Соня с трудом разлепила глаза. Вагон покачивался и эти монотонные покачивания склоняли ко сну. Сквозь огромные усилия она подняла голову и прищурилась, глядя на табло. Ее станция следующая.
Удивительно, как люди умудряются так резко выпасть из глубокого сна, на подсознательном уровне ощущая, что вскоре им надо выходить. Громова всегда удивлялась тому, насколько искусно у нас получается запрограммировать собственный мозг.
Программировать… Соня тяжело вздохнула и потерла глаза рукавом пальто. Из-за этого их начало саднить и она раздраженно подумала, что они точно сейчас покраснели, как у наркомана. Приложила подушечки пальцев к опухшим векам, и ощутила, как сложно держать плечи прямо и не сутулиться. Усталость свинцом заливала мышцы.
Голос женщины объявил, что приближается станция «Весна». Громова подумала, что осень только начала властвовать, и до весны ещё далеко, но оно и к лучшему: она никогда не любила мартовскую слякоть и апрельские хитрые трюки как «простудиться от малейшего ветерка и почти сдохнуть».
Она поднялась и встала к дверям, сравнив себя с разваливающимся креслом. В темном стекле отражалось ее изображение. Соня вновь вздохнула. Ну и ведьма, цокнула про себя она. Волосы были в страшном состоянии, как будто пытались слезть с ее черепа и уползти, как змейки. Даже они хотели от нее избавиться.
На платформе было непомерно много людей. Громова ловко маневрировала между ними, словно тень, лишь изредка ощущая, как ее длинное пальто в пол касается кого-то. В наушниках была тишина. Она так неприятно сковывала движения, что Соня даже позволила себе остановиться и потратить несколько минут, чтобы выбрать подходящую песню.
Боль — это боль, как её ты не назови
Это страх там, где страх места нет любви.
Голос Самойлова преобразил мир вокруг сразу же. Громова ощутила, как приобретает ничтожную, но все же какую-то толику уверенности. Эскалатор нес ее наверх, а музыка уносила ещё выше.
Нет ничего хуже ожидания неизбежного. Ничто так не ломает дух человека, как осознание приближения неминуемого.
Соня прочистила горло и встряхнула плечами. На улице дул пронизывающий, ледяной ветер, взмывающий листья и мусор наверх. Темные тучи говорили, что вот-вот и лупанет страшный ливень. В целом, вся Москва сейчас напоминала предапокалипсис. Может, он и правда мог вот вот случиться.
В университете было прохладно, из-за чего Соне ни в коем случае не хотелось снимать с себя пальто, поэтому она, словно сама Смерть, только без косы, шествовала по коридорам в черном одеянии в пол. Многие оборачивались. Взгляды. Они шествовали за ней, словно назойливая жвачка, запутавшаяся в волосах. Никак не распутать, можно только отрезать и все.
Как жаль, что нельзя взять и отрубить какой-то период из своей жизни.
Я сказал: успокойся и рот закрой,
Вот и все, до свидания, черт с тобой.
Давит в спину. Тяжелит плечи. Жжется между лопаток. Взгляд любопытных глаз.
Громова обернулась, сверкнув равнодушным взглядом в сторону шушукающихся первокурсников. Они тут же дернулись и начали скакать друг вокруг друга, делая вид, что они о чем-то увлеченно говорят. Кукарекают, как петухи.
Она закатила глаза и, наконец, нашла свою аудиторию. Для пар по основам компьютерной графики выделялся максимально маленький кабинет, где всегда было почти пусто. Все считали эту пару бесполезной и, наверное, так оно и было, но Соня никогда ничего не пропускала. Ей было несказанно легче от мысли, что после того, что случилось вчера, особо никто не будет свидетелем ее разбитого вида и она сможет тихо отсидеться где-то на задней парте.
Но апокалипсис, правда, был рядом.
Именно сегодня, в редкостно отвратительную погоду, все ее однокурсники решили прийти на какую-то несчастную компьютерную графику, имя преподавателя которой не знает чуть ли не вся группа. Супер.
Громова застыла в дверном проеме на секунду. В кабинете было довольно тихо, но как только ее фигура появилась в зоне зрения людей — они замолкли совсем. Прекрасное начало. Она ощутила, как сильно ее прижимает к полу это безмолвное давление.
Нельзя. давать. им. выиграть.
Соня встряхнула головой, что черные волосы ударили по лицу, и расправила плечи. Ровными шагами прошла к своему месту у окна и успела только стянуть пальто, как Ирина Владимировна залетела в помещение в своей излюбленной манере: шумно, громко, ярко.
— Я в жизни половины этих лиц не видела, народ! Сегодня праздник какой или мне все это кажется?! — она усмехнулась и села за свой стол. — Видимо, старческий маразм настиг раньше, чем я ожидала.
Одногруппники захихикали. Соня обрадовалась, что преподавательнице удалось отвлечь их от нее, и уже начала доставать ноутбук, как в кабинет вместе с несколькими ребятами зашел Семен Семенович, декан факультета программирования.
Она тут же ощутила, как расширяются у нее глаза, и из-за этого отвернулась к окну, с силой закусив губу. На языке остался привкус крови. Вот оно, наваждение неминуемого. Вот он, апокалипсис.
— Добрый день, Ирина Владимировна. Всем здравия желаю, учащиеся, — он поправил галстук и просканировал присутствующих, — Громова, ты тут?
Она тревожно проскользила глазами по проезжающим мимо машинам, виднеющимися из окна, и обернулась к нему. Он серьезно смотрел на нее. Маленькие глазки тщательно пробежались по ее лицу.
— Здравствуйте, Семен Семеныч, — она кивнула, — я тут.
— Вижу, — он кивнул, — ты давай, это, собирайся. Пойдешь со мной.
И он, нерешительно обведя взлядом студентов, вышел.
Ирина Владимировна молча смотрела на девушку. В ее взгляде читалось сочувствие и слабый блеск жалости.