Глава 1.

«Единственное, что она знала наверняка: миром правят не деньги, не любовь и даже не похоть. Миром правит сила. Она достаточно находилась в подчинённых для того, чтобы не хотеть больше возвращаться в «рабство». Теперь она была сильной, теперь она правила».

(Александрина Бобракова)

«Править нужно, опираясь на своих друзей и выступая против врагов. Властители, которые тратят время и силы на то, чтобы привлечь на свою сторону противников, вызывают недовольство подлинных своих союзников и приобретают лже друзей, всегда готовых на предательство».

(Морис Дрюон из книги «Проклятые короли 5. «Французская волчица».)

Глава 1.

Анна смотрела в окно нового кабинета и вспоминала свое перемещение в Санкт-Петербург.

Это было нелегко, хотя она уже давно кидала затравку всем своим подчиненным о том, что следует перенести столицу обратно, но ее воспринимали, как каприз, мол, хочет приблизиться к Курляндии и скорее всего к бывшему любовнику Эрнсту Бирону. Но те, кто был приближен к самой Анне, знали, что она задумала это давно, и последние итоги жития в Москве только подтверждали это. Поджог, заговоры и покушения лишь укрепляли мысли Анны в пользу переноса. К тому же победная война в Европе и последующая за ней свадьба Елизаветы, главной ее головной болью, подчеркнули, что это следует предпринять и немедленно. Еще весной она дала задание просмотреть все здания северной столицы и привлечь к осмотру ее доверенное лицо, которого знала и которого ценила – Замятина Кирилла Константиновича.

- Прошу вас, друг мой, - протягивала она руку для поцелуя новоиспеченному министру по почтовому ведомству, который искал здания для своего министерства, - заодно осмотрите и мои здания, что советуют принять. Вам я доверяю, и вы знаете мои вкусы. Тем более что вам предстоит выбрать и себе постоянное проживание.

Тот, целуя руку царице, обещал и выполнил обещание в полном объеме, именно так, как хотела она сама, зная ее вкус и желание.

Здание на берегу Невы было для Анны не новым. Старое здание Зимнего дворца она знала не понаслышке. Когда-то, вместе с матерью и сестрами, она проживала здесь несколько лет по распоряжению дяди Петра Первого. Он хотел присмотреться к своим племянницам не только как к первой родне, но и как самодержец. В его планы входило пристроить их в нужном для него направлении, выдав замуж за тех, в которых либо нуждался, либо хотел приструнить. Таким образом, решился вопрос и с Анной – ее отдали герцогу Курляндии, дабы укрепить союз с Польшей. Тогда герцогство было под патронажем Речи Посполитой и играло большую роль в Балтийском регионе.

Так что теперешней Анне придется обследовать самой новое для нее и незнакомое жилище. Правда, и прежняя Анна мало могла бы вспомнить по истечении срока давности. Так что Замятин, найдя покои, которые могли быть достойными русской царицы, немного усовершенствовал их и за несколько месяцев обновил все комнаты, начиная с кабинета и кончая служебными помещениями для личной прислуги и даже для секретаря императрицы, своего племянника Дмитрия. Все было приближено к бывшим апартаментам в Москве, и поэтому Анна по приезде его одобрила и быстро освоила. Теперь ей надобно было освоить и сам город, который несколько отличался от того, в котором ей пришлось бывать, будучи гендиректором в своем прошлом.

Впрочем, Петербург и Анютка почти не знала. По рассказам все той же Берты еще до переезда в северную столицу, той запомнились лишь дядюшкины деревянные домики, которые он называл дворцами, да начавшиеся повсеместно грандиозные стройки. И, вероятно, она была бы приятно удивлена переменам, происшедшим строительством в столице за время её отсутствия. Каменные дворцы протянулись вдоль Невы, золотые шпили соборов пронзали небо. В гранит оделись берега реки и появились первые раздвижные мосты. Но, уже позже, теперешняя Анна была несколько разочарована дворцами, которые перешли к ней от прежних императоров. Например, даже Замятину старый Зимний дворец показался неприлично мал, для звания императорского, а вот стоящий рядом, ближе к Адмиралтейству, дом Фёдора Матвеевича Апраксина первого президента Адмиралтейств коллегии, выглядел куда солиднее. К этому времени адмирал уже скончался, и его дом было решено приспособить под новый императорский дворец. Предложив Анне такой вариант, Замятин понимал, что она может и не одобрить его, но та во всем подчинилась вкусу своего родственника.

- Вам виднее, Кирилл Константинович, - тогда отписала она Замятину. – Я плохо помню свое там прожитье.

Это был протяженный двухэтажный дом с фасадами в пилястрах. Во второй этаж ведет наружное крыльцо по центру главного фасада. В углах здания размещались еще две каменные лестницы и две двери, которыми «можно из нижних палат кругом хор и всего дому ходить». Анне он показался уютным, и она одобрила его на врЕменное проживание. Как говорила тогда Дмитрию, что будет строить новый Зимний дворец и займется этим, как только обживется и немного разгрузится от основных дел.

Переезд состоялся весной, когда все начинало цвести, и лето было впереди. И хотя ее пугали жарой и пылью новой построенной тридцать лет назад столицей, она все же решилась и потом не жалела.

- Все надо делать до холодов, - улыбалась она Ушакову, когда тот сетовал на скорость решения и этого непростого вопроса.

Ему предстояло также найти здание и своему ведомству. И не только служебное, но и личное, такое, чтобы было и удобным и не зачуханным, чтобы все знали, что здесь живет сам глава Тайной канцелярии.

А вот Берта тут же положительно оценила внутренности апартаментов и само здание. Ей понравился он компактностью и теплом. Печи были в красивых изразцах, как и камины, комнаты с высокими потолками и большими окнами. Единственно, кого не устраивал этот дом, был начальник службы безопасности, иначе по старому – начальник караула, Николай. Осмотрев все здание и прилегающие к нему территории, качал головой:

- Как в таком открытом всем ветрам доме можно создать хорошую систему охраны, - возмущался он не только Берте, но и Ушакову.

Глава 2

Анна отчаянно отбросила бумагу в сторону. Подскочив, бросилась к дверям и дернула за ленту колокольчика, вызывая секретаря. Дмитрий вошел тот час.

- Ваше величество, - поклонился он, вглядываясь в то же время в лицо бледной и встревоженной Анны. - Что прикажите?

Она смотрела на него и не могла вспомнить, зачем вызвала. Постояв немного в молчании, пробормотала:

- А свари-ка мне кофе, голубчик.

Тот поклонился и вышел. Пройдя через приемную, полную толпившейся посетителей, а скорее всего, любопытных придворных, суетливых и бестолковых, ждущих либо дворцовых новостей, либо тщетно пытающихся попасть на прием к государыне с мелкими собственными прошениями. Он протиснулся в свою каморку, где хранил и варил кофе.

Ох, как трудно было ему справляться с этой неорганизованной толпой! Но пока служба Канцелярии еще не устроилась как прежде, приходилось брать часть работы на себя. Дмитрий не мог отказаться от Анны и остался ее личным секретарем и здесь, хотя та предлагала ему возглавить теперь уже разросшееся новое министерство под названием «Канцелярия Ее Величества». Оно, конечно, отличалось от Тайной с Ушаковым, но тоже находилось под его неусыпным наблюдением. Ведь письма и распоряжения с указами, оформлялись именно здесь и были весьма интересны не только своим, но чужим глазам. Перепиской императрицы могли воспользоваться шпионы и предатели, подставив тем самым и ее саму и весь государственный аппарат. Нужны были преданные или на крайний случай, подневольные люди, которые не могли бы передавать на сторону тайные письма и указы. Анна просила Ушакова предложить своего человека на эту должность, и тот обязался подыскать. А пока за всем следил Дмитрий, и его ноша была велика.

Анна понимала, что пока все расстроено, разболтано и не собрано в кучу, так и будет у нее в делах. И лишь сообразительный и дельный Дмитрий как-то успевает разобраться и со своими полномочиями и ей угодить даже в таких мелочах, как варка кофе по ее личному рецепту и никак иначе. Ближе него у Анны была только Берта, которой она доверяла полностью. Она все также следила не только за бельем и в гардеробной хозяйки, но и давала иной раз ценные советы, как в обиходе, так и в личных пристрастиях. Так она советовала тот час выписывать в Санкт-Петербург своих сестер с домашними, как, улыбаясь, сказала она, глядя на довольную физиономию Анны.

- Уж все семейство должно быть рядом. И поселиться тут же, в вашем доме, фрау Анна, - говорила она по-немецки.

Она всегда переходила на этот язык, когда дело касалось чего-то интимного. Таковым считала и дела семьи. Они-то были всегда на первом месте у государыни, и она об этом знала, ибо никого, кроме них, не было роднее в империи.

Сама же Берта устроилась в новом для себя качестве камеристки-компаньонки, как сказала ей Анна и также представила своему узкому кругу приближенных. Мария Ивановна Остерман, статс-дама и первая фрейлина, молча выслушала императрицу и кивнула, соглашаясь:

- Пусть! – думала она, скрытно усмехаясь капризу царицы. – Должна же быть и у нее своя дурь в голове. Хотя вот мой супруг неоднократно твердит, что у нее голова настолько ясная и холодная, что он порой не верит, что перед ним женщина.

- Скорее это именно у нее явный петровский разум и твердая рука, чем у всех его отпрысков, - говорил он неоднократно, явно симпатизируя Анне. – Счастье, что на престол взошла та, которая сможет править мудро и естественно.

Поэтому Мария Ивановна принимала и ранее Берту чуть ближе к императрице, нежели она сама, являясь ее правой рукой. Она и так старалась держать всех фрейлин, что составляли самый близкий круг, в постоянной готовности выполнить любое, даже самое странное желание Анны, как например, оставить ее в покое, когда она в задумчивости ходит по небольшому парку за зданием дворца или когда сидит одна на лавочке, под деревом, и, прикрыв глаза, вздыхает и жмурится от яркого солнца, не открывая кружевного зонта, и не закрываясь от его лучей. Сама Мария Ивановна больше заботилась о предоставлении молчаливого отдыха императрицы, нежели ее развлечений между делами. Это она делала по наущению того же мужа, когда рассказывала ему, как она провела день подле государыни. Все дворцовые сплетни, слухи и разговоры она передавала ему постоянно. Так он держал в своих руках информацию не только внешней и внутренней политике в своих руках, но и придворной. Но, в отличие от Ушакова, не докладывал Анне, а копил и анализировал для себя, так сказать, для собственного пользования. Иной раз именно такие разговоры и помогали понять, почему Анна издала именно такой указ и почему она была на совете вздрюченной или же рассеянной. С ее секретарем Дмитрием он не находил общего языка, не смог сделать его своим соглядатаем, как не вертелся, но вскорости зауважал того, удивляясь явной преданности и верности императрице. Особенно ему нужна была личная переписка Анны. Без нее он многое не понимал в ее устремлении во все вмешиваться и во всем искать причину недовольства, как подданных, так и сюзеренов. Это и пытался выудить из болтовни своей любопытной и любознательной женушки, когда пристраивал ее к императрице на первые роли. Но круто ошибался – Анна была приветлива и разговорчива в меру, и как говорил Ушаков, для императрицы скорее молчание было нужнее даже на отдыхе.

Дмитрий же понимал государыню, как никто другой. Либо потому что был с ней постоянно, кроме спальни, где властвовала Берта, либо любил ее не только как правительницу. А вот как, он и себе не позволял признаваться, то есть расслабляться. Даже в те моменты, когда, казалось бы, она сама дает повод. Вот взять эти их кафейные дела. Она же сама показала ему свои слабости, пристрастия и привычки, а это дорогого стоит. И он никогда не позволит себе что-то лишнее, лишь бы не лишиться этого, через чур тонкого и такого сладкого состояния преданности и доверия.

Сейчас он нес своей царице, как звал иногда в мыслях Анну, поднос с серебряным кофейником и чашкой из тонкого китайского фарфора с драконом на стенках – символом императора страны восходящего солнца, как и двуглавым орлом, символом российской империи.

Глава 3.

Пока шла борьба за места около богатой кормушки империи, Анна не только вплотную занималась государственными делами, но и своей семьей одновременно.

Так она приказала перевезти в ее дворец обеих сестер «со домашними», пока не будет определено место их проживания в столице. Дворец тут же наполнился детскими голосами, которые радовали Анну. Теперь она могла проводить со своими родными больше времени. Они вместе завтракали и ужинали, смотрели и слушали актеров и музыкантов, которых постоянно приглашали во дворец по распоряжению самой Анны.

По истечении середины июля, когда жара и пыль стали невыносимы, вся семья переехала в Петергоф, поближе к морскому побережью, а именно к Финскому заливу. Центральные здания Петродворца проходили реставрацию, и строился большой фонтан «Самсон», но это не умаляло радости от заселения семьи и придворных в сам дворец. В это время переезд длился целый день с непременным отдыхом и «кушаньем» в Стрельне или на одной из дач кого-то из придворных. За это право, принимать правительницу боролись еще с начала года те, чьи резиденции находились рядом со столицей или по дороге в Петергоф. Так случалось и потом, в летние дни, когда поезд Анны собирался для переселения. Уже позже она разнообразила маршрут и добиралась на шлюпке до Екатерингофа и «через всю першпективу до большой питергфской дороги и по четверты версты изволила идти пешем и вышед на болшую дорогу, сели по каретам».

А пока такой же поезд двигался за императорской процессией многими экипажами с дамами и кавалерами. Этот поезд двигался скоро, а за ними другой, еле поспевая, с грузчиками и ломовыми извозчиками, доставлявшими из одного дворца в другой мебель, посуду и всю обстановку. Она указала Придворной конторе, чтобы все было заранее подготовлено «что ко двору на месте потребно, а именно столы, стулье, кровати, оловянная и поваренная посуда и прочия потребности, дабы впредь отсюды ничего не возить». А также подготовить все для ее любимого времяпровождения – охоты.

Здесь Анна хотела отдыхать и требовала не беспокоить ее по маловажным делам. Но все же «уйти в отпуск» не получалось. Кабинет-министры хотя бы раз, а бывало и чаще появлялись с докладами, «доношениями» и челобитными. Тогда она уходила в свой кабинет и там уделяла внимание некоторым из высшего эшелона, а именно премьеру Остерману, Ушакову и Миниху, который и стремился показать императрице все то, что смог сделать за этот период в чине главнокомандующего до Дмитриева-Мамонова. Анне было интересно, и она откликалась на все предложения о его новаторстве и желании выслужиться.

- «Подготовить плавсредства для осмотра Ораниенбаума и Кронштадта» - писала она распорядителю по дворцу о своем желании посетить и эти крепости.

Сюда же рвались и другие царедворцы и чиновники, делая все, чтобы припасть к источнику благ и привилегий. Она понимала их стремления, и тогда она велела Дмитрию отписать указ о регламентации потока гостей.

- Приезжать всем можно в воскресенье или же в четверг, и лишь в эти дни, - наговаривала она ему, смеясь, вспоминая расстроенные лица своих домочадцев на ее постоянные отлучки для приема частых гостей, хотя бы и необходимых даже летом, - кроме тех дней, никому не иметь доступа, если не крайняя нужда».

Но что это за такая нужда, каждый решал по своему и поэтому случались неожиданные свары у входа во дворец и даже ночевки под воротами в стиле цыганских таборов с кострами, платками и прочими атрибутами походного лагеря. Приходилось вмешиваться и распределять отчаявшихся по их степени ожидания. Некоторых прибывших велела кормить при дворе, вплоть до слуг и лошадей. Гостей селили по двое в две комнаты и разрешали брать с собой не более двух слуг, так как помещения еще были в работе, а где-то располагаться еще не было мест.

Полным ходом шла реставрация, и даже самой императрице с домашними было скромно в готовых к проживанию апартаментах. Но даже в такой тесноте, они жили и развлекались. Завтраки, обеды и ужины составляли не меньшую часть их жизни, нежели охота, театр или же игры.

А в Петергофе было на что посмотреть. Кроме величественных зданий, лестниц и скульптур, здесь было большое количество фонтанов, так украшавших собою дворцовый ансамбль. По вновь отреставрированным дорожкам парков ходили люди и любовались построенными при Петре Первом фонтанами, которые он называл «шутейными».

За большим каскадом, примыкавшим к дворцу, скрывались гроты с необычными фонтанами, работа которых заставляла посетителей врасплох. Они включались неожиданно, когда кто-то около него, например, протягивал руку к блюду с фруктами на импровизированном столике, или просто идя по тропинке рядом. Представьте себе, что вы идете, не зная про это «шутейство», как вдруг включается фонтанчик и вас обрызгивает с головы до ног. Все смеются, а вам не до смеха. Приходится либо переодеваться, либо ходить так до высыхания. Таких вот, мокрых, Анна принимала с улыбкой и приглашала к себе в свиту на один световой день, дабы показать всем гостям свое одобрение этой петровской шутейной затее.

- Без обид! – смеялась она, видя расстроенные лица некоторых в мокрых одеждах.

Кроме того сейчас Анна привлекла к реставрации архитектора Михаила Земцова. Он активно работал с дворцом «Монплезир», одной из самых любимых резиденций Петра. Монплезир в переводе с французского – мое удовольствие и царь необыкновенно ценил время, проведенное в этом месте. В период правления и Екатерины, которая не одобряла исчезновение Петра на это время, и Петра Второго, этот дворец пришел в запустение. Анна же приказала восстановить и отремонтировать само здание и его обустроить для собственного проживания.

Часто, особенно по утрам, располагалась она на вновь отреставрированном газоне перед ним, и приглашала к себе «на кофий» сестер, поговорить по-семейному, по душам. Капиталина (Екатерина) и Прасковия любили эти посиделки и о многом говорили. В частности о передаче власти впоследствии по мужской линии, а именно Ивану, сыну Прасковии. Капа молчала, но при этом на лице ее виделась печаль.

Загрузка...