Игра на выживание

Глава 1

❤️Чтобы свободно двигаться вперед, надо вовремя закрывать двери в прошлое.
Я поступила именно так: похоронила мужа, продала все ценное, чтобы погасить долги, переехала в глубинку, сняла жилье и устроилась на работу врачом скорой помощи.
Думала, что обживусь, приду в себя и постепенно забуду все ужасы.
Ошиблась, глупая.
Прошлое совсем не планировало меня отпускать и оказалось значительно ближе и намного страшнее, чем я могла себе представить. Я стала разменной монетой в большой игре.
В игре на выживание.

❤️ОДНОТОМНИК

*********************

Сегодняшняя смена на скорой выдается безумно изматывающей: покусанный домашним питомцем ребенок, которому пришлось накладывать швы непосредственно в домашних условиях, так как кровотечение оказалось слишком сильным, и последующий нервный стресс у его мамочки; ожог кипятком тридцати процентов кожного покрова у зазевавшейся семидесятипятилетней старушки; а под вечер, как ягодка на торте, вызов в район на ДТП, где столкнулись и слетели в кювет две легковушки.

Хорошо еще, обошлось без жертв. Но пока МЧС-ники вырезали автогеном из покореженного транспорта зажатого внутри мужчину, мои нервные клетки, как врача, дававшего клятву Гиппократа, сходили с ума.

Потому и плетусь домой в начале второго ночи нога за ногу, напоминая матроса, которого слегка штормит. Хорошо еще, что Андрей, наш дежурный водитель, подбросил до перекрестка между Жукова и Цветочной, откуда до квартиры рукой подать.

И всё же триста метров – тоже расстояние, которое нужно преодолеть.

Почти дохожу до подъезда, чтобы звучно и от души выдохнуть, как настораживаюсь, замечая свет от фар машины, медленно въезжающей во двор с противоположного конца нашей высотки.

Кажется, будто она крадется в моем направлении. И вокруг ни одной живой души. Тишина и темнота полнейшая.

Обычно это в мегаполисах народ не спит ни днем, ни ночью, потому что жизнь кипит в них круглосуточно. А в таких мелких городишках, как этот, да еще и удаленных от миллионников на приличное расстояние, где население еле-еле дотягивает до полсотни тысяч жителей, мало кто гуляет после полуночи.

Разве только молодежь, да и та в основном тусуется в парках и клубах. Как говорится, в центре.

Напрягаюсь.

Нащупываю в кармане связку заранее приготовленных ключей, которые вряд ли помогут в случае самообороны, но сжимаю их крепко. С ними как-то спокойнее. А потом давлюсь дыханием, потому что, поравнявшись со мной, машина тормозит, а водительское стекло начинает медленно опускаться.

– Девушка, подскажите, третий подъезд этот? Или следующий? – выглядывает из окна мужичок лет шестидесяти, хмуря кустистые брови, и нервным жестом сдвигает кепку на затылок. – Навигатор, зараза, тупит, а номеров квартир на подъездах не видно или не указаны, – щурится он, вытягивая шею и стараясь хоть что-то разглядеть в сумраке ночи.

Ну да, местные власти в Ступинске мало шевелятся, чтобы поддерживать освещение дворовых территорий в темное время суток. Дороговато для районного бюджета. Ночью фонари освещают только центральные улицы, остальную территорию - строго до одиннадцати. Дальше всё – вырубаются.

Наверное, по мнению чиновников, после "комендантского" часа нормальные граждане по улицам не шастают, а спят дома в кроватках. И неважно им, что многие работают сменно, да и для молодежи безопаснее, когда округа освещена.

– Этот, – выдыхаю шумно и вместе с тем облегченно.

Только сейчас удается разглядеть боковую наклейку «Такси».

– А где же Ваши "шашечки"? – интересуюсь у водителя, когда он глушит мотор, тыкая кнопки в телефоне, прикрепленном к воздухозаборнику. – В такой темноте машину никто не разглядит.

– Так на крыше, – хлопает дядька рукой по обозначенной части кузова, явно предполагая, что я туго соображаю или ослепла.

– Там пусто.

Улыбаюсь, совсем расслабляясь.

Ну реально чудак-человек. Стала бы я спрашивать, если б они там были.

– Вот же копчёный богомол!

Выбравшись из салона, мужичок хватается за голову и уносится к багажнику, тихо причитая себе под нос. Однако, через секунду уже радостно вопит.

– Не потерялись окаянные, просто на бок съехали. Магнит, кажись, открутился.

Демонстрирует мне находку и покрякивая принимается приделывать «потеряшку» на место.

– Спасибо, дочка, дай бог тебе здоровья и хорошего мужика, – благодарит явно от души, заставляя вздрогнуть.

– Сплюньте, дяденька, – отмахиваюсь от последней части щедрых пожеланий, давя жгучее желание самой три раза плюнуть через левое плечо.

Не нужно мне такое счастье. Наелась вдоволь.

Машу таксисту напоследок и спокойно топаю к подъезду, открываю чип-кнопкой дверь и захожу внутрь.

Глава 2

Утро начинается после обеда. В начале второго, позевывая, выползаю на кухню, чтобы заварить себе свежего чая, и ухмыляюсь, вспоминая по подходящему поводу бабку Нюру.

Вот именно так: не бабу, не бабушку, а бабку, как звали мать моего отца в деревне абсолютно все.

Любила она поговаривать, что спать дольше полудня нельзя, черти приснятся. И никогда не позволяла мне находиться в кровати после двенадцати. Даже на следующий день после дискотеки, куда отпускала с подружками довольно свободно, считая, что «у девки в голове ум должен быть собственным, а не соседским», расталкивала непременно в одиннадцать часов, чтобы дать еще минут десять-пятнадцать поваляться. И не важно, во сколько я возвращалась, пусть хоть под утро с первыми петухами.

Эх, классная бабка у меня была. Но характерец еще тот. Жесткий, строгий, но справедливый. И меня любила, пусть и не демонстрировала этого так открыто, как принято у других. Но заботилась всегда, не обделяла, не тыкала.

Да что там… приютила, признав своей.

Не сдала в детдом, как сиротку, оставшуюся без родителей. Хотя могла, и никто бы и слова не сказал против. Ей же под шестьдесят пять было, когда отец с матерью разбились на самолете. Мне в тот год только двенадцать минуло. Самый взрывной период у подростков, как говорят. А она не побоялась, опеку оформила. Все по закону, чтобы никто не придрался.

Но и мне сразу сказала, чтобы о глупостях не думала, дурью не маялась и голову на плечах имела.

В первое время дичилась ее сильно. А как иначе?

Мы же и на знались никогда. Отец с дедом еще по молодости разругались. С тех пор и не общались вовсе. А бабка Нюра, как верная супружница, всегда на стороне деда была. Даже после смерти.

– Муж – голова, жена – шея, значит, неделимы, – всякий раз отвечала она, когда я ее спрашивала, почему она не встала на сторону сына и не помирилась с ним позже.

И меня учила, чтобы за мужа держалась. Верила ему, как самой себе, шла за ним следом, куда б не подался, уважала и почитала.

Странное дело, но за десять лет у нее отлично вышло меня науськать, а может даже зомбировать. В любом случае в правильность кособокого посыла я уверовала.

Тем, наверное, и Власова привлекла.

А что?

Наивная дуреха, с широко распахнутыми глазами и ртом, взирающая на него, как на божество, и верящая каждому слову. Мы познакомились, когда я заканчивала пятый курс мединститута.

Мне было двадцать два, а я вела себя, как шестнадцатилетняя. Нет, не хихикала и не несла чушь без умолку, а молчала, дышала через раз и пожирала его влюбленными глазами.

Теперь и сама не понимаю, за что возвела обычного взрослого мужика на пьедестал и засунула собственные желания и чаяния далеко в задницу. Лишила себя всего. Отказалась от давней мечты стать педиатром, отдалилась от друзей и подруг, стала реже навещать бабку в деревне, сменила удобные и практичные вещи на стильные, которые мне подбирал он, но главное, забыла, что можно радоваться совершенно обыденным вещам. Таким как прогулка по городу, поход с одногруппниками в горы, посиделки в кафе.

Власов считал, что мне это не нужно, лишнее, отвлекающее. И я верила. Не спорила. И принимала его решения, как свои.

Звучит диковато.

Но это сейчас. А тогда я парила от его улыбки и плакала ночами в подушку, ища в себе ошибки и минусы, если он забывал перезвонить.

Бабка Нюра тоже радовалась, что девка пристроилась в надежные руки взрослого, солидного человека.

Да, руки казались тогда надежными, как и сам Власов. На момент знакомства ему было тридцать четыре. Взрослый, состоявшийся мужик, бизнесмен-строитель, а не какой-то там купи-продай. Он привык командовать и повелевать другими. Вот и в наших отношениях был единоличным лидером, но я не претендовала.

«Михаил – умнее, он знает лучше. А я подстроюсь», – примерно в таком направлении крутились все мои мысли.

И я подстраивалась.

Всегда.

Именно он решил, что я должна стать хирургом, потому что это солидно звучит.

Именно он решил, что мы поженимся за неделю до нового года, чтобы добавить ему весомости и показать ответственность перед заключением сделки.

Именно он решил, что ребенка спустя год брака нам иметь рано и…

Нет. Об этом вспоминать не хочу. Слишком больно, пусть и прошло шесть лет.

Бабка Нюра умерла через пару месяцев после моего замужества. Однажды вечером легла спать, а утром не проснулась. Зато осталась в счастливом неведении, каким монстром и мерзавцем оказался тот, который должен быть в семье «головой».

Мои розовые очки разбились через год после свадьбы, как и я сама, упав с лестницы со второго этажа.

Именно тогда прозрела окончательно и поняла, что жить надо не для кого-то, а для себя. Или, по крайней мере видеть от своего партнера отдачу и тепло, а не потребительское отношение, тычки, поддевки и насмешки.

Я собрала вещи и захотела уйти. Наивная. Оказалось, что и на это решение у меня нет права голоса. Моя золотая клетка захлопнулась, а дверь в нее заварили.

Глава 3

В квартиру вваливаюсь, хлопая глазами, как сова. Странные объяснения Эли скорее настораживают, чем радуют.

С чего она взяла, что у меня есть желание идти в какой-то незнакомый клуб? Судя по качественной бумаге пригласительного, дорогой и пафосный, а по ее блестящим глазам – явно навороченный и, вполне может быть, закрытый. Элитный.

Соседка же у нас – не обычная среднестатистическая девушка, а состоятельная гламурная особа. Если не ошибаюсь, она нигде не работает, а живет на широкую ногу за счет родителей или своего мужчины. По крайней мере я дважды случайно видела в окно, как поздно вечером за ней приезжала машина. Не из дешевых, представительская, S-класса. И водитель непременно выходил, чтобы открыть дверь и помочь забраться в салон.

И про день рождения упоминание…

Вот тут совсем подозрительно. Откуда у нее информация про дату? В соцсетях я не зарегистрирована, при ней данную тему никогда не обсуждала, паспорт свой не показывала.

И по поводу подарков…

Я уже и не помню, когда в последний раз хоть о чем-то кого-то просила. Да и просила ли вообще когда-нибудь? Если ты – одиночка, а я именно она и есть, тут и говорить не о чем и не с кем. Не с зеркалом же беседы вести.

Бросаю конверт на тумбу в прихожей, иду в комнату и забираюсь с ногами на диван. Сжимаюсь клубочком и обнимаю себя за плечи. Меня снова морозит в ознобе.

А все из-за тяжелого взгляда Сомова.

Как он смотрел…

Разочарованно? Неодобрительно? Отстраненно? Брезгливо?

Кажется, всё вместе и сразу.

Или же только кажется? Надумала то, чего нет? И он просто удивился нашей с Элей дружбе и ее «подарку»?

Прикрываю веки и легко воспроизвожу его синие глаза, напитавшиеся кристалликами льда при виде записки в моих руках. Да, точно, все же в нем что-то перещелкнуло, когда он вместе со мной читал текст приглашения.

А может, озаряет новая идея, он знает о том месте что-то особенное?

Соскакиваю с дивана и семеню в кресло, стоящее рядом с журнальным столиком. Придвигаю ноутбук поближе, открываю крышку и нажимаю кнопку включения. Несколько секунд, пока техника подгружается, тупо медитирую экран, а потом ввожу в поисковую строку название клуба и следом город. Меня интересует конкретное заведение.

Жму Enter.

И… картинки демонстрируют вполне обычное место. Небольшой ресторанчик в бело-красном оформлении, на стенах деревянные панели, на полу шахматная плитка, круглые столики под клетчатыми скатертями расставлены на некотором удалении друг от друга, неправильной формы потолок поддерживается несколькими колоннами, в нише утоплена полукруглая барная стойка.

И, в принципе, всё.

Десяток фотографий, щедро предоставленных Яндексом, показывают мне внутренний интерьер заведения. Ах-да, еще на нескольких мелькает влюбленная парочка. Девушка и парень явно позируют, распивая кофе за одним из столов, потому что в их жизнерадостных улыбках мне чудится явный перебор.

– Странно.

Нажимаю на переход «Показать еще», но вылезает какая-то ерунда с предложениями, как провести досуг весело, комфортно и с огоньком.

И больше ничего.

Опять прощелкиваю картинки по кругу. Увеличиваю их и рассматриваю детали. Но нового не замечаю. Либо пустое помещение, либо уже знакомая парочка.

Парочка… и больше никого.

Как такое возможно?

Фотки датированы летом прошлого года. Получается, заведение – не вчерашнее открытие, а действующая точка общепита. И что же? Никто ни разу не отмечал в нем день рождения, корпоратив, юбилей или свадьбу? А если отмечал, не захотел поделиться в соцсетях радостным событием? Не выложил себя, красивого-любимого, позирующим на крыльце у вывески, или внутри – зале или фойе? Да в том же туалете, где так любят фоткаться инста-дивы, надувающие губки и закатывающие глазки.

И еще момент. Нигде нет точки местоположения. Фактического адреса не указано. Под выпадающими по запросу картинками нет координат, куда идти, если я вдруг надумаю там отобедать-отужинать.

Блин-блинский, да ничего нет!

Не, я, конечно, понимаю, что Ступинск – город маленький. Все местные друг друга знают, всё нужное на слуху, да и сарафанное радио работает шикарно. Но, а как же гордость за свое заведение у хозяев? Где их желание покрасоваться, разрекламировать любимое детище, завлечь новых клиентов и гостей?

Странно?

Очень!

А на пригласительной карточке, к слову, был указан адрес?

Спрыгиваю с кресла и тут же шиплю, потому что в икре простреливает и противно начинает колоть «иголочками». Досиделась, свернувшись в загогулину, получила грустный результат – ноги занемели. И пока кровообращение не восстановится, придется терпеть. Брр…

Прихрамывая, ковыляю в прихожую и забираю брошенный там конверт. Возвращаюсь в кресло и верчу его в руках и так и эдак, но ничего нового не нахожу кроме того, что не учла одну деталь…

«VIP-приглашение. Загородный клуб «Мираж», 06 сентября, 21.00. +1»

Глава 4

Второй выходной день провожу дома в тишине и покое. И даже пижаму не снимаю, потому что лень. И не причесываюсь, потому что и так хорошо, с «гулькой» на голове.

Да и зачем?

Продуктов в холодильнике достаточно, кофе тоже есть. Две банки. При этой мысли ухмыляюсь от уха до уха. Никуда бежать не надо. Вот и валяюсь на диване, бездумно щелкая каналами на телевизоре, да поедаю мороженое.

День ленивца, как я называю каждый второй выходной после смены.

Даже не верится, как быстро время летит. Я почти год отработала на скорой. Кажется, много. А если вдуматься, за десять месяцев так и не смогла привыкнуть к сменному графику. Сутки через двое, а по факту – полтора через полтора из-за вечных задержек и проволочек.

Это хорошо, что я одна живу, а если бы семья или питомец? Всё, труба. Ругань и скандалы.

Но, мне не грозит ни первое, ни второе.

Семьей я наелась досыта, больше не хочу в клетку. А на шерсть животных у меня аллергия.

Следующий день, рабочий, наступает в шесть утра.

Просыпаюсь по будильнику. Принимаю душ, готовлю плотный завтрак и попутно наполняю контейнер, чтобы пообедать, никуда не выходя прямо на скорой. Быстренько навожу порядок, так как люблю возвращаться в чистую квартиру, и спешу одеться.

Над гардеробом долго не думаю. Свободные серые брюки и блузка с коротким рукавом цвета пыльной розы в горох. Теплая кофта на пуговицах на подстраховку, вдруг замерзну.

Макияж занимает меньше пяти минут – всего лишь подкрашиваю ресницы тушью. Ее же по выработанной с юности привычке захватываю с собой. Бывает у меня грешок, забываю, что есть краска на глазах, и тру их, если устала. А потом пандой хожу.

Укладываю контейнер с едой на дно сумки, надеваю балетки и, проверив, что свет и газ выключен, выхожу. А без пятнадцати восемь, переодевшись в рабочий комбинезон, принимаю смену.

– Надеюсь, того дурдома, что был в прошлый раз, не повторится, – потягиваясь, вздыхает Сашка Баев, медбрат в моей тройке.

– Будем верить в лучшее, – улыбаюсь ему в ответ и отворачиваюсь, чтобы уточнить в графике, к какому водителю и машине нас на этот раз прикрепили.

Вот вроде обновили автопарк, а все равно что-нибудь да ломается, выходит из строя в самый неподходящий момент.

О, снова с Андреем. Это хорошо. Отмечаю в голове, расслабляясь. Не люблю, когда текучка и смена лиц перед глазами.

– Пойду проверю укладку, – киваю в сторону приемного покоя, – можешь пока доспать предлагаю Баеву.

– Спасибо, шеф, это я с удовольствием, – даже не думает противиться парень.

Понятно, значит, опять где-то полночи зажигал, а сейчас будет клевать носом. Но я не жалуюсь, меня мой помощник устраивает. Когда требуется, он всегда собран и четко выполняет инструкции. А за то, что мой желтый чемоданчик таскает без просьб, вообще обожаю. Особенно под конец смены, когда руки буквально отваливаются.

– Третья бригада, на выезд, – раздается звонкий голос диспетчера около пяти вечера. – Экстренная. Мужчина, 35 лет. Ножевое ранение в область живота. Большая кровопотеря.

– Сань, подъем, – бужу медбрата, касаясь его плеча. – Наш вызов.

– Ага, я уже, – подрывается парень, мгновенно просыпаясь и вскакивая на ноги.

Не успеваем покинуть комнату отдыха и взять все необходимое у эвакуатора, как Басова, главврач, поднимает руку и нас тормозит.

– Женя, секунду. Параллельный вызов – детский сад на Путилова. Экстренная. Взрыв баллона в кухонном блоке. Ранены двое поваров. Двое детишек, предположительно, без сознания. Поезжайте туда.

– А с ножевым что? – киваю на Сурикову, нашего диспетчера, уже оформившую первую поездку.

– Сейчас заменим. Петрову туда пошлем с Хлебниковой. Справятся. Недавно обе на повышение сдали. Давайте, ребята, вперед. Дети важнее.

Да, с врачами на скорой напряженка. Зато фельдшеров полный комплект, вот и затыкают ими дыры по полной программе. А что делать, мне не разорваться.

– Принято, – берем новый адрес и бежим к машине.

– Черт, всё понимаю, но малыши… надеюсь, обойдется, – Саня становится предельно сосредоточенным.

Да и Андрей, наш водитель, не балагурит, хотя любит. Врубает лампу и сирену и на пределе возможностей мчится по вбитому в навигатор адресу. Не разговариваем, каждый варится в своем.

– О, ну хоть встречают, – первое, что он произносит, паркуясь через семь минут возле центрального входа. – Молодцы, додумались.

Я тоже этому радуюсь, пусть и молчу. Сейчас, когда ситуация неясна, важна каждая минута, да и говорить не хочется.

– Кажись, мы вперед мчс-ников примчались, – комментирует Баев, осматриваясь кругом, пока несемся за заведующей, показывающей дорогу.

А вдалеке уже раздается вой пожарных машин.

Спустя пару часов делаем вывод, что все оказалось не так уж и страшно. По крайней мере все живы.

У трех детей ссадины и ушибы. У одного мальчика вывих плечевого сустава, у девочки подозрение на трещину в ребрах. Поэтому фиксируем и бинтуем, позже отвозим их в детскую на рентген. У третьего ребенка рассечена бровь, но зашивать не требуется. Заклеиваю и отдаю ревущим родителям, клятвенно обещающим завтра прийти к участковому врачу самостоятельно.

Глава 5

– Олег? – выдыхаю, когда ладонь, закрывающая мне рот, отстраняется.

Не с целью отпустить насовсем, а лишь чтобы распахнуть дверь соседской квартиры, куда меня и заносят, не позволяя выбраться из жесткого захвата.

– А ты ожидала кого-то другого, Женя? – рычит сосед в ухо, обжигая горячим дыханием нежную кожу на шее. – Может, Илюху хотела? Или Пашку? Или двоих сразу, как твоя подружка? Позвать парней сюда?

– Нет. Нет. Нет! – мотаю головой, задыхаясь не только от жутких вопросов, но и ситуации в целом.

Какое позвать? Зачем? И Эля мне не подружка, я думала, у нее что-то случилось.

Мыслей так много, хочется все объяснить, опровергнуть, но бешенство Сомова ощущаю каждой клеточкой дрожащего тела. Он кипит от гнева, направленного почему-то на меня. А я никак не могу понять причины.

– А что так? Тебе же хотелось тройничок, – не спрашивает, утверждает мужчина, швыряя меня на огромную кровать. – На день рождения подарок попросила – VIP-ку в элитный клубешник достать. Хотела, чтобы оттрахали по полной? Одного мужика мало? Только от двух течешь? Или ждала, что по кругу пустят?

– Нет! Нет же! – шепчу, отползая к изголовью кровати.

Подальше от неадекватного.

– А мы это сейчас проверим, – заявляет он уверенно.

Олег обхватывает мои лодыжки и дергает так, что я заваливаюсь на спину и мигом проезжаюсь по постели, издавая сдавленный всхлип. Впечатление, будто он готов мне ноги выдернуть, настолько не сдерживает силу и злость.

– Олег, пожалуйста, прошу тебя, – бормочу, уже не контролируя зарождающуюся истерику, – не надо, Олег!

На секунду кажется, я смогу его остановить. Слетевший с катушек сосед услышит своё имя и снова станет человеком. Но нет. От моего голоса он только звереет.

Грубо расталкивает бёдра в разные стороны, наваливается сверху, вдавливая в постель, и раздирает мои штаны, игнорируя наличие ширинки и змейки.

Треск плотной ткани оглушает и взрывает сознание.

Я готова выть от отчаяния, потому что в почерневших глазах светится не обычное, присущее Сомову хладнокровие, а какой-то жуткий приговор, вынесенный неизвестно почему.

Что я сделала?

– Олег, – повторяю его имя как заклинание. – Олег, не надо.

Но он не слышит. Просовывает руку между нашими телами, накрывает чувствительную плоть пальцами и грубо толкается внутрь, вызывая болезненную судорогу.

Я задыхаюсь. Упираюсь пятками в матрас и выгибаюсь, насколько позволяет вдавившее меня в кровать тело, только бы соскочить, вырваться из ловушки. Нервно дергаюсь от неприятных ощущений и обжигаюсь, наталкиваясь на почерневший взгляд.

– Сухая, – выдыхает Сомов.

Голос полон недоумения, будто я его в чем-то успела опять обмануть.

– А к-какая д-должна быть? – всхлипываю, когда жестокие пальцы оставляют меня в покое.

Тело потряхивает, глаза застилает пелена слез. И пусть сосед, кажется, очнулся, я все равно его боюсь.

– Нахера тебе высралось просить у Масловой приглашение в клуб для извращенцев, Женя? – рычит Олег, не следя за словами и игнорируя мой вопрос.

Его кулак летит в матрас, приземляясь в десятке сантиметров от моего лица. Сжимаюсь и не дышу, будто удар предназначается мне.

– Идиотка!

Нависает надо мной, и я чувствую, как его самого тоже потряхивает.

– Я н-не знаю, кто такая Маслова, – тороплюсь оправдаться. Я не хочу, чтобы меня опять били. Я так надеялась, что этот кошмар остался в прошлом. – А если ты про Элю, т-то я не понимаю ее поступка. Мы только здоровались с ней, н-не больше. Я н-ничего не просила. Клянусь, – умоляюще заглядываю в глаза, прося мне верить.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

– А идти в «Мираж» собиралась? – испепеляет прищуренным взглядом.

Словно через детектор лжи пропускает, пытаясь подловить на подтасовке фактов.

– Нет, – на выдохе, – нет! – громче. И следом. – Олег, пожалуйста, отпусти меня.

– Не могу, – выдыхает сквозь зубы.

Прикрывает глаза ресницами, упирается своим лбом в мой и делает поступательное движение, скользя своим телом по моему.

– Не могу… – повторяет сквозь зубы, – не могу и не хочу, – выдыхает в губы признание.

А до меня начинает доходить, что это такое горячее и внушительное упирается в нижнюю часть живота.

Олег приоткрывает глаза, и я вновь улавливаю в нем метаморфозы. В синих омутах полыхает то ли безумие, что выглядит похлеще чем у всех вместе взятых маньяков из кино, то ли несгибаемая упертость в принятом решении, от которого он уже не отступится.

Ненормальный… настоящий псих. Без тормозов.

Проносится у меня в голове, когда его губы яростно набрасываются на мою шею. Сначала мне чудится, точно Сомов хочет вонзить в нее зубы, разодрать в бешенном порыве. Но нет, боли нет, лишь требовательный рот настойчиво проходится по судорожно сжатым челюстям, подбородку, шее, ключицам. Помечает сантиметр за сантиметром, клеймит каждую клеточку.

Глава 6

– Отмирай, Женя, – раздается над головой лениво-спокойный голос Сомова, не скрывающий снисходительных ноток. – Бояться уже поздно.

Только сейчас понимаю насколько зажалась. От смятения и чувства обреченности, что как прежде уже не будет, из жара окунает в холод, и я будто со стороны наблюдаю, как сотрясается в ознобе собственное тело.

Мужчина же, совершенно не стесняясь своей наготы, неторопливо покидает кровать, на пару секунд теряется из виду, а затем мне на живот приземляется какая-то тряпка. Вздрагиваю, а приглядевшись, узнаю футболку Олега, в которой он был… совсем недавно был… да и тягучий, терпкий аромат, что она излучает, не позволяет обмануться в имени владельца.

– Вытрись, а то смотришь на сперму так, будто это змея ядовитая, – хмыкает мужчина.

Чувство стыда опаляет щеки. От контраста между мерзнущим телом и пульсирующим жаром на лице все начинает плясать перед глазами, будто повсюду одновременно вспыхивает обилие разноцветных огней. Ощущения настолько дезориентируют и пугают, что я с трудом заставляю себя пошевелиться.

Непослушной рукой дотягиваюсь до ткани и скованными неверными движениями очищаю кожу.

Внешне.

Внутренне же, кажется, что это пятно так и остается на месте, как несводимое клеймо, как личная метка Сомова, кричащая что он тут был.

– М-можно я пойду? – спрашиваю негромко, еле разлепляя словно чужие губы.

Не знаю, с чего вдруг решаю, что действовать самостоятельно – встать, одеться и уйти – чревато опасными последствиями. Не могу определиться, откуда идет это понимание. Но интуиция вопит, как сирена, что один неверный шаг, и недавние события легко найдут продолжение. И не факт, что они не понравятся мне еще сильнее.

Сомов и раньше меня настораживал серьезностью и шлейфом опасности, что окружает его, как вторая кожа. Но сегодня…

Мне страшно анализировать произошедшее, оно настолько нереально, что кажется горячечным бредом переутомившегося мозга.

Кажется… пока я не закрываю глаза и не вижу перед собой жесткую линию губ, раздувающиеся крылья носа, пронзительный темно-синий взгляд, стремящийся проникнуть внутрь в то время, пока он хладнокровно, нагло и уверенно раз за разом вбивается в мое тело.

Сглатываю и стараюсь запихнуть яркие видения подальше. Но куда там… Фантомно я его до сих пор внутри ощущаю, будто он и сейчас продолжает терзать тело, и от этого внутренние мышцы напрягаются и простреливают спазмом.

Накрывает ощущением, что мой мир вновь раскалывается на части, а я не успеваю ориентироваться. Замираю в нигде, чувствуя себя бесправной песчинкой.

Нет. Так нельзя. Сначала надо добраться до своей квартиры, а уж потом. Потом оцепенение растает, как дымка поутру, и меня накроет.

– Пожалуйста, – добавляю, прислушиваясь к неясному шороху и звону стекла сзади.

Даже спиной ощущаю, что он за мной наблюдает. Скользит ленивым взглядом по телу, касается кожи, пересчитывает позвонки, оглаживает плечи, зарывается в волосы и впивается в затылок.

Минута тишины кажется часом, в который я забываю, как дышать. Вроде бы свободна, могу двигаться и… не могу. Сомов уже доказал, что наши силы не то что неравны, даже рядом не стояли. И он легко сломает меня одной левой, если на то будет его интерес. Или принудит, навяжет свое желание.

Поэтому спрашиваю. Аккуратно. Молясь, чтобы он согласился. Чтобы отпустил.

– Можно, – раздается спокойный, густой баритон, от которого кожа покрывается мурашками.

Не успеваю с облегчением выдохнуть, как следует продолжение. – Сходи в душ. Вторая дверь по коридору.

Новая волна страха прокатывается вдоль позвоночника, обжигая льдистым холодом. Передергиваю плечами, стараясь скинуть напряжение, и не выходит. Меня ведет, будто силы почти на исходе.

– Я хочу к себе, – осмеливаюсь воспротивиться и отшатываюсь, когда Сомов внезапно появляется не просто в поле видимости, а рядом, буквально в шаге.

Он передвигается совершенно неслышно и потому, прежде чем опустить взгляд, отмечаю, что он так и не оделся. Но смущает меня не его подтянутое мускулистое тело, а та огромная часть, что до сих пор продолжает гордо вздыматься. Будто не он всего пару минут назад получил разрядку. Будто произошедшего ему было мало. Будто он вновь готов идти в бой.

– Не выйдет, Женя, – произносит все также спокойно.

И не так одновременно.

Становится ясно – спорить бесполезно. А в меня бес вселяется. И я пробую расширить границы дозволенного.

– Но ты же уже получил всё, что хотел.

Слегка повышаю голос, не успевая спрятать истеричные нотки. Нервное напряжение прорывается помимо воли. Дыхание учащается, а в груди растет колючий ком. Пока не растеряла остатки смелости, вскидываю голову и упираюсь в прямой немигающий взгляд.

– Ты так в этом уверена? – узкие губы растягиваются в улыбке, нет, скорее ухмылке, от которой хочется отшатнуться. – Зря. Это была лишь разминка. Когда я получу всё и закончу, ты об этом узнаешь первой.

Смотрю в непроницаемый синий лед и понимаю, что не шутит. Действительно всё решил. Для себя. И за меня. И прежде чем успеваю что-то ответить, он протягивает мне широкий толстостенный стакан, на треть наполненный темно-коричневой жидкостью.

Глава 7

ОЛЕГ

– Как она? – спрашивает Барс, кивая в сторону спальни.

Мы втроем, я, Илюха и Степан Миронов, тихонько расположились на кухне в моей квартире минут через двадцать после того, как Женя уснула.

Лишь только удостоверившись, что поверхностный беспокойный сон девушки перешел в стадию глубокого, заставил себя от нее оторваться и кинуть смс мужикам, что жду. Но даже теперь, разговаривая с подчиненными, чувствую себя как на иголках. Сижу и, будто сторожевой пес, прислушиваюсь к любому шороху из ее комнаты, чтобы, не дай бог, она не проснулась и не испугалась еще сильнее.

Одиннадцать месяцев, мать его, ходил возле нее кругами, изучал, как живет и чем дышит, потому что досье – всего лишь голые бездушные факты на листе бумаги, облизывался, говорил себе, что «нельзя иметь отношения с объектом», а сегодня не выдержал. Планку сорвало окончательно. Точнее, ее сорвало еще пару дней назад, когда идиотка-Маслова приглашением в «Мираж» перед моим носом повертела.

Тупая овца повелась на слова незнакомца, точнее на пару-тройку красных бумажек с водяными знаками, которые ей вручили с просьбой разыграть соседку и сделать так, чтобы та обязательно согласилась пойти в клуб. Ну, Элечка, меркантильная ссучка, естественно не отказалась от заработка, вцепилась в Женьку. И подставила передо мной по полной. Не специально, конечно. Хотела и нашим, и вашим угодить: и Ветрову уломать, и передо мной с Барсом хвостом вильнуть. Давно же, шавала, облизывается, как видит, да в гости по любому поводу зазывает, то сиськами, то голой жопой сверкая.

Это не Женька, которая каждой тени боится и от мужиков шарахается. Вон как от Илюхи отпрыгнула и в дверь вжалась, испуганно распахнув свои огромные невозможно серые глазища. Еле сдержался, чтобы не схватить ее за худющую талию и за спину не задвинуть. А другу по роже не съездить, чтобы аккуратнее себя вел.

Знакомиться он, мать его, надумал. Кобель хренов.

Хотя Барс и сам смекнул, что к чему, когда ее эмоции считал. А следом поплыл, среагировав на девочку и ее искренние переживания, неподдельный страх и беззащитность. Да и как тут остаться непричастным, когда кругом только лживые, меркантильные и завистливые стервы бродят, от которых фальшью за километр прет, а рядом она – Ветрова – бесхитростная, открытая и нежная.

Ангел.

Чистый ангел среди дерьма.

И только мой.

Да, я так решил. Единолично. Как привык. И лучше не вставать у меня на пути. Не отдам. Ни Барсу, ни бывшему муженьку, ни кому-то другому. Любого голыми руками разорву, кто отнять попробует. Особенно теперь, когда я свою девочку попробовал, в руках подержал, открытой видел, обнаженной не только физически, но и эмоционально, и отклик ее словил. Против воли полученный, но ведь полученный же.

Одно бесит, я действительно на секунду допустил возможность того, что она хотела попасть в тот гребанный закрытый клуб и пуститься во все тяжкие. Сам себя убедил, что, устав от одиночества и годового траура, решила в отрыв уйти. А почему нет, подумал я, чужая же душа – потемки, вот и в красивой головке Ветровой вполне могло родиться шальное желание зажечь с парочкой кобелей разом.

Да ни хера!

Отметаю к черту все оправдания своего дерьмового поступка и кулаки до хруста сжимаю. Спецом я сам себя накрутил, потому что уже крышу стало клинить, как хотелось с ней сблизиться. Перестало меня устраивать то, что она - «объект», а я - «сторонний наблюдатель».

Сторонний наблюдатель?

Да хрен бы там.

Я – заинтересованный. Еще какой заинтересованный. И не наблюдатель, а участник.

И сегодняшнее представление спецом для Жени велел разыграть, а заодно и шлюшку Элю проучить, чтобы хоть иногда мозг дура включала. Но больше реакции Ветровой ждал, хотел найти хоть каплю фальши в ее поведении, слабое место. А в итоге свое обнаружил. Не вытянул я. Полетел в пропасть похоти, как только ее обнял и запах вдохнул. А дальше – как туман.

И все действия лишь на инстинктах – забрать, присвоить, пометить и не отпускать. Не так я планировал с ней начать отношения, но теперь поздно сожалеть. Переиграть не выйдет, а, значит, будем танцевать от тех карт, что судьба подкинула в руки.

Одно знаю наверняка, даже когда дело Ветровой будет закрыто, а это произойдет уже скоро, я ее не отпущу. Попала девочка. Конкретно попала. Но тут уж сама, как говорится, виновата. Я не привык отступать от своих решений и отпускать тех, кого считаю своим.

А она – моя.

Стопроцентно уверился сегодня, но почувствовал еще в первую встречу. Тогда стоило лишь в глаза ее взглянуть, сладкий клубничный аромат втянуть поглубже, ощутить на коже нежные, но уверенные касания аккуратных пальчиков, услышать робкий голосок, трепетно зовущий и требующий вернуться из туманного марева, как поплыл, среагировал словно мальчишка, загорелся, заискрил.

Так что хрень всё полная, когда говорят, что мужику для понимания – его баба или нет, время нужно. Оно нужно, чтобы ей лапшу на уши вешать и пользовать в свое удовольствие. А чтобы определиться – пяти минут достаточно. И то лишку.

Мне хватило двух, чтобы очнутся после большой потери крови и нехилого удара по голове. А дальше мгновенно сработала химия, и все мои маячки на нее среагировали. Завопили бешеной сиреной и единогласно проскандировали – наша. Хватай и тащи в берлогу.

Глава 8

Просыпаться и открывать глаза очень не хочется. И отчего-то страшно.

Хмурюсь, пытаясь определить причины беспокойства, и тяну легкое пуховое одеяло до самого носа, чтобы закутаться в него с головой и вновь уплыть в безмятежное ничто, где все прекрасно. Однако, пробивающиеся в нос резкие ментоловые нотки, откуда-то уже знакомые и совсем не похожие на привычный цветочный аромат моего кондиционера для белья, заставляют напрячься. Да и сознание, что до этой минуты пребывало в полудреме, резко светлеет и подсовывает одно за другим ночные события, участницей которых я стала.

Вздрагиваю, хватаю ртом воздух, резко распахиваю глаза, пытаюсь подняться и упираюсь чуть расфокусированным взглядом в мощную фигуру. Смаргиваю пелену и вновь вжимаюсь в подушку. Сомов сидит на краю постели, в которой я непростительно расслабилась, и, не мигая, меня изучает.

– Доброе утро, Женя, – произносит ровно.

Так ровно, что, как не напрягаю слух, различить чего-то особого не могу.

Ни теплоты, ни холода.

Ни дружелюбия, ни враждебности.

Молчу. Не отвечаю, но фразу обдумываю и не соглашаюсь.

Ошибочная она. Солнце, заглядывающее в окно, слишком высоко стоит, значит, утро давно миновало, и уже скорее всего за полдень. Да и по поводу «доброго» – шутка, не иначе.

Но спорить вслух не берусь, хотя, судя по чуть плотнее сжавшимся губам и прищурившимся глазам, что сверлят меня подобно рентгену, ответа ждут.

Сглатываю, приоткрываю рот и… не говорю, просто безмолвно киваю.

Этого вполне хватает. Олег отступает. Точнее, встает и отходит.

– Поднимайся, пока можешь одеть мою футболку, – на колени приземляется серая свернутая ткань. – Как приведешь себя в порядок, жду на кухне.

Не реагирую, но во все глаза слежу за хозяином дома. Тот же спокойно отворачивается и направляется к выходу из комнаты.

– У тебя десять минут, – выдает напоследок. – Не задерживайся.

Сомов уходит, прикрыв за собой дверь, и только тогда я выдыхаю. Беззвучно. Потому что кажется, что он из любой части этой явно немаленькой квартиры меня прекрасно слышит.

Опускаю на секунду ресницы, чуть ерзаю, пытаясь определить свое сегодняшнее самочувствие, и радуюсь, что почти ничего не болит. А то, что в интимном месте слегка тянет, так неудивительно. Длительный перерыв в сексе сказывается, да и приличный размер Сомова. У бывшего в этом плане все было значительно скромнее.

Так, хватит. Иначе опоздаю и нарвусь на… неизвестность.

Поспешно выкарабкиваюсь из постели, осматриваюсь и нахожу свою потрепанную одежду на кресле в довольно плачевном состоянии. Змейка на брюках выдрана, нижнее белье только в помойку, блузка…

М-да… Сомов так жаждал добраться до тела, что о вещах не думал.

Откладываю терзания на потом и натягиваю щедро выделенную мне футболку. Она широкая, доходит до середины бедра, и это радует. Не долго сомневаясь, надеваю брюки. Без трусов жутко неудобно, но не о комфорте сейчас мысли. А так я вполне прикрыта и не провоцирую зверя. А то, что внутри соседа он обитает, нет никакого сомнения.

Делаю глубокий вдох, выдох, распахиваю дверь и по памяти тороплюсь в ванную. По внутренним часам у меня есть еще четыре минуты или около того. Отсутствие защелки напрягает, потому утренние процедуры прохожу экстремально быстро и спешу в кухню, которую определяю по запаху.

– Кофе пьешь с молоком? – Олег оборачивается от плиты, как только переступаю порог.

Он держит в руках деревянную лопатку, но при этом ни теряет ни грамма брутальности.

Такой необычный. Точнее, наоборот, слишком обычный, домашний, в широких спортивных штанах и черной борцовке, с перекинутым через плечо полотенцем.

– Д-да, – киваю, зависая на его разглядывании.

Сейчас он совсем не страшный, нисколько не напоминает вчерашнего слетевшего с катушек озабоченного монстра. Даже милый, совсем чуть-чуть.

Олег в это время изучает меня. Под пронизывающим взором синих глаз по спине пробегают мурашки, а грудь напрягается, обозначая соски. Да, как бы Сомов не выглядел, но яркое мужское начало в нем скрыть невозможно, и я на это реагирую против воли. Прикусываю губу, чувствуя себя жутко неуютно, переступаю с ноги на ногу и мысленно облегченно выдыхаю, когда неторопливый осмотр заканчивается.

– Хм, – следует непонятная оценка ярко-алого лака, покрывающего ноготки на пальцах ног, а потом он указывает в сторону окна, где притаился двухметровый гигант. – Молоко в холодильнике. И сахар возьми. В подвесном ящике слева от мойки.

Под четким руководством достаю все, что нужно, а когда возвращаюсь к столу, передо мной на большой стеклянный стол опускается огромная тарелка с золотистыми кусочками бекона и глазуньей.

– Салат тоже накладывай, не стесняйся, – распоряжается Сомов, забирая из кофемашины две чашки ароматного напитка. – Приятного аппетита, Женя.

– С-спасибо, – благодарю, стараясь удержать вилку подрагивающими пальцами, и опускаю взгляд в тарелку, уверенная, что не смогу проглотить ни кусочка.

Слишком близкое нахождение Олега заставляет нервничать, но ошибаюсь. Голодный желудок, который вчера вечером незаслуженно остался пустым, протестующе урчит, и я сдаюсь, а потом так увлекаюсь, что доедаю практически подчистую.

Глава 9

Зачем я это делаю?

Тут всё сложно и просто одновременно. Я хочу почувствовать себя живой, понять, что по-прежнему могу контролировать собственную жизнь, а не дергаться, как кукла на веревочках, которой управляет жесткий, бессердечный кукловод Власов.

Одна-единственная фраза Сомова производит эффект разорвавшейся бомбы, которая сметает в пропасть все мои цели и ориентиры, выстроенные за последний год, рвет в клочья налаженную жизнь и толкает в пучину шока и боли.

Я верю Олегу. Вот так сразу и безоговорочно. Такие люди, как он, не умеют шутить, не привыкли. Зато всегда и везде занимают ведущую роль. Роль лидера, тирана и самодержца. И именно это мне требуется в данную минуту. Властный напор, который своей силой затмит страх и ужас, завладевающий душой.

Приоткрываю губы и сдаюсь на волю победителя. Позволяю наглому языку ворваться внутрь и по-хозяйски царствовать, устанавливая свои правила, диктуя условия и заставляя меня не просто отвечать, но терять голову и растворяться в опытных касаниях. Охотно подчиняюсь жадному, голодному напору, пока дыхание не теряется, сердце не начинает стучать набатом в голове, а руки не цепляются за крепкую шею в попытке удержать тело в вертикальном положении.

Сомов – ураган, обрушивается молниеносно и легко выметает из головы все лишнее, становится в ней единоличным властителем, зацикливает внимание на себе.

И меня это радует, действует бальзамом на истерзанную душу.

В данную минуту мне хорошо с этим человеком, хорошо и правильно, как бы странно и смешно это не выглядело после совместной ночи и моего отношения к его варварскому поступку.

– Какая интересная реакция на весть о том, что муженек, оказывается, жив, – выдает Олег, отстраняясь. – То в панический обморок решаешь свалиться, то через секунду страстно отвечаешь на поцелуй, будто хочешь отблагодарить за хорошую новость.

Он старается говорить ровно и даже с подначкой, будто произошедшее его никак не трогает, и делал он все это лишь ради того, чтобы привести меня в чувство, но я вижу расширившиеся от возбуждения зрачки, ощущаю сбившееся горячее дыхание на лице. Не так уж он спокоен, как старается показать.

И это сбивает с толку.

Будоражит помимо воли.

– Хорошую… – пробую на вкус совершенно инородное слово для оценки моего внутреннего состояния и кривлюсь, – хорошую? – уточняю, качая головой, а потом не выдерживаю. – Это шутка такая?

– А что, не рада? – прищуривается Олег, стараясь не только услышать ответ, но и считать по поведению мое истинное отношение.

– Конечно, нет! – повышаю голос, не сдержавшись. – Разве можно радоваться тому, что твой тюремщик и садист вдруг оживает? Что он не сдох, а в любой момент может опять появиться на пороге и снова начать… – не договариваю, вдруг поняв и испугавшись, что и кому говорю.

Отхожу к окну, отворачиваюсь от собеседника и обхватываю плечи, будто уже сейчас хочу закрыться и спрятаться от бывшего муженька. Знаю, что это глупо. И если он меня все еще не нашел, значит, просто не захотел, а не потому что не смог. И наша встреча – это дело времени.

– Женя, я видел у тебя на нижней части спины и бедрах шрамы, – вырывает из удушливых мыслей Олег, задавая новые вопросы и не позволяя погрузиться в себя. – Это его рук дело?

Краснею, мгновенно сообразив, когда он мог их увидеть, и тут же стыжусь своего уродства. Хочется просто кивнуть, подтвердив догадку, но в глазах Сомова сквозь видимое безразличие совсем немного проглядывает участие.

Сама не замечаю, как открываю рот.

– Когда Михаил считал, что я его разочаровала или ослушалась, он меня порол ремнем. Той частью, где была пряжка. Старался по попе, но иногда… промахивался.

Перед глазами будто наяву возникает скривленное в злобном оскале лицо Власова и его: «Я научу тебя покорности, дрянь!», а потом раздается тихий свист от замаха и мой вопль, когда металлическая пряжка врезается в нежную плоть.

– Как часто это происходило?

Усмехаюсь невесело, стараясь не замечать жалость в синих глазах.

– Четыре раза. Именно столько раз я пыталась от него сбежать, но он всякий раз меня находил, возвращал и злился все сильнее.

– Последний раз был три года назад в декабре. Верно? Ты провела в больнице полтора месяца. В медицинской карте написано, что ты поскользнулась на мокром полу в кухне и свалила на себя всю посуду, которую домработница не успела убрать со стола.

Смотрю на Сомова и уже ничему не удивляюсь.

Не кажется.

Он точно знает обо мне всё, что можно почерпнуть из официальных источников.

– Верно. Тогда я решила не просто принять участь груши для битья, но дать ему отпор. У меня даже получилось его задеть, – ухмыляюсь, вспоминая совсем короткую потасовку, когда я вырвала тот жуткий ремень из рук Михаила и ударила его в ответ. – А потом он меня толкнул, и я влетела в стеклянный шкаф с хрусталем. Было так много крови. Я наивно надеялась, что вот теперь-то от него избавлюсь навсегда. Но не вышло. Врачи сработали оперативно. А в больнице я лежала долго, потому что жена Власова не может демонстрировать шрамы. Мне делали пластику на руках и шее, чтобы я и дальше могла сопровождать мужа на светских мероприятиях в открытых платьях. Но, знаешь, – вновь проваливаюсь в те дни, – пожалуй, это был лучший мой новый год за последние шесть лет, потому что я встречала его не с ним.

Глава 10

Просыпаюсь, когда за окном уже темнеет. Несколько минут лежу неподвижно и медленно моргаю, не торопясь активничать.

Недавний разговор еще свеж в памяти, оттого выныривать в настоящее, которое абсолютно точно грозит неизвестностью, вот так сразу совершенно не хочется. Зато желание спрятаться с головой под безумно мягкий флисовый плед и представить хоть ненадолго, что всё хорошо, уверенно толкает в спину. Поддаюсь слабости и тяну покрывало повыше, но замираю, услышав тихий шорох за спиной.

– Проснулась, – не спрашивает, а констатирует факт негромкий знакомый голос над головой. – Отлично. Как раз пора ужинать.

Резко оборачиваюсь и, прежде чем успеваю запаниковать, сталкиваюсь с внимательным и будто всё понимающим темно-синим взглядом. Судя по чуть приподнятому левому краешку губ, он легко догадывается о моем малодушном желании спрятаться от проблем, но комментариев не следует. За что я мысленно его благодарю.

Олег сидит на второй половине кровати, расслабленно облокотившись на подушки, и держит на коленях тонкий серебристый ноутбук с известным логотипом надкусанного яблока на верхней крышке.

Скорее всего, работал, делаю собственный непонятно откуда взявшийся вывод, а еще переоделся, подмечаю детали. Светло-серые спортивные штаны и белая футболка, обрисовывающая упругий живот, делают его образ мягче, домашнее. Вот только я прекрасно помню, какое сильное тело они скрывают. И то, что передо мной все тот же хищник, я не забываю. Но отношение ко всему странным образом меняется.

На пару секунд проваливаюсь в себя, анализируя внутреннее состояние, и беззвучно тихо выдыхаю.

Вот как так получается?

По факту мы – малознакомые люди, связанные неприятными обстоятельствами, а еще совместно проведенной ночью, причем, без моего на то согласия, но страха перед этим мужчиной больше нет.

Точнее, не так. Я отдаю отчет, что Олег опасен, совсем непрост и при необходимости, поставит достижение собственных целей выше моих потребностей, но на подкорке неоном светятся его слова «Всё хорошо, Женя. Я с тобой», и это действует на меня словно сильнейшее седативное, отгоняющее панику куда-то на задворки.

Логично ли это? Вот так с порога доверять человеку, вломившемуся танком в мою жизнь и перевернувшему ее в очередной раз с ног на голову?

Однозначно, нет. Но я впервые плюю на внутренние стопы и запреты и хватаюсь за протянутую руку помощи. Быть всегда одной, изо дня в день на протяжении восьми лет, бороться против монстра и обстоятельств, не имея ни одной живой души, на чье плечо можно было бы опереться или хотя бы с кем можно было бы поделиться наболевшим, очень сложно. Разрушительно.

Я устала.

Устала плескаться в бездонной луже проблем, стараясь не захлебнуться, устала противостоять сваливающимся на меня друг за другом неприятностям.

И еще я верю Сомову, что прошлое не отпустило меня, лишь на время притаилось в тени и теперь вновь наступает семимильными шагами. Но также верю, что от него можно избавиться, если не заниматься самодеятельностью и четко следовать его инструкциям.

И да, я готова следовать, потому что… потому что Олег обещает мне защиту, поддержку, но, главное, избавление от Власова уже навсегда. Никогда не считала себя кровожадной, но, услышав о том, что мой бывший тиран-муж получит по заслугам, если я помогу, окрыляет.

Я не питаю иллюзий, знаю, что мое согласие – лишь формальность. При желании Сомов мог бы легко меня заставить, пригрозить или надавить уже давно, но не стал. Решил договариваться, показал, что я не просто расходная пешка, а человек. И это действует.

Перед тем, как лечь спать, я пообещала слушаться этого человека во всем, пока вопрос с портом не будет закрыт полностью, а моей жизни перестанет грозить опасность.

– Да, хорошо, – киваю, приподнимаясь и разрешая пледу соскользнуть на колени. На мне надета его футболка, надежно скрывающая голое тело, но чуть позже я планирую попросить сходить в мою квартиру за одеждой. – Я проголодалась.

Добавляю, хотя по сути и не требуется. Мой желудок так пронзительно урчит, что его слышу не только я.

– Сам готовил? – осмеливаюсь спросить, когда спустя десять минут занимаю уже привычное место за столом. – Выглядит очень аппетитно.

Запечённый лосось, тушеные овощи и картофель фри, уложенный горкой, на больших белых квадратных тарелках притягивает взгляд магнитом. Сглатываю голодную слюну и немного ерзаю на стуле, дожидаясь, когда гостеприимный хозяин поставит на стол хлеб и присоединится.

– Нет, заказывал доставку на восемь вечера, потом просто поставил на подогрев. Нужно было поработать, – непринужденно отвечает Олег, а потом кивает на мою тарелку, – ешь уже, Жень. Совсем тощая, как только ноги держат.

Последняя фраза настолько удивляет, что на пару мгновений замираю, так и не донеся вилку с нежно-розовой мякотью рыбы до рта. Знаю, что Олег смотрит, наверное, даже ждет, что испуганно стану на него таращиться. Но, неожиданно для себя, легко усмехаюсь и с удовольствием пробую первый нежнейший кусочек любимого блюда. За ним второй, третий, пока тарелка удивительным образом не пустеет.

– Спасибо, было очень вкусно, – благодарю от души.

Кажется, я впервые за очень долгое время ела с таким наслаждением, а не просто набивала организм пищей, которая ему необходима.

Глава 11

ОЛЕГ

Спустя некоторое время идея смотреть фильм, когда мягкая, теплая и очумело притягательная добыча находится ни где-нибудь в пределах видимости, а прямо перед носом, в твоих руках, кажется поистине бредовой. Особенно с учетом того, что Сомов-младший всё это время не дремлет, а гордо стоит по стойке смирно, нетерпеливо дожидаясь своего звездного часа, и неизменно доставляет жуткое неудобство.

Стараюсь сильно не ерзать, чтобы не пугать и не провоцировать к побегу трусливую зайчишку, сидящую больше получаса так, будто кол проглотила. А также не шибко распускаю руки, хотя с теплого животика их не убираю, чутко улавливая легкую дрожь.

Кайфую.

Женька только-только отмерла и расслабилась, даже на грудь мне откинуться осмелилась, явно увлекшись фильмом. Я же на сюжет изначально забил, лишь мимоходом отслеживаю основные моменты. И то делаю это по въевшейся в подкорку привычке всё контролировать.

Большей же частью копаюсь в себе, изучаю внутреннее состояние, анализирую душевное равновесие, эмоциональный фон, желания и потребности, возникающие, рядом с Ветровой. И опять же понимаю, что был на сто процентов прав, назвав ее своей и присвоив.

Реально, моя.

Вся.

От макушки слегка вьющихся темно-русых волос до розовых ноготков на пальчиках ног.

Потому что с ней даже вот так тупо и по-детски рядом сидеть нравится. Нехило втыкает просто едва касаться бархатной кожи, улавливая спазмы и трепет. Прёт и кроет от сладковатого клубничного аромата, ее личного, без всяких примесей парфюмерной хрени. И нет никакого желания куда-то рыпаться, бежать сломя голову и что-то выяснять, разруливать, чтобы насытить жизнь и наполнить ее смыслом и яркими красками.

И причина всему простая до одури.

Вот она тут… прямо в руках.

Мелкая, тощая, хоть и фигуристая, где надо (жадно осматриваю аппетитную грудь), но в то же время совершенно обычная, каких миллионы.

А вот хрен.

Миллионы девок… да всё не то.

Пыль. Серость. Масса.

И она – звездочка.

Моя.

Особенная.

Кайфово ли мне сейчас?

Да пи..дец как!

Я почти в раю. Даже голову кружит, что со мной она. Дорвался не только до ее тела, но и тепла. А скоро и душу ее себе присвою, покажу, что другого пути уже нет.

– Жень, а ты зачем глазки закрываешь? Чтобы лучше их потрахушки представлять, слушая лишь вздохи? Или стесняешься? – подначиваю свою девочку, следя сверху вниз за подрагивающими ресницами, которые она то и дело во время пикантных сцен опускает.

Когда выбирал фильм, не особо задумывался, а теперь сам себя хвалю.

Охренеть, как много можно узнать о женщине, всего лишь наблюдая, как она реагирует на эротику.

Моя оказывается стесняшкой. При виде героини, оседлавшей своего партнера, постанывающей и самозабвенно раскачивающейся на нем, щеки Жени становятся малиновыми, а температура в комнате повышается на пару градусов.

Отмечаю слегка сбившееся дыхание, становящееся глубже, и не сдерживаюсь.

– Нравится быть сверху? – шепчу в ушко, напоминая самому себе Серого волка, совращающего Красную Шапочку.

Или эта сказка не о том?

Да и фиг с ней! Главное, эффект есть.

Зайчишка замирает, забывая дышать, но мой прямой взгляд в ожидании ответа ощущает, в итоге чуть заметно пожимает плечами.

Мля!

Не может быть.

Да как она с этим скотом-мужем жила раньше? Только миссионерскую позу используя, что ли?

А не по хер ли? Обрываю неуместные размышления.

И тут же понимаю, что реально не по хер.

Прекрасная новость! Замечательная! Да просто великолепная, мать её!

Мысленно потираю ладони и во всю предвкушаю, сколько раз смогу заставить стесняшку покраснеть, обучая новому и активно вводя её в мир разврата и чувственности.

Скромность, конечно, украшает даму, спорить не буду. Но только не в спальне.

Наедине со своим мужчиной женщина должна раскрываться и раскрепощаться, ни секунды не боясь, что он ее может обидеть или унизить.

Это сейчас маленькая меня чурается, и я понимаю из-за какой ссуки это происходит. Но всему свое время. Я научу Женю быть собой и не скрывать от меня своих желаний.

Склоняюсь к темноволосой макушке и, не таясь, делаю шумный протяжный вдох. Не покидает шальная мысль, что к ее охрененному аромату в эту минуту примешиваются совсем слабые нотки возбуждения.

Прикрываю глаза.

Еще полчаса терпения, и я смогу узнать точно.

***

Телефон, лежащий на прикроватной тумбе, оповещает о входящем сообщении. Мысленно ворчу и через силу заставляю себя оторваться от теплого податливого тела Ветровой. До жути не хочу выпускать ее из рук, но игнорировать послание нельзя, так как это может быть связано с работой.

Глава 12

Выныривать из теплого, мягкого и уютного глубокого сна совершенно не хочется, но что-то заставляет очнуться этим ранним утром…

Что-то…

Мужская рука, забравшаяся под футболку и терпеливо, совсем ненавязчиво поглаживающая грудь и живот, глубокое дыхание за спиной, горячий воздух на затылке и странная медово-пряная истома внутри от всего этого.

Телу так хорошо и приятно, что, пребывая между сном и явью, сладко потягиваюсь и отдаюсь во власть ощущений.

Умелые пальцы игриво скользят по коже, чуть царапая её шероховатыми подушечками, рисуют замысловатые узоры, а потом шустро ныряют между ног к нежному местечку, заставляя резко втянуть воздух. Они уверенно гладят и потирают чувствительный бугорок, посылая по телу колючие дорожки тока, что спускаются в низ живота.

Замираю, вытягиваюсь струной и ловлю волны порочно-острого удовольствия, накатывающие одна за другой.

Идеально!

Издаю хриплый стон и неожиданно оказываюсь на спине.

Распахиваю глаза, испуганно наталкиваясь на синее пламя, и упираюсь ладонями в широкую, твердую грудь Сомова, когда он уверенно разводит коленом мои бедра и придавливает своей тяжестью.

– Олег… – выдыхаю сипло.

Мужчина легко перехватывает мои запястья и прочно фиксирует их над головой.

Не вырваться, да я и не пытаюсь.

Жар колючими иголками спускается по коже. Дыхание становится рваным и частым. Но это не голый страх или паника. Нет чувства гадливости, что вот-вот произойдет что-то грязное и жуткое, а именно в таком формате я воспринимала любую близость с мужем. Особенно в последние годы, когда у него появились проблемы в бизнесе, и он пристрастился сбрасывать напряжение, мучая меня, вернее пользуя, не иначе как резиновую куклу.

Сейчас все иначе.

Пусть Сомов нисколько не уступает Власову по силе и нахрапистости. Такой же властный, уверенный в себе и привыкший держать контроль в собственных руках, а, может быть, даже сильнее и жестче моего мудака-мужа. Но ведет он себя иначе. Не стремится получить лишь свое удовольствие, а добивается отдачи. Требует ответа, отклика. Касается так чутко и правильно, будто лучше меня знает мое тело, понимает его потребности и жажду. И оно его слушается, реагирует, подчиняется.

Это не слабость, а нечто иное. Что-то очень приятное, отчего разбегаются мурашки по коже, и сердце стучит как ненормальное.

Ни один мужчина до сих пор не вызывал во мне такую реакцию. Становится страшно, потому что это ненормально – испытывать столько эмоций к почти незнакомому человеку.

– Ч-ш-ш, всё хорошо, – произносит Олег негромко, уверенно удерживая мой взволнованный взгляд спокойным своим, – доверься, и будет еще лучше. Не сопротивляйся, Женя. Я не обижу.

Его голос точно принадлежит змею-искусителю. Иначе почему я замираю и не предпринимаю ни одной попытки освободить руки? Не взбрыкиваю и не попытаюсь его скинуть?

Ответ очевиден и вместе с тем удивителен.

Не хочу!

Пусть мне страшно, но вместе с тем я желаю продолжения. Сама.

Хочу почувствовать химию между нами. Познать себя. Отпустить. Ощутить еще раз, как это – окунуться в наслаждение.

Поняв, что сопротивления не будет, Олег какое-то время всматривается в моё лицо, а затем склоняется и целует. Сразу глубоко, с языком. Долго, до боли в губах и нехватки кислорода. До вспышек под веками и невыносимого томления между ног.

– Бл…ть, сожрать тебя хочу…

Оторвавшись, тянется к краю футболки и резко дергает ее вверх, отбрасывая в сторону. Глазами уже во всю скользит по груди. Жадно, голодно. Я его взгляд, как касание ощущаю. Темная макушка склоняется, язык скользит по соску. Задевает его раз, другой. На смену приходит алчный рот и свободная рука.

Шиплю, втягиваю через зубы воздух и выгибаю спину. Подставляюсь сама. Не могу не реагировать. А губы уже скользят ниже. Чертят горячую дорожку к пупку.

Олег не дает передышки. Приподнимается, дергает мои бедра на себя, сгибает колени и прижимает их к животу.

Это чересчур. Меня потряхивает. Слишком откровенная поза. Но возможности перечить не дают. Надежно зафиксировав ноги, Сомов смотрит прямо туда.

– Красивая какая... и мокрая… для меня.

Его голос урчит. А я от стыда сгораю, потому что он прав. Я мокрая для него. Из-за него. И из-за дикого желания, которое меня раздирает изнутри, причиняя боль.

– Олег, – выстанываю, без слов прося пощады.

В его глазах полыхает пламя, все мышцы максимально напряжены. Такое ощущение, что он сдерживается из последних сил.

Сомов продолжает удерживать мои колени, а затем толкается бедрами вперед. Так, что член скользит вдоль раскрытых складок. Вперед – назад, вперед – назад. И так несколько раз, пока я не начинаю дрожать от похоти.

Впиваюсь ногтями в его предплечья. Выгибаюсь, еле удерживая всхлипы. Это безумие какое-то. Каждый толчок задевает чувствительный бугорок и толкает меня в бездну выкручивающего кости наслаждения.

– Пожалуйста... Олег, хватит…