Иллюзия выбора

Глава 1: Серые улицы и огни вечера

Вечер опустился на квартал словно тягучая, липкая смола, затягивая в себя последние проблески дневного света и надежды. Воздух густел, насыщаясь запахами тления и жизни на обочине. Серые, облупленные дома, похожие на каменные надгробия, стояли вплотную друг к другу, а прилегающие к ним пожарные лестницы извивались ржавыми змеями, сползая в темные переулки. Стены, которые раньше служили серым фоном, теперь были испещрены многослойными граффити — одни кричали о любви, другие — о бандах, третьи безразлично констатировали присутствие: «Здесь был Марко». Из-под земли, сквозь трещины в асфальте, поднимался запах сырости и старого кирпича, смешанный с кислым ароматом перегара и гари, исходящей от подожженных накануне мусорных контейнеров.

Джессика шла по тротуару, вжав голову в плечи, будто ее пронзил холод, хотя на улице было душно. Кеды бесшумно ступали по россыпи битого стекла и пустых упаковок. В ушах стоял навязчивый гул — отзвук вечной музыки из машин, ссор за стенами и собственных тревожных мыслей. В голове, как заевшая пластинка, крутился привычный список: домашние дела — вынести хлам из подвала, который мама десятилетиями собиралась выбросить, затариться продуктами до следующей зарплаты и наконец-то разобрать стопку неоплаченных счетов.

Она изучила этот район до последней трещины в асфальте. Помнила каждый скрип старых ворот, за которыми скрывались чужие драмы, каждый огонёк в окне, за которым теплилась жизнь. Понимала, в какой подворотне собираются торговцы, а в какой — пьющие подростки. И всё же, когда зажигались кривые фонари, отбрасывая на мокрый асфальт искаженные, пляшущие тени, знакомые места начинали казаться ей сценой из чужого, враждебного сна. Эти улицы были для неё и домом, и тюрьмой одновременно.

С переулка донесся пронзительный, истеричный смех, который тут же сменился шумом отборных ругательств. Воздух был густым и тяжелым: запах дешевого алкоголя смешивался с едким дымом костра и сладковатым, тошнотворным ароматом чего-то химического — порошка из тех самых ярких пакетиков, что молнией переходили из рук в руки.

Повсюду — на скамейках, крыльцах, бордюрах — сидели люди. Одни курили сигареты, затягиваясь так нервно, будто это был последний глоток воздуха. Другие курили траву, и их взгляды заволакивались дымкой, становясь стеклянными и пустыми. А поодаль, сгорбившись, пожилой мужчина вдыхал нечто иное. Его глаза горели в темноте неестественным, пугающим огнем.

Вечеринка проводилась в старом портовом складе. Его стены из грубого кирпича годами впитывали запахи пота, пива и отчаяния. Снаружи здание казалось мёртвым, но внутри его разрывало на части пульсирующее сердце хаоса. Неоновые огни — розовые, синие, ядовито-зелёные — резали глаза, выхватывая из темноты обрывки лиц, искривленных в гримасе веселья. Бас был таким сильным, что вибрация отдавалась в костях, а музыка дребезжала по стенам, заглушая крики, смех и звон бокалов.

Джессика в своей потрепанной униформе сновала между столами, расставленными на бетонном полу. Поднос в ее руках был липким от пролитых коктейлей. «Эй, два пива!», «Сюда коктейль!» — выкрикивали посетители. Девушка автоматически кивала, изображая на лице нечто вроде улыбки, и двигалась дальше, её тело лавировало между похлопываниями по заду и оценивающими взглядами.

Все гости были разными, но в сущности — одинаковыми. Здесь толклись избалованные мальчики из центра, искавшие в «аутентичной» грязи острых ощущений, с глазами, блестящими от накуренного презрения. Рядом с ними — потерянные души, которые уже не искали выхода, а лениво плыли по течению, уносимые химической рекой. А где-то между ними — свои, вроде Джессики, для которых это был не аттракцион, а способ впиться в сытый мир зубами и ногтями.

Пронося поднос мимо туалетов, Джессика замерла: в нише одного из узких коридоров копошилась стайка местных подростков. С азартом и страхом они передавали друг другу маленькие пакетики. Вдруг она поймала чей-то взгляд — это был Тимми, младший брат её школьной подруги. Его обычно ясные глаза помутнели и стали испуганными. У Джессики сжалось сердце, но она резко отвернулась. Не её дело. Не сегодня. Не сейчас.

Руки дрожали — не от усталости, а от адреналина, что струился в жилах, как горячая смола. Пока одни смотрели на танцпол, а другие — в стаканы, Джессика с ловкостью фокусника подобрала выпавший кошелек. Мгновение — и он исчез в складках потертой одежды. Она знала правила: быстро, тихо, незаметно. В этом царстве анонимности ей не было равных.

Когда музыка стихла, превратившись в хриплый шепот, и неон один за другим угас, погрузив зал в пыльный мрак, Джессика выбралась на улицу. Воздух ударил в лицо — густой, с запахом грозы, бензина и мокрого железа. Она прислонилась к шершавой стене, закрыла глаза, пытаясь выдохнуть удушье вечеринки. В висках стучало, в ушах всё ещё звенел навязчивый ритм, а ноги, подчиняясь неведомой силе, сами несли её прочь.

—Нужен транспорт?Голос прозвучал так мягко и знакомо, что Джессика на мгновение растерялась. Медленно обернувшись, она увидела на другой стороне улицы, под одиноким мигающим фонарем, Дэнни. Он опирался на старенький седан, выцветший до цвета городской пыли, — машину, повидавшую на своём веку немало. В е руках у него бумажный пакет, который распространял запах кофе и жареного лука. На спокойном лице Дэнни не было и следа той усталой озлобленности, что была у всех здешних обитателей, а его легкая, чуть грустная улыбка казалась здесь чем-то инородным — будто он забрёл сюда из другого, куда более доброго измерения.

—Выглядишь, будто войну прошла, — тихо сказал он, открывая дверцу.Джессика хрипло усмехнулась:—Скорее, как побег из ада. Из церемониального его отделения.

Глава 2: Все под контролем

Вернувшись с ночной смены, Джессика вставила ключ в замок. Тот подался со скрипом, будто нехотя впуская её обратно в реальность. Она медленно открыла дверь, и её встретил привычный, немного старомодный, но родной запах: сладковатый аромат старых шерстяных ковров, едва уловимый запах вчерашнего ужина и едкая нота дешевого стирального порошка, которым она накануне пыталась оттереть пятно с дивана. Воздух в квартире был тёплым и немного затхлым, но в этой атмосфере царила уютная обыденность, где каждая пылинка знала своё место.

В гостиной, на продавленном диване цвета выцветшего болота, сидела Лиззи. Она была завернута в большое, потертое одеяло с оленями, словно в кокон, а на коленях у нее лежала раскрытая книга — школьный учебник по истории, но Джессика с первого взгляда поняла, что сестра не читала. Страницы были перелистаны наугад, а глаза Лиззи, полные щемящей усталости, тут же поднялись на сестру.

— Привет, маленькая, — голос Джессики сорвался на хрипоту после вечера, проведенного в криках и дыму, но сквозь него пробивалась привычная мягкость. Она сбросила на старый деревянный стул куртку, от которой пахло дымом и чужими духами, и поставила на пол сумку, набитую бог знает чем.

— Привет… — ответила Лиззи, и ее голос прозвучал тише шелеста страниц. Девушка тут же опустила взгляд, уставившись на одеяло, будто разглядывая узоры.

Джессика тяжело присела на край дивана, пружины жалобно заскрипели. Она не стала сразу ничего спрашивать, просто аккуратно, почти невесомо, обняла Лиззи за плечи, чувствуя под тонкой тканью пижамы острые лопатки. Джессика помнила себя в ее возрасте — каждый взгляд казался осуждением, каждый смех за спиной — издевкой. Этот постоянный, грызущий страх, что ты не такая, что мир — это враждебная крепость, а ты снаружи, без ключа.

— Всё нормально, — прошептала Джессика, ее пальцы легонько погладили холодную руку сестры. — Я дома. Я с тобой. Никуда не денусь.

Лиззи не ответила, но слегка, почти незаметно, прижалась к ней плечом. Между ними повисла та самая теплая, хрупкая тишина, которую не нужно заполнять словами. Джессика понимала, что Лиззи не нужны громкие обещания, ей достаточно спокойной уверенности. Подогретый чай вечером, когда она засиживается за уроками. Чистый пол в её комнате, вымытый Джессикой в единственный выходной. И просто осознание того, что кто-то проверил, поела ли она.

— Ты опять на той… своей работе была? — наконец подняла глаза Лиззи, в ее взгляде читалась не просто любопытство, а тревога.

— Ага, — Джессика с усилием растянула губы в подобии улыбки. — Снова эти гламурные вечеринки для богатых придурков. Носила им напитки, улыбалась, как идиотка. Ничего, привычно.

Она попыталась сделать свой голос бодрым, но слышала, как он срывается на фальшивой ноте. Усталость копилась где-то глубоко в костях.

— Я бы хотела… — Лиззи снова уставилась в одеяло, — чтобы у меня было больше сил. Чтобы я могла тебе помогать. По-настоящему. Найти работу…

— Лиззи, слушай меня, — Джессика повернулась к ней, заглядывая в глаза. — Ты мне помогаешь. Каждый день. Знаешь, как я бегу с утра и знаю, что ты не сварила себе суп из пакета, а нормально поела? Или когда я прихожу вымотанная, а на столе стоит чашка с чаем, который ты мне оставила? Это не «просто чай». Для меня это всё.

Она встала и прошлась по комнате, чисто символически поправила занавеску, поставила на место кружку. Эти маленькие ритуалы порядка были ее заклинанием против хаоса их жизни. «Если я держу это место в чистоте, если я контролирую эти несколько квадратных метров, значит, я еще держу ситуацию под контролем. Значит, мы не утонули окончательно».

— Джесс… — тихо позвала Лиззи. Джессика обернулась. — Ты же понимаешь, что иногда мне просто… страшно? Что я никому не нужна? Что я здесь одна?

Джессика медленно вернулась к дивану и села напротив сестры, на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. Она взяла обе худенькие руки Лиззи в свои — свои, более грубые, с аккуратно остриженными и покрытыми вызывающим красным цветом ногтями

— Слушай меня и запомни раз и навсегда, — сказала она, и в ее голосе не было места для возражений. — Ты нужна. Нэйту. Мне. Ты не представляешь, как я мчусь с этой дурацкой работы, потому что знаю: ты ждёшь. Вы — та причина, по которой я встаю по утрам. Мир может рухнуть, эти серые стены развалятся, но пока я дышу, ты не будешь одна. Никогда. Поняла?

Лиззи кивнула, и по ее щеке скатилась одна-единственная слеза, которую она тут же смахнула. Но в ее глазах, обычно таких потухших, появился крошечный, но живой огонек.

— И не вздумай больше болтать, что ты не такая. Ты умная. Ты добрая. Ты в тысячу раз лучше всех этих придурков, которых я сегодня видела. И мы справимся. Вместе.

Лиззи прижалась к ней, зарывшись лицом в плечо. Джессика обняла сестру, чувствуя, как тонкие косточки будто вот-вот разорвут ее кожу. Ответственность давила на плечи тяжелым, невидимым грузом, но в тот же миг этот груз наполнял ее невероятной силой. Это был ее смысл. Ее крест и ее щит.

— И если кто-то опять начнет к тебе приставать на улице, или в школе… ты сразу скажи мне, ясно? — прошептала она в волосы Лиззи, вспоминая, как пару недель назад разнесла в пух и прах компанию обдолбанных подростков, которые позволили себе отпускать комментарии в адрес сестры. — Я им такие мозги вправлю, что они свои имена забудут.

Лиззи тихо фыркнула в ее плечо, и это был самый лучший звук за весь вечер.