Императрица-попаданка 2

Глава 1.

История – это летопись чужих ошибок.

(из просторов интернета)

"Наши цели ясны, задачи определены! За работу, товарищи!"

(из высказываний Генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева)

Глава 1.

Анна ехала в Лефортово, чтобы ознакомиться со своим новым жилищем.

Стоял конец декабря и снега, как никогда к началу зимы, в Москве было много. Карета-санки летела по накатанной дороге быстро и Анна почти не ощущала ни колеи, ни бугров нечищенных дорог и улиц столицы. Ее мысли были далеко, в прошлом, когда она встречала Новый год в кругу своих коллег и семьи. Теперь же она будет встречать свой первый новогодний праздник в теле Анютки и с ее семьей. Очень хотелось уюта и тепла прежнего семейства, но теперь она должна была принимать своЮ участь и тех людей, которые были рядом. Возок сопровождала охрана из десяти всадников вновь организованного Измайловского полка. После последнего покушения Ушаков вместе с Николаем так взялись за охрану, что теперь Анне приходилось привыкать к постоянному присмотру некоторых невзрачных личностей не только по пути в кабинет или же в другие апартаменты, но даже и в свою опочивальню, чем доставляли Берте хлопоты, и она уже жаловалась ей на чужие глаза и уши.

- Везде они, - плевалась она и поджимала губы от досады. – Куда не пойди. Я ужо Николаю жалилась, но тот только улыбается, подлюка.

Берта уже хорошо болтала на русском, перенимая даже словечки и обороты местной прислуги. Ей это ужасно нравилось, и она применяла их при каждом удобном случае. Анне это виделось хорошим знаком и в то же время было смешно слышать из ее уст, когда время от времени она ругалась все же на немецком. Русский мат как-то не ложился ей на уста, особенно, когда эмоции захлестывали. Но она старалась иной раз повторять за слугами и матерные слова, приспосабливая их к месту или не к месту. Так она пыталась вписаться в явь, с которой ей предстояло жить, как и Анне. Та иной раз и не стеснялась в выражениях, особенно, когда выводили из равновесия своим упорством на каждый ее указ. А уж при Дмитрии, так и вовсе ругалась от души. Тот вежливо молчал и лишь тяжело вздыхал. Сам он не выражался, не потому что стеснялся, а потому что не мог при государыне, так как считал это недостойным подчиненного, да и неприличным при женщине.

Сейчас Анна ехала и вспоминала о Лефортово, всё то, что помнила из своего прошлого и все что прочла из прошлого этого времени. Дмитрий много что накопал в архивах и много что рассказал сам Замятин, пока делал реставрацию комплекса в эти пол года, пока она отдыхала в Измайлово.

- Все Московские дворцы крайне запущены, несмотря на подготовку к коронации, - отчитывался он перед императрицей. – А уж Головинские палаты находились в крайне посредственном состоянии, - жаловался он.

В донесении, посланном обер-гофмейстеру Московской дворцовой конторы Салтыкову сразу после коронации, садовник Брантгоф писал:

«Надобно в доме, что был Головинской, палаты Малые и Большие перекрыть. Кровля низкая и от дождя всегда бывает теча, а иные сделать в оной стены, которые повредились, тоже перебрать, а снаружи старинную тёску обить и подмазать вновь. И окошки в верхних палатах опустить или полы поднять, крыльцо и лестницу к пруду переделать. И у оной починки палат надлежит быть архитектору.

- Работы много, царица, - качал он головой, но Анна только улыбалась в ответ. Она знала, что тот приложит все свои силы, чтобы угодить и сделает всё по высшему разряду.

Уже в июле того же года по проекту молодого придворного архитектора Бартоломео Растрелли под руководством архитектора Евлашева было начато строительство зимней резиденции – Кремлёвского Анненгофа, как был назван комплекс в честь самой Анны. Осенью отец и сын Растрелли подготовили первую модель еще и Летнего Анненгофа, который будет также расположен в Лефортово. Анна помнила останки этого комплекса, переделанные и многие снесенные другими правительницами, уже после, поэтому при просматривании и утверждении строительства просила больше применять камень, нежели дерево. Ей хотелось оставить память надолго.

- Если только захотят пристроить, а не снести окончательно, - вздыхала она. – Хотя время не щадит никого, даже камень.

Сад при резиденции должен был быть расширен, высажено дополнительно около 20 тысяч деревьев, и облагорожен. В последствие он получил название Анненгофской рощи. Это название осталось на века.

О прошлом Лефортово Анна вспоминала уже сейчас, часто листая архивы своего дяди.

Он также писал свои замечания и мысли об армии и флоте, что так интересовало Анну и что она хотела взять на вооружение.

«Для расселения служащих в полку солдат Франц Лефорт попросил у Петра I большой пустырь недалеко от Немецкой слободы и в 1692 году на этом месте был размещен Лефортовский полк. Солдат расселили по казармам, для учений был оборудован большой плац. Солдатская слобода была хорошо спланирована - ровные улицы, вдоль которых стояли дома служащих в полку, полковой двор, изба для собраний», - читала она воспоминаний из современников летописцев.

Впоследствии именно планировка Лефортовской слободы стала образцом для создания солдатских поселений и в Санкт-Петербурге.

Также для обеспечения нужд полка в Лефортовской слободе построили военный госпиталь, который был не только лечебным учреждением, но и учебным. Именно при «военной гофшпитали» в Лефортове была открыта первая в стране хирургическая школа, а также создан сад растений, необходимых для лекарского дела.

Но Лефортово недолго оставалось чисто солдатским районом, в начале 18 века там начинает селиться знать. Дворец самого Франца Лефорта находился в слободе, который после его смерти достался Александру Меншикову. Потом недалеко от него свою усадьбу построил Василий Головин, в которой любил гостить сам Петр Первый. Головин построил в Лефортове шикарную деревянную усадьбу по образу французского Версаля. Эта усадьба была спроектирована в виде прямоугольной сетки - в центре находился дворец, перед парадным входом которого был разбит пруд, а с противоположной стороны дворца располагался большой павильон с фонтаном. Создан большой сад, включавший в себя всю головинскую усадьбу и часть усадьбы Лефортовской. Сад был по тем временам удивительный - пруды, фонтаны, каскады, удивительной красоты клумбы, декоративные мостики. Не случайно этот сад называли "Версалем на Яузе".

Глава 2.

Вечер начался славно. Было много народа, вкусных яств и вина на торжественном обеде. Поднимались тосты за Анну, за империю и за здоровье всех присутствующих. Тут же присутствовала и Елизавета со своей свитой, в основном с мужчинами. И хотя те сидели вдали от самой «дамы сердца», как величали сами себе, взоры были обращены на нее и в них Анна видела и восхищение и озабоченность. Но больше всех за нею наблюдали послы Швеции и Франции. Они-то часто кивали при очередном тосте и как-бы невзначай приподнимали бокалы, поворачивая к ней голову, будто в продолжении или в приветствии той. Этим самым показывая ей, что многие славословия именно ей и предназначены, а не Анне. Это было вроде бы и незаметно, но все же Анна слишком хорошо понимала значения этих экивоков. Эти тайные знаки ее очень беспокоили, и решение на устранение соперницы стало почти железным желанием сделать это как можно быстрее.

В перерыве между самим балом и трапезой, она заранее намекнула Елизавете, тем самым дав той фрпу ее опередить и сделаться лишь разрешающим, нежели приказывающим фактором их встречи. Так она вроде бы оставалась в стороне и позволяла самой Елизавете начать разговор.

- Ладно. Опередила, - усмехнулась Анна, услышав от Николая разрешить ли встречу с сестрой. – Хотя «на ловца и зверь бежит»!

Елизавета шла на встречу с Анной полной праведного гнева и в то же время несколько растерянной и поэтому раздраженной. Лицо её пылало и она нервно теребила платок, пока ждала ту в комнате, куда проводил ее холеный молодой барон, являвшийся ее «цепным псом».

- Этот и Ушакова перещеголяет! – подумала она, встретив прищуренный цепкий взгляд Николая. – Ишь, как смотрит, пес! Еще лишь не насмехается, гадина! Ну, ничего, дайте только срок, будет и на моей улице праздник!

До нее уже дошли слухи о том, что Анна готовит ей какую-то западню и хочет отвадить от двора, хотя и было приглашение поселиться с ней во дворце.

- Места много, - писала Анна сестре Катерине, когда та удивлялась ее такому приглашению. – К тому же, будет легче следить за всеми ее ухажерами и гостями. А там посмотрим.

Она не хотела милости от Анны и тем более переселения под очи Ушакова, она хотела совсем уехать в Санкт-Петербург, подальше от плотной опеки и подглядываний. Это уже стало надоедать. Там, вдали от Анны, она сможет развернуться со своими планами и возможно даже согласиться на некоторые имперские планы послов.

Анна вошла как раз в тот момент, когда Елизавета уже кусала платок, от досады, от тяжелых мыслей, от возможного отказа этой непонятной, властной сумасбродки, как называли в её гостиных все те, кто был так или иначе приближен к ней. Об Анютиных указах и наказах она была осведомлена и о последствиях также. Уже многие чиновники и сенаторы, уже не говоря об армии, начинали чувствовать ее напор и притеснения.

Уже не было той свободы в заполнении своего кармана, уже трудно было уходить от пристального наблюдения ее ставленников во всех сферах жизни. Елизаветины шептуны и наблюдатели доносили ей обо всем, что касалось деятельности Анны и даже о ее личной жизни, которой, судя по всему, вовсе не было, после того, как та отправила своего последнего любовника вместе с семьей обратно в Курляндию.

- То ли она разлюбила его, то ли стесняется перед двором о таком любовнике, – часто слышала она такие разговоры в своем салоне от «подружек» фрейлин.

– Но скорее всего, холодная стерва! – думала она и не знала, как отреагирует та на ее желание покинуть ненавистную столицу, чтобы оставить здесь все эти Ушаковские пригляды и наушников, которые доставляли ей немало неприятных минут. Тем более что о них часто ей докладывали, замечая «хвост» то за каретой, то за поездками на охоту. Даже иной раз внимательный взгляд присутствовал и в самом её салоне.

- Нигде от них покоя нет! – досадовала она, хотя понимала, что именно ее и будет бояться Анна, так как именно она стояла первой после ухода той вслед Петруши, о котором ей приходилось лишь тяжело вздыхать:

– Было замечательное время! Мальчик влюбленный, послушный и преданный из которого только что веревки не вить осталось. Жалко, что ушел так скоро. А мне надо было бы еще время для своего воцарения! Хотя был лет пяток! И вот тогда можно было и…

Тут она всегда останавливалась, не зная, что именно следовало за этим «и». То ли смерть ему посланную в виде отравления или пули на охоте, либо переворот и дальнейшем Петропавловская крепость. Она еще не придумала и терпела все его выходки, вплоть до сексуального приставания.

- Дождусь его шестнадцатилетия и тогда и постель предложу. Совсем мой будет. Уж в этом мне нет соперниц.

Анна смотрела на Елизавету и замечала уже давно, как они похожи внешне, как если бы она была в ее возрасте. Тот же колер во всем, тот же взгляд, та же стать. Только выражение лица у той был скорее более царский, если так можно сказать. Все же сказывается воспитание и окружение, не то что у нее, простой девчонки из СССР при том воспитанной в советской семье, где не было царей-государей и каждый равен каждому. Здесь же все девочки с самого детства, можно сказать с «младых ногтей», воспитывались царевнами.

- Куда уж мне! - досадовала она, но виду не показала. – Принцесса, что и говорить!

Она указала рукой на один из диванов и первая села напротив, расправив фалды церемониального платья с открытыми плечами и короной на голове.

- Я рада за вас, ваше величество, что вы переехали во дворец нашей семьи, который построил мой отец, - начала Елизавета, искусственно делая приветливую мину на лице.

Но столько в ее словах было едкости, что она даже слегка покраснела от собственных мыслей и смешалась. Анна сидела молча и с улыбкой следила, как на миловидном лице сменялись мгновенно то насмешка, то ехидство, то издевка. Ни один мускул не дрогнул на лице Анны, и она молчала, внимательно наблюдая за Елизаветой. Та, наконец, поняв, что сморозила глупость, покраснела и смутилась.

- Так почему же отклонили мое предложение самой переехать в отцовский дом? – спросила, с улыбкой, Анна.

Глава 3.

Анна решила начать военную реформу именно с восстановления морского флота. Уже в последние годы правления Петра Первого начали снижаться темпы кораблестроения. Тогда закладывалось не более одного-двух линейных кораблей в год, а необходимое количество для поддержания штатного состава было три корабля в год.

Резко ухудшилось положение после смерти Петра. В этот период по сей день не было заложено ни одного корабля. В составе флота насчитывалось пятнадцать боеготовых линейных кораблей, против пятидесяти числившихся в составе флота, и четыре фрегата, из числившихся восемнадцати. Снизилась интенсивность боевой подготовки экипажей. Верховный тайный совет приказал, чтобы из всего флота выходили в море только четыре фрегата и два флейта, а еще пять фрегатов были готовы к крейсированию. Остальные корабли должны остаться в портах «для сбережения казны». Теперь в составе корабельного флота сислилось тридцать шесть линейных кораблей, двенадцать фрегатов и две шнявы, но полностью боеспособными были только двадцать девять процентов от штатного числа линейных и еще восемнадцать могли действовать на Балтике только в самое благоприятное время года, то есть без штормов. Всего Россия могла вывести в море восемь полностью боеспособных линкоров и пять в ближнее плаванье на Балтике. Выбыли из строя все корабли крупных рангов – это девяносто, восьмидесяти и семидесяти-пушечные. Боеспособными и частично боеспособными оставались только один сто-пушечный корабль, пять шестидесяти шести-пушечных и семь пятидесяти шести пушечных кораблей.

Еще в июле этого года Анна издала именной указ «О содержании галерного и корабельного флотов по регламентам и уставам», в котором «наикрепчайше подтверждалось Адмиралтейств-коллегии, чтобы корабельный и галерный флот содержаны были по уставам, регламентам и указам, не ослабевая и не уповая на нынешнее благополучное мирное время». Распорядилась возобновить на Балтийском флоте регулярные учения с выходом в море, дабы «иметь сие в людях обучение и кораблям подлинный осмотр, ибо в гавани такелаж и прочее повреждение невозможно так осмотреть, как корабль в движении». Тогда же был приказ заложить на Адмиралтейских верфях шестидесятишести- пушечный корабль «Слава России» и еще два корабля в феврале марте следующего года.

Военный кабинет был в полном составе, вместе с представителями Адмиралтейства. После заслушивания доклада Министра вооруженных сил Дмитриева-Мамонова и прений по нему, был вынесен приговор – армия и флот в довольно плачевном состоянии и их необходимо реформировать. Нужны большие вливания не только финансов, но и утверждение новых или замена старых советников и спецов, не справившихся со своими задачами в этом непростом деле.

Особенно плохо обстояли дела на флоте. Для этого была учреждена Воинская морская комиссия, в состав которой вошли вице-адмирал граф Николай Головин, вице-адмирал наум Сенявин, вице-адмирал Томас Сандерс, контр-адмирал Петр Бредаль. Им поручили сформулировать первую военно-морскую доктрину России, провести реформу управления, ввести новые штаты флота.

Уже к лету сего года представить «доношение» о восстановлении закрытого ранее архангельского порта и военного кораблестроения на Соломбале. Эта верфь станет второй основной строительной базой Балтийского флота для строительства кораблей низших рангов – пятидесяти четырех-пушечных кораблей. А позже и шестидесяти шести-пушечных.

- Мы должны полностью обновить морской флот, господа, если хотим видеть сильной Россию, - подвела итоги Анна, после двухчасового заседания. – Надеюсь, что все со мной согласны и тут же принимаются за работу.

Министры, переговариваясь, потянулись к выходу.

- А вас, Андрей Иванович, я попрошу остаться, - с усмешкой, повторяя слова Мюллера, она сказала в спину Остерману. – Нам есть, что обсудить тот час.

Пожав Мамонову руку, с которым тот собирался выходить, Остерман вернулся к столу и сел, напротив, в кресло. Он смотрел на императрицу, и улыбка не покидала его лицо. Она ему нравилась как женщина, как начальник, как императрица. Он видел в ней стремление сделать страну сильной и мощной. И для этого не жалела ни минуты своей жизни.

- Единственно правильное, что эти подлецы сделали только одно из всего своего правления – посадили на трон Анну, - усмехнулся он своей мысли.

Ему было теперь интересно и важно, что будет делать эта женщина, совсем не похожая на ту девчонку и слухи о ней же, как о девушке легкомысленной, недалекой и к тому же малограмотной. Перед ним за этот год нарисовался портрет суровой и жесткой правительницы, знающей себе цену, умеющей управлять и видеть людей, которые могут быть искренними помощниками в ее команде. К тому же она при том симпатичная, женственная и даже слегка сексуальная.

- Как могли не увидеть в ней такой потенциал! – думал Остерман, глядя на спокойную и величественную императрицу. – С ней мы горы свернем и еще не раз покажем всем «кукиш с маслом». Да судя хотя бы по последней встрече с морскими. Это же надо так вникнуть в тему, что не выделялась из общего обсуждения проблем флота! Видна хорошая подготовка к любому совещанию. И это показывает ее с самой лучшей стороны. Работать с ней удовольствие! Мужской склад ума и быстрая реакция – вот ее самые нужные качества, как правительницы, ведь после Екатерины и мальца Петра ей досталась страна с серьезными экономическими и политическими проблемами. Непосильные налоги, которые выбивали силами армии, полуграмотные дворяне с дурными манерами, хапуги чиновники, разбазаривавшие казну, расхристанная армия и разрушенный флот. И это всё – теперешняя Россия. Трудно ей придется, если она хочет стать рачительной хозяйкой в своем доме. И я в этом ей помогу.

Его мысли прервала Анна:

- Андрей Иваныч, - начала она, положив подбородок на руки и уперев локти о столешницу стола, - что будем делать с нашими южными землями?

В начале тридцатых годов началось присоединение тех казахских земель, которые не вошли в состав России при завоевании Казанского ханства Иваном Грозным. Уже позже Россия объявила о протекторате над так называемым «Младшим жузом» – уделом в составе бывшего ханства. Казахи были объединены в три жуза или рода – Младший, Средний и Старший, первый из которых, а именно Младший, граничил с Россией. Скоро должно состояться встреча с ханом этого жуза Абулаиром и Анне требовался совет опытного человека, ранее возглавлявшего Иностранный приказ.

Глава 4.

Анна махнула ему на стул возле длинного стола, встроенного в ее рабочий и села напротив.

- Слушаю вас, Андрей Иваныч.

- По моим сведениям и донесениям иностранных шпионов, мы, наконец, нашли, где спрятаны те девять миллионов князя Меньшикова и я знаю, как их вернуть в казну.

Анна от неожиданности открыла рот и тут же оживилась после недолгого молчания:

- Эт-т-то просто чудо, Андрей Иваныч! – всплеснула она руками. – Просто новогодний подарок! Вы прям дед Мороз!

Ушаков скромно потупился такой похвале и тут же принялся излагать свой план.

Дело все в том, что, как и во времена первого русского императора, официальные царские награды землями и деньгами хоть и служили началом обогащения и средством для текущего прокормления, но еще никого не превратили в самых состоятельных людей империи. Те же, у кого не было прямого доступа к казне, обогащались прежде всего за счет тех, кто впал в немилость. Так, Меншиков изрядно поживился — с царского разрешения и без такового,— когда захватывал имения и иную собственность своего бывшего партнера по бизнесу графа Петра Андреевича Толстого. Имения и драгоценности самого Меншикова достались главным образом членам Верховного тайного совета — князьям Долгоруким. Один из них обручил свою дочь с императором Петром II. А после того как Анна отказалась от ограничений власти и свергла "тайников", как их именовали в столице, имущество Долгоруких конфисковали, и его с усердием расхватывали приближенные императрицы. Увы, без ее ведома. Конфискованное у Долгоруких имущество оценивалось в полтора миллиона рублей, хотя все доходы русской казны в конце правления Петра Первого не превышали и девяти с половиной млн руб. в год.

Анна тогда с подобным способом распоряжения собственностью, которая должна была отойти казне, пока не знала и поделать ничего не могла. Отсутствие опыта правления, делало ее зависимой от тех приближенных, которым она всецело доверяла и на верность которых рассчитывала. А верность во все века была весьма дорогим товаром. И именно поэтому императрица смотрела сквозь пальцы на то, как ворует из сумм на содержание ее двора, даже обер-гофмаршал граф Рейнгольдт Левенвольд. А что делать? Ведь взамен он давал ей весьма дельные советы по управлению свитой и отношениям со знатью.

Но Левенвольду было весьма и весьма далеко до тех, кто управлял внешними и военными делами государства.

Ранее иностранными делами ведал князь Алексей Михайлович Черкасский, потомок знатного рода, восходившего чуть ли не к египетскому султану Иналу. Основу состояния этого рода заложил отец будущего главы русской дипломатии, который во время своего воеводства в Сибири по традициям своего времени мздоимствовал так, что вызывал обостренную зависть всего русского боярства своими "сибирскими", как их тогда именовали, богатствами. Там же помощником у отца начинал свою государственную службу и дело пополнения семейного капитала и сын, Алексей Черкасский.

Когда царь Петр казнил за казнокрадство и воровство бывшего главу Сибирского приказа и сибирского воеводу князя Гагарина, возник вопрос о назначении нового управляющего восточными окраинами России. Однако после жестокой публичной казни Гагарина, чей труп долго продолжал висеть перед зданием Сената, даже среди самых корыстолюбивых вельмож не находилось желающих отправиться в Сибирь. Отказался от подобной чести и глава клана баронов Строгановых Григорий Дмитриевич, сославшийся на то, что управление собственными заводами на Урале на благо государя занимает все его время и не даст возможности полноценно отправлять должность. И тогда царь вспомнил о Черкасском-младшем, имевшим уже опыт сибирского правления.

За новый срок управления Сибирью князь приумножил свои богатства уже известными способами — от поборов с купцов и инородцев до прямых хищений казенных денег. Однако действовал так ловко, что серьезных жалоб на него в столицу не отправляли.

Обзаведясь высоким постом и серьезным влиянием на императрицу, князь Черкасский занялся и исконным боярским делом — лоббированием интересов различных воевод, губернаторов и иных чиновников во дворце. При этом размер его вознаграждения за подобную милость не переставал поражать воображение современников. Так, Василий Никитич Татищев, управляя Астраханью, чрезмерно увлекся поборами с туземного населения. Он обоснованно опасался того, что челобитная обиженных дойдет до императрицы, за чем последуют отрешение от должности, следствие и разорение. А потому пошел проверенным путем, послал князю Черкасскому тридцать тысяч и инцидент был исчерпан.

При этом, несмотря на получение положенного по должности финансового довольствия и грандиозные размеры собираемой мзды, князь не стеснялся постоянно клянчить и получать у Анны вспомоществование из-за крайней, как он писал в прошениях, бедности.

Не меньшим усердием в добывании капитала отличался и главный военачальник — фельдмаршал граф Бургхард Миних. Этот немецкий дворянин поступил на службу в русскую армию еще в петровские времена и сразу же оценил возможности, открывающиеся в России любому предприимчивому и беззастенчивому человеку. Имея познания в инженерном деле и архитектуре, он получил приказ Петра Первого строить Ладожский канал, а из наворованных денег и материалов сложил фундамент собственного грядущего благополучия. Постройка канала принесла Миниху много денег наличными и массу стройматериалов, из которых в Санкт-Петербурге были построены дома и дворцы, сдававшиеся в аренду и приносившие рачительному немцу немалую сумму дохода в год.

Анна пока не могла с этим ничего поделать, зная, что воровство достигало гигантских размеров и все шло мимо казны. И поэтому дала наказ тайно разведывать все действия в финансовой сфере Ушакову, и главное возвращение капитала Меньшикова, которое равнялось бюджету страны. Теперь же с нетерпением вглядывалась в лицо своего преданного соратника и пыталась угадать, чем тот сможет ее удивить. И он удивил, сказав, что знает, как вернуть эти деньги в казну.