Imperium caelesti: Сборник

Источник мудрости

«Εν οίδα ότι ουδέν οίδα»

с лат. «Я знаю то, что я ничего не знаю»

— Эй! Туда нельзя! — зашипел Окарий и взмахнул метлой.

— Что? Почему? — удивилась, сбитая с ног, остроухая девочка.

— Потому что нельзя.

Малышка нахмурилась. Пользуясь преимуществом своей фамилии, она свободно могла расхаживать по всей Небесной канцелярии, чем, собственно, в последнее время и занималась. С невероятным детским любопытством, она залезала везде, куда только могла добраться своими маленькими ручками и нередко тащила всё, что не прибито, являясь серьёзной проблемой для старших.

Облюбованная ею библиотека не стала исключением. И ей было совершенно непонятно, как кто-то вроде этого мелкого божества с метлой смеет преграждать ей путь.

— Ну и что такого в этом дряхлом свитке? Он кусается? Из него выскочит чёрт и съест меня?

— Любопытство твоё тебя съест, — огрызнулся мальчишка.

— А мне, между прочим, сам Илинга разрешил, — будто бы невзначай бросила она и с наигранной скукой принялась рассматривать паука в дальнем углу зала.

Окарий замер, услышав имя мастера, но, в ту же секунду вернул себе самообладание.

— А я не разрешаю.

— Ты плохо слышишь? Мне разрешили, разрешили, значит мне можно, ясно?

— Нельзя.

— А я говорю можно!

Парень засопел, начиная терять терпение.

— Мало ли что ты говоришь...

— Ты не имеешь права мне указывать! Я всё равно туда попаду!

Он стиснул черенок метлы.

— Нет.

— Мне можно везде, куда я захочу!

— Нет.

— Да кто ты вообще такой?! — девочка перешла на визг, её пухлые щёчки стали наливаться краской.

— Тебе туда нельзя.

— Ах так?! Ты… ты скучный! Душный вредина, самый настоящий зануда!

Он медленно вдохнул.

— Да если я захочу - ты до конца света будешь подметать эти дурацкие полы! И никакой Илинга тебя не спасёт, понятно? Да тебе в жизни никогда не стать таким как...

Выдох.

Над головой девочки со свистом пронёсся совок, разбрасывая в полёте всё своё содержимое. Девчушка ойкнула и испуганно умчалась прочь.

— Маленькая нахалка, — проворчал Окарий и, перехватив метлу поудобнее, направился в сторону образовавшейся мусорной кучи, с многострадальным совком посередине, — думай, что говоришь.

За полтора столетия Окарий только и делал, что протирал пыль со стеллажей и изредка проводил экскурсии. Научившись вести документацию у жнецов, он восстановил порядок в библиотеке, что было не по силам его уже немолодому наставнику. Прошла быть может ещё декада и он, наконец, занялся древними свитками. Работы было много. Ученик злился на Илингу, что тот совершенно не уделяет ему внимания, а всё своё свободное время проводит за посиделками с Богом Смерти.

«Вот бы хоть раз увидеть его занятым делом...» — думал юноша, расчищая опавшую листву. Мастер ещё ни разу на его памяти не показывал себя серьёзным или хотя бы сосредоточенным, взгляд его был отстранён, а с лица никогда не сходила добродушная улыбка. Сам Илинга, однако же, несмотря на напускную ветреность, считал себя довольно дисциплинированным.

По молодости, бесшабашный Бог Слова, разительно отличался от нынешнего себя. Он беззастенчиво лгал, частенько прокрадывался в умы людей и увлечённо манипулировал их сознанием: то обращался остро брошенной фразой, что служила началом кровопролитных войн, то сладко льстил комплиментом, то забавлялся, пугая до дрожи таинственным словом, то убивал жестокой правдой. Он развлекался, как развлекается безумный учёный, занятый очередным экспериментом. Люди его боялись, они были беспомощны перед его властью, и хотя некоторые пытались дать ему отпор обетом молчания, однако же контролировать приходящие мысли даже им было не под силу.

Окарий, благо, не знал своего учителя таким и уже вряд ли узнает. Ему бы такая картина пришлась не по вкусу.

Он застал наставника за игрой в Маджонг.

— Эта девка…

Костяшки его рук побелели от напряжения, а на ладонях всё ещё оставался красный след от черенка. Торопливо ступая, он, казалось, готов был взорваться на месте от переполнявшего его гнева и негодования.

«Да как эта пигалица вообще посмела так себя вести?!» — мысленно распалялся Окарий.

Не оборачиваясь, Илинга хмыкнул и сделал ход. Его соперник, молодой статный Бог Смерти, удивлённо взглянул на мальчишку.

— Ты уж прости её, она ещё научится контролировать эмоции, — улыбнулся Илинга, — а вот тебе, в твоём-то возрасте уже неприлично так себя вести.

— Мастер... — как водой облитый, Окарий смутился и стыдливо отвёл взгляд. Он вдруг почувствовал себя страшно виноватым за собственную несдержанность.

Застыв на месте, ошарашенный мальчишка, разом позабыв все слова во вселенной, не знал, как и ответить за свою выходку. Крупицы понимания время от времени достигали его разума, но контролировать себя ему ещё только предстояло научиться. Да, ровно как и той девчонке, но ему совершенно не хотелось ставить себя на один уровень с ней, он же старше, он ведь гораздо умнее. Он через многое прошёл, многое узнал, так почему же ему нельзя время от времени выпустить эмоции, что значит неприлично так себя вести?! Вопрос закрутился на кончике языка, готовый сорваться в любую секунду, но Окарию всё ещё было обидно. Он решил молчать.

Шли минуты, молчание затягивалось. Тягучую тишину нарушал лишь мерный стук деревянных фишек, да посвистывание Илинги.

Наконец раздался тихий вздох, Бог Смерти прикрыл глаза, с досадой признавая поражение. Обернувшись в сторону Окария, дабы узнать, что же всё-таки учинила его дочь, он увидел лишь удаляющуюся спину вспыльчивого юноши.

В библиотеке царствовала меланхолия. Пыльные фолианты тесно соседствовали друг с другом на полках. Широкие стеллажи высились до потолка, заполняя собой всё пространство, оставив лишь небольшие коридорчики, сквозь которые лился ярко-алый свет закатного солнца. В воздухе летала пыль и запах старины, такой привычный, что казалось, будто бы выйди наружу и тут же станет нечем дышать.

Берег Стикс

«Όταν είναι κανείς νέος, είναι πολύ νωρίς. Όταν είναι

γέρος, είναι πολύ αργά.»

с лат. «Когда ты молод, то слишком рано.

Когда ты стар, то уже слишком поздно»

— Плывут немые облака, светла дорога, по ним, прозрачна и легка, скользит пирога...

Весло плавно разрезало водную гладь, мелодичный голос Лодочника эхом разносился по ущелью, растворяясь в лабиринтах скал и оседая на вершинах сосен. Очередной порыв ветра взлохматил длинные серебряные волосы, волнами ниспадающие из под низко надвинутого капюшона, однако Лодочнику не было до этого никакого дела, он продолжал грести, негромко напевая одну из тысячи запомнившихся песен.

— Скользит пирога над землёй в лучах рассвета, и мальчик спит в пироге той — похож на лето.

Стоило скалам расступиться, как тут же во все стороны брызнул свет. Серое ущелье сменилось густым сосновым лесом. Лодочник улыбнулся и смахнул капюшон, подставляя лицо тёплым лучам заходящего солнца. Он не впервые проходил по узкой реке, видел и эти скалы, и сосны, но всё же, каждый раз, не уставал любоваться природной красотой этого места. Вдыхать терпкий аромат хвои, закрывать глаза, слушая шелест травы с редким пением птиц. В такие моменты ему самому хотелось петь, в чём он, собственно, никогда себе не отказывал.

— Он спит, не ведая, куда несёт течение, и жизнь не радость, не беда, а приключение. Рука не трогает весла, несёт пирогу, вода прозрачна и светла, и слава Богу.

По левому берегу показался силуэт. Спустя ещё пару минут силуэт обернулся девушкой, сидящей на камне, чьи ноги были по колено в воде. Она, задрав голову, меланхолично наблюдала за вяло текущими облаками. Недолго думая, мужчина окликнул её, направив лодку к берегу.

— Доброго вечера, принцесса ада, что вы здесь делаете?

— Здравствуй, Лодочник, — без энтузиазма отозвалась она, не обращая внимания на шутку — я... в общем-то так.

— А вы упорно отказываетесь обращаться ко мне по имени.

— Его ещё запомнить постарайся — буркнула девушка.

— Может оно и к лучшему, — Лодочник еле-заметно улыбнулся, — желаете составить мне компанию?

Она пожала плечами и тут же ловко спорхнула с камня, оказавшись по пояс в реке. Лодочник кивнул и подал ей руку.

Солнце зашло. На небе одна за одной начали вспыхивать звёзды, а воздух наполнился свежестью. Девушка укуталась в плащ, наблюдая за ритмичными движениями весла. Тихое пение попутчика невольно вызывало улыбку на хмуром лице, и вот уже спустя каких-то полчаса она и думать забыла о том, что только недавно тяготило её сердце. Было в этом месте и впрямь что-то волшебное, но вот что, не могла сказать ни она сама, ни её спутник.

Время, казалось, текло здесь по-особенному, дочь Бога Смерти не привыкла отсчитывать его про себя, как это делали многие в Небесной канцелярии, но даже она заметила, что минуты тянутся дольше обычного, так, будто бы они уже целую вечность идут по реке, нет которой ни конца, ни края.

— Это та самая мёртвая река? — девушка прервала тишину.

— Река мёртвых, — поправил её Лодочник, — да, вы правы, это она и есть.

— Угх... я думала она будет, ну, несколько шире и более величественнее что-ли.

Лодочник хмыкнул, не зная, что и ответить. Река как река, что тут должно быть особенного? Не всё ли равно как выглядит река мёртвых, когда гораздо важнее что она в себе несёт.

— А переправляешь ты лишь достойных? И как вообще успеваешь перевезти всех? — сидя спереди, она неожиданно развернулась, поймав на себе взгляд удивлённого спутника — Неужто время останавливаешь?

— Вижу, вам стало лучше, — он накрыл лицо капюшоном, — что ж, вы верно подметили, принцесса, место в моей лодке действительно есть не для каждого, да и время, к слову, здесь, в самом деле, замедляет свой ход, правда не по моему желанию, вам разве не рассказывали?

— Не было нужды.

— Правда? Не думал, что в Канцелярии ещё остались те, кто не знаком с моей ролью.

— А что тут знать, возишь смертников туда-сюда — вот и вся работа.

Он усмехнулся в бороду.

— Нет, не совсем...

***

Мужчина нервничал. То и дело протирая мокрым платком вспотевший лоб, он опасливо озирался по сторонам. Его проводник, тёмной фигурой возвышающийся впереди, закрывал собой солнце. За всю дорогу они и словом не перекинулись, что заставляло мужчину нервничать ещё больше.

Наконец, собравшись с силами, он молвил осторожно:

— Я знаю кто ты.

Лодочник ни шелохнулся.

— Ты тот, кого называют Хароном.

— Кем? — Весло на мгновение остановилось.

— Дьявол, что души перевозит в царство мёртвых.

— Ох, как угодно.

— Вот значит как. Ты... вы, да как вы смеете, я... меня нельзя вот так.

Не до конца понимая реальность ли это или всего лишь дурной сон, он отчаянно цеплялся за всё то, что связывало его с жизнью, будь то религия или же чувство собственной важности. Совершенно не понимая, как так могло получиться, что его, порядочного христианина, вдруг везёт в лодке какой-то чёрт из греческих сказок. Он до последнего надеялся, что это всего лишь краткое помутнение. Или в самом деле сон.

Солнце скрылось за облаками, на лицо мужчины упала мрачная тень.

— Я просто не верю, что это ещё за царство мёртвых? А где же ангелы? Эй, вы меня слышите, у вас вообще существуют ангелы?

При упоминании крылатых Лодочник скривился, но отвечать не стал, лишь неопределённо покачал головой.

— Ах, да какие у вас тут могут быть ангелы...

Мысли мешались в кашу, должно быть это место пагубно влияло на психику, ведь, если это всего лишь сон, почему он так нервничает? А если правда, то почему не помнит собственной смерти?

И от чего же он всё ещё не может проснуться?

— Ах, неужели я был так грешен... — нескончаемо причитал он.