Их (не)порочный ангел

Глава 1

Господи боже, как низко я пала. И всё равно глаз отвести не могу.

Подглядывать под любым предлогом неприлично, низко и недопустимо, а уж за сводным братом вообще беспросветное дно. Я бы незамедлительно дала знать о своём присутствии, но сейчас это наименьшая из возможных проблем.

Меня здесь быть не должно, поэтому надо выбираться отсюда. Немедленно! Если мачеха узнает, что я шастала по комнате её младшего сына – со свету сживёт. А эта красивая змея – Вероника меня обязательно выдаст.

Что они вообще здесь забыли?

– Ром, ну ты чего? – женский голос звенит раздражением.

Вероника – жена старшего из братьев – отворачивает лицо в сторону, уклоняясь от поцелуя.

– Что?

– Вообще-то, за стеной твоя мать накрывает праздничный стол, а ты опять пытаешься меня трахнуть?

– Ты уже четвёртый год моя жена. Думаешь. это кого-то сильно расстроит?

Меня! Меня расстроит. Прекратите немедленно!

Но в его взгляде пожар, а она с сомнением косится на дверь. Сдаётся.

– Ну, Ром... – звучит уже на полтона мягче. – Погоди ты... Чулки порвёшь...

Я расширившимися глазами смотрю как мой старший сводный брат толкает девушку к столу. Взъерошенный. Дерзкий. Сногсшибательный.

Длинными, по-мужски изящными пальцами нетерпеливо расстёгивает на себе рубашку, обнажая поджарый торс. В нашей семье не принято пренебрегать спортзалом, абсурдно так неоднозначно реагировать на молодое, подтянутое тело, но почему-то сейчас, при виде его тёмных сосков меня вдруг начинает знобить, как бывает в преддверии чего-то непоправимого.

Разум отвергает то липкое и тёплое, что хлынуло по венам, заставляя жадно впитывать каждое движение, закрывая рот непослушными руками.

А надо бы закрыть глаза.

Надо бы, ага. Я рассматриваю каждый сантиметр его гладкой кожи с той же неуёмной алчностью, с какой Рома расстёгивает свой ремень.

В последний раз он без футболки передо мной расхаживал ещё подростком. Стоит ли говорить, что к двадцати четырём годам Ромка возмужал... И чертовски похорошел... И вообще, нельзя о нём даже думать в таком ключе! Он женатый мужчина. Это грешно. Грязно. Табу.

Я отчаянно вжимаюсь в стойку с одеждой, словно пытаясь телепортироваться на кухню, где с минуты на минуту должны хватиться моей пропажи. Но конечно же продолжаю стоять на месте – за приоткрытой дверью в тесном закутке, приспособленном под гардеробную, куда успела юркнуть в последний момент, услышав звук приближающихся шагов.

Братья, а у меня их два – оба неродные по крови, но в то же время роднее кровной матери. И, похоже, наша связь намного крепче, чем мачехе того хотелось бы. Нас всегда тянуло друг к другу как магнитом.

– Ну Рома! – Вероника нервно ёрзает задом по столу, стараясь заглянуть ему за спину. – Вот скажи, неужели нельзя потерпеть до дома? А если кто-то войдёт?

– Это комната Макса. Здесь некому шастать.

Голос Ромы хрипнет, становится неузнаваемым, бьёт по телу разрядами крупной дрожи.

Я глубоко дышу, пытаясь усмирить взбесившийся пульс. Мысленно умоляю его прислушаться к Веронике. Пусть уходят. Пусть свалят прямо сейчас, пока не сотворили чего похуже. Ума не приложу, как потом смотреть родным в глаза, если они продолжат начатое. И момент когда можно было выйти безвозвратно упущен – Рома начинает приспускать штаны.

Вот теперь я зажмуриваюсь. Закрываю уши так крепко, что в голове гудит, но скрип стола и влажные звуки поцелуев просачиваются под ладони во всех деталях, как бы я ни старалась абстрагироваться.

Вот оно – наказание. За все плохие поступки положена расплата. Нужно было слушаться мачеху и не пытаться общаться с Максом за её спиной. Мы больше не дети. Девятнадцатилетней девушке нечего искать в спальне взрослого парня. Это неприлично! Даже если я зашла всего лишь оставить под его подушкой конфету с безобидной припиской на внутренней стороне фантика.

***
 

Рома

Никак не привыкну к ощущению, будто держу в руках льдинку. И ведь холодной Веронику не назвать. Стоит скользнуть ладонями под платье, отзывается моментально – шумно втягивает носом воздух, разводит шире ноги, закатывая глаза.

На этом вся её активность глохнет.

Максимум на что могу надеяться – скупые движения бёдрами навстречу и вид на сжатые в бледную полоску губы, отчего возникает едкое чувство, что Ника боится, забывшись, назвать меня другим именем.

С недавних пор я забил на попытки вывести интимную жизнь из режима игры в одни ворота. Энтузиазм погас, а близость перешла в механический супружеский секс. Я даю, она берёт – дышит рвано, позволяя мне делать всё, что хочу, достигает разрядки и, обмякнув, продолжает лежать тряпичной куклой. Даже не обнимет в ответ.

В общем, секс у нас откровенно паршивый. Но этот выбор я сделал сам, находясь в здравом уме, твёрдой памяти и под приступом юношеского максимализма. Решил, что смогу любить за нас двоих. Пока справляюсь.

Но молодой здоровый организм одной духовной пищей не накормишь.

В итоге веду себя как озабоченный подросток. Это бесит меня и раздражает жену настолько, что пар после ссор часто приходится спускать в одиночку, стимулируя свою и без того развратную фантазию. Что поделать, у Ники либидо на хилую четвёрку. Если оценивать по десятибалльной шкале. Чтоб затащить её в постель, нужно сперва в ноги челом трижды побиться. В идеале пока совсем не отшибёт желание.

Вот и сейчас меня трясёт от возбуждения, а Вероника губы сжала, глаза закрыла и ждёт. Снова.

Хочется встряхнуть её, чтобы аж зубы клацнули. Вот где она опять мыслями? С кем?

В воспалённом мозгу раздражение быстро уступает азарту. Молчаливое согласие уже считай удача. Не давая нам времени передумать, пытаюсь просунуть пальцы в задний карман... которого на месте не прощупывается. Отлично, мать твою.

В последний момент пришлось надеть брюки, потому что чистых джинсов дома не нашлось. Зато там остались такие необходимые сейчас презервативы! Ебучий закон подлости. На фоне задержки Ника на мои обещания прервать акт ещё нескоро поведётся. А меня разорвёт, если мы не займёмся делом. Здесь. Прямо сейчас. На этом столе.

Глава 2

Любые застолья с участием Инги заканчиваются разбором полётов. Её сегодняшний юбилей не стал исключением.

– Как перевёлся на заочное? – Инга зачинает одну из тех тирад, от которых уши не то что вянут, закладывает.

Впрочем, родительские вздрючки на Макса не действовали, что в далёкие двенадцать, что теперь, в его неполные двадцать два. С каждым годом попытки отчитать его выглядят всё нелепее. Но Инга по-прежнему не скупится на фанатичные проповеди, очень похожие на те, с какими периодически стучатся в дверь назойливые сектанты.

– Обратился в деканат, составил заявление, – отрешённо перечисляет он, гоняя чаинки по дну стеклянной кружки. – Тебе прям всю процедуру пересказать?

– Это уже ни в какие ворота, Максим! – Её ухоженное, моложавое лицо на глазах покрывается красными пятнами. – Вот объясни мне, зачем?

– Чтобы начать зарабатывать? – иронично предполагает Макс.

Спорить с Ингой практически невозможно: у мачехи всегда имеется на всё своё мнение. Разумеется, безоговорочно правильное и не подлежащее обсуждению. Собственно, поэтому сыновья никогда его не оспаривают, а сразу ставят перед свершившимся фактом. Собака лает, караван идёт – как любит пошутить папа. Разумеется, шёпотом.

– Гнуть спину на стройке? – язвит она с горечью.

– Не переживай, мой зад постоянно в тепле и комфорте. Кстати, кресло в офисе намного мягче студенческой скамьи.

– Охранник, что ли? – окатывает она презрением очередную профессию. – Максим! Я с кем говорю?

На протяжении всего разговора Макс прожигает меня взглядом, ни разу не моргая. Будто нарочно подливает масла в костёр по свою душу.

Если честно, я, наверное, никогда не осмелюсь так открыто противостоять Инге. Хотя едва ли ответная дерзость испортит наши отношения. Один чёрт при паршивом настроении мачеха всегда срывается на мне. Зато понятно как отец с ней уживается. Её радушия как раз хватает до следующего рейса.

А я ничего. Живу с ней, закаляюсь.

– Макс, подай, пожалуйста, соления. – Вероника пытается разрядить обстановку и заодно демонстративно не просит помощи сидящего рядом мужа.

Ну а Рома, как обычно, игнорирует её капризы. Расслабленно наблюдает за ситуацией, откинувшись на стуле. И да, тоже прожигает непонятным взглядом то меня, то младшего брата.

– Сеошник, – Макс, наконец, отстранённо отвечает на поставленный матерью вопрос. – Продвигаю сайты в топ.

– Разве мы тебе мало денег переводим? – Инга укоризненно поджимает губы. – Рома! Ну скажи ему хоть ты!

– Дай пять, – хмыкает Рома, чем окончательно доводит родительницу до точки кипения.

В ход незамедлительно идёт тяжёлая артиллерия.

– Максимка, ну хоть девушка у тебя есть? – интересуется она обманчиво мягким тоном.

Уже несколько лет этот вопрос вгоняет Макса в состояние тихого бешенства. Вот и сейчас он со стуком опускает кружку на стол.

– Ма, только не начинай. Нет у меня никого. Давай раз и навсегда закроем тему. – Его серые, выразительные глаза предупреждающе сужаются, всем видом показывая, что тема действительно взрывоопасная.

Впрочем, Ингу сигналы «стоп» ещё никогда не останавливали. Если недовольна она, то кто-то всенепременно должен страдать с ней за компанию.

– Что значит – навсегда? Никто не требует расписываться уже завтра. Главное после свадьбы с детьми не затягивайте. – И недобро так впивается взглядом в старшего сына. – Как вот эти красавцы.

Вероника закашливается, едва не давится маринованным патиссоном.

– Мы работаем над этим, – ухмыляется Рома. Нарочно, проказник, вгоняет меня в краску, незаметно поигрывая пальцами правой руки.

– Завтра, кстати, Лебедевы в гости зайдут. Сынок, помнишь их старшенькую? Марию?

– Забудешь такое – Макс нервно отодвигает стул, игнорируя ворчание матери. – Спасибо за ужин, ма. Пойду по городу поболтаюсь.

Ненавижу свою нерешительность. Не так в моих планах мы должны были провести этот вечер.

А всё потому что я вместо того, чтобы выйти следом, беспомощно смотрю ему в спину. Потому что одно дело – оставить строчку на обратной стороне фантика с просьбой встретиться в укромном закутке на лестничной площадке, а другое – о чём-то с ним говорить при Инге. И в спальню, чтоб посекретничать по-дружески, друг к другу, как в детстве, теперь не постучаться. Мы выросли, это стало неприличным.

У меня элементарно даже нет его нового номера. Зачем сменил? Откуда эти шрамы на костяшках? Что вообще творится с его жизнью? Может, ему помощь нужна или поддержка?

Настроение и без того не слишком радужное скатывается в ещё больший минор.

– Мы переночуем здесь, – вдруг заявляет Рома, чем заставляет супругу второй раз поперхнуться и непонимающе округлить глаза.

– Не поняла?

– Я в дрова.

– Издеваешься? Да ты даже к шампанскому не притронулся!

– Как раз планирую это исправить, – безмятежно отзывается он и под наше коллективное ошеломление достаёт из бара бутылку. – Буду нужен – я на лоджии.

Инга, очевидно, решив посекретничать с невесткой, взглядом велит мне самоустраниться.

пока Рома пропускает меня вперёд, я по привычке пытаюсь задержать в лёгких его запах.

От него всегда слабо пахнет весенним дождём – упругими стеблями, сочными травами, хрустальной капелью. Чем-то свежим, заставляющим сладко жмуриться.

Я так отвлекаюсь на свои ощущения, что едва не вскрикиваю, когда в полумраке коридора Рома вдруг уверенно сжимает рукой моё плечо.

– Ничего не забыла?

Мир внезапно сужается до странного покалывания там, где тепло мужских пальцев через блузу достигает моей кожи.

– Ты о чём?

– Ты ведь не просто так заходила в спальню брата? – хрипло шепчет он мне ухо, и я теряюсь. Плутаю мыслями где-то между беспечностью его тона и рябью, побежавшей под ткань блузы. Дурной. Совершенно бесконтрольной. Неправильной.

– Я-я...

Глава 3

Катя

В распахнутое окно залетают привлечённые светом ночника насекомые: комары, мотыльки, какие-то жучки, но нет ни единого порыва ветра.

Душно.

Нужно пересилить себя и улечься. Если Максим не вернулся до полуночи, то и ночевать домой уже не придёт. Это закон.

Обидно, ведь я с вечера жду. Соскучилась за год, переживала. С ним всегда так – нервно, сложно. Макс полная противоположность брата. За девять лет не слышала, чтоб он хоть раз говорил серьёзно. А когда начинается учебный год, словно в космос улетает: ни звонка, ни весточки. Никому.

Ну и пусть гуляет себе.

На здоровье.

Катя будет спать.

В сердцах расстёгиваю шорты, стягиваю футболку, нижнее бельё. Прохладнее не становится, но хоть нигде ничего не давит. А если Максу интересней с чужими людьми, чем с семьёй – его дело. Пусть развлекается.

Верчусь на диване, и никак не выходит устроиться. Тогда, психанув, натягиваю тонкое покрывало на голову. Лежу так, пока не проваливаюсь в беспокойный сон. Спустя какое-то время слышу, как щёлкает входная дверь. Настенные часы показывают всего полпервого ночи.

К моему удивлению, никаких других звуков не следует. Только Инга гремит посудой на кухне и, кажется, в душе льётся вода. Никак не пойму он уже снова вышел или только зашёл?

Вставать неохота, но будет нехорошо, если Макс будет ждать, а я к нему не выйду.

Торопливо натягиваю обратно шорты, футболку, пару раз провожу расчёской по спутавшимся волосам и, убедившись, что в комнате Макса темно, на цыпочках крадусь к входной двери. Кеды обуваю уже на лестничной клетке. Спускаюсь на первый этаж.

Там, под лестницей есть небольшой закуток или как выражаются соседи – колясочная. Освещённый двор весь просматривается из окна кухни, а здесь вероятность попасться Инге на глаза нулевая.

Простая лампочка на сорок ватт оккупирована полчищами мотыльков. Света хватает примерно до нижней ступеньки. Через парадную дверь его проникает ещё меньше. Всё, что можно разглядеть в закутке – мужской силуэт и копну тёмных волос.

– Я уже думала, ты не придёшь!

Крепко как в детстве льну к высокой фигуре. Макс, кажется, стал выше и чуть раздался в плечах. Раньше мы были примерно одного роста. И обнимает в ответ не сразу, но крепко. Моя грудь под тонкой футболкой расплющивается о его грудную клетку. Поясницу обжигает прохладой стекла.

В его правой руке зажата бутылка, а смеющиеся губы так близко, что чувствуется запах спиртного с лёгкой примесью дымных ноток. Похоже на вино, я не уверена. Никогда не пробовала ничего крепче чая.

– Извини, что выдернула из постели. Соскучилась сильно.

Вместо ответа, он чуть наклоняется, лёгкая щетина царапает мою щёку. Приятно. Закрываю глаза. Выдыхаем в унисон. Ищу опору, проскальзывая пальцами ему за шею. Непослушное тело словно набито сахарной ватой. Наша близость вдруг начинает ощущаться необычно: слишком тесно и совсем не невинно. Пытаюсь отодвинуться, но он свободной рукой лишь требовательнее прижимает меня к себе.

Между нами недостаточно воздуха. Мы дышим друг другом.

– Макс, почему молчишь?

Мой шёпот начинает дрожать.

Слишком поздно осознаю причину своего дискомфорта – обозналась.

– Макс? – переспрашивает так же как я, на грани слышимости. Неуловимо каменеет всем телом.

– Рома, я... – От неловкости с трудом получается сглотнуть. – Я перепутала конфеты, наверное. Не обижайся, ладно? Кошмар какой... Я бы с тобой не стала... В смысле мне так стыдно... – всё же решаю заткнуться, понимая, что уже сморозила порядочно глупостей.

И закусываю край губы, не зная, как реагировать на плавные, ласкающие прикосновения пальцев к спине.

– Ну так, может сначала совершим что-то плохое? – Его голос звучит странно. Рома всегда такой шутник, и вдруг настолько серьёзный, заволакивающий тон. – Потом хоть за дело будем стыдиться...

***

Рома

– Не думаю, что нам стоит испытывать судьбу.

Катя старательно подбирает слова. Не знает, как реагировать.

Девичьи пальцы на моей шее деревенеют. Того и гляди, вырвется и побежит. Она тоже это почувствовала, теперь пытается подавить смущение, но я его всё равно ощущаю. И тело внезапно откликается болезненным стояком.

Да блин... Я и сам в растерянности. Домашняя, нежная девочка. Обижать её не хочется категорически, но перестать поглаживать напряжённую спину не могу. Пальцы не слушаются, не отпускают. Катёнок... Пугливая ещё, неиспорченная совсем. Но то, что под футболкой не прощупывается бельё, утягивает мои фантазии в совсем уж тёмные дебри.

С трудом вспоминаю, что надо бы ответить. Я ведь правда не имел в виду ничего из того, что кипятит сейчас мою щедро разбавленную бутылкой мадеры кровь.

– Да ладно тебе. Со мной можно. – Стараюсь говорить беззаботно, с подоплёкой в духе «ничего непристойного», но получается как-то неубедительно. С интонацией, которую при наличии мозгов легко можно принять за блеф. А Катя при всём своём простодушии далеко не дура, поэтому нехотя опускаю руку. – Катёнок, давай просто прошвырнёмся по городу. Допьём это вино, в конце концов.

– Инга разозлится.

– Мать не узнает. – Цепляюсь за смутное сожаление в её коротком вздохе. – К тому времени, когда вернёмся, она уже будет видеть десятый сон.

В воспалённом мозгу сапсаном проносятся мысли. Что я творю?

Реакцией тела я уже невольно оскорбил и Веронику, и Катю. Девчонку нужно немедленно отправить домой. И будь я чуть более трезвым... Будь Катя чуть менее совестливой... Или не знай мы друг друга с детства... Сделали бы вид, что ничего между нами не коротнуло. Замяли бы. Забыли бы. Но мы не такие. Чтобы продолжить общаться как ни в чём не бывало, нам нужно убедиться, что ничего и не будет. Мы не должны ничего такого чувствовать друг к другу.

– Хорошо, давай совершим что-то плохое. Ночная прогулка вполне подойдёт.

Глава 4

Рома

– Ни в какую «любоффь» ты с Катей играть не будешь, – коротко ставлю брата перед фактом.

Коротко, не потому что уверен в его понятливости, а потому что крышу у меня сегодня рвёт конкретно. Не хочу заострять на этом лишнее внимание.

Во всём виновата неудовлетворённость. И Катя. С её острыми коленками, бархатной кожей и ответным интересом. Подозреваю, неосознанным, но вполне однозначным. От неё прямо фонит чувственностью, хорошим, жарким сексом, претендовать на который я, женатый мужик, не имею никакого морального права.

По-хорошему даже думать в эту сторону кощунство.

– Март, я вот не пойму, у тебя с этим реально какие-то проблемы? Что вообще за брачные игры вы сегодня исполняли? – долбит по больному брат. – Разводиться надумал?

– Нет, – рублю без раздумий.

Даже не будь мы практически семьёй, разрушить брак, в который когда-то вступил по любви, потому что у тебя вдруг встал на другую – бред.

– Ну так нахрена разыгрывать драму в три акта?

Господи боже, что за упёртый пацан.

– А ты напряги извилины. Катю мать шпыняет дело и не дело. Представь, что начнётся, если прогремит эта новость... Думаешь, Кате без тебя проблем мало? Когда ты стал таким бездушным, Макс? Зачем давишь на её безотказность?

Тянусь в карман рубашки, но чертыхаюсь, вспоминая, что последнюю сигарету выкурил буквально пару минут назад.

– Кате давно пора учиться себя отстаивать, – гнёт своё брат. – В жизни пригодится. Хватит всем угождать. Вот и попрактикуется. Я о ней позабочусь в случае чего.

– Забудь.

Выходит слишком резко. И громко. И абсолютно не в свойственной мне манере.

Взгляд Макса стекленеет. Это плохой признак. Хуже просто некуда. Всё, братец упёрся. Кранты. Теперь хоть башку расшиби – не поможет.

– А я тебя не спрашиваю. Ты не хуже меня знаешь, что Катю я в обиду не дам. Вот только какого хрена разбушевался, непонятно. Есть что добавить? Вперёд. А нет – иди жену воспитывай. Мы уже не маленькие, между собой сами разберёмся. Если и проснёмся в одной койке, то я в отличие от некоторых свободен как ветер... Или мне не показалось и тебя именно это бесит?

Как всегда, Макса заносит. Приходится напомнить себе, что у него с детства повышенная нервная возбудимость. Последствие родовой травмы. Я не вникал, но это как-то связано с тем, что брат едва не задохнулся, обмотавшись пуповиной. В такие моменты мне бывает достаточно вспомнить, что любимого балбеса в моей жизни сейчас могло бы просто не быть.

Набираю в лёгкие побольше воздуха. Выдыхаю. И крепко обнимаю Макса. Только конфликтов нам для полного счастья не хватало.

Я и без этого последнее время в постоянном напряжении. Сдерживаюсь во всём, начиная от элементарного мата, заканчивая навязчивым желанием не словом, так силой решить разом все проблемы. Например, заставить ту же Веронику начать уже активно подключаться к созданию нашего общего, сука, будущего. И весь кипящий внутри негатив приходится подавлять в себе, потому что агрессия ничего не решает. Но каждый новый погашенный внутри себя порыв этот барьер расшатывает. Сегодня я с трудом оторвал себя от драки. Где я и как очнусь в следующий раз одному чёрту известно. Такая вот русская рулетка.

Нужно срочно что-то менять, пока не прогремел выстрел. И пока не разберусь в своей семье, для общего блага от повзрослевшей Кати нужно держаться подальше. Но Максу я бы не доверил даже попугая. Я брата слишком хорошо знаю. От такой заботы зомби сдохнет.

– Пошли домой. – Первым захожу в подъезд. – Утром продолжим, на ясную голову.

Однако в квартире нас уже заждался эпичный холивар.

– Кто тебе дал право разгуливать ночами, спрашиваю? – истошно верещит мать, в такие моменты способная перекричать пожарную сирену. – Живот нагуляешь, а мне потом ещё детей твоих терпеть?

Я выразительно смотрю в стремительно темнеющие глаза Макса и титаническим усилием воли заставляю себя пройти мимо Катиной комнаты. Он справится сам. Пусть заодно освежит в памяти отношения матери с нашей сводной сестрой.

А я вернусь к жене и буду решать свои проблемы.

– Ах ты дрянь малолетняя. Повтори, что ты сказала...

Отчётливый звук пощечины заставляет меня стиснуть челюсти и решительно развернуться в обратную сторону. 

***

Катя

Ни для кого в семье не секрет, что Инга меня недолюбливает. Так было с первых секунд, как я переступила порог их с папой квартиры. С первого взгляда.

Наверное, для кого-то это покажется дикостью и прозвучит резонный вопрос: «Что же это за отец такой, если он не защищает своего ребёнка?!». Но я на этот счёт иллюзий не питаю. Любовь к ребёнку, которого практически не видишь, и к женщине не одно и тоже. Он ради меня не сохранил брак с мамой, так почему она сейчас должна вдруг перевесить?

Я благодарна отцу уже за нормальное детство, без шеренги пустых бутылок и едкого запаха перегара. А Инга при всей строгости никогда не жалела на меня ни сил, ни времени. Корпела со мной до полуночи над заданиями, потому что из-за пропусков мои знания были ничтожны. Будучи завучем, активно помогала мне адаптироваться в новом коллективе. Вот только полюбить не смогла. Зато она всегда умела найти веский повод придраться, но никогда при этом не поднимала на меня руку.

До сегодняшней ночи.

Всего-то оказалось достаточно высказать наболевшее:

– А не надо было под мужика с довеском ложиться, тогда б и меня не приходилось терпеть!

– Ах ты дрянь мелкая, – говорит, будто воздух ремнём высекает, раздувая в гневе тонкие ноздри. – Повтори, что ты сказала...

Пощёчина впечатывает меня в стену. Не знаю, откуда в этой сухопарой женщине столько силы. У меня половина лица и затылок немеют, а звон в ушах стоит такой, что мыслей в кучу не собрать.

Сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как от беспомощности по пылающей щеке сбегают слёзы. Раньше я такой агрессии за ней не замечала. Поворчит и забудет. Наверное, причина в том, что все наши перепалки сводились к её нотациям и моему молчаливому повиновению. А тут на те, пожалуйста, соплячка голос подала.

Глава 5

Стоит ли говорить, что решение объясниться наглядно, выстреливает в моей голове со скоростью пули?

Что я делаю?

Да плевать.

Рома не сопротивляется моим действиям. Он застывает в ступоре.

Пользуясь его растерянностью, я без зазрения совести прижимаюсь губами к неподвижному рту, с каждым мгновением становясь всё напористей. Ощущения настолько... правильные, что даже его бездействие не в силах меня смутить. А может, причина в том, что мне самой не верится в реальность происходящего. Она просто в голове не укладывается. Я целую женатого мужчину. И мне... Мне умереть как нравится.

– Вопросы ещё остались? – Это единственное, что получается вымолвить. Адреналин рвёт пульс, срывает голос.

Рома хмурится. Заговаривает хрипло, тщательно подбирая слова.

– Я не тот, кто тебе нужен, Катёнок. Знаешь, ты ведь мне... – Он резко встаёт, запрокинув голову, смотрит в мутное небо и сухо заканчивает: – Забыли. Не хочу стать обузой, когда ты это перерастёшь.

Рома плавно смыкает пальцы на моих запястьях, чтобы помочь мне подняться на ноги и ведёт за собой. Замкнувшийся в себе, словно решает непосильную задачу.

Опускаю голову, не осмеливаясь смотреть ему в глаза. Стыд запоздало заливает щёки. А ещё ужас и какая-то непонятная, жгучая обида. Забыли! Он-то забудет, есть с кем. Вопрос, как мне теперь стереть из памяти свой первый поцелуй?

Тенью плетусь за Ромой, стараясь не думать о том, какие мысли бродят сейчас в его голове. Жутко стыдно даже не столько перед ним, сколько перед Вероникой. В отличие от Инги, она ко мне относится ни горячо, ни холодно. Аукнется мне всё это как пить дать.

Скандал в квартире будто и не прекращался.

Я замираю в дверях своей комнаты. За время, пока нас не было, Вероника тоже подтянулась на шум. Наше с Ромой возвращение она встречает вопросительным взглядом, в котором, помимо встревоженной жалости, в мою сторону нет ни одной негативной эмоции.

Стою столбом по другую сторону от Ромы, и стараюсь отвлечься от обуревающих меня переживаний, вжимая ногти в основание ладоней. Ещё немного – вспорю до крови.

Инга разошлась пуще прежнего, всё никак не угомонится. Отчитывает уже Макса без умолку. Без передышки. Я даже предположить не могла, что она так бурно всё воспримет.

– Да что ты завелась не пойму?! – Макс так плотно сжимает челюсти, что, кажется, слышен скрип зубов. Подозреваю, от выражений покрепче его удерживает только тот факт, что Инга всё же его родная мать.

– Я, может, жду не дождусь, когда она съедет! – фыркает Инга, не смущаясь меня. – Ты ещё в качестве жены её здесь оставь!

– Мы с Катей вместе. Я всё сказал, – коротко рубит Макс, хватая меня за руку. – Не нравится? Мы утром же свалим, квартиру снять не проблема. И хрен ты меня больше увидишь. Достало.

– Макс, тормози... – предостерегающе цедит Рома. Вероника льнёт к его груди, удерживая на месте. Что-то быстро, умоляюще шепчет на ухо, но он отмахивается. – Катя, к чему эти крайности? Нужна квартира? Ника поможет тебе с поисками, я оплачу. Не хочешь быть обязанной? Не проблема, вернёшь, когда получишь профессию и начнёшь зарабатывать.

Нет уж. Увольте.

Достаточно того, что я смотрю на них и чувствую себя тряпичной куклой, набитой стекловатой. Чертовски дискомфортно.

– Мы с Максом сами справимся. – Выдаю, старательно растягивая губы в улыбке. – Спасибо за заботу.

Не так уж и плоха идея Макса обрубить всё в одночасье. Ни тебе Инги, ни сладкой парочки. Благодать.

Я домашний ребёнок. Одной шагнуть в неизвестность мне не хватит смелости, а вместе с человеком, которому доверяю, решиться проще. Да и Роме ничего не буду должна. У него своя жизнь, у меня своя.

Если скинуться с Максом, то денег, что мне платят за помощь в приюте для собак, на приличную однушку хватит. А спальню мы уж как-нибудь поделим. Всё равно он работает и в лучшем случае сможет приезжать только на выходные.

Первая неделя самостоятельной жизни пролетела незаметно. Макс быстро нашёл подходящую однушку, благородно уступил мне кровать, а сам где-то раздобыл раскладное кресло и обустроил себе спальное место на балконе. Правда, опробовать его как следует не успел.

– Так и будешь спать в платье? – Тихий вопрос завис в воздухе между мной и его напряжённом отражением в стекле двери, ведущей на балкон.

С трудом подавляя зевок, я с завистью покосилась на его тонкие шорты. Духота перед дождём стояла неимоверная.

– Пока не хочу. Ты же знаешь, я поздно ложусь.

На самом деле ждала, когда он первым уляжется, не решаясь раздеться, пока Макс шастает по квартире.

– Боишься раскрыться во сне? – проницательно усмехнулся он, повернувшись ко мне лицом.

Я пожала плечами, не зная, куда деть глаза, чтобы не смотреть на его гладкую грудь и упругий пресс. По комплекции Макс немного уступает брату, но сам факт, что мы в квартире совершено одни усугубил неловкость во сто крат.

– Пижаму забрать забыла, – попыталась я сознаться непринуждённо. Получилось скверно.

– Мда, трагедия, однако... – хохотнул Макс, подхватил со спинки одинокого стула свою футболку и, уткнувшись взглядом в экран мобильного, проронил:– Катюша, расслабься. Я слишком молод, чтобы тухнуть в четырёх стенах, а семейная пара из нас никудышная. Нескучных снов, ангелочек.

– Постой, – подорвалась я следом. – Ты куда?

– Поверь, мне везде будут рады, – иронично усмехнулся он, клюнув меня в кончик носа. – Вернусь завтра.

– Макс!

Но Макс уже надел кроссовки и был таков.

Что сказать. Надо было уточнять «завтра» какого дня, потому что в следующий раз мы увиделись в воскресенье за полчаса перед его отъездом. И судя по слою дорожной пыли на мотоцикле – где «Маша» только не была...

А потом пошли будни. Благо работа в приюте не оставляет времени маяться от безделья. Вот и сегодняшним вечером мы с двойняшками Олей и Колей, взмыленные, возвращаем с прогулки вверенных нам волкодавов. По два энергичных пса на брата и никакой дополнительный фитнес не нужен.

Глава 6

Рома

Вероника тихо постанывает в такт моим резким движениям. У меня уже мышцы сводит, а пустые толчки всё никак не принесут удовлетворения.

После недельной разлуки соскучился по ней зверски. Накинулся ещё в дверях, едва пришёл с объекта. Не помню, как добрались до спальни. Крышу сорвало капитально, будто вот только впервые её увидел и пропал.

Время рвануло вспять, туда где Ника стояла в белом платье с букетиком сирени.

Где я, совсем ещё пацан, обещал хранить верность под куполом храма. Счастливый как ребёнок. Готовый бросить мир к её ногам.

Эмоция вспыхнула... и прогорела, не встретив ответного тепла.

Я ведь любил её. Преданно. Беззаветно.

Что, чёрт возьми, с нами стало?

Терзаю сочное тело как в последний раз. Меняются только позы: миссионерская, коленно-локтевая... Теперь вот стоя, вколачиваю её в стену, придерживая руками за ягодицы.

Неизменной остаётся лишь её отрешённость.

Она задыхается от моего напора, томно ахает в такт каждому рывку, жмурится. И всё.

Впервые наша близость вызывает во мне раздражение. Честно говоря, не припомню, чтобы раньше испытывал проблемы с этим делом. Выносливости хватает, желания тоже, а впечатление складывается, что я своей жене просто хороший друг, партнёр, собеседник – кто угодно, но не предмет вожделения.

Отчаянно тянусь к её губам в попытке поцеловать. Вероника, не открывая глаз, будто невзначай уклоняется.

Остаётся сжать зубы и переключить внимание на соблазнительно подпрыгивающую грудь, потому что взаимности ждать задолбался. У неё какие-то свои миры в воображении. Наверное, именно там Ника пребывает каждый раз, когда должна быть всецело со мной.

Плечи горят, исполосованные острыми ногтями. Душно. Нудно... Как же это всё осточертело.

Я без зазрения совести пальцами одной руки сдавливаю впалые щёки, вынуждая Веронику впустить в рот мой язык. Уподобляясь ей, просто беру то, что мне нужно. Пошло всё в зад. Мне уже ничего особенного не хочется, достаточно разрядки и пустой головы.

Но как раз там, среди гудящего роя обрывочных мыслей, всё настойчивей бьётся одна:

А ведь Катёнок меня сама целовала.

Думал, сердце от шока назад не запустится. И сейчас, стоит вспомнить настойчивое прикосновение её губ, в крови, будто под действием спирта, жар разливается. Разумное во мне на лоскутки рвёт. Это теперь-то, когда от пережитых эмоций осталось эхо. Тогда я был просто в фарш.

Боюсь представить, что с нами произошло бы, ответь я, как собирался. Щеку изнутри в хлам перетёр, лишь бы за шкирку себя вернуть в адекват. Ребёнок она ещё: незрелый, запутавшийся. Поддержки интуитивно искала. Вот и упорола. Это кем нужно быть, чтобы взять и воспользоваться?

Ладно, когда женился зелёным был, казалось, что нет ничего невозможного. Пора принимать решения головой, а не сиюминутным желанием. Умом понимаю, а под закрытыми веками такие картинки, что кончить готов уже только от них.

Да ну к чёрту.

Я резко замираю, открывая глаза. Пытаюсь сфокусировать мутный взгляд на Веронике. Её искажённое страстью лицо опустошает полностью, до дна. Мы сейчас одно целое, ближе просто некуда. А по ощущениям я ей изменяю. Хуже даже. Домогаюсь при этом образа невинной девчонки. Почти сестры.

– Ром, ты чего?

Ника встревоженно вглядывается мне в лицо. Долго смотрит. Мне почему-то кажется – напугано. И неожиданно меняет тактику, ласково касаясь губами моей шеи. Легко проводит ладонями по плечам, зарывается пальцами мне в волосы, вычерчивая что-то абстрактное на затылке.

Я прислушиваюсь к себе и отчего-то чувствую только тягость. Выражать любовь, наверное, тоже нужно вовремя. Та, о ком сейчас мои мысли – не она.

– Рома, ты чего? – хрипло повторяет Вероника. – Я по тебе соскучилась...

– Не хочу.

Отстранившись, стягиваю не пригодившийся презерватив. В груди творится какая-то неведомая хрень, а я никак не уловлю – она там транзитом или нашему браку, правда, крышка?

Вероника бросает на меня ещё один острый взгляд из-под ресниц, торопливо набрасывает на себя халат. Шлёпает босыми ногами по полу, выходит из комнаты.

Подавляя раздражение, тоже иду в ванную. Как минимум сначала нужно смыть с себя напряжение. Выровнять дыхание. Поговорить начистоту. У меня как раз накопилась парочка вопросов.

Ну как парочка.

Если по существу, то всего один – Что дальше?

– Рома, что с тобой происходит?

Чего у неё не отнять, так это умения тонко считывать моё настроение. Мне нравилось думать, что это признак духовной связи. Походу всё-таки природное чутьё.

Да и в целом я ожидал, что у Вероники глаза будут на мокром месте. Вовремя пустить слезу – самый эффективный способ вить из меня верёвки. Ника в этом деле поднатаскалась как никто другой. Но в вопросе звучит только встревоженный интерес. Будто ей не всё равно. Будто я намеренно себя накрутил, чтобы оправдать собственные косяки.

– А с тобой, Ника? Ты уехала в посёлок на выходные, а задержалась на неделю. Ливнями дорогу размыло? – усмехаюсь едко. Дождь ещё с середины мая никак не разразится.

Я не пытаюсь забить обвинениями собственное чувство вины. Просто хочу понять, через какую брешь у нас так нехило последние месяцы начали подтекать отношения.

– Ты так говоришь, потому что можешь заехать к матери в любую минуту. – Ника подносит мою руку к лицу, мягко трётся щекой о напряжённую ладонь. – Я жутко скучаю по семье. Ромка, не будь жестоким. Ты ведь не такой.

В груди нарастает неприятное чувство, что эта ласка лишь прицельный удар по совести, не больше.

– Нет, я так говорю, потому что за эти семь дней я чаще общался с тёщей, чем с тобой. До тебя дозвониться нереально. – И прежде чем Вероника успеет набрать в лёгкие воздух, чтобы отмазаться, добавляю хрипло: – Мы, в конце концов, могли поехать вместе.

Мне всё ещё трудно злиться в моменты, когда она такая уязвимая. Гипнотизирует взглядом покинутой сиротки. Какой-то парадокс получается: чем ласковее ведёт себя Вероника, тем сильнее зреет во мне дискомфорт. Интуитивно ищу подвох и это не даёт как следует расслабиться. Если б хоть раз отвела глаза, решил бы, что морочит мне голову. Но она чем-то капитально раздавлена, и это что-то явно не чувство вины.

Глава 7

Сжав губы в полоску и с трудом подавив смущение, отрывисто дышу Максу в ухо, приготовившись вызывающе и отчаянно врать. По правде, я не имею ни малейшего желания разговаривать с ним. Во-первых, меня душит обида за испорченный вечер, а во-вторых, с момента звонка его брату внутри поселилась предательская дрожь. Единственное, чего мне сейчас действительно хочется – это накрыться с головой одеялом и знать, что утром всё будет хорошо. Ну ещё не впасть в ступор, когда явится Рома, на чьи губы я так неосмотрительно покусилась.

Заметив моё бездействие, Макс в нетерпении поворачивает лицо, собираясь, видимо, меня поторопить. Ну тут всё очевидно – у него кураж кипит в крови, а я непонятно чего буксовать начинаю.

Сердце под прицелом его свинцово-серых глаз неприятно сжимается. Приходится ущипнуть себя за бедро, чтобы собраться с духом.

– Макс... Я... – запинаюсь.

В теории всё просто. А на деле обсуждать с шебутным, взрослым парнем физиологические потребности удовольствие не из приятных.

– Что? – Он придвигается ближе, чтобы лучше слышать.

– Ты... Ты не покажешь, где здесь туалет? – шепчу, сгорая от неловкости. Мало мне вокруг галдящей молодёжи, так ещё и мотоцикл ворчит бесперебойно.

Он в недоумении хмурит брови.

– На черта тебе интернет?

– Да нет, я про другое...

– Крошка, скажи уже нормально. Шумно, ни черта не слышу! – переспрашивает он с досадой.

Мне остаётся скрипнуть зубами от безысходности. Мысленно чертыхнувшись, затравленно осматриваюсь по сторонам. Большинство окруживших мотоцикл парней поглощены обсуждением его шансов подняться до третьего этажа. Из чего делаю вывод, что интерес к нам порядком поутих.

– Где тут можно сделать свои дела? – тихо повторяю.

Макс нетерпеливо передёргивает плечами.

– Что сделать? Катя, хватит мямлить. Ни черта не понимаю!

Выдержка, годами сохранявшая мою не шибко ангельскую голову ясной, в этот момент решает взорваться. Я хватаю Макса за грудки и со всей силой дёргаю на себя.

– Пошли в кусты, говорю! Я больше не могу терпеть.

И конечно же, по закону подлости этот мой вопль гулкой волной прокатывается по округе. От эха разрозненных смешков краска стремительно приливает к лицу, заставляя с удвоенной яростью стаскивать с мотоцикла пьянющего болвана.

Заглушив мотор, Макс подхватывает меня под локоть и ведёт куда-то за угол здания.

– А зачем тебе я? – доходит до него спустя пару нетвёрдых шагов.

– Ну не сверкать же мне задом перед всеми, правильно? А в укромное место мало ли кто следом увяжется. Будешь сторожить.

Макс, сосредоточившись, пытается переварить мой экспрессивный посыл и утвердительно кивает.

В гробовом молчании мы продираемся к кустам. Под подошвами скрипит стеклянная крошка, роса на траве холодит щиколотки, Макс изредка сдавленно цедит «У-у мать вашу!» сквозь зубы.

Пьянь не пропустил ни одной кочки на заросшей сорняками тропинке! Ему бы на ногах удержаться, какой там – мотоцикл!

– Отвернись, – прошу, добравшись до жидких порослей пижмы – сантиметров тридцать, не выше.

– Зачем?

– Будешь смотреть, как я трусы спускаю?! – Щурюсь возмущённо.

Нет, всё-таки отношения, даже фиктивные – это трудоёмко. За пару часов вымоталась, будто вагоны разгружала.

– Окей, я понял. Чего орать-то?

Макс примирительно пожимает плечами отворачиваясь. Конечно, снимать при нём нижнее бельё я не собираюсь, но честность настоятельно требует достоверности ради хотя бы задрать широкую юбку.

Подперев рукой подбородок, сижу на корточках и мрачно смотрю как он, пошатываясь, выкуривает сигарету... вторую... Дымит как паровоз. Такими темпами до старости не протянет. Впрочем, в его случае беспокоиться надо не о будущих болячках, а как бы голову себе не разбить хотя бы до тридцати.

– Завтра поедем к врачу, – выдаёт Макс внезапно.

– Это ещё зачем?

От неожиданности подскакиваю, а он в этот момент оборачивается – еле юбку успеваю поправить!

– Долго возишься. Почки проверим, – авторитетно заявляет он. – Пошли.

– О печени своей беспокойся, – ворчу, судорожно соображая, чем ещё его отвлечь. Ничего лучшего, чем озадачить чертягу на ум не приходит. – Макс, а почему мужчина может не ответить на поцелуй?

Едва сделавши пару шагов, Макс встаёт как вкопанный.

Ну не сильна я в экспромтах, что поделать.

– Кать, я что-то не понял... – нехорошо мрачнеет его голос. – Какой-то мудак сначала обнадёжил тебя, потом дал заднюю? Ну-ка, с этого места поподробнее...

При попытке развернуться, он внезапно теряет равновесие. Пытаюсь удержать нас на ногах, но ткань футболки трещит, утягивая меня следом. Жёсткое приземление в жиденькие кусты осоки махом вышибает из меня дух.

– Ты как? – стонет распластавшийся на спине Макс, придерживая меня руками за спину.

– Жить буду, – бормочу, одновременно пытаясь отвлечься от боли в прикушенной губе и одёрнуть юбку, зажатую между нашими бёдрами. Опять задралась, зараза, выше поясницы. – А ты?

– Хуё... Бывало и лучше, – ловит он на излёте едва не сорвавшийся мат.

– Может, пока тут полежим? – с надеждой спрашиваю, убирая свои волосы, серебряной паутиной облепившие лицо Макса.

– Звучит неплохо. – Тихий, бархатный смех щекочет мне пальцы. – Учти, надумаешь меня целовать, я ж отвечу...

– Катёнок? Вы совсем охренели?! – Голос над нами гремит словно гром среди ясного неба. Строго. Даже слишком громко.

Я замираю как была – среди примятых кустов, в обнимку с Максом. А затем вскакиваю так быстро, что и осознать не успеваю.

Виновато переминаюсь с ноги на ногу и украдкой поглядываю на Рому, стараясь считать выражение его лица. Судя по играющим желвакам и резко раздувающимся крыльям носа, он готов нас прямо сейчас на ремни пустить. Дело за катализатором. А тот, к слову, лежит себе в траве, закинув руки за голову, и даже не думает спасать ситуацию. В их тандеме Макс всегда был антигероем.

Глава 8

Улицы проносятся мимо, сливаясь в бесконечную неоновую ленту. Не хочу терять голову, но над своими ощущениями я не властна. Всё моё тело объято лихорадкой, перед глазами снова его губы: сухие и горячие. Рома сидит так близко! Пальцами чувствую как напряжены жёсткие мышцы его живота, дурманящее живое тепло проникает через футболку, разбавляя кровь адреналином. Потому что близко, но не рядом. Со мной, но не мой. Его попытка держать дистанцию вызывает обратную реакцию – я льну к мужской спине как можно ближе.

Рома лишь яростнее давит на гашетку.

Квартира, которую мы с Максом снимаем, находится на другом конце города, в не самом благоустроенном спальном районе. На ухабах теснее касаюсь ногами ног Ромы. На нём жёсткие джинсы, на мне нет даже колготок. Близость будоражит до дрожи во всём теле. Утешаю себя, что он ни о чём не догадывается, я ведь не делаю ничего такого, просто держусь, почти так же, как держалась парой часов ранее за его брата. Почти.

Вообще, большую часть времени я постоянно твержу себе, что нам следует бежать друг от друга подальше, и часто вспоминаю слова мамы, что краденное счастье приносит только слёзы, а чужого мужчину до конца никогда не присвоить. Но почему-то когда отстранённость исходит от Ромы, становится неприятно.

Стоит нам притормозить у нужного дома, он сразу слазит с мотоцикла, подаёт руку мне, помогает снять шлем. С его стороны ни одного лишнего прикосновения. Ни одного взгляда. А мои нервы словно вывернуты воспалёнными окончаниями наружу, делая меня чересчур дёрганной и восприимчивой. Без огня полыхаю.

– Какой этаж?

Кажется, Рома чем-то сильно взвинчен, но найти тому объяснение не получается. Я всё ещё оглушена эхом тактильных ощущений.

– Четвёртый.

– Я проведу. Узнаю, как добрался Макс, – поясняет он, будто оправдываясь.

Кивнув, понуро тащусь к парадной двери. От взгляда Ромы покалывает лопатки.

Монументальную фигуру соседа по лестничной клетке, развалившегося среди друзей на лавочке, замечаю издалека. Потягивая пиво из жестяной бутылки, он оценивающе пялится мне за спину. Мне привычно становится не по себе. От такого хулигана добра не жди. Представить не могу, как можно вот так жить, ни к чему не стремясь? С утра до ночи коптить лёгкие и травить печень.

– О, пацаны, гляньте, краля наша нарисовалась. – басит один из его товарищей, сверкая лысиной. – Слышь, белобрысая, а ты кому с кем рога наставляешь? Борзому с женатиком – или наоборот?

Споткнувшись, я на рефлексах оборачиваюсь. Рома сжимает ключи от мотоцикла в правый кулак, не думая прятать обручалку, и сощуривает глаза в две недобрые щёлки.

– Извинись перед моей сестрой и вопрос закрыт.

– Ебать у вас семья многодетная. Детка, а ты со всеми братьями сосёшься? – не унимается лысый. – Кому отстегнуть, чтоб и меня усыновили?

– Ч-чего? – выдавливаю из себя, находясь на грани инфаркта, ибо грохот сердцебиения слышно, кажется, не только нетрезвой компании, но и в соседнем дворе.

– Извини, красавица. Васёк обознался, – медленно тянет мой неблагонадёжный сосед, словно такие простые слова ему настолько непривычны, что приходится подбирать чуть ли не каждую букву. Разумеется, зачем-то лукавит. Невинный поцелуй Макса не укрылся от внимания троицы. Колючий взгляд и ухмылка, застывшая на тонких губах парня, это лишь подтверждают. Несмотря на столь явный блеф, он резко пихает локтем в бок прибалдевшего Васю. – Отвянь от неё. Нехер заняться, что ли?

– Ты это, извини. Обознался, – повторяет за ним лысый, стараясь выжать из себя миролюбивую улыбку.

Рома эти неуклюжие извинения никак не комментирует, открывает для меня парадную дверь и заходит следом в полумрак подъезда. Поднимаемся в тишине.

– Докучают? – сухо осведомляется он, пока я вожусь с замком.

– Нет, – произношу, надеясь, что прозвучало не слишком нервно, потому что Рома в этот момент отбирает у меня ключ, а я оказываюсь не готова к тактильному шоку. Площадь контакта с небольшую монету, а импульсы вмиг по всему телу расходятся. Щекотные, опасные, дурманящие.

В квартире темно. Обуви Макса, которую он обычно скидывает как попало в проходе, нет. Мы с Ромой совершенно одни.

Захлёбываясь внутренним волнением, громко и часто дышу. Сейчас он оставит меня в квартире дожидаться брата, развернётся и уйдёт. А безответные бабочки продолжат вспарывать мне живот, устремляясь следом за тем, кого в постели заждалась неверная жена.

Это ужасно, но мне сейчас даже не совестно. Его близость перекрывает всё.

– Запрись изнутри. Сладких снов, Катёнок. Я пошёл.

Чувствую, как внутри всё вибрирует от его хриплого, немного посаженного голоса. В крови слишком много адреналина, вдобавок продолжительный контакт с телом Ромы даёт о себе знать. Эмоции рвут меня на части.

Так мне, идиотке, и надо, раз сильнее бумеранга, боюсь, что меня опять отошьют, боюсь опозориться.

Но больше всего боюсь, что он развернётся, уйдёт. Ведь тогда взбесившийся рой разорвёт меня изнутри.

– Рома, – зову, с отчаянием глядя перед собой в открывшийся перед нами тёмный провал прихожей. – Ты считаешь меня красивой?

– Конечно. Уверен, так все считают.

– А тебе никогда не хотелось... рассмотреть меня целиком?

Господи, что я творю? Мысли о нём, запретном, манящем, подобны вирусу, который с каждым днём проникает в меня всё глубже. Я сама себя сбиваю с толку. Знаю только, что не справлюсь, если ничего с этим не делать.

Рома подходит ближе, поворачивает меня лицом к себе, смотрит в упор.

– Чёрт возьми, Катя... Перестань, – почти шепчет, наклонившись ко мне настолько близко, что губами ловит моё частое дыхание.

– Да или нет?! Отвечай.

– Если что, я предупреждал, – говорит он, прижимая меня к стене своим телом.

***

Рома

– Чёрт возьми, Катя... Перестань.

По вискам долбят навязчивые мысли. Мысли, которые ни черта не помогают думать.