Я перебирала конспект дрожащими пальцами, шепча аргументы про себя. Сегодня — первая деловая игра по уголовному праву, и я не имела права на провал. В кармане джинс жалобно позвякивали мелочь: если повезет, хватит на чай из автомата после пар. Но сначала нужно перестать дышать так громко, будто я только что пробежала марафон.
— Торнадо в юбке! — Голос Хлои пробился сквозь шум в голове, и я обернулась, невольно улыбаясь. Она неслась по коридору, как ураган в розовом пальто, которое, наверное, стоило больше, чем вся наша квартира. В руке — стаканчик с кофе, на губах — следы блеска в тон её рыжим локонам. — Опять забыла, что еда существует?
Я сунула конспект в рюкзак, стараясь не смотреть на её идеальный маникюр. Мои ногти были обкусаны до боли — привычка, от которой мама пыталась отучить меня годами.
— Завтракала, — соврала я, поправляя рубашку. Голубая ткань выцвела, но хотя бы скрыла кофе на вчерашней лекции.
— Враньё! — Хлоя сунула мне в руки булочку с корицей. Аромат заставил желудок сжаться от голода. — Твоя мама звонила. Опять работала вместо сна?
Я покраснела. Эти двое объединились против меня, будто я их общий проект по спасению. Откусила кусочек, и сладость растопила упрямство.
— Спасибо, — пробормотала я, чувствуя, как масло с сахаром прилипает к пальцам. — Но я не могу…
— Принимать заботу? О да, святая Амелия, мученица бюджетного отдела, — Хлоя фыркнула, вытирая мне щёку салфеткой. — Ты хоть в зеркало смотришь? Если бы я так выглядела в мешковатой одежде, папа отрёкся бы от меня. Ты — ходячее преступление против мужской психики.
Я закатила глаза, но краешек губ дрогнул. Только Хлоя могла называть меня «преступлением» так, что это звучало как комплимент. Мы познакомились три года назад: я застала её рыдающей в туалете из-за проваленного теста. Вместо утешений вручила ей салфетку и свой конспект со словами: «Учи. И перестань реветь — слезами делу не поможешь». С тех пор она вцепилась в меня, как мокрица в зонтик.
— Встретимся у фонтана после пары? — Она достала из сумочки помаду, поправляя макияж в зеркальце. — Вручу тебе билет в кино. Да-да, не спорь! Это документалка про тюремные реформы — почти твоя тема.
Я толкнула её к аудитории менеджмента, зная, что через час она выйдет оттуда с новыми идеями, как «оптимизировать папины траты на яхты».
Лекция началась с привычной перепалки. Профессор Хиггинс привёл пример «убийства из милосердия», и моя рука взлетела вверх сама собой.
— Вы упускаете социальный контекст, — голос звучал твёрже, чем я чувствовала себя внутри. — Человек, который не может оплатить лечение, — не преступник. Это система…
— Мисс Хортон, мы обсуждаем закон, а не ваши социальные манифесты, — перебил он, и кто-то с задней парты фыркнул.
Мои пальцы вцепились в край стола. Я ненавидела этот смешок — тот самый, что слышала всё детство, когда проходила мимо детей в новых кроссовках.
— Тогда давайте обсудим статью 14, где говорится о смягчающих обстоятельствах, — парировала я, замечая, как Хиггинс нахмурился. Когда я закончила, в аудитории стояла тишина.
***
После пары Хлоя ждала у фонтана, кормя голубей крошками от круассана и споря с барменом о «кофейной ереси».
— Он называет это латте! — возмущалась она, хватая меня за руку. — Здесь больше сиропа, чем кофе! Ну же, Ам, пригрози ему уголовным кодексом!
Я потянула её к выходу, смеясь. Её страсть к спорам о еде была абсурдной, но заразительной.
— Уголовный кодекс не регулирует вкусовые извращения, — сказала я, но бармену всё же бросила: — И да, это отвратительно.
Мы поехали в кино на такси Хлои. Я ёрзала на кожаном сиденье, пытаясь не думать о том, сколько стоит каждая минута этой поездки.
— Расслабься, — она ткнула меня в бок. — Это не благотворительность. Ты нужна, чтобы объяснить, почему герой той драмы — идиот.
В темноте зала я шептала комментарии о судебных ошибках, а Хлоя хихикала, критикуя галстуки актёров. Потом мы бродили по парку, и я, сама не ожидая, заговорила о маме — о том, как она стирала форму одноклассниц до ночи, чтобы купить мне учебник по праву.
— Знаешь, ты как этот фонтан, — внезапно сказала Хлоя, останавливаясь. В её голосе не было привычной насмешки. — Кажется простым, но когда включают воду — все замирают. И… я рада, что ты моя подруга.
Я фыркнула, отводя взгляд. Комплименты от неё всегда были как объятия в колючем свитере — неловкие, но тёплые.
— Только не вздумай влюбиться в какого-нибудь придурка с деньгами, — добавила она, и мы засмеялись.
Я не заметила, как из-за угла за нами наблюдали. Лишь позже, уже дома, я вспомнила мурашки на спине — будто чей-то взгляд скользнул по моей шее, холодный и любопытный. Но тогда я списала это на ветер.
Я натянула свитер — серый, мешковатый, с вытянутыми манжетами, — пряча руки в рукава. Утро начиналось с дождя, и я мысленно благодарила маму за то, что она когда-то купила эту вещь на распродаже. В зеркале в прихожей мелькнуло отражение: мокрые каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, бледная кожа без намёка на макияж, джинсы, которые давно потеряли форму. «Идеально для невидимки», — подумала я, хватая зонт.
Хлоя встретила меня у метро, как всегда, превратив серость улицы в свой персональный подиум. Её рыжие локоны сияли под капюшоном плаща цвета бордо, а сапоги на каблуках щёлкали по асфальту, будто отбивая ритм её бесконечной уверенности.
— Ты выглядишь… — она прищурилась, осматривая меня, — …как диснеевская Золушка до встречи с феей. Только без мышей. И пепла. Ну, почти.
— Спасибо, леди Макбет, — я фыркнула, поправляя рюкзак. — Мне нравится быть практичной.
— Практичной? — Хлоя схватила меня за плечи, развернув к витрине магазина. Отражение в стекле показало контраст: её — яркую, как попугай в тропиках, и меня — серую, как голубь под дождём. — Амелия, ты единственный человек, который умудряется прятать такую фигуру под одеждой из секонд-хенда. У тебя грудь, ради которой девушки платят хирургам, а ты носишь свитер, будто это мешок для картошки!
Я покраснела до корней волос.
— Перестань! — вырвалось резче, чем я хотела. — Я не… Я не хочу, чтобы на меня пялились.
Она вздохнула, смягчив тон:
— Ладно, ладно. Но если бы ты разрешила мне купить тебе хоть одно платье…
— Нет.
Мы шли дальше, и я старалась не думать о том, как мои бедра выглядят в этих дурацких джинсах. Всё равно некогда — впереди лекция по конституционному праву, а вечером смена в кафе.
Но университет встретил нас не парой, а цирком. У главного входа толпились студенты, шептались, смеялись, а некоторые даже встали на цыпочки, будто за деревьями прятался Брэд Питт.
— Что случилось? — спросила я, но Хлоя уже тянула меня за руку, пробираясь сквозь толпу.
И тогда я его увидела.
Он стоял, облокотившись на чёрный «Бентли», одной рукой прикуривая сигарету, другой — лениво поправляя часы, которые блестели, как льдинки на солнце. Высокий, смуглый, в идеально сидящем чёрном пальто, он казался персонажем из другого мира. Его волосы — густые, тёмные, чуть растрёпанные ветром — и глаза… Боже, глаза. Зелёные, как лес после грозы, холодные и насмешливые.
— Дэвид Джонсон, — прошептала Хлоя, и её голос звучал так, будто она произнесла имя греческого бога. — Говорят, он вернулся из Европы. И да, он ещё красивее, чем в инстаграме.
Я фыркнула, пытаясь скрыть, как учащённо забилось сердце. Вокруг девушки вздыхали, парни перешёптывались о его машине, а он… Он просто курил, будто весь этот ажиотаж был фоном для его личной фотосессии.
— Смотри, смотри! Он посмотрел в нашу сторону! — сдавленно прошипела Хлоя, вцепляясь мне в руку.
— Не выдумывай, — я потупила взгляд, чувствуя, как тепло разливается по щекам. Но краем глаза заметила: его взгляд скользнул по толпе, замедлился на мне — и на миг его губы дрогнули, будто он увидел что-то… интересное.
— О боже, он улыбнулся! — кто-то ахнул за моей спиной.
— Не тебе, дура, — огрызнулась подруга. — Он вообще не смотрит на девушек. Говорят, он…
Я не стала слушать. Отвернулась, потянув Хлою к входу. Но по пути уловила обрывки сплетен:
«…променял моделей Парижа на нашу скучную учёбу?..»
«…бросил девушку посреди свидания, потому что она захотела отношений…»
«…его отец — тот самый Джонсон, который…»
— Знаешь, он как те твои учебники, — пробормотала я, когда мы вошли в здание. — Красивый переплёт, но внутри — пустота.
Хлоя рассмеялась, но потом внезапно серьёзно посмотрела на меня:
— А ты уверена, что он не заметил, как ты краснела?
— Я не краснела! — я нахмурилась, поправляя свитер, который вдруг стал тесным под мышками.
Она покачала головой, доставая помаду:
— Когда-нибудь ты поймёшь, что ты — единственная, кто не видит своего отражения.
На лекции я пыталась сосредоточиться на словах профессора, но в голове всплывали те зелёные глаза. Глупость. Он — ветреник в дорогих часах, я — девчонка, которая считает мелочь на чай. Наши миры не пересекаются.
Но когда я вышла после пар, он всё ещё стоял у «Бентли», разговаривая по телефону. Дождь перестал, и солнце высветило его профиль — резкий, надменный, идеальный. Его взгляд скользнул по мне, задержался на секунду… Или мне показалось?
Я ускорила шаг, пряча лицо за волосами.
— Видишь? Он смотрит! — Хлоя догнала меня, сияя.
— Не выдумывай, — я стиснула ремень рюкзака. — Ему просто скучно.
Но даже когда мы сели в автобус, я чувствовала покалывание на спине — будто его глаза всё ещё жгли меня через стекло.
«Я ненавижу вечеринки», — мысленно повторяла я, пока автобус подпрыгивал на ухабах. В сумке лежало чёрное платье, купленное три года назад на распродаже. Оно пахло нафталином и воспоминаниями о выпускном, где я просидела в углу, читая книгу. Но Хлоя поклялась, что убьёт меня, если я не приду. «Ты же моя единственнаянастоящая подруга!» — голос её звенел в ушах, как назойливый будильник.
Она встретила меня на пороге своего пентхауса, уже в шелковом халате и с маской для лица.
— Твоё платье похоже на саван, — объявила она, едва взглянув на мою сумку. — Нет, Ам, сегодня ты будешь богиней. Или я умру.
Два часа спустя я стояла перед зеркалом, не узнавая себя. Хлоя вытащила из гардероба платье — алый шелк, облегающий, как вторая кожа, с разрезом до бедра.
— Это слишком… — я потянула ткань на груди, пытаясь прикрыть декольте.
— Слишком идеально! — Хлоя закрепила мне в волосах заколку с бриллиантами (ненастоящими, как она клялась) и накрасила губы помадой, от которой я выглядела, будто только кого-то съела. — Смотри! — Она развернула меня к зеркалу.
Отражение было чужим: изгибы, которые я годами прятала под мешковатыми свитерами, теперь кричали о себе. Волосы, собранные в небрежный пучок, обрамляли лицо с резкими скулами, о которых я даже не подозревала.
— Я… Я не могу так выйти, — прошептала я, чувствуя, как горит лицо.
— Можешь. И выйдешь, — Хлоя сунула мне бокал шампанского. — Пей. И перестань дрожать.
Она была права. После второго бокала мир стал мягче, а её пентхаус — меньше. Мы ехали на её розовом «Мерседесе», и я думала о том, как странно, что у богатых даже машины пахнут деньгами.
Вечеринка оказалась в особняке, который Хлоя назвала «скромной дачкой». Люстры сверкали, как айсберги, а гости смеялись слишком громко, словно пытались заглушить тишину своих счётов в банке.
— Расслабься, — шепнула Хлоя, исчезая в толпе с криком: «Мой день рождения — ядрёный коктейль!»
Я прижалась к стене, чувствуя себя рыбкой в аквариуме с пираньями. И тут он появился.
— Ты похожа на ту, кто ищет выход, — мужской голос заставил меня вздрогнуть. Передо мной стоял парень с соломенными волосами и улыбкой, которая не доставала до глаз. Он протянул бокал: — Меня зовут Макс. Шампанское? Или предпочитаешь бегство?
— Бегство, — ответила я, но взяла бокал.
Он говорил много: о своей «скучной работе в папиной фирме», о любви к экстриму (прыжки с парашютом, о которых он рассказывал, как о походе в магазин), о том, что ненавидит фальшь. Я кивала, замечая, как его взгляд скользит по моему декольте.
— Ты не похожа на здешних кукол, — он приблизился, и запах его духов ударил в нос — сладкий, как гнилой фрукт. — Может, уйдём? Покажемся им…
Я уже открыла рот, чтобы отказаться, когда толпа взорвалась шепотом.
Он вошёл, как ураган в костюме за тысячу долларов. Дэвид Джонсон вёл под руку девушку, чья красота была агрессивной — длинные ноги, губы, как будто вырезанные из мрамора, платье, которое светилось в темноте. Она смеялась, запрокинув голову, а он смотрел на неё с холодной нежностью, будто на дорогую игрушку.
— Принц и его очередная пассия, — фыркнул Макс, но я видела, как его пальцы сжали бокал.
Дэвид прошёл мимо, не глядя на меня. Его рука лежала на талии девушки, пальцы впивались в ткань платья. Они вышли на танцпол, и музыка сменилась на что-то медленное, душное. Он притянул её к себе так, будто хотел сломать, а она впилась ногтями в его шею. Их поцелуй был спектаклем — страстным, грязным, для всех.
— Знаешь, они уже кончали, — прошептал Макс мне на ухо. — В лифте. Говорят, он любит публичность.
Я отшатнулась, вдруг осознав, что задыхаюсь. Алый шелк платья стал тесным, душил. Все эти взгляды, которые я ловила раньше, — глупая иллюзия. Он даже не заметил меня.
— Мне нужно… в туалет, — пробормотала я, пробираясь сквозь толпу.
В зеркале дамской комнаты мое отражение кричало: «Самозванка!». Я тёрла губы, пытаясь стереть помаду, когда дверь открылась.
— Ну и шоу, да? — Хлоя прислонилась к косяку, держа в руках два стопара. — Дэвид как всегда…
— Он мразь, — выдохнула я, и она подняла бровь.
— Может. Но ты сейчас выглядишь так, будто хочешь его убить. Или поцеловать. — Она протянула стопар. — Давай, Золушка. В полночь карета превратится в тыкву, но пока… танцуй.
Я выпила. Огонь спирта смешался с чем-то горьким внутри. Когда я вернулась в зал, Дэвид уже уходил, ведя девушку за руку на второй этаж. Его взгляд скользнул по мне — мимоходом, равнодушно.
Но когда я повернулась к выходу, поймала себя на мысли: а вдруг он всё же заметил?
Воздух в особняке был густым от духов, сигаретного дыма и приторного запаха дорогого алкоголя. Хрустальные люстры бросали блики на стены, украшенные абстрактными картинами, которые, наверное, стоили больше, чем вся моя жизнь. Я кружилась в толпе, чувствуя, как каблуки — эти «убийцы мужчин», как назвала их Хлоя, — впиваются в паркет. Алый шелк платья, слишком облегающий, слишком яркий, лип к телу, словно пытался подчеркнуть каждую изгиб, который я годами прятала под мешковатыми свитерами. Но сегодня я решила: пусть видят. Пусть видят, а потом забудут. Как всегда.
Хлоя, сияя в платье с пайетками, кричала мне что-то о Дэвиде, размахивая бокалом. Розовое шампанское пролилось на её перчатку, оставив пятно, но она лишь засмеялась, смахнув капли, будто они были частью декорации.
— Ты видела, как он пялился на тебя? — её голос перекрывал басы. — Он даже не заметил, что ты…
— Зато я заметила, как он залип на ту манекенщицу! — перебила я, допивая третью (или четвертую?) рюмку текилы. Горький вкус обжег горло, но это было лучше, чем признать: его равнодушие резануло глубже, чем хотелось.
Я танцевала. Руки вверх, волосы распустились, спутались в рыжих локонах Хлои, когда она кружилась рядом. Платье скользило по бёдрам, открывая разрез, от которого я едва не отказалась утром. Где-то внутри шепталось: «Ты выглядишь как дешёвая подделка», но я глушила этот голос. Пусть думают, что хотят. Мне всё равно.
Особняк гудел, как улей. Парни в костюмах с закатанными рукавами толкались у бара, обсуждая биткоины и яхты. Девушки в платьях, которые держались на теле словно по волшебству, смеялись слишком громко, словно соревнуясь, чей смех звонче. А я… Я просто пыталась не думать о том, что моё платье куплено в секонд-хенде, а их — сшиты на заказ.
— Эй, красотка! — кто-то схватил меня за талию, впиваясь пальцами в шёлк. Мужчина с лицом, расплывшимся от алкоголя, пахнущий дешёвым табаком и потом, притянул меня к себе. — Танцуешь, как профессионалка. Давай…
— Отвали, — вырвалась я, толкнув его в грудь. Но он не отпускал, его дыхание, пропитанное виски, обжигало шею.
— Не будь стервой, — прошипел он, и тошнота подкатила к горлу — густая, неудержимая.
Я вырвалась, спотыкаясь о чьи-то ноги, и побежала. Шатаясь, пробиралась через толпу, цепляясь за плечи незнакомцев. Где туалет? Все двери сливались в калейдоскопе света и теней. В животе бушевал ураган, голова раскалывалась.
— Эй, тебе помочь? — чей-то голос пробился сквозь шум. Девушка в серебряном платье протянула руку, но я отшатнулась. Не хочу жалости. Не хочу, чтобы видели, как серая мышка подавилась блёстками.
Стена встретила меня холодным мрамором. Я прислонилась, пытаясь поймать дыхание, когда где-то рядом разбился бокал. Толпа ахнула, зашипела, сместилась к бару. «Шанс!» — подумала я, поползла вдоль стены, но ноги подкосились.
— Ищешь выход? — голос над головой заставил вздрогнуть.
Дэвид. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел сверху вниз. Его зелёные глаза, обычно холодные, теперь горели странным огнём — то ли злость, то ли… интерес?
— Мне… всё равно, что ты думаешь, — выдохнула я, пытаясь встать. Но мир накренился, и он поймал меня, прежде чем я рухнула на пол.
— Ты уже устроила спектакль, — проворчал он, подхватывая на руки. — Теперь хватит.
Я хотела вырваться, но тело предало. Тошнота вырвалась наружу — жёлтая волна на его белоснежную рубашку.
— Чёрт! — он дёрнулся, но не бросил. — Ты вообще…
Я закрыла лицо руками, чувствуя, как горит кожа. Позор. Унижение. Он нёс меня по коридору, его шаги были резкими, но руки… крепкими. Дверь туалета захлопнулась, отрезав музыку.
— Умывайся, — он швырнул мокрое полотенце, и я прижалась к раковине, дрожа. Вода стекала по шее, смывая тушь, румяна и остатки гордости. Платье сползло с плеча, обнажая грудь. Я потянула ткань, но лямка соскользнула, и алый шёлк упал до талии.
— О боже… — я прикрыла грудь руками, но было поздно.
Он замер. В зеркале я увидела, как его взгляд скользнул по моей коже, задержался на секунду — слишком долго — и резко отвернулся. Его пальцы вцепились в раковину, будто пытаясь сломать мрамор.
— Надень это, — он сорвал с вешалки чёрный шёлковый халат и бросил мне. Голос звучал хрипло, будто он бежал марафон.
Я натянула халат, лицо пылало. Он стоял спиной, его плечи напряжены, как у хищника, готового к прыжку.
— Зачем ты помог? — прошептала я, ненавидя дрожь в голосе.
Он обернулся. Глаза, обычно ледяные, теперь горели.
— Потому что ты единственная здесь, кто не притворяется.
Я фыркнула, пряча лицо в ладонях:
— Может, я просто лучше всех вру?
Он шагнул ближе, и я почувствовала запах его духов — тёплый, древесный, с горьковатой ноткой. Его рука дрогнула, будто он хотел коснуться моего плеча, но опустилась.
— Нет. Ты даже не пытаешься.
Дверь распахнулась, впуская шум вечеринки.
— Выходи. Провожу до такси.
Я шла за ним, кутаясь в халат. Его спина, прямая и надменная, казалась неприступной. Но я видела, как он сжал кулаки, когда мы проходили мимо кучи гостей. Кто-то крикнул: «Дэвид, ты что, нянька теперь?», но он не обернулся.
В такси я уткнулась в окно, наблюдая, как огни города сливаются в полосы. Мне было всё равно, думал ли он обо мне. Всё равно, заметил ли что-то. Завтра это будет просто ещё один стыдливый сон. А сегодня… Сегодня я позволила себе забыть, что мы из разных миров.
Солнце врезалось в глаза ножами, а голова пульсировала, будто в неё встроили отбойный молоток. Я застонала, натягивая одеяло на лицо, но тут же отдернула его — запах вчерашних духов, алкоголя и рвоты ударил в нос. «Боже, что со мной было…»Память вспыхнула обрывками: алый шелк, зелёные глаза, халат с монограммой… Я вскочила с кровати и тут же схватилась за стену. Мир плыл, желудок скрутило спазмом.
Ванная стала полем боя. Я стояла под ледяным душем, стиснув зубы, пока вода смывала с кожи остатки туалетного халата и стыда. Зеркало показывало лицо призрака: синяки под глазами, бледная кожа, волосы — гнездо спутанных ниток. «Ты выглядишь как смерть», — подумала я, но времени на жалость не было. Первая пара уже началась, на вторую я вряд ли успею.
Спускаясь по лестнице, я услышала лязг ложки о чашку. Мама сидела на кухне, укутанная в старый халат, и пила кофе. «Она должна быть на работе».
— Почему ты дома? — спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Она не подняла глаз, крутя чашку в руках. Её пальцы, красные от химикатов прачечной, дрожали.
— Отменили смену…
— Мама. — Я села напротив, задевая коленкой стол. Кофе расплескался. — Ты врешь.
Тишина. Только тиканье часов, подаренных ей на прошлый день рождения. Хлоя тогда сказала, что они «стильные винтажные», но я видела ценник — дешевле, чем её помада.
— Меня уволили, — выдохнула мама. Голос ровный, будто она говорила о погоде. — Прачечную купила сеть. Говорят, я… слишком медленная.
Воздух вырвался из лёгких. Я смотрела на её седые пряди, на морщины у глаз, которые стали глубже за последний год. «Ей пятьдесят три. Кто возьмёт её теперь?»
— У нас есть сбережения? — спросила я, уже зная ответ.
— Хватит на месяц. Может… — она поправила воротник халата, — может, попросить отсрочку по кредиту…
Я вскочила, задев стул. Он грохнулся на пол, но я даже не вздрогнула.
— Нет. Я найду работу.
— Амелия, учёба…
— Учёба подождёт! — моя тень дрожала на стене, огромная и ломаная. — Я не позволю нам…
Я не договорила. В горле стоял ком. Мама потянулась ко мне, но я уже мчалась наверх, хватая ноутбук.
Поиски слились в кошмар. Сайты с вакансиями пестрели требованиями: «Опыт от 3 лет», «График 24/7», «Знание китайского». Мои пальцы стучали по клавиатуре, как автомат: «Официантка», «Без опыта», «Срочно».
«Престижный ночной клуб „Эклипс“ приглашает…» Сердце ёкнуло. Зарплата в три раза выше, чем в кафе, где я подрабатывала летом. «Годится». Я потянулась за телефоном, но экран оставался чёрным. «Чёрт, разрядился!»
Пока он заряжался, я металась по комнате, натягивая джинсы и свитер. Сообщения от Хлои всплыли, как снаряды:
Хлоя: Где ты???
Хлоя: Профессор Маркс спрашивал! Говорила, что ты в туалете, но он не поверил…
Хлоя: Амелия, ты жива???
Телефон завибрировал в руке, заставляя вздрогнуть.
— Привет… — начала я, стараясь звучать бодро.
— Ты где?! — голос Хлои резал ухо. — Я уже обзвонила все морги!
— Прости, я… проспала. Грипп, наверное, — соврала я, глядя на свой отражение в зеркале. Лицо лгало лучше меня.
— Врёшь. Ты же никогда не болела! — пауза. — Это из-за вчерашнего? Дэвид что-то сказал? Я его прибью, клянусь…
— Нет! — слишком резко. — Просто… не выспалась. Увидимся завтра, ладно?
Я бросила трубку, не дожидаясь ответа. Теперь «Эклипс». Набрала номер, прижав телефон к уху.
— Алло? — женский голос с ноткой скуки.
— Здравствуйте, я по вакансии…
— Собеседование сегодня в 23:00. Опоздание — минус баллы.
Лифт в желудке провалился в таз.
— Но это… так поздно.
— Работа ночная. Вы к полуночи рассыпетесь? — усмешка в голосе.
Я сжала кулак. «Надо».
— Приду.
Вечером я стояла перед зеркалом, пытаясь собрать волосы в тугой пучок. Мама заглянула в комнату:
— Куда ты?
— В библиотеку. Групповой проект, — соврала я, пряча тушь в сумку. «Нанесу в метро».
— Возвращайся до полуночи.
— Конечно.
Сердце колотилось, как у вора. По дороге на метро я красила ресницы, дрожащей рукой размазывая тушь. «Выглядишь как панда», — усмехнулась я своему отражению.
Клуб «Эклипс» сиял неоновым кольцом, будто НЛО приземлилось посреди города. У входа толпились девушки в мини-платьях и мужчины в костюмах, пахнущие деньгами и амбициями. Я поправила белую блузку — единственную «приличную» вещь в гардеробе — и шагнула внутрь.
Музыка ударила в грудь, свет прожекторов резал глаза. Я искала взглядом менеджера, но вместо этого поймала зелёный луч чьих-то глаз. В дальнем углу, за столиком с бутылкой виски, сидел Дэвид. Его взгляд скользнул по мне, задержался… Узнал?
Я резко отвернулась. «Не сейчас. Не здесь».