«Гуляй шальная императрица,
И вся страна берет с тебя пример…»
(из песни)
(Если кто-то думает, что здесь он прочтет исторический научный трактат, то сильно ошибается.
Здесь будет история Российской империи в период с 1730. То было начало правления одной из самой странной и в то же время удивительной и малоизвестной личности не только широкому читателю, да и вообще человеку. Это был период, когда русский престол занимали по очереди женщины, разные во всех отношениях, кроме одной – они были преданы России).
Глава 1.
Дорога была пустынна. Зимой путь из Курляндии был только слегка наезжен. Да и зачем кому-то ехать из Москвы или Петербурга в отдаленное герцогство. Если только по великой надобности.
Сегодня туда летели курьеры из Москвы, которые везли тайные вести. Это было послание курляндской принцессе Анне Иоановне, дочери последнего московского царя Иоанна Пятого, соправителя и брата Петра Первого.
Когда-то, без малого восемнадцать лет назад, Петр, желая укрепить границы с курляндскими землями после неудачной войны со шведами, выдал свою племянницу замуж за племянника прусского короля и тамошнего правителя, который скончался по дороге домой сразу же после свадьбы. Молодые не прожили и двух месяцев, как семнадцатилетняя Анна осталась без мужа и тут же уехала назад в Петербург к своим родным - матери и дяде. Но суровый Петр не мог оставить северные земли без пригляда и отправил племянницу обратно в теперь уже свою вотчину под досмотром своего сподвижника графа Петра Бестужева. Тот принял на себя обязанности не только учителя и наставника в деле правления вотчиной, но и личного телохранителя и иной раз даже любовника.
Всего три года не дожил граф до светлого дня возвращения на родину, скончавшись от продолжительной болезни. Все эти годы Анна совсем забросила старого приятеля, перекинувшись на своего молодого секретаря Эрнста-Иогана Бирона. Теперь он был соправителем курляндских земель и ее утешителем в постели.
Земли герцогства пришли в упадок и давали так мало содержания самой Анне, что та часто просто плакала от безденежья и испытывала танталовы муки при пересмотре своих нарядов, которые не только вышли из моды, но и обветшали со временем. А уж из прошлых драгоценностей, что дарили ей в дни молодости и свадьбы царёвы придворные и родные остались лишь воспоминания. Их попросту уже не было. Проданы или заложены под двойные и даже тройные проценты немецким евреям-ювелирам. Ела она по утро лишь овсянку на воде, пила кислейшее вино из ягод местного кустарника под названием ирга и ела изредка мясо диких животных, которых сама же и добывала. Охотница и наездница она была знатная! Никто так долго не мог сидеть в седле и так последовательно и внимательно выслеживать добычу. Но если случалось, то Анне не надо было даже целиться, навскидку, она одной пулей сражала зверя прямо в глаз, тем самым не портя шкуру животного. А уж птицу так убивала влет! Про ее меткость и твердую руку чуть ли не слагались легенды, и местные охотники с уважением говорили о ней, как о женщине с холодной головой и умелой охотнице. Вот тогда-то и могла позволить себе герцогиня «мяса на угольях и птицу на вертеле». Но такое случалось не часто, и ее стол был скуден и скромен по меркам правителей. К тому же прижимистый Бирон, который завладел не только телом женщины, но и её казной, не баловал Анну разносолами, к которым та привыкла. Русские цари испокон веков были хлебосольны и с широким размахом принимали не только гостей, но своих родных не жалея ни еды, ни вин. «Что в печи на стол мечи» - по таким правилам она привыкла жить. Здесь же немецкие прижимистые порядки она никак не принимала и часто вздыхала и даже плакала от скудости и стола и своих нарядов.
Сегодня, в своей единственной комнате, где топился огромный камин, она сидела, закутавшись в шерстяной плед и почти дремала, согревшись после холодной спальни наверху.
- Опять пожалел дров, черт немецкий! - сплюнула она мысленно и перекрестилась. – Прости, Господи, за срамные слова мои. Но холодно же!
В каминную, как называла она эту полутемную комнату с одним пятирожковым шандалом, вошел, не стучась, слуга и склонившись тихо произнес:
- К вам курьеры, фрау Анна.
- Какие курьеры? – резко повернулась она к нему.
- Говорят из Москвы.
- Откуда? Из Москвы? – изумленно переспросила она.
Тот утвердительно кивнул.
- Зови! – кинула она свой взор на почтительного слугу.
Он повернулся и направился к дверям, а Анна поднялась, поправила на плечах шаль и складки старого платья. Тут же вспомнила о дырьях в одежде и засаленном низе юбки, застеснялась, но выпрямилась и устремила взгляд на дверь. Вскоре перед ней вытянувшись, срывая с головы треуголки с перьями, стояли трое молодых мужчин. Один из них протягивал письмо, запечатанное дорогим красным сургучом.
- Вам, Ваше высочество, послание от Верховного Тайного Совета.
Склонив в почтении голову, он щелкнул каблуками.
Анна с волнением приняла письмо и прошла к шандалу, что бы при его свете ознакомиться с написанным. Вскоре её лицо вытянулось и рот сложился в округлость, напоминающую букву «О». Тяжелым был и выдох по его прочтении. Она быстро перекрестилась и прошептав, «прими Господи душу новопреставленного раба божего Петра», еще раз, просто не веря в содержание, пробежала глазами. Пристально взглянула на стоявших мужчин в военной форме преображенского полка, что с осторожностью и любопытством смотрели на герцогиню. Все еще не веря, она спросила у подателя сего письма:
- Кто-то еще знает о вашем прибытии сюда?
- Нет, ваше высочество, - ответил старший офицер. – Было приказано доставить тайно и быстро. Время не терпит.
Он еще раз кивнул, и они все трое также кивнули и щелкнули каблуками, будто подтверждая слова первого курьера.
Анна стояла и смотрела на бравых молодых, но порядком уставших и замерзших мужчин.
- Сколько же они не спали и скакали по зимней стуже! – мелькнула мысль, и она тут же крикнула слугу.
Когда-то давно Анна Николаевна Торопчина была никем. То есть совсем никем. Она начинала свой трудовой путь с первой ступени в бизнесе. Это было мучительно больно и страшно. Тогда было много желающих отнять и поделить или же совсем всё заполучить с помощью пистолета или же угроз. Но девушка была то ли такой отчаянно храброй, то ли уж удачливой, и ее мелкий бизнес по отделке квартир женской бригадой, который она начала вместе с младшей сестрой, пошел в гору. Они трудились вначале вдвоем, потом к ним примкнули их мужья, потом и другие родственники и друзья. Организовался бизнесок, который со временем перерос в строительство помещений мелких, типа бани или гаража, затем в коттеджи, магазинчики и даже госучереждения. Через пятнадцать лет это уже была строительная компания и через еще через пять корпорация на две тысячи рабочих мест.
Теперь же Анна была гендиректором крупного медиа-холдинга занимающегося не только строительством, но и банковским делом, страхованием и даже благотворительными фондами. Миллионными делами ворочала эта тридцативосьмилетняя бизнес леди. И если у неё все было, как говорится «на мази» на работе или «службе», как она усмехаясь говорила, то в личной жизни полный «абзац». Да и как она могла построить свою жизнь глядя на себя в зеркало, из которого на неё саму смотрело толстое тело на коротких ножках с жидкими волосами и жирной кожей.
- «Чучело в перьях», - как она себя скептически называла.
Нет, она бы не сказала, что так уже всё плохо, благодаря пластическому хирургу, который подправлял и корректировал время от времени за большой гонорар ее расплывавшееся от перекорма сладким, которым она закусывала свои стрессы тело, косметическому салону, и мастером-парикмахером, вкупе с подругой дизайнером по одежде.
Вплотную заниматься своей внешностью она и не собиралась, так как некогда блюсти диеты, резвиться в фитнесклубах, или соблюдать режим дня и ночи. Все время отнимала работа. Единственное, что она позволяла себе, это манеж - езда на лошади и тир там же. Несмотря на свою тяжелую фигуру и короткие ноги, она хорошо сидела в седле и отлично стреляла. Охота была ей отдушиной! Где она только не побывала в свои отпуска! Нет, она не ездила на моря-океаны, она ездила на сафари в Конго, в леса за Тюменью, в Уссурийскую тайгу. Побывала в песках Сахары, в горах Альп и Кавказа, стреляла уток на Ниле и на Волге. У нее было много друзей таких же, как и она, оголтелых охотников-путешественников. В основном мужчин. Они принимали ее и даже восхищались её удачливости и конечно же мастерству. А еще трезвому уму и выносливости. Ведь охота дело довольно хлопотное и тяжелое. Иной раз приходилось потопать с десяток километров, прежде чем добраться до нужного места или же проехать не один десяток на лошади, сидеть часами в засаде, поджидая подходящей дичи. Все это ну никак не вязалось с обликом тяжеловесной маленького роста дамой с круглым веснушчатым лицом. Зато характером её Бог не обидел! Жизнерадостная, задорная, в компании на природе, она была что называется «своим парнем», могла подыграть себе на гитаре, пропев современные или же бардовские песни прошлых лет, посмеяться нескромному исконно мужскому анекдоту, выпить стакан самогонки под нехитрую закуску. Никогда не скажешь, глядя на эту подвижную смешливую женщину, что она и есть тот самый гениальный аналитик большого предприятия и её бессменный генеральный директор.
Зато личной жизни она не имела вовсе. В связи с таким темпами в работе и хобби, жила после развода с мужем, одна и не могла завести себе не только животинку, но даже цветов на подоконнике, потому что и те требовали заботы и внимания. А их ей не хватало - то командировки по работе, то езда на природу. К тому же её внешность не вселяла в мужчин желание даже переспать. Вот охотиться, потом хряпнуть по стаканчику с устатку, можно. Но чтобы в постель… как-то не очень.
Анна все понимала и вначале даже плакала, особенно после измены мужа с её же секретаршей, длинноногой худощавой блондинкой, а потом «положила на это», как говорится и всё встало на свои места. С тех самых пор у нее в помощницах были только пожилые матроны. А так, на всякий случай!
После первого аборта еще школьницей, когда вынуждена была идти замуж "по залету", она навсегда попрощалась с идеей заводить ребенка. К тому же от кого? Того самого родного и любимого еще не было даже на горизонте, а просто от кого-то или от базы данных не хотела. Потом, по истечении времени вообще отказалась от этой мечты и успокоилась.
- Мне грозит одиночество в старости? Не страшно! Надо только тщательно подготовиться, - постоянно говорила она своей многодетной сестре, гладя по головкам своих племянников и племянниц. – А все остальное вот им оставлю! – улыбалась она, откликаясь на смех детей и даря им роскошные дорогие подарки.
Сестру свою младшую она любила. Всегда и во всем ей помогала. Особенно когда та рожала детей почти через год-два.
- Сколько уж Бог пошлет, столько и буду рожать, - смеялась та всякий раз на удивленные или же презрительные взгляды холеных женщин в офисе, где работала в собственной с сестрой корпорации старшим бухгалтером.
Её осуждали за спиной, но и завидовали. Хотя чаще саркастически улыбались, говоря, что она отдувается за свою старшую сестру.
- Той Бог не дал, вот эта и старается, - кривились они, когда речь заходила о самых известных сестрах в не только в коллективе, но и, пожалуй, и в мире. О них писала пресса даже такой газеты, как английская «таймс» да еще и с фото обеих.
В корпорации, кстати, трудились целыми кланами. И хотя семейственность вроде как осуждалась, здесь же, наоборот, поощрялась, так как каждый отвечал за каждого. Все же семья – великое дело! Особенно это было заметно, когда устраивались корпоративные праздники. За столами сидели целыми семьями, и всем было весело и уютно. Но иной раз приходилось разбирать и клановые неприязни. Войны не было, но теплые места добывались чуть ли не в сражениях. Правда, чаще всего заканчивалось без кровопролитий. Но так было везде, где существовала конкуренция – двигатель прогресса. А уж интриги были постоянны. Куда от них деться!
Утро началось с легкой побудки - ей меняли тряпку на лице. Анна, проснувшись от прикосновения, поморщилась и резко схватила за руку.
- Фрау Анна, надо поменять примочку и выпить лекарство, - услышала она спокойный голос женщины.
Вздохнув, Анна повернула голову. Приняв из рук прислуги кружку с теплым напитком, еле проглотила странно пахнувшую жидкость и решила, что её должно от этого вырвать, но ничего не случилось, а тут же успокоилась внутренность, и даже прекратился шум в голове. Да и вкупе холод тряпицы снял тупую боль на лице. Она поняла, что может даже присесть и попыталась это сделать, но была остановлена словами женщины:
- Ваше высочество, пока рано садиться. Голова может кружиться. Вот придет лекарь тогда и скажет. А горшок, если надо, я подставлю.
Анна только согласно кивнула и вновь легла, вытянув ноги, которые показались ей достаточно длинными.
- Не то что мои, - хмыкнула она и прикрыла глаза.
Лекарь пришел вскоре. Тут она смогла рассмотреть и его. Это был среднего возраста мужчина, высокий, в таком же парке, как и тех, которые вытаскивали ее из сугроба и несли в избу. Кафтан с широкими обшлагами на рукавах и белой рубашкой с шарфом-жабо, заколотым небольшой брошью, суконные штаны до колена с теплыми темными чулками и такими же туфлями с большими массивными пряжками, говорили о том, что все это так ладно сидевшее на фигуре была одеждой ношеной и постоянной.
- Значит все-таки попадака, не инсталяция и не съемки кино, - тяжело вздохнула она и попыталась вновь присесть.
Лекарь помог, и они очутились лицом к лицу. Он посмотрел на нее так близко, что ей стало неловко от его внимательного изучающего взгляда.
Усадив Анну, он спросил:
- Как себя чувствуете, ваше высочество?
Анна лишь пожала плечами, показывая, что вопрос просто некорректен:
- А как себя может чувствовать женщина получившая кулаком в лицо, как вы думаете? Сильно болит нос, ничего не вижу одним глазом, в висках тупая пульсация, и слегка подташнивает.
Мужчина с уважением посмотрел на женщину и прищелкнул языком:
- Если бы вы не были герцогиней, я бы подумал, что разговариваю с коллегой.
- Почему? – удивилась она.
- Слишком хорошо описан анамнез. Почти профессионально.
- Ну, почему же женщина не может быть врачем, пардон, лекарем?
- Может, - утвердительно кивнул он, - но вы не медикус, как я понимаю. Впрочем, вы образованная женщина и многое знаете.
Он хмыкнул.
- К тому же я пока не знаю ни одну женщину лекаря, хотя повитухи есть.
Тут он слегка улыбнулся, будто объяснял мне давно известные истины.
- Теперь о наших делах. Продолжайте пить те снадобья, что я прописал, покой, и немного куриного бульона. Я распоряжусь, - повернул он голову к служанке, стоявшей рядом. Даже не Анне, а скорее ей он говорил о самочувствии и лечении. Та же согласно кивала в ответ.
Лекарь протянул руку, взял Аннину и, прощупав пульс, удовлетворенно кивнул, потом убрал с лица тряпицу и осмотрел внимательно лицо.
- Оставляю тебе Берта еще и мазь. Будешь три раза в день прикладывать ее высочеству на нос и подглазники. Поняла? Это быстрее снимет отек и откроется второй глаз.
На все это женщина утвердительно кивала. Она стояла по стойке смирно и с уважением смотрела на лекаря. Как и все женщины, она в первую очередь видела в нем врачевателя и уж потом мужчину. Так что мне не удалось даже углядеть просто симпатию на её холодном, без эмоций лице.
- Может это и хорошо для прислуги. Кстати, надо её расспросить про прежнюю хозяйку и что они делают на данный момент, то есть куда едут и кто еще с ними. Особенно тот самый старый мужчина, князь, как его здесь все называли, - подумала она, перед тем как кивнула лекарю.
Он попрощался, обещая зайти к вечеру, и пошел к двери, поманив за собой служанку. Та резво пошла за ним и дверь закрылась.
Анна откинулась на подушки. Она судорожно составляла вопросник для прислуги с тем еще расчетом, чтобы та не смогла понять, зачем ей это надо.
- Хотя могу сослаться на амнезию или частичную потерю памяти. Так, кажется, ссылались Катюшкины попаданки, - криво улыбнулась женщина.
Прошло некоторое время, и в двери вошла Берта, неся в руках горшок с чем-то дымящимся. Запах, что разлился по всей комнате, был удивительным и живот её сразу же забурчал. Это был запах настоящей курицы, кормленной зерном, деревенской, как сказали бы в её время. И хотя она в последние годы питалась в дорогих ресторанах, все же не тот ощущала вкус даже там. Сейчас она вспомнила картинку своего детства, как мать ставила на стол кастрюлю со сваренной курицей или же петухом и запах разливался по комнате. А уж вкус был отменный!
- Сестрам по крылышкам, чтобы скоренько улетели из дома, а нам с мамой по ножке, чтобы бежать за вами по дорожке! – всякий раз с улыбкой приговаривал отец, разделяя птицу по кусочкам.
Сейчас она встрепенулась и даже боль, что резанула по мозгам, была тут же забыта под этим непередаваемым ароматом. Её руки даже слегка дрожали, когда она принимала кружку с налитым бульоном. Приложив ко рту, задержала дыхание, еще раз понюхав, и принялась осторожно, маленькими глотками пить. Берта смотрела на Анну с радостью и даже вытянула вперед губы, будто тоже пила с ней или же помогала пить. Она еще раз улыбнулась довольно, когда Анна подала ей пустую кружку со словами:
- Еще налей!
Женщина тот час поднялась и плеснула в кружку. Анна вновь, уже с остановками, допила содержимое и откинулась сытая на подушку, предварительно отдав служанке посуду. Прикрыла глаза и притихла, прислушиваясь к себе и ощущая сытость. Настроение поднялось. Тут же она решилась на такой нужный ей разговор.
- Берта, ты можешь присесть, и я хочу с тобой поговорить? – сказала она и начала устраиваться на кровати для продолжительной, как она хотела беседы.
- Да, фрау Анна, - ответила та по-немецки и присела в то кресло, в котором недавно спала. – Слушаю вас.
Через день, когда совсем опал отек и глаз раскрылся полностью, они уже ехали в Москву. Еще совсем немного и они прибудут в столицу.
- А где мы остановимся? – спросила она у князя, и тот ответил, что ей не стоит беспокоиться, так как в саму столицу они не въедут, дабы подготовить её к принятию присяги от общества и представителей народа, которые в это время заполонили Москву. На вопрос почему, он ответил, что, во-первых, приглашены были на свадьбу Петра Второго, а он внезапно умер от черной оспы – бича тогдашнего времени, а во вторых остались на похороны, дабы почтить память внука Петра и императора российского.
- Поэтому чтобы не мозолить глаза и подготовиться основательно, мы решили, что вам стоит пожить в селе Всехсвятское. Там у меня имение. Там тихо и ты, государыня, сможешь подлечить свои синяки. А уж потом и к делам нашим благим приступим.
То, что этот князь называл её на «ты» коробило Анну, но она пока молчала. Она еще не знала, как они здесь общаются меж собой, и принимала это, скрипя сердце. Но к каким же «благим» делам её направят? Она даже не предполагала и поэтому внутренне готовилась к отпору. Ей обязательно надо было понять все то, что окружало и тех с кем придется иметь дело. Пока она была совсем одна и страдала неимоверно от нехватки информации. Со своим положением она уже почти свыклась.
- Царица так царица! – вздыхала она про себя, пока ехала с князем в одном возке и прятала глаза от внимательного пригляда мужчины. – Считай гендиректор медиахолдинга, правда уж очень крупного. А так, где наша не пропадала.
После того, как она вернула ему Кондиции, тот обратил внимание, что листы были как-то скомканы, будто их мяли и бросали в отчаянии. Теперь Василий Лукич не был настолько уверен, как в первый раз, когда та подписывала их, теперь у него закрались сомнения во всем начиная с того самого момента, когда та отказывалась надевать фижмы под платье, ссылаясь на их ширину и при том неудобство езды в карете. Требовала простое платье, как у служанки, чем и её расстроила основательно. Пришлось срочно искать приличное платье и не найдя в том самом селе, Берта ушивала бывшее всю ночь, чтобы фалды не мешали Анне ходить и даже сидеть. Получилась просто карикатура на платья, но все же наряд, если можно было его так назвать. Его она приняла с удовольствием и даже благодарила свою служанку. Та только головой качала, но молчала. К тому же Анна не захотела надевать парик, положенный по моде, а укуталась в теплый головной платок той же Берты. Правда, волосы её были в порядке, и даже смотрелась она лучше, чем в парике.
- Как-то они её освежали, что ли, - думал удивленный князь и часто ловил себя на том, что и своим бы женщинам рекомендовать не носить такие страшные причиндалы на головах. Свои же волосы лучше.
К тому же за опухлостями да синяками невозможно было ни рассмотреть, ни понять, что творилось у той в голове. А очень хотелось бы, потому что ранее она была как открытая книга, но теперь появилась в ней какая-то тайна, что ли, или же он совсем не понимает женщин, при том битых кулаком в лицо.
- С головой может быть беда, - вздыхал он и прикрывал глаза. – Надо будет своего лекаря приставить по приезде. Пусть лечит как надо.
Анна же в это время постоянно то дремала, то смотрела в окна, особенно когда проезжали поселки, деревни и села. Города старались объезжать, и поэтому она всматривалась в их далекие очертания более пристально. Они почти ничем не отличались друг от друга: те же хибары по околицам, высокие маковки церквей где-то в середине и еще кое-где остатки стен укреплений или же монастырей. Уж тех было многовато для одного города.
Когда она спросила, почему не заехать бы в город, князь отвечал, что ежели узнают кто они, а они обязательно узнают, то не отбодаться. Будет много народу, и они могут завязнуть в толпах людей. Все же императрица едет. Как тут не полюбопытствовать, а то и грамотку какую кинуть или же жалобу.
- К тому же не стоит забывать и о разбойниках, государыня-матушка, - качал головой князь. – Думаю, тебе и того было довольно.
Тут он ехидно улыбался и с интересом заглядывал ей в лицо. Анна с досадой отворачивалась и замолкала надолго.
Имение князя было в нескольких километрах от Москвы и даже были видны крыши её строений, что возвышались над избами черного люда. А вот Кремль она не смогла разглядеть. Да и каким он был сейчас, тоже не знала, но любопытствовала.
- Ладно, потом узнаю. Насколько мне помнится, то царские палаты были как раз в Кремле. Туда и надо требовать переселения. А пока поглядим, что он мне приготовил.
Так думала она, осматривая в полумраке сени за высоким крыльцом, просторные комнаты и лестницу на второй этаж. Везде, где только падал взор, стояла стража и в странном одеянии, очень похожем на царских стрельцов, того самого времени её так называемого отца Иоана Пятого. На них были красные кафтаны с черными кушаками, красные же сапоги и с пиками в руках.
- Прям кадры из фильма Иван Васильевич, - фыркала она, проходя мимо дюжих молодцев, которые на нее смотрели с интересом.
Теперь она также знала, что семья ее состоит из матери царицы Прасковии Федоровны Салтыковой, умершей семь лет назад, и живущих в столице сестер: старшей Капиталины (скорее Капы, нежели Катерины) с племянницей Елизаветой Кристиной, девицей двенадцати лет от роду, Прасковии (Параши) с сыном Иваном шести лет. К тому же они были замужем. Их мужья князья Карл-Леопольд Мекленбург-Шверинский уже не пользовался вниманием Катерины, и она оставила его, переехав в Москву с дочерью, а другой родственник муж Прасковии князь Иван Ильич Дмитриев-Мамонов генерал-лейтенант, сенатор, награжденный высшим орденом Святого Александра Невского за многочисленные военные походы, проживал здесь же со всей семьей. Дом их находился в Зарядье и пользовался успехом у многих высших чинов и званий столицы.
Так Анна постепенно допытывалась, сохраняя отдельные крупицы информации, ссылаясь на свою утратившую память, и от князя и от прислуги, что обслуживала её и от своей же Берты. Кстати, именно она и приносила ей все теремные сплетни и новости. Анну же не пускали дальше комнаты, в которой поселили с некоторым комфортом, если так можно было сказать. И только иногда, к вечеру, князь приглашал ее поужинать с ней и рассказывал новости Москвы, как она и просила. Но все ли, что он рассказывал, было истиной или что-то умалчивал, она не могла понять и поэтому нервничала.
Князь Долгоруков вышел вперед, и началось представление членов Верховного тайного совета. Их было восемь, и еще присутствовал князь Юсупов от генералитета.
Как поняла Анна, власть была в руках Долгоруких и Голицыных, так как первых было четверо и двое из вторых. И хотя Долгоруковы были не родными, но одного клана, то Голицыны были братьями. Князь Григорий Дмитриевич Юсупов возглавлял Военную коллегию. Фактически был военным Министром, как сказали бы в наше время. Анна видела, что с ним что-то не так, он все больше молчал и лицо его чаще посещали скептические улыбки при прочтении Кондиций, нежели удовлетворение и радость. А уж когда Анне пришлось подтвердить свою подпись и согласие на все условия, то он и вовсе скривился и отвернулся, как-будто с досадой или что-то вроде этого. Все остальные были радостно возбуждены и переговаривались уже между собой, доказывая друг другу, когда нужно будет переезжать в Кремль на общий сбор и присягу представителей от всех слоев общества. Анна сидела и смотрела на этих так сказать мужей «верховников» и мысленно насмехалась над ними, и зло кривилась, когда хоть один из них вдруг повышал голос до крика.
- Вот они «цари природы»! Господа-демократы, решившие сдерживать власть от диктатуры своей дырявой Конституцией! Да их Кондиции просто тьфу, по сравнению с бывшей нашей и сами они так себе политики по сравнению с горлодерами российской современной Думы. Так себе, кучка малограмотных слабаков. К тому же даже наш совет директоров дал бы им сто очков вперед по всем статьям, а уж юристы так прямо и раскатали бы их условия по молекулам и выбросили на свалку.
- Так, - встала она с места и замолчала, обращая на себя взоры спорящих. - Теперь я скажу, если позволите.
Она посмотрела на стоящих мужчин и, выдержав паузу, сказала:
- У меня есть условие, прежде чем вы назначите дату общей присяги.
Странное удивление было написано на их лицах, но они сдержали насмешливые улыбки.
- Вот твари! Даже со мной не советуются в этом совсем житейском вопросе. Как будто я для них какое-то лишнее приложение, мешающее им тут общаться, - мысленно разозлилась Анна.
- Мы внимательно слушаем тебя, государыня, - с шутейским поклоном, ответил ей Иван Долгоруков, один из наиболее шумных и язвительных братьев.
Анна едва взглянула на него и продолжила.
- По приезде, во-первых я хочу встретиться со своими сестрами. Во-вторых мне нужны все газеты, что в последнее время выходили в Санкт-Петербурге. За последний год-два. И в третьих.
Тут она остановилась и пристально посмотрела на группу, что выжидательно, но уже с поднятыми бровями и перешептывающихся меж собой, представителей власти империи.
- И в третьих, - повторила она. – Мне нужно…- тут она слегка запнулась, но потом тихо продолжила, будто стесняясь. Уж притворятся она умела мастерски! – Мне нужно причаститься и исповедаться. Надеюсь, что это дозволительно будущей императрице российской?
Она так это сказала, почти со слезой в голосе, что всем стало несколько неловко и они тут же наперебой стали говорить ей, что они, конечно же, обязательно все исполнят и неприменно помогут встретиться с батюшкой.
Тут она изподлобья посмотрела на расслабленную толпу мужчин, которые уже даже уговаривали её не тревожиться и не волноваться, они же все сделают, как она просит. На их расслабленных лицах было написано, что они-то подумали что-то серьезное, а это такая малость, что они на всё согласные.
Анна же смотрела на них и усмехалась ехидно. Про себя, конечно. Она повторила трюк Штирлица, который всегда пользовался им, когда хотел, чтобы собеседник запомнил только последнюю просьбу или требование, оставив предыдущие позади. Так что ее желание встретиться с родными, на которое они слегка нахмурились, сейчас было забыто и всё прошло как по маслу.
- Теперь-то вы, голубчики, не отвертитесь от своего согласия на все мои условия. А мне так нужна информация по России и геополитическая и экономическая. А главное встреча с сестрами. Ну, а церковника тоже надо прощупать, так как в это средневековье они имели немалую силу.
На этой «веселенькой» ноте, они простились, весьма довольные друг другом. И только Григорий Юсупов, так уж сомнительно посмотрел на нее и даже саркастически усмехнулся, заметив злость в её блеснувших глазах. Он тут же понял, что Анна – это не тот фрукт, который можно съесть и не подавиться. Она уж очень, очень скрытна и от нее можно ожидать совсем не то, что думали «верховники». Особенно после того, как она построила свои условия: от невыполнимых и не нужных, до обязательных каждому православному - исповедь и причащение. Прощаясь, он приложился к руке женщины и так сжал её, что она пристально взглянула ему в глаза. Они посмотрели друг на друга и поняли, что между ними есть что-то общее, пока слабо выраженное, но все же уважительное, как две враждующие стороны, но уже стремящиеся признать силу и мощь друг друга.
Когда Анна осталась одна, она еще долго вспоминала тот взгляд Юсупова и мысленно обращалась к нему с просьбой о помощи, так как поняла, что этот генерал может ей оказать неоценимую услугу в борьбе с «верховниками». Они не были такими уж наивными и потом поняли, что согласием на ее условия, они добавили себе хлопот, но все же списывали и уговаривали себя, что это прежняя Анна всё та же Курляндская малограмотная герцогиня, с претензией на великокняжеский престол по роду и крови и все просто обязаны ей преклоняться. Хотя меж ними уже пробивались разговоры о том, что не такой они представляли императрицу и что эта Анна просто другая, по сравнению с их информацией.
Но факт остается фактом и они уже не могли идти на попятный. Просто отметали сомнения и готовились к предстоящей борьбе с другими группировками, которые вскоре примутся осаждать царицу и надо думать об этом серьезно.
- Женщина есть женщина, - огорчался Василий Лукич, когда ему задавали вопрос о подмене Анны, - у нее семь пятниц на неделе. И какая уж может быть подмена. Она и есть та самая племянница Петра, только уж немного повернутая после удара, память потеряла. Но кое-что помнит. А нам это на руку. Было бы хуже, если бы вспомнила всё и всех.
После завтрака Анна решила обследовать покои и найти подходящее помещение под кабинет и приемную. Ей позарез необходимо было это сделать до дежурного прихода Долгорукова. Там она потребует от него газеты, некоторые письменные принадлежности – бумагу и чернила, а также книги какие имеются по Российскому законодательству и праву. Если нет, то хотя бы будет учиться писать не только гусиным пером, но и чернилами. И кстати, научится ставить свои инициалы.
- Помнится, там было только имя Анна и все. Никаких фамилий, отчеств или же псевдонимов. Просто имя, - хмыкнула она. – Вот так имя становится печатью в последней инстанции. Кстати и о печати. Сама печатка имеется, а вот сургуч требуется. И еще больше свечей, уж больно темновато в помещениях. Окна небольшие, зимние вечера скорые, дни пасмурные.
Она пока шла, заглядывала во все комнаты, которые оставались открытыми, и осматривала с любопытством. Кругом было пыльно, слегка даже замусорено и почти без мебели. Только в одном из коридоров, уже после поворота в другой, она, наконец, отыскала то, что посчитала интересным – большой кабинет и небольшая приемная, соединенные одной тяжелой деревянной дверью.
- Вот здесь я поставлю свой стол, поближе к окну, там общий для членов совета, дальше стол для макетов. На стене карту побольше, и еще герб и знамя. Интересно, а есть ли таковые здесь или это меня понесло куда-то не туда? Что-то видела на той бумаге Кондиций и на верхушке Спасской башни. Правда, плохо разглядела. Но должны быть какие-то знаки государственной власти кроме короны, державы и скипетра. Кстати, а где они? Вероятно, в Алмазном фонде или как его сейчас называют? А Монетный двор? Тоже должен быть на территории, где будут чеканить деньги с моим профилем. Во попало! Мое лицо на денюшке! Прям, как америкоский президент, бляха муха! Хотя это и вовсе не мое лицо, а той Анны, - вздохнула она. - А еще неплохо бы заменить эти монеты на бумажки или банкноты. Но это уже потом. Надо все же решить первостатейные вопросы – как избавиться от чертовых Кондиций? А то будут мне и кабинеты, и законы и деньги с профилем!
Она криво усмехнулась и пошла к себе, одеваться и убедиться, что все приготовлено для встречи с родными Анютки. Очень они нужны! Просто позарез!
Вскоре её посетил Долгоруков и был крайне удивлен желанием заиметь свой кабинет, да еще и приемную к нему.
- Что ты матушка будешь в нем делать-то? – усмехнулся он недобро. – Уж не собралась ли управлять государством? Али потаенные планы каки имеешь?
- Я хочу предстать перед иностранными послами настоящей государыней, князь, а не бабой в гостиной за чаем или же кофеем. Али это тоже прописано в Кондициях? – уставилась она на него с таким простодушием, что князь даже поверил ей и извинился.
- Да-да, матушка. В этом твое право. Но все-таки советую не отступать от условий тобой подписанных и помни об них всегда.
Анна качнула головой в знак согласия и тут же перевела разговор в нужное русло. Ей нужна была информация о своих сестрах позарез. Она не знала их не только в лицо, но и о них самих. Только то, что Катя старшая сестра, а Прасковья младшая. Ей нужно было знать о них вплоть до мелочей. Возможно, настоящая Анна и была в курсе их жизней, поддерживая отношения письмами, но теперешняя была в темноте. Она так рассуждала, что ежели то, что по крохам собрала и есть правда, то почему эти сестры не вызвали ее ни разу на свидания и ни разу же не приехали к ней в герцогство увидеться, раз родные все-таки. Это ее изумляло и в то же время напрягало. А вдруг у них такие отношения, когда на дух друг друга не переваривают, а она полезет к ним целоваться. Или же все наоборот и те будут изумлены ее холодным поведением.
Пока решила расспросить Долгорукого на этот предмет, сославшись и на потерю частично памяти и на долгое время в расставании.
- Я даже и в лицо-то их наверно не узнаю, - приторно жаловалась она князю, преданно заглядывая ему в глаза. – Уж столько лет промелькнуло с нашей последней встречи!
Князь снисходительно ответил на ее вопросы, пока они шли в гостиную.
Так Анна узнала, что все сестры очень похожи лицом друг на друга.
- И ты, матушка, тут же узнаешь их, - хохотнул он. – Все вы Романовы похожи меж собой. Одна кровь.
Хорошо это или плохо было для Анны непонятно, но теперь она слегка успокоилась, решив, что все будет нормально. Идя рядом с князем, слушала его внимательно и наматывала на ус.
Катерину также как и Анну выдал замуж Петр Первый за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского. Он хотел использовать порты Мекленбурга для защиты от шведов, в качестве одной из баз русского флота. Интересно, что изначально герцог сватался к самой Анне, однако Пётр решил всё по-своему.
Главный советник Карла Леопольда, барон Эйхгольц, писал, что, узнав о том, кто из племянниц Петра выбран ему в качестве супруги, герцог произнёс:
“Непреклонная судьба назначила мне эту Катерину, но делать нечего, надо быть довольным; она по крайней мере любимица царицы”.
Так и было – мать любила Катерину больше остальных своих дочерей.
- Бракосочетание, состоявшееся весной 1716 года, более напоминало успешную деловую сделку. Герцог подписал соглашение, по которому позволял супруге совершать православные обряды и оставаться при своей вере. К тому же он должен был выплачивать жене по 6000 ефимков в год, - хихикнул князь и продолжил уже строгим голосом. - В свою очередь, Пётр Первый содействовал Карлу Леопольду в завоевании города Висмара.
Тут он помолчал и потом продолжил.
- Семейную жизнь Екатерины Иоанновны не можно назвать счастливой. С своей русской женой герцог обращался грубо, проявляя жестокость или равнодушие. Не выдержав грубого обращения, она вернулась в Россию. С собой забрала маленькую дочь Елизавету Катерину Кристину.
- А как же отреагировал на это сам герцог? – спросила Анна.
- Да по сути, развода-то и не было, - усмехнулся криво князь. - Однако предъявлять претензии племяннице Петра Великого герцог не стал. Сам же Карл Леопольд вскоре потерял престол, а сидит пленником в крепости Дёмиц.
Утром, едва расцвело, еще до захода Берты, она накинула халат и выглянула в двери, тихонько приоткрыв их. На нее взглянули синие глаза рослого парня в форме дворцовой стражи.
- Ваше величество что-то желает?
- Ты - Николай? – прошептала она.
Он кивнул.
- Держи, - подала она небольшую записку. – Знаешь, кому отдать?
Тот вновь кивнул и тут же спрятал за обшлаг рукава.
- Как будешь приносить что-то, то передавай Берте. Понял? Ко мне не подходи.
Тот опять кивнул.
Анна вновь тихо прикрыла дверь и тут же потянулась. Она выспалась, и теперь у нее было прекрасное настроение.
- Сегодня буду вплотную заниматься кабинетом. Потом читать газеты и учиться писать.
После плотного завтрака Берта помогла ей одеться и причесаться. Поднесла вновь пудру, чтобы припудрить волосы по моде, но та отодвинула ее руку:
- Никогда не протягивай мне эту гадость на волосы.
Берта тяжело вздохнула:
- Но по правилам же.
- Кто эти правила придумал? А? Во французском дворе? Так они русской императрице не указ. К тому же у меня есть пара задумок, как преобразовать и эти платья и корсеты тоже. Много ткани, много камней, а толку мало – ни быстро двигаться, ни даже танцевать. Кстати, Берта, ты выполнила мое поручение пригласить музыкантов и танцмейстера? Нужно вспомнить местные танцы, а то в своей вотчине все позабылось.
Тут она слегка вздохнула и Берта не поняла, то ли Анна огорчена, то ли не нужны ей и эти танцы. Вообще в последнее время она все больше и больше напрягает ее своими причудами.
- То не подавай ей горшок под платье, она, видите ли, сама. А как сама-то? Все юбки извозюкает, а мне стирай потом. То ей холодно без нижнего белья. А зачем оно? Юбку приподняла и сходила стоя, потом подтерлась нижней юбкой и вся недолга. Смеется, говорит, не снайпер не попадает стоя. Что за снайпер такой? Может мастер, что горшок лепил? Не понимаю, а спросить стесняюсь. Сама еще мало знаю русский язык и местный говор.
Тут она вздохнула и принялась за уборку спальни.
Анна двигалась по коридорам и вскоре обнаружила, что те комнаты, которые она указала Долгорукову, убираются и даже втаскивается мебель. Руководит этим всем управляющий зданием, приятный старикан Кирилл Константинович Замятин. Выслужившийся их дьяков в экономы, он знал все прилегающие к Кремлю здания и постройки. Когда Анна попросила рассказать о новом строительстве внутри Кремля, то он только почесал затылок, нового не было.
- Матушка-государыня, хорошо бы старое подправить. Куды ж об новом речь.
Видно было, что печется он от души и это хлопотливое дело любит, судя по тому, как уже убраны и почищены были все комнаты, выбранные ею, и даже вносилась мебель. Вот здесь и нужны были замечания самой царицы, как он ее величал.
Анне нравилось это иконно русское обращение и то, что этот дьяк обращался к ней на «вы», не то что зазнайка Долгоруков.
Она взяла бразды правления в свои руки и начала указывать рабочим, какую и куда ставить мебель. Работали они так до обеда и остались довольны – она расторопностью и умением угадать вкус её, он же вежливостью и спокойствием новой царицы.
Кабинет осмотрел после обеда и один из «верховников» Михаил Голицын. Это ему подчинялась стража Кремля и некоторые полки под Москвой. Кстати и конный полк, сформированный из вольных казаков с Сечи, которые за плату служили в московских войсках, а скорее охраняли самих «верховников» и Голицыных.
- Только от кого? – усмехнулась про себя Анна, когда узнала об этом. – Скорее от будущих группировок и возможных бунтов тех же противников. Надо думать и об этом. Как там петровы преображенцы? Они-то с кем? Ох, как нужен мне военный, который сможет все это объяснить и разобраться. Сама я в таких вещах полный профан. Помню даже сопротивлялась своему же начальнику охраны. А как он был прав! Хотя и его камеры не помогли, как и водитель-охранник.
- Если захотят убить, то найдут время и место. Это точно.
Тут она тяжело вздохнула и задумалась. От мрачных дум ее отвлек голос Михаила Голицына.
- Ваше величество, и здесь тоже нужен страж, как по всему коридору. Вот где я вам такое количество найду? Как-то не ко времени вы поставили меня в тяжелое положение.
- Так дайте сюда преображенцев, раз своих не хватает, али семеновцев? – сделала глупое обиженное лицо Анна. – А ежели нет, то и так обойдусь.
Он слегка задумался и сморщился.
- Вот зачем ей нужны эти оболдуи! Точно ни черта не знает и не помнит. Еще и этот кабинет! Тоже мне императрица бумажная! Видно ведь, что глупа, как гусыня, а туда же.
Тут он чуть ли не сплюнул, но сдержался.
- Придется ставить по всему пути до кабинета. Тьфу! Придумала тоже – кабинет ей!
Натянув на лицо улыбку, обещал прислать кого-нибудь. На том и порешили.
Голицын раскланялся и ушел раздраженный, а Анна потерла ладони:
- Не любишь ты преображенцев! Надо подумать, кто там из них входит в группу противников и в какую. Да, кстати, - вдруг остановилась она и похлопала ресницами, вспоминая. – А как там по истории - и Елизавета, и Екатерина пришли к власти на штыках гвардии? Ну, конечно! Без них будет сложно. Власть требует защиты. Тем более, что тут возможны любые повороты.
Она быстро пошла в свои комнаты и тут же была остановлена махом руки Берты. Та показала ей кончик письма, что прятала за передником. Анна, оглядываясь, прошла в покои и тут же выхватила из рук камеристки бумагу.
- Постой у дверей! – приказала она полушепотом.
Развернув, прочла:
- «Была встреча с противниками «верховников». Они готовы поддержать тебя. Также военные и представители Синода и Сената».
Анна перечла еще раз письмо и тут же сожгла его над свечой, бросив остатки на железный поднос. Пока догорал листок, она улыбалась.
- Будет у меня команда!
На следующий день она также по утру, передала Берте свое послание, а та Николаю, который сделал вид, что ухаживает за женщиной, для отвода глаз. Они иной раз останавливались у всех на виду и разговаривали, улыбаясь друг другу. Так решила Анна, когда обговаривала почту от сестер и обратно.
Известие пришло утром после завтрака. Берта передала ей также тайно еще и записку, в которой Катерина сообщала, что вместе с приглашением высылает ей «маскерадный» костюм.
- Почему такой, потом сама поймешь. Если кто будет спрашивать – это форма поручика Лейб-гвардии Преображенского полка, сформированного самим Петром, его детище и первый друг и соратник.
Анна развернула сверток и разложила на кровати мундир зеленого цвета с красным подбоем. Это были: красный с узкими рукавами камзол, зеленый с обшлагами на рукавах и в талию кафтан, штаны до колена зеленого же цвета, красные чулки и сапоги, черные с раструбами у колена. По краям бортов, обшлагов и карманных клапанов кафтана и камзола, по боковому шву штанов и краю шляпных полей был нашит золотой галун. Шляпа, треуголка, кроме всего украшена была плюмажем из белых и красных перьев. Пуговицы вызолочены, а шейный платок офицера из белого шелка. Здесь же были перчатки из тонкой кожи и парик с локонами. Тут же прилагался шелковый шарф – бело-синие-красный с серебряными кистями.
Это был костюм обер-офицера. Но есть еще и костюм штаб-офицера. И хотя они ничем не отличались, но было одно маленькое но – шарф прилагался с золотыми кистями, с белой полосой с примесью серебра, а у полковников еще и красная, с примесью золота.
- Эти шарфы надо носить через правое плечо и завязывать узлом у левого бока. Оружие в виде шпаги пока не прилагается. А также нагрудный знак с позолоченной каймой, - читала Анна, пока рассматривала костюм.
- Только зачем она описывает все это? Мне что, надо об этом знать? Странно.
Берта тоже внимательно рассматривала мундир и качала головой:
- Не нужно фрау одевать это мужское платье.
- Почему? – удивилась Анна, глядя на женщину, поджавшую в осуждении губы. – Это же просто карнавал, «маскерад». Там все рядятся, кто во что хочет. От этого им весело.
- Все равно – нехорошо, - продолжала неохотно Берта. – К тому же вы же императрица. Что скажет народ, увидев вас в таком наряде? А церковь?
Анна задумалась.
- Но зачем представителям церкви находиться на карнавале? Думаю, что они даже если и получили такое приглашение, то никто не придет. Потому что это не официальный бал, а скорее вакханалия. Зачем им смотреть на непотребство.
- Я думаю, что меня никто не узнает, - улыбнулась она, глядя на осуждающую её костюм камеристку. – Тем более что буду еще и в маске.
Она указала на черную бархатную полумаску, что лежала сверху белого шейного платка.
- Вот тут написано, как надевать все это. Думаю, что у нас с тобой не будет никаких трудностей. Можем попросить Николая посмотреть и если надо поправить мой костюм.
Тут она заметила, как краска при упоминании имени стражника бросилась в лицо невозмутимой Берты.
- Ага! – чуть ли не вслух ахнула Анна, глядя на смутившуюся женщину. – А у нас что - чувства? Вот тебе и «железная» Берта!
- Я забираю почистить, - сказал она, пряча глаза, быстро сгребла костюм и шементом вымелась из спальни, аж, дверью хлопнула.
- Ничего себе «картины маслом»! – усмехнулась довольная Анна. – Жизнь-то продолжается?
Она тихо рассмеялась и проследовала в свой кабинет. По ходу с улыбкой отвечала стражникам, кивая на их непременную вытяжку во фрунт, когда проходила мимо. Теперь она с интересом рассматривала их костюмы и то, как они сидели на фигурах. Анна отметила, что у некоторых разные были цвета платья, но пошив один и тот же, кроме всего из обуви в основном были башмаки с пряжками и без париков с локонами. Простой с букольками над ушами и косицей сзади. Но все присыпаны то ли мукой, то ли мелом и часть их лежит на плечах. В руках держали пики и сабли, висевшие на портупее сбоку. Шейный платок был черного цвета, а по талии и через плечо шел белый ремень.
Теперь Анне был понятен фасон тогдашней военной моды. Сравнивая со своим прошлым видением солдата и офицера, она усмехалась – до какой же степени красота перекрывает удобство.
Но особенность в том, что ее слова и мысли были правильными, она узнала, лишь только начала надевать этот офицерский костюм. Берта глядела на бумажку, в которой были расписана очередность надевания, а Анна, стоя перед зеркалом, только фыркала и ежилась. Ну, во-первых, пришлось что-то придумывать вместо трусов или хотя бы подштанников. Натягивать на голое тело шерстяные штаны – себя не уважать. И хотя сукно было хорошего качества, все же без дополнительного белья как-то не комильфо. Во-вторых, при повязывании шейного платка вышла конфузия, так как ни Берта, ни тем более Анна не знали, как это делается правильно – то ли концами назад, то ли вперед. Пришлось звать, стоящего на страже, семеновца. Тот был сильно удивлен, потом разволновался, как же, сама императрица просит прикасаться к ней, но со своей задачей справился. Кстати он же помог повязать и офицерский шарф через плечо. В конце, после Анниной благодарности, попросил сказать слово. Она разрешила.
- А почему же вы надели форму поручика, ваше величество?
- А какую следует? – спросила у него удивленная Анна.
- Вам бы следовало полковником быть, преображенцем, - ответил, несколько смущаясь, молодой стражник.
- Ну, до этого дорасти еще нужно, - усмехнулась Анна.
За ней заехал Михаил Голицын, предварительно переговорив с начальником охраны и прихватив с собой шестерых конных охранников. Возок был вместительным и Анна, с накинутой епанчой, подбитой темным мехом, в треуголке, совсем не была похожа на важную даму. Скорее это был преображенец офицер, и даже без маски мало угадывалась императрица. Анна, еще ранее, когда оглядывала себя в зеркало, отметила, что форма ей идет лучше, чем платье и чувствует она себя намного раскованно.
- Но форму надо как-то менять, - еще тогда подумала она, помахав руками и нагнувшись пару раз в пояс. - Трудно делать дальние марши в таких вот туфельках по нашим российским дорогам и при том в морозы еще и в таком плащике, вместо полушубка или на край ватника. А шляпа! Мама роди меня обратно! Только по салонам ею махать перед дамами, а не под ветром стоять. Парики! Жуть! Зачем отвлекать солдата на все эти заморочки! Эх, ма! Сколько надо еще дел сделать! Но обязательно буду матерью нашим солдатам. Тепло, удобно, скрытно – вот девиз будущей армии, а не эти куртуазные платья с перьями и шелковыми шарфиками.