Иллюзия Безумия

Часть 1

Моя жизнь текла размеренно, словно тихая река, пока в её воды не начали падать камни. Сперва я объяснял всё усталостью: мерцающие тени в углах зрения — недосыпом, шепоты в пустых комнатах — перегруженным сознанием. Но чем чаще реальность давала трещины, тем яснее становилось — за гранью «обычного» скрывается что-то иное.

Всё изменилось в тот вечер. Это был не просто странный случай, а портал в мир, где логика рассыпалась, как песок. Город давно уснул, улицы превратились в тоннели из тусклого света и теней. Последняя электричка — вот мой единственный шанс добраться домой в час, когда даже ночные совы давно погрузились в сон. Начальству, конечно, было плевать, что я, как обычно, задержался из-за их «срочного» отчёта, поэтому единственным утешением оставалась возможность вздремнуть в вагоне, мысленно умоляя судьбу о сохранении работы. Но в тот день сон словно обходил меня стороной.

Войдя в электричку, я привычно опустился у окна, втолкнул наушники поглубже и включил музыку на полную громкость, словно пытаясь заглушить ночь за стеклом. Но внезапно взгляд сам собой скользнул в дальний угол вагона — там, в полусумраке, застыл мужчина. Странно, — мелькнуло где-то на краю сознания. В такую рань кроме меня здесь не должно было быть ни души… Но я лишь мысленно пожал плечами: Наверное, коллега-трудоголик, как и я. Сделав вид, что ничего не произошло, я уставился в окно, впиваясь взглядом в черноту. Но там, за стеклом, клубилась лишь бездонная тьма, разрываемая редкими призрачными бликами фонарей. Они плясали на поверхности, словно желтые языки пламени, отражаясь в стекле и в его глазах.

Да, я почувствовал этот взгляд ещё до того, как осознал: мужчина неотрывно следил за мной. Стеклянные зрачки, будто линзы, ловили каждый мой вздох, а в уголках его губ застыла тень улыбки, слишком… ненастоящей.

Меня пронзила леденящая дрожь. Я ещё раз беспокойно окинул взглядом вагон, убеждаясь, что кроме нас ни души. Но пустота лишь усилила тревогу. Рука сама потянулась к телефону, экран вспыхнул, показывая время, будто застывшее в вечности. И тут… Тихий, звенящий смешок. Настолько четкий, что я почувствовал, как чей-то холодный шепот скользнул по уху. Я резко вскинул голову и замер. Незнакомец. Теперь он сидел в двух шагах, пальцы вцепились в подлокотник, а глаза, стеклянные, немигающие, впились в меня, будто вытягивая душу. Его губы дрогнули, обнажая острые зубы в ухмылке, от которой кровь стыла в жилах.

— И… Извините, вы что-то хотели? — выдохнул я, голос дрогнул, будто тонкая струна. Спокойно, — мелькнула робкая мысль. Может, он просто спросить дорогу? Но тело взбунтовалось: ладони прилипли к холодному пластику сиденья, а сердце выбивало дробь, сливаясь с грохотом колёс. Он не ответил. Только ухмылка расползалась по его лицу, обнажая дёсны с неестественно белыми клыками. Глаза как огромные, влажные шары, не моргая впивались в меня, будто снимали кожу, слой за слоем. Казалось, ещё мгновение, и эти белоснежные зубы выскочат из челюсти, зазвенев, как ножи о кафель.

Я метнул взгляд по сторонам, отчаянно ища выход. Окна, глухие двери, ряды сидений — всё слилось в каменную ловушку. В последний миг инстинкт перевесил разум: я рывком вскочил, но тело будто наткнулось на невидимую стену. Леденящее прикосновение чужой ладони, сухое, цепкое, словно костяные пальцы впились в запястье, резко дернуло вниз. С глухим стуком я упал на пол, а в ушах зазвенело от удара. Я застыл, вжавшись в холодный пол и плотно сомкнув веки. Сердце колотилось, как загнанный зверь, раскачивая рёбра, а горячая волна пульса гнала кровь в виски, казалось, череп вот-вот лопнет от давления. Когда я наконец разлепил веки, тяжёлые словно свинцовые ставни, я увидел над собой лицо. Нет, пародию на лицо, оскал, растянутый до нечеловеческих пределов, с дёснами, обнажёнными как у голодной гиены. В стеклянных зрачках, широких как дверные глазки в ад, пульсировало моё собственное отражение: бледное, перекошенное, с немым криком, застрявшим в горле.

Тело будто влилось в пол, став его продолжением — холодным, каменным, мертвым. В голове метались картинки: я вскакиваю, рвусь к выходу, ломаю дверь плечом… Но мышцы игнорировали приказы, словно перерезанные провода. Так и закончится все? Смерть в грязном вагоне, под взглядом этого… существа? Мысль прозвучала почти спокойно, будто чужая. Я продолжал смотреть в его лицо — искажённое, как отражение в разбитом зеркале, с челюстью, вывернутой под неестественным углом. Адреналин ударил в виски, выжигая страх. Перекатившись на живот, я прополз вперёд, как раненый зверь, шаркая коленями по грязному полу. Вскочил на ватные ноги, едва не рухнув обратно, я рванул к переходной двери, соединяющей вагоны. Пальцы вцепились в ледяную ручку, дёргая её с диким скрежетом. «Откройся, чёрт возьми, ОТКРОЙСЯ!» — но дверь лишь глухо звякнула, будто смеясь.

Я обернулся, готовый к атаке… но вагон был пуст. Только тень от фонаря за окном колыхнулась, напоминая оскал.

***

В коридоре было тепло и неестественно тихо. Несмотря на толпу — старики с пустыми взглядами, мать с плачущим ребёнком, — здесь царила мёртвая тишина. Я пристроился в пластиковом кресле рядом со старухой, чьи пальцы, похожие на скрюченные корни, перебирали чётки. Над головой мерцала реклама: неестественно синие глаза на плакате с каплями «ВизоЛайт» гипнотизировали слоганом: «Взгляд, который видит правду».

— Дэниел Найт! — голос медсестры, звонкий как укол шприца, вырвал меня из оцепенения.

Я поднялся и неспешно зашагал вперед, словно оттягивая момент. Кабинет оказался тесной комнатушкой: стол с потрёпанным монитором, кушетка с потёртой клеёнкой, на которой отпечатались силуэты сотен пациентов, и эти стены… Выцветший зеленый, словно заплесневевший суп. Цвет, который должен успокаивать, но вместо этого давил на виски, вызывая тошноту.

Я шагнул в кабинет и опустился на кушетку напротив врача. Передо мной сидела худощавая женщина на вид лет пятидесяти. Её вороньи волосы пересекала серебряная прядь, придававшая лицу оттенок усталости. А её костлявые пальцы продолжали стучать по пожелтевшей клавиатуре, даже когда дверь захлопнулась за моей спиной. Монитор с выпуклым экраном бросал мертвенный отсвет на морщинистое лицо, подчеркивая синеву под глазами. Ну и долго она ещё будет игнорировать меня? Время-то не резиновое, — подумал я, слегка наклонившись в её сторону, чтобы привлечь внимание.

Часть 2

Такси мчалось по мокрому асфальту, словно спеша доставить меня к вратам стационара до того, как я передумаю. Запотевшие стекла искажали очертания улиц. Я сжимал в кармане смятую выписку врача, еще не до конца понимая, как за несколько часов жизнь превратилась в этот сюрреалистичный квест за собственным рассудком. Да, я всё ещё не понимал до конца, что привело меня сюда, но цеплялся за веру в правильность выбора. Пальцы непроизвольно теребили шрам на запястье — молчаливый свидетель ночей, когда жуткие тени за каждым углом казались реальнее, чем дыхание спящей матери. Сейчас, спустя двадцать лет, я готов был признать: возможно, это не дом был населен призраками, а мое сознание — демонами. Хриплый смешок вырвался из горла, когда представил, как доктор будет складывать пазл моей биографии из таких вот «возможно» и «вероятно».

Водитель резко затормозил у чугунных ворот. Отблеск старой вывески «Центр коррекции психического здоровья» упал на дрожащие ладони. Всего-то и нужно было — подумал я, ощущая во рту привкус железа. Дверь такси захлопнулась, словно крышка погребального ларца.

Шаг за шагом, сквозь огненную арку кленов, теряющих листву, я приближался к зданию, чьи почерневшие колонны и треснувшие карнизы напоминали вход в забытый храм. Больница возвышалась монолитом из другого века — некогда величественная, теперь ее посеревшие стены покрывали паутины трещин, а облупившаяся лепнина осыпалась, словно проказа.

Лямка рюкзака впивалась в ладонь, пока я взбегал по ступеням, отполированным тысячами таких же нервных шагов. Внутри всё сжималось от странной смеси — не то предвкушения прозрения, не то животного страха перед капканом. Сердце глухо стучало под ребрами, отдавая пульсацией в висках. Глотнув ледяного воздуха, я взглянул на циферблат — 7:55. Пять минут на то, чтобы развернуться и раствориться в рыжей дымке рассвета. Но пальцы сами потянулись к холодной ручке двери — тяжелой, покрытой облезлой эмалью. Секунда колебания — и щелчок замка отрезал путь назад.

Узкий коридор встретил меня стерильным светом люминесцентных ламп. Серые стены, выложенная белой плиткой полосатая пола — всё напоминало тоннель в подземке, если бы не табличка «Регистратура» у двери. За стойкой из светлого пластика сидела девушка в медицинском халате, щелкая клавишами компьютера.

Неожиданно интерьер оказался куда более ухоженным, чем предполагал: глянцевые поверхности отражали свет, а в воздухе витал слабый запах дезинфекции, словно персонал тщательно готовился к чьему-то визиту.

— Доброе утро… — голос сорвался на полуслове, когда я протянул ей смятый бланк направления. Бумага легла на стойку с едва слышным шуршанием. — Меня направили на госпитализацию.

Её глаза резко скользнули вверх, на мгновение задержавшись на моем лице. Пальцы с коротко подстриженными ногтями рывком выдернули направление из моих рук, оставив на ладони царапающее ощущение. Администраторша пробежалась взглядом по строчкам, где закорючки врачебного почерка сливались в абстрактный узор, затем внезапно улыбнулась — сладковато, как сироп от кашля.

— Медсестра сопроводит вас в палату, — прозвучало неожиданно мелодично, будто голос принадлежал другому человеку. Я кивнул, стараясь не думать о кадрах из «Пролетая над гнездом кукушки», которые навязчиво всплывали в памяти. Палаты, доводящие до безумия, персонал, издевающийся над пациентами — когда-то это казалось пугающе правдоподобным. Но сейчас, оглядывая аккуратный кабинет с рядами папок и мерцающим монитором, я не видел ничего зловещего.

Администраторша между тем поднялась, перелистнула несколько документов в стопке и извлекла новый бланк. Ее движения были точными, отточенными, будто каждое действие она повторяла сотни раз. Я замер, ловя в воздухе тиканье часов и далекие шаги за дверью. Может, здесь действительно всё иначе? — подумалось с осторожной надеждой.

— Подпишите согласие, — девушка вонзила ноготь в пункт договора, оставив крошечную вмятину на бумаге. Ручка скрипела, выводя неровные буквы. Когда я наконец поставил последнюю точку, ладонь была влажной от пота.

— Теперь проверка, — администраторша кивнула куда-то за мою спину.

Сзади, прислонившись к стене, стоял мужчина в поношенной форме. Металлоискатель в его руке казался игрушечным на фоне массивных плеч, но взгляд... веки опухли от бессонных смен, синева под глазами сливалась с тенями под козырьком фуражки. Он молча кивнул, жестом указывая на стол. Сумка, ключи, телефон. Я быстро выложил содержимое карманов на стол, наблюдая, как охранник ковыряется в вещах потрескавшимися ногтями.

— Телефон нельзя, — прохрипел он, бросив мобильный в ящик с табличкой «Хранение» и захлопнув его с таким видом, будто хоронил не устройство, а часть моей прежней жизни. Ни звонков, ни сообщений, прекрасно... — мелькнуло в голове. Мысль о работе вызвала горькую усмешку: отпуск за свой счет вряд ли спасет от увольнения. Но сейчас, под мерцающим светом ламп дневного света, это казалось пугающе далеким. Охранник провел сканером вдоль тела. Прибор взвизгнул у пояса.

— Ремень снять, — буркнул мужчина, и я понял: здесь даже твои штаны не принадлежат тебе.

Лифт напротив застонал, заставив меня вздрогнуть. Металлический лязг эхом прокатился по холлу, когда двери распахнулись, выпустив волну затхлого воздуха с нотками антисептика. Из кабины выпорхнула медсестра — слишком легкая, почти невесомая, словно кукла на пружинках. Синий халат обвисал на ее угловатых плечах, а кудри цвета пшеничной соломы раскачивались в такт шагам, будто живые.

Улыбка куклы Барби после десяти лет в песочнице, — подумал я, когда она приблизилась. Ее губы растянулись до неестественных пределов, обнажая бледные десны с синюшными прожилками. Глаза же оставались неподвижными — стеклянные пуговицы на фарфоровом лице.

— А вот и новый пациент, я так понимаю! — Голос звенел, как надтреснутый колокольчик. Пальцы с облупившимся лаком схватили мою карту.

Администраторша, не отрываясь от монитора, бросила сквозь зубы: «Проведи до четвертой, Луиза». Ее пальцы застучали по клавиатуре с такой яростью, будто она шифровала послание о помощи.