Лежу это я на своём диванчике, слушаю музыку и вдруг: Дзынь!
Окно вдребезги! Я аж подскочил.
Наушник левый из уха выпал и под диван укатился. А я стою как дурак, штаны на коленках вытянутые болтаются. Руки дрожат от испуга. А сам думаю за наушником лезть или в окно выглянуть? Кто разбил-то ? И тут смех меня разобрал неожиданно. Гогочу аж до слёз, а в правом ухе: "девочка - вишня, девочка - цвет. Утром проснёшься, меня уже нет"
И думаю, а чего нет-то. Ушёл? Или что? Убился?
А сам осколки собираю и уже забыл, что в окно хотел глянуть. Наушник нашёл.
"Девочка - ветер, девочка -сон.
Тобой очарован, в тебя я влюблён"
На полу среди осколков полкирпича. Не хило. Кто это, интересно, кинул? Во дворе никого, странно. Да-а. А стекло вдребезги.
Мать будет орать.
Придётся теперь идти на первый этаж, к Семёнычу. У него есть стекло в сарае, я видел. Попрошу вырезать нужного размера.
Если успею вставить до прихода матери, она может и не узнает.
Я не стал переодеваться, как был в своих старых трениках, так и вышел.
Тут меня ждали, как выяснилось.
Не успел я выйти, как крепкая рука сгребла меня за грудки и буквально выдернула из квартиры. Дверь щелкнула замком, когда я ударился о неё затылком.
— Догадываешься, о чём разговор будет? — Сильвер придавил меня давя на кадык локтем и коленом промеж...
Господи, как же от него несёт! Вечно потный.
Я упёрся ладонями ему в грудь:
— Что надо?
— Ты не понял что ли? — Сильвер ещё сильнее подналёг и мне стало нечем дышать.
— Отвали, Сильвер!
Тут, на моё счастье вышел сосед напротив, дядя Миша. Он работает в охране, здоровый такой. Больше Сильвера.
— Так, что тут у вас? Горик? Сильвестров? Ты чего тут?! А ну, руки убери!
Сильвер выпустил меня, сунул руки в карманы. И пошёл вниз по лестнице шаркая разношенными кроссовками.
Дядя Миша глазами просигналил мне: все в порядке?
Я кивнул.
Дядя Миша бровями: Чего ему надо?
Я пожал плечами, мол, не знаю.
Сосед начал спускаться, а я повернулся к двери, — ну так и есть, защёлкнулась.
— Дядь Миш, погоди! Дай запасной ключ, дверь закрылась. — крикнул я вслед.
Пришлось ему возвращаться. Мы запасные ключи друг у друга храним.
А в наушниках новая тема: " Believe me, believe me..."
— Ты смотри, Горислав, с этим типом не связывайся. — отдавая ключ сказал дядя Миша. — Отбитый он на всю голову. Ему нос уже дважды ломали, а он всё ищет приключений себе на... пятую точку. Понял?
— Да, ага, спасибо, дядь Миш.
Я вернул ему ключ и подобрал свой с пола. Как это я его выронил? Наверное когда Сильвер дверь на себя дёрнул и меня за грудки схватил.
Пошёл, как и хотел, на первый этаж к Семёнычу. Постучал. Прислушался. Он ходит очень медленно, стою, жду.
Сильвер опять тут как тут. Зашёл, стоит, смотрит исподлобья, воняет.
— Я тебя предупредил, Гор.
— Слушай, Сильвер. Я вот вообще не понял, что ты ко мне имеешь. Смотри, привлеку за окно-то. — спокойно говорю ему.
— Не понял? Не понял, да? — Сильвер попёр на меня было, но тут Семёныч открыл дверь и тот сплюнул в досаде. Дверь подъезда хлопнула за ним под действием мощной пружины.
Дед Семёныч хороший мужик. Он меня учил в детстве кораблики из коры делать. Сразу понял, что нужно стекло до прихода матери вставить и молча пошёл вырезать. Я с ним. Нравится мне у него в сарае. Это мастерская. Семёныч — золотые руки , всё умеет делать и я у него многому научился. Отца у меня нет, так Семёныч его отчасти заменил. Никогда меня не прогонял. Бывало, он на верстаке что-то мастерит, а мне гвоздей даст и я их в пень вколачиваю. Счастье пацана.
Вот и сегодня со стеклом он мне здорово помог. Когда мы его вставили, стало заметно, что другие стёкла в моём окне покрыты пылью. Пришлось мыть всё окно. А за ним и пол.
Когда мать пришла с работы, всё блестело.
— А что это за праздник такой, Горик? — спросила она. — Окно блестит, пол сверкает.
— Так получилось. — уклончиво отвечаю. Мы с ней договорились не врать друг другу. Давно, я ещё в школу не ходил. Трудно мне пришлось, зато искусство не договаривать и напускать туману я освоил на хорошем уровне. Равно как и мама освоила искусство задавать уточняющие вопросы.
— Гостей ждём?
— Не, мам.
— Девочка приходила?
— Какая? — не понял я
— Какая-нибудь.
— Не. Помыл, потому что грязное было.
— Молодец, сын! Взрослеешь!
Мама обняла меня крепко и поцеловала. Во мне сразу сцепились два борца сумо. Один возмущался тем, что меня ещё считали малышом, а второй млел от счастья, что мама близко и любит меня. Что бы там не говорили, сколько бы не ворчали одноклассники на предков, а только я свою мать люблю. И мне приятно, что она меня тоже любит. И не стесняюсь этого. Маташ прошлый раз пытался меня достать, мол, маменькин сынок, у-тю-тю. Да я сказал ему:
—Мать одна у меня и другой не будет. Одна меня поднимала. И я ей за это благодарен.
Маташ, Маташов Пашка, он не плохой парень, просто пытался сигмой заделаться. Хах. А мне это всё побоку.
Я думаю, как денег добыть, чтоб свои были, а не матери. Пробовал подрабатывать, но пока не особо получается. Хочется же постоянного потока, а не разово.
Я лежал на своем диванчике, старом моём колком товарище, как я его называю. Собирался спать.
Ужин грел меня изнутри, мать сосиски купила и они отлично подружились к картошечкой и молоком. Лежал и думал, чего же всё-таки хотел Сильвер? Может ему что-то наговорили про меня? Так я ни при чём. Чтоб так-то окна бить. Это уж совсем отбитым надо быть. Как дядя Миша и говорит.
Потом увидел Эльку. Она шла по улице навстречу мне. Вокруг всё белое от снега, а она босиком. И я специально посмотрел, красные ли у неё ступни. Не-а. Ничуточки не красные. Она подошла ко мне и я разволновался, внутри всё затрепыхалось, сладко и мучительно,я почувствовал, что краснею. Вот, дьявол! Я хотел было принять независимый вид, но не мог заставить себя отвести взгляд от неё. Как она идёт. Ритмично и пружинисто, будто и не по снегу, а по лепесткам яблони. Смотрю,а верно, это лепестки. Элька прошла мимо, а я смотрел вслед. На то, как плавно покачиваются бёдра и волосы мажут кончиками по круглой попе. Потому что она шла голая. Это я внезапно понял. И от прилива крови у меня застучали в ушах и я проснулся.
Колкий товарищ напомнил мне, где я нахожусь. И никакая Элька, тем более голая, мимо не шла. Приснится же такое.
Я немного подумал о ней. Она была уже в десятом. А я всего-то в восьмом.
Бывают же такие девчонки, растут рядом, ничего особенного. Коленки ободранные, да локти. На носу веснушки. Вечно челка торчит надо лбом из-за вихра. Но за последние два года её образ исчез из памяти. Я её будто не видел. А ведь она живёт в соседнем доме. Ну как в соседнем, через два дома от нас. В пятиэтажке. И вот понимаю я, что не видел этого волшебства, не заметил, пропустил. Как каждый год пропускаю ледоход. Жду, жду, и никогда его не вижу. Волшебство.
Так и тут. Была пигалица с тонкими ножками и хвостом на затылке. И вдруг, словно чудо — аккуратная фигурка, ровные ножки и талия тонкая. Грудь. Да, про грудь вот даже думать стыдно. Но когда вижу её, глаз отвести не могу. Будто вся Элька - это её грудь. Может у всех так, не знаю. Парни обсуждают иногда девок, но так, противно слушать их. Называют грудь как угодно, но не грудью. А сами слюнки пускают на то, что даже назвать нормально не могут.
Эх, етить, уже пять утра. Скоро будильник заорёт.
Я завернулся поплотнее в одеяло и получил тычок под рёбра от колкого товарища.
Мы давно хотели купить кресло-кровать, вместо старикашки-колкого, но никак не можем отложить нужную сумму. То на ремонт в классе нужно сдать, то на спортинвентарь, то заплатить за мои дополнительные занятия . То туфли прорвутся, то из рубашек вырасту. Поэтому сплю на "Колком".
Но это лучше, чем на полу. Пол скрипит безбожно. И ла...
Утром было приятно проснуться из-за чистого окна. Солнце светило прямо на стол и на мою подушку. На стекле кое-где видны разводы, но зато улица будто стала ярче. Берёзы зеленели и стояли в лёгкой зеленоватой дымке. Май.
Я сделал зарядку. Привык уже. Раньше было лень, но когда понял, что некоторые виды подработки требуют физической силы, начал заниматься. За разгрузку хорошо платят, но доходягу никто не поставит таскать хоть что-то. Так что волей не волей надо.
Выскочил во двор, покрутился на турнике. Ещё было время пробежать пару кругов вокруг пруда, потому что сегодня ко второму уроку. Ну я и побежал.
Впереди бежали две девчонки. Раньше я их тут не видел. Бегут без азарта, с лёнцой. Потом на шаг перешли. А мне что, я бегу. Приблизившись, я их разглядел и чуть не споткнулся. Элька и её сестра. Сестра у неё в шестом. Томка. Такая заноза. А косы тоже толстые и длинные, только темнее, чем у сестры. Она бежала и они хлестали её, будто подгоняли. Элька же свои золотистые волосы уложила в пучок и он растрепался от бега, вот почему они пошли пешком. Она их поправляла.
Я неумолимо приближался. Поздороваться? Просто мимо проскочить? Что сказать? Или промолчать?
— Доброе утро, Гор! — первой поздоровались Элька, когда я был ещё метров за десять.
— Доброе. — буркнул я. — Привет, Томка.
Томку я знал хорошо, мы с ней как-то возили в ветлечебницу сбитого пса. Автомобилист, задевший его, уехал, как ни в чём не бывало. А пёс, прокатившись кубарем по асфальту, заорал, завизжал. Ноги задние отказали и он волочил себя в сторону тротуара, упираясь передними. Глаза его из орбит повылезали от боли и он орал не переставая. Томка первая бросилась к нему, отшвырнув в сторону свой школьный рюкзак. Я закричал:
—Не бери его. Спину можешь доломать!
А она упала перед ним на колени и заплакала:
— Бедный мой, бедный мой.
Вот тогда я и снял свою куртку, чтобы его уложить. После звонка в ветеринарку, Томка сама звонила, у меня тогда не было телефона, мы с ней вдвоём тащили собаку на куртке, как на носилках.
У неё белели пальцы, пёс был немаленький и весил порядочно.
Чтобы оплатить операцию мне пришлось отдать все свои накопления. Два года стараний. Но для пса было не жаль.
Томка забрала его себе и назвала Гориком. Думала, мне лестно. Но мне всё равно. А парни так вообще ржали.
Пока я всё это вспоминал, круг успел пробежать. Сёстры стояли и смотрели на меня. Я, честно говоря, неприятно удивился. Скосил глаза проверив всё ли в порядке с одеждой. А чему там быть не в порядке? У моих старых треников ширинки нет. Бегу, зубы сцепил и смотрю сквозь них, будто они пустое место. А они возьми, да и присоединись ко мне. Бегут по бокам. Молча, главное дело.
Бежим. Молчим. Думаю, нет, надо в свои руки инициативу брать.
— Что-то я раньше вас тут не видел,— говорю. — Первый раз что ли?
Томка говорит:
— Ага, первый.
Бежим дальше. Молчим.
Я искоса поглядываю на Эльку. Разрумянилась. Глаза прищурены. Гордо голову держит. Ну ещё бы. Косы нужно нести, чтоб не рассыпались.
Вот и второй круг. Хватит. Пора в душ.
— Кстати, — говорю, — мне ко второму, а вы чего не торопитесь?
— А мы с тобой пойдём. — заявляет Томка.
Я остановился. Смотрю. И ни черта не понимаю.
— Что смотришь, вот тут и встретимся. Через полчаса. — объявляет Элька. А глаза злые.
— Не понял, я чего-то не знаю? Вы на спор что ли? Я таких приколов не люблю.
— По дороге расскажем. — сказала Томка. — Иди, собирайся.
Я и пошёл. Мне то что. Хотят, пусть идут.
Дома у меня все отработано. Чайник на плиту, сам в душ. Пока умылся-освежился, он уж закипает.
Чай налил, одеваюсь. Пока оделся-собрался, он остыл. Пью. Бутер ем. Иногда просто хлеб. Сегодня с паштетом.
Всё. Готов.
Перед выходом ещё раз оглядел себя. Ну что ж. Какой есть.
Девчонки стояли и ждали. Ишь, какие шустрые. Я не остановился возле них. Иду себе, будто мне всё равно. Они сзади.
Что им нужно, не знаю, а спрашивать не буду. Захотят, сами расскажут.
Но они не рассказали. Так, в молчании мы и дошли до школы. За углом курят старшаки. Дураки, воняет от них потом дай Боже!
Один отделился было и пошёл ко мне, как показалось, но его задержали, остановили и что-то на ухо шепчут.
Что же всё-таки это всё значит?
На крыльце меня ждал Стас, мой "дубль'. Друзья мы с ним, куда один, туда и второй. Вот и зовут дублями.
Поручкались молча. Переобулись в вестибюле. У нас на вахте Марина Осиповна, злющая, как дьяволица. Так что сменку нужно носить даже летом. Старшаки бывает начнут хамить ей, а потом глядь, полы надраивают. Как ей это удаётся, не знаю, но я всегда с ней предельно вежлив. Полы мыть задаром неохота. Вот если б платили за это, тогда да. Но Марина Осиповна увольняться не собирается, место технички занято.
В классе я сижу у окна в середине ряда. Стас в третьем ряду, предпоследняя парта. Перед самой дверью он мне вдруг говорит:
— Ты держись меня. Не ходи один никуда. И не нарывайся.
И дверь открыл. Там шум, гам, как обычно, я не стал переспрашивать, что он имел ввиду. Потом уж спрошу.
День сегодня какой-то чудной. В классе словно магнит в опилки железные опускают — кучки собираются. Потом распадаются и снова собираются. Что-то обсуждают, а что — не могу понять. Никак не уловлю, что происходит.
Сегодня уроки не особо интересные, но меня никто к доске не вызывал, так что сидел я себе и не напрягался. В окошко поглядывал.
Вон, Томка домой ушла, у них меньше уроков, чем у нас.
О, а вон она назад идёт. Со своим псом. С Гориком.
Как раз седьмой урок заканчивается.
Наверное Эльку встречать пришла.
На крыльце Стас ни с того, ни с сего напросился ко мне домой, будто книга ему нужна. Он эту книгу уже дважды брал у меня, не верю, что забыл.
Но я гусь учёный. Раз напросился, значит надо ему.
— Идём, конечно идём. — говорю.
Горик подлетел ко мне, лапами пачкает, дышит , ластится.
— Что, Гор, брата встретил?
— Это сынок его. Гор Горыч.
— Горыныч. Ха-ха-ха.
Нашим лишь бы позубоскалить.
Я потрепал тёзку за ушами, посмотрел, как он улыбается своей пастью. Томка взяла его за ошейник:
— Сидеть. Сидеть, Горик!
А нашим опять веселье:
— Это она тебе! Собака и то понимает!
— Действуй, дам сосиску!
— Голос, Горик, голос!
И снова гы-гы-гы, ха-ха-ха.
А мне то что. Пусть порадуются, не жалко.
А Томка наоборот, покраснела и чуть ли зубами не скрежещет.
Мы со Стасом потащились в сторону дома, но Томка окликнула:
— Стойте, вместе пойдем.
— Чего ради?
— А что, так трудно подождать?
— Да нет. Не трудно.
Стоим. Мы со Стасом рядышком друг с другом. Томка чуть поодаль. Вроде как и с нами и не с нами.
— Гора жена с сыном встречать пришли. Ха-ха-ха. Гы-гы-гы.
Томка рот сжала в ниточку. Собаку гладит, а сама того и гляди лопнет от негодования.
— Да не обращай внимания, — говорю, — Они не со зла. Шутят они.
— Вон, вторая идёт. Гы-гы-гы. Элечка, а ты первая жена или вторая? А ты любимая жена или так?
Юмор у наших, конечно, так себе. А Элька молодец. Гордо прошла к сестре, собаку приласкала и смотрит на нас со Стасом;
— Ну что, идём?
Я пожал плечами, идём, мол. Не ночевать же тут.
Стас по пути нёс какую-то чушь, к Эльке с вопросами приставал, как экзамены были в прошлом году, что самое трудное. Элька отвечала, а сама словно о чем-то думает, о другом. Томка с Гориком чуть впереди. Пёс как разведчик, снуёт по дороге, все кусты пересчитал, везде подписи оставил. Чудные собаки всё-таки.
Дошли до развилки. Сёстры к себе в пятиэтажку свернули, а мы со Стасом ко мне.
— Ну, — говорю, — рассказывай.
Стасу не нужно объяснять, он парень простой, сообразительный, приступил к делу без предисловий.
— Странно, что ты ничего не слышал. Или притворяешься?
Я молчал. Надоели эти недомолвки и тайны.
— Элька заявила Сильверу, чтоб он от неё отвязался, потому что она любит тебя.
Я шёл как шёл, даже с шага не сбился. Внутри что-то сжалось, а потом ухнуло вниз и я почувствовал, что уши начали наливаться жаром.
— Так. И что дальше? — кажется, мой равнодушный голос Стаса в заблуждение не ввёл.
— Ладно тебе, Гор. Уж я-то знаю, что она тебе нравится. Не изображай безразличие.
— Предположим, что это правда, про то...про что она сказала. Дальше что? Что за суета началась? Окно мне Сильвер рассадил. Девки с собакой до школы провожают. Ты вот тоже. В чём смысл?
— А-а, я ж не сказал. Хм. Да, честно говоря, такое и не знаешь как сказать.
Он помолчал.
Я терпеливо ждал. Мы уже у моего дома были.
— Сильвер сказал, что тебе не жить.
А ты же знаешь его. У него не только нож в кармане.
— Мало ли, что он болтает. — а вот это было неприятно.
— Он поклялся. Если ты... Если он тебя не сможет... убить, то он тогда свой мотоцикл отдаст Ершу. Ну а мотоцикл — его ВСЁ.
— При чем же тут Ёрш?
— Ёрш его на слове поймал. И на спор перевёл. А Элька вся побелела и ушла. Следом за ней и Сильвер пошёл. Я тебя предупредить хотел, но мать телефон отобрала и симку вытащила пока я пару по физике не исправлю.
— А с чего у них вообще разговор такой зашёл?
— Да не знаю я. Вроде как Сильвер ей проходу не даёт. Вот она и хотела его отвадить.
— Она могла любого назвать.
— А назвала тебя.
— И что? Все ждут моей смерти?
— Ну не то чтобы ждут. Но опасаются.
Они опасаются. Это мне нужно опасаться. А ведь Сильверу теперь придётся не сладко. Всё знают, если что — он первый на подозрении. И мотоцикл жалко, и убивать не охота. Но спор — дело паршивое. Как-то ему придётся выкручиваться.
И мне придётся быть начеку. Внутри меня горела звёздочка - Элька меня любит.
Я машинально поднялся к себе в квартиру и дал Стасу книгу. Он что-то говорил и я прислушался:
— Нет никого?
— Где? — я упустил нить его размышлений.
— Я говорю, тебе бы уехать на время. Может есть родня какая.
— Шутишь? Куда это я поеду из родного дома.
— Ну а что. Всё-таки выход неплохой. И Сильвера не подставишь, и сам убережёшься.
— В смысле " не подставлю"?
— В смысле тебя нет и спор не в счёт.
Уроки делать совершенно не хотелось. Физика со своими задачами всё куда-то не туда сворачивала. Ладно, думаю, с истории начну. Но и история не лезла. Кое-как сделал русский. А потом всё. Не могу. В голове только "Элька меня любит".
Или это всё враньё?
До того мысли меня измучили, что я уже хотел её саму спросить, правда это или она меня случайно Сильверу подставила?
Но как о таком спросишь? По дурацки это будет.
— Элька, ты меня любишь или просто так сболтнула?
Она на такой вопрос не ответит честно. Сузит свои злые глаза и скажет:
— Ещё чего! Сдался ты мне!
— Элька, ты Сильверу правду обо мне сказала?
— Какую ещё правду?
А сама начнёт краснеть. Не люблю людей в неловкое положение ставить.
— Что любишь?
— Кого? Тебя?
И посмотрит уничижительно, от чего я буду уменьшаться, пока не съёжусь совсем.
Пока окончательным дураком себя не почувствую.
— Элька, мне Стас рассказал, что ты сказала ..
Господи, какое косноязычие!
— Элька, Сильвер не из-за тебя ли на меня взъелся? Что ты ему такое сказала?
Нет, это уж и вовсе перебор. Ещё вину на неё перекладывать за этого чокнутого Сильверстова.
Голова у меня разболелась от этих мыслей. Надел я свою рабочую одежонку, выпил сладкого чаю, от головы помогает, и пошёл на овощебазу, может хоть поработаю.
Работа была. Таскал я мешки с картохой, трудился часа два наверное. Устал, перемазался. Грязная работа. Но деньги сразу.
Вытряхнул, как мог, куртку рабочую и в сторону дома двинул. Спина ноет, руки ломит, ноги дрожат. Рожа в серой земляной пыли. Волосы всклокочены. Мечты только о душе. И о еде. Потратился я изрядно, заправиться нужно. Сейчас бы хоть ногу куриную поглодать!
И вот, иду это я такой весь грязный и усталый, а навстречу сестрицы со своим псом. И как назло свернуть некуда. Одни заборы высокие.
Эх, провалиться бы сейчас сквозь землю!
Но земля меня принимать и укрывать не захотела, так что я продолжал щёлкать подошвами по асфальту, не бежать же в самом деле.
Хотя бежать я в тот момент был не способен.
— Гор, а мы тебя как раз искали! — сообщила Томка.
Пёс, тёзка мой, хвостом крутит. Элька смотрит вниз, на свои кроссовки. Молчит.
— Виделись же. — отвечаю со вздохом. — Зачем я вам понадобился?
— Идём к нам? — приглашает Томка, а Элька глазами зырк! На сестру, на меня и снова в пол.
— Томка, ты серьёзно? Я с работы иду. Мне в душ нужно, какие гости?!
Я возмущаюсь, отнекиваюсь, но в голове мысль: Сильвер наверное караулит меня, раз они за мной сюда попёрлись!
— Это ничего. — вдруг говорит Элька,
— Идём! — и берёт меня под руку.
А у меня руки хоть и мытые на базе, но ногти чернющие. А в трещинках и мозолях и вовсе серые.
Я мягко пытаюсь высвободиться:
— Элечка, я грязный...
Она вдруг поворачивается ко мне лицом и глаза её невозможные оказываются так близко, что у меня в голове колокола взрываются и только слышу: Тук! Тук! Тук!
А Элька мне что-то говорит, но я вижу только движение губ.
Томка решительно взяла меня за рукав и потащила вперёд.
Стук в голове стал тише. Дышать уже можно. Начинаю себя ощущать. Как горят мои уши. Наверное пол-улицы освещают красным светом. Как задние стоп-сигналы. И стыдно мне самого себя. Аж злость берёт.
Но не вырываться же мне от них!
Молча идём, как старые приятели, а между тем у меня в голове: " Элечка, это правда, что ты Сильверу обо мне сказала?"
Я назвал её Элечкой вслух! И теперь по-другому уж звать не могу. Не могу и всё тут!
— Эля. — осторожно начинаю я. — Эля, расскажи мне, что произошло?
Сам не ожидал таких слов, но вроде безобидно.
— Сильвер на тебя взъелся, тебе разве не сказали? — говорит она преувеличенно серьёзно.
— Ну...он дал мне понять, что ищет встречи. — выкрутился я. — Хотя, что ему надо, я не понял.
— Ты старайся с ним не встречаться. — в голосе я слышу вину? Вздыхает. Смотрит прямо перед собой:
— Ты прости меня, это я виновата.
— В чём это?
— Наговорила ему лишнего.
И тут мне словно вожжа под хвост попала, словно муха укусила, азарт какой-то напал. Ну, думаю, сейчас я всё из тебя вытрясу!
— Расскажи как дело было. Что ты ему сказала?
— Сказала то, что не нужно было говорить.
— А я тут каким боком замешан?
— Так получилось.
— Рассказывай. — я и сам удивился ледяной силе, прозвучавшей моим голосом.
— Дома расскажу.
— Вы мне утром ещё обещали, насколько припоминаю. И пока ни словечка.
— Так уж и ни словечка? — она внезапно смеётся и напряжение исчезает. Я тоже улыбаюсь, как совершеннейший болван. Ну не могу я сохранять серьёзность, когда вижу её улыбку.
В пятиэтажках даже дух в подъездах другой. Не то что в наших домах, двухэтажках. Наши пахнут старым деревом стёртых ступеней и едой из квартир иногда. В жару голубиным помётом с крыши. А в пятиэтажках влажным холодом цемента пахнет, пылью, скопившейся по углам этажных площадок и хлоркой.
Зашли мы в квартиру. Я машинально разулся, забыл, что носки у меня тоже грязные. А что делать? Не убегать же. И говорю:
— Раз вы меня притащили немытого и не переодетого после работы, терпите мою чумазость и пахучесть. Я мешки с картошкой таскал. Весь в пылище.
— Это мы сейчас живо исправим! — говорит Томка и тащит меня в ванную.
Сунула мне халат полосатый махровый и махнула рукой на полку с шампунями:
— Сам разберёшься? Ну наслаждайся. Минут тридцать у тебя есть.
— Для чего мне тридцать? Я и пятью обойдусь.
— Ты блинчики любишь?
— Ха. А кто нет?
— Тогда мойся полчаса. Раньше всё равно не испечем.
Дверь захлопнулась и я, постояв с минуту с дурацкой улыбкой, начал раздеваться.
Полчаса я ещё ни разу не мылся. Набрав половину ванны я забрался внутрь, вытянулся, насколько можно и прикрыл глаза. До чего же приятно. Но расслабиться полностью не получалось: чужое место, чужие запахи. Внезапно страх, что вернутся Элькины родители и застанут меня тут, обдал меня жутким льдом и я буквально выскочил из воды. Проверил защёлку. Закрыто. Сел, съежился, обнял колени. Ф-фух. Открыл кран и принялся мыться всерьёз. Если уж застанут меня тут, так хотя бы чистого и приличного. Пересмотрел все пузырьки и флаконы, прочёл все этикетки. Дважды помыл волосы, с бальзамом, между прочим, да. Нашёл безопасную бритву, воспользовался. Нашёл крем после бритья, тоже в дело пустил. Нашёл маникюрный набор и занялся ногтями. В общем тёр я скрёб себя не жалея, натирал докрасна. А полчаса всё не кончались. Встал под душ и до скрипа всё с себя смыл. Ну всё, хватит уж. Вместо полотенца у меня халат, ну и ладно. Я ладонями стряхнул с кожи капли как следует и только потом надел халат. Длинный такой и пояс тоже длинный.
В дверь поскреблись. Я открыл. Томка молча сгребла мои вещи и я даже пикнуть не успел. Ну, думаю, влип. А она их в стиралку закинула. И что, интересно, мне делать? Сидеть тут до их полного высыхания? Или идти домой в халате? Я расчесал волосы пальцами и вышел из ванной собираясь поскандалить. Но из кухни донёсся запах блинчиков, а я их очень уважаю.
Так что я молча направился туда.
Удивительно по семейному я себя вдруг почувствовал. Сижу такой после ванны весь розовый, с волос ещё капает на воротник, Элька у плиты колдует блины. Волосы у нее косынкой прикрыты, фартук повязан, всё как на уроках трудовички. На тарелке блинов пока не много, но они так и манят своим золотистым цветом и масляным блеском. Гор под столом лежит и только хвостом постукивает. Глазами следит за блинным колдовством. И я слежу. Дело размеренное. Подняла сковороду одной рукой, половником тесто туда налила, покрутила сковороду и на огонь. А пока одна сторона жарится, что-то натирает на столе, да с места на место перекладывает. И понимаю я, что Эльке самой неловко, аж не хочет смотреть на меня.
— Я не хочу вас напрягать, — говорю, — спасибо за ванну, это было приятно.
Встаю. Элька наконец обернулась. Брови у неё вверх, глаза округлились и уже не злые, а скорее возмущенные.
— Сядь. Ещё не ел. Я для кого тут жарю?
Я сел. Не ожидал наезда, если честно.
Она тарелку передо мной поставила. И смотрит. И я смотрю. Томка вошла. Огляделась и встала у плиты на место Эльки, дальше жарить.
— Ешь. — Элька немногословна.
— Чаю нальёте? — я решил не показывать виду, насколько мне неловко.
Элька тут же начала организовывать чай. Сервировка всё честь честью. Даже лимон на блюдце поднесла. Варенье двух видов. Душевно.
— А сами что? — я не хотел сидеть в одиночку, как-то это не по-людски.
Элька достала ещё чашки. Села рядом.
Гор из-под стола напомнил о себе тихим собачьим бормотанием.
Я решил не мяться, всем неловко, но блины сами себя не съедят. Так что я приступил к делу. Вкусно! М-и-м!
— Очень вкусно! — похвалил я и девчонки заулыбались.
Я съел три и притормозил.
— Ешь ещё. Тут всё твоё.
— А вы? — я не понял, мне что, все блины надо съесть?
— Ешь. Мы с сестрой салат в шесть поедим, у нас режим. Блины только для тебя.
Я подумал и ничего не сказал. Придаинул тарелку и не оставил блинам ни одного шанса, даже тем горячим, что Томка мне подсовывала время от времени.
Наконец я понял, что места во мне больше не осталось.
— Всё, красавицы, больше некуда есть. — заявил я промокая масляные губы салфеткой. — Блины были замечательные, но это мой предел. Но давайте к делу. Вы же не ради блинов меня сюда притащили?
Элька посмотрела на меня пристально. Я выдержал. После блинов это было не трудно.
— Я виновата перед тобой, — начала Элька. — Я случайно сказала Сильверу, что твоё общество мне приятнее, чем его, и он разозлился. Пообещал тебя... Убить пообещал. А он, сам знаешь, какой дебил.
Я молчал. Что тут скажешь.
— Прости. — Элька смотрела на свои сцепленные в замок пальцы, ресницы её длинные слегка дрогнули.
— Я не сержусь. — я и впрямь не в обиде, наоборот, меня радовало её внимание. — Но и не вижу, на что тут злиться. О чем вообще был разговор?
Томка вмешалась:
— Сильвер пристал, руки распускал. А дружки его молча смотрели. И не только его дружки. Сильвер всё лез и лез со своими объяснениями в любви. Эля его оттолкнула.
— Так. — кивнул я. — И как я оказался замешан в разговор?
— Она сказала ..
— Я сказала, — Элька перебила сестру, — Что не хочу с ним встречаться потому что у меня уже есть парень. Он спросил "кто?" И я ответила, что ты. — Элька смотрела на меня с вызовом.
— Понятно. — я сделал пару глотков остывшего уже чаю. — Дальше что было?
— Он спросил люблю ли я тебя и я сказала "да".
— И на это он злится?
— Да. Прости.
— А это правда? — я и сам не понял, как слова вылетели. Вопрос мучил меня с утра, вот и просочился.
— Правда. — Элька строго смотрела на меня и её щёки начали наливаться сияющим розовым. — Но тебя ни к чему не обязывает, — добавила она.
Я вдруг увидел не только Эльку, с её красными щеками и пальцами охватившими друг друга в напряжении, я вдруг увидел возмущённое лицо Томки.
— Эля! Ты обещала! — Томка швырнула в сестру полотенце, которым натирала посуду, и выходя из кухни, хлопнула дверью.
А я оказался не готов ответить. Ну знаете, типа "я тоже". Это прозвучало бы совсем по-детски. Совсем как-то глупо. Я молчал. А она резко встала и глаза её стали несчастными и блестящими. И я испугался, что она заплачет. А я этого не вынесу. Так что я и сам не понял как, но вскочил и обнял её, притиснул к себе крепко и только ощущал как собственное сердце барабанит в грудную клетку. Мне даже казалось, что руки подрагивают от этих ударов и я только крепче прижимал Эльку, чтоб она не заметила, как меня трясёт. Вздох получился прерывистый и я всё старался взять себя в руки и не трястись. Я любил Эльку. Любил безнадёжно. И вдруг сейчас в один миг всё стало в сто раз ярче, громче, острее. Мучительно до боли скручивало в сладкий узел, кровь неслась по венам, как экспресс и гудела так же.
Я бы ещё долго прислушивался к тому, что творит моё счастливое и безумное сердце, но Эля упёрлась ладонями мне в грудь и отстранилась.
— Гор. Гор. Ты очень. Очень сильно... Дай вздохнуть-то!
Я разжал руки и отступил. Элька провела ладонями по своему лицу, словно стирала маску. Потом сцепила руки на груди.
—Прости. - я наконец хоть что-то сказал.
— За что?
— За медвежьи объятия.
— Это ты на мешках с картошкой натренировался? — а в глазах бесенята костры разводят.
Я рассмеялся:
— Прости. Я просто рад.
— Рад?
В комнате что-то зажужжало и Элька не дождавшись моего ответа вышла. Я за ней.
Томка развесила мою мокрую одежду и теперь сушила её феном.
— Что стоите? — спросила она с вызовом. — Утюг включайте, скоро родители придут!
Элька тут же разложила гладильную доску и взялась утюжить то, что почти высохло. То, что я не утюжил ни разу в жизни. Никогда ещё моя рабочая одежда не получала такого качественного ухода. Футболка, выглаженная Элькой заслуживала место на моей подушке, а не пылиться на овощебазах.
Я смотрел на сестёр и на душе было тепло. Уютно. Даже скорый приход их родителей меня не напрягал.
Когда я переодетый в чистое и слегка влажное, в основном на швах, стоял в прихожей, Томка сказала:
— Мы с Гориком проводим.
— Зачем? — искренне удивился я
— Затем! Что Сильвер тебя пасёт. Да чего же ты тупой! — Томка выражений не выбирала.
— Что, каждый день будешь меня караулить? — я не злился на её грубость. Она такая, эмоциональная.
— Буду. Это лучше, чем потом узнать, что он тебе кишки выпустил!
—Тамара! — Элька одёрнула сестрицу, — Гор, не отказывайся, нам так будет спокойнее. Я с вами не пойду, незачем его злить ещё больше.
— Думаешь, он у подъезда сидит? — спросил я
— Не знаю, может и сидит. С него станется.
Томка уже зашнуровала кроссовки и собака радостно переминалась с лапы на лапу, предвкушая прогулку.
— Ладно, — я не знал, как прощаться после всего, что услышал. — Спасибо за блины. И за ванну. И за стирку.
— До завтра, Гор. — прервала меня Элька и протянула руку.
А я не хотел пожимать руку. Я хотел ..в общем, я просто поцеловал кончики пальцев Эльки, сам не знаю как. Как осмелился. И это было чертовски приятно! Она, конечно, дёрнулась, в попытке вырвать руку, но я и так быстро выпустил её. И открыл дверь. Горик тут же рванул к выходу, путая поводком нас всех в кучу.
— Горик! Стой, стой, скотина! — Томка тянула поводок на себя, а собака на себя.
А мы с Элькой хохотали.