Империя Алого Пламени: Рождение Искр

Пролог — «Искра превращается в огонь»

Огонь не обещает тепла.

Он не предупреждает.

Он приходит — чтобы забрать.

Этой ночью он забрал всё.

Он влетел в деревню, запнувшись о чью-то руку, коврик, обломок двери — он даже не видел, что именно. По улицам бежал огонь. Дома трещали, крыши падали, где-то кричали люди — но эти крики как будто уже шли издалека, из другого мира.

У их дома дверь была сорвана с петель.

Зул вбежал внутрь — и мир остановился.

Отец лежал у дальней стены.

Его нельзя было назвать «раненным». То, что было грудью, теперь напоминало разорванное гнездо. Рёбра разошлись наружу, словно кто-то разорвал его руками, чтобы добраться до самого важного. Кровь расплескалась по стенам, смешавшись с копотью.

Сердца не было.

Оно не было выбито, разрезано или прожжено.

Кто-то вытащил его.

Зул услышал, как внутри что-то хрустнуло. Только потом понял — это были его собственные зубы.

— Папа… — прошептал он, — пап…

Ответа не было.

Взгляд сам скользнул в сторону — к тому, что цепляло краем сознания.

Мать.

Она стояла на коленях, прижимая к себе обеих дочек. Закутанные в одеяла, с распущенными волосами, они выглядели так… по-детски. По-живому. Если не смотреть на то, как неестественно лежали их шеи.

Но мать ещё дышала.

— Зул… — её голос был хриплым, будто горло прожгли изнутри. — Малыш… иди… сюда…

Он упал рядом, почти рухнув ей на руки.

— Мама… мама…

Она попыталась поднять руку, чтобы погладить его по щеке, но смогла дотянуться только до подбородка.

— Слушай… — каждое слово давалось с усилием, — жизнь… станет пеплом. Люди… исчезнут. Клан… исчезнет. Всё… уйдёт…

Её пальцы слабо сжали его лицо.

— Но ты… ты должен… улыбаться.

Слёзы жгли глаза, но он смотрел в её лицо.

— Даже если больно, — шептала она. — Даже если всё… рушится. Даже если ты… один…

Он мотнул головой.

— Я не… — голос сорвался, — я не смогу…

— Сможешь, — она чуть улыбнулась. — Ты… мой сильный… мальчик…

Он чувствовал, как её руки слабеют.

— Мама, я… я буду. Обещаю. Обещаю, слышишь? — слова захлёбывались, но он вытянул губы в дрожащую, кривую улыбку. — Я буду… улыбаться.

Её взгляд на секунду стал яснее.

Она увидела эту улыбку.

И сама — едва-едва — улыбнулась в ответ.

— Вот… так…

Рука соскользнула.

Голова чуть опустилась.

И в доме стало по-настоящему пусто.

Зул вцепился в её одежду, прижался к плечу. Некоторое время он просто сидел так, слыша свой собственный тяжёлый вдох и треск горящего дерева где-то снаружи.

Потом он вытер лицо тыльной стороной ладони.

Выдохнул.

И, глядя на безжизненные лица, снова улыбнулся.

Ужасно. Криво.

Но честно.

— Я… обещал, — прошептал он.

И в этот момент дом снова вспыхнул светом.

Хлопок, как от лопнувшего бревна. Красная вспышка — не от огня, а от чего-то другого, более плотного.

Зул обернулся.

В дверном проёме стоял силуэт.

Нечеловеческая осанка. Ноги слегка согнуты, руки опущены, но напряжены. На голове — звериная маска, чернеющая в отблеске пламени. Рога загнуты назад, как у демона или чудовища из старых сказаний.

Он даже не сразу понял, что это не чудовище, а человек.

Фигура молча пересекла комнату — одним рывком, так быстро, что Зул не успел даже вдохнуть.

Рука с когтистыми пальцами ухватила младшую сестру за волосы, резко оторвала её безжизненное тело от матери.

— ЭЙ! — сорвался крик сам.

Чужак повернул к нему голову.

Зул увидел в прорезях маски тьму. Ни глаз, ни отблеска. Просто чёрные провалы.

Существо чуть наклонило голову, будто изучая его, а потом, как ни в чём не бывало, повернулось и исчезло одним прыжком — оставив в воздухе потревоженный жар и тонкий след копоти.

Зул рванулся вслед.

Он выбежал наружу — и остановился.

Деревня полыхала. Дома рушились, крыши оседали, воздух был толстым от дыма. Пепел падал на кожу, лип к волосам. Он хрустел под босыми ступнями, как песок.

И среди этого ада стояли они.

Четыре фигуры, как четыре разных ответа на вопрос «что такое смерть».

Первый — сидел на крыше их соседнего дома.

Огромный. Даже на таком расстоянии было видно, насколько он велик. Белые волосы спадали до плеч, в лунном свете казались сделанными из снега или пепла. Всё тело — в шрамах, глубоких, тяжёлых, перекрывающих друг друга, будто кто-то раз за разом пытался разорвать его на части и не смог.

Он лениво свесил одну ногу вниз, опираясь локтем на колено, и смотрел прямо на Зула.

Посмотрев, он хрипло сказал, будто просто констатируя факт:

— Этот не должен был выжить. *Пауза*. — А значит — выживет.

Сказано это было не злобно.

Скорее… с настоящим интересом.

Второй — стоял на огромном валуне, возвышаясь над пеплом.

Чёрная мантия спадала тяжёлой волной — и шевелилась сама по себе, как жидкая тень. Около его ног из земли торчали костяные руки, черепа, челюсти — словно сама почва пыталась выбраться наружу под его влиянием.

Сгустки полупрозрачных теней ползали по его одежде, иногда складываясь в очертания зверей или людей.

Он не произнёс ни слова.

Но от него тянуло холодом могилы.

Третья — появилась вспышкой пепла в трёх шагах от Зула.

Девушка, облегающая красная броня, будто из застывшего пламени. Волосы — тёмные, с алыми прядями. Глаза блестели азартом, как у ребёнка, нашедшего новую игру.

Она провела пальцем по своим губам, рассматривая его снизу-вверх, и тихо, будто делилась тайной, сказала:

— Улыбка во время резни?

Она чуть склонила голову.

— О-о-о… мы с ним подружимся.

В её голосе не было жалости. Только предвкушение.

Четвёртая — стояла на разрушенной стене чуть поодаль.

Глава 1 — «Никогда не сдавайся»

Утро в долине Флэймингов разворачивалось медленно, как свиток.

Солнце поднималось из-за холмов, проливая по травам густое золото. В низинах ещё держался туман — белые ленты, лениво ползущие к ручью. Вода звенела, прыгая по камням, птицы резали воздух быстрыми белыми вспышками.

Деревня выглядела так, будто стояла здесь всегда.

Дома — деревянные, с резными балками и огненными узорами по кромкам крыш. Над входами — символы клана: пасть дракона, извергающая пламя. Из печных труб уже тянулся дым — пахло хлебом, жареным мясом, мокрым деревом.

Высоко на склоне стоял больший дом — жилище главы рода. Не самый роскошный и не самый высокий, но построенный так, чтобы его всегда было видно.

Чуть ниже — дом Кракса Флэйминга.

У порога стоял мальчишка и смотрел на долину, будто запоминал её до последней травинки.

Зул.

Не самый высокий среди сверстников, не самый широкоплечий. Нормальный. Чуть худощавый. Волосы — ярко-красные, будто поймали на себе отблеск костра. Глаза — тоже красные, обычно тёплые, но сейчас сосредоточенные.

Если приглядеться к его рукам, к коже на запястьях, можно было заметить странное: тонкий дымок, поднимающийся из-под кожи. Едва заметный, словно кто-то спрятал под кожей тлеющий уголь.

Не жар и не пламя.
Только дым.

Он сжал ладонь, подождал. Дым на секунду стал чуть гуще, потом снова ослаб.

— Всё там же, — тихо сказал он сам себе. — Ни жара, ни вспышки. Красота.

Ветер шевельнул траву. Внизу кто-то зевнул, кто-то отворил ставни, загавкала собака. Долина просыпалась, мир был… нормальным.

И именно это немного раздражало.

Дверь за его спиной распахнулась резко, будто её ударили.

— Ты чего тут застыл? — голос был тяжёлым. — Солнце уже выше крыши.

Он обернулся.

Кракс Флэйминг заполнял дверной проём целиком.

Высокий, широкий, плечи — как балки дома. Руки — жилистые, в старых ожогах и мозолях от тренировок и настоящих боёв. Лицо — грубое, резкое, с короткой тёмно-рыжей щетиной. На груди, под распахнутым воротом, виднелась старая выжженная метка клана — знак, который дают тем, кто уже не просто ученик.

Он посмотрел на сына так, как смотрят на оружие: не с нежностью, а с оценкой.

— Тренировка начинается через двадцать минут, — сказал он. — А ты всё ещё здесь.

— Я выйду вовремя, — ответил Зул.

— Вовремя — это уже поздно, — отрезал Кракс. — На войне «вовремя» значит, что твои товарищи уже лежат в земле.

Он спустился на крыльцо — доски чуть скрипнули под тяжёлой поступью.

— Ты — Флэйминг. — Он говорил без крика, но каждое слово ложилось как удар. — Ты должен приходить первым.

Уходить последним. И между этим — гореть.

Зул сжал челюсть.

— У меня пока не горит.

Взгляд Кракса на миг опустился к его рукам. К тонкому дымку под кожей.

Лицо на секунду стало жёстче — не от злости, от чего-то более глубокого. Это «что-то» тут же спряталось.

— Гореть будет, — буркнул он. — Но если будешь ждать, пока оно само зажжётся, — сгоришь первым.

Он помолчал, будто решая, говорить ли дальше.

— Сегодня… — произнёс он наконец, — постарайся показать что-то, за что не будет стыдно.

Это был его вариант «я верю в тебя».

Зул выдохнул.

— Я постараюсь.

Кракс уже разворачивался, но задержался на полшага.

— И, Зул… — он говорил в сторону, не поднимая взгляда, — я не хочу, чтобы ты стал слабым. Это… всё.

Он вернулся в дом, оставив после себя запах дыма и железа.

Зул стоял ещё пару секунд.

«Я не хочу, чтобы ты стал слабым», — вращалось в голове.

Тёплое? Неприятное?
Оба сразу.

Он чуть улыбнулся — больше для себя, чем для кого-то.

— Да, отец, — тихо произнёс он. — Я тоже.

Едва Кракс скрылся внутри, на порог вышла Лайрин.

Она не заполняла пространство — она делала его мягче.

Среднего роста, с длинными, мягко волнистыми волосами. Глаза — тёплые, глубокие, с тем самым взглядом, который делает любую комнату домом. Простое платье на ней выглядело почти нарядно — не из-за ткани, а из-за того, как она держалась.

В руках — сложенный тёмный плащ.

— Ты опять стоишь и думаешь? — спросила она.

— Как будто это преступление.

— Для Флэймингов? — она чуть улыбнулась. — Вы так привыкли чувствовать мир сердцем, что, когда включаете голову, всё становится подозрительно серьёзным.

— Не знаю, комплимент это или угроза.

— И то, и другое, — мягко ответила она.

Он взял плащ, она привычным движением поправила ему ворот.

— Отец опять был… — она чуть прищурилась, — отцом?

— Угу.

— Не слушай его тон, — сказала Лайрин. — Слушай смысл.

— Смысл в том, что я всё делаю неправильно, — проворчал он.

— Нет. — Она чуть сильнее сжала ткань у него на плече. — Смысл в том, что он очень боится за тебя. И совсем не умеет говорить об этом так, как я.

Он на секунду задумался.

Лайрин наклонилась чуть ближе.

— Ты… — она улыбнулась, — мой любимый мальчик. И ты сильнее, чем кажешься. Даже себе.

Сердце стало немного легче, будто внутри кто-то убрал один лишний камень.

— Постараюсь не опозорить клан, — сказал он.

— Постарайся не потерять себя, — возразила она. — А клан… как-нибудь справится.

Она слегка подтолкнула его к дорожке.

— Иди. И улыбнись хотя бы раз по пути. Хотя бы один из десяти — от меня.

— Это много, — хмыкнул он.

— Тогда один из двадцати. Договорились?

Он всё-таки усмехнулся.

— Ладно.

Он уже сворачивал к тропе, ведущей к тренировочным площадкам, когда сверху донеслось:

— БРАААТ! ПОЖДИ!

Он едва успел повернуться.

Алия неслась по склону так, будто собиралась догнать само солнце. Волосы — ярко-красные, почти алые — ловили каждый луч и действительно казались пламенем. Красные глаза сияли чистым восторгом.

За ней, аккуратно придерживая подол и стараясь не наступить ни в лужу, ни в кочку, спускалась Мирэя.