Игры богов

Пролог

Гек разбудил Лукаса с первыми лучами солнца. Притаившись у изголовья, метнул горсть ледяной воды в сонное лицо брата и залился звонким смехом. Лукас, вздрогнув, с грохотом рухнул с лежанки на грубые половицы.

- Вставай, дурень, - хохотал тот, - так все веселье проспишь.

- Какое еще веселье? - проворчал Лукас, отряхиваясь, - почему ты не на пастбище? Сегодня твоя очередь пасти!

Капли сверкнули в его выгоревших прядях.

- Я кое-что нашел в лесу. Хочешь посмотреть?

Чумазый Гектор в разодранной рубахе напомнил Лукасу домашнего божка.

- Обойдусь, - рассерженно произнес он, - ты так и не ответил.

- Отец пошел. Так что, идешь или нет? - Гек заговорщически подмигнул, - Я больше никому это место не показывал. Увидишь, с ума сойдешь.

- Никому? Даже Авгеру? - удивился Лукас.

- Даже ему. Ты должен увидеть это первым.

Имя друга повисло в воздухе, словно вызов. Лукас замер. Его выцветшие брови поползли от удивления.

- Врёшь.

- Клянусь бородой бати! - Гек вскочил, протягивая руку с мозолистыми пальцами, вечно исцарапанными терновником.

Лукас, ворча и отряхиваясь от капель, кое-как натянул башмаки, проверяя, на месте ли отцовский нож на поясе - привычка, выработанная годами. В голове все еще звучал смех Гека. Вот уже как много лет брат не звал его с собой одного, без Авгера. Но что-то в его голосе заставило Лукаса подчиниться - то ли обещание увидеть нечто удивительное, то ли затаенная надежда, что их прежняя братская дружба еще жива. Натянув рубаху, он выбежал вслед за братом, чувствуя, как утренний ветер холодит мокрые от воды волосы.

Деревня только просыпалась - петухи горланили на все голоса, первые лучи солнца золотили соломенные крыши домов. В воздухе струился сладковатый дымок из труб.

Гек, как всегда, двигался легко и быстро. Его чумазая физиономия светилась от предвкушения, а Лукасу приходилось почти бежать, чтобы не отставать.

«Интересно, что он там нашел?» - думал Лукас, глядя на брата, который, казалось, совсем забыл о своих обязанностях на пастбище. «И почему именно мне решил показать? Неужели между ними с Авгером пробежала кошка?»

Эти мысли не давали покоя, пока они пробирались через огороды к опушке леса. Гек первым скрылся в чаще.

Лукас едва поспевал за Геком, чья тень мелькала меж деревьев, словно лесной дух. Ветви сплелись над головой в изумрудный свод, сквозь который едва сочился солнечный свет, превращаясь в призрачные блики на мшистом ковре.

- Не отставай, болван! - донесся издали возглас Гека.

Гек все дальше углублялся в чащу, а Лукас, спотыкаясь о корни, едва поспевал за ним.

Впереди мелькнула белесая голова брата. Ноги горели огнем, ветви хлестали по рукам, оставляя алые узоры на коже. Лукас стал замечать, как меняется освещение, как птицы затихают одна за другой словно по команде. В воздухе витал запах прелой листвы, смешанный с металлическим привкусом ржавчины.

Гектор потерялся из виду и Лукас остановился. В душе шевельнулась тревога.

- Гек! - хрипло выкрикнул он, но лес проглотил его голос, как ненасытный зверь. Оставалось двигаться дальше, сквозь чащобу, где даже время текло иначе.

Лукас, задыхаясь, вырвался на прогалину. Еще недавно здесь звенели птицы, но теперь воздух пропитался запахом тлена. Лукас остановился, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Что-то в этой тишине настораживало, будто сама природа предупреждала об опасности.

Язык прилип к небу от внезапной сухости во рту.

Перед ним высилось строение из серых камней, поросших мхом. Полуразрушенная стена зияла провалом, сквозь который проглядывала массивная дверь. По кованым узорам, изъеденным ржавчиной, ползали слизни, оставляя серебристые следы.

Древние камни, казалось, пульсировали, а в трещинах между ними проглядывала странная зелень - то ли мох, то ли что-то иное, неведомое. Тяжелые каменные блоки, когда-то идеально подогнанные друг к другу, теперь расходились в разные стороны, словно строение пыталось разорвать себя изнутри.

В проломе, где когда-то, возможно, были окна, теперь колыхались тени, а в воздухе витал металлический привкус ржавчины, смешанный с запахом тлена и чего-то древнего, давно забытого.

- Что… это? - выдавил Лукас.

Еще месяц назад здесь шумела молодая поросль, когда он с отцом ставил капканы на зайцев. Теперь же земля вокруг выглядела черной и выжженной.

Корни деревьев щупальцами впивались в каменные плиты.

Гек же, будто не замечая угрозы, балансировал на обломках стены, легкий, как тень. Его смех звенел колокольчиком в этом месте, где ветер замер, боясь разбудить нечто. Замолкли даже птицы.

- Здорово, правда?

- Что за темная магия? - Лукас сглотнул ком в горле, наблюдая, как брат бесстрашно тычет палкой в трещины, словно ковыряет вход в подземелье.

Строение молчало. Но в щелях между камнями Лукас ощущал что-то живое. Не слизней и не насекомых. Что-то жуткое.

Они родились близнецами, но будто были из разных стихий. Лукас - тихий, как лесной ручей, всегда огибающий острые камни, а Гектор, как пламя, пожирающий леса и поля. Даже сейчас, на краю проклятого строения, Лукас чувствовал дрожь, что пробирается под кожей. Страхом перехватило горло.

Зато Гек бесстрашно стоял на обломке стены, как на носу корабля, готового ринуться в шторм.

- Тут руны. Смотри, - Гек склонился к камню и его пальцы заскользили по шероховатой поверхности, - интересно, что тут написано?

Лукас приблизился к нему. В выщербленных надписях угадывались древние символы: круглый с двумя завитушками внутри, другой - похожий на змею с раскрытой пастью, а рядом много мелких точек. Лукас видел похожие в книге сказок, которые читала ему мать, но их значения он не знал.

Гек дотронулся до основного, крупного символа и Лукас ощутил, как задрожала земля. По лесу пронесся гул, в котором угадывался шепот. Он пронесся над верхушками деревьев и смолк в проломе.

1 глава

Сердце вырывалось из груди, будто пыталось сбежать от кошмара. Лукас резко поднялся, впиваясь пальцами в края матраса, и замер, ощущая, как холодный пот стекает по спине. Лунный свет, пробиваясь сквозь щели ставен, рисовал на полу когтистые тени. В полумраке казармы царила мертвая тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием сослуживцев.

Опять. Все тот же сон.

Он судорожно сглотнул, пытаясь загнать обратно ком страха, застрявший в горле. Рука саднила, будто под кожей ползали раскаленные иглы. Лукас стиснул запястье, вглядываясь в темноту. Там, где когда-то бледнели едва заметные линии, теперь пылал багровый след - отпечаток пальцев, будто выжженных каленым железом.

В памяти зазвенели голоса прошлого. Он помнил, как отец, бледный как полотно, нес его на руках с прогалины, а после Гек с Авгером клялись в невиновности, тыкая пальцами в лес.

«Склепа нет, Лукас, иди сам посмотри! Статуи не хватают людей… они же из камня! Ты что, сумасшедший?»

Они смеялись, пока он рылся в рукавах, пытаясь показать им след, еще не проступивший на коже. Ему никто не верил.

Двенадцать лет молчания. Двенадцать лет шрам был немым напоминанием, тайным символом его безумия, в которое никто не верил.

Но недавно отметина ожила: вздулась и жгла так, словно под кожей тлел уголек.

А сны… Они приходили все чаще, увлекая его в склеп, где ледяные каменные пальцы статуи сжимали горло, рискуя лишить жизни.

Лукас встал, ощущая, как холодный пол бьет дрожью по босым ступням. В уборной он сунул лицо в ледяную воду, и острая боль пронзила виски.

Не спать. Только не спать.

Но даже бодрствование не приносило облегчения. Под кожей словно тлел уголек, напоминая о прошлом.

Он взглянул в зеркало. В темных глазах отразилась изможденная тень, готовая рассыпаться в прах.

- Я схожу с ума, - прошептал Лукас, сжимая запястье.

А где-то в глубине, за гранью реальности, каменные пальцы сжались чуть сильнее.

Когда Лукас вступал в ряды городской стражи, он мечтал, что доспехи и служба станут щитом от призраков прошлого. Он верил, что здесь, среди холодных стен, его не достанут воспоминания. Но неизбежное, словно промозглый зимний ветер, настигло его.

Два года службы закалили его, превратили в железо. Военная выправка, звание сержанта, уважение начальства - все это он выковал из упрямства и молчания. Новобранцы трепетали перед его холодным взглядом, а командиры хвалили за безупречность, не замечая, как он стискивает зубы, гася в себе даже тень слабости. Он стал мечом - острым и безжалостным.

Но зима окончилась оттепелью, и его ледяное укрытие дало трещину.

Гектор, а следом тенью и Авгер, ворвались в его жизнь, будто вихрь сорвавшейся с цепи. Они поступили на службу этой весной и капитан Мортон назначил их под командование Лукаса.

И тогда началось безумие.

Их насмешливые голоса эхом разносились по казармам. Приказы тонули в едких шутках, дисциплина рассыпалась, словно песочные замки. Гектор, с детства мастер находить слабину, теперь целился в самое сердце - в авторитет брата. Авгер подыгрывал, как верный пес, а новобранцы, забыв страх, уже перешептывались за спиной Лукаса. Каждый приказ давался все труднее, особенно когда речь шла о брате.

Предательство ранило сильнее, чем любые раны.

А тем временем Гектор, будто злобный джинн, продолжал крушить всё вокруг, не понимая, что играет с огнем, способным спалить их обоих.

В казармах каждый день превращался в испытание. Лукас замечал, как взгляды сослуживцев всё чаще задерживаются на нём, когда Гектор и Авгер устраивают очередной спектакль. В коридорах шептались, в столовой переглядывались, а на тренировках нарочно путали команды, будто нарочно называя его «братишка» вместо «сержант».

Особенно тяжело было по утрам, когда он заставал их двоих, заговорщически переглядывающихся у тренировочных мечей. Гектор, всегда превосходивший его в фехтовании, теперь демонстративно кружил с оружием, привлекая внимание всех новобранцев. Авгер, словно паук в центре паутины, наблюдал за реакцией Лукаса, подливая масла в огонь едкими комментариями.

Лукас видел, как его авторитет тает на глазах. Каждый раз, когда он пытался призвать брата к порядку, тот лишь усмехался, а Авгер ехидно поддакивал. В их глазах читалось одно: «Ты не можешь нас тронуть, ведь мы твоя семья».

Но хуже всего было то, что никто не понимал истинной причины этой вражды. Только Лукас знал правду, только он помнил тот день в лесу.

Лукас постоянно стоял на краю: долг звал доложить о саботаже, но память сжимала горло. Сержант или брат? - вопрос висел в воздухе.

Напряженная обстановка между Гримфолом и Шегером создавала постоянную угрозу. На престоле соседних земель воссел правитель, чей нрав непредсказуем и беспощаден. С тех пор королевство Гримфол забыло о покое.

Даже в редкие затишья, когда воздух переставал пахнуть гарью, королевство не снимало военных флагов. Будь эти дни мирными, Гек откупился бы горстью серебра, но сейчас в тени судейского молота зловеще поблескивал топор палача.

Из-за поворота донёсся знакомый смех - резкий, пронзительный. Лукас напрягся, узнав голос Авгера. Тот, как всегда, окружён группой новобранцев, которые с восхищением внимали его байкам.

«Вот командира Лукаса, в детстве боялись даже крысы. Он так громко пищал при их виде, что крысы разбегались по углам от страха!» — услышал Лукас обрывок фразы. Новобранцы загоготали, а Авгер, довольный произведённым эффектом, подмигнул Лукасу.

Лукас сжал челюсти, но прошёл мимо, не удостоив его ответом. В спину ему летели приглушённые смешки и перешёптывания. Он знал - это только начало. Сегодня в столовой будет настоящий спектакль, и главным героем, как всегда, окажется Гектор.

Свернув в боковой коридор, ведущий к главному залу, Лукас заметил, как несколько стражников переглядываются. Один из них, заметив его приближение, поспешно отвернулся, но Лукас успел уловить в его глазах смесь любопытства и неприязни.

2 глава

Вечерело. Праздник урожая раскатился по площади Гримфа огненным вихрем: гирлянды из тыкв и пшеничных снопов качались над головами, воздух гудел от смеха, песен и треска жареных кабанов на вертелах.

Лукас стоял у края толпы, сжимая рукоять меча так, что узоры клинка вдавливались в ладонь. Золотые нашивки с лилией тускло поблескивали на его плаще, напоминая о долге. А долг сегодня был горьким, как полынь.

Гектор. Имя брата жгло изнутри. Он опять это сделал. Его приказы были для Гека пустым звуком. Придумал бредовое оправдание своим мерзостным поступкам. Лукас знал: отец любил Гека, потому был так суров к младшему сыну. Он видел в Гекторе своего наследника, оберегал от невзгод, позволял совершать шалости, а ему, Лукасу, доставалась самая тяжелая работа. Сад, двор, дом, добыча еды, ремесло - его день напоминал круговорот дел, пока младший сын развлекался. Только слепец вроде Гека этого не видел.

Лукас стиснул зубы. Пусть смеется. Пусть верит в свою правоту. Гримф не прощает ошибок. Ему еще дорого придется заплатить за глупую самоуверенность.

Лукас попытался сосредоточиться на патруле, но запах пряного вина и звуки лютни вплетались в мысли, как змеи.

Девушки в венках кружились в танце, их смех звенел колокольчиками, но Лукас видел иное: густые тени под арками, пристальный взгляд торговца, слишком громкий хохот шута, подозрительно резвого подростка, бегущего к колодцу, женщину с непривычно короткими непокрытыми волосами...

Лукас горько вздохнул. Он стал слишком мнителен. Это обычные горожане. Он забыл, когда в последний раз веселился. Наверное, то время осталось в далеком детстве, когда был жив отец, а Гектор еще не превратился в того, кто готов утянуть его за собой в пучину безумия.

Он уже никогда не станет прежним. Веселье, смех, радость и безмятежность навсегда остались в прошлом. Он и не хотел их возвращения.

Вдруг ледяная игла вонзилась в шрам на руке.

Лукас замер, едва не вскрикнув. Это не было страхом. Это был инстинкт, вбитый в кровь месяцами тренировок. Что-то шло не так. Там, где толпа ревела громче всего, за стеной веселья, таилась тишина - густая, липкая. Он шагнул вперёд, отталкивая пьяного кузнеца, и тут заметил: парнишка у колодца исчез. А на земле, среди раздавленных ягод, чернела капля... нет, лужица.

Кровь?

Сердце Лукаса застучало в такт набату. Меч выскользнул из ножен беззвучно, будто жаждущий тишины. Из-за угла храма, где плясали огни факелов, донесся приглушённый крик.

- Меня ограбили!

Пробиваясь сквозь гущу праздничного безумия Лукас заметил... его. Худой, высокий, с головой, покрытой холщовым плащом. Он двигался так ловко и незаметно для окружающих, что Лукас невольно восхитился его грацией. Парнишка мелькнул тенью, скользя между пьяных горожан и торговых лотков. Клинок в руке стража дрожал от ярости. Он не даст ему сбежать!

- Стой! - рявкнул Лукас, но его голос потонул в грохоте барабанов.

Парнишка оглянулся - в тени капюшона глаза-щелочки сверкнули насмешкой. Он тут же метнулся к каменной стене таверны, цепляясь за выступы, подобно ящерице. Лукас стиснул зубы, вскинув меч, но в тот миг парень резко развернулся. Вдруг боль вонзилась в предплечье Лукаса, заставив его ахнуть. Сквозь рукав проступила тёплая и липкая кровь. Отпечаток на руке зажегся огнем.

- Выродок… Анфи! - прошипел страж, чувствуя, как слабеет рука с мечом, но парень уже взобрался на крышу, растворяясь в узорах теней.

Сердце Лукаса яростно стучало, но он не сбавлял скорости. Камни стен стали его ступенями, ветер свистел в ушах, срывая плащ. Островерхие и скользкие от росы крыши Гримфа превратились в поле битвы. Беглец прыгал с карниза на карниз, словно знал каждый изгиб черепицы. Но Лукас был упрям: он резал угол за углом, неуклонно сокращая дистанцию.
На краю крыши парень замер, оценивая прыжок в тёмный переулок. Лукас бросился вперёд, забыв о боли, и поймал его в полёте. Они рухнули вниз, сбив бочку с яблоками, и покатились по мостовой, спутавшись в развевающемся плаще.

- Попался, ублюдок! - прорычал Лукас, впиваясь пальцами в плечо беглеца. Ткань порвалась с шелестом и трёхцветная грива - огненная, чёрная и серебряная рассыпалась по плечам. Лицо, остроконечное и бледное, исказилось от ярости.

Девушка? Лукас застыл. Удар пришелся прямо в грудь. Её глаза, черные и блестящие как гигантские бусины, сверлили его ненавистью. То была не просто девушка, а найд.

- Найд… Как?

Она воспользовалась его замешательством, ударила коленом в живот, после чего мощным рывком выскользнула из хватки. Его ладони окрасились багровым. По всему, она была ранена.

- Бестолочь! - бросила она через плечо, исчезая в лабиринте переулков.

Лукас поднялся, стирая кровь с рук. На земле остался лишь клочок трёхцветных волос, прилипший к грязи. Он огляделся и понял, что находится в королевском квартале. Не может быть! Он не имеет права упустить ее!

Ярость Лукаса пылала, как факел в ночи. Найд скользила меж теней королевского квартала, её трёхцветные волосы мелькали знаменем мятежа.

Лукас бежал вслед, не видел ее, но понимал, куда она метит - высокие стены дворца, где за резными решётками спал король, не подозревая о клинке, что точит смерть. Нужно перехватить ее до того, как она пересечет забор!

3 глава

Лес дышал. Тяжело, густо, пропитанный смолой и тлением столетних корней. Ветви, сплетенные в чёрный соборный свод, не пропускали света - лишь изредка сквозь щели пробивались блики заката, словно раны на теле сумерек. Воздух густел от сырости, цепляясь за горло душными пальцами. Здесь каждый шаг отзывался эхом, будто сама земля шептала предостережения.

Айрин скользила меж деревьев, как тень из чащи. Её потрепанный плащ сливался с серым мраком, а капюшон намертво врос в линию плеч, словно щит от любопытных взглядов. Лишь порыв ветра, хищный и внезапный, на миг обнажал выбившиеся из косы пряди волос: черную, золотую и серебряную.

Найды боялись показывать свои трёхцветные гривы, ведь за скальпом и кожей найда велась настоящая охота. Как на шкуры диких, экзотических животных.

В одном ей повезло - она найд лишь наполовину. Ее кожа выглядит болезненно-бледной, человеческой, но не белоснежной с благородными узорами, как у сородичей, что так ценилась у охотников. Ее глаза угольные, в них нет той яркой синевы с золотыми искрами, как у чистокровок. Ее зубы ровные, человеческие и ростом она походит на людей.

Но она знала, что охотники высматривают не только кожу, покрытую узорами. Присматриваются к походке, к тому, как ложатся тени на скулах, к неестественной гибкости суставов. Искали таких, как она - полукровок, чья человеческая оболочка лишь тонкий плащ, готовый сползти под любым пристальным взглядом.

Главной уликой были волосы - её трёхцветное проклятье, которое она ненавидела лютой ненавистью.

Только выпадет момент, она превратит их в ничто - разотрет золу ладонями и будет втирать, пока они не обретут черноту вороньего крыла.

Но сейчас не время и не место. За ними ведется погоня, она в этом уверена так ясно, как и в том, что завтра взойдет солнце. Волосы - последняя из проблем, которая ее беспокоит.

Айрин обернулась и бледное лицо, отточенное голодом и ненавистью, метнуло в спутника ледяной взгляд.

- Хватит плестись! – рявкнула она, - поторопись, если не хочешь обратно в тюрьму. Они могли нас хватиться раньше времени.

- Я устал, - жалобно застонал парень, - и спать хочу.

- Мы должны добраться до реки раньше, чем нас догонят гримфольцы, - произнесла она, не замедляя шага, - я не для того тебя вызволяла, чтобы ты попался на середине пути.

Река их спасение. Там, за рекой начинаются земли Шегера, где всем будет плевать на преступления мага в Гримфоле. И вообще на то, что он маг.

Оттуда нет выдачи, ведь между государствами разгораются искры вражды. Земли Шегера укроют их от опасности.

Ее правая рука неприятно заныла. Она приподняла рукав убедиться, что он на месте. Продолговатый, похожий на порез шрам у самого запястья, тонкий, кривой, от прорыва кожи, оставшийся после одного случая, о котором она старается не думать. Обычно он не давал о себе знать. Только в самые острые моменты. Только когда что-то угрожало. Или, когда было слишком поздно. Вчера он внезапно начал кровоточить, принося неимоверную боль. Может потому она так легко попалась тому стражнику в Гримфе.

Вчера… перед тем как проникнуть в Гримф… произошло нечто странное.

До того, как ее глаза встретились со взглядом того стражника, мир будто раскололся, а рука принялась жить своей жизнью. Он снова рвался наружу. Без видимой причины.

А в голове зазвенели голоса, словно само небо раскололось. Жуткие, пугающие, громкие. Убей его!

В голове зазвенели голоса, словно само небо раскололось. Жуткие, пугающие, громкие. Убей его!

Айрин попыталась отогнать мысли о вчерашнем дне. Они вселяли беспокойство, заставляли сердце биться чаще, а ей надо сосредоточится на другом.

Довести мальчишку до условленного места.

Она вновь оглянулась убедиться, что спутник не рухнул где-нибудь в траву подрыхнуть. Но нет, Мидас плелся следом, спотыкаясь о собственные ноги. Его некогда роскошный камзол, расшитый золотом и камнями, за месяц поблек, пропитался сыростью и вонью подземелий и теперь висел лохмотьями. Грязь въелась в золотые нити, превратив гербы в пародию. Лицо, отмеченное благородными чертами, исказила гримаса боли - волдыри от неудачных заклинаний краснели на пальцах, как клеймо позора.

Он споткнулся о корень, едва не упал и Айрин зло усмехнулась. Слабак. Все люди одинаковы: жалкие, глупые и вонючие. Но этот недоумок - ее единственный пропуск в новую жизнь. Придется терпеть.

- Это невыносимо! - выдохнул он, вытирая пот со лба, - мы идем целую вечность... Ты вообще видишь куда? Почему нам не выйти на дорогу? Полсотни шагов пройти.

Его голос дрожал от бессилия.

- Дорога раскисла, бестолочь. По мху идти легче и быстрее, - сказала она, вглядываясь в чащу, - нам сейчас куда угодно, лишь бы подальше от посторонних взглядов, а на дороге ты как на ладони.

Она кивнула ему за спину. В просвете крон, в алых лучах заката виднелись два горных хребта вдалеке, где между ними, пиками городских стен высился Гримф.

- Сегодня полнолуние и с горной дороги ты будешь виден даже ночью. Хочешь, чтобы тебя поскорее нашли? Тогда иди один.

- Нет, не хочу, - пробубнил тот в ответ.

Они продолжили путь. Мидас все шептал заклинания и выдавал жесты, когда-то увиденные в древних фолиантах. На ладони вспыхивали синие огоньки, освещавшие его осунувшийся лошадиный овал лица... и гасли, обдав пальцы едким дымом.

- Анфи! - ругался он, тряся рукой, - почему не получается? Я не вижу земли под ногами.

- Ты странный. Знаешь же, что магия запрещена по всей Фангаре и все равно колдуешь, - бросила Айрин, ускоряя шаг, - ладно сейчас тебя никто не видит, кроме меня и белок. Но ты же мастер самоубийства - принца спалил у всех на глазах!

- Это была случайность, я же говорил. Я вообще не уверен, что это я! - возмутился он.

- Ну да, тобой управлял какой-то неизвестный маг, который направил твои руки прямо на принца, - съязвила она, мысленно потешаясь над ним. Ей нравилось его злить, - удачное совпадение. Король, принц и два мага под одной крышей в один день. Меня забавляет твоя наивность.

4 глава

Бескрайние поля из позолоченной стерни, тянулись до самого горизонта, где сливались с голубым небом. Холм впереди, покрытый иссохшими останками пшеницы, напоминал хребет древнего дракона, уснувшего под солнцем. Светило стояло в зените, опаляя землю нестерпимым зноем. Сырая почва липла к ногам.

Теперь им оставалось лишь идти вперед, туда, где сквозь вой ветра ждала неизвестность.

Мидас, обвязавший грудь лоскутами грубой ткани, шагал сквозь колючие заросли, стиснув зубы. Младенец на его груди, завёрнутый в лоскутья, спал неестественно тихо. Каждый шаг Мидаса отзывался болью. Острые стебли впивались в ноги, оставляя кровавые росчерки. Он стискивал зубы, но шёл вперёд, прижимая ладонь к губам ребёнка, будто боясь, что даже дыхание выдаст их.

Айрин плелась следом, крепко сжимая рукоять кинжала. Каждая рана на её теле пульсировала в такт шагам, напоминая о цене этого безумия. Дурак, - мысленно шипела она, глядя на спину Мидаса. Ради него я крала, лгала, проливала кровь и преодолела безумные расстояния, а он тащит с собой этот комок плоти, словно оберег. Образы прошлого всплыли внезапно: сломанная кукла в грязи, замолкший смех, тишина, которая съела её детство.

Внезапно сквозь вой ветра прорвался металлический лязг - то ли телега, то ли оружие. Айрин рванула Мидаса за рукав, пригнувшись к земле. Колючки впились в ладони, но боль терялась в приступе страха. На вершине холма мелькнула тень всадника. Один. Пока один.

Мидас на корточках начал обходить холм, спотыкаясь и прикрывая ладонью рот младенца, но тот даже не шелохнулся. Слишком тихий. Слишком... как она в детстве. Айрин встряхнула головой, снова прогоняя образ.

- Шегерский патруль, - прошипел Мидас, крадучись вдоль склона, - если нас заметят, скажем, что беженцы и ребёнок наш...

- Наш? - Айрин оскалилась. В её глазах вспыхнули осколки льда, - ты похож на мать или я на ту, что нянчит младенцев?

Клинок блеснул в её руке, холодный и безжалостный, как она сама.

- Лучше притворись немым, остолоп. Если среди них тот, кто выжил, то никакие сказки нас не спасут.

Он попытался возразить, но её ногти впились в его руку, заставив замолчать. Где-то за холмом застучали копыта нескольких лошадей - ритмично, неумолимо. Ещё мгновение - и солдаты будут здесь.

- Двигайся, - толкнула она Мидаса в спину и в её голосе зазвенела сталь, - если попадешься - спасать не стану, а твоему отцу расскажу, как ты пожертвовал жизнью ради сопляка.

Младенец повернул голову и его глаза встретились с её взглядом. В них отразилась она: измождённая, с перекошенным от боли лицом.

Мерзкий червяк. Но мысль рассыпалась, когда маленькая рука потянулась к её окровавленному рукаву. Леденящий ужас смешался с чем-то чужеродным, неизвестным.

А солдаты уже спускались с холма и время, как песок, утекало сквозь пальцы. Айрин слышала, что их не меньше десятка, хорошо вооруженных, крепких вояк, на быстрых, выносливых лошадях.

- Как долго еще скакать? - заслышалось совсем рядом.

- Деревня за тем холмом.

- А если они ушли, где их искать?

Сердце Айрин сжалось от страха. Она поняла, что солдаты говорили о них. Их ищут!

- Отставить разговоры!

У них нет ни шанса убежать или отбиться, если их заметят.

Они едва успели обогнуть холм с другой стороны и укрыться в скудных зарослях ракитника, как тени солдат пронеслись в шаге от них. Земля задрожала от лошадиных копыт.

На счастье, солдаты не заметили беглецов, что слились с землёй. И ребенок все время молчал.

Айрин осторожно выглянула через листву кустарника. Она успела насчитать двенадцать человек.

Солдаты остановились у подножия холма и о чем-то переговаривались.

Вскоре они припустили лошадей в сторону деревни и только один всадник внезапно замер, повернув голову в их сторону. Его конь раздраженно фыркнул, а изящный клинок на поясе блеснул, как змеиный зуб.

- Уходи отсюда через кусты на другую сторону, - прошипела она Мидасу и её голос был тише шелеста сухой травы.

Мидас беззвучно кивнул и исчез в зарослях ракитника. Она осталась лицом к лицу с опасностью.

Лошадь. Меч. Шанс.

Без лошади они обречены. Рискнуть собой было единственным шансом.

Всадник неспешно поворачивал коня, его взгляд скользил по сухой траве, выискивая следы беглецов. Солнце, скрылось за редкими облаками, накрывая всадника тенью. Айрин, прижавшись к земле, наблюдала за каждым его движением, чувствуя, как сердце бьется в горле.

Подъезжай ближе, мразь, я перережу тебе глотку. Убить, убить, убить, билось в голове, словно разъяренная птица в клетке.

Но всадник потоптался на месте и развернул коня в сторону остальных. Он сейчас ускачет, поняла Айрин. Нельзя этого допустить. Они потеряют последнюю надежду.

Внезапно она выпрямилась - резко, как клинок, вырванный из ножен. Её голос, пронзительный и ясный, эхом разнесся по холмам:

- Эй! Ты не меня ищешь?

Плечи всадника напряглись. Конь, почуяв запах крови, вздыбился. Айрин улыбнулась - хищно, как волчица. Её пальцы крепче сжали рукоять кинжала. Рана на плече отозвалась острой болью, пульсируя жаром.

Всадник пришпорил коня, направляя его прямо на девушку. Айрин метнулась в сторону, сталь клинка просвистела там, где только что была ее голова. Резким движением она выбросила руку вперед, и оружие, описав смертоносную дугу, вонзилось в ногу противнику. Айрин услышала, как тот громко втянул воздух от боли.

Кровь, алая и густая, струилась по ноге всадника, оставляя темные пятна на боку его коня. Взревев от ярости, он развернул животное, готовясь к новой атаке, но Айрин скользнула к нему, прежде чем он замахнулся. Острие, блеснув в лучах вышедшего солнца, оставил тонкую кровавую полосу на ноге скакуна.

Конь заржал от боли, встав на дыбы. Всадник рухнул на землю, а Айрин, словно тень, метнулась в сторону.

Солдат, выругавшись, вскочил на ноги. Его лицо исказилось яростью, когда он увидел, как Айрин, отступает к зарослям ракитника. Он рванулся за ней, но она была быстрее - скользнула между кустами.