Император Драконов. Его случайная истинная

Глава 1

Эмилия

Голоса. Они врезаются в сознание острыми осколками, прежде чем приходит понимание, что это не сон. Раньше, чем я вспоминаю, кто я.

— Роберт! Мой драгоценный жених! О, боги, что же теперь будет?!

Плач. Истеричный, пронзительный, женский. От него сводит зубы. В ушах начинает звенеть, а голова раскалывается на тысячи осколков, которые вонзаются в меня один острее другого.

Я открываю глаза.

Надо мной не знакомый потолок палатки, с конденсатом на синтетике, а высокие своды из темного, грубо обработанного камня. Я моргаю, но видение не тает. Оно становится только реальнее. Пахнет не сосной и снегом, а воском, сыростью и чем-то горьковатым.

Полынь, что ли? Нет, больше похоже на зверобой. Да. Именно он.

И где это я? Последнее, что помню… Лагерь в горах. Мы хотели успеть вернуться до Нового года. Собирали свои вещи. Потом Лера куда-то вышла. Крик. Ее. Или мой.

Помню, как её рука выскальзывает из моей. Как моя нога срывается с обрыва. Мой крик, заглушаемый воем ветра. И белый-белый снег, затягивающий все вокруг.

— Отравительница!

Этот визгливый крик как пощечина. Он отзывается физической болью в висках. Я пытаюсь подняться, но что-то тяжелое и неумолимое давит на плечо, пригвождая к каменному полу. Холод камня просачивается сквозь тонкую ткань платья.

Платья? А как же мое снаряжение?

Поворачиваю голову, и мысли замирают.

На моем плече стоит чья-то нога в причудливом сапоге из темной кожи, с серебряной пряжкой. Я никогда не видела ничего подобного в жизни. В книгах да. Читала. Разглядывала картинки, но чтобы в жизни…

Это сюрреалистично. Смешно и страшно одновременно. Что за декорации? Где съемочная группа?

— Эмилия, — мужской голос где-то надо мной звучит так, будто режет лед. — Как ты объяснишь содеянное? Посмотри вокруг. Эти люди доверяли тебе. Роберт… Он был готов лично испытать твое целительное зелье. Ты же клялась, что все проверила!

Эмилия? Зелье? В голове густой туман. Я не понимаю ни слова.

— Немедленно убери ногу с моей дочери! Разве ты не видишь, что она не сопротивляется!

Новый голос. Не сверху, а слева. Он негромкий, но в нем такая плотная, неоспоримая власть, что мое тело сжимается в комок само по себе. Или это от его шагов? Тяжелых, мерных, от которых мелкая крошка на полу подскакивает в такт.

Давление на плечо исчезает. Отлично. Я вижу, как сапог отступает.

— Эмилия, встань.

Это приказ. Мое тело повинуется, словно не принадлежит мне. Я поднимаюсь, пошатываясь от странного напряжения в ногах. Голова кружится, в ушах все еще звенит. Передо мной стоит мужчина в темно-синем камзоле, расшитом серебряной нитью. Его лицо выражает благородство и ярость. Но в глубине глаз, таких же серых и холодных, как этот камень, живет что-то иное. Разочарование?

Отец, — шепчет какой-то смутный, чужой инстинкт.

— Я…, — мой собственный голос звучит хрипло, неузнаваемо.

Я поднимаю руку, жестом прося остановиться, и словно впервые вижу собственную руку. Узкое запястье, длинные пальцы, аккуратные острые ногти, знакомые царапины… и незнакомое грубое платье с темными пятнами похожими то ли на кровь, то ли на высохшую краску. У меня сжимается желудок.

— Эмилия! Хватит лицедейства! — снова этот истеричный женский крик. Я поворачиваюсь на звук. Девушка с темными волосами и глазами цвета ядовитого мха. Она вцепилась в рукав молодого человека. — Посмотри на Роберта! Ты искалечила его! Как он теперь будет жить? Как я буду жить с ним? Надо мной весь свет будет смеяться! А его честь? Ты хоть понимаешь, что теперь будет?

Понимаю? Смешно. Да я вообще ничего здесь не понимаю. Не то что какого-то Роберта. Я себя то не понимаю. Или…

Нет. Не может быть. Я же не могла умереть в своем мире и оказаться здесь? Или могла?

Еще раз смотрю на мужчину в камзоле. Точнее, на… отца. Он резким жестом указывает на того самого Роберта.

Я смотрю. Вполне обычный молодой человек, но в довольно странном одеянии. На вид ему не больше тридцати пяти лет. Красивый. Скулы острые. Подтянутый. Выглядит вполне себе прилично. Правда, бледный, как полотно.

Но он не кричит, не рвет на себе волосы. Он просто стоит, сжимая здоровой рукой другую. Ту, что безжизненно повисла плетью вдоль его тела. Его взгляд прикован к полу, но я вижу не гнев, а бесконечную, всепоглощающую усталость и стыд. От этого зрелища по моей спине пробегает холодный пот.

Это сделала я? Но как? Не могла же я на него порчу навести, чтоб аж вот так.

— А если бы это зелье пошло в народ? — голос отца гремит, заполняя весь зал. — Ты хоть представляешь масштабы бедствия? Ты хотела устроить мор? Ты специально это сделала?

— Отец, довольно! — девушка, устроившая истерику, почти визжит. Она… Моя сестра. Эти воспоминания всплывают из тумана сами по себе. Моргана. — Она искалечила моего жениха! Испортила мое будущее! Она сделала это нарочно! Я же говорила! Я же просила тебя! Пусть сначала он испробует мое зелье! Оно было проверено! Но нет, все решили послушать нашу гениальную Эмилию!

Я чувствую, как земля уходит из-под ног в прямом смысле. Ноги подкашиваются. Это не сон. Камень под босыми ступнями ледяной и реальный. Боль в мышцах настоящая. И этот спектакль ненависти... он происходит наяву.

— Я… не понимаю, — выдавливаю я, и в голосе слышится паника, которую я уже не могу скрыть.

— Врет! Она все прекрасно понимает! — Моргана кричит так, что не дает мне и рта раскрыть. Ее пальцы впиваются в рукав Роберта так, что белеют костяшки. — Она мне завидовала! Завидовала, что именно я выйду за него замуж! Что такой человек из знати выбрал меня, а не ее! Она всегда хотела быть лучшей во всем! И вот ее месть!

— Месть? — срывается у меня. Голос крепчает, в нем просыпается ярость от этой беспомощности.

— Месть! Потому что ты всегда мечтала занять мое место! — ее глаза горят чистым, незамутненным триумфом. — За то, что отец хвалил меня за успехи в последнее время!

Глава 2

Эмилия

Тишина. Такая густая, что в ней тонет даже эхо собственных слов. Но через секунду ее разрывает.

На лицах присутствующих замирает не просто шок. Это чистый, немой ужас. Как будто я только что призвала черную магию или объявила о конце света. Я смотрю на них и ничего не понимаю. Это же просто горы.

Суровые? Да.

Опасные? Безусловно. Но это же просто горы. Разве нет?

Откуда такая паника?

Бросаю взгляд на Роберта. Он не смотрит на меня. Его взгляд пуст, он продолжает сжимать здоровой рукой свою больную, и в этом жесте столько безнадежности, что меня прошибает.

В голове вспыхивает картинка, яркая, как вспышка. Не моя память. Ее.

Я… точнее она. Она стоит перед ним в комнате, очень похожей на лабораторию. Только вместо привычных мне колбочек, аппаратов, оборудования, здесь повсюду ступки, склянки, какие-то эликсиры, разлитые по колбам, и все вокруг заставлено склянками. В моей руке небольшой прозрачный флакон, внутри которого переливается жидкость цвета утреннего неба.

— Это не просто поможет остановить болезнь. Это… избавит нас от нее навсегда. Как чернильное пятно. Организм забудет, как болеть ею.

Роберт берет флакон. Его пальцы осторожно касаются моих… точнее ее пальцев. В его глазах не только надежда. Там что-то теплое, глубокое, от чего у нее внутри все переворачивается. Доверие? Она верит ему?

— Это зелье спасет всех, и я это докажу, когда отец позволит мне продемонстрировать его.

— Я буду тем, кто испробует его на себе, — он говорит тихо, чтобы не слышали другие. — Из твоих рук даже яд стал бы благословением.

Его шепот все еще стоит у меня в ушах. Он звенит на фоне этой кошмарной реальности. Он верил ей. А она… она отравила его? Не может быть.

— Запереть ее! — пронзает воздух крик Морганы. Она бросается вперед, словно хочет своими руками схватить меня, но останавливается в двух шагах. Ее голос становится все более истеричным, но когда ее глаза встречаются с моими, я вижу в них не гнев. Я вижу торжество. Чистое, леденящее торжество.

Меня оклеветали, — врывается в сознание одна единственная мысль.

Точнее, не меня. Ту, в чье тело я попала. И кажется, Горы, о которых они говорят… они не так просты.

Отец, бледный, как смерть, делает резкий взмах рукой.

— Завтра на рассвете она будет отправлена в Горы. Решение принято.

По залу ползут перешептывания, полные того же ужаса, что и на их лицах.

— Боги… Горы… Там же сам Император-Драконов…

— Никто еще не возвращался… Никто!

— Туда отправляют только прокаженных и самых отъявленных предателей… На верную погибель.

— Это даже не изгнание… Это медленная смерть…

Я слушаю и ничего не понимаю. Император Драконов? Что за сказки? Я смотрю на их перекошенные страхом лица и чувствую только леденящую растерянность. Что я сделала? Вернее… что ОНА сделала такого, что для нее уготована участь хуже казни?

В углу, у тяжелой портьеры, стоит женщина в простом сером переднике. Она похожа на служанку. Она закрыла лицо руками, и ее плечи беззвучно сотрясаются. Тихие, подавленные рыдания. Кажется, она единственная здесь, кому не все равно на мою участь. Единственная капля человеческого тепла в этом ледяном зале.

— Роберт! О, милый, бедный Роберт, как же так?! — Моргана снова бросается в истерику, обвиваясь вокруг него, как плющ. Но ее голос режет слух фальшью. Она выглядит ужасно наигранно, и по тому, как мышцы на лице Роберта напряглись, он тоже это чувствует.

— Отец, — снова пытаюсь я, и мой голос звучит хрипло и чуждо. — Позвольте…

Он даже не смотрит в мою сторону. Его взгляд прикован к невидимой точке за моей спиной. На его лице читается только непреклонность и… усталость. Бесконечная усталость.

— Меня подхватывают под руки двое стражников. Их пальцы, закованные в кожу и сталь, впиваются в мои плечи так, что я вскрикиваю от боли.

И вдруг, отчаянная, слепая ярость, пришедшая невесть откуда, вырывается наружу. Я резко дергаюсь изо всех сил, не ожидая от себя такой силы. Стражи на мгновение теряют хватку. Я падаю на колени, и мой взгляд падает на пол. Рядом с ногой одного из стражников лежит маленький прозрачный флакон. Тот самый, который я показывала Роберту. Он при всех выпил из него мое зелье?

Я хватаю его. Подношу к носу. Вдох.

Нет.

Это не запах ее лекарства. Не тот чистый, травяной, сложный аромат, который всплывает в обрывках памяти. Здесь резкая, едкая химическая горечь. Что-то чужеродное, добавленное. Умышленно испорченное.

— Эмилия, прекрати! — гремит отец. — Мое решение окончательное! За причинение вреда…

— Это не мое зелье! — кричу я, вскакивая на ноги и сжимая флакон так, что стекло вот-вот лопнет. Внутри меня кипит чужое отчаяние и моя собственная ярость. Я нюхаю его еще раз, уже не сомневаясь. — Это не мое лекарство! Его подменили!

Я смотрю прямо на сестру, которая внезапно перестала рыдать. Ее лицо застыло в маске самой невинности, но в глазах тот самый холодный, расчетливый триумф.

— Меня подставили! Оклеветали! — мой голос гремит под сводами, полный силы, которой у меня не должно быть. — И я докажу это. Даже если для этого придется идти в эти ваши Горы.

На мгновение в зале воцаряется тишина. Даже Моргана онемела. Отец смотрит на меня, и в его каменном взгляде, кажется, на миг мелькает что-то… сложное. Что-то похожее на боль. Но лишь на миг.

— В этом нет необходимости, — говорит он глухо, обрывая меня. — Ты уже показала всем, чего стоят твои труды. И пока они только калечат. А за это надо платить, Эмилия. И твоя расплата будет суровой.