— Вот ты где!
Ингар обхватывает меня и легко поднимает над землёй. Я болтаю ногами, и сапоги того и гляди свалятся. Всё-таки у тётки Гейли нога сильно больше моей.
Ингар опускает меня на землю, наклоняет голову. Вот-вот поцелует! Но я отступаю и смущённо улыбаюсь. Но Ингар не сдаётся, обхватывает моё лицо колючими, заскорузлыми от снега варежками, быстро целует и шепчет:
— Всё равно моей будешь. Я к отцу, подзывал чего-то. А ты, Вераяника, — коверкает он имя, непривычное его слуху, — ленточку готовь. Не дашь — сам возьму, никуда не денешься!
Поднимается ветер, и с крыш, с ёлок летит снег, припорашивает тёмные кудри Ингара. Он смеётся, и воздух лёгким облачком вырывается изо рта. Быстрыми уверенными шагами Ингар уходит.
Моей будешь… Он мне нравится, смелый и открытый, но я так хочу вернуться домой. Староста говорит, что в двух днях пути город, там люди, там маги. Я верю, они знают, как вернуть меня в мой мир, к семье. Это всё — деревня, странные нравы, Ингар — это всё ненадолго, поэтому не стоит и обнадёживать парня.
Тем более это только здесь я девка на выданье, даже засидевшаяся. Но не собиралась я в двадцать один замуж выходить! Ещё и за того, кого знаю так недолго.
От мороза щиплет нос и щёки, и я прикрываю их большим воротником тулупа. Тучи заволокли небо, ни одной звёздочки не видно, говорят, метель будет. И как деревенские всё это узнают без прогноза погоды?
Обхожу обрядовый костёр, улыбаюсь парням и девушкам. За пару месяцев я ни с кем особо не сдружилась, до сих пор пытаюсь привыкнуть к их укладу. Но меня нашли, отогрели, не прогнали, и я благодарна от всей души.
— Замёрзла, ведьма? — кричит мне Олли издалека и смеётся.
Я только улыбаюсь, не нравится мне, что ведьмой иногда дразнят, но куда деваться: раз неизвестно откуда свалилась в одной пижаме в сугроб, ещё и на кладбище, то замечательно, что вообще сразу не прибили. Или на костре не сожгли. Слава богу, меня, вопящую от ужаса, быстро нашли и привели в дом к старосте.
Мурашки бегут по коже от одних только воспоминаний. Хорошо, староста знает, что иногда появляются дырки в пространстве и оттуда что-то лезет. Говорит, магия. Хотя сама никогда не видела, но старосте пришлось поверить, иначе не знаю, как объяснить, как я здесь появилась. Заснула в кровати, проснулась в сугробе.
Поскорее бы добраться до магов. Пусть они новую дырку сделают. Но снег, говорят, растает нескоро, нелегко доехать до городов.
Я уже начинаю замерзать, на дворе градусов десять ниже нуля. Олли строит глазки Сиону, а после, наигранно отмахнувшись от него, идёт ко мне.
— Скоро староста со сподручниками придёт, закликать будут. А потом и сватовство. Чего стоишь? Спой, спляши, пущай Ингар знает, что не обманулся. Эко ты его приложила. Как свалилась, ни на кого не глядит. Счастливая, славный муж будет. Ты-то надумала? Размысли хорошенько, он парень видный, полдеревни по нему сохнет. Старостин сын, и сам староста будущий! Лови удачу. А то Нияна его себе приберёт. Кабы не ты, Ингар давно б её ленточку у сердца носил. А ужо как мать еёва на тебя сердита! Тёпленькое место отбираешь у дочки.
Будто я не знаю. Эта Адоя иногда так на меня зыркнет, если доведётся пересечься. У цепной собаки взгляд добрее. Да и Нияна от матери не отстаёт. Всё шипит на меня как змея.
— Ну будь ласочкой, не упрямься.
Олли стягивает с себя и меня варежки и быстро привязывает мне на запястье красную ленту. Когда сегодня у обрядового костра Ингар при всех укажет на меня и спросит, стану ли его женой, то мне в знак согласия предстоит отдать эту ленточку. Если я за...
Что же делать? И замуж не хочу, но и без деревни не выживу. И Ингар он такой… такой милый, хоть и чуточку м-м-м… неотёсанный. Но трудно ожидать многого от парня, который всю жизнь в лесной глуши живёт и не то что школы, нормального туалета никогда не видел.
Наверное, это и правильно отдать ленточку Ингару. Свадьбы всё равно летом, будет время подумать.
С конца деревни бежит Ярыш, ловко протискивается сквозь милующиеся парочки к костру.
— Там Бый с охотниками воротились! Калеченые все. Да легко-легко, кто помёрз, кто ободранный чутка, — сразу успокаивает он и вытирает варежкой нос. — Ничего не добыли. Говорят, опять чуди по лесу бродят. Задранных зайцев видели, и волка без головы. Всё колдуновы проделки! Совсем злой он стал.
В лесу словно в подтверждение его слов раздаётся далёкий протяжный вой, и все затихают. Колдун. Здесь все его боятся. Настолько, что даже имя его произносить запрещено. И дом его намного метров обходят. Говорят, он хозяин здешних земель. Не видела ещё я магию, ни разу, но все в деревне верят, что этот колдун страшилищ выпускает в лес и зиму на живое натравливает. Они ему подарки носят, но не помогает. Говорят, всегда в северных землях ледяные колдуны жили, но добрее были, а этот…
Распахиваются двери большой избы и выходит, опираясь на посох, староста с его сподручниками.
— Беда! Пришла недоля в наши дома. Теперь и лес нам не кормилец. Бый говорит, всё больше лес чудями наполняется.
Народ скорбно замолкает.
Староста поднимает руку.
— Есть решение. Вспомним прадедов наших. Обычаи древние, мудрые. Ты, — он показывает пальцем на меня. — Станешь жертвенной невестой.
Праздник в деревне

❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄
Дорогие читатели!
Добро пожаловать в новую историю. Буду рада вашим комментариям, добавлениям в библиотеку и звёздочкам на карточке книги ✨
Приятного чтения!
Кто-то, не вижу кто, толкает меня, и я падаю в снег. С меня стаскивают сапоги, рвут платье. Я пытаюсь уползти, и морозные иглы впиваются в голые руки и ступни.
— Гони её, гони!
Они теснят меня к лесу страшной чёрной горой, стоящего за деревней.
Хватаюсь за ограду так, что белеют пальцы. Упираюсь ногами, но меня тычут в спину, пихают палками, и мне ничего не остаётся, как двигаться вперёд.
Меня вдруг хватают сзади и как пушинку закидывают в сани. Я жмусь к полу, дрожу от холода и страха. Люди, одетые в тёплые меха, с горящими факелами в руках, толпятся рядом. Стена тел, гул голосов. Как я им завидую! Их тёплым одеждам, их единодушию. У них – огонь и дружеское плечо. У меня — холод и одиночество. Не вижу лиц, лишь тени от факелов мечутся по фигурам.
— Почему? Вы же были так добры! — кричу я.
— Пришла пора заплатить за нашу доброту.
К саням подбегает Олли с огромными от испуга глазами, и на меня падает какая-то тряпка. Я прижимаю к себе, оказывается, это старое драное одеяло. Его тут же дёргают обратно, но Олли не даёт, дрожащим голосом оправдывается:
— Это чтобы она раньше времени не замёрзла, а то колдун рассердится, что не сам заморозил.
Олли снова поворачивается ко мне, и я вижу, как трясутся её губы от подступающих слёз.
Сани резко дёргаются, несутся в темноту, и деревушка тёплым огоньком остаётся позади. По сторонам наезженной дороги вырастают огромные ели. Я стучу зубами, кутаюсь в одеяло, пытаясь сохранить хоть немного тепла. Мне так холодно, что я даже не могу заставить себя повернуться посмотреть, кто ещё в санях.
Мы останавливаемся. Меня грубо хватают двое, Ингар и Таир, выволакивают из саней. Одеяло летит в сторону, одно только тонкое шерстяное платье, местами изорванное, защищает от холода.
— Ингар, пожалей, — прошу я, — за что вы так со мной?
Они ослабляют хватку, и я падаю навзничь, снег залепляет лицо, забирает последнее тепло.
Ингар рывком ставит на ноги, толкает в чёрный лес, и мне приходится босой идти по глубоким сугробам. Таир подводит меня к толстой сосне.
— Иди за ведром, — как сквозь вату слышу голос Ингара. — Прорубь у развилки.
Он втыкает факел в сугроб, снимает с плеча моток грубой верёвки, обматывает мои руки.
— Ты же не можешь так поступить. Ты же обещал заботиться и любить. Ты же собирался жениться.
Он останавливается, сжимает челюсти. Большим пальцем гладит алую ленточку, которая всё ещё на моём запястье. Ингар поднимает руку и касается моего лица.
— Красивая ты. Жаль. Думал, мне достанешься.
Ингар одним движением затягивает узел, свободным концом верёвки привязывает меня к дереву, и ледяная грубая кора впивается в спину.
Возвращается Таир, останавливается в паре шагов.
— Ингар, пожалуйста. — Зуб на зуб не попадает, но я пытаюсь говорить: — Как моя смерть поможет деревне? Подумай сам. И разве я что-то сделала колдуну, чтобы моя смерть его обрадовала?
Таир опускает глаза.
— Нам должно быть сильными, и ты будь сильной, — уверенно говорит Ингар, берёт ведро у Таира и окатывает меня ледяной водой. Я задыхаюсь на вздохе. Тело горит, и я уже не понимаю, я в огне или во льду.
Пытаюсь кричать, а получается только жалобное бормотание.
— По… пожа…
Они отворачиваются. Я вижу, как в темноту удаляется факел. Слышу голоса, ржание лошади, однако вскоре всё стихает. Верёвки стягивают грудь, но я их почти не чувствую, как рук и ног. Меня так трясёт, что небо над головой ходит ходуном. Вдруг всё подёргивается пеленой, и мне кажется, что я лечу в это небо.
Вижу только яркий фиолетовый огонёк. Он плывёт навстречу, качается, становится больше, превращается в фиолетовую звезду, и сияние освещает жуткий лес. Всё заполняет собой. Бред. Я умираю и вижу галлюцинации. Глаза закрываются, я не в силах больше держать их открытыми. Я хочу спать. Я так хочу спать. Меня ждёт вечный сон.
Спасение или новая опасность?

С трудом разлепляю глаза. Тело горит огнём. Суставы будто выкручивают. Но руки свободны, их больше не стягивает верёвка. Хриплый выдох вырывается из груди. В глазах всё плывёт, но я вижу не лес. Справа пламя, и запах горящего дерева дурманит голову. Это наверняка предсмертные галлюцинации, мне так холодно, что кажется, что жарко, и снится тёплый огонь. Я роняю голову и опять мчусь в темноту.
Когда снова открываю глаза, сон не исчезает. Я лежу на чём-то мягком и тёплом. Голова раскалывается так сильно, что даже думать сложно. Сердце начинает биться ещё быстрее, когда осознаю, что это не сон и что я не могу вспомнить, как очутилась тут. С трудом подтягиваю ноги и, опираясь на слабые руки, заставляю себя сесть. Здесь — где бы ни было это здесь — темно, но хотя бы тепло. Свет идёт только от камина, в котором потрескивает огонь, и я вижу, как танцуют тени от пламени.
Что это? Протягиваю руки, и ладони упираются в гладкие железные прутья. Я в клетке? В клетке?!
Оглядываюсь и захожусь в крике. В другом углу клетки лежит небольшой олень. На его шее огромная рана, и шерсть от крови стала ярко-красной. Под оленем уже лужа запёкшейся крови. Меня сейчас стошнит. Зажимаю рот рукой и отползаю к стене, не в силах отвести взгляд от оленя. Его голова неестественно повёрнута, и единственный глаз, который мне видно, покрыт плёнкой. Судорожно ощупываю себя, вроде цела. Только лоб горячий, у меня наверняка высоченная температура, и кожа зудит в тех местах, где её касалась верёвка. Помимо рваного платья на мне теперь длинная тёмно-зелёная туника. Или это халат?
Я… я… где? Поднимаю голову. Большое помещение, в полутьме видны силуэты мебели. Окна закрыты ставнями. Это чей-то дом!
Вдруг я слышу тяжёлые размеренные шаги. В дальнем конце комнаты отворяется дверь, и заходит высокая тёмная фигура, а перед ней плывёт фиолетовый огонёк из моего сна. Магия… О боже, колдун! Я в его логове!
Кожа покрывается холодным потом, и я обхватываю себя руками, стараясь сдержать крупную дрожь.
Огонёк гаснет, колдун стряхивает снег с капюшона, стаскивает перчатки и кидает к камину. На меня даже не смотрит, и я боюсь дышать, только бы не привлечь его внимание. Но сердце колотится так, что, кажется, оно громыхает на всю комнату.
Колдун поводит плечами, приближается медленно и уверенно, и я вжимаюсь в угол, как только могу.
Он садится на корточки у оленя, сквозь прутья рассматривает его.
— Умер. Значит, едой будет.
Колдун поворачивает голову, но из-за капюшона и темноты я плохо различаю его лицо, но зато прекрасно вижу, как на меня уставляются глаза. В них мерцает отражение огня из камина, отчего кажется, это глаза-угольки кровожадного демона, готового сожрать мою душу. Ледяной страх сковывает тело. Колдун поднимается, открывает неприметную дверцу в клетке, вытаскивает оленя наружу. Длинные тощие ноги скребут копытами по деревянному полу. Колдун взваливает тушу себе на плечо и куда-то уходит.
Но дверца так и осталась открыта. Клетка не заперта! Со стоном утыкаюсь лбом в прохладный металл прутьев. У меня нет сил, чтобы бежать, ноги не держат. Голова кружится так сильно, что я не понимаю где верх, где низ. Меня опять жутко клонит в сон. Он, наверное, заколдовал меня, этот колдун. Все в округе до смерти боятся его. И я теперь его пленница. Сижу в клетке. Как зверь. Я мотаю головой, изо всех сил пытаясь преодолеть слабость, но помню только, что валюсь на пол.
Пришло время познакомиться с главной героиней.

❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄
Вероника, тихая барышня двадцати одного года отроду. Жила себе спокойно и знать не знала ни про какие другие миры и магию. Пока однажды не проснулась в сугробе на деревенском кладбище в лесной глуши. "Как? Что? Почему?" - до сих пор крутятся в её голове. Мечтает вернуться домой к маме, папе и сёстрам. В нашем мире увлекалась психологией (прямо скажем, ей это очень пригодится), но родители настояли, чтобы она училась на юриста, и Вероника не посмела перечить родителям.
Дорогие читатели!
Добро пожаловать в мою новую историю. Она пишется в рамках необычного литмоба, который стартовал на Литнет:
Вас ждут двенадцать книг о попаданках, которым предстоит пройти множество испытаний, чтобы выжить и разгадать тайны загадочных мужчин-месяцев. Сможет ли любовь преодолеть все преграды и согреть замёрзшие сердца?
Все книги вы найдёте по тэгу 12_месяцев_литмоб
https://litnet.com/shrt/SySS
Присоединяйтесь и выбирайте историю по душе!
Пляшущий свет касается век, и я просыпаюсь. Меня мучит кашель, но, как только приступ проходит, я сажусь и осматриваюсь.
Просторная комната едва освещена тлеющим огнём. Широкие окна закрыты ставнями, но из щелей сверху проникает яркий солнечный свет. «А ведь это большой дом, — додумываюсь я, — в деревне таких нет».
Внезапно вспыхивает пламя в камине, озаряя комнату. Недалеко от клетки расположен большой круглый стол и рядом… колдун. Он сидит в кресле и не отрываясь смотрит на меня. Злобно поджатые тонкие губы не сулят ничего хорошего, а от его взгляда хочется сбежать куда подальше. Но некуда. Я крепко зажмуриваюсь, хоть и понимаю, как это глупо, но ничего поделать не могу. Регрессия к детским стереотипам поведения налицо.
Я всё ещё в клетке, но дверца приоткрыта.
Колдун подходит к самой решётке, и сердце ухает куда-то в пятки. Он тянет дверцу, и серебряный браслет с изящно переплетёнными фигурками животных звякает о прутья.
— Ты похожа на синий цвет. И в тебе слишком много света. Ты всё испортишь.
Я отползаю и сжимаюсь в комочек в углу. Только бы подальше от него. И заодно от лужи крови, оставшейся от оленя.
В облике колдуна есть что-то от хищной птицы: то ли злобный напряжённый взгляд, то ли наклон головы, то ли в целом тонкие черты лица. Серовато-белая кожа, серые глаза, пряди пепельно-русых волос, падающих ему на лоб. Всё серое в его облике, как будто он покрыт тонким слоем пыли. Зато голос! Мелодичный, текучий, пробирающий. Таким только баллады петь.
— Как тебя зовут?
Простой вопрос, но я теряюсь. Однако не стоит злить его молчанием, лучше ответить: с агрессивными надо вести себя спокойно и рассудительно.
— Вероника.
— Такое длинное имя? Мне не нравится. Будешь Сиалия.
— Си… — кашель мешает мне говорить. — Сиалия?
— Сиалия, такая маленькая синяя птичка. Ты на неё похожа.
Чем, интересно? Самые обычные каштановые волосы, самые обычные карие глаза, и кожа самая обычная. Ничего синего. Если только я ледышка после мороза. Хотя мне жарко, даже душно, и воздуха не хватает. Хочется пить, но я боюсь попросить.
Колдун опускает взгляд на мои голые ноги, и я судорожно поджимаю их, стараясь прикрыть туникой.
— Уважаемый колдун. — Я облизываю сухие губы, набираясь храбрости. — Спасибо, что отвязали от дерева и принесли в тепло. Я пойду? — говорю я, через слово кашляя.
— Нет.
Он выпрямляется, и я задираю голову. Снизу он мне кажется целой горой. Теперь я боюсь закрыть глаза и упустить его из виду. Хотя толку-то: если такой захочет напасть, и пикнуть не успею.
Колдун отходит, и мне становится чуточку легче. Он прохаживается по комнате, наклонив голову, словно прислушивается к чему-то.
— Почему нет? — через несколько минут осмеливаюсь я на вопрос, который жжёт меня огнём.
— Ты больна. Воспаление лёгких. Лёгкие — это такие мешочки у тебя внутри для воздуха.
— Я знаю, что такое лёгкие.
Колдун оборачивается.
— Откуда?
О господи! Что ему говорить? Про другой мир? А вдруг он попаданок потрошит, как того бедного оленя.
— Я жду!
Пытаюсь придумать ответ, но мысли буксуют в голове. Воздуха опять не хватает, я делаю глубокий вдох и сразу же закашливаюсь. Пневмония. Вот же чёрт! А ведь от неё и умереть можно. Здесь, в этом мире, есть антибиотики? Боже, я хочу в поликлинику. Клянусь, больше никогда в жизни не буду ругаться на длинную очередь и на то, что талончики заканчиваются за считаные минуты. Я хочу домой.
Кашель душит, я падаю вперёд, опираюсь на ладони, пытаясь отдышаться и остановить приступ. Вдруг прохладные руки хватают меня за плечи, рывком тянут из клетки. В ужасе дёргаюсь и бьюсь, цепляюсь за прутья. Передо мной мелькает сердитое лицо колдуна, и я ещё отчаяннее рвусь из его рук. Он стискивает меня, перехватывает за горло.
Ну всё, он сейчас меня задушит. Прощайте все.
Глаза застилают слёзы, я почти ничего не вижу. Колдун с силой нажимает на мою челюсть, заставляя открыть рот, и внутрь льётся какая-то противная тёплая жидкость. Пытаюсь выплюнуть, но колдун закрывает мне ладонью рот, перехватывает за талию и прижимает к себе так крепко, что я не могу пошевелиться.
Ничего не остаётся, как проглотить терпкую жидкость, от которой щиплет язык. Колдун сразу же отпускает меня, и я кульком валюсь на пол возле клетки.
— С оленем было проще, — раздражённо говорит колдун.
По телу пробегают странные ощущения, будто внутри лопаются мыльные пузыри. Делаю пару вдохов и понимаю, что дышать легче, а кашель пропал. Воздух спокойно наполняет лёгкие, и голова почти не пульсирует от боли.
— Лекарство? Это было лекарство?
— Да.
А нормально он мне его дать не мог? Без всех этих щупаний.
Я сажусь, неуверенно оглядываюсь. Позволено ли мне подняться? Вдруг посчитает это…
Додумывать не успеваю. Колдун снова хватает поперёк туловища, тащит к столу и бросает в кресло, словно куклу. Я замираю ни жива ни мертва.
Колдун отходит, приоткрывает ставню дальнего окна, и закатное оранжевое солнце проникает внутрь.
Наверное, надо поблагодарить. Это точно лишним не будет.
— Спасибо, уважаемый колдун. За лекарство.
Но он на меня даже не смотрит.
— Почему ты называешь меня «колдун»? — с ноткой неодобрения спрашивает он, возвращается к столу, и я стискиваю подлокотники кресла.
— А как… надо?
В деревне все называли колдуна только так, даже имени никогда не упоминали.
— Я — Блар.
— Ты… Ты убьёшь меня?
— Зачем мне это? — Он смотрит на меня, но с таким равнодушием, что оторопь берёт. Может, он меня и за человека не считает? С трудом отгоняю от себя мысли про оленя.
— В деревне говорят, — осторожно начинаю я, смотрю на него снизу вверх. Не могу сдержать волнения, и от этого волнуюсь ещё больше, — что колдун…
— Я не колдун, а маг, — возражает он недовольно. — Магия гораздо могущественнее, чем жалкое деревенское колдовство.
Он опирается руками о стол, и по нему разбегаются морозные узоры, какие бывают иногда на окнах. Я мечусь взглядом, испуганно и восхищённо одновременно. В деревне никто не владеет магией, мне о ней только рассказывали. Но одно дело слышать, другое — видеть. Существует! Она и правда существует.
— И что именно говорят в деревне?
— А? Что колдун… мёртвых собирает.
Его губы изгибаются в зловещей ухмылке. Он молчит, а я так хочу, чтобы он сказал, что это безумные выдумки! Но вместо этого колдун спрашивает так, словно я в чём-то виновата, а он следователь на допросе:
— Как ты оказалась в лесу, привязанная к дереву?
Я опускаю голову.
— Деревенские… Они хотели… жертва… которая… как раньше. — Закрываю глаза, пытаясь подавить боль и ярость, но передо мной всё равно стоит Ингар, выплёскивающий на меня ледяную воду. Пришлось дышать по квадрату. Вероника, соберись! Красноречие на уровне детсадовца! Не мямлить, лес позади, а колдун тут и может рассердиться. — В деревне, она называется Така, испугались… чудей. И решили… принести меня в жертву… как когда-то делали их предки.
— Я полагал, эти дикие обычаи несколько веков как в прошлом. Что ты делала в Таке?
Я не отвечаю. Может, в молчании теперь моё спасение? Мой взгляд блуждает по столу, на котором тают морозные узоры.
— Ты сказала «их предки», — упорствует колдун. — Значит, не твои. Где твои? Или ты говоришь, или возвращаешься к дереву.
Я вскидываю голову, невольно гляжу в окно, за которым воет ветер. Колдун не отрываясь смотрит на меня, сильные чёткие черты его лица становятся хищными, а холодный взгляд пронзает насквозь.
Что сказать?!
Наверное, все сомнения написаны на моём лице, потому что колдун, ну то есть маг, презрительно говорит:
— Только правда может спасти тебя. Ненавижу лгунов. Что ты скрываешь?
Вздыхаю поглубже, и приступ кашля снова возвращается, — видимо, лекарство недолго действует. Я пользуюсь этим, чтобы потянуть время, но кашлять вечность нельзя.
— Староста в деревне рассказал, что бывают дырки в пространстве, будто огромная моль ткань проела. Он уверен, что меня в такую дырку затянуло и выкинуло здесь. Я из другого мира, — шепчу я и так сильно сжимаюсь в кресле, что ещё немного и превращусь в нейтронную звезду.
— Из другого мира, — тянет маг, и в его глазах появляется живой интерес, он впервые смотрит на меня не как на пустое место. — Таких ещё не было.
Каких «таких»? Были ещё попавшие? Девушки? Или что он имеет в виду?
Секунды идут, но маг, Блар, не двигается, лишь внимательно изучает меня. Я еле заметно выдыхаю: не схватился за оружие сразу, значит, шанс есть.
Блар отходит, его тень чёрной дорожкой растягивается по полу. Он берёт пару поленьев из груды, сложенной рядом с камином, и подбрасывает в огонь. Красное пламя разгорается, беспокойно трепыхается, разбавляя вечерние сумерки. Я пристально слежу за Бларом, ловлю каждое движение, если достанет оружие, то готовлюсь бежать к двери. Хотя прекрасно понимаю: это самообман, я и дойти не смогу, не то что добежать.
Блар возвращается, он осматривается, недовольно морщится и через всю комнату идёт за стулом. Ведь у стола всего одно кресло. В этом доме явно не бывает гостей.
Блар ставит стул напротив и жестом показывает, чтобы я пересела. Кое-как переползаю и устраиваюсь на жёстком стуле. Сам же маг садится в кресло.
— Как выглядит твой мир?
Я пожимаю плечами. Понятия не имею, как можно в двух словах описать свой мир, но пытаюсь. Однако нудная головная боль и жар в груди совсем мне в этом не помогают.
— Ну-у, он обычный. Земля называется. У нас есть знания и технологии, которых, кажется, у вас нет. Правда, здесь я видела только деревню да лес.
— В твоём мире ты на какой ступени? Есть титул?
— Нет, в моём обществе вообще нет титулов. Ни у кого. Они есть только в некоторых небольших государствах, как дань уважения прошлому. Мы все равны.
— Отсталое общество, — маг откидывается в кресле.
— Почему это?
Я так возмущена, даже забываю, что чокнутым лучше не перечить.
— Потому что равенство — это ложь.
Только не препираться с ним. Только не раздражать спорами.
— Значит, ты безродная, — первым нарушает повисшую тишину маг.
— Там мы все благородные!
Блар наклоняется ближе.
— А кто же тогда господствует в магии?
— Никто. В моём мире нет магии.
— Ты уверена?
— Д-да.
— Как именно ты попала сюда?
— Не знаю. Я спала, мне снилось, что я падаю. И вдруг сижу в сугробе, а надо мной чёрное небо в звёздах. Я закричала, меня нашли люди из деревни. Это было примерно два месяца назад.
— Кто научил тебя нашей речи?
— Оно само. Я сначала ничего не понимала. Потом мне казалось, все говорят на моём родном языке, поэтому долго не могла поверить, что я в другом мире.
— Что у тебя с собой было? Как ты открыла портал?
— Не открывала я никаких порталов! Говорю же, у нас нет магии. На мне была пижама, ещё серёжки золотые и цепочка. Но в деревне их забрали. Сказали, это плата за то, что они будут заботиться обо мне.
— Золотые серёжки, цепочка… Откуда же, если у тебя нет ни титула, ни власти?
— В моей стране, — гордо заявляю я, — у всех есть возможность носить такие украшения. Ну почти.
— Ты действительно уверена, что в твоём мире нет магии, нет магов?
Я задумываюсь. Ну шоу иллюзионистов — это не магия. И шарлатаны тоже.
— Да, уверена.
Я даже не успеваю понять, откуда у Блара в руке оказывается нож. Только вижу острое лезвие прямо у своего лица.
— Сиди тихо, — шипит маг.
А я и так едва дышу, ощущая, как холодные пальцы плотно обхватывают запястье. Маг тянет мою руку к себе.
Что он задумал?! Отрезать мне пальцы? Боже, спаси!
Блар проводит остриём лезвия по моей коже. Боль от пореза обжигает ладонь, и я сжимаю зубы, чтобы не скулить. Если он садист, это только раззадорит его.
Колдун не отпускает, внимательно рассматривает кровь, мелкими бусинами выступившую на коже. Он смахивает каплю, растирает между пальцами и даже нюхает.
Сумасшедший! Псих!
Блар разжимает хватку и снова теряет ко мне интерес. Он сидит, подперев голову, и, о чём-то задумавшись, поигрывает ножом.
Я глажу раненую руку. Порез мелкий, но он саднит, и кровь продолжает сочиться.
Блар переводит взгляд на меня, медленно, словно нехотя, лезет в карман тёплой на меху куртки и достаёт жестяную коробочку.
— Давай сюда. Давай, пока всё не заляпала!
Он снова хватает мою руку, берёт из коробки какую-то субстанцию и наносит на порез. Воняет жутко! И выглядит отвратительно: похоже на гнилую пережёванную траву, смешанную с салом. Однако боль угасает, и кровь останавливается.
Сначала спасает, потом в клетку сажает. Сначала ранит, потом лечит. Я перестаю что-либо понимать. Деревенские сто раз правы, обходя колдуна стороной.
— Есть ли в твоём мире волки?
Чего-чего, а такого вопроса я не ожидала. Спокойно киваю, хотя внутри всё замирает от тревоги. Как общаться с психопатом? Столько подкастов прослушала и книг пролистала, а в голове сейчас пусто. Вот бы сюда настоящего психолога или опытного переговорщика.
— Как выглядят волки? — допытывается маг.
— Серые. С зубами.
Может, я в сумасшедшем доме? Это всё объясняет. Я никакая не попаданка в другом мире, я в самой обычной психушке и беседую с другим умалишённым. У которого в руках оружие.
— Сколько у них глаз?
Заставляю себя не смотреть на длинный, сантиметров двадцать, клинок и ответить на вопрос.
— Два.
Блар хмурится. Два — это неправильно? Сколько ему тогда надо?
— Уважаемый к… маг, я готова рассказать всё, что знаю, только не мог бы ты убрать свой нож?
Он усмехается и запихивает нож за голенище высокого сапога. Надо запомнить, в следующий раз буду начеку.
— И я отвечу быстрее, — продолжаю я, — если буду понимать, что именно ты хочешь узнать.
— Я не уверен, что ты человек, — огорошивает он меня тут же.
— Но как же? Я ведь… Вот! — протягиваю ему руки. — Человек!
От волнения снова закашливаюсь. Блар нехорошо улыбается.
— Это ещё ничего не доказывает. Чуди, как ты их называешь, появились недавно и теперь бродят по моим лесам. Уже месяца два. — Блар в упор смотрит на меня. Гулко сглатываю, понимая к чему он ведёт. Я тоже тут два месяца… — Они пришли из порталов. Как и ты, — медленно произносит маг с таким мрачным видом, что вернуться к дереву уже не кажется настолько ужасной участью.
— Но твоя кровь обычная. И на первый взгляд, ты всё же не чудовище, — он оценивающе прищуривается. — Иначе бы не заболела.
Наверное, я единственный человек в мире, который радуется тому, что заболел пневмонией.
— Не чудовище, конечно, не чудовище! И я правда болею. Кхе-кхе. Я самая обыкновенная. Просто из другого мира, — пытаюсь укрепить своё положение. — Все два месяца я просидела в деревне, никуда не отлучалась, по лесам не бродила. Ну раз мы выяснили, что я человек, — замолкаю ненадолго, набираясь наглости: — я могу уйти? Ты меня отпустишь? Далеко ли до другой деревни? Ты мне только покажи. А если одолжишь одежду, то…
Блар поднимается.
— Не отпущу. Ты отсюда не выберешься. Если собираешься плакать, то чтоб я тебя не слышал. От тебя и так много шума. Спать будешь здесь.
Он показывает на клетку.
Нет! От мысли, что меня снова запрут, мне плохо.
— Но я же не зверь. В своём мире я привыкла быть свободной, — пробую я обозначить границы. — Даже в деревне, даже после того, как меня нашли на кладбище, я спала в постели, а не в клетке. Не запирай меня опять. Пожалуйста!
— Я запирал не тебя, а оленя. Он мог сбежать.
— Поэтому ты его… и убил?
— Я его не убивал. Я его лечил.
— Ножом по горлу?
Маг оборачивается и смотрит на меня так пристально, что я не знаю, куда деться от его взгляда. Думать надо, что говорю!
— Ты совсем дикая? Не можешь понять разницу между ранами от ножа и от зубов? Я не трогал оленя. Подобрал в лесу, уже раненого. Собирался вылечить. Принёс в тепло.
— Почему же и меня тогда посадил в клетку?
— Потому что там мягкая подстилка и это самое тёплое место — у камина. А ты умирала от холода.
Логика — не поспоришь. Однако от его слов во мне тихим пламенем разгорается радость: он не планировал ни убивать меня, ни запирать в клетке. И оленя не убивал. Камень с души сваливается.
А вот и тот самый маг, который совершенно не умеет принимать гостей

❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄
Блар (но у него и фамилия есть - Глэйс)
В деревнях по соседству предпочитают не иметь с ним дела и даже имя боятся произнести вслух, а всё потому, что он нелюдим, резок и возится с мертвечиной. Вероника (которую Блар успел переименовать в Сиалию) мысленно уже наставила ему психиатрических диагнозов и записала в сумасшедшие. Однако не так всё просто. У этого северного мага полным полно секретов, которыми он не считает нужным делиться. Но с нами поделится! Ему придётся ;)
— Не-не-не, я передумала. Пойду в клетку.
Я пячусь к двери. Блар вскидывает руку, и я вжимаю голову в плечи, готовясь к худшему. Но вместо удара маг снова подталкивает меня в комнату.
— Ночью уйду. Можешь спать тут.
Дверь за ним захлопывается с глухим стуком, и я остаюсь одна. Выждав паузу, дёргаю за ручку, но дверь заперта!
Со вздохом прислоняюсь к стене, осматриваюсь. Ну хоть не клетка. Комната небольшая и тёмная, но не страшная пыточная. В стене справа камин с потрескивающим огнём, слева — широкая кровать. Но меня манит окно напротив. Пошатываясь от слабости, подхожу и приоткрываю ставни. Солнце почти скрылось за горизонтом, но его света ещё достаточно, чтобы рассмотреть вид снаружи. За окном мельтешит снег, и сильные порывы ветра гонят позёмку по сугробам. Метрах в пяти начинается лес, угрюмый и непролазный, и ничего не видно сквозь чёрные стволы и густую хвою. Окно оказывается гораздо выше, чем я ожидала. Дом разве двухэтажный? Здесь я таких ещё не видела. В деревне были только обычные, похожие на избы, приземистые дома.
У окна в углу на добротно сколоченном столе стоит кувшин. Меня так мучит жажда, что я с удовольствием пью из него воду, и мне уже всё равно какая она, пусть хоть отрава. В комнате тепло, но меня знобит от лихорадки. Ни к чему не хочу притрагиваться, маленькая уловка психики: тогда можно притвориться, что я здесь ненадолго, оказалась случайно и не задержусь. Но я очень устала и истощена, нервы на пределе, а силы нужны, если я хочу спастись. Поэтому добираюсь до кровати, застеленной колючим шерстяным одеялом, и только моя голова касается подушки, я то ли засыпаю, то ли теряю сознание.
Когда открываю глаза, ночь уже прошла. Из окна льётся голубоватый искрящийся свет, какой бывает только в ясные снежные дни.
Я сажусь на кровати, опускаю ноги на холодный пол. Мне лучше, но слабость и кашель не прошли, и в голове странное ощущение, что всё вокруг сон. Наверное, я ещё не отошла от шока последних дней.
Распахивается дверь, — конечно, без стука, — и заходит Блар в запорошенном плаще и сапогах, белых от снега. Маг окидывает взглядом комнату, косится на открытые ставни и хмурится. С громким стуком закрывает их и бросает мне через плечо:
— Не трогай ничего.
Он не любит свет? Солнце? Вроде не вампир. Или ставни нужно держать закрытыми, чтобы чуди не пробрались? Но в деревне уверены, что их насылает сам колдун. А Блар говорит, что они из портала. Как и я.
Я вздыхаю. Как всё у них сложно-то. И что за чуди такие, правда страшные? В деревне про них боялись говорить, верили, что чуди услышат и придут. Магическое мышление вообще свойственно жителям Таки.
Блар медленно приближается ко мне. От него веет снегом и морозом. Снежинки падают с меховой оторочки его плаща прямо мне на нос, заставляя морщиться от холода. Маг бесцеремонно хватает меня за подбородок, крутит туда-сюда, касается моего лба, проверяет порез на ладони, не обращая внимания на моё недовольное лицо.
Ничего не говоря, маг уходит. Без него, разумеется, спокойнее, и я бы тут могла вечность сидеть, но живот сводит от голода и мне нужно в туалет. Заставляю себя подняться и выглядываю в коридор. Кутаясь в тунику, что всё ещё на мне, придерживаюсь за стенку и направляюсь в комнату, ту самую, в которой побывала вчера.
Мага здесь нет. Ставни открыты лишь наполовину. Всё ясно, Блар точно не любит день. Приглушённый свет из окна смешивается с отблесками пламени, и его вполне достаточно, чтобы рассмотреть комнату и все тёмные углы.
Здесь очень пусто. Два окна со ставнями, ни занавесок, ни цветов. У большого круглого стола простое кресло с деревянными подлокотниками и потёртой зелёной обивкой да стул, оставшийся с вечера. У потемневших от времени стен стоят стеллажи, почти до потолка. На них аккуратными рядами расставлены книги и разложены рулоны пожелтевших листов бумаги. В деревне ни у кого книг нет. Ни одной. А у мага целая библиотека. Я касаюсь пальцами шершавых кожаных и тряпичных корешков. Если есть книги, значит, он грамотный. Ну не картинки же он в них смотрит.
Часть полок отдана под маленькие пузатые баночки, свечи в кованых подсвечниках, плетёные короба. И все они стоят идеально ровно. Даже пучки трав, висящие в углу, все одинаковой длины. И нет ни одной безделушки или просто красивой вещицы, которые иногда могут рассказать о хозяине больше, чем вся остальная обстановка. Всё только нужное и полезное. Однако несмотря на порядок, чистоты здесь нет. На полках толстый слой пыли, а в углу сметён кучкой мусор.
Самое симпатичное место в комнате — это массивный каменный камин, от него действительно веет уютом. Лишь сейчас замечаю, что рядом с камином появилась новая клетка, только маленькая, и в ней лежит серовато-коричневая птичка лапами кверху. Я сажусь рядом, прячу озябшие ноги под изодранный подол. Птица вдруг дёргается, шевелит длинным хвостом. Живая! Она, наверное, просто замёрзла. Просовываю палец в клетку и касаюсь крошечного тельца, оно и правда холодное.
«Олень, птица… Так он спасает животных! — осеняет меня. — Блар подбирает замёрзших и раненых, а деревенские их ошибочно принимают за мёртвых. И меня также подобрал! Господи, он не псих».
Всё внутри меня взрывается от радости. Это простое недопонимание, и только! Ну и характер у Блара, конечно, крут, точно не способствует хорошему общению.
— Бедняжка, — я осторожно глажу мягкие перья птички. — Как я тебя понимаю.
Содрогаюсь, будто от мороза, вспомнив, как с меня срывали одежду, гнали прочь на верную гибель те, кого я считала пусть не друзьями, но добрыми людьми. И… Он… Ингар. Быстро же закончилась его любовь.
Птица трясёт крыльями и так пронзительно, жутко пищит, что я отшатываюсь. За спиной раздаются тяжёлые шаги. Блар подходит, отпихивает меня в сторону, кидает в клетку давленое зерно. Даже не взглянув, бросает мне мягкий свёрток и уходит.
Я для него, наверное, что-то вроде этой неразумной замёрзшей птички. Он ведь даже имя мне какое-то птичье дал. Ну и ладненько, я совсем не стремлюсь стать объектом его внимания, хотя немножко обижает такое отношение.
Свёрток оказывается обувью, похожей на шерстяные носки с мягкой кожаной подошвой. По улице в такой не походишь, только в доме, но я и этому рада. Охотно натягиваю эти носки-тапочки. Вроде мелочь, всего лишь обувь, но я сразу чувствую себя человеком.
Я так голодна, что готова забрать у птицы её зерно. Но Блар возвращается, ставит на стол две тарелки и кружки, садится в кресло.
— Разрешаю сесть рядом и поесть.
Разрешает он. Считает себя моим хозяином, раз спас?
Я подавляю раздражение, не накалять обстановку сейчас важнее, благодарно улыбаюсь и сажусь на стул.
Передо мной лежит дымящееся зарумяненное тёмно-красное мясо, сочащееся жиром, и так волшебно пахнет, что я готова съесть его вместе с тарелкой. Блар методично разрезает свой кусок ножом, но оружие в его руках меня уже не пугает. Если он мелкую птичку спасает, то меня ведь не тронет. Мне маг ножа не дал, поэтому я просто натыкаю мясо на вилку и откусываю.
— Вкусно, спасибо, — бормочу я, — необычное мясо. Не доводилось ещё такого пробовать.
— Это олень.
Мясо застревает в горле.
— Тот самый? Из клетки?
— Что же тебе не по нраву?
— Н-нет, всё прекрасно. Действительно, ну не пропадать же мясу, — считаю за лучшее проявить лояльность. Тем более оленю уже не помочь. Однако я съедаю ещё немного, и аппетит пропадает.
Пихаю нос в кружку. Пахнет знакомо — травой и цветами. Такие настои пьют в деревне, но этот ещё и сладкий, мне на радость. Я два месяца ничего сладкого не ела! Только мороженые ягоды, которыми меня однажды угостила Олли.
Снова становится жарко и душно, и почти каждый вдох заканчивается кашлем. Блар ставит передо мной бутылочку из тёмного стекла. Я жду пояснений, но он молчит, приходится начинать разговор самой.
— Лекарство?
— Угу, — равнодушно отвечает Блар, не поднимая глаз от своей тарелки.
В прошлый раз вроде ничего плохого не случилось. Выбора всё равно нет, надо пить, иначе рискую совсем слечь.
Горьковатая после сладкого настоя жидкость жжёт горло, но почти сразу становится легче, и организм упрямо взывает обратить внимание и на другие его потребности.
— А где здесь?.. — мнусь я.
— Отхожее место в конце коридора, зелёная дверь.
Надо же, какой сообразительный.
Я отправляюсь искать туалет. Как приятно ходить в тёплых тапочках, а не босиком по холодному полу! В коридоре знакомая дверь ведёт в спальню, потом обнаруживается ещё одна дверь, которую я не заметила вчера. Воровато заглядываю: здесь пахнет едой, а огромный очаг пышет жаром. Это наверняка кухня. Коридор поворачивает направо, и в его конце действительно зелёная, покрашенная настоящей краской, дверь. В деревне уборные самые примитивные, во дворе или в холодных пристройках, примыкающих к домам. Здесь же туалет тёплый и в доме, пусть и в дальнем конце. Этот дом совсем другой. Кто же его строил? И почему в деревнях такие не сделают?
Когда выхожу из уборной, прислушиваюсь, но в доме тихо, маг меня не ищет. Осторожно, с пятки на носок, чтоб не топать, иду по коридору обратно. Надо воспользоваться возможностью и всё осмотреть. Дверь, но она заперта. Крадусь дальше, медленно, — не дай бог, скрипнет — отворяю другую дверь, там узкая тёмная кладовка, забитая сундуками и ящиками. Закрываю кладовку и приближаюсь к большой двустворчатой двери с резными узорами в виде подснежников. Красиво! Когда вернусь домой, обязательно уговорю маму и папу нам такие сделать. Будут напоминать об этом мире.
Внезапный стук позади заставляет вздрогнуть, суматошно озираться по сторонам. Но шум не повторяется, Блара не видно. Я отворяю дверь, и меня обдаёт стылым воздухом. Там наверняка выход! Хотя его не видно, только длинную лестницу вниз. Я должна знать точно. Снова прислушиваюсь, ни звука не доносится из большой комнаты. Осторожно спускаюсь и оказываюсь в пустом помещении. Наверное, это должны быть сени или прихожая, однако здесь холодно: деревянный пол покрыт снегом и льдом, а изо рта морозным туманом вырывается пар. Надо побыстрее вернуться в тепло. Если не маг, то холод меня точно добьёт. Снова двери. Отворяю первую, и снег слепит меня, а кожа мгновенно покрывается пупырышками. Ага! Теперь я знаю, где путь на свободу. Быстренько закрываю, пока в сосульку не превратилась.
И что же скрывается за этой таинственной дверью? Ваши предположения :)

❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄❄
Дорогие читатели!
Приглашаю вас познакомиться с ещё одним месяцем - Январём.

https://litnet.com/shrt/SlPC
Маг нависает надо мной мрачной тучей.
— Сюда нельзя, — цедит он, и я ещё больше вжимаюсь в ледяную стену.
— Я… я не знала, что нельзя. Просто… хотела посмотреть. Такой дом, большой и удобный, мне стало любопытно, — запинаясь, оправдываюсь я.
Ползу по стенке, пытаюсь обойти Блара, но он упирается ладонями по обе стороны от моей головы.
— Не суйся за дверь. — Блар наклоняется ближе, и я не могу отвести взгляд от потемневших серых глаз. Он шепчет мне на самое ухо: — Тебе там не понравится.
У меня подгибаются ноги от злой усмешки Блара.
— Твоë место наверху. — Он опускает глаза, смотрит на мои голые коленки, порванный подол. — Почему ты полураздетая ходишь по холоду?
— У меня другой одежды нет.
Блар отстраняется, убирает руки.
— Тебе надо оставаться в тепле. Испортишь эксперимент.
В голове проносится десятки мыслей о том, что он имеет в виду. Вдруг весь этот другой мир – эксперимент! Но гадать бесполезно, надо просто спросить.
— К-какой?
Блар наклоняет голову набок и смотрит на меня изучающе.
— Хочу знать, вылечишься ли? Спасёт тебя моё лекарство или нет?
То есть ему просто интересно, умру я от пневмонии или выкарабкаюсь? Он на мне испытывает лекарство?! Как на подопытных мышах?! Рано я его записала в благодетели.
— Идём. Давай.
Блар толкает меня к лестнице, и я с трудом удерживаю равновесие, едва не поскользнувшись на ледяной корке. Тычок в спину заставляет ускорить шаги, но, видимо, Блару всё равно кажется, что я двигаюсь слишком медленно. Маг обхватывает меня обеими руками, прижимает к твёрдой, словно выкованной из железа груди, и затаскивает на второй этаж. Он выпускает меня, дверь с треском захлопывается, отрезав последний путь на свободу, и узор из подснежников на ней покрывается инеем.
Это так его злость проявляется?
Маг проходит мимо, не говоря ни слова. Я трогаю хрустальные кристаллы льда, холодные, острые, настоящие. Как в сказке! Я тоже хочу так! А что он ещё умеет? Метели может делать? И дворцы изо льда? Однако и огонь в камине его слушается. А вдруг он знает как порталы создавать?
Эта догадка заставляет меня встрепенуться. Если Блар умеет делать порталы и если хорошо попросить, то, может, он отправит меня домой? И не надо искать самых главных магов. Как бы вызнать у Блара про порталы. Он такой неприступный. Не мужчина, а сугроб. Большой-большой сугроб.
— Сиалия! — резко окрикивает маг, а я не сразу понимаю, что это он меня зовёт. Стою и раздумываю, как лучше поступить: смириться и откликаться на новое имя или настаивать на «Веронике», но от его следующих слов всякое желание спорить вылетает из головы. — Раз уж ты настолько окрепла, что можешь разгуливать по дому, то пора вернуть тебя в деревню.
— В деревню! – выдыхаю я, плетусь в большую комнату и, преодолевая себя, подхожу к Блару. — Пожалуйста, не надо в деревню. Твоё лекарство замечательное, мне правда лучше, но я ещё не выздоровела. Не до конца. Лихорадка не прошла. И кашель. И… и…
Я нервно щиплю красную ленту на своей руке, которую так и не сняла.
Маг возится у клетки возле камина, тщательно осматривает птицу, расправляет то одно крыло, то другое, тянет лапки, и птица жалобно попискивает. Блар не отвечает, и ожидание изводит меня. Я обмираю от страха, точно так же как этот беспомощный комок перьев в его ладонях. Не хочу в деревню, не хочу снова умирать! Маг возвращает птицу обратно в клетку, но тонкий штырёк, запирающий дверку, ломается и со звоном падает на деревянный пол. Блар пытается закрыть клетку, но она постоянно открывается.
Он раздражённо осматривается. Небрежно, одним движением сдёргивает ленточку с моего запястья.
Ой… Невестина ленточка.
Наверное, для Блара местные обычаи ничего не значат. Ну а для меня и подавно. Только ленту жалко: хоть какое-то яркое пятно в этом сумрачном доме.
Блар ленточкой привязывает дверцу к прутьям, поднимает клетку и собирается выйти из комнаты.
— Я могу быть полезна! — бросаюсь за магом, показываю на грязные тарелки, оставшиеся после завтрака. — Вот. Буду посуду мыть, готовить, убирать. За птичками ухаживать. И оленями. За кем скажешь.
— Тебе здесь не место.
— Пожалуйста… — прошу я сквозь слёзы. — Только не в деревню. Они же убьют меня.
Блар останавливается, чуть повернув голову, прислушивается к моим словам. Повисает тишина, которая, как натянутая верёвка, вот-вот лопнет.