Иллюзионист

Глава 1. Телефон

13.10. Пт

Октябрь в этом году выдался на редкость мокрым и холодным. Промозглым, я бы даже сказала. Вот и сейчас упругие струи дождя хлестали по серым домам, по деревьям, шумящим листвой, по автомобилям, поднимающим тучи брызг, стремясь окатить грязной водой редких прохожих, спешащих поскорее добраться до места назначения, которых даже не спасали зонты, выворачиваемые сильными порывами ветра. У меня же и того не было.

Я прибавила шаг, стремясь скорее оказаться дома. В голове давно поселилась мечта о горячем чае с лимоном, любимом миндальном печенье, мягком уютном пледе тёплой полосатой расцветки, и книге, которую не могла дочитать уже вторую неделю, — всё времени не находилось. Вздохнув, перепрыгнула лужу.

— Чёрт! — ругнулась я, когда нога подвернулась, не удержавшись на скользком камне.

И уже морально приготовилась к тому, что в прямом смысле сяду в лужу, но, к моему великому счастью, получилось удержать равновесие. Пальто, конечно, достаточно сильно промокло, но лужа его точно бы добила. А этого не хотелось. Да и тёплый бежевый свитер с чёрными школьными брюками всё ещё оставались сухими.

Оглушительно чихнула. Ну вот, ещё заболеть не хватало! Я перепрыгнула ещё одну лужу, разлившуюся посреди тротуара. И тут же торопливо сделала шаг назад, ступив ровнёхонько в центр водного препятствия. А передо мной на асфальт рухнула большая тяжёлая ветка. Чуть поморщилась от треска, с которым ломались мелкие веточки, и капелек воды, что полетели в разные стороны с листьев. Дождавшись, пока лужа перестанет подрагивать, я переступила через препятствие и двинулась дальше, благодаря свою обострённую интуицию. И сапоги. Они даже немного не промокли, хотя лужа — ни много, ни мало — аж до щиколоток.

Я недовольно поморщилась, когда наглый ветер приподнял капюшон и швырнул мне в лицо целую горсть холодных капель. Брр… Вздрогнула и натянула ткань сильнее, пряча лицо. Ничего, уже совсем немного осталось.

Наконец, перепрыгнув очередную лужу, я нырнула под козырёк родного подъезда. Кое-как стряхнув воду с пальто (будто это ему поможет), извлекла ключи из кармана. Пикнул домофон, натужно скрипнув, отворилась дверь. Только я шагнула внутрь, как она с грохотом захлопнулась. Я дёрнулась и помянула крепким словцом ветер. Тот завыл снаружи, будто услышав.

Я передёрнула плечами. Почему-то стало немного не по себе. Только ступила на первую ступеньку, как снова дёрнулась от резкого звука. В этот раз это был рингтон телефона. Не моего. Звонок практически сразу прервался.

— Привет, — раздался откуда-то сверху женский голос.

Выглянула за перила. На третьем этаже спиной к провалу на перилах сидела темноволосая девушка. Взгляд невольно зацепился за длинные иссиня-чёрные волосы, тускло блестящим одеялом покрывающие её плечи. Рядом с девушкой на перилах что-то лежало. Что-то небольшое в количестве трёх штук.

— Ты почему так долго? — продолжила девушка после небольшой паузы. Видимо, выслушивала ответное приветствие.

Я же просто продолжила подниматься по лестнице. Девушка молчала, слушая ответ на вопрос. На втором этаже я остановилась, заметив лежащий на перилах лестницы телефон. Современный смартфон с огромным экраном и говорящей надписью «Samsung». И вот вроде я никогда даже не пыталась взять чужое… да что там «пыталась»! Даже желания такого не возникало! А сейчас руки так и тянулись; казалось, телефон так и нашёптывал: «Забери меня! Забери!»

«Ну и чёрт с тобой!» — решила я и, отключив его, быстрым движением запихнула в голенище сапога. Даже не до конца поняла зачем.

— Ага. Хорошо, жду, — раздался голос этажом выше.

Это вывело меня из краткого ступора, вызванного несвойственным мне поступком. Я продолжила подъём, задумчиво смотря в пол.

— Девушка! — вдруг окликнули меня.

— Мм? — я перевела взгляд на источник звука.

Это была та девушка. В глаза буквально бросилась ярко-фиолетовая прядь, обрамляющая аккуратное личико с правой стороны. Взгляд скользнул по тонким дугам бровей, большим ярко-зелёным глазам с пушистыми ресницами, чуть курносому носику, отметил чуть заметные ямочки на щеках, родинку под левым глазом и бледный, почти невидимый шрамик на подбородке. Что-то показалось мне странным, какая-то несостыковка…

Но мысль не успела оформиться до конца, перебитая словами незнакомки:

— Вы не видели телефон?

— Какой телефон? — недоумённо спросила я. И ведь не лгала: правда не уловила суть вопроса.

Она замялась и, чуть потеребив рукав куртки, глянула вниз, оглянувшись через плечо. Девушка могла бы показаться растерянной, если бы не цепкий взгляд, который я поймала краем глаза, делая шаг к перилам. Нагнулась, посмотрела вниз, отметила, что три предмета, лежавшие тут, исчезли, и повернулась к незнакомке. Та почему-то шарахнулась в сторону. Видимо, сделала слишком резкое движение.

— Извиняюсь, — сказала я, глядя, как она отряхивается. — Я не особо смотрела по сторонам.

И ведь не солгала: стены я не разглядывала, зная каждую трещинку в синей краске, лестницу тоже… По какой-то причине врать я не могу. Но это не значит, что говорю исключительно правду. В конце концов ложь — это искажение истины, а делать это можно множеством способов: недоговаривать, изворачиваться, уходить от ответа и отвечать вопросом на вопрос, сбивая с толку и буквально заставляя человека додумывать ответ самому. И всё это я умею в совершенстве.

Глава 2. Тёмный, игры в карты и желания

14.10. Сб

Утро субботы началось со звонка подруги.

— Да? — хриплым спросонья голосом спросила я.

— Привет, Лис, — прощебетала Маша. — У меня предки уехали в командировку на два дня, так что дом свободен. Как насчёт того, чтобы посидеть у меня и посмотреть что-нибудь?

— Маш, пощади, — я громко зевнула. — Я только проснулась.

Я потянулась и предусмотрительно убрала телефон подальше от уха.

— Алисия! — заорала подруга. — Ты опять всю ночь читала?!

Я опять зевнула и положила телефон на подушку, включив громкую связь.

— Ага, — подтвердила худшие её подозрения.

— «Ага», — передразнила меня Машка. — А потом дрыхнешь до обеда!

Я только фыркнула, пытаясь расчесать свою густую ярко-рыжую гриву:

— Ну не всем же быть жаворонками. — И добавила, пока она не успела разразиться новой тирадой: — Через час буду у тебя, готовь закусь!

— Это сейчас так прозвучало, будто мы пить собрались, — сказала она. — Кстати, — неожиданно вкрадчиво протянула Маша, — а это идея…

— Машк, не смей! — гаркнула я в трубку. А то зная её…

— Ой, да ладно. Я лучше пиццу закажу. Жду.

И отключилась. Вот поганка! Ничего, я ей попозже лекцию о вреде алкоголя зачитаю. Никуда от меня не денется. Я доплелась до ванной, привела себя в порядок. Изучила свою заспанную моську с россыпью веснушек и синяками под ярко-зелёными глазами.

И уже через пятнадцать минут стояла в коридоре перед зеркалом, поправляя ворот свитера. Надела сапоги, накинула на плечи пальто и, схватив ключи с тумбочки, распахнула дверь квартиры.

Та встретилась с неожиданным препятствием. До меня донеслась отборная брань. Та самая, мифическая, от которой вянут уши.

— Ну, простите! — не выдержала я и выглянула на лестничную площадку. — Внимательнее надо быть!

Поток бранных слов прекратился. На меня с высоты почти двух метров уставились два чёрных глаза. Почему-то от пристального внимательного взгляда стало жарко. Пытаясь прогнать это странное чувство, я решительно сделала шаг из квартиры и захлопнула дверь. По всему подъезду разнеслось эхо. Я отвернулась от странного незнакомца, почему-то прижимающего ладонь ко лбу.

— Алисия Миронова? — нарушил тишину низкий хрипловатый голос, когда я достала из кармана ключи.

— Допустим, — невозмутимо ответила я. — Кому и чем обязана?

Я развернулась к нему, быстро заперев дверь. Предпочитаю вести разговоры лицом к лицу.

— Алексей Романович Тёмный, — представился парень. — Следователь.

Я внимательно осмотрела его с головы до ног: чёрные короткие волосы; красное пятно на лбу, от которого он отнял ладонь; бледная, чуть сероватая кожа лица; чёрное пальто, очень похожее на моё и высокие сапоги с квадратными пряжками по бокам. Опять же как у меня. Притопнула правой ногой, привлекая его внимание. Взгляд чёрных глаз метнулся к сапогу. Я же опять пробежалась по нему глазами, отмечая маленькое бурое пятнышко на серой ткани его шарфа, выглядывающего из-за воротника пальто. В общем, я не удержалась и тихонько хмыкнула:

— Говорящая фамилия.

Говорила очень тихо, но он услышал. Тёмный уже открыл рот, чтобы ответить, но я не дала ему и слова вставить:

— Про «кому» понятно, а вот «чем»? — я, приподняв бровь, посмотрела в чёрные глаза. — Может, Вам Алиса Миронова нужна?

Он мотнул головой:

— Нет, мне нужна именно Алисия.

— По поводу?

— Телефон, — коротко ответил он. И внимательно на меня уставился, будто видел больше, чем обычные люди.

— Это который вчера украли? — невозмутимо спросила я.

— Он самый, — он кивнул и, чуть прищурившись, продолжил: — А Вам откуда это известно?

Я пожала плечами:

— Так меня вчера девушка об этом спрашивала. Вывод сделать было несложно.

— Не Вы ли его взяли? — спросил он в лоб.

Чёрт! Соврать не могу, сознаться — тем более! Его взгляд стал особенно тяжёлым и колючим. Я померилась с ним взглядами. И сказала:

— Вам бы в кино вампира-следователя играть.

— Почему вампира-то? — удивился Тёмный.

Я ему улыбнулась. Коль уж сбивать с толку, то полностью. А улыбка у меня красивая.

— У Вас вид, будто Вы сегодня утром не встали, а восстали, — просто сказала я.

— Почему тогда не зомби? — не понял тот. — Зомби обычно зелёные, а Вы серый, — пояснила я. — А теперь прошу меня простить, меня ждут.

Обогнув препятствие, поспешила вниз. Ошарашенный Тёмный так и остался там стоять. Я же выскользнула на улицу и зажмурилась от ярких лучей солнца, ударивших в лицо. И, перепрыгивая лужи, поспешила к подруге.

— Чёрт! Она так и не ответила! — прозвучало в тишине подъезда.

Глава 3. Больные фантазии

15.10. Вс

Было неуютно. Стул жёсткий и неудобный, стены серые и неприветливые, свет слишком яркий, а наручники… Сам факт их наличия на моих руках — уже страшное неудобство. Страшное и обидное.

Я устало прикрыла глаза и повторила уже в сотый раз:

— Да, это был мужчина. Высокий очень и массивный. Нет, там было слишком темно, чтобы я могла разглядеть лицо.

Я устала. Ночь плавно перешла в утро, даже те несколько полицейских, которые без конца где-то сновали, откровенно зевали. Я же, как попугай повторяла одинаковые ответы на одинаковые вопросы, и мечтала оказаться дома. Парнишка, стажёр видимо, потратил уже вторую ручку на протокол, но дело с места не сдвинулось ни на миллиметр.

Сначала меня чуть не пристрелили, когда я неловко шевельнулась за этим грёбаным ящиком (если так подумать, то он мне жизнь спас), потом с горем пополам в четыре здоровые мужские руки выковыряли, чуть не сломав, мою ногу из дыры притащили в участок… Всё это происходило, когда новый день только наступал предыдущему на пятки, сейчас же занимался рассвет.

А перед глазами, едва стоило прикрыть веки, вставала ужасная картина. Как назло, когда меня уводили из заброшенного дома, из-за облаков выглянула луна. И осветила обшарпанную комнату. Потёки крови; окровавленную бензопилу, почему-то брошенную на месте преступления; свежие, кажущиеся чёрными пятна на стене… И запах. Он намертво врезался в память. Тяжёлый, солоноватый и какой-то гнилостный. Запах смерти. Из-за него поднимались волоски на теле, неприятный холодок проходился по спине, заставляя ёжиться, и…

В голове не укладывалось, что Машка, с которой мы собирались посмотреть новый сериал, которая оставила себе кусочек пиццы «побольше и повкуснее», чтобы съесть позднее… С которой я сидела за одной партой и у которой я без зазрения совести списывала не сделанную из-за ночного бдения над книгой домашку… Что эта самая Машка лежит на грязном полу полуобвалившегося дома выпотрошенной куклой и таращит невозможно голубые глаза в потолок. И не пересмотрит в тысячный раз она свой любимый фильм, не разбудит ранним звонком, спеша поделиться очередной сомнительной затеей…

Хотя не думаю, что её оставили там. Но и мысль о характерном чёрном пакете и труповозке облегчения не принесла. Труп… В голове не укладывается.

Дверь противно скрипнула, пропуская кого-то в серую комнату, вырывая из тягостных мыслей. И не узнать эту долговязую фигуру было невозможно.

— Алексей Р-романович Тёмный, — протянула я, зачем-то растянув «р». Голос прозвучал хрипло, в нём прорезались первые истеричные нотки, и я замолчала. Отец всегда говорил: «Хреново — терпи. Не показывай свою слабость на людях. Дома — хоть увойся, я лично сопли подотру при необходимости».

И я терпела. Опять прикрыла глаза, с каким-то мазохистским удовольствием рассматривая перед внутренним взором жуткую картину. Я знала, что никогда не смогу этого забыть. Как и смириться.

Скрипнули железные ножки стула, когда Алексей занял место напротив. Хлопнула о стол издевательски жёлтая папка.

— Алисия Миронова, — не в пример мне невозмутимо отозвался Тёмный.

В этой комнате с серыми стенами и старым выцветшим линолеумом на полу он смотрелся органично. Весь какой-то сумрачный, жуткий. Из-за слишком яркой лампы, висящей прямо над чёрной растрёпанной макушкой, глаза казались тёмными провалами. А сероватая светлая кожа почти сливалась по цвету со стенами.

И, главное, весь такой собранный, аккуратный, аж бесит. Чёрная рубашка, такие же чёрные брюки, до блеска начищенные ботинки.

— Я бы пожала Вам руку, но, боюсь, не могу.

Я выразительно звякнула наручниками, поведя плечами. Руки давно затекли, а мне так и не сказали, почему заковали, как преступницу. Говорить никто не хотел, в глаза смотреть избегали, только задавали бесконечные вопросы. Одни и те же, по кругу.

— Твоё дело передано мне. — Он окинул меня внимательным взглядом и неожиданно жёстко усмехнулся: — Но оно уже раскрыто.

Я совсем неприлично на него вылупилась:

— В смысле?! Вы так быстро нашли убийцу?!

Алексей заметно напрягся, но ничего не ответил. Открыл папку, вынул пластиковый прозрачный пакет с чёрными перчатками.

Интуиция внутри взвыла так, что в ушах противно зазвенело. На мужские они никак не походили: слишком маленькие и…

Перед глазами заплясали чёрные точки. Раздался холодный вопрос:

— Ваши?

— Мои, — не смогла соврать я. Вопрос не предполагал ни малейшей вольности. — Что это значит и откуда у вас мои перчатки? Я их не доставала из шкафа с прошлой весны.

Скепсис, разлившийся в воздухе, можно было ложкой черпать. Но я не лгала. Выкручиваться и извиваться я могла сколько угодно, но откровенно лгать — никогда. Просто язык не поворачивался, а в горле вставал ком.

— Вы издеваетесь? — просипела, наблюдая, как на столе появляются новые бумаги.

— На бензопиле обнаружены Ваши отпечатки пальцев, — продолжал Алексей. — Даже надев перчатки, Вы почему-то не догадались стереть старые отпечатки. А на Вашей одежде — кровь небезызвестной Марии Новиковой.

— Да не убивала я её!!! — всё-таки сорвалась я. — Да я чисто физически не могла это сделать! Сидела на полу и не могла ногу из дыры вытащить! Как пёс на привязи!

Глава 4. Жуткая реальность

23.10 Пн

После всего произошедшего сидеть на уроке алгебры и слушать про тригонометрические неравенства было как минимум дико. Как максимум… Не знаю. В голове не укладывалось. Не укладывалось, что соседнее место пустое, не укладывалось, что меня какого-то чёрта приняли за преступницу… Ничего не укладывалось.

И я сидела за первой партой и смотрела невидящим взглядом в доску, на которой время от времени возникали новые формулы, уравнения и неравенства. Но все эти синусы и косинусы проходили мимо сознания, зацикленного на определённом промежутке времени.

Раз за разом перед глазами вставало окровавленное отражение в зеркале, серая комната с неудобными стульями и слишком ярким освещением… От одного только воспоминания снова начинало ломить плечи и неприятно стягивало кожу лица, а горло стискивало обручем. Но и пробуждалась некоторая гордость за саму себя: потому что я смогла добиться того, что хотела.

Сразу после страшного открытия, совершённого перед зеркалом, я попросила позволить мне умыться. И, что удивительно, мне позволили. Сняли наручники и впихнули в уборную.

Старые стены, покрытые белой плиткой, местами были тронуты грибком, но в целом было достаточно чисто. А ещё тут было окно. Небольшое и не забранное решёткой. Так и намекающее на побег, но такая дурость в голову мне даже не приходила. Потому что шанс выпутаться у меня был. А если совершу даже попытку побега, это автоматически поставит подпись под чистосердечным признанием.

Так что я тщательно умылась, даже немного намочив волосы. Оценила подрагивающие пальцы, слишком бледное лицо, на котором чётче проступили веснушки… Посмотрела сама себе в глаза, набираясь терпения и запихивая эмоции глубже в черепную коробку. Так глубоко, чтобы нельзя было ни разглядеть, ни дотянуться. Плакать буду дома, оплакивать тоже. А вот спокойствие может спасти мою шкуру.

А это значит, что я стану ледяной глыбой, но вылезу из этого дерьма. Чего бы это ни стоило.

Я глубоко вздохнула, брызнула в лицо ледяной водой, остужая собственный пыл. Криво, несколько нервно усмехнулась: излишняя горячность и энтузиазм тоже могут погубить. Спокойствие и только спокойствие. Ровный голос, прямая спина, невозмутимый взгляд и ни одной лишней эмоции на лице. В конце концов для меня ещё не всё потеряно.

Решительно вздохнула, поправила растрепавшиеся волосы. И распахнув дверь, шагнула навстречу своей судьбе, ожидающей в коридоре. Демонстративно подставила запястья с алеющими на них полосами. Защёлкнулись наручники, и меня вернули в допросную.

Но теперь я чувствовала себя увереннее, у меня был план, и я собиралась претворить его жизнь. И плевать, что он откровенно шит белыми нитками, — это дело было таким же. Точнее, моя роль в нём. И я собиралась это изменить.

Устроилась на жёстком стуле, закинув ногу на ногу, и без лишних лирических отступлений перешла в наступление:

— Вызовите моего отца.

— Уголовная ответственность за убийство наступает с четырнадцати лет, — был мне ответ.

— Я в курсе, — не сбилась я с мысли. — Но мой отец всё ещё несёт за меня ответственность. Восемнадцати мне ещё нет, а процедуру эмансипации я не проходила. — И добавила: — И зовите понятых.

— Где ж мы их в воскресенье с утра раздобудем? — хмыкнул парнишка-стажёр, который составлял протокол.

— О, я подожду, — я всё-таки не сдержала кривую усмешку, — пока их здесь не будет, я ничего не скажу…

— Надеешься на папочкины связи? — хмыкнул теперь уже Тёмный, опять устроившийся на стуле напротив.

Да, в городе, рядом с которым расположена воинская часть, высшие чины хотя бы по фамилии знают почти все. Потому что если какой-то военнослужащий начинает творить что-то не очень хорошее, звонят либо непосредственному начальнику, либо сразу моему отцу. Так что генерала Миронова знали все по имени-отчеству.

— И не покажу, — невозмутимо закончила я, будто это не меня только что самым наглым образом перебили.

Тёмный сразу навострил уши и даже хищно подался вперёд.

— С этого места поподробнее.

Я улыбнулась одним уголком рта и демонстративно откинулась на спинку стула, закрыв глаза. Но представление силы не возымело: меня подняли и снова обыскали. Ощупали со всех сторон, даже под свитер заглянули, ладно хоть в штаны не лезли. О, каких же трудов стоило не расхохотаться, опять вальяжно устраиваясь на стуле, и сохранить невозмутимое выражение лица. Потому что слишком самоуверенны, потому что не нашли.

Так что я развалилась на стуле, положила скованные руки на стол и, прикрыв глаза, приготовилась ждать. Столько, сколько придётся.

Тёмный скрипнул зубами, но выполнил моё требование. Оставалось только ждать, слушая постукивания по столу. Тёмный пытался отстукивать ритм, но получалось у него откровенно фигово. То ли у него просто с этим плохо, то ли нервничал и сбивался.

Тем не менее через полчаса рядом со столом в рядок выстроилась тройка понятых, подписавших какие-то бумаги, с другой стороны от них — мой отец. Он явно не понимал, что я натворила, и пребывал в растерянности. Но это заметила, наверное, только я и то только потому, что привыкла подмечать такие мелочи, как положение заколки на галстуке. Обычно она была чуть-чуть под наклоном, но сейчас располагалась идеально ровно. Другая мелочь, которая выдавала его беспокойство, — неровная правая бровь. У него очень густые брови с длинными волосками, и он каждое утро их причёсывает, чтобы не топорщились. А если он этого не сделал, значит, настолько сбился с привычной колеи, что забыл про ежедневный ритуал.