Запах медикаментов кружит в пазухах, вынуждая поморщиться. Казалось бы, за столько времени, можно было привыкнуть к атмосфере в больнице, но я не могу. Все здесь напоминает о человеческих страданиях, утрате, и даже отзывчивые медсестры не скрашивают впечатление. Сидя на больничной койке, я прячу ладони под одеялом, чтобы не выдать волнение, — проклятая привычка заламывать пальцы, когда нервничаю. Мне следует сделать то, что запланировала. Больше нельзя отступать.
Подняв взгляд на Кирилла, я стараюсь отпечатать его облик в памяти. Карие глаза с жёлтыми вкраплениями смотрят на меня с необычайной теплотой. Каштановые волосы небрежно взъерошены, но это придаёт парню ещё больше очарования. Думала ли я, что самый классный парень обратит на меня внимание? Пока мы просто дружили, я даже не подозревала, что Кирилл влюблён в меня. Как и я в него.
Парень с очаровательной улыбкой рассказывает что-то о школе и подготовке к выпускному, а я слушаю его, наслаждаясь его голосом, и понимаю, что скоро всего этого не будет.
— Ребята тебе привет передают, — с тоской произносит Кирилл и пытается улыбнуться.
Наверняка врет.
Я киваю, кусая губы, и думаю, что никто не передаёт мне никакой привет. Это Кирилл сказал, чтобы поддержать меня. Одноклассники уже не ждут моего возвращения, увлеченные близящимся выпуском из школы. Обо мне забыли, потому что никто давно не приходил, занимаясь своими делами, — даже в соцсетях не писали, а я и не навязывалась. Скоро и Кириллу это надоест, и он перестанет навещать меня. Он найдёт себе другую, да хоть Соньку Самойлову, ведь она давно подбивала к нему клинья и мечтала, чтобы мы расстались. Наверняка она радуется, ведь теперь Кирилл пригласит ее на выпускной.
Сердце болезненно сжимается от этих мыслей, но так правильно.
В груди щемит от раздирающей боли, дышать сложнее, словно кто-то зажал лёгкие в тисках. Голова раскалывается. Вроде бы такая привычная боль, но в то же время уничтожающая. Сегодня она сильнее обычного. Меня тошнит, но я стараюсь не обращать на это внимания. Мне хочется отпечатать в голове облик Кирилла, запомнить эту встречу. Она будет последней. Я уже всё решила. Так лучше в первую очередь для него.
— Катюш, приляг. Давай я тебе помогу.
Кирилл берёт меня за плечи, но я дёргаюсь и отрицательно мотаю головой. Пора заканчивать с этим спектаклем. Я поставлю точку, потому что так правильнее. Не хочу, чтобы он страдал, когда…
— Ты побледнела. Снова приступ?
Кирилл прикладывает руку к моему лбу, и я на мгновение жмурюсь, наслаждаясь его прикосновением. Он проводит подушечками пальцев по моей щеке, но я снова дёргаюсь, вынуждая его отстраниться.
— Мне это чертовски надоело! — шиплю сквозь боль.
Выражение лица Кирилла резко сменяется болезненным удивлением. Он хмурится, убирает от меня руку, словно его обожгли мои слова, а я только и могу твердить себе, что всё это правильно. Так надо! Если люблю его, то должна отпустить.
Кирилл пытается улыбнуться, несмотря на шоковое состояние, но выходит натянуто. Вероятно, мои слова задели его. И я прекрасно понимаю его чувства.
Между нами повисает напряжённая тишина. Я собираюсь с мыслями, потому что сложно взять и разорвать всё, когда так сильно хочется любить.
— Давай просто закончим всё это! — выдаю я не своим голосом, отчего сама морщусь.
Пусть и тяжело сдерживаться, чтобы не разреветься, но я смотрю на Кирилла, стараясь не отводить от него взгляда. Улыбка окончательно сходит с его губ, а зрачки расширяются.
— Что это ты хочешь закончить? — нервным тоном спрашивает Кирилл. — Я просто волновался, что у тебя снова приступ, если так резко побледнела. Может, окно открыть?
Кирилл не дожидается моего ответа, бросается к окну, скорее всего, желая скрыть от меня свой взгляд, наполненный болью и разочарованием. Он приоткрывает окно, пробубнив себе под нос:
— Совсем ненадолго, чтобы пустить свежий воздух. Не хочу, чтобы тебя продуло.
Не оборачиваясь в мою сторону, Кирилл упирается ладонями в подоконник и смотрит на улицу. Я чувствую, как нарастает напряжение между нами. Это равносильно приступу, но к ним я уже привыкла — головная боль ничто по сравнению с тем, что разрывает душу на части.
— Ты ведь всё понял, — продолжаю бить я по больному. — Не стоит больше напрягаться и приходить сюда. Мне это надоело, Кирилл. — Я сглатываю ком, сдавивший горло, и сдерживаю слёзы. — Ты мне надоел. Понимаешь? Живи своей жизнью. У вас там подготовка к выпускному, а мне всё это неинтересно.
Кирилл ничего не отвечает, но я вижу, как яростно он сжимает подоконник, чувствую, как стискивает зубы от горечи. Он ведь тоже подозревал, что такое может случиться? Или не догадывался? Нет, конечно. Он верил, что всё это закончится, и мы вернёмся к прежней жизни.
Но прежним больше ничего не будет. И так понятно, что мне не выкарабкаться…
Жалко мамулечку — ей в разы тяжелее…
— Я устала и хотела бы остаться одна, — выдавливаю я из себя почти шепотом.
Всё-таки сил сидеть у меня нет, поэтому я ложусь и кутаюсь в одеяло с головой, чтобы парень не видел моих слёз, которые текут по щекам. Но обжигают не кожу — они оставляют обжигающие глубокие шрамы в душе.
Стоит мне закрыть глаза, как мучительное ощущение тоски сковывает грудную клетку. Я по-прежнему чувствую, как ловко Глеб крепит электроды, чтобы сделать электрокардиограмму, слышу его тихий, но четко разделяющий слова голос, требующий выполнять команды. И я подчиняюсь.
«Дыши как обычно».
«Сделай глубокий вдох и задержи дыхание».
«Выдохни».
Тело слушается, уже ведомое привычкой… Но я будто проваливаюсь в бездну с каждой секундой. Что-то липкое окутывает руки и ноги, с силой тянет вниз, а сил сопротивляться не хватает. Я мгновенно проваливаюсь в пропасть, оказываюсь на каталке-кровати. Всюду крики, чей-то разрывающий сердце плач. Я слышу их, но не могу посмотреть. Узнаю и не узнаю одновременно. Это что-то знакомое, но сейчас я не могу вспомнить похожую ситуацию.
— Эй, Карин, уже всё, можешь одеваться.
Я открываю глаза, осознавая, что меня снова утянуло в мысли. Почему постоянно возникает чувство, что если закрыть глаза, я больше не очнусь? И если задуматься об этом чуть дольше, становится не на шутку страшно. На меня так повлияла операция? Надо будет рассказать об этом психологу… Или все-таки не стоит? Не хочу снова лежать под присмотром… И без того пропустила кучу пар и теперь придется нагонять…
— Глеб? — окликаю я его, пока мужчина не ушел.
Всегда в белом халате. Этот образ врача уже намертво прирос к нему. Даже не вспомню, когда в последний раз видела его в повседневной одежде. Он всегда проводит время с отцом в лабораторном комплексе, а наши встречи состоят лишь из моих визитов на осмотр раз в две недели. Ничего более.
Глеб разворачивает корпус и замирает в проеме двери. Я ненароком любуюсь его руками.
— Неужели тебя совсем не трогает то, что я раздета по пояс? Знаешь, это расстраивает… — Я приподнимаюсь с койки, свешиваю ноги на пол и бросаю взгляд на рубашку и бюстгальтер, оставленные мной на прикроватной тумбочке. — Я все-таки тебе призналась. И ты, кстати, обещал подумать…
Я насупливаюсь в ожидании ответа, но лицо Глеба лишь приобретает легкую улыбку.
— Ты же понимаешь, что это достаточно сложно. Я не знаю, как твой отец отреагирует на наши отношения, Кариш… К тому же…
— Я больна! — заканчиваю за него с досадой и вскакиваю на ноги.
Всё снова по кругу!
Раз за разом!
То, что я пережила тяжелую операцию на мозг, еще не означает, что с меня нужно пылинки сдувать. Не рассыплюсь от одного прикосновения — не хрустальная!
Меня охватывает разочарование. Надеясь не разрыдаться, я хватаю одежду и торопливо одеваюсь. Думала, что мое признание поможет вывести наши отношения с Глебом на новый уровень из статуса «пациентка и врач», а выходит?.. Да ничего не выходит! Он вечно мягко отталкивает меня и не забывает напомнить, что я ещё слишком молода, совсем недавно достигла совершеннолетнего возраста. Но ведь у нас не такая большая разница. Люди и с большей сходятся и прекрасно живут вместе. Чем мы хуже, в конце концов?
— Как ты себя чувствуешь?
На плечи опускаются ладони, затем Глеб приобнимает меня со спины, пока я застегиваю пуговицы рубашки.
— Ты мне тоже нравишься, Карин, но, как врач, я переживаю за тебя. Ты и так настояла на учебе, где слишком много стресса, а еще и отношения… — Он натужно выдыхает, щекоча ухо. Его близость вызывает в груди трепет. — Давай поступим так: скоро у тебя полный осмотр, если все показания будут в норме, включая психолога, тогда мы с тобой пойдем на свидание, куда захочешь!
— И в парк аттракционов?
— Кроме парка аттракционов, — парирует он строгим тоном.
— Ну ладно… — соглашаюсь я, однако от прежней грусти нет и следа. — Это обещание? Да?
Все-таки хоть какая-то надежда на положительный исход.
— А если что-то будет не в порядке, тогда? — задаю я беспокоящий меня вопрос. — Что тогда?
— Тогда отложим всё до тех пор, пока ты не поправишься. Я не стану рисковать тобой. Я слишком хорошо помню тебя, слабеющую, почти безжизненную на операционном столе. Не хочу больше этого переживать.
Глеб хмурится, а в его взгляде появляется боль, словно он пропускает через себя что-то ужасное. Снова думает об операции?
Я склоняю голову и поджимаю губы. Это понятно, что они с отцом ужасно переживают за меня. Я многое не помню об операции, как и то, что было до нее, словно жизнь пошла заново, перезапустилась. Наверное, я даже стала совершенно другим человеком.
— Мне нужно идти, Карин. Пожалуйста, прислушайся к моим рекомендациям. Договорились?
Глеб смотрит на меня с надеждой, поэтому я просто киваю ему и улыбаюсь.
— Договорились.
Мужчина забирает свою сумку и, замерев на пороге, снова оборачивается. В его взгляде сквозит нежностью. Сердце снова учащает биение, и я таю.
«Не будь ты таким сухарём! Поцелуй меня!», — призываю я Глеба к действию, но он не планирует поддаваться моему влиянию.
— Не пропусти приём у психолога сегодня.
— Да, я помню о нём.
Хоть и не хочу туда ходить. Я чертовски устала. Мне хочется жить, как простой человек. Ну откуда в жизни столько сложностей?
Прошло несколько дней, и я, наконец, смогла вернуться к посещению пар. Все-таки отец посоветовал отдохнуть еще пару дней, чтобы восстановиться.
«Не хватало еще поймать вирус в сезон», — причитал он, а я сдалась, зная, что все равно не смогу переубедить. Ну и ладно. Зато успела проработать все темы и сделать презентации по пропущенным занятиям, чтобы собрать хоть какие-то баллы. Об автомате мне, конечно, уже и не мечтать…
Зато как по универу соскучилась! С воодушевлением слушая лекцию, я наслаждаюсь всем, что сейчас происходит в моей жизни. Так сильно устала сидеть дома, что готова и самый скучный семинар впитывать с широченной улыбкой на губах. И неважно, даже если половина из сказанного профессором будет мне совсем чуждым и непонятным. Главное — успеть записать, чтобы повторно пройтись дома.
Соня вдруг придвигает ко мне тетрадь, в которой обычно мы ведём своего рода «переписку». Она толкает меня плечом, привлекая внимание, и я опускаю взгляд, бегло пробегаясь по буквам, написанным идеально ровным почерком, — завидую ей белой завистью.
«Как у тебя дела с тем красавчиком в белом халате?».
Соня, пожалуй, единственный человек, которому я рассказала о своих чувствах к Глебу. Я доверяла ей, как себе, пусть мы и мало времени проводили вместе из-за моих частых пропусков по болезни. Я улыбаюсь, поджимаю губы, беру ручку и пишу ответ ниже.
«Он слишком занят в последнее время, даже не всегда отвечает на мои сообщения. Порой ответы от него приходят поздно ночью, когда я уже сплю. Вот такой у нас с ним получается монолог с редкими проблесками диалога. И как это можно назвать?».
Соня вытягивает губы и вскидывает левую бровь, выражая тем самым негодование. Она ерзает на стуле, шумно охает и начинает писать. А у меня мурашки ползут по коже. Вот ведь сдала с потрохами, даже не поняв ничего!
Профессор кашляет, прочищая горло — я бросаю на него взгляд и замечаю, что он сосредоточен на мне.
Ну, конечно!
Сейчас конспектировать ничего не требовалось — только внимательно слушать и желательно смотреть на препода во все глаза.
Борис Антипович у нас фанатеет от пристального внимания к его предмету. Если его даже просто слушаешь с открытым ртом, то зачёт тебе гарантированно поставят. А если ещё вопросы задаёшь или отвечаешь правильно… Ух!..
Я отодвигаю тетрадь к Соне еще ближе, не сводя взгляда с преподавателя, и старательно выдавливаю из себя улыбку.
Спасибо, что не сделал замечание, а то бы сейчас загудели вокруг, что учёба мне не нужна вовсе. Сплетникам же только дай повод, а таких у нас в группе немало. Именно по этой причине отец упорно не позволял мне вернуться на учёбу. Мне пришлось долго уговаривать его дать мне шанс. Чего это только стоило? До сих пор страшно вспоминать, как боялась услышать очередной отказ.
Успокоившись, Борис Антипович довольно кивает и продолжает рассказывать нам материал, который почему-то пролетает мимо ушей. Наверное, мне всё-таки больше хотелось вернуться на учёбу не из-за тяги к знаниям — я просто желала почувствовать себя живым нормальным человеком в окружении однокурсников и преподавателей. Борис Антипович маячит вдоль экрана для проектора, показывая нам графики, и мне теперь спокойнее. Кажется, я этот материал уже читала, когда готовилась к возвращению. Вероятно, сделала чуть больше, чем следовало?..
Телефон, лежащий передо мной, вибрирует, и я вздрагиваю, так как он катится по книге и чуть не падает. Схватив его, я тут же прячу руки под столешницей, стараясь не привлекать к себе больше внимания, чем следовало.
Мне хочется поскорее узнать, кому и что потребовалось, но я выжидаю некоторое время. Когда профессор входит в кураж — таким я называю состояние, когда мужчина погружается в лекцию и ничего вокруг себя не замечает, — я снимаю блокировку с экрана и открываю сообщение.
Глеб: «Сегодня мне дали выходной, и я полностью свободен. Как насчёт встречи?».
Я едва сдерживаюсь, чтобы не запищать от восторга. Хочется буквально подпрыгнуть и закричать от радости, но удаётся удержаться на месте.
Соня чувствует мой восторг и тут же заглядывает в телефон. Она хитро щурится, после чего корчит гримасы, как бы показывая, что кто-то сегодня будет долго целоваться. Я же покачиваю головой, едва сдерживая смех. Пока ещё ничего толком непонятно. Вдруг это не совсем та встреча, которую я жду?
Я: «Это будет обещанное свидание? Осмотр прошёл нормально? А что насчёт психолога?».
Волнуюсь, ведь с последним встреча не увенчалась успехом. Я боялась, что Глеб откажется и произнесет, что я должна ещё какое-то время полечиться, но он набирает сообщение, и сердце уходит в пятки. Давно я так сильно не волновалась.
Глеб: «Твоё состояние стало стабильнее, гораздо лучше того, что было раньше, поэтому мы можем и погулять сегодня».
Он не ответил — будет ли эта прогулка свиданием, и меня берёт обидка. Однако задавать вопрос ещё раз я не решаюсь, потому что вижу, что Глеб снова пишет.
Глеб: «Как насчёт встречи около стелы на площади Победы? Скажем, в шесть вечера?».
Думаю, что сегодня у меня не будет последней пары, и я успею заскочить домой и навести красоту. На учёбу я особо не наряжалась, а вот на первом свидании хочу выглядеть конфеткой, чтобы Глеб ни на секунду не пожалел, что согласился. Мне хочется произвести на него впечатление. Может, ещё принять душ и сделать депиляцию? Времени, конечно, займёт немало, но мне хотелось быть во всеоружии. Мало ли к чему приведёт эта встреча?..
Сегодня выходной в университете, поэтому я провожу день в комнате, но открывать книги и записи лекций нет и малейшего желания. Я всё думаю о нашем свидании с Глебом, о его поцелуе, пробравшем до мурашек. Это был мой первый поцелуй, но кажется, что всё не так. Я уже словно целовалась раньше, знала точно, как и что делать. Память предков? Или близость Глеба сама диктует мне, как вести себя дальше?
А ещё покоя не даёт тот парень, принявший меня за какую-то Катю. Хм… Даже имя какое-то у той девушки… Знакомое, что ли?.. Я перекатываюсь на другой бок и поджимаю губы, снова пропуская образ незнакомца через себя. Парень будто увидел во мне мертвеца, восставшего из гроба. Он казался таким знакомым, но сейчас я даже не могу вспомнить, как он выглядит. В голове есть лишь размытые очертания.
Пытаясь вспомнить черты лица незнакомца, я напрягаю мозг, но образ утекает, как при моей последней панической атаке на приёме у психолога. Голова болит, на виски давит. Я сажусь, потираю переносицу подушечками пальцев правой руки и раскачиваюсь назад и вперёд, чтобы успокоиться.
— Нельзя! Не думай больше ни о чём! До добра это точно не доведёт, — говорю самой себе, чтобы остановить атаку и не позволить ей перерасти во что-то большее.
Телефон, лежащий рядом на кровати, вибрирует. Я кошусь на него и понимаю, что мне удалось довольно быстро остановить это состояние — я не поддалась волне панической атаки. Можно считать это своей маленькой победой.
Со спокойной душой снова плюхаюсь на кровать, на этот раз на живот, и открываю мессенджер, из которого появилось уведомление. А сообщений пришло немало! Меня буквально атаковали, пока бродила в собственных мыслях и пыталась переосмыслить своё свидание с Глебом и ту случайную встречу. Ладно… Такие совпадения случаются. Если незнакомец действительно потерял кого-то дорогого ему — это нормально, что он видит близкого человека в прохожих. Мне жаль его, но это всё, что я испытываю по отношении к нему. Так ведь?
Смотрю, кто мне написал, и кому ответить в первую очередь.
Староста группы спрашивает, всё ли со мной в порядке. Вероятно, она решила, что вчера я ушла с занятий, почувствовав себя плохо.
Приятно, когда о тебе так заботятся. Губы растягиваются в довольной улыбке.
Следующее сообщение пришло от Миши. Наверное, мне придётся прямо сказать ему, что у меня появился парень. Хоть Мишка и помогает мне с учёбой, но я не смею играть с его чувствами. Раз уж сам не догадывается, что я не отвечаю взаимностью, придётся объяснить ему прямо. Я даже не открываю пока переписку с ним, но понимаю, что ему тоже интересно, в порядке ли я после вчерашних пар.
В последний год из-за реабилитации после операции я превратилась в затворницу и от одиночества спасали лишь художественные принадлежности. Я много рисовала, находя в воображении спасение. На бумаге мне удавалось изливать свои эмоции и справляться благодаря этому с болью. И теперь в моей жизни снова появилось так много людей, которым небезразлично моё состояние. Это греет и позволяет чувствовать вкус жизни ещё острее.
Соня тоже пишет.
Переписку с ней я тоже боюсь открывать, так как понимаю, что общение займёт немало времени. Возможно, подруга даже позвонит. По началу набранного сообщения понимаю, что ей хочется узнать, как прошло наше свидание с Глебом. Я даже не сомневалась, что всё именно так.
Снова мечтательно улыбаюсь, вспоминая слова парня, что мы стали парой. Теперь мы вместе, у нас самые настоящие отношения. И мы целовались. О как же божественно это было!.. На мгновение в сознании прорезывается мысль, что я просто слишком романтизирую этот момент, и ничего особенного не случилось, но я лишь скептически хмыкаю. Было!.. Ещё как было!..
Взгляд падает на открытый альбом, лежащий на компьютерном столе. Я не закончила свой рисунок, мне так хотелось вылить в нём чувства, но что-то не позволило закончить. Я будто бы жадничала и боялась поделиться эмоциями, чтобы не потерять их. Сейчас за спиной чувствую крылья, и мне хочется петь. Громко-громко, пусть никогда не любила выделяться. И я хочу сохранить такое состояние надолго.
Телефон жужжит прямо в руке, отчего я испуганно икаю и смотрю на экран.
Глеб.
Мысленно прошу у Сони прощения, ведь она сейчас онлайн, а я пока не смогу ответить.
Минуя всех остальных, открываю переписку с Глебом и широко улыбаюсь.
Глеб: «Привет, красавица! Как спалось сегодня?».
Он беспокоится обо мне.
Сердце делает несколько ритмичных ударов, а пальцы уже клацают по экрану.
Я: «Всё прекрасно. Я давно не спала так хорошо, как сегодня. А как ты?».
Отправляю и только потом понимаю, что на радости даже не поприветствовала парня.
Я: «Ой! Прости! Привет!».
Глеб присылает смеющийся смайлик, и я улыбаюсь ещё шире.
Я: «Ты сейчас на работе?».
В ответ на свой вопрос снова получаю смайлик, но на этот раз он заговорщически улыбается.
Глеб: «Твой отец сегодня вернётся домой раньше».
Я хмурюсь.
Неужели? Обычно отец возвращается слишком поздно, и мы с ним редко пересекаемся. Так как дверь в комнату приоткрыта, я слышу, что домработница радостным голосом встречает кого-то.
Вылетаю из машины водителя, чувствуя бешеные удары сердца. Я старалась вести себя так, чтобы он ничего не заподозрил, но излишнюю нервозность всё равно никуда не деть.
— Через сколько мне подъехать? Или подождать тут? — спрашивает мужчина, опустив стекло и выглянув на улицу.
— Нет, ждать меня точно не нужно. Я допоздна задержусь в библиотеке, — улыбаюсь я, но выходит крайне нелепо. — Спасибо большое.
Водитель хмурится. Какое-то время он смотрит на меня, но стекло поднимается, и мужчина уезжает. К моему огромному облегчению! Я провожаю его машину взглядом, стараясь не думать о плохом. Вряд ли он будет следить за мной. Уехал? Уехал… Всё хорошо. Однако я всё равно делаю вид, что пошла в библиотеку, обхожу её и практически бегу к метро, заранее удостоверившись о его местоположении по навигатору. Сердце заходится. Кровь пульсирует в жилах. Я всё рассчитала. Пусть на метро раньше не ездила, но я тщательно изучила все нюансы и выяснила, что проехать мне нужно будет пару станций. Не пропустить бы их.
Время оказывается удачным, и на кассах нет очередей. Я не раз слышала жалобы Глеба, когда у него зимой могла не завестись машина, и на работу приходилось добираться альтернативными способами. Я приветствую женщину по ту сторону стекла и покупаю жетон. Им оказывается обычная монетка, с двух сторон которых выгравирован значок местного метрополитена. Следующим испытанием становятся турникеты, но, поскольку на игровых автоматах я пару раз играла с одногруппниками, проблем не возникло.
Всё не так страшно, как мне представлялось изначально.
Разбираюсь с маршрутом, вглядевшись в разноцветные указатели, и спешу в нужном направлении. Волнение немного ускоряет пульс, так как страх уехать не в том направлении никуда не улетучивается, а в метро я оказалась впервые. Поезд подходит как раз вовремя, и я сразу же ныряю в полупустой вагон.
С шумом поезд трогается, а я присаживаюсь на свободное место и улыбаюсь, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку. Всё это слишком новое для меня. Удивительное.
Я пытаюсь прислушаться к собственным ощущениям, чтобы понять, что именно испытываю в это мгновение. Чувство вины гложет, но не сильно. Наверно, пытаюсь оправдать своё поведение желанием найти ответы? Отец со мной вчера так и не заговорил, будто я провинилась перед ним, а Глеб до сих пор не вышел на связь. Они что-то скрывают от меня или попросту так сильно беспокоятся, что желают запереть в золотой клетке и держать в ней до конца дней?
Раздраженная собственными мыслями, я достаю телефон и пишу Соне сообщение, что уже скоро подъеду. Спрашиваю, где она, но сообщение не отправляется. Вероятно со связью в подземке проблемы.
Волнуюсь и внимательно смотрю на указатели, когда вагон останавливается на станции. Всё вроде бы пока в порядке. Не проехала. Пальцы становятся ледяными. Давненько я так сильно не переживала. Веду себя, как плохиш, и это забавляет. Но как ещё мне вырваться из-под тотального контроля? Если отец узнает, что я каталась на метро, да ещё и поехала в парк, где встретилась с тем странным юношей, он меня прибьёт. Ладно… Просто отчитает и может даже запретить ходить в университет. Стоит быть осторожнее.
Главное — не попасться папиным коллегам на глаза, которые обязательно донесут новости о его никудышной дочери.
С объявлением нужной станции, я выскакиваю из вагона и поднимаюсь к выходу. Вероятно, моё сообщение только что отправилось Соне, потому что телефон тут же вибрирует в руке. Вздрагиваю, но быстро беру себя в руки.
Соня: «Всё окей, я на месте. Жду тебя».
Так как эскалатор почти поднялся, я убираю телефон в карман, решив, что отвечать уже не имеет смысла. Выхожу из метро и тут же оказываюсь в кольце объятий подруги.
— Задавишь, — пищу я, и подруга отпускает.
Глазки Сони так и светятся от восторга. Она вертится рядом, как счастливый щенок, потому что предвкушает мой рассказ о свидании с Глебом во всех ярких подробностях.
— Ну, давай уже не тяни! — подталкивает меня подруга.
— Сонь, давай сначала до парка доберёмся? — хмыкаю я.
Если честно, мне меньше всего на свете хочется говорить о свидании, потому что я до сих пор не уверена, что у нас с Глебом отношения. Может, ничего между нами и нет? Что, если всё это я себе придумала?.. Он мог бы написать мне сегодня…
— Погоди, Карин, а ты чего на метро-то? Обычно с водителем ездишь, как королевишна, а тут решила воспользоваться общественным транспортом.
Говорить о том, что пришлось сбегать от отца, тоже не хочется. Я пока не уверена, что могу полностью раскрыться подруге. Но кому ещё? Мне хочется откровенно поговорить с кем-то, поделиться своими переживаниями, но я уже понятия не имею, кому можно доверять.
— Ну… Со мной уже всё в порядке, поэтому могу пользоваться общественным транспортом, — тут же оправдываюсь я. — Что насчёт водителя… У него выходной сегодня. Не всегда же ему нянчиться со мной.
Чувствую себя скверно.
Нехорошо это — обманывать подругу, но пока я сама запуталась в происходящем. Если расскажу всё Соньке, то она накрутит меня сильнее своими догадками. Лучше уж помолчать.
Мы входим в парк и садимся на скамейку в тени деревьев, так как на солнце мне пока лучше не проводить много времени. Знаю, что Сонька не позволит мне отвертеться, поэтому придётся поделиться с ней хотя бы переживаниями по поводу отношений с Глебом.