Игры на раздевание (15min#2)

Эпиграф

Какой бы сильной ни была женщина, она ждёт мужчину сильнее себя. И не для того, чтобы он ограничивал ей свободу, а для того, чтобы он дал ей право быть слабой. 

Эрих Мария Ремарк

Пролог

Наши дни. 6/06/ 2019

IAMX 'This Will Make You Love Again'

- Что случилось?

- Кай разбился. Вылетел с автобана на своём Порше.

Пауза.

Пауза и пустота.

- Когда?

- Сегодня днём… Мы звонили тебе несколько часов подряд! Какого чёрта ты не брала трубку?!

Белые магнолии плывут, растягивая хвосты в спектре солнечных лучей, размываясь в кометы. В лёгких спазм, но дыхание есть, невзирая на внутренний вопрос «Зачем?».

- Викки? Викки! – доносится из трубки.  – Виктория!

- Говори дальше!  – прошу её шёпотом.

- Машина всмятку, Лейф сказал - металлолом.

Она говорит о машине. Почему она говорит о машине? Почему не о человеке?

- Кай? – и это в большей степени стон, чем вопрос.

- Спокойно! Держи себя в руках, поняла? Он жив. Жив ещё…

- Жив?

Жив, жив, жив… в ушах шёпот с британским акцентом.

- Да, но переломан… сильно.

Такого ещё не было? Вот такого, как сейчас, разве не было? Из меня уходит кровь… куда? В землю. Земля вытягивает её через ноги, руки, через поры. Так быстро… И мне холодно. Мне так холодно… и страшно.

Да… в тот раз, такого не было. Потому что Кай был…  У меня был ещё Кай.

- Да не ори! Дура! Не ори, слышишь! Жив он! Ещё жив! Хватай такси, тащи свою задницу сюда, в Ванкувер Дженерал Хоспитал… Успеешь!

В это мгновение я падаю в пропасть, стою на коленях перед судьбой и раболепно молю её о снисхождении.

- Успеешь! - отвечает она голосом Адити.

Глава 1. Проволочное сердце

Семнадцать лет назад

Fade Into You  Mazzy Star

Мне было… двадцать два, и ходила я мимо этого сердца около года: ржавое, замызганное, выброшенное и более никому не нужное, оно день за днём валялось под ногами на перекрёстке у фонарного столба, рядом с кампусом - несколько колец из тонкой проволоки, поперечно обмотанных ею же и сдавленных чьими-то пальцами в форму сердца.

В утренней спешке я чаще всего пролетала мимо, уже привычно здороваясь с ним взглядом, но иногда, в особенно задумчивые дни, размышляла о его судьбе: «Случайно потерялось или чья-то рассерженная рука выбросила тебя тут страдать в одиночестве?»

И однажды я его подняла. Отряхнула от налипшего за месяцы дождей песка, не рассматривая, сунула в карман - подумала, ему будет неприятно, если стану оценивать. Даже не подумала - почувствовала.

В тот же день произошла встреча.

Это был день подведения итогов четырёхлетней учёбы в Университете Британской Колумбии – получение Диплома Бакалавра Биологии. Торжественно вручённый в мои дрожащие руки документ откроет для меня двери медицинской школы, а за ней и лечебных учреждений для прохождения резидентуры.

Несколько часов спустя, а точнее почти уже ранним июньским вечером, скинув чёрное манто и дурацкую квадратную шляпу, я влезаю в городской автобус, вынимаю из кармана проездной и прикладываю к сканеру:

- Спасибо! - улыбается водитель и получает ответ в виде моей лучшей «карманной» улыбки.

В передней части автобуса всё свободно, но страх выглядеть невоспитанным эгоистом, нагло усевшимся в «пенсионерской зоне», так прочно въелся в каждого ванкуверца, что я уверенно шагаю в заднюю часть. Почти все места заняты кроме двух: рядом с улыбчивой пожилой женщиной, сверкающей пирсингом в носу и ушах, и возле спящего молодого человека.

Не задумываясь о собственных мотивах, плюхаюсь в кресло рядом с парнем. Мой сосед дремлет, запрокинув голову на спинку, скрестив на груди руки и вытянув ноги под переднее сидение. Первое, что я замечаю - индейские кожаные браслеты на его запястьях, они необычны, потому что в традиционные ленты вплетены деревянные шарики различных оттенков - из разных пород дерева. Я стараюсь смотреть в окно, но взгляд сам собой цепляется за сидящего рядом, и я всматриваюсь в его умиротворённое сном лицо. Автобус выезжает на перекрёсток, оставив позади здания и деревья, заслонявшие до этого солнце, и останавливается. Свет, заполнивший салон, так ярок, а я сижу так близко, что, кажется, вижу каждую клетку кожи на лице парня, каждый волос пробивающейся на щеках щетины. Мне нравятся его брови: ровные, чёткие, в меру густые - такие же, как у меня, но на его лице они почему-то выглядят лучше, благороднее что ли. Я ещё не понимаю, что это, не осознаю, но чувствую уверенность и силу, безмятежность и покой: черты его лица словно знают, как сильно я этом нуждаюсь, и молчаливо обещают обо всём позаботиться.

Автобус проезжает одну остановку за другой, я уже потеряла им счёт, совершенно не беспокоясь о том, где нахожусь и как долго мне ещё ехать. Внезапно он сворачивает, и молодой человек слегка наваливается на меня плечом. Прикосновение длится не более секунды, но производит неожиданный эффект: я, законченный интроверт, страдающий, к тому же, лёгкой формой гаптофобии, испытываю головокружительное удовольствие от обычного толчка плечом в общественном транспорте.

Парень открывает глаза, и первое что ему попадается – это я. Тут случается другая странность: я не выношу чужих взглядов и всегда отворачиваюсь, но не на этот раз. Наверное, всё дело в зелени: никогда ещё в своей жизни  я не видела настолько ярких зелёных радужек - изумрудных.

Mazzy Star - Common Burn

Мы долго смотрим друг на друга, замерев и боясь пошевелиться, нарушить что-то неопределённое, но интуитивно бесценное. В чувство нас приводит внезапный и почему-то как никогда пронзительный сигнал, оповещающий водителя о желании пассажира выйти на следующей остановке.

Я не отвожу взгляд, а буквально отскакиваю им, как резиновый мячик, и прячусь в плетении тканевых волокон на своей сумке. Но периферическим зрением всё-таки вижу, как мой сосед весь собирается, усаживается ровно, подбирает ноги, пнув перед этим рюкзак под сиденье со своей стороны, чтобы не мешал моим ступням. А он мне и не мешал.

У молодого человека настолько длинные ноги, что пространства между сидениями не хватает, чтобы их уместить, ему приходится либо максимально развести колени, либо занять часть территории соседа, то есть меня. Теперь мне становится понятным, почему несколько человек едут стоя, и никто не додумался  усесться рядом с ним – мало места. А я села, потому что половины сидения мне вполне достаточно: мы, двое нестандартных пассажиров, идеально, так сказать, подходим габаритам этого автобуса именно в паре.

Парень сладко зевает, прикрыв рот рукой, я решаюсь взглянуть на него, и мы снова смотрим друг на друга. Он будто бы чувствует себя неловко, но приносить извинения за релакс в общественном транспорте нет надобности. Или есть? Видимо нет, потому что он запускает пятерню в свои волосы, с целью придать им цивильный вид, и отворачивается к окну.

Странное состояние: я расстроена и обрадована одновременно. Мне и хочется, чтобы он здесь был, и не хочется, и приятно, и страшно. С одной стороны жду внимания, с другой боюсь - такие ощущения для меня новость, совершенно непознанное, а потому пугающее состояние духа. Незнакомые молодые люди со мной обычно флиртуют или, как минимум, заговаривают.  Исключение составляют лишь те, кто уже успел меня узнать: для них я не существую как объект, способный реагировать на внимание. И хотя к двадцати двум годам у меня уже довольно неплохо получается «не выделяться», общение с людьми всё ещё стремится к нулю.

Глава 2. Просветление

Наши дни. 6/06/ 2019

IAMX - Screams

Вначале прихожу в себя. У меня снова был приступ, но сейчас мне плевать.

Потом бегу.

Долго бегу. Пока не приходит понимание, что направление не задано, коллапсирующий мозг не выдал команды. Я даже не знаю, что это за улица, что за дома вокруг и люди... все чужие. Чужие люди повсюду.

С возвращением первых проблесков сознания пальцы набирают службы такси: милые леди, одна за другой приносят тысячи канадских извинений за отсутствие свободных машин в моей зоне.

-  Мне нужно в больницу! - рыдаю в трубку.

- Извините, мэм, звоните в имёрдженси!

Меня не покидает чувство нереальности происходящего:

- Я ненавижу вас, - говорю ей, а самой страшно от внезапного спокойствия в голосе. – Ненавижу всех, всё, этот мир презираю и себя…тоже. Больше всего – себя.

Но мозг работает. Хоть и лихорадочно, однако пытается соображать, потому что душе́ необходимо быть в одном единственном чётко определённом месте, а душа – в теле. И тут я вспоминаю… что у меня есть машина. Да, я же теперь сама вожу. Где-то здесь, неподалёку, на гостевой парковке шестиэтажного дома с цветными магнолиями во дворе должна быть моя белая BMW.

Сморю на трясущиеся пальцы, линии на потных ладонях, кладу их на руль: я в сознании и почти в норме, но в таком состоянии за руль нельзя.

- Соберись, - приказываю себе вслух. – Хотя бы раз в жизни соберись! Один раз сделай хоть что-нибудь правильно!

А руки всё трясутся. Ловлю собственный взгляд в отражении зеркала заднего вида. Какие же у меня глаза… карие. Какие они, к чёрту, бархатные? Дьявольские. Больные. Цвета помешательства.

- Что смотришь? – спрашиваю.- Теперь только поняла? Теперь только, да? Когда всё, абсолютно всё перестало иметь смысл?

Зубы стучат. Ног не чувствую - чёртова Арктика. И лететь никуда не нужно.

Внезапно слышу негромкий стук по стеклу и тень, но моё тело даже не вздрагивает, а подскакивает, как резиновый мяч…

Семнадцать лет назад. Июль

The Verve - Bitter Sweet Symphony

 В день нашего бракосочетания я не могла оторвать от Кая глаз. Мне казалось, мои совсем не цепкие руки умудрились отхватить у судьбы самый большущий кусок счастья, и я заглотила его, не жуя, чтобы не отняли. Он весь, целиком, до самой последней крошки был во мне и распирал вечным, как я тогда была уверена, сиянием моего чувства.

- Твой будущий муж – очень хитрый и расчётливый человек, Виктория, - сказала мама, зашнуровывая на моей спине дорогое кремовое платье. – Но надёжный. Лучшие браки получаются именно с такими, как он – умными, уравновешенными, сбалансированными. В этом возрасте у парней ещё дури  хоть отбавляй, а у него трезвый, оценивающий взгляд на всё, без исключения – как у глубоко зрелого человека. С таких мужчин начинаются кланы…

- Ты-то откуда знаешь, Боже мой! – звенела я смехом, сияла улыбками.

- Опыт, дочь. Бесценный, наслоившийся за годы опыт. И твой отец был таким же. Если бы не умер, достиг бы очень многого, очень… А у вас вся жизнь впереди. Пусть она будет долгой!

Мы познакомились… Чёрт возьми, я даже не могу сказать, когда именно. Это была череда встреч, где ни один из нас не знакомился с другим, но в определённой точке этого «незнакомства» мы уже прочно и безоговорочно друг друга знали.

Однажды вечером, вскоре после конфуза в автобусе, Адити заявилась со свидания немного нетрезвой, но безобразно воодушевлённой:

- Я нашла тебе работу.

- Мне? Серьёзно?

- Ага. В клинике, оказывающей деликатные медицинские услуги. А если говорить по-простому, то в венерологическом кабинете.

- Да ладно!

- Не крути носом! Первая работа, она, как и первая машина, должна быть такой!

- Какой?

- Непрезентабельной.

- А сама чего не идёшь?

- Это не вписывается в мою жизненную философию. А вот в твой долгосрочный план - вполне.

Работа оказалась несложной: запись пациентов, документооборот, ответы на телефонные звонки. Зелёную медформу я носила гордо, но к практической стороне оказываемых медицинских услуг даже не прикасалась: для этого у нас имелся целый комплект дипломированных врачей и их ассистентов. Обнадёживающей частью моего трудоустройства являлось обещание администратора со временем повысить меня до ассистента. Но мне больше нравилось верить в то, что до этого моя карьера всё-таки не доползёт.

Задрав руки кверху, я связываю свою чёрную длинную гриву в хвост, как вдруг колокольчики у входа вздрагивают, и в приёмную входит мужчина.

ОН.

И что мне сразу не понравилось, так это то, что я мгновенно его узнаю.

С едва заметной улыбочкой ОН останавливается у стойки и пялится на меня, ожидая внимания:

- Привет!

- Добро пожаловать в нашу клинику, -  мисс «сама учтивость». - Вам назначено, или вы хотели бы записаться на приём?

- Хотел бы записаться.

Думаю, в тот миг, когда мой мозг посетила коварная мысль, приёмную озарил свет от вспышки дьявольского предвкушения в моих глазах.

- К которому из специалистов? – стараюсь максимально «потушить» свой энтузиазм.

Глава 3. Первая вечеринка или месть, которой нет

Семнадцать лет назад

The Verve - Bitter Sweet Symphony

В школе я мечтала о пробирках, мне казалось, нет занятия интереснее, чем разглядывать под микроскопом живые клетки, находить аномалии, патологии, проводить исследования. В итоге, поступила на факультет биологии.  Именно там я и повстречала Адити - мою первую настоящую подругу. Мы не просто не были похожи, а будто прибыли на Землю с разных планет, однако, каким-то странным и даже чудесным образом не только говорили на одном языке, но и очутились в одной комнате общежития.

Наша дружба началась с диалога:

- Почему ты не снимаешь с шеи этот платок? Жарко же!

На прямолинейный вопрос даю чистосердечный ответ:

- Потому что в этом месте у меня уродливый шрам - не хочу пугать общественность.

- Дай посмотреть.

Я развязываю шёлковый шарф и выгибаю шею так, чтобы любопытству было удобнее себя удовлетворять.

- Чёрт, это круто. Реально круто!

- Ты считаешь? - удивляюсь её горящим глазам.

- Ты же девушка с изюминкой! Парням нравится защищать слабых. А ты с этим отпечатком чего бы там ни было выглядишь так, будто именно тебе эта забота нужнее всех! Я Адити, - протягивает руку. – Тебе больше нравится кровать у стены или у окна?

- Ты серьёзно мне уступишь?

- Почему нет?

- Когда-нибудь ты уступишь мне в чём-нибудь для меня важном, - подмигивает.

Походы на вечеринки, все до единого, были моими ей уступками. Я не знала, какую цель преследовала Адити, таская меня на них, но она не могла и предположить степень моих мучений всякий раз, как я оказывалась в замкнутом пространстве, громыхающем музыкой  и набитом незнакомыми людьми. Поэтому мои уступки случались крайне редко и только по той причине, что являлись частью моего собственного «Плана Социализации».

- Викки, только ты своей непорочностью способна удержать меня от очередного грехопадения! – восклицает в одно прекрасное июльское воскресенье Адити. - Только оденься по-человечески!

В результате долгих и мучительных споров мы сходимся на джинсах и блузке. Но когда Адити предъявляет мне жёлтые босоножки на высоченной танкетке с заявлением: «Твой рост может заинтересовать только педофилов!», у меня возникают подозрения, что миссия моя заключается вовсе не в избегании секса, а в удвоении его количества. Как бы там ни было, я соглашаюсь. Причин у меня для этого масса, и Адити совершенно не обязательно о них знать.

Это была не первая в моей жизни вечеринка, но совершенно точно первая настоящая, когда хитросплетения человеческих симпатий внезапно становятся частью тебя - ты больше не аутсайдер.

В квартире на тринадцатом этаже новой стеклянной высотки, расположенной в одном из недешёвых районов Большого Ванкувера  - Китсилано, я сразу чувствую себя не в своей тарелке. На подобных мероприятиях со мной никогда не случается ничего хорошего.

Я слышу голос. Среди всей какофонии звуков – орущей бестолковой музыки, смеха, возгласов, монотонного гула чьих-то историй, мои уши улавливают один особенный мужской голос. Необычный. Он громкий и глубокий, даже где-то грудной, но главное – терзающий нечто первобытное во мне своим тембром и породистым британским произношением. Такими голосами говорят рекламы дорогих автомобилей.

Мои глаза рыщут в толпе, шарят и находят… ну конечно! В моей жизни не бывает простых случайностей, только сложные.  Я не знаю, о чём они говорят, и успеваю выхватить лишь отрывок беседы:

- Женщина умеет творить магию и красоту, её любовь - это солнечный зайчик, отражение света в воде, - говорит парень с татуировкой не злой, но опасной собаки на плече.

- Как это, Лейф?

- На самом деле, проще некуда: мужчина - солнце, женщина - вода, если солнце светит, его отражение в воде расцвечивает их мир бликами.

Лейф обнимает свободной рукой сидящую рядом симпатичную девушку и кивает в сторону монитора, показывающего сменяющиеся изображения очертаний обнажённой пары – ничего пошлого, всё скрыто бледными цветными пятнами.

- Если светит… - повторяет за ним девушка с волосами, похожими на паклю.

- Да, Дженни, только если солнце светит, вода даёт жизнь.

Дженни... Я сразу обратила внимание на её волосы: какая-то пародия на кудри. Волосы ведь тоже вьются по-разному, у Дженны настолько мелко и некрасиво, что её локоны, скорее, не локоны, а тусклые спутанные дреды. Вероятнее всего, она использует какую-нибудь выпрямляющую химию, чем только усугубляет ситуацию.

- Каким светом будет светить твоё солнце, если вода плеснёт в тебя предательством? – негромко интересуется британский акцент.

Не в шумной квартире в целом, но в этом тесном кружке сидящих на диванах людей виснет неловкая пауза. И мой незнакомец продолжает:

- Если не знаешь, что ответить, я помогу: сначала будет один большой «пшшшшшшш», - он разводит руками, - потом несколько столетий ядерной ночи. В конце, если повезёт - очень тусклый свет. Потому что светить у тебя больше нет ни сил, ни желания.

- Люди ошибаются, Кай! Никто не безупречен, такие вещи случаются…

-  Всему виной свободная любовь, свободные отношения, эмансипация, опять же – не мы это придумали, Кай! Скажи нашим родителям «спасибо»! – предлагает свой вариант Лейф. -  Верность, честь и порядочность уже давно стали атрибутами рыцарской эпохи. Женщины равны в правах с мужчинами, все хотят секса и все хотят разнообразия…

- Иногда нужно прощать, а в отдельных случаях это жизненно необходимо! – выдаёт красивая черноволосая девушка. – Ситуации бывают разные, и знаешь, я бы выбрала любовь и время рядом с любимым, а не принципы, которые делают всех несчастными.

Глава 4. Озеро Сасамат

RAFFERTY - Sweet Thing

Озеро Сасамат не самое живописное из всего обилия и многообразия водоёмов, доступных жителям Большого Ванкувера, но определённо самое популярное у молодёжи. А всё благодаря поперечному канатному мостику и двум плавучим бетонным площадкам, сконструированным здесь для удобства любителей рыбной ловли, но достающимся им исключительно ранней весной и поздней осенью – вне купального сезона. Всё лето здесь оттягивается молодёжь.

- В воскресенье едем на Сасамат, - сообщает из ванной Адити, перепачканная зубной пастой.

- Нет. У меня дел полно: почитать хочу кое-что по ранней диагностике, да и к маме нужно съездить – в прошлое воскресенье были же на вечеринке. У тебя не одно, так другое…

- Во-первых, диагностику читать ещё рано, в ближайшие годы мы будем учить анатомию и фармакологию, а Красавчик спрашивал, придёшь ли ты!

- Какой ещё красавчик?

- Тот, что отвёз нас после вечеринки в кампус в прошлое воскресенье – британец.

К моим щекам приливает кровь…

- Ну-ну, не блести так глазами, а то ослепну! – смеётся подруга.

- Не верь всему, что кажется!

- Кажется мне не это, а то, что твоей девственности придёт-таки долгожданный конец! Аллилуйя!

Не имея своей машины, мы с Адити, прибываем к месту сбора всей компании с опозданием в полтора часа: автобусы – крайне ненадёжное средство передвижения.

- С первой же зарплаты куплю себе машину, - злится Адити, вываливаясь из автобуса - её укачало.

- Для начала было бы неплохо устроиться хотя бы на одну работу, - замечаю ей.

- Отстань! – отмахивается.

Плавучие пирсы мы находим быстро – Адити здесь не в первый раз, в отличие от меня. Платформы битком набиты молодёжью, негде яблоку упасть. Кругом гремит музыка – один проигрыватель старается переиграть другой, не умолкает девичий смех и басистый хохот ребят. Те, кому не нашлось места на разогретом солнцем бетоне, плавают кто на чём: на розовых фламинго, единорогах, альпака и просто надувных бубликах или матрасах. Пиво периодически извлекается из-под понтона, упакованное в рыболовное сито, редеет и прячется обратно – подальше от всевидящего ока полицейских, время от времени совершающих свои обходы с целью поимки отдыхающих, промышляющих незаконной ловлей рыбы, или молодёжи, злоупотребляющей горячительными напитками.

Я ищу среди счастливых загорелых лиц знакомые и не сразу, но нахожу: девушка с паклей вместо волос тут, её подружка Марина также, и философ Лейф.

- Вон наши, - тычет в их сторону рукой Адити, и я удивляюсь: когда это они успели стать «нашими»?

«Наши» между тем активно двигают попами, чтобы освободить клочок места и для нас с Адити. Подруга смело обнажает свои сексуальные формы, втиснутые в открытый белоснежный купальник, я же долго сражаюсь с нерешительностью, убеждая себя в том, что раздеться сейчас необходимо, иначе стёба не избежать. И если в восемнадцать я искренне не понимала, что же со мной не так, то теперь, в двадцать два, будущий врач и взрослая женщина чётко осознавали недостаток сексуальности как в физическом своём воплощении, так и в духовном. Мне казалось, что на фоне всех остальных девушек я выглядела невидимкой: худая, маленькая, сложенная правильно, но без бонусов.

- А где Кай? – озвучивает мой главный вопрос Адити.

- Уехали с Олсоном за пивом – жарко сегодня, чуть не рассчитали запасы, - тянется на солнце Марина. – Скоро должны вернуться, а что?

- Да ничего, - ведёт плечом Адити. – Просто заметила...

- Мы с Олсоном вместе, - напоминает Марина с нажимом на вместе. – Имей в виду!

А вот это уже было напрасно. Зная мою подругу, смазливый черноволосый Олсон, изрисованный татуировками, до этого момента не представлял для неё ни малейшего интереса, но вот теперь…

- Да без проблем! – усмехается Адити. – А Кай свободен?

Но к моему величайшему прискорбию ответить Марина не успевает, потому что самой тихой и незаметной фигурой коллектива всё же заинтересовались:

- Слушай, ты! Да, ты, чёрненькая! Ты из Бразилии?

- Нет, - отвечаю.

- А откуда?

- Отсюда.

- А чего такая чёрная?

- Такой родилась.

- Да ни фига она не чёрная! Броуди, отвали от неё, а? – вступается Адити.

- Да она мне на хрен не сдалась! Хотя… монахинь у меня ещё не было!

Общественность перекатывается сальными смешками, я заливаюсь краской и напрягаюсь.

- А ты из Бразилии? – Марина, кажется, впервые меня заметила.

- Мой отец из Бразилии. Я родилась здесь, - отвечаю ей.

- И мой из Бразилии, и я тоже родилась тут! Марина, - протягивает мне руку.

- Виктория… Но мы уже встречались.

- Встречались, но не знакомились. А это вот – моя подруга Дженна.

- Очень приятно, - мы жмём друг другу руки.

И Марина, поправляя свой невероятный сиреневый купальник, переключается на более ей интересное:

- Броуди, тебе нужно окунуться: смотри-ка, весь по́том покрылся!

Ребята поддерживают её не самую смешную шутку смехом - если у тебя уже сложился авторитет, то он всегда работает на тебя.

- Это не пот! Это слёзы его внутренностей! - гремит уже знакомый бас с британским акцентом, и все головы устремляются в его направлении.

Если бы не голос, я ни за что не узнала бы Кая: в солнечных очках, красной бейсболке задом наперёд и футболке с канадским кленовым листом и отрезанными рукавами. Он сбрасывает с плеча большую и, судя по напряжённым мышцам его рук, тяжёлую сумку, её тут же передают Марине и она отдаёт приказ:

- Броуди, вынимай холодильник, пополнение прибыло!

Броуди подплывает к нам, вытягивает сетку с оставшимися банками и, передавая её Марине, неожиданно снова вспоминает обо мне:

Глава 5. Слова и действия

По дороге нам встречаются люди - взрослые супруги, дети, группы молодёжи, ещё не нашедшей места для отдыха, девочки подружки, разглядывающие и видящие в нас пару. И мне нравится выражение их глаз, но ещё больше - та твёрдость, с которой мои ноги ступают по земле, уверенность, с которой я смотрю  на всех, кто идёт навстречу.

Причина, по которой моё восприятие мира сдвинулось в сторону нормальности, заключается в близости идущего рядом человека. Он улыбается, причём так, будто только что выиграл в лотерею. И парадоксальность происходящего в том, что мы не просто не успели друг друга узнать, а толком ещё даже не общались.

Это не просто ощущение комфорта от нахождения рядом, а состояние защищённости, целостности и неуязвимости по отношению ко всему прочему столь агрессивному миру. От зелёных счастливых взглядов, посланных искоса, из-за тёмных очков, поверх них или через них, в моих внутренностях надуваются и лопаются радужные пузыри, и мне всё время хочется улыбаться.

Я снова обращаю внимание на браслет на его запястье с индейской вышивкой-орнаментом, изображающим традиционные рисунки рыбы – символа едва ли не «всего» в наших краях.

- Что это? - спрашиваю

- Это - сложный и полный трагизма цикл жизни лосося. Рождение, путешествие в большую воду, продолжение рода – нерест, и последующая смерть.

- Странно.

- Что странно?

- То, что ты его носишь. Ты ведь не индеец?

- Нет. Но согласись, есть нечто глубоко сакральное в жизни этих рыб, и первые люди относились к нему соответствующе. Этот браслет подарил мне индеец, никогда не покидающий пределов своей резервации. Он был уверен, что меня ждёт сложная и насыщенная жизнь.

Я поднимаю брови, улыбаясь и не зная, что делать, верить или нет, а Кай добавляет:

- Он сказал, что я познаю всё, что может познать земной мужчина, и мой круг замкнётся: большая любовь, большая боль, большая жертва, мудрая любовь. «Мудрая любовь вернёт тебе самое ценное» – так он сказал и повязал на мою руку этот браслет. С тех пор я его не снимаю – боюсь упустить удачу, - улыбается так широко, что я понимаю: он во всё это верит.

Angus & Julia Stone - Oakwood

Мы добираемся до пляжа, находим свободное место на песке, складываем вещи и заходим в воду: я по грудь, а Кай, стоящий рядом – по пояс.

- Ну давай… - поощряет меня он.

- Что давать?

- Ложись на живот и пробуй держаться.

- Лечь могу, но как держаться?

- Сделай большой вдох вот так, - он набирает своей необъятной грудью воздух, - и задержи дыхание. Будешь как поплавок!

Я делаю, что он сказал, и опускаюсь в воду, действительно держусь какое-то время. Но вскоре лёгкие требуют обновить порцию воздуха: я успеваю выдохнуть, но не вдохнуть, и иду ко дну. Вернее, только собираюсь тонуть, как вдруг чужая ладонь прижимается к моему животу и удерживает на плаву.

Мне не видно его лица - либо темнота, либо ослепляющая яркость июльского солнца, и я перестаю дышать, переживая одно из самых ярких мгновений в своей жизни. Это была вспышка, такая же, какие бывают на солнце, и ты горишь в ней, но никогда не сгораешь, потому что это не смерть, а жизнь, самая реальная.

Знал ли он, нежно трогая мою кожу своими пальцами, что мужчина касается меня впервые? Что ни разу не целованная, скорее зажатая, чем осторожная, девица впервые подпустила к себе парня и выбрала именно его? Был ли её выбор случайностью, был ли его? Спустя время он признается, что почувствовал тогда нечто особенное, но не мог и предположить, во что, в итоге, всё выльется.

А в моей памяти навсегда останутся волшебством вода и кожа, игра в случайность прикосновений, магнетизм ищущих друг друга взглядов; резкость и непривычность линий чужого тела, его массивность и потенциальная опасность, растворенная в плавности и аккуратности движений, инвазия его запахов; ясность и глубина зелени, выдавливающей из сознания осторожность, оставляющая тебя один на один с влечением.

Кай всё время улыбался, и капли воды на его губах, казались горящими на солнце алмазами. Иногда он вспоминал о своей миссии, и, словно очнувшись, принимался много говорить, объясняя принципы удержания тела на поверхности воды, но слов его я не слышала, только голос. Его британский говор и выдаваемый связками тембр всё сильнее погружали в гипноз.

Плавать я училась из рук вон плохо, но не потому что неумёха, а потому что инструктор мне очень нравился и не давал возможности сосредоточиться на процессе:

- Ты безнадёжна! – со смехом подытожил Кай.

Когда мы вернулись к ребятам, я больше не чувствовала себя неуютно, не на своём месте. Моя фигура каким-то чудесным образом обрела свою ячейку в этом дне, в этой компании, в общем фоне веселья.

Чуть позже к нам подплыла семья гусей - парочка родителей и четверо уже немного подросших гусят. Девчонки, само собой, запищали своими материнскими инстинктами и принялись кормить семейство оставшимися от давно съеденной пиццы корками. Наевшись и потеряв бдительность, семейство направилось в центр озера, и на наших глазах идиллия едва ли не завершилась трагедией, потому что над гусятами закружил орлан. От стаи отбился гусёнок – верная жертва. Родители зажали между собой оставшихся, но не уплывали к берегу, не решаясь оставлять одного из своих детей. Я и раньше видела, как орланы крадут утят или гусят – это обычное дело весной и летом во всех парках, где есть озёра, и сейчас приготовилась к тому же.

Девушки вокруг меня начали вставать, охая, причитая, кто-то уже плакал. Парни свистели, кричали, в надежде отпугнуть орлана, но тот, устрашающе расправив свои чёрные крылья, никуда не улетал, совершая всё новые и новые витки - попытки выхватить гусёнка из воды. Но малыш оказался настоящим борцом:  точно рассчитав время, он нырял под воду всякий раз, как когти хищника оказывались в смертельно опасной с ним близости. Эта жуткая сцена превратилась в представление, концом которого могла быть только неизбежная смерть. Все знали: гусёнок либо выбьется из сил, либо ошибётся, а у величественно красивого орлана сил ещё очень много, как и опыта. Осознавая это, мы все притихли, застыв от понимания жестокости жизни и неизбежности разворачиваемой на наших глазах одной маленькой гусиной трагедии.

Глава 6. Первый раз

Mr.Kitty - After Dark

Традиция занимать воскресенья новой компанией продолжалась: на этот раз снова вечеринка и снова в просторной квартире в Китсилано, той самой, у которой есть чудесная терраса с видом на залив и западный Ванкувер.

На этот раз я даже не стала сопротивляться – согласилась сразу же, как Адити, подмигнув, озвучила наши планы на выходные. В прошлое воскресенье Кай снова отвёз нас домой, и его забота не давала подруге покоя:

- Он точно делает это не для меня, я такие вещи на лету схватываю, а так как нас всего две – остаёшься ты! – подмигивает. – Все мои индикаторы пищат: сегодня Викки распрощается с девственностью!

Тот вечер не задался с самого начала: вечеринка, на которую мы прибыли, как водится, с опозданием, оказалась устроенной не просто так, а по случаю Дня Рождения. И не кого-нибудь, а Кая. А мы без подарка…

Зато все остальные о них позаботились вовремя и от души: Кай только и успевал принимать поздравления и относить  блестящие коробки с бантами в одну определённую комнату, в которой я сразу же заподозрила его собственную. Оставалось только выяснить, с кем ещё он живёт в этой квартире.

Адити, совершенно не рефлексируя по поводу нашего конфуза с подарками, сразу заинтересовалась парнем по имени Олсон. Олсон довольно быстро заинтересовался Адити в ответ. Пока ими обоими не заинтересовалась горлопанистая Марина.

Марина… Самая красивая из всех присутствующих: высокая, грациозная, идеально сложенная, обладательница безупречных черт лица и длинных волос. Она была не феей, она была королевой,  уверенно носящей свою корону. Марина отлично знала, что красива и что её тело - услада для глаз  всех присутствующих парней, да и девушек тоже – ею невозможно было не любоваться. Я следила за глазами Кая, уверенная, что он технически просто не может не быть в неё влюблён. И он смотрел на неё, когда слушал, что она говорит, и только.

Марина была правильной со всех точек зрения личностью. Она жила понятиями, не терпящими полутонов: если друзья, то не важно, кто они - друзья всегда правы и их интересы в приоритете. Даже тогда, когда не правы. А если сталкивались интересы двоих, она принимала сторону того, кто в её рангах стоял выше.

Дженна же всегда держалась особняком и для меня оставалась навечно тёмной лошадкой. В тот вечер она сидела рядом с Каем вполоборота, всем своим видом показывая полную свою к нему расположенность. За всё время, что я наблюдала их месте, она ни разу не совершила ни единого интимного жеста, только однажды легонько прикоснулась пальцами к его плечу, ища опору во время заливистого смеха. Я подумала, что если бы они были «вместе», то она непременно проявила бы это. Хоть как-нибудь. Но нет.

- А что у Кая с Дженной? – спрашивает Адити у черноволосой красавица Марины, улучив момент.

- Ничего. Наклёвывалось вроде что-то пару лет назад, но… не срослось.

- Пару лет назад?

- Да, они давно дружат. Самая крепкая дружба между мужчиной и женщиной на моей памяти, - подмигивает.

НИЧЕГО. Между ними ничего – так эти двое вошли в мою жизнь, почти одновременно.

В тот момент я и не подозреваю, что мы всё же дойдём до точки, где НИЧТО перерастёт спустя годы в НЕЧТО.

От недостатка девичьего интереса Кай определённо не страдал – к нему всё время подплывала какая-нибудь нимфа, и пусть не  интимными, но очень близкими к этому понятию жестами сообщала о своей заинтересованности. Но он не отвечал и, казалось, был равнодушен, всем своим видом говоря «Да знаю я всё!». Какое-то исконно женское чутьё сообщило мне, что ни одна из них не представляет для меня конкуренции, а вот та, которая ни разу не прикоснулась, вызывает ощущение принадлежности. Эти двое ни разу не совершили ничего такого, что заставило бы заподозрить их в связи, но у меня имелось стойкое ощущение, что он «её». Там же, на месте, я попыталась прочитать их невербальные жесты, мимику, то, как они обращались друг к другу, искала скрытый подтекст в словах, репликах, но так ничего и не нашла.

Увидев меня, Дженна, в отличие от своей подруги Марины, даже не изобразила стандартной улыбкой холодное приветствие – просто отвернулась и, уложив свою ладонь Каю на плечо, начала что-то  долго вещать ему на ухо, вынуждая склониться так, что это выглядело, словно он к ней льнёт. Мне стало ясно, что Дженна в противоположность своей подруги Марине предпочитает невербальную коммуникацию, и сообщение её гласит: «Этот парень мой, не подходи!».

Позднее я много размышляла о том вечере, а вернее, о причинах, которые сподвигли меня на поступок, совершенно не вписывающийся ни в мои рамки, ни в нормы моего поведения, ни в моральные устои, ни в принципы, ни вообще хоть как-то, хоть каким-нибудь боком в меня. И со временем поняла: действительно, в тот вечер была провокация, на которую я попалась, но имела ли она определяющую роль? В любом случае, карты легли не совсем так, как задумывал шулер.

Я до сих пор не знаю, что именно в тот момент стало решающим: алкоголь, острое нежелание умереть старой девой, тот факт, что малознакомый парень постриг свои волосы из-за моего высказывания, чудесный день на озере  или контрольный удар в виде ладони девушки-пакли на его плече, но я решилась.

- На вот, прими и расслабься. И действуй уже, а то видишь вон, конкуренты не спят! – злобно проурчала мне на ухо Адити.

Неопытной, мне хватило одного бокала. Не то, чтобы развезло, но адекватность была уничтожена, что, в принципе, и преследовалось.

Невзирая на то, что Марине удалось отбить своего черногривого Олсона, Адити не пала духом, поскольку никогда и нигде ещё не пропадала: нехватки внимания на её женскую долю не случалось, вот и на этот раз для неё очень скоро нашёлся подходящий кавалер. И только я буравила взглядом профиль парня, усердно занятого обсуждением с друзьями чего-то настолько занимательного, что он совершенно забыл обо мне. Чудесного дня на озере Сасамат как будто никогда и не было.

Глава 7. Первый раз

Pablo Nouvelle feat. Lulu James - All I Need

Он не удивился, не оторопел. Немного замешкался – да, но не более того.

- Пошли.

Толпы полупьяных, полуобкуренных гостей делают короткий путь из гостиной в спальню долгим и даже выматывающим. За то время, пока мы продираемся сквозь руки, фразы, просьбы, обращённые к имениннику, я успеваю разогнаться до нервозности, стремительно приближающейся к срыву.  Даже алкоголь не помогает. Хотя спиртное само по себе большой для меня риск: с одной стороны, расслабляет, с другой, значительно повышает неадекватность.

Как только дверь комнаты за нами закрывается, погрузив в темноту, я слышу звук проворачиваемого в замке ключа, и последний щелчок  заставляет всем телом вздрогнуть. Ощущаю движение, и через короткое время загорается ночник: довольно длинная, но недостаточно широкая для двоих кровать завалена подарочными коробками, пакетами, обёрточной бумагой уже распакованных презентов. Кай некоторое время смотрит на них, затем загребает обеими руками почти всё, что лежало, и на мгновение исчезает в гардеробной. Возвращается с вопросом:

-  Со светом или в темноте?

В это мгновение в моих ушах уже не так громко звенит, потому что тривиальная уборка ослабила напряжение, и я успеваю не только столкнуться с его взглядом, но и частично его прочитать. Он смотрит на меня с тенью разочарования, будто до этого принимал за кого-то другого, и только теперь выяснил, что обознался.

- В темноте.

Кай протягивает руку к ночнику, и свет гаснет. За ту секунду, которая ему потребовалась, чтобы сделать это, я успеваю заметить наполненные гелием пластиковые сердца, плавающие над его столом и прилепленные скотчем к монитору компьютера.

Внезапно меня одолевает острое желание сбежать. Прекратить всё. Мне плевать на самооценку и на собственный ежедневно дорабатываемый план социализации, меня тошнит от самого факта, что я заставляю себя делать это - я не выношу людей, и как бы тщательно меня не учили маскироваться, правда навсегда останется правдой  - я их не выношу. Много лет после этой ночи я буду сожалеть о том, что не ушла, а потом… настанет момент прозрения, когда пойму, что именно в ту ночь ошибки не было.

Глаза постепенно привыкают к темноте: Кай уже лежит поперёк кровати, свесив ноги. Кисти его рук расслаблены и лежат ладонями кверху на расстеленном под ним тёмном пледе. Моей решительности хватило только на то, чтобы позвать его сюда, но на большее… я даже не знаю, чем именно должно быть это большее, с чего начать? С какой стороны подойти к этому огромному чужому телу?

Он будто слышит мои мысли и зовёт:

- Иди сюда.

Голос его настолько тихий и мягкий, даже в какой-то степени ласковый, что ранее увиденное в его глазах разочарование нивелируется: я его выбрала, и я ему доверяю. Доверяю, но при этом не могу унять тремор во всём теле, хоть и залила его изрядной порцией алкоголя. Моё сердце не бьётся, нет, оно как промышленный насос качает кровь. Каким-то чудом нахожу в себе силы сделать шаг к парню, но, очевидно, слишком нерешительный, потому что он поднимается, оставшись сидеть на кровати, и привлекает руками к себе. В таком положении - он сидя, я стоя – мы оказываемся почти одного роста. Почти.

Он пахнет колой и ромом, мужской туалетной водой и ещё чем-то, что заставляет мои глаза закрыться. Температура его тела, по ощущениям,  градусов на пять выше моей, и воздух, выдыхаемый его лёгкими, обжигает декольте моей блузки. Кай притягивает меня ещё ближе и оборачивает в свои большие руки, сомкнув их за моей спиной.  

И это происходит. Впервые в моей жизни. Настолько неожиданно и легко, что в какой-то момент я решаю, что сплю – ведь подобное возможно только во сне. Много лет множество различных специалистов учили меня управлять «этим», ослаблять натяжение внутренних струн, правильно дышать и уводить собственные мысли в «безопасную зону», но сейчас ничего из этого мне не нужно: я даже не плыву, я легко парю на волне схлынувших страхов, натянутости и напряжения.

Кай кладёт на мой затылок ладонь, несильно прижав пальцы к шее, и я понимаю, что моё участившееся дыхание не связано с нервозностью – это нечто совсем другое. Он меняет положение руки и, прижав пальцы к моим выпирающим позвонкам, медленно проводит ею до самой поясницы. Из точки, расположенной в нижней части моего тела, будто разливается сладкая тёплая жидкость, попадает в вены и несётся вместе с кровью к мозгу... к сердцу.

Ощущения, которые я испытываю, возвращают страх, но к нему теперь добавилось нечто новое  - предвкушение.  Я жду, что происходящее станет самым большим открытием за прожитые двадцать два года и принесёт мне радость.

Наконец, я чувствую губами его дыхание и замираю. Первое прикосновение оказывается невесомым, но далеко не робким, затем его губы обнимают мои, прижимаются плотнее, я чувствую, как он один раз проводит по ним языком, будто пробует меня на вкус. Я стараюсь не думать, не судить, не взвешивать и не размышлять, а главное - отвечать. Раскрываю свой рот широко, впуская его, скольжу губами по его губам, повторяя его движения. И не забываю, что это -  первый поцелуй в моей жизни, хоть и не такой, каким я себе его представляла. Не было в моём воображении алкогольного опьянения, полумрака, скрывающего мой стыд и его разочарование, не было гремящей музыки за дверью и смеха посторонних, совершенно не нужных в этот момент людей. Не было разрываемой фольги презерватива и обжигающей боли.

Боль… Она не относилась к тому типу, от которого теряют сознание, но мне было хорошо известно, что и её можно было свести к минимуму, если б кто-нибудь поставил перед собой такую цель.  Если бы всё это имело шанс случиться по-другому.

Но всё произошло именно в тот раз и в том месте, именно так, как произошло, а не иначе, и на моё счастье женский мозг запрограммирован забывать и боль, и стыд и даже унижение, поэтому большую часть той ночи моя память не сохранила.

Глава 8. Утро

Глава 6. Утро

IAMX - 'Happiness'

Утро после первого в моей жизни секса наступает не радужно. Будят не поцелуи и жаркий шёпот ненасытного любовника, а сильная головная боль и переполненный мочевой пузырь. Никаких сплетённых рук и ног, объятий, лепестков роз и прочей воображаемой фигни. Мой первый сексуальный партнёр совершенно независимо от меня лежит на спине, запрокинув одну руку за голову, вторую уложив на собственный живот, и спит.

Мой трезвый разум признаёт три вещи:

1. Этот парень по-настоящему красив.

2. Невероятно не столько то, что я оказалась способна с ним переспать, сколько то, что уснула на чужой территории.

3. Я, не переставая, живу в иллюзиях, и мне жизненно необходимо избавляться от них, а не от девственности.

Стараясь быть тихой, сползаю с постели и прихожу в ужас - мои бёдра перепачканы кровью так, словно я пережила не эпизод дефлорации, а полостную операцию. Лихорадочно ищу свои джинсы, нахожу и натягиваю так быстро, как могу – только бы скрыть этот кошмар.  Но Кай, очевидно, успевает открыть глаза «вовремя», потому что в следующее же мгновение одеяло резко сдёрнуто с кровати, явив ужасающую картину. Нет, на постели нет пятен спермы, обнаружить которые я так страшусь – она осталась в заброшенном им в угол презервативе. Всё гораздо хуже: на серой простыне с сердечками и надписью «С днём рождения!», которую я смогла разобрать только теперь, даже не гордо алеет, а уродливо «пятнает» моя засохшая за ночь, а потому изменившая свой цвет на коричневый кровь. Я в ужасе от того, как её много, хоть и знаю, что в моём передержанном случае такое возможно – после двадцати двух лет дефлорация болезненна и может сопровождаться обильными кровотечениями.

- Дерьмо… - это и было первым, что он сказал.

Вторым было:

- Неожиданно… Не думал, что ты любишь экстрим. У тебя женские дни? Нужно было предупредить. Без обид, но я не любитель извращений…

Он осекается, а я натягиваю остатки своей одежды с суперскоростью и одним только желанием - бежать. Не имея сил даже взглянуть в его глаза своими, стремительно теряющими фокус то ли от обиды, то ли от стыда, я умудряюсь всё же пролепетать:

- Извини.

И зачем-то:

 - Пока.

Как будто после этого кто-то хотел бы меня снова увидеть.

Но, уже толкая дверь его комнаты, я слышу хриплое и злое:

- Стой!

Это «стой» придаёт мне ещё больше ускорения, и я вылетаю в гостиную, где вчера гремела вечеринка: на диване спит Лейф, сквозь открытую в другую спальню дверь виден лежащий на животе и укутанный в простынь Олсон. Больше я не успеваю ничего заметить, потому что бегу к входной двери, моля Бога, чтобы она не оказалась закрытой, но вполне чётко умудряюсь услышать:

- А я тебе говорила! - Марина.

- И что? Он и эту выгнал. Которую уже по счету?

За дверью на мгновение останавливаюсь, чтобы собраться с мыслями, перевести дух и проверить, застёгнута ли на мне одежда. Успеваю даже саркастически усмехнуться и вынести вердикт: «А разве не это было планом? Секс без обязательств… Всё вполне гладко прошло, парень даже позаботился о предохранении, ну подумаешь, выгнал…».

Но он не выгонял.

Дверь распахивается от удара: Кай, зажав в районе паха обёрнутую вокруг бёдер простынь, с самым обескураженным выражением лица, на которое вообще способен мужчина, упирается в меня взглядом и от неожиданности теряется сам.

На мгновение.

Потому что доли секунды спустя мое правое плечо до боли сжато его свободной рукой, и он орёт в мое лицо, заставляя зажмуриться:

- Я пошутил, ясно! Тупо пошутил! По-идиотски пошутил! У тебя что, не бывает тупых шу...

Он не успевает доорать свой гнев, потому что я визжу, и визжу пронзительно: боли, ночной физической и утренней душевной, требовался выход. Он замирает, от неожиданности ослабляет хватку, и я выскальзываю, чтобы окончательно сбежать.

В тот эпически провальный момент моей жизни мне было искренне наплевать на того, кто постелил на его кровать ту простынь - ясно же, не сам этот парень страдал сентиментальной любовью к собственным именинам.

А Кай, для которого тот момент оказался не менее провальным, и не менее эпически, возымел на всю оставшуюся жизнь психологическую травму, вылившуюся в сексуальное извращение.  Но о нём позже.

Глава 9. Глупые шутки

What a Day London Grammar

В двадцать два у меня ещё не было мобильного телефона. Ну вот так, у всех уже был, а у меня ещё нет. Вещь дорогая, а звонить мне особо не кому, матери только или Адити. В общем, в планах телефон был, но до дела они не доходили.

- Вик, это консьерж… там в холле кто-то тебя хочет! – голос Адити вынимает меня из глубинной депрессии, сожалений и жалости к себе.

Я лежу на своей кровати у окна, свернувшись калачиком и укрывшись с головой большим одеялом, рядом стоит Адити и протягивает мне свой сотовый. Внезапно в её глазах проявляется понимание:

- Ааа… это твоё воскресное недоразумение… наверное. Ну, ясно.

И в трубку:

- Её нет, она уехала и вернётся не скоро. Что значит, видел утром?! Утром ещё была, потом уехала. Куда-куда, к тётке в Калгари!

От неожиданности я отрываю тяжёлую голову от подушки, сажусь на кровати и отмечаю, что мир ничуть не изменился: пока я рефлексирую по поводу своего фиаско, Адити всё так же прекрасна, активна и изобретательна. Ночные приключения чуть подпортили её макияж и укладку, но в целом она выглядит вполне жизнерадостной и довольной судьбой. В отличие от меня.

- Что он сделал? - первый же вопрос.

- Ничего. Он тут ни при чём.

- Нет уж, извини! Если я участвую в этой мелодраме, то, по крайней мере, имею право знать состав преступления!

- Он ничего не сделал…

- Совсем ничего? - и тут нужно отметить её искреннее удивление: Адити ожидала от британца чего угодно, но только не бездействия.

- Сделал, что должен был, и я ушла. Тема закрыта, Адити.

Подруга мягко приземляется на край моей кровати:

- Ты знаешь, в первый раз редко кто получает удовольствие…

- Да не в этом дело!

- А в чём?

Адити не глупая девушка, и это - одна из причин её эксклюзивного билета в зону моего поражения:

- Боже… только не говори, что ждала от него предложения руки и сердца!

Я пытаюсь ответить, но… не могу - в горле ком, и все силы уходят на то, чтобы проглотить его без осложнений.

- Ну ясно… - констатирует бывалый, не скрывая разочарования. - Я думала, ты умнее. Признаться, я удивлена, что он вообще сюда прискакал. Чего хочет?

- Мне откуда знать?!

- Ну-ну… - кивает и подходит к окну. - Да, это он, твой двухметровый британец. Стоит, подпирает свой Бьюик, тоже мне… принц на хромом коне!

Затем с чувством добавляет:

- Красавчик! Причём во всех смыслах: и девку самую упёртую уложил и лицо не теряет. Ну а внешне так и вообще: реально КРАСАВЧИК! Ну ладно, пойду узнаю, чего он хочет.

- Не смей!

И тут же выкручиваюсь:

- Я же уехала! Он поймёт, что ты соврала!

- Ох, детка… тебе точно двадцать два? Он и так знает, что никуда ты не уезжала, и стоит на самом видном месте как раз потому, что уверен - ты его видишь.

- Не вижу.

- Я сейчас выйду, и ставлю триста баксов, что ты подскочишь к окну!

Баксы свои она не заработала, потому что к окну я не подскочила… а тихо и незаметно подкралась: ОН, действительно, стоял, подпирая поясницей машину, ту же самую, на которой подвозил нас пару недель назад.

Адити подошла к нему, взглянула на наше окно, но, не обнаружив в нём меня, сосредоточилась на Кае. Говорили они недолго, и выяснить ей удалось только очевидное:

- Он сказал, что обидел, но не уточнил, как. Так ты расскажешь или нет?

И я рассказала. Как будущий медик будущему медику. Как женщина женщине.

- Ты предложила ему секс?!

- Да. А разве не ты говорила, что…

- Чёрт, Викки! Я шутила! Нет, ну… чёрт, чёрт, чёрт! – она вскакивает с моей кровати, прижимая свои красивые пальцы к глазам, и качает головой.

Я тоже поднимаюсь и держу себя руками, чтобы не распадаться на атомы. Отдышавшись, Адити кладёт руку на мою поясницу:

- Не переживай, всё образуется. Смотри вон, под окнами же стоит… ждёт тебя. Значит, всё так и должно было быть.

- Что я сделала не так?

- Понимаешь, Вик… Секс на один раз – это самая крутая вещь на свете, но он - не всегда то, что нужно в данную минуту, и не то, что приемлемо с каждым. Вот Олсон, он на один раз, понимаешь? А Кай… нет, ну и он тоже вполне пригоден для одного раза, но… он другой и ищет другого, это же видно!

- Как?

- В его глазах.

Глава 10. Глупые шутки

Я сжимаю голову руками. Сдавливаю её изо всех сил и ненавижу. Ненавижу за тысячи или миллионы грёбаных лишних нейронных связей, мешающих мне видеть то, что видят другие, не дающих полноценно жить среди них.

- Этот парень… интересный. Даже мне он интересен не на один раз, жаль только нищий. Смотри на его Бьюик, смех один. Чем на таком корыте, лучше уж пешком!

- Или на автобусе…

Адити смеётся, и я невольно улыбаюсь, потому что машина у него, действительно, страшненькая. Внезапно обнаруживаю, как всё-таки важны в жизни другие люди. Одиночество – не самая правильная форма существования.

Кай ещё долго не уезжал и теперь он точно знал, где наше окно, поэтому смотреть в него могла только Адити, я же – лишь осторожно поглядывать.

В груди громыхало, душа рыдала, а он всё стоял. И пока стоял, я не спала – уснёшь тут, как же. Уехал в четверть первого ночи, и Адити, способная держать руку на пульсе даже сквозь сон, поинтересовалась:

- Уехал?

- Да.

- Ему на работу к пяти утра. Он на стройке вкалывает.

- Ты откуда знаешь?

- Он живёт в одной квартире с другими ребятами: Олсоном, Лейфом, Мариной и Дженной. Я у Олсона спросила.

- Надо же, прямо как в сериале «Друзья».

- Так и есть, все они  - его друзья.

Вечером, около семи, Кай приехал опять. И я снова не вышла. Не из вредности: просто… мне ещё слишком тяжело. На этот раз он не стоял, подперев машину, а был в ней.

- Он спит, - констатировала Адити, внимательно изучившая Бьюик через свой мини-бинокль. – Наверное, на стройке работать не то, что девок невинности лишать…

- Ладно тебе, не язви.

- Уже защищаешь? Ну-ну…

На следующий день он придумал кое-что получше: заявился в приёмную клиники своей матери. Думаю, мне сразу понравился его взгляд - слишком серьёзный.

- У Вас снова симптомы? - не менее серьёзно вопрошаю я, не отрывая глаз от своего компьютера.

Глава 11. Глупые шутки

Он не отвечает. Просто стоит и ждёт, пока не посмотрю ему в глаза. Долго. И это напрочь выбивает из колеи, настолько, что я теряю уверенность в правильности выбранной стратегии.

Я не вредничаю, просто всё это вместе - озеро, его руки на мне, ночь, боль, унижение и его упорное нежелание оставить меня в покое, особенно последнее – это слишком для меня. Это слишком много для человека, который с рождения варился сам в себе и своём мире, где других людей кроме него почти не было.

Неожиданно на помощь приходит его мать:

- Кай?! – её удивлению нет предела. – Что ты здесь делаешь, сынок?

- Я на минуту, - бросает мне и направляется к матери, берёт её за локоть, приняв перед этим традиционный, по-видимому, поцелуй в щёку, и уводит. Как только они скрываются в её кабинете, я бегу к напарнице Сонате, раскладывающей лекарства для сегодняшних пациентов:

- Соната! Передай, пожалуйста, миссис Керрфут, что у меня внезапно начались критические дни, я ужасно себя чувствую и ухожу домой!

- Ладно… - выпучивает глаза Соната. – Таблетку Адвила дать?

- Я уже приняла, спасибо.

Терять эту работу пришлось бы в любом случае, так что, какая разница, когда? Отец хоть и давно умер, но в средствах мы с матерью никогда не нуждались – он позаботился обо всём заранее. И, выбирая профессию, финансовый аспект обучения я не принимала во внимание – и это тоже было улажено отцом заранее – у меня имеется массивный Образовательный План по государственной программе. Поэтому работаю я по большей части из принципа. В кампусе живу тоже из принципа, но только не моего – мать так решила. Собственно, именно благодаря этому её решению у меня и появился первый в жизни и единственный друг – Адити.

На остановку не бегу, знаю уже: парень по имени Кай достаточно прыток, чтобы просчитать, где именно меня искать. А учитывая частоту, с которой ходят наши автобусы, шансы быть пойманной на остановке внушительны.

Но всё это было лишь глупым оттягиванием неизбежного. Вечером его машина не появилась на нашей парковке, и я решила заглушить раздрай в душе бегом. Он поймал меня сразу же, как выскочила из парадного: легко схватил в охапку и поволок за угол – подальше от глаз консьержа. Я не кричала – знала, чьи это руки. Даже слишком хорошо знала их.

Он поставил меня на скамейку, чтобы наши лица находились на одном уровне, и он мог бы беспрепятственно смотреть мне в глаза.

И снова этот взгляд, от которого я чувствую себя кроликом. Я не знаю, как он это делает, но отвернуться не могу, смотрю в его изумрудную зелень и позволяю копаться в себе, а он, кажется, уже всю меня изрыл, что ищет только, не ясно.

- Почему ты выбрала для этого меня? – наконец спрашивает.

Глаза в глаза, и в голосе нет ни злости, ни злорадства, ни жестокости, которых я так страшусь. Нет враждебности. Есть мягкость и желание… быть понятым?

- Есть более подходящие кандидаты? – отвечаю.

Кай выдыхает и только теперь отводит глаза. А я вдруг понимаю, что дрожу.

Он молчит, а я говорю себе за него: «Я рассчитывал на нечто большее между нами, а ты своей выходкой всё испортила». И сама же ему отвечаю «Я не пригодна для чего-то большего. Мой текущий терапевт считает, что мне нельзя заводить отношений. Я просто хотела узнать, что чувствуют люди во время секса». И он спрашивает дальше: «Узнала?».

Глава 12. Глупые шутки

- Если бы ты предупредила… всё это было бы по-другому. Совершенно иначе, понимаешь?

Я молчу, потому что теперь в горле ком и после разговора с Адити понимание, что виноват не он, а я… И отреагировал он так и только так, как мог нормальный парень – разочарованием, потому что понравившаяся девушка оказалась даже не легко доступной, а безнравственной. Потому что не ждёт и не ценит его желания прежде завоевать её. Что она – как все те, кого он выгнал.

Внезапно Кай поднимает голову, и я вслед за ним тоже. Снова глаза в глаза:

- Прости меня за слова, которые  я тебе сказал.

Я киваю. Он некоторое время молчит, затем выпаливает:

- Переезжай ко мне?

Я тоже беру время на «помолчать». Затем делаю предположение:

- Ты ненормальный?

- Моя мать – венеролог, я в принципе не могу быть нормальным! - смеется. - Переезжай!

- Зачем мне это?

- Говорят у меня красивые глаза – изумрудные!

- Ну, с оттенком я бы поспорила. Как медик могу отметить, что цвет твоих глаз идентичен цвету застоя желчи в соответствующем пузыре.

- Мне говорили, что девочки с медицинского не понимают романтику, но я подумать не мог, что настолько…

Он всё ещё улыбается, а я думаю: не глаза твои пленяют, Кай, и даже не твой божественный голос, а что-то спрятанное глубоко внутри тебя. Что-то первобытно мужское, мощное, и чему я пока не нашла определения. Но обязательно когда-нибудь найду.

Его взгляд как будто становится мягче, и в это мгновение я испытываю настолько мощное облегчение, состояние невесомости, почти эйфорию, что мне хочется обернуться в него, как в шаль, укутаться, и не отдавать никому.  Кай, очевидно, всё это видит в моих глазах, на моём лице, чувствует или считывает  - не важно, поэтому говорит фразу, решившую всё за меня:

- Я очень долго искал тебя.

Мне требуется время, чтобы сформулировать и произнести свой вопрос:

- Меня?

- Тебя.

Пытаюсь дышать, а он, облизав губы, продолжает:

- Я знаю, что с тобой нужно как-то по-другому, но пока ещё не понимаю, как…  Приеду завтра, заберу тебя с работы и поедем ко мне – на одну ночь. Я не прикоснусь, обещаю. Слово даю. Мы просто проживём ночь вместе, и ты решишь, захочешь ли остаться ещё на одну. Идёт?

Теперь мой мозг включился, работа кипит: жить с незнакомцем я не хочу, он совершенно чужой мне человек; квартира, где я пережила самое большое потрясение в своей жизни, вызывает отвращение и отторжение; ребята Лейф, Олсон и Марина - это новые чужие люди, и уже одно это для меня пытка; но есть Дженна и её фраза  «Он и эту выгнал. Которую уже по счету?».

- Идёт, - киваю.

Кай кладёт руки на мою талию и мягко снимает со скамейки:

- Уже поздно бегать. Иди домой, -  мягко подталкивает в спину к крыльцу парадного. И я, как загипнотизированный кролик, послушно двигаюсь в заданном направлении.

Объявление:

Следующая глава 07.11.2019

Глава 13.  Теперь познакомимся

Habits - Uğur Dağıdır

Голубой Бьюик появляется задолго до окончания моего рабочего дня. Миссис Керрфут, заметив его, как и я, выскакивает к сыну на улицу и задаёт вопрос, на который он отвечает: «Я здесь по своим делам, мам!» – читаю по губам. Возвращаясь к пациентам и проходя мимо стойки, она пристально вглядывается в моё лицо. Он ничего ей не говорил, ни слова – я видела.

- Голодна? – спрашивает Кай, как только выхожу.

Я киваю, и мы едем ужинать. Место оказывается более чем старательно выбранным – это панорамный ресторан на Бёрнебийской горе. Я никогда в нём не бывала и всегда завидовала тем парам и семьям, которые из него выходили: мир, в котором люди посещают подобные заведения, был для меня далёким, как звёзды других Галактик.

- Часто тут бываешь? – спрашиваю, как только мы усаживаемся у окна с видом на Ванкувер, горную гряду и залив.

- Сегодня – первый раз. Но гору эту люблю. Редко, но бывает, приезжаю сюда сам и просто сижу в одном особенном месте.

- Около трёх елей?

- Да, оттуда открывается самый удачный вид! – воодушевляется. – Тоже здесь бываешь?

- Ещё реже, чем ты – у меня нет машины. Но такое случается иногда… я люблю это место за его простор, он настраивает мысли на правильный лад.

- Да, - сосредоточенно кивает. – Ты выразила словами то, что я не смог.

Кай почти не отрывает от меня взгляд, лишь изредка прерываясь на любование приглушёнными вечерней дымкой небоскрёбами уставшего за день города, заливом и вершинами гор на горизонте. В это не совсем позднее, но всё же вечернее время, солнечный свет уже не слепит и не мучает летним зноем, а мягко и ненавязчиво посыпает золотом наш стол, наши руки, воду в бокалах, лицо и чёлку парня, сидящего напротив меня. Он немного щурится, на несколько коротких мгновений широко улыбается, смущённо сжав при этом губы, и на его щеках появляются ямочки. Нонсенс! Как может сочетаться столь трогательная и по-детски милая деталь с  таким большим и сильным телом, безнадёжно далёким и от детства, и от присущей ему чистоты?

Мы заказываем стейки сёмги на гриле, обнаружив, что оба любим рыбу.  После ужина я успеваю изрядно поварить себя в рефлексии на тему: «Должна ли я расплачиваться за свои блюда и напитки сама?» В конце концов, решаю, что лучше предложить, чем нет, но когда официант, наконец, появляется со своим сундучком и счётом, моя рука не успевает даже вытянуть из сумки бумажник:

- Давай притворимся, что сегодня и в будущем в нашем с тобой мире понятия «эмансипация» не существует! – выпаливает мой компаньон резко и с раздражением.

Я пытаюсь сообразить, почему он раздражён, и у меня уже почти получается, но для нормальных людей это, видимо, слишком долго:

- Ты никогда не должна платить, если рядом есть я. Хорошо?

- Ладно.

- Отлично, - легонько кивает.

Да, парень, лучше так: говори всё прямо, чётко и ясно. Так намного лучше:

- Я не всегда понимаю иносказания и намёки, - опускаю глаза, стыдясь не своих ограниченных в общении возможностей, а ситуации в целом.

- С этим никаких проблем, я буду стараться говорить прямо.

Его рука тянется, чтобы коснуться моей кисти, но на полпути останавливается. Чуть позже, стараясь не акцентировать внимание нас обоих на этом неловком моменте, он возвращает свою руку на место.

Он что ли чувствует меня?!

Я могу смотреть ему в глаза.

Мне никто не нужен, мне никто не нужен, мне никто не нужен.

Или нужен?

Мы приезжаем в уже дважды знакомую мне квартиру ближе к десяти вечера. Меня почти трясёт от перспективы опять войти в неё и увидеть лица людей, ставших свидетелями моего падения, но она оказывается совершенно безлюдной:

- Ребята уехали на выходные на озеро Култус резвиться в аквапарке, так что сегодня ночью мы одни, - объясняет их отсутствие Кай, следя за моим, мягко говоря, нервно шарящим по квартире взглядом.

В ванной я быстро прохожу ритуал «голова, тело, чистка зубов». Пока сушу волосы, рассматриваю гигиенические средства на полках, стараясь вычислить, какие из всего многообразия «его», а какие принадлежат остальным. У меня был только один шанс изучить его запахи – время недолгой прелюдии до момента боли, заполонившей весь мозг, но единожды познав их, я способна запомнить и всегда узнавать. Он использует  шампунь, туалетную воду и крем после бриться одной марки  - Armani Code – чёрные флакон, тюбик и баночка расставлены в разных местах на верхней полке. Между ними женские средства для волос и крема для кожи. Я выставляю флаконы шампуней в ряд на второй полке, соблюдая принцип радужной последовательности цветов и оттенков. Более мелкие флаконы и тубы с кремами – на нижней, чтобы не загораживали зеркало. На третьей и самой верхней оставляю четыре чёрных Armani Code – четвёртым оказался дезодорант. Я убираю чужие использованные бритвы в мусор и вытираю салфетками зеркало, чтобы не было пятен.

Стук в дверь:

- Ты в порядке?

- Да.

- Можно войти?

Я отщёлкиваю замок на двери, и он просовывает своё нахмуренное лицо:

- Если что-нибудь нужно, скажи… - его глаза замечают перемены, и только теперь я понимаю, что мои привычки лезут «на его территорию».

Но реакция хозяина неожиданна:

- Спасибо. Всегда ломал голову, почему, заходя в ванну, первым в голову приходит слово «хаос»?

Я молчу, потому что не могу поймать мысль. Но он добавляет:

- Спасибо, что навела порядок. Скажу оболтусам, чтобы придерживались придуманной тобой системы. И отдельное спасибо за «отдельную полку», - подмигивает.

И добавляет уже серьёзнее:

- Спасибо, что отделила мои принадлежности от всех остальных. Я буду рад, если твои поселятся рядом… на нашей полке!