только рассосутся деловые партнеры. На последнем этаже есть прекрасный бар, который я зарезервировал, когда увидел все это чинное благолепие. Думаю, трех ящиков текилы хватит, чтобы наши лица приобрели подобающее случаю выражение.
– О! Вот это на тебя больше похоже, – одобряю я.
– Кстати, где мой подарок?
– В номере. Он плохо сочетается с моим платьем, – отмахиваюсь я.
– А ты прям на охоту вышла, как я посмотрю. Разврат тебе подавай. Ты мне вот что скажи, тигрица моя комнатная: на кого ты глаз положила?
– Тебе какая разница? – фыркаю. – В конце все останутся живы.
– Как говорит Артемьев: «Я чую проблемы». Неделю назад Ванька твоим адресом интересовался. Вчера Демид номер телефона спрашивал, и это при том, что проще крикнуть тебе в розетку. Что происходит, дорогуша?
– Увы, пока ничего, – честно отвечаю я.
Рукоблудие некоторых ведь не считается, правда?
– Та-а-ак… – Стах знает меня неплохо, и мой завуалированный ответ его не очень устраивает. – Свечку я держать, конечно, не собираюсь, ты у нас взрослая, но как ближайший родственник считаю нужным предупредить. Если ты сделала стойку на Демида, то он – просто весь состоит из красных флагов. Прям, как елочная гирлянда светится красными огнями.
– Отлично. Обожаю атмосферу праздника! – дразню я брата, но, видя его хмурую физиономию, сжаливаюсь: – Да ладно тебе. Твой бро в безопасности. Один раз его матрас помяла, и теперь ты за него переживаешь уже? Типа кому он порченный нужен будет?
Стах закашливается:
– Там еще что-то можно испортить?
– Хотя бы настроение? – сверкаю я улыбкой. – Не переживай. У меня совсем другая жертва намечена.
Отследив, что я стреляю глазами в Ванькину сторону, брат тяжело вздыхает:
– И этот не лучше. Давай, мы тебе пожертвуем кого-нибудь не такого ценного? Я так не хочу никому бить морду… У меня возникает ощущение, что через год мне некого будет позвать в стриптиз-клуб. Самые стойкие друганы сдают позиции. Хотя… за Артемьева могу поручиться. Этот не сдастся, – успокаивает себя вчерашний именинник.
– Ты всегда можешь позвать на стриптиз меня, – ободряю я Стаха.
– Ну или маму, ага, – кисло соглашается он, не отводя подозрительного взгляда от приближающегося к нам Вани.
Ну наконец-то.
Я уже думала, что мне самой придется проявлять инициативу.
Мне не сложно, но нарушает мой прекрасный план.
Ваня нехило опоздал, часа на два, но появился вместе с букетом для меня. Правда, его самого тут же оттащили парни, якобы чтобы поздравить Стаха всем вместе, а букет у меня забрал Артемьев под предлогом, что его надо в вазу, и вообще он тут лишний.
– Так ты меня простишь? – дразнит меня ямочками на щеках присоединившийся к нам Ваня.
– У тебя есть шанс реабилитироваться, – кокетливо отвечаю я.
Да. Я полчаса в номере репетировала, что скажу, чтобы опять не начать суетиться и мямлить.
Стах закатывает глаза и покидает нас, он явно не в восторге от моего воркования.
А кавалер наполняет мой фужер и смотрит так многообещающе, что у меня голова начинает кружиться чуть раньше, чем я делаю глоток.
Играет приятная медленная музыка, некоторые даже танцуют.
В целом, вечер становится для меня все приятнее. Веет романтикой, а оргию я и сама могу.
Так.
Надо быть таинственной и обворожительной. Недоступной, но в меру. Не забывать поворачивать лицо выгодным ракурсом.
Все это я думаю, глядя на Ваньку восхищенным, как учила Сашка, взглядом. Внимаю его болтовне, смеюсь его шуткам. Мне комфортно. Огонька, конечно, не хватает, но я ведь нацелилась на него на долгосрок, так что, может, все только к лучшему.
А то вот от кое-кого у меня так задница полыхает, что зарево видно на границе. А толку никакого. Бракованный материал.
– Не возражаете? – нарушая идиллию, рядом с нами падает Артемьев, словно переселяясь из моих мыслей в реальность.
– Фрося, потанцуем? – предлагает вырвавшийся на свободу Ваня, прекращая информационный обмен.
А я вдруг понимаю, что, хотя я и не против, но с большим удовольствием послушала бы сплетню. Задницей чую, что у Сашки есть что-то животрепещущее.
Но ооциты!
Помним про ооциты!
Внутренне вздохнув, я с милой улыбкой протягиваю лапку Ване и, как бы невзначай, оглядываюсь на Артемьева. Тот сидит все там же, но сморит на меня очень сурово.
И это придает мне немного больше энтузиазма.
Ловлю себя на этом, и хмурюсь. Это что еще за выверты мозга? Демид не должен влиять на мое поведение! Какая мне разница, что делает этот гад?
– Все в порядке? Или ты мечтаешь меня расчленить? – не правильно понимает выражение моего лица кавалер.
Я спохватываюсь. Черт, эдак я сама все испорчу.
– О нет, меня интересует весь комплект! – исправляюсь я, позволяя увлечь себя на полупустой танцпол, где кроме нас медленно покачивается всего одна парочка.
Заметив мой взгляд на нее, Ванька усмехается:
– Они – доказательство того, что твой брат – фокусник.
– Да?
– Ага, это не партнеры. Это постоянные клиенты. Они у Стаха разводились уже два раза. Сначала он представлял интересы жены, потом – мужа. Теперь мы делаем ставки на третий развод.
– Какая прелесть, – умилилась я. Правда, мой восторг связан скорее с тем, что ладонь Вани располагается на границе между талией и недопустимой зоной. Это говорит о том, что мое филе его привлекает, и не зря я его так упаковала.
Все-таки хорошо, что я надела самые высокие каблуки. Человек хоть до моей задницы сможет дотянуться.
Я предпочитаю, когда меня считают девушкой сознательного возраста, а не сосательного роста.
– Какие у тебя дальнейшие планы? – Ваня прижимает меня все крепче. – Ты же не собираешься уезжать сегодня.
– Стах обещал разнузданную оргию с текилой, блэк-джеком и шлюхами. Как я могу такое пропустить?
– Да, семейные партнеры уже начали отбывать. Так что уже скоро мы переберемся наверх, и оторвемся как раньше.
– Раньше, когда вы отрывались, то меня с собой брать отказывались! – припомнила я крайне обидное обстоятельство, возмущавшее меня с четырнадцати до девятнадцати лет.
Чувствую, как меня танцуют в сторону оранжереи, где темно и безлюдно, и ничего не имею против по этому поводу. До финта Демида с фужерами я успела принять достаточно, чтобы не дать деру, когда первая любовь наконец решит меня поцеловать.
– Были неправы. Исправимся, – смеется он и наклоняется, чтобы сказать мне что-то на ухо.
Я замираю в предвкушении неприличного предложения продолжить после вечеринки вдвоем, и… наблюдаю, как на плечо Вани падает большая тень. За моей спиной кто-то нарисовывается.
– Что? – почти грубо спрашивает у него Ванька, и, хотя я не вижу, к кому он обращается, готова поклясться, что это Артемьев.
Уж слишком говорящие мурашки бегут у меня по спине.
– Там тыквы дают, – поступает шокирующий ответ.
– Что? – тут даже я не выдерживаю и оборачиваюсь. – Какие тыквы?
– Маленькие декоративные тыквы. Подарок парк-отеля, – засунув руки в карманы и покачиваясь на пятках, невозмутимо отвечает Демид. – Фрося до них сама не своя. Правда же?
Я оглядываюсь и только сейчас понимаю, что зал украшен в осенней стилистике, которая, судя по всему, скоро превратится в хэллоуинскую, что в общем-то соответствует характеру Стаха, но не соответствует сезону.
– Зачем нам тыквы? – все еще не понимаю я. – Еще же только сентябрь.
– Если твои тыквы не выросли до сих пор, то до октября ждать не имеет смысла. Бери, пока дают.
Как лапать мою бахчу, так норм!
Но мое кипение ничто, по сравнению с тем, что происходит там в стратосфере, ну или как называются слои, когда выше ста восьмидесяти сантиметров от земли?
На меня никто не смотрит. Ваня и Демид прожигают друг на друга взглядами так, что мне кажется, сейчас кого-то шибанет молния.
– Так, – к нам подходит Стах. Он смотрит на меня так недовольно, будто это я тут электризую обстановку. – Пора оттянуться. Корнилов с женой уехали, так что можно забуриться в бар. Чур в караоке орать, только после первого ящика…
Брат кладет руку на плечо Артемьева и пытается его увести, но у него ни шиша не выходит. И тогда мерзкий родственник переключается на ни в чем неповинную особу. Подхватив под локоток, он уволакивает меня к выходу.
– Ты что творишь? – шиплю я.
Еще бы! Нетанцованная и нецелованная я отказываюсь покидать Ваню.
– Фрося, Артемьева я не сдвину. Значит, надо удалить первопричину проблемы.
Ну не свин ли? А я ему торт пекла!
– Это я-то причина проблем? – булькаю я, оглядываясь через плечо.
Мне видно только то, что Ваня что-то эмоционально высказывает Артемьеву.
– Фрося, – Ваня делает шаг ко мне, – скажу откровенно, я собираюсь тебя поцеловать…
Смотрю на него заинтересованно.
Поцеловать – это хорошо. Это же второй этап проверки на совместимость. Первый – не жмот ли мужик, но таких среди друзей моего брата вроде нет. Так, что я с удовольствием сразу перейду ко второй части, тем более, что в свое время я об этом могла только мечтать.
– … у меня был прекрасный план прикинуться джентльменом и сначала тебя подпоить, – сильная рука притягивает меня к мужскому телу, и я чувствую, что мое волнение растет, – чтобы не получить по роже, но…
Вот!
Нормальные мужики планируют! Понимают, что джентльменское поведение – это важно! Как и немного расслабляющего алкоголя! Не то, что некоторые! Просто поутру нашарил бабу по соседству и сразу того… Артемьев ни хрена не джентльмен! Что за манеры? Барышня еще даже не представила ни вашу свадьбу, ни как назовет ваших восьмерых детей, а он уже насильно причиняет оргазм!
Мерзавец!
Неожиданно южный полюс сладко сжался, соглашаясь, что все это было не по правилам, но вовсе недурно.
– … Похоже, если я буду придерживаться первоначального плана, некоторые личности нам не дадут остаться наедине ни на минуту.
Скромненько опустив ресницы, чтобы прикрыть довольный блеск глаз, я поднимаю лицо к Ване, и он не плошает.
Горячие губы накрывают мои, и я готовлюсь насладиться тем, чего так долго ждала. Почти как Пенелопа своего Одиссея.
Однако, полностью отдаться процессу мне что-то мешает.
Вроде и Ванька знает, что делает, и не слюнявит лишнего, и руки распускает в меру, но мои ооциты, похоже, устраивают забастовку.
Что такое? Особь небракованная же!
Может, то, что с пятнадцати до двадцати лет тысячи раз представляла этот поцелуй, раскрашивая его в невероятные краски, все портит? Реальность ведь всегда далеко от фантазий подростков.
Но приятно. И сам поцелуй, и то, что это наконец произошло.
Не к месту вспоминаются слова Стаха, когда-то заставшего меня пускающей слюни фотку Вани. «Да раньше я побегу в стрингах по набережной, чем он обратит на тебя внимания!».
И сейчас вместо того, чтобы самозабвенно целоваться, я прикидываю, как заставить брата выполнить свое обещание.
А еще в мыслях совершенно посторонние вещи.
А не размазался ли макияж? А достаточно ли я хорошо пахну? А когда можно будет снять туфли? На цыпочках стоять неудобно.
Это вообще что за скотство?
Когда Демид меня целовал, я даже не поняла, как позволила ему зайти так далеко? Это было реально помрачение разума. Да я готова была кусаться, когда все раз за разом обламывалось.
И когда он зажал меня у стиральной машинки и нагло добрался до моей девочки, я тянулась, чтобы ему было удобнее, до судорог в икрах и не вякала.
Воспоминания того, как грохотал пульс в ушах, выгибалось тело… Как сладко дергало внизу, когда Артемьев ласкал мои соски, наваливаясь похотливым животным, внезапно воскрешают во мне задремавший было пыл, и я отвечаю Ване намного воодушевленнее.
И мои порывы находят отклик.
Ванька дышит прерывистее, усиливая напор на мои губы. Прижимается пахом, и я чувствую, как там крепнет его мужское.
– Фрося… – оторвавшись от меня, стонет он и смотрит горячо потемневшими глазами, – это отельный лифт, нас сейчас начнут выковыривать… Но ты от меня больше никуда не денешься.
Ваня снова запускает лифт, а я начинаю волноваться, мы, что, прямо сейчас?
А вечеринка?
Неужели пропустим? Да и я бы предпочла перейти к десерту после, чтобы не торчать в баре взопревшей…
Ловлю себя на этом саботаже и злюсь.
Не понимаю, какого рожна мне надо? Вот он самец, готовый, как минимум попробовать. Чего тянуть кота за яйки?
Мне же больше не пятнадцать, и мы с Ваней давно знакомы…
Когда блестящие двери лифта разъезжаются, я в полном раздрае.
И поэтому не сразу оцениваю степень неприятностей.
В проеме кабины, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, стоит Артемьев. Ну прям картина. Называется: «И сам не ам, и другим не дам». Рожа злая. Взгляд убийственный. Вместо того, чтобы выйти, я инстинктивно подаюсь назад с четким ощущением, что падишах собрался карать, и почему-то меня.
Южный полюс поднимает табличку: «Это наш кандидат!».
Ой все.
– Ты вниз или наверх? – криво усмехаясь, спрашивает Ваня, потому что Артемьев, все-таки пропустив меня в коридор, загораживает выход ему.
– Мне и тут хорошо.
– Мне тоже здесь нравится, – в тон ему отвечает Ваня.
– Ну раз вам весело, то я пока пойду, – закипаю я.
Козлы. Оба.
И виляя некрупной задницей, я ухожу к себе в номер. Там я прилипаю ухом к двери и несколько минут прислушиваюсь. Ни черта не слышно. Ну хоть босиком похожу.
Я млею самым постыдным образом.
И это возмутительно!
Мы тут, знаете ли, все кулинары, но я же не тыкаю в Артемьева своим эклером!
Еще неизвестно, изволю ли я чужой шампур взять в руки!
Правда, моими руками Демид интересуется в последнюю очередь.
Пока я собираю расползающиеся мысли в кучку, этот неджентльмен времени не теряет.
Прижав меня спиной к стене, без объявления войны и оглашения меню, он задирает подол моего платья и поглаживает все, что попадется. Чулочки, напяленные мной для эффектного соблазнения Вани, не волнуют Артемьева вовсе, и он стремительно переключается с бедер на попку. Отвлекающим маневром лаская губами мою шею, он тискает меня с совершенно нетуманными намерениями.
У меня уже начинаются легкие проблемы с дыханием, когда в голову забредает здравая мысль.
«Меня сейчас поимеют!»
И следом другая: «Безнаказанно!».
И опять у героя нет солидных препятствий на пути к цели! Не порядок!
– Фрося, лучше помолчи. Тебе пойдет, – предупреждает меня Демид, почуявший подвох и превентивно затыкает мне рот поцелуем.
Устранив саму возможность протеста, он переходит к решительным действиям. Бельишко на мне исключительно символическое и никакого достойного сопротивления оказать не может. И пока язык Артемьева хозяйничает у меня во рту, мужские пальцы ныряют по кружево и порхающим движением пробегаются по наливающимся срамным губкам.
Дело пахнет керосином!
Внизу живота будто катается тяжелый шар, волны тепла приливают к промежности. Еще немного, и на кончиках пальцев Демида окажется моя смазка.
С трудом разорвав поцелуй, я взываю к разуму Артемьева:
– Мы не должны этого делать! Это принесет проблемы! – выдыхаю я, а сама запускаю руки ему в волосы, выгибаюсь и трусь об него грудью.
– Их уже дохрена, этих проблем. Должно же быть и что-то приятное, – не соглашается Демид и проникает в меня двумя пальцами, вырывая у меня слабый стон.
– Перестань! – требую я, на всякий случай покрепче вцепляясь в его плечи.
Прокладывая дорожку из горячих поцелуев вниз по моей шее, Артемьев бормочет:
– Не могу. Если я войду в тебя прямо сейчас, то порву. Черт, Фрось… – третий палец присоединяется к своим наглым товарищам, и я чувствую, как в моей киске рождаются блуждающие огненный кольца.
Гад! Я имела в виду, прекратить вообще этот разврат, но Демид, конечно, решил, что это я от нетерпения. Черт знает что!
А сам главный черт, поддает жару и изводит меня самым отвратительным способом. Не прекращая медленно двигать во мне рукой, он слегка поглаживает подушечкой большого пальца мою горошинку.
Только слегка! Только чуть-чуть! Сволочь!
Основное внимание уделяется во всю текущей дырочке, и я уже в самом деле готова укусить Артемьева. Извиваюсь, как могу верчу бедрами, чтобы получить больше ласки для пульсирующего клитора, но кто-то слишком злопамятный.
– Хрен тебе, Фрося, – тяжело дышит мне в шею Демид. – В прямом смысле слова. Никаких поблажек, пока я не окажусь в тебе. Мне прошлого раза хватило. Точнее не хватило…
– Это все плохо кончится, – предрекаю я слабым голосом, имея в виду наши добрососедские отношения.
– Какая ты пессимистка, – ворчит Демид, которому доступ к моей груди ограничивает платье. – Хорошо кончим, я тебе обещаю.
И прекратив приятный беспредел внизу, несет меня к кровати.
До нее пугающе близко, и буквально через несколько секунд под попой я чувствую упругий матрас, а Артемьев, расстегнув верхние пуговицы на рубашке, просто стягивает ее с себя за шиворот.
Мой взгляд приковывается к солидной выпуклости в районе ширинки.
Что он там говорил? Порвет?
Нет, я, конечно, уже видела его хозяйство. Да оно до сих пор стоит у меня перед глазами, но тогда оно было пресыщенным удавом, а сейчас там похоже боевая анаконда…
– Да, Фрось, ты наконец дорвалась, – посмеивается Демид, расстегивая ремень на джинсах с будоражащим металлическим лязгом, предвещающим мне не порку, но взрослое такое порево.
Из заднего кармана он извлекает шуршащие презики.
– Черт, всего два… – Артемьев определенно недоволен.
– Мы так не договаривались, – я нервно облизываю губы, следя за тем, как он спиннывает обувь. – Я не хочу…
Такого откровенного вранья свет давно не видывал. Я бы и сама себе не поверила, и Демиду бы не простила, если бы он купился. Я буквально пожираю глазами мощное мускулистое тело, вспоминая, как оно сладко плющило меня на Артемьевской постели. Рельефные плечи, вздувшиеся на руках вены, плоский напряженный живот…
Трусики мокрые. Можно выжимать. Киска сиротливо сжимается, подавая однозначные сигналы.
– Не хочешь? – приподнимает бровь Демид недоверчиво и, победно вжикнув молнией, подтягивает меня за ногу поближе к краю кровати. Он стоит между моих разведенных бедер и смотрит на меня сверху вниз. Предвкушающая дрожь прокатывается по телу.