Четыре дня в пути изрядно вымотали Дора. У него болела спина и то и дело давала о себе знать рана, нанесенная графом Локк. Ее края уже срослись, образуя красный некрасивый рубец, но боль почему-то не проходила. Дор взглянул на своего спутника. Лейф выглядел паршиво. Он ни разу ни на что не пожаловался, но, судя, по его бескровному лицу и черным теням под глазами, ему тоже было трудно. Они гнали почти без отдыха. Меняли лошадей и, перекусив на ходу, снова отправлялись в дорогу. Спали только в самые темные часы суток, а весной их было не так много, часа четыре, не больше. Почти не разговаривали, каждый думал о своем. Люди, сопровождавшие их, ехали чуть поодаль – так приказал король.
Дор спрыгнул с лошади и подозвал мальчишку-слугу, чтобы тот о ней позаботился. Герцогу хотелось пить, а от голода желудок неприятно ныл. Запах горячей еды, что шел из открытого окна в трактире, возле которого они остановились, раздразнил его еще сильнее.
– Надеюсь, это последняя остановка, – спрыгивая с лошади, недовольно проговорил Лейф. Откинул назад черные пряди волос и устало провел рукой в перчатке по лицу.
– Последняя, – ответил Дор, и его охватило волнение. Через несколько часов они подъедут к его замку. Или, к тому, что от него осталось. Кто знает, что за эти дни там учинила Альба. Интуиция подсказывала ему, что он не увидит ничего хорошего. Дор предложил сперва узнать, что с графиней Локк, а потом поехать в Шиоронию, и Лейф не стал с ним спорить.
– Думаю, мать уже там, – устало сказал король.
– Волнуешься за нее? – спросил Дор. Лейф передернул плечами, словно этот вопрос причинил ему неудобство.
– Наслышан о твоей бывшей, – небрежно бросил он. – Не удивлюсь, если это все ловушка. И в первую очередь для тебя: ведь у нее с тобой счеты. Может, скажешь, чем ты ее так обидел?
– Позволил тебе сделать ее своей любовницей, – нехотя ответил Дор. Ему не нравилось об этом вспоминать. То, как тогда складывались обстоятельства, не давало ему возможности помешать Дамьяну. И это до сих пор грызло его.
– Кажется, ты ненавидел меня еще до того, как мы познакомились, – усмехнулся Лейф и тут же стал серьезным. – Ты ведь понимаешь, чем этот визит закончится для Альбы?
Дор кивнул. Ему не хотелось это обсуждать, и он направился в трактир. Лейф пошел следом. Герцог сел за стол и стянул перчатки. Он все еще никак не мог привыкнуть к тому, что проклятье осталось в прошлом и людям рядом с ним безопасно находиться, он может больше не соблюдать расстояния во время разговора и не кутаться в плащ, который когда-то создал для него Мариан. Теперь он был как все. Прозвище Черный герцог больше не соответствовало действительности. Ему даже казалось, что черный цвет теперь надолго исчезнет из его гардероба – так сильно он утомил его за эти семь лет.
Он посмотрел на Лейфа. Тот о чем-то оживленно говорил с трактирщиком – белобрысым мужчиной лет тридцати. Дор с досадой осознал свой промах: нужно было самому поговорить с трактирщиком, узнать о последних новостях. Но он слишком устал и упустил этот важный момент. Смеясь и говоря о чем-то скабрезном, в помещение вошли сопровождающие их люди. Расселись за двумя соседними столами, внимательно наблюдая за обстановкой. Надо было быть идиотом, чтобы не догадаться, что они с ними. Помощник трактирщика, перекинув полотенце на руку, поспешил узнать, чего желают добрые господа.
Дор подумал о Кордии. Наверное, она уже добралась до замка. Мариан обещал, что сразу отправит с весточкой Гастона, как только они прибудут на место. Он часто высматривал его в небе, порой ему даже казалось, что он слышит шорох его крыльев, но ворон все не прилетал. Что могло их так задержать? Кордии стало плохо в пути? Или Гастон не смог их найти? Последнее казалось ему маловероятным. Он мог не прилететь только в одном случае: если убили Мариана, потому что жизнь ворона была неотрывно связана с его хозяином. Дурное предчувствие медленно растеклось по солнечному сплетению, заставляя сердце биться чаще.
Артей еще не подошел к Шиоронии, и он не знает, где Кордия, попытался успокоить себя Дор, но сам в это не поверил. Было известно, где сейчас находятся его войска, но о нем ничего не было слышно.
Удивленное восклицание Лейфа выдернуло его из тревожных мыслей. Да что там такого рассказывает ему этот трактирщик? Дора охватило любопытство, но подойти к ним посреди беседы показалось неуместным. Оставалось ждать, когда вернется Лейф и расскажет, что там случилось. Если соизволит, конечно. Они много проводили времени вместе в эти дни, но отношения их лучше не стали: они по-прежнему ненавидели друг друга.
Лейф закончил говорить с трактирщиком и, прихрамывая, двинулся к столу. Дор помнил, что хромота у него чаще всего появлялась, когда он нервничал.
– Новости, однако, интересные, – садясь на скамью, задумчиво проговорил Лейф.
– Хочешь, чтобы я угадал, какие? – устав слушать молчание короля, бросил Дор. Лейф поднял на него глаза и медленно провел рукой по подбородку.
– Да тут и не догадаешься. Первая леди Касталии – Раданелла – прислала своих послов с дарами к королю Дамьяну, – проговорил Лейф. – И предложением заключить мир.
– Что? – вырвалось у Дора.
– Да я вот тоже своим ушам не поверил.
– Но как… – Дор беспомощно развел руками, стараясь осмыслить услышанное.
Трактирщик принес им кувшин вина и хлеб. Поставил перед ними кружки и плеснул поочередно красной жидкости, пахнущей уксусом. Дор поморщился, но вино все-таки пригубил. На вкус оно оказалось таким же поганым.
Грета шла по лесу, окутанному тьмой, будто черной шалью умелой рукодельницы. Она была тонкой, воздушной и местами похожей на мудреное кружево. Про себя Грета удивлялась, что Тьма совсем не пугала ее, а наоборот, давала ощущение покоя, словно она после долгого и утомительного путешествия вернулась домой. Можно, наконец, снять неудобную обувь и отдохнуть. Она касалась Тьмы кончиками пальцев, и та обволакивала их приятной прохладой, струясь по коже черным дымом. Тьма была многолика, становясь то шелком, то через мгновение темной водой, а еще через миг плотным черным туманом. Но ни разу Грете не почудилось, что в ней живет зло. Может быть, потому что такая же Тьма уже была частью ее самой.
Она подняла руку и посмотрела на кончики пальцев: они стали черными. На запястьях обеих рук появились замысловатые узоры, похожие на браслеты. Или даже наручники. О последнем Грете не хотелось думать. Пройдя по узкой тропинке, девушка остановилась. Она была одна. Вокруг ни души, только тишина, плотная, словно стены склепа, и такая же безжизненная, окружала ее со всех сторон, давя на слух. Лес был мертв.
От толчка в животе ведьма дернулась, словно ее ужалила змея. Ребенок с каждым днем все сильнее толкался, и каждое его движение, вызывало в душе Греты обжигающую ненависть. Она все еще чувствовала пальцы короля на своих плечах и дыхание на шее. И, чем сильнее она старалась забыть ту ночь, перевернувшую всю ее жизнь, тем назойливее были воспоминания. Грета часто просыпалась от кошмаров и желала только одного: забыть о том, что случилось. Стереть из памяти то, кем является отец малыша, которого она носит, и не знать, как он был зачат. Тогда бы она была счастлива и радовалась предстоящему материнству, а не испытывала горечь.
Киана появился незаметно, словно вырос из-под земли. Его черные глаза пристально глядели в ее. Грете казалось, что за черной радужкой она видит, как танцует пламя. Киана был для нее загадкой. Она не понимала его, не могла уловить ход его мыслей и, главное, взять в толк: зачем она ему нужна? Но ей было приятно смотреть на его лицо, прикасаться к мягким черным волосам, таким длинным, что доставали до поджилок. Он искушал ее одним своим присутствием, и Грета физически ощущала его власть над собой.
– После родов я его сразу заберу у тебя, – сказал Киана, положив ей руку на живот. – Так что наслаждайся его присутствием в своей жизни, пока можешь.
– Зачем он тебе? – испуганно прошептала Грета. – Ты же отшельник, тебе никто не нужен.
– Таков закон равновесия, – проговорил Киана, проведя холодными пальцами по щеке Греты. – Ты забыла, что не расплатилась со мной и моими слугами за проклятие Лейфа. Ты обещала свою жизнь, но тебя спасли. Ребенок, которого ты ждешь, моя плата. И он принадлежит мне.
– Ты поэтому забрал меня к себе? – спросила Грета. Он никогда не называл причину, для чего она ему, и это вынуждало ее самой дорисовать в воображении роковые сценарии. И в них почти всегда Киана убивал ее. Она не знала, почему рядом с ним все время думала о смерти, он никогда не проявлял к ней агрессии, не угрожал ей. – Из-за ребенка?
– Я хотел не только тебя, – признался Киана. – В крепости была вторая девушка, она мне тоже нужна.
Грета ощутила резкий укол ревности, и ее щеки запылали.
– Кордия, – с горечью произнесла она, отводя взгляд в сторону.
– Это не ее имя, – хмуро возразил Киана.
– На самом деле ее зовут Никандра, – сказала Грета. Киана кивнул. – Она тоже связана с тобой?
– Да, и больше, чем ты. Ты меня всего лишь разбудила, а она соединилась с моим каналом магии. А он… Он очень древний и глубже, чем бездна. И я не хочу делить его ни с кем.
– Ну так изгони ее! – с жаром произнесла Грета. – Ее пугает эта Тьма, она будет только рада, если ты ее отпустишь!
– Я не могу ее отпустить.
– Постой… Скажи, если я умру, мой долг за проклятье будет уплачен?
– Не полностью. Ты нарушила договор. Так что с тебя взыщут больше, чем ты должна.
– Но я ведь выжила не по своей воле…
– Не имеет значения. Платы не было вовремя – ее умножат.
– Я не понимаю! – воскликнула Грета. – Если Тьма принадлежит тебе, то почему долг с меня должен взыскать кто-то другой?
– Есть я, а есть те, кто служат мне. Через кого-то из них ты связалась со мной, но платить должна им, а я приму твою плату через них, – терпеливо пояснил Киана. – Круговорот энергии, понимаешь?
– Вроде бы, – ответила Грета, стараясь вспомнить, к кому она обратилась в порыве ненависти. Кажется, это было имя темной жрицы. У мужчины она бы не стала искать справедливости.
Киана взял Грету за локоть и повел за собой. Он двигался бесшумно, легко. Ни одна веточка не хрустнула под его ногами. В то время, как ведьма слышала, как под ее стопами шуршит листва. Она заметила, как возле Киана появился один из его слуг – Дым. А следом за ним еще два – Жгут и Ужас. Это были черные змейки, состоящие из тумана, меняющие свою форму по настроению. У Дыма проскальзывали во тьме серебряные искры, у Жгута – красные, а Ужас не имел никаких переливов. Она не знала, какие поручения давал им Киана, но эти слуги казались ей очень странными. Впрочем, и Киана не был обычным чародеем.
Они вернулись домой. Высокие стены пепельного цвета, две остроконечные башни и неприветливый, уродливый дом из камня, с небольшими окнами. Грета поднялась по каменным ступенькам и вошла внутрь. Там пахло сухой листвой и сладковатой горечью перстянки. Тускло горели свечи. На стенах висели мешочки с травами, шкуры животных и маски, много разных масок. Грета подумала, что Бальтазар никогда не сможет найти ее здесь, даже если очень захочет. И вдруг четко осознала, что не хочет, чтобы он находил ее. Она начала встречаться с ним, чтобы забыть Мариана и ощутить себя лучше после истории с Лейфом. А еще он спас ее, и она не могла избавиться от ощущения, что обязана ему.
Он был уверен, что придумал гениальный план. Заручился поддержкой влиятельных людей и чародеев, подстелил соломку везде, где только мог. Учел весь чужой неудачный опыт и все равно оказался в проигрыше.
– Еще! – рявкнул Августин, требуя у трактирщика спиртного. Тот наполнил стакан мутноватой жидкостью и снова принялся вытирать посуду. Час уже был поздний, и нужно было решать, останется он тут ночевать или поищет другое место. Человек, которого ждал Августин, так и не пришел. Значит, дела не просто плохи, а хуже некуда. Он залпом осушил стакан и, поморщившись, вытер рот грязным рукавом рубахи. Сейчас он выглядел, как последний оборванец, и вряд ли кто-то смог бы углядеть в нем сына Первого лорда. Чувствовал он себя также погано. Пребывание в тюрьме и пытки подорвали его здоровье, а после побега лечиться было негде и не на что. То, что он в таком состоянии смог добраться до Кассии, уже было большой удачей.
– Мы закрываемся, – меланхолично сообщил ему трактирщик.
Августин бросил на стол заранее приготовленную монету.
Все, что у него осталось.
– Беру койку на ночь, – прохрипел он и закашлялся.
– Хорошо, – не меняя тона, ответил трактирщик. – Ступайте в общую комнату на втором этаже.
Августин стиснул зубы, чтобы не выдать злобное ругательство. Он мог бы находиться во дворце, вдоволь есть и спать на мягкой постели, гоняя слуг по любому мелкому поручению. Носить сшитую для него одежду, а не кутаться в лохмотья, которые удалось украсть. И он не знал, что ему делать дальше, чтобы вернуть себе хотя бы часть прежней жизни. Добравшись до постели, не особо чистой и совсем неудобной, он лег и закрыл глаза, зная, что вряд ли уснет.
***
Августина разбудил удар в лицо. От глухого вскрика перехватило дыхание, и он вскочил. Спешно открыл глаза, чтобы вернуть наглецу затрещину, но ничего не увидел. Отбросив в сторону тряпку, которой оказалась его жилетка, он с яростью уставился на молодого человека, с усмешкой наблюдающего за его метаниями.
– Одевайся, – приказал он, опираясь на трость.
Августин собрался уже обматерить его, но, приглядевшись, понял, что его гость – сын советника Юна и, пожалуй, с ним стоит быть учтивым. Счет ему можно и потом будет выкатить, когда обстоятельства будут более благоприятными.
– Как ты нашел меня? – спросил Августин, обуваясь.
– Твоего дружка Сола арестовали, – рассматривая ногти, лениво ответил Кир. – В его карманах нашли твою записку.
– Я так понимаю, его арест – твоих рук дело, – мрачно проговорил Августин,
– Конечно. Я ведь не могу идти против отца открыто. По крайней мере, пока, – понизив голос, сказал Кир.
Августин вопросительно посмотрел на него. Тот кивком указал на дверь и, прихрамывая, направился к выходу. На ходу набрасывая на плечи плащ, сын первого лорда поспешил за ним. Они вышли на улицу и медленно двинулись в сторону пристани.
– Куда ты меня ведешь? – спросил Августин.
– В место, где можно спокойно поговорить.
– Или тихо прикончить и не оставить следов, – нервно заметил Августин. Конечно, у него было при себе оружие, но это никак не давало ему основания чувствовать себя в безопасности. Тем более, Кир в прошлом никогда не был его другом и смотрел на него свысока. Разница в возрасте у них была не больше пяти лет, но Кир жил взрослой жизнью уже лет с двенадцати, по крайней мере, так казалось Августину со стороны.
– Самомнения тебе не занимать, конечно, – рассмеялся Кир. Его темные волосы на солнце отливали золотом. Белый костюм сидел идеально. Пальцы украшали массивные перстни с камнями, стоящие целое состояние. Августин ощутил укол зависти: он никогда не мог позволить себе такой роскоши. – Для устранения таких, как ты, у меня есть слуги.
Слова Кира больно хлестнули Августина по самолюбию. Он закусил щеку и ощутил привкус крови.
– Зачем я тебе тогда? – спросил он.
Они подошли к воде, и Августин сел на край пирса. Кир оперся на трость и уставился вдаль, щурясь от яркого солнца.
– Ты в курсе, что править Касталией теперь будет Раданелла?
– Что?! – от неожиданности Августин поперхнулся воздухом и закашлялся. Он мог представить кого угодно на месте отца, но только не эту суетливую курицу! Какая из нее правительница?!
– Сегодня в сопровождении каведонских войск она возвращается в Кассию, чтобы править, – наблюдая за Августином, сказал Кир. – Мой отец, конечно же, на ее стороне и готов стелиться перед новой леди ковром. И ладно бы перед умной женщиной, это не грех, но не перед этой дурой! Она ведь даже слова «политика» не понимает!
– Согласен, – шмыгнув носом, сказал Августин, радуясь, что его негодование разделяют.
– Я знал, что ты поймешь меня.
– Ты ради этого вытащил меня из постели? – проворчал Августин, чувствуя, что Кир играет с ним.
– Хочу, чтобы ты продолжил то, что начал, – помедлив, сказал Кир. – Занял место своего отца и стал править Касталией. Я поддержу тебя, и я знаю тех, кто готов это сделать.
– Неужели?
Альба закричала, и ее крик больно резанул Дора по сердцу. Наверное, он изменился в лице, потому что она рассмеялась. Лейф бросил предупреждающий взгляд на герцога.
– Вмешаешься – станешь следующим, – сурово произнес он и, схватив сопротивляющуюся Альбу за плечи, потащил к двери.
– Дор, спаси меня! Ты ведь незлой, ты же любишь меня... Пожалуйста! – крикнула Альба, и в ее взгляде промелькнуло отчаянье, когда увидела, что тот не шелохнулся.
– Заткнись, тварь! – рявкнул Лейф.
– Дор! – вырываясь, позвала Альба, и в ее глазах заблестели слезы.
Герцог подумал, что мог бы сейчас броситься к Лейфу, отбить у него Альбу и увезти с собой. Он знал, Альба ждет этого, верит, что он может так поступить. И так же знал, что не простит себе, если сделает это. Точно так же, как если продолжит стоять и смотреть, как ее уводят. И у него не было вариантов, как решить эту дилемму. Какая-то часть памяти или сердца – Дор так и не понял – еще любила Альбу и хотела, отдать все, чтобы спасти ее. Только бы не думать о будущем, только бы не жить с этим чувством вины, что он ничего не сделал для нее.
– Она пыталась убить тебя, Дор, – прошептала графиня Локк. – И сделает это снова, поверь.
– Молчи, тварь! – прокричала Альба.
Графиня Локк глухо застонала, прижимая руки к животу. На ее коже выступили маленькие капли крови. По телу пробежала судорога, и она заметалась. Дор опустился рядом с ней на колени и взял ее за руку. Она была ледяной. Лейф замер у дверей, не сводя глаз с матери.
– Ты снова ничего не сделаешь, да? – бросила Альба Дору, и у него по коже пробежал озноб. – Позволишь другому мужчине решить мою судьбу? Какой же трус, Дор!
Герцог поднял глаза и посмотрел на свою бывшую возлюбленную. От ее слов ему хотелось провалиться сквозь землю, потому что все повторялось, и он чувствовал себя точно так же, как и тогда. Новая судорога, пробежавшая по телу графини, отвлекла его от маркизы.
– Дор, спаси меня! Спаси, пожалуйста! Я все еще люблю тебя! Неужели тебе все равно, что это чудовище убьет меня!
– Ты тоже чудовище, Альба, – глухо произнес Дор. Он знал, что вряд ли сможет простить себе это бездействие, но, глядя на умирающую графиню Локк, понял, что не может поступить иначе.
– Я тебя ненавижу! Ненавижу! – прокричала Альба, когда Лейф вывел ее из комнаты. – Будь ты проклят, Дор! Я тебя проклинаю! Проклинаю!
Слова маркизы прозвучали для Дора болезненно. Он закусил губу, и в памяти промчались последние семь лет жизни, когда он был ни жив, ни мертв.
– Она тебе ничего не сделает, – тихо проговорила графиня Локк, легко сжимая его пальцы. – Никакое проклятье тебя больше не коснется. Обещаю.
– Берегите силы, хорошо?
– Этот портрет твоего отца… – с легким волнением произнесла она. – Когда он был нарисован?
Дор поднял голову и посмотрел на картину, висящую на стене напротив.
– За несколько месяцев до смерти, – ответил он. Губы графини тронула легкая улыбка. Она не сводила глаз с портера, словно хотела запомнить навсегда черты темноволосого мужчины с загадочной полуулыбкой.
– Мой Тристан… – прошептала графиня Локк, и слезы потекли по ее щекам. Новый приступ боли заставил ее неестественно изогнуться и застонать. Не зная, как ей помочь, Дор ощутил себя бесполезным.
Дверь открылась, и вошел Лейф. Мрачный, с пятнами крови на одежде, он выглядел старым и уставшим. Он подошел к дивану, на котором лежала графиня, и склонился над ней. Убрал темные волосы с ее влажного лба и поправил подушку. Она потянулась к нему и дрожащими пальцами ухватила его за запястье.
– Мальчики мои… – прохрипела графиня Локк. – Дор, найди Йену… Ты обещал мне.
– Конечно.
– Она где-то здесь, в замке, – шумно сглотнув, сказала графиня Локк. – Поищи ее.
– Давай, иди, – раздраженно произнес Лейф, видя, что Дор медлит. Герцог отпустил руку графини и осторожно положил ей на живот. Поднялся и направился к двери. Он понимал, что им нужно побыть вдвоем, возможно, сказать что-то важное и ему там не место. И не мог понять, почему ему так хотелось находиться рядом с ними. Они не его семья, напомнил он себе. Просто его отец был влюблен в эту женщину, графиню Локк, и все.
Дор подошел к балкону и выглянул во двор. Заварушка с мятежниками закончилась, люди короля вязали оставшихся в живых и складывали трупы убитых у стены. Одно осиное гнездо было разрушено.
Толкнув дверь в ближайшую комнату, Дор увидел Альбу. Она лежала на кровати, волосы мягким золотом растеклись по покрывалу. Лейф убил ее быстро: вонзил кинжал в сердце, и герцог невольно испытал благодарность: он не хотел, чтобы над ней издевались. Лейф, скорее всего, просто спешил, и к милосердию это не имело никакого отношения.
Склонившись над Альбой, Дор провел рукой по ее волосам. Заставил себя посмотреть ей в лицо – такое спокойное и умиротворенное после смерти. Ее глаза были закрыты, на щеках еще блестели дорожки от слез. Он снова мог прикасаться к ней, держать ее за руку, как прежде, но это уже ничего не могло изменить.
– Прости меня, – тихо проговорил Дор. – Я виноват, я знаю это, и мне с этим жить до конца дней. Слова уже ничего не изменят, я для тебя навсегда останусь предателем.
Грета смотрела на тропинку, которая скрывалась за деревьями. Она чувствовала, как лес дышит, но это дыхание принадлежало не ему, а Киане. Окутывал своей силой ее тело, делая покорной. Она мотнула головой, прогоняя чужую магию. Мысленно прочитала заклинание и ощутила, как магические тиски ослабли. У нее были сомнения, что ее магия сработала по- настоящему. Подозревала, что Киана играет с ней, обманывает ее, давая поверить в свое могущество. Едва эта мысль проскользнула в ее сознании, она уловила тихий звук, похожий на смех. Значит, она права.
Не обращая внимания на это, Грета сделала несколько шагов вперед. Ветер волной ударил ей в лицо и разметал волосы. Киана, как всегда, появился перед ней неожиданно. Но на этот раз он был не один, а с Таликой. Та, словно кобра, вилась вокруг его тела темной дымкой.
– Киана, мне надо уйти, – голос Греты прозвучал звонко, и ей показалось, что это нельзя воспринять серьезно.
– Я тебя не держу, – сказал Киана, и в его глазах вспыхнул странный огонек. – Найдешь возможность уйти – иди.
– Да ладно, не издевайся над девчонкой, – вкрадчиво проговорила Талика, обнимая его за талию. – Она хочет к своему жениху.
– Я не издеваюсь, я даю ей возможность познать себя и Тьму, – ответил Киана, отодвигая от себя Талику. Та сделала вид, что не заметила этого жеста, и снова прильнула к нему.
Грету зазнобило. Она увидела, как корни деревьев устремились к ней, а следом за ними и ветки оплели ее с ног до головы, заскользили в волосы, не давая шевельнуться. Она ощутила себя спеленатым младенцем и могла только дышать, беспомощно глядя на Киана. Тот внимательно наблюдал за ней и словно чего-то ждал от ведьмы, какого-то действия, но она не могла понять, чего именно. Попросить его о пощаде? Или просить простить ее за желание сбежать?
Ветви и корни стали сжимать ее тело еще сильнее, выдавливая из нее жизнь. Нужно было что-то быстро решать, но страх мешал думать. Талика звонко смеялась, обнимая Киана. Тот же стоял неподвижно и смотрел на Грету.
В памяти ведьмы всплыли карты из последнего расклада. Сердце забилось чаще, и она вдруг поняла, что ее не сдерживает ничего, кроме собственного страха. Она хотела уйти и боялась это сделать. А еще ей очень не хотелось, чтобы Киана отпускал ее, чтобы показал ей, что она важна для него. Тиски ослабли и тенями растеклись по земле.
– Если я не твоя пленница, как ты говоришь, то прощай, Киана, – холодно проговорила Грета и двинулась вперед. Хозяин Тьмы не остановил ее, и она побежала к озеру. С разбега бросилась в холодную воду и разрешила себе пойти ко дну.
***
Грета не знала, сколько прошло времени прежде, чем она снова оказалась на поверхности. Вода затекла ей в нос и уши, щипала глаза, и хотелось чихать. Шумно отфыркиваясь, она поплыла к берегу. Задрав голову, увидела над собой солнце. Получается, озеро – это ключ к миру Киана, и теперь она знает, как вернуться обратно. Если он, конечно, не придет за ней раньше. Она даже себе боялась признаться, насколько ей этого хочется. Даже думать о том, что она влюбилась, было страшно. Скорее всего, это его магия вызвала у нее помутнение рассудка.
Грета выбралась на берег и, отжав мокрое платье, огляделась по сторонам. Место было ей незнакомо. Небольшой лес – за ним деревня. Не будет ли беды, если она пойдет туда? Устроившись на теплых камнях, Грета достала шар возможностей и карты. Ей нужно было понять, где искать Бальтазара. И они дали ей ответ. Высушив платье и приведя себя в порядок, она отправилась в путь.
***
Добравшись к вечеру до небольшого городка, Грета остановилась напротив трактира. Она попыталась прочитать его название и не смогла. Язык, на котором оно было написано, оказался ей незнаком. Где же она? Ведьма огляделась по сторонам, прислушалась к чужим разговорам. Но голоса звучали слишком тихо, чтобы разобрать слова. Неужели она не в Аталаксии? Это предположение заставило ее заволноваться. У нее не было подтверждения личности, а это могло принести неприятности, если кто-то захочет проверить, кто такая чужачка.
Ребенок, чувствуя ее состояние, начал сильнее толкаться, и она положила руку на живот, стараясь его успокоить.
– Чего стесняешься? – раздался мужской голос с хрипотцой. Говорил он на аталакском, но с легким акцентом. Грета обернулась и увидела старика, выглядывающего из-за дерева.
– С чего вы взяли? – спросила она.
– Ну, стоишь, жмешься, то ли уйти, то ли остаться, – подходя к ней, ответил старик. На нем была длинная белая рубаха и широкие штаны.
– Как вы поняли, что я не местная?
– Глаза у меня есть, представляешь? – рассмеялся старик. – Одета ты не по-нашему. Да и робость видно.
– А вы, значит, тоже не совсем местный? Чужой язык, вот, знаете, обычаи.
– Дык! – красноречиво произнес старик и пригладил белоснежную бороду. – Ты ищешь, что ли, кого?
– А где я сейчас нахожусь? – спросила Грета. – Я просто заблудилась в лесу и не могу понять, куда вышла…
Старик тихо хмыкнул, словно не поверил ей.
–Ты в Гульно, деточка. Той самой, что недалеко от Аминады.
– Той, что на пути в порт? – сообразила Грета.