— Э-э! Чё за фигня, Мизинец?!
— Совсем уже?!
По лестнице с шумом бежали ученики. В нас с Валькой врезался пацан и её учебник выпал за перила. Я поглядела вниз. Не повезло. Чуть не зашибли великую «шатвёрку» — трёх мажоров Шатова и его самого — ценнейшего футболиста нашей школы. А лучше бы зашибли.
Глеб Шатов продолжал негодовать со ступеней:
— Мизинец, аллё! — Он тряс учебником над рыжей головой, а его дружки лаяли рядом, как гиены.
— Мы случайно! — разделила я вину на двоих с подругой, и уставилась вверх — на неё — на мою Вальку. Я всегда на неё снизу вверх смотрела, потому что Валька была на двадцать пять сантиметров выше. Целых сто восемьдесят неуклюжих сантиметров! И сейчас её испуганное лицо краснело где-то под потолком.
— Валь! — Шикнула я. — Ты чего?! Валь! Эй! — Пацаны пошли дальше. — Эй! Шатов! Глеб! Эй! — Закричала я, перегнувшись через перила. — Глеб! Отдай физику!
— Было ваше, стало наше! — заржал коняра Рогов и шатвёрка продолжила спускаться.
— Валь! — я рассердилась: подруга стояла столбом.
— Валь, ну чего ты стоишь?! Идём, догоним! Твой же учебник!
— Я не пойду за ним, ты что, — испуганно вылупилась она, и вдруг засуетилась, стала запихивать оставшиеся вещи в рюкзак. Мимо ходили дети, до следующего урока оставалось десять минут.
— Да чего ты боишься? — не поняла я. — Идём, я сама отберу.
— Не надо, Ась, — умоляюще вцепилась в меня подруга. — Я в библиотеке другой попрошу…
— Ты прикалываешься?!
— Ась, пожалуйста, забей, — Валька рванула вниз и её чёрная голова замаячила высоко над толпой.
— Валь, — я догнала её на втором этаже, — что случилось?
— Ничего.
— Валь!
— Он до меня дотронулся… — чуть слышно пролепетала подруга. Понятней не стало.
— Кто?!
— Глеб…
— Что?! Дотронулся?
— Ну, Ась, тише! — снова побежала та. Я догнала и ловко припёрла её к подоконнику:
— Так! Теперь давай ещё раз и с самого начала. Ничего не понимаю! Кто кого трогал и зачем!
Валька глупо захихикала. О нет! Только не это, — взмолилась я про себя. — Кажется, моя дорогуша втюрилась.
— Тише, Ась. Ладно. Ну, короче, — Валька напустила на себя таинственный вид, — когда Глеб проходил мимо, он коснулся моей руки, прикинь!
— Как? — усомнилась я.
— Ну, вот так, — показала подруга, дотронувшись до моих пальцев.
— Ты уверена, что это он, а не кто-то из его…
— Он! Он! — перебила подруга с одуревшим лицом.
— И за это, ты в него учебником бросила?! — прыснула я. Не могла сдержаться, у Вальки был такой нелепый вид: косички в разные стороны, пунцовые щёки и бегающие круглые глазки. Я смеялась. Если все влюбленные выглядят так, то я не хочу влюбляться. Ни-ког-да!
— Я не бросала! — возмущалась подруга. — Я не бросала! Он сам выпал, я… я так разволновалась, Аська, ну что ты ржёшь! Подруга называется!
— Ладно-ладно. Ты уверена, что Шатов не случайно? — оглянулась я, как шпион — нет ли рядом шатвёрки.
— Как можно случайно дотронуться пальцами? — упрекнула Валя, тоже оглядываясь.
— Если у вас пальцы на одном уровне, то можно, — уверенно отрезала я и потащила подругу на физику. Я торопилась. Никогда не опаздывала и не собиралась начинать из-за каких-то там «пальцев» и влюблённых дурочек. Валька продолжала вздыхать:
— Ох, Аська-а… что же мне делать? Ах, он тоже наверное подумал что я специально учебник на него уронила… подумает, больная какая-то, внимание хочет привлечь… Ась, посмотри, косички сильно растрепались или норм? Давай заглянем в туалет? Ась, ну почему я такая растяпа? И что он во мне нашёл? Как думаешь?
— Физику он в тебе нашёл, — бухтела я на бегу. — Идём скорее, надо до урока забрать.
В классе Шатова не оказалось. Мы с Валькой удивлённо застыли на пороге. Тройка пацанов, как ни в чём не бывало, гоготала на задних партах, и Глеба с ними не было. Странно.
Я растолкала локтями одноклассников и протиснулась к кудрявой голове Королькова. Он сидел спиной и махал руками, рассказывая очередной «случай». У него на все случаи жизни был припасён свой «случай».
— …не, слыште, слыште, у нас на треньке случай был, — говорил он, пока я подходила. — Реально, слыш, одному челу пердануть приспичило, и чтобы никто не услышал, он…
— Илья! — Перебила я, пока они не заржали. Корольков повернулся, старательно изображая испуг:
— Ба-а! Педсовет пожаловал! На самом интересном месте!
— Чё надо, Мизинец? — недовольно поднялся Рогов. Он завис над партой громадной тушей и злобно сверлил меня глазками. Он был у них чем-то вроде вышибалы в клубе. Тщательно следил, чтобы ни один смертный не прошёл фэйс-контроль. Входить в их вип-зону без разрешения, дозволялось только симпатичным девочкам и пацанам из футбольной команды.
— Отдайте учебник! — потребовала я, чувствуя, как под тяжёлым взглядом Данилы у меня начинают трястись коленки.
— Чё? Какой ещё учебник? Иди отсюда, Мизина, не мешай, — скривился Илья, и снова отвернулся к своим:
— Так вот, этот чел не придумал ничего лучше, чем замаскировать пердёж! Он вызвался перетащить маты, чтобы бросить их и под шумок, значит…
— Илья! — Не сдавалась я. — Отдайте Вале учебник, это не смешно! Урок сейчас начнётся!
— …и, значит, берётся он за мат и…
— Илья!
— Да нет у нас учебников, не видишь? Вали давай.
— Куда вы его дели?
— Мизина! Сказали тебе… — Пошёл в наступление Рогов и я попятилась.
— Илья, отдай учебник! Валя не специально кинула! Он просто выпал!
— А потому что руки у неё не из того места растут, — заржал Илья и к нашему разговору стали прислушиваться: опять неуклюжая Спотыкаева что-то натворила. — А подсказать из какого? А? — глумился кудрявый красавчик, поглядывая через меня на Вальку. — На букву «же». И это не желудок и не желчный пузырь. Ты же у нас докторша. Вылечи уже свою подружку! На благодарственную грамоту скинемся.
— Боюсь, это не лечится! — Вздохнул с учёным видом, молчавший до сих пор, Макс Эйхенбаум, и класс рассмеялся. Макс довольно поправил на носу очки и снова уткнулся в телефон. Надутый индюк! Бедная моя Валька не знала, куда деться от смущения и стыда. На красные щёки капнули слёзы. Она спрятала лицо в ладони и пулей выбежала в коридор.
— Шатов, я знаю, что это ТЫ сделал, — процедил Рыбаконь, когда Баба вышел.
Я промолчал. Этот тунец никогда не докажет моей вины без записи с камер наблюдения, а записи не было. Я сам видел как Илюха зарядил в единственную камеру, ведущую в коридор, футбольным мячом и её свернуло на бок. Отличный был удар, кстати. Точный. Надо похвалить его.
— Ты был там! У меня за дверью десять свидетелей! — закипел от моей невозмутимой физиономии морской владыка. Он пучил глаза и глотал воздух ртом, поражаясь моему пофигизму. — Верни телефон, или я вызову полицию!
— Я не знаю, о каком телефоне вы говорите, — в сотый раз ответил я, глядя прямо в глаза скользкому типу. Не нравился мне наш директор. И дело было даже не в том, что он выгнал батю из школы, и не в скандале, который устроил ему на прощанье пять лет назад, а в этой его хитрой роже, которая знала, что она виновата, но делала вид, что она — верх справедливости. Лицемер.
Девчонки считали директора красавчиком, хотя и побаивались. Даже Лирика вздыхала по строгому голубоглазому начальнику, чтоб его. При мысли об учительнице литературы, приятно защекотало внизу. Поверить не могу, что ей нравится этот гад, — с омерзением глядел я в директорское лицо. Кажется, он понял, что открываться я не собираюсь.
— Шатов, ты вроде не глупый, — перешёл он на доверительный тон, потому что все остальные «тона» уже перепробовал и они не принесли никакого результата. — Зачем ты испытываешь моё терпение? Мы оба знаем, что телефон украл ты. Никому другому и в голову не пришло бы вломиться в директорский кабинет и нарушить закон. Яблоко от яблони, как говорится…
— Заткнитесь.
Директор поражённо заткнулся. Пару секунд хлопал рыбьим ртом, а потом, со всей силы, хлопнул папкой об стол.
— Да как ты разговариваешь со мной?! — стукнул сверху кулаком, как будто это была не папка с моим личным делом, а моё личное лицо. Жалкий урод. Врезать бы ему как следует.
— Как ты разговариваешь! — орал директор, уже не скрывая своей неприязни. — Как ты смеешь так разговаривать! Ничтожная копия своего папаши! Неблагодарный хам! Я тебя в порошок сотру! И не посмотрю на кубки и медали! Моему терпению пришёл конец, Шатов! Я всё про тебя знаю! Всё! Я сдам тебя полиции и тогда посмотрим, какой ты будешь смелый! Посмотрим, как ты заговоришь, хамло малолетнее! — завёлся он, не помня себя от ярости. Я подождал, пока он кончит брызгать слюной.
— Я тоже всё про вас знаю, Виктор Палыч, — сказал я спокойно, чтобы выбесить дурака ещё сильнее. — И тоже посмотрю, как вы заговорите, когда полиция начнёт расспрашивать меня и я совершенно случайно проговорюсь им, за что был уволен из школы мой отец, — намекнул я на тёмный скандал, из-за которого мой батя схлестнулся с директором. Рыбаконь ни за что не признается, что подстроил увольнение, но рожу от этих слов у него перекосило знатно. Не знаю, где добыть доказательства, но я их добуду. Я прав и Рыба что-то скрывает.
Было бы проще, если бы батя сам всё рассказал, но сколько я его не пытал — он молчал в тряпочку. Спивался и молчал. За пять лет, из крепкого мужика, из физрука с высшим образованием и спортивной карьерой, он превратился в тощего скелета. Он сожрал себя изнутри. Он реально верил, что виноват в случившейся трагедии, покалечившей ученика. Но я знаю батю. Он никогда не допустил бы такой глупой ошибки. Никогда не нарушил бы инструкции. Даже сейчас, спившись и потеряв веру в себя, он не потерял своей совести. Он по-прежнему тяжело переживал случившееся и нёс всю вину на сутулой, уставшей от непосильного груза, спине.
Я вспомнил про директорский телефон, который подсунул Мизинцу и понадеялся, что она не сдаст меня физику сразу же. От неё можно было ожидать, она с прибабахом, но вроде не крыса. На неё Рыба никогда не подумает. Пока всё тихо. Если бы сдала, Баба давно прибежал бы с победными криками и лобызал бы руки начальству.
Как я и думал, директор вызвал в кабинет моих пацанов. «Сообщников» — уточнил он, когда пацаны вошли. Рыба с Бабой тщательно обыскали наши рюкзаки, заставили вывернуть карманы, прощупали подкладки, но ничего не нашли. Пацаны были в курсе секретной операции, но никто и глазом не моргнул, делая вид, что глубоко оскорблены таким непристойным отношением к себе. Мы договорились заранее. Они не видели, куда я дел телефон, но поняли, что припрятал я его хорошо.
Им ничего не грозило. Их не тронули бы, даже если бы это они покусились на директорскую собственность, а не я. Пацаны были из хороших семей со связями. Особенно Макс. Эйхенбаумы владели крупным мебельным заводом, сервисом по грузоперевозке и складскими помещениями на окружной. Связываться со старшим Эйхенбаумом директор не станет ни за какие шиши. Он и так серьезно рисковал, вызывая в кабинет его сына и обвиняя, пусть и не официально, в преступном сговоре со мной.
— У нас нет ничего нелегального, товарищ директор, — клялся Илья, положа руку на сердце. — Мы всё-таки спортсмены, за здоровый образ жизни, и всё такое. Мы не стали бы отравлять себя всякой гадостью. Чемпионат на носу.
— Тюрьма у вас на носу, Корольков, — выпрямился Рыбаконь устало. — Я ищу не запрещёные вещества. Я ищу другое.
— Что другое? — играл дурака Илья.
— Сами знаете что!
Директор понимал, что мы блефуем, но сделать ничего не мог — телефона у нас действительно не было. — Последний раз спрашиваю: заходил Шатов в мой кабинет? И не надо делать вид, что вы не понимаете о чём речь. Шатов совершил преступление, а вы его покрываете. Вас видели вместе весь день. Хотите сказать, что именно перед физикой вы вдруг разделились и понятия не имеете, что он делал? Корольков, мне доложили, что вы пнули мяч в камеру. Думаете я совсем тупица? Не могу связать одного с другим?
— С каким другим? — продолжал гнуть Илюха. Директор рассвирепел.
— Семён Евгенич, — повернулся он с дёрганной физиономией к завучу, — заводите свидетелей!
В кабинет силой затащили нескольких учеников. Никого из них я не знал, но ученики прекрасно знали меня и моих корешей, так что, когда директор стал пытать их насчёт мяча, камеры, и того, что я входил в директорский кабинет на перемене, все, кроме одного, опустили глаза — им неохота было связываться с нами. В прошлом месяце одна жирная крыса уже попала в больничку за свой длинный язык. Длинный язык и короткие ноги — типичное сочетание для труса. Школа знала, что убегать бесполезно. Проще не попадаться и не сливать инфу кому попало.
— Нет, ну ты слышала?! — возмущалась я, глядя на своё отражение в машинном стекле и протирая лицо влажной салфеткой. — Вот гад, чтобы я ещё хоть раз ему помогла! Ни за что! И как тебе такой может нравиться? Он же трус! Он самый настоящий трус! Я была о нём лучшего мнения! А ещё капитан, называется!
— Он не трус, — заступилась за дурака Валька. — Дрался он круто, Ась! Один против двоих! Ох, я никогда не видела драк! А как он свалил того, лысого! Он ему нос разбил. Он не трус. Просто расстроился, что они сбежали… наверное…
— Валь, — повернулась я строго. Подруга поняла. Притихла. Вид моей расцарапанной щеки охладил её любовный пыл.
— Ну, Ась… извини…
— Ладно, хорошо что всё обошлось. Идём.
— Ты уверена, что нам не надо в аптеку? — с заботой уточнила она, когда мы пошли дальше. Аптека была по пути. Мы планировали пойти ко мне домой и вместе сделать уроки до музыкалки.
— Не надо, — махнула я, успокаиваясь. — Это всего лишь царапина. Жаль только, на самом заметном месте. Попробую завтра замазать, но кажется придётся ходить уродом.
— Одна царапинка тебя не испортит, Ась, поверь, ты красотка, — успокаивала подруга, снова становясь собой — моей доброй сочувствующей Валентинкой.
— Спасибо, Валь.
— А давай по морожке? — загорелись вдруг её бледные глазки. Валька искренне полагала, что любое горе можно пережить, если запастись ведром морожки.
Я поглядела на мокрые деревья, на лужи, на свои грязные исцарапанные коленки и рассмеялась. Какое нелепое предложение! Середина осени, холодный ветер, все ноги исцарапаны, щека болит, ладони саднят, куртка грязная…
— А давай!
Пошли в магазин.
В магазине встретили мою соседку по подъезду, и двух пацанов из параллели: Рому и Эмиля. Так всегда бывает, когда плохо выглядишь. Так что я не удивилась.
С Эмилем никто, кроме меня и Ромы, не общался. Он был чем-то вроде изгоя. Тихий тощий пацан в бесформенной чёрной одежде, с пирсингом в губе, за который ему долгое время прилетало от учителей, и с крашеными волосами. Одна половина лохматой головы была у него чёрная, а вторая — белая. И, по-моему, выглядел он стильно. Очень. Хотя и немного угрюмо. Не знаю, чего все к нему привязались.
Пацанов бесило, что Эмиль молча терпит их издёвки и вообще, ходит по коридорам с таким видом, будто все вокруг призраки из параллельного мира и ему до лампочки. Тише Эмиля был только Рома. Забитый мальчик без всякого мнения. Его я вообще плохо знала.
Эмиль поднял от пола глаза. Он всегда смотрел в пол, как будто думал о вечных вопросах или мысленно решал алгебру. Глаза у него были сложного цвета, как море в серый дождливый день. Я поздоровалась. Эмиль прошёлся спокойным взглядом по моим коленям, по грязной куртке, по царапине на щеке и уточнил, так и не дойдя до глаз, и снова опустив ресницы:
— Кто тебя так?
— Ай, — я махнула, мол, фигня. — Не обращай внимания, упала в кусты.
— Сама или толкнули?
— Да так, — теперь в пол уставилась я, — сама.
Соврала, чтобы не приплетать сюда Шатова. Эмиль терпеть не мог Глеба и его богатеньких прихвостней. Я потянула Вальку за рукав:
— Ну ладно, мы пойдём. Ещё уроки успеть до музыкалки. До встречи.
— Я зайду в пять, — проговорил Эмиль тоном, не терпящим возражений. Я удивлённо обернулась и встретилась с его прямым серым взглядом. Эмиль кажется тоже себе удивился. Ему ужасно не понравилось, что я соврала. То, что я соврала, он конечно понял. Не дурак. Я не умела врать.
— Хорошо, — улыбнулась я и выскочила из магазина.
— Аська, что это было?! — выпучилась сбоку Валя.
— Ничего, а что такого…
— Вы что вместе в музыкалку пойдёте?
— А что? Ему тоже к шести.
— Ась, это же будет свидание, — ахнула подруга, глупо играя бровями.
— Не говори ерунды! — Фыркнула я. — Он просто беспокоится, что со мной может что-то случиться. Вот и предложил проводить. По-дружески. Что такого, не понимаю. Сейчас рано темнеет…
— Ты покраснела! — заверещала Валька. — Ты покраснела! Он тебе нравится!
— Тише ты!
— Ах, Аська! Аська-а! Ты чего раньше не говорила?
— Да не было никакого раньше! Успокойся, Валь, — начала я сердиться от смущения. — Мы просто друзья.
— «Просто друзья» не провожают друг друга до музыкалки!
— Ещё как провожают! Валь, всё. Проехали. Заходи, — придержала я подъездную дверь. — Давай о чём-нибудь другом поговорим, оставь Эмиля в покое.
— Оставь Эмиля в покое, — передразнила Валька пискляво, но прошла. — Ладно, можешь не признаваться, но я-то вижу, ты ему нравишься, даже не отрицай.
Я и не отрицала. Я давно подозревала, что приглянулась Эмилю. Ещё в прошлом году, когда он вдруг стал здороваться в музыкалке. Сначала я думала, что мы с ним просто приятели, связанные музыкальными классами: он ходит на гитару, я на фортепиано, но со временем мы стали чаще пересекаться и в школе, и чаще перекидываться словами на перемене. А в музыкалке, вообще, стали постоянно видеться и оставаться наедине, так что нам приходилось общаться и узнавать друг друга лучше. Не молчать же истуканами. Мы же не дикари какие-нибудь.
На школу это правило не распространялось. В школе мы старались не показывать, что общаемся, а то слухов и издёвок было бы не избежать. Даже моя Валька была не в курсе моей дружбы с Эмилем, поэтому она так сильно удивилась его предложению.
— А Эмиль ничего такой, да? — болтала ногами подруга, лёжа на диване и доедая мороженое. — Он, конечно не так круто выглядит, как Глеб, не такой спортивный, но зато не толстый, да? Худенький такой, выше тебя, — рассуждала она, обсасывая десертную ложечку. — Хотя, кажется, все пацаны в школе выше тебя! — засмеялась она, намекая на мой низкий рост, и вдруг капризно цокнула: — Везёт же! А мне вот никто, кроме Глеба и Рогова не подойдёт… но Рогов дурак…
Теперь засмеялась я.
— В смысле «никто не подойдёт»?! Есть много мальчиков такого же роста и даже выше! Кузнецов, например! Или Пыхтенков! Смирнов!
— Ба-а! Кто тебя так отметелил?! — разинул рот Илюха. Я молча скинул кроссовки и прошёл в квартиру.
— Есть кто дома? — уточнил по пути. У Макса редко кто-то бывал, кроме нас. Мама пропадала на работе до позднего вечера, уборщица заходила пару раз в неделю. Был ещё дядька бандитской наружности, который мог завалиться в любой момент, подвыпивший.
— Не-а, свято место пусто, — уверил меня друг и пропустил в ванную.
— Зараза, — осмотрел я свою подбитую рожу в зеркале. Стал умываться. Кровавые разводы забрызгали дорогущую мраморную раковину Эйхенбаумов.
От бати влетит.
Отец ненавидел, когда я приходил с синяками. Он думал, что я вру и ученики до сих пор издеваются надо мной из-за его скандального увольнения. Не мог же я сказать ему, что с тех пор я неплохо поработал над самыми говорливыми, стирая им память кулаками, и теперь все молчат. Отец не уважал насилие. Но другого способа постоять за него и за доброе имя нашей семьи, я не нашел.
Так что в ход шли кулаки.
Кулаки, кстати, я тоже сегодня разбил. Надеюсь сломал-таки нос тому мужику. Уроды, думали так просто отдам им телефон?
— Чё случилось? — Дэн заполнил своей тушей весь дверной проём. — Чё с лицом?
— Рыба подослал двоих на обратке.
— Забрали?
— Не.
— Красава.
— Чё, получилось разблокировать? — встрял Илья.
— Нет. Попробовал три раза, решил дальше не рисковать, чтобы не заблочился.
— Правильно, — одобрил друг, как будто хорошо разбирался во взломах.
— Давай сюда, — протянул ладонь Дэн. — У Макса там всё готово.
— Получилось? — не поверил я. Идея с 3д принтером была Илюхина, а я очень скептически относился к Илюхиным идеям. Редко в речах этого балабола проскакивал действительно полезный «случай», но в тот день он превзошёл самого себя. Мы почти неделю придумывали, как взломать пароль на телефоне, а Илюха трепался про знакомого одного своего знакомого из спецслужб. Рассказал про то, как следаки приставляют к подозреваемому человечка, чьей задачей было дождаться, пока подозреваемый разблокирует экран — посмотреть время или входящие. И вот подозреваемый открывает экран… и бац! — чувак дёргает телефон прямо из его рук. И следит, чтобы экран не погас, пока следаки едут. Мы изучили тему и стали всерьёз рассматривать этот вариант, за неимением других.
Дёргать телефон из директорских рук было открытым преступлением, никому не хотелось идти на риск и связываться с законом, так что роль преступника я взял на себя.
Я планировал следовать за Рыбой до машины и, если подвернётся подходящий момент, вырвать телефон и дать дёру по дворам. Бегал я быстро. Солидному типу в дорогом костюмчике меня не догнать.
А потом Илья снова заговорил, и выдал инфу про поддельные отпечатки на зд принтере. Мол, старые телефоны открываются и от фотографии, а новые сканируют глубину изображения, и с фоткой не прокатит. И мы уцепились за принтер. Идея была интересной и более безопасной для меня. Макс где-то раздобыл 3д принтер. Рогов с Ильёй раздобыли отпечаток директора — сунули ему в руки стекляшку, мол, поглядите, что нашли. Сработали так чётко, что директор даже не понял что происходит. А я раздобыл телефон. Тут директор, разумеется, раскусил меня. Только идиот не раскусил бы. У нас с Рыбой были старые счёты. Но доказательств у него нет. Пока — нет.
Я надеялся решить всё по-быстрому и по-тихому: заныкаться в женском толчке, где меня никто не додумается искать, разблокировать экран с помощью одного из прочитанных методов, изучить переписки, и быстро вернуть телефон обратно, пока его не хватились. Но не один из тех способов, которые я знал, не сработал, а директор сразу поднял тревогу, заметив, что телефон пропал. Пришлось возвращаться на физику с опасным вещдоком в кармане. Хорошо, что подвернулась Мизинец с её учебником.
Так, операция по добыче компромата перешла в «план Б».
Макс сидел за огромным столом с двумя широкими мониторами, как настоящий хакер. Волосы напряжённо торчали ежом, в очках отражался белый экран, а в комнате воняло расплавленным пластиком. На тумбе, куда вели провода, работал 3д принтер.
— Я сделал несколько отпечатков, — проговорил Макс, не отрываясь от экрана. — Телефон у тебя?
Вместо ответа, я выложил директорский телефон на стол. Уселся, потирая побитые бока и ожидая, пока напечатается последний образец. Пацаны тоже расселись.
— Что именно ты хочешь в нём найти? — спросил Макс, когда принтер закончил.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Переписку с угрозами или подозрительное тз, или подозрительный контакт. Не думаю, что Рыба такой тупой — хранить прямое доказательство своей причастности к тому случаю.
— Не забывай, что прошло пять лет, — Макс осторожно срезал готовый отпечаток с рабочей поверхности и протянул мне. — Пять лет это дофига. У Рыбы могло совсем ничего не остаться с тех пор. Даже контактов.
— Знаю, — я взял горячий «след» от директорского пальца и усмехнулся, внимательно его разглядывая — тонкая работа.
— Приложи отпечаток к своему пальцу, — инструктировал Макс рядом, — вот так, чтобы сенсор посчитал, что это живой палец. Держи, — подал телефон.
Я прижал отпечаток к сенсору.
Не сработало.
Попробовал снова.
Нет.
— Попробуй другие образцы, — посоветовал Макс.
Мы перепробовали все четыре образца, и даже бракованные достали из корзины — тоже попробовали, и потом по-новой приложили все самые идеальные, но результата не было. Что-то телефону не нравилось в наших искусственных пальцах.
— Надо было ещё тоньше делать, я ж говорил, — посетовал Илюха, как будто он и в этом хорошо разбирался, но единственное, в чём он был хорош — это в выносе мозга.
— Зараза! — Я бросил телефон с отпечатком обратно на стол и встал. Зашагал по комнате. И почему я подумал, что эта фигня сработает?! — нервничал я, уже представляя себе завтрашний день, полный сюрпризов от Рыбы. Теперь он так просто с меня не слезет. Он придумает, как отомстить за украденный телефон.
— И что потом? — Валька умирала от любопытства.
— Потом мы просто разошлись по классам.
— А потом? Что было потом, после занятий?
— Потом я пошла домой. У Эмиля подготовка к выступлению и занятия длятся дольше моих.
— И ты его не подождала?
— Почему это я должна его ждать? — удивилась я и оглянулась на школьный коридор — нет ли рядом Эмиля. — Валь, успокойся. Мы просто прогулялись вместе, вот и всё. Он переживал, что меня кто-то достаёт из пацанов, вот и проводил. Это мило.
— Ага, — подружка нервничала и грызла кончик косички. — А в самое опасное время — после музыкалки, не проводил!
— Валь, ну я же сказала, у него дольше занятия. Чего я буду его ждать. Ещё подумает, что я за ним бегаю. Давай уже о другом.
— О Глебе? Интересно, почему он сегодня не пришёл, да?
— Нет, не интересно, Валь, давай не о мальчиках вообще. Надоели.
— А знак ты видела?
— Какой знак?
— О, это уже интересней, да? — таинственно усмехнулась подружка, выплёвывая косу. — Знак, который пацаны нарисовали в туалете.
— А, фу, — я отмахнулась. — Эта гадость… разве это интересно…
— Почему гадость? Нет, я про другой знак! Про инопланетянина. Все о нём говорят! Ты где летаешь? Такой же инопланетянин появился на двери у директора. Вчера, помнишь? Из-за него и подняли тревогу.
Я удивлённо нахмурилась. Какие ещё инопланетяне? Какие знаки? Что за ерунда?
— И кто их нарисовал?
— Никто не знает! Камера не работала. Прикинь, охранник смотрел в экраны, как обычно, и вдруг на том, что ведёт в директорский коридор, зарябило изображение, белый шум начался, представляешь! Мистика! Раз, и нет картинки. Я в шоке! А когда картинка снова появилась, на двери уже был этот знак инопланетянина. Говорят, рябило ровно одну минуту. А потом — бац! И знак! Хочешь посмотреть? Его пытались замазать, но он снова проступил.
— А в туалете как появился?
— В туалете, говорят, нарисовали пацаны из девятого «А». Но они отрицают. Этот знак появляется там, где пропадают вещи. В туалете пропала мыльница.
— А что пропало в кабинете директора?
— Неизвестно. Кто-то говорит, что пропал сам директор. Он исчез, а через минуту снова появился на месте. Но Юлька утверждает, что это уже не наш Рыбаконь, а кто-то другой. Странный. Ты видела его сегодня? Он такой бледный, зеленоватый и ходит как робот, — Валька показала, но у неё получился не робот, а измождённая латиноамериканка на ходулях. Надо будет заняться её одеждой, — подумала я, а ещё подумала, какую только фигню не выдумают дети от скуки! Инопланетный директор! Я фыркнула.
— Ну пойдём, посмотрим что там за знак.
— Сейчас не наша очередь, — остановила подруга.
— Какая ещё очередь?
Валька посмотрела на меня как на дурочку.
— Что с тобой сегодня, а? Все только об этом знаке и говорят. Очередь нашего класса будет на третьем уроке, на биологии. Останавливаться у двери нельзя. Фоткать — тоже.
— Почему?! — снова не поняла я.
— Говорят, новый Рыбаконь вызывает всех, кто был замечен у его кабинета. И что происходит с учениками внутри, никто не знает.
— А ученики?
— Молчат. Я поэтому и переживаю за Глеба. Он же первый был там.
— Где?
— У директора. Вчера, помнишь? А сегодня он не пришел в школу. Я боюсь. Вдруг новый директор-инопланетянин что-то с ним сделал.
— Валь, перестань, — хихикнула я, но по спине побежали мурашки. — Глеб просто с мужиками подрался, вот и не пришёл. Ты же сама была там, всё видела. Наверное, он не хочет чтобы Рыбаконь прицепился к синякам. Зачем Шатову лишнее внимание перед Чемпионатом?
— Может, они сильно его побили, и ему плохо, а? — Снова закусила косу подружка. Она всегда кусала косы, когда волновалась.
— Не сильно. Послать меня у него сил хватило, — рассердилась я, вспомнив, как нахал смотрел. Как на пустое место. Дурацкими разноцветными глазами. Тьфу!
— Ась, а можешь у Короля спросить пожалуйста? — Попросила подруга на следующей перемене.
— Валь, ты что с ума сошла?! — Я схватила её за руку и потащила на биологию. Мне не терпелось поглядеть, что там за знак появился на двери директора, а попасть на биологию, можно было только по директорскому коридору. — Я не буду снова лезть к этим придуркам. И особенно — к Илье Королькову.
Осиротевшая, без Глеба, тройка плыла по лестнице где-то за нами. Я торопилась. Достала телефон, чтобы незаметно заснять знак на видео.
— Аська, даже не думай! — Ахнула подружка, поняв, что я затеяла нарушить правила. Она была чересчур суеверной и не разделяла моего исследовательского интереса к новому веянию — пока мы были на русском языке, таинственные знаки появились ещё в двух туалетах и в актовом зале — и мне нужно было всё увидеть своими глазами, и, особенно, первый, самый главный знак.
— Идём!
— Аська, стой!
Но меня было не остановить. Притихшая толпа учеников несла меня по тёмному коридору. Это единственное место в школе, где нет окон, — поёжилась я. — С одной стороны тут были двери в классы, а с другой — кабинеты завуча, психолога и директора. Нашей могучей троицы — верхушки школьного айсберга. Один орал, другой «лечил» после ора, а третий закрывал на это глаза и списывал испорченных учеников «в утиль».
По бокам плыли бежевые стены. Я перестроилась к краю и приготовилась снимать. Ученики обсуждали знак. Всем нетерпелось увидеть из-за чего школа уже второй день стоит на ушах. Секунды тянулись. Мы почти пришли. Вот кабинет Бабы. За ним будет дверь директора.
Я нажала запись и прищурилась: таинственный знак оказался не таким крупным, как я себе его представляла. Всего-то с ладонь, не больше. Он был не нарисован, а нацарапан на двери, поэтому техничке не удалось его стереть или закрасить.
Но знак действительно напоминал инопланетянина. Круглая голова, большие уши — повёрнутые в разные стороны тарелки, один закрытый глаз по центру, как у циклопа, и перечёркнутый крест-накрест рот, как будто инопланетянину запретили говорить или он хранит какую-то тайну.
Картошка всё-таки подгорела и теперь воняла на всю квартиру.
Телефон налётчики не нашли.
Они уложили меня «мордой в пол», потрясли перед батиным лицом ксивой, назвались отделом по борьбе с мелкими говнюками, покричали, требуя вернуть, что я украл, угрожали тюрьмой, хоронили моё будущее, перечисляли статьи по которым я сяду и наконец перевернули всё вокруг, поняв, что отдавать им директорский телефон я не намерен. Целый час они пытали меня страшилками и пугали батю.
Вид разбросанных по полу вещей, разбитой посуды и понурого отца, не понимающего, что происходит и что я натворил, ввергал меня в леденящий ступор. Но открываться я и не думал. Не было смысла. Я кашлял, морщился от запаха гари и твердил налётчикам одно и то же: я не знаю в чём дело, я ничего не крал и они меня с кем-то спутали. Стандартная отмазка, но она работала. Мужики нервничали, а я сохранял спокойствие. Телефон в безопасности — у Макса. Нет доказательств моей вины. Ментам нечего было мне предъявить, кроме своих гнусных рож. Продажные твари, — я глядел на их ботинки, стиснув челюсти. — Ничего они не получат.
Их действия были противозаконны. Я и без Мизинца понимал это. И менты это прекрасно понимали. Они блефовали. Только батю было жалко. Он трясся и растерянно наблюдал, как незнакомцы разносят квартиру и что-то требуют, но не говорят что именно, чтобы не приплетать сюда школу и Рыбу. Я тоже тактично молчал — чем меньше создам им проблем, тем больше будет шансов уладить всё по-тихому.
Хитрые рожи.
— Дайте отцу одеться! — Потребовал я, видя, что первая волна угроз позади и у налётчиков начинается совещание: что со мной делать.
— Заткнись! — Пнул меня по ногам лысый и в дверь позвонили.
Все вздрогнули.
Снова звонок.
Долгий, требовательный, противный.
Самый желанный звонок в моей жизни, — подумал я. — Даже если за дверью батин собутыльник Михалыч — он станет для уродов нежелательным свидетелем. Они ещё немного помучают нас и свалят в закат. Насколько я понял, проблемы с законом им тоже не нужны, как и мне. Я не планировал звать на помощь, и надеялся, что батя не станет звать — зачем усложнять? Не надо загонять озлобленных и беспринципных мужиков в угол. У них оружие. Лучше не рисковать. Выждать подходящий момент и договориться разойтись по-хорошему.
Пока удача была на моей стороне, несмотря на то, что это я лежал щекой на кафельной плитке.
Незваный гость не переставал звонить.
— Иди посмотри, — неслышно скомандовал лысый и его дружок пошёл проверять в глазок — кто там так активно ломится.
— Какой-то пьяный мужик, — вернулся он через полминуты.
— Это Михалыч, — подсказал я с пола. — Он не уйдёт, пока я не спугну. Бухать припёрся к отцу.
— Зараза, — ругнулся лысый и поднял меня за шкирку. — Только без глупостей, мелкий, понял? Скажи ему чтобы свалил и всё. Одно движение, одно лишнее слово и поломаем бате колени. Кивни, если понял. Хорошо. Пошли.
Он вытолкал меня в прихожку и встал за дверь.
Я отщёлкнул замок, открыл щель, собираясь послать бухарика подальше, но вдруг замешкался — на площадке стоял не Михалыч, а дядя Макса — Никита, по кличке Фитиль — вышибала в прошлом и беспробудный пьяница в настоящем. Менты не знали, что он Фитиль, а я знал. Я судорожно соображал, что делать. Характер у дядь Никиты был взрывной и он, кажется, собирался всё усложнить.
— Бати нет, — сказал я чтобы не молчать, и чтобы лысый не понял, что я растерялся.
Фитиль показал мне за дверь глазами: «там»? Он явно собирался всё усложнить!
Волосы на затылке встали дыбом. Я дёрнулся закрыть дверь, но дядька дёрнулся быстрее — сунул в щель ботинок и со всей дури налёг на дверь плечом. Плечо у Фитиля было нехилое, а прошлое — тёмное. Лысого впечатало в стену. Он заматерился. На крики прибежал второй. Замер: дядь Никита уже держал старшего напарника на прицеле. Я мысленно выругался. Это Макс подослал своего сумасшедшего дядьку спасать меня.
— Чё за разгон, мужики? — начал тот вполне дружелюбно. — Чё добрых людей шмонаете? Потеряли что-то?
— Не твоё дело, — огрызнулся лысый и получил по почкам.
— Горелым воняет. Ф-фу… Спрашиваю ещё раз, — язык у Фитиля еле ворочался. — Кто такие?
— Бросай оружие, урод! — предупредил второй. — Нападение на сотрудника полиции. Пойдёшь по триста восемнадцатой — места живого на тебе не оставим! Ты уже покойник! Так что не рыпайся!
— Ой-ёй, — забасил Фитиль, веселясь. — Транди мне. Ствол убрал, тихонечко. Слыш, малой, забери у него ствол.
— Стоять! — теперь дуло смотрело прямо на меня. Чувство было не из приятных. По спине побежал озноб и в горле пересохло. Я и так стоял, не шевелился — не дурак же под прицелом дёргаться. Тупая смерть, — успел подумать, пока дядька не заговорил снова. — Какая же тупая смерть! Помереть в семнадцать лет из-за сраного телефона! Может, признаться во всём?
На кухне что-то упало.
Мы обернулись.
— Глебка… — донеслось так тихо, что я еле услышал. Из кухни звал батя. И я сорвался туда, забыв про пистолет и свою глупую смерть в семнадцать лет.
Мужики и Фитиль замешкались: что происходит? А я уже догадался — бате плохо. Шестым чувством понял. Батя корчился на боку, его вырвало, и теперь он лежал в зловонной луже, с красным лицом и синими губами, дрожал, шептал что-то про мушек и хватался за голову. Страшное зрелище.
— Скорую вызывайте! — крикнул я, подбегая и падая на колени. — Бать, слышишь? Бать! Я тут! Слышишь меня? Что болит? Где? — Тормошил его, поднимая с плитки. Батя стонал.
— Глебка… голова, Глебка… голова… не могу…
— Что с ним? — появился в дверях лысый. Звучал он испуганно. Напарник тоже напрягся — в их планах не было «оказаться в одной квартире с умирающим». Засобирались валить. Я в бешенстве схватил мента за куртку:
— Куда?! Скорую, говорю, вызывай! Быстро! Плохо человеку, не видишь?! — держал его крепко, чтобы не сбежал. Дядь Никита тоже топтался в дверях.