Игра проклятий-3. В паутине предательств

Драконьи зубы

Лейф

У Лейфа было две слабости. Одну он никогда не скрывал, о ней все знали. Да и что тут зазорного в том, чтобы любить лошадей? Они ведь умные, могут внимательно слушать, да и вообще намного лучше тех, кто изо всех сил пытается делать вид, что он твой друг, а потом вонзает нож в спину.

Лошади вызывали у Лейфа уважение и восхищение. Работая конюхом, он часто ловил себя на мысли, что служит этим животным, заботится о них больше, чем заботился когда-либо о себе. Он всегда был верен этой любви, и лошади тоже никогда не предавали его.

Второй его слабостью, которую Лейф держал в тайне, было желание стать отцом. Ему хотелось дать своему ребенку все то, чего был лишен сам, и таким образом освободиться от прошлого. Это дарило ему надежду на примирение с собой и освобождение от той боли, которая, как бы он ни хотел забыть о ней, не стиралась из памяти. Знай он тогда, что граф Локк не его отец, все было бы иначе, он бы смог ответить ему. Но он считал его отцом и не мог дать ему отпор, принимая его власть над собой.

Сегодня Лейф потерпел двойное поражение: увидел десятки погибших лошадей и понял, что ничем не может им помочь. Бессилие, которое он испытал, напомнило ему о тех днях, когда он ждал казни. Все, что он мог тогда делать – молиться, но Лейф с детства не делал этого и не собирался начинать. Чувство бессилия быстро сменилось лютой ненавистью к тому, кто отравил лошадей. Он желал ему смерти, кем бы тот ни был.

А через несколько минут узнал, что его сына больше нет. Его слабости обернулись против него, заставляя пройти через боль, которой он никогда не чувствовал. Лейф был уверен, что панцирь из цинизма, которым ему так нравилось пользоваться, может выдержать все, делая его неуязвимым. Но он ошибся.

Поднявшись по узкой лестнице, он вышел на площадку Ведьминой башни, где совсем недавно чародеи снимали с Шиоронии магический купол. Сейчас здесь никого, кроме него, не было. Он задрал голову и посмотрел в небо. Оно было мутным, и в нем то и дело вспыхивали зарницы, подсвечивая черные точки, похожие на птиц, которые словно пытались прорваться из другого мира, но вязкая муть неба не давала им этого сделать. Наверное, магические ловушки, подумал Лейф. Он слышал, как о них говорили чародеи.

Опустив глаза вниз, он медленно окинул взглядом башни, находившиеся в крепости. Алая – для короля и его приближенных, Желтая – для прислуги, в Зеленой находился гарнизон, в Белой располагалась кухня и продовольствие. Донжон стоял обособлено, готовый в любой момент укрыть их там, если все будет хуже некуда.

Послышались шаги, и король обернулся. Сабола. Мужчина откинул со лба светлые волосы, и ветер тут же растрепал их. От него пахло кровью и какими-то травами. На белой рубашке виднелись багровые пятна. Взгляд чародея был спокоен, и это спокойствие невольно передалось Лейфу. Хотя, возможно, тот просто использовал магию.

– Прячешься? – спросил Сабола, встав рядом с Лейфом. Тот ничего не ответил. Он смотрел туда, где должен быть горизонт, но не мог его разглядеть. – С твоей женой все будет в порядке. И у вас еще будут дети.

– Я тебя об этом не спрашивал.

– Для короля важно иметь наследников, – сказал Сабола, пряча руки за спину. – Или ты хочешь подарить трон Дору?

– Сейчас я хочу уничтожить касталийские войска, которые стоят у стен моего города, – сурово произнес Лейф, глядя туда, где за туманом скрывалась армия врага, – и захватить земли этих предателей. Когда война будет выиграна, я подумаю о других обязанностях.

– Знаешь историю этой крепости? – сменил тему разговора Сабола. – И почему она называется Драконьи зубы?

Лейф не ответил. Его занимали другие мысли. Восприняв его молчание как согласие, Сабола продолжил:

– Эта крепость – одно из самых первых защитных сооружений, с нее началась сама Аталаксия. И вокруг постройки этой крепости много легенд. Самая популярная гласит, что король Алан, тот, кто основал Аталаксию, построил ее на костях демона, которого лично пленил, когда тот бесчинствовал на этих землях. При помощи магии он поймал его дух, а тело расчленил и на его костях заложил крепость. По договору, если демон тысячу лет сможет защищать город, то по истечении этого срока потомок Алана вернет ему его кости. Тот сможет воскреснуть и стать свободным. А если нет, то придется вечность держать на себе крепость. Не всем нравилось, что их охраняет своей силой демон, поэтому была придумана другая легенда. Там демона заменили на дракона. Его так же пленил король Алан и заключил с ним договор. Там, где дракон пролил слезы, образовались черные болота. Его зубы были выставлены охранным частоколом и спрятаны под насыпью. Они вырываются наружу, не давая никому приблизиться. Именно поэтому в народе ее называют Драконьи Зубы, а ворота и мост украшают чугунные драконьи пасти, извергающие пламя. Эту крепость еще никому не удалось завоевать, всякий раз смельчаки уходили ни с чем.

– И как мне это может быть полезно? – спросил Лейф. – Хочешь, чтобы я призвал этого демона?

– Осознал силу места, где ты сейчас находишься. В легендах больше правды, чем кажется, – Лейф не видел лица Саболы, но понял, что тот улыбается. – Эта башня строилась специально для проведения ритуалов, и она самая защищенная из всех. Прежде самыми сильными чародейками считались женщины, поэтому она и называется Ведьмина.

– А потом мужчины взяли и все испортили, – усмехнулся Лейф.

Откровения бастарда

Кордия

Кордия смотрела на Августина и не узнавала его. Когда он успел стать таким циничным и жестоким? Или он был таким всегда, только она не замечала этого? Ведь он был ее младшим братом, мальчиком, о котором она старалась заботиться. Может быть, любовь делала ее слепой. Сейчас же эта пелена спала, и она больше не чувствовала ничего, кроме ненависти и злости на себя за то, что не смогла этого предугадать.

«Я хочу, чтобы ты открыла ворота касталийским войскам и объявила меня первым лордом Касталии». Требование Августина набатом звучало у нее в ушах. Кинжал Леона, который он приставил ей к горлу, чуть дрогнул. Испугавшись этого движения, он еще сильнее вцепился ей в волосы, словно хотел вырвать их с корнями. Боль отрезвила Кордию. Она снова сжала пальцами рукоятку своего тайного оружия.

– Не думай, что кто-то поможет тебе, – сказал Августин, видя, что Кордия не торопится с ответом. – Все сейчас слишком заняты спасением мира.

– Почему же ты не воспользуешься этим преимуществом и не откроешь двери сам? Не знаешь, как ключи выкрасть?

Августин нервно рассмеялся и, достав из кармана ключи, швырнул их на стол.

– Потому что твой любимый друг Мариан запечатал ворота магией и открыть их могут только король или королева, – зло сверкнув глазами, бросил Августин.

– Я никогда не впущу врагов на свою землю, – сказала Кордия. Говорить было тяжело, и ее голос пару раз дрогнул. Брат это заметил, и правый уголок его губы дернулся. – Не быть тебе первым лордом, Августин.

Брат расхохотался, откинув назад голову. Белокурые волосы рассыпались по плечам. «Отец гордился бы им, – подумала Кордия. – Хвалил бы за такую находчивость и смелость, до тех пор, пока Августин бы не убил его. Сын ведь должен превосходить отца, иначе в чем смысл новых поколений?» По крайней мере, так считали у нее на родине.

– Как быстро ты стала королевой Аталаксии! Как шустро вжилась в эту роль! А ведь те люди, которых ты готова стереть с лица земли, когда-то защищали тебя, были твоими воинами, – проговорил Августин, и в его взгляде мелькнули хищные огоньки. – Совесть не мучает?

– Скажи за это спасибо нашему отцу!

– Ну, подурил старик, чего уж тут, – снисходительно улыбнулся Августин. – Радуйся, что теперь все это разгребать мне, а не тебе и не этому придурку Оскару, который хорошо умеет только страдать.

– Ты не станешь первым лордом, – повторила Кордия, чувствуя, как по шее ручейком бежит кровь.

– Драммарские маги считают иначе, – усмехнулся Августин. – Они открыли мне мое предназначение, когда я просил их скрыть мои воспоминания, на тот случай, если попадусь в Аталаксии и меня отправят в тюрьму.

– Тогда зачем тебе моя помощь? Поезжай в Кассию и займи место отца, – сказала Кордия. Она снова прислушалась, надеясь услышать чьи-то шаги. Ей вряд ли удастся справиться с двумя мужчинами, не так хорошо она натренирована. Но в коридоре было тихо. Руку, на которой была брачная метка, начало покалывать.

– Зачем так сложно, когда можно проще? Ты можешь открыть ворота, объявить меня первым лордом. Люди, которые стоят за этими стенами, знают меня и примут как наследника. Ты что думаешь, я не подготовился? Кто, по-твоему, сообщил им о смерти первого лорда?

– Будь ты умным, не оказался бы здесь, – прошептала Кордия. – Я тебе помогать не буду. Не мечтай.

– Будешь, конечно же, – улыбнулся Августин и что-то достал из кармана. – Куда же ты денешься, моя дорогая сестренка? Узнаешь?

Августин вскинул руку вперед, показывая Кордии какую-то склянку. Она прищурилась, стараясь ее разглядеть. Леон уловил ее движение и чуть ослабил хватку, иначе он бы перерезал ей горло.

– Кровавая чернявка? – прохрипела Кордия. – Откуда она у тебя?

– Именно этот флакон из твоих покоев, – довольно сказал Августин. – Помнишь, я пару дней провел во дворце, после того как ты спасла Дора? Но Леон запаслив, он не стал рисковать и привез несколько штук.

– Это ты убил Мальвину! – ахнула Кордия.

– Не я, Дрис. Я уже набрался опыта, мое самолюбие пострадало, и я решил, что самые опасные дела должны делать шестерки, – хищно оскалившись, проговорил Августин. – Он так смешно упирался! Видела бы ты, как его трясло от страха! А у меня было железное алиби: я едва был жив. Кто бы подумал на меня? Я знал, что эта дура ждет ребенка от отца, и должен был их устранить.

«На вас лежит проклятье родной крови!» – пронеслись в голове Кордии слова Талики. Можно ли его снять, или оно исчезнет лишь после того, как они истребят друг друга? Она вдруг испытала горькое сожаление от того, что помогла Августину сбежать из тюрьмы. Прервалась бы его жизнь, но сохранились другие.

– И как тебе удалось быть таким осведомленным? – прошептала Кордия.

– Леон помогал мне. Он тайком почитывал переписку первого лорда, сообщал мне важные новости, – довольно сказал Августин. – Я же говорю, что хорошо подготовился.

Кордии показалось, что Леон задышал чаще. Она могла поклясться, что чувствует, как он улыбается.

– Твое похищение, Августин, оно ведь тоже было подстроено? – тихо спросила Кордия. Ее изуродованная тьмой рука стала огненной. Кинжал, который она сжимала пальцами, раскалился.