Империя булок. Или как я открыла франшизу в другом мире

Глава 1. Перфекционизм с нотами ванили и драмы

Воздух на кухне был настолько густым, что его можно было резать ножом для масла, которым Оксана с ювелирной точностью выравнивала поверхность муссового торта. Он пах ванилью, дорогим горьким шоколадом и… перманентной тревогой. Отсюда и эта особая плотность. Оксана, звезда кулинарных шоу и владелица самого модного ресторана в городе, в который раз за сегодняшний день творила свое знаменитое блюдо — десерт «Страсть». Название было вычурным, но оно идеально отражало суть: страсть, пропущенная через фильтр русской одержимости.

Дверь на кухню скрипнула с такой интонацией, будто собиралась пожаловаться на сквозняк. На пороге замерла Лена, лицо ее выражало столько, что хватило бы на мыльную оперу про тяготы жизни с гением.

— Да Господи, сколько можно? — выдохнула она, и в ее голосе звенела сталь, обычно используемая ею для вскрытия упаковок с пельменями. — Конкурс начнется только через четыре часа! Ты опять репетируешь свой десерт? Самой не надоело?

Оксана даже бровью не повела. Ее взгляд был прикован к термометру, погруженному в карамель. Малейшее отклонение от ста двадцати одного градуса Цельсия было подобно оскорблению предков.

— И тебе привет, солнышко, — проговорила она механически. — Ты же знаешь, мне мало «хорошо». Мне нужно «безупречно». А «безупречно» — это когда каждый кристалл сахара в карамели сияет, как слеза невинной девы на заре. И за эти четыре часа мне нужно ещё немного отточить мой конкурсный десерт, потому что предыдущие пять меня не устроили.

Она легким движением руки, не глядя, указала в сторону мусорного ведра. Оно, бедное, уже не просто было полно, оно было философски переосмыслено. Из него аристократично выглядывала корзиночка из теста фило, утопающая в ягодном желе, рядом почивал недовзбитый до нужной консистенции мусс, а у самого дна томился бисквит, который, по мнению Оксаны, «просто неприлично просел на полмиллиметра».

Лена обреченно вздохнула, сложив руки на груди в позе, которую она называла «Я — голос разума», а Оксана — «Опять этот спектакль».

— Ты представляешь, а некоторые голодают, а ты так расточительно используешь ингредиенты! Чёрную трюфельную соль! Таитянскую ваниль! Золотые листочки, которые стоят, как мой месячный абонемент в фитнес-клуб, куда я, конечно, не хожу, потому что тут морально истощаюсь! И потом всё это — в ведро! У меня совесть кровоточит, глядя на это.

Оксана наконец оторвала взгляд от своей сияющей карамели. Она медленно, с истинно театральным пафосом, закатила глаза так, что, казалось, увидела собственный затылок.

— Слушай, Лен, на кону моя карьера! Моя репутация! Моя возможность сказать миру, что «вкусно» — это примитивно, а нужно стремиться к «гастрономическому совершенству»! — она произнесла это с такой серьезностью, что Лена непроизвольно поежилась. — И поэтому не пытайся призвать меня к совести и разбудить во мне жалость! Это бесполезно. Моя жалость спит глубоким сном где-то рядом с умением готовить простую картошку. Ты сама знаешь, как это для меня важно!

Она демонстративно взяла с стола идеально ровный, сияющий, пахнущий раем и грехами десерт. Лена на мгновение замерла в надежде, что сейчас последует хоть какая-то раздача еды персоналу. Но нет. Траектория руки Оксаны была безжалостна и прямолинейна. Шедевр с легким «плюхом» приземлился на свою несъеденную братию в мусорном ведре.

— А теперь, — голос Оксаны вновь зазвучал бодро и деловито, — вместо того чтобы стоять и читать мне мораль, как героиня дешевого романа, сходи, пожалуйста, на склад. За мукой. Только не за той, что для простых смертных. Мне нужна та, что с мелким помолом, в синей бумажной упаковке. Этот вариант, — она кивнула на изгнанный в ведро торт, — меня не устраивает. В муке была едва уловимая песчинка. Она кричала о посредственности.

Лена лишь сузила глаза. Взгляд ее выражал такую глубину отвращения и усталости, что его хватило бы на всех участников предстоящего кулинарного конкурса. Она молча развернулась на каблуках (которые стучали по кафелю с осуждающим цокотом) и вышла, хлопнув дверью с таким расчетливым звуком, который яснее любых слов говорил: «Вечером у нас будет Большой Разговор».

Оксана радостно вздохнула. — Наконец-то тишина. Ничто мне сегодня не испортит настроение, — провозгласила она пустой кухне. — И мне во что бы то ни стало нужно победить в конкурсе. Ради искусства. Ради славы. Ради того, чтобы мой портрет в следующем кулинарном номере был на два сантиметра больше, чем у этого выскочки шеф-повара Алексея Камнева.

Она открыла огромный холодильник и принялась выгружать ингредиенты для нового крема. Яйца идеальной овальной формы, сливки жирностью ровно 38%, стручки ванили, которые стоили дороже, чем бензин в её автомобиль.

Оксана погрузилась в танец. Взбивая, помешивая, принюхиваясь, она была счастлива. Она не видела лиц всех голодающих. Она видела только идеальную текстуру, глянцевый блеск и восторженные лица судей. И это, как ей казалось, и было единственно возможной, самой чистой формой любви. Даже если для её достижения приходилось хоронить на свалке несколько её несовершенных воплощений.

Глава 2

Кабинет Оксаны напоминал не столько рабочее помещение, сколько алтарь самолюбования. На стенах в идеальном порядке, выверенном до миллиметра, висели грамоты в тяжелых рамах, золотые и серебряные медали под стеклом и фотографии, на которых она неизменно сияла с блестящим трофеем в руках на фоне других, менее сияющих шеф-поваров. Воздух здесь пах не едой, а деньгами, успехом и дорогим лакированным деревом.

Оксана стояла посреди этого храма собственных достижений и медленно обводила взглядом свои трофеи. «Золотой клубень - 2018», «Лучший десерт - 2020», «Гран-при за инновацию в сочетании трюфеля с клубникой - 2021»... Она улыбнулась самой себе, широко и искренне. Она была горда собой как никогда. Каждая эта медаль была не просто куском металла, а свидетельством победы над миром посредственности, который не понимал, зачем взбивать крем ровно семнадцать минут, а не шестнадцать.

Она повернулась к огромному венецианскому зеркалу в позолоченной раме. В нем отражалась та самая Оксана: сильная, уверенная, с идеально уложенными волосами, заправленными под безупречно чистый, отглаженный до остроты лезвия колпак шеф-повара. Ее униформа была белее снега на альпийских вершинах, а фирменный красный шейный платок завязан с небрежной элегантностью, на которую ушло добрых двадцать минут. Все в ее жизни должно было быть безупречно, особенно вид.

Внезапно раздался тихий, почти деликатный стук в дверь. Оксана отвлеклась от своего отражения и посмотрела в сторону двери с легким раздражением. Она никого не ждала.

Не дождавшись ответа, дверь распахнулась с такой стремительностью, будто за ней стоял не человек, а торнадо, состоящий из дорогого парфюма и самодовольства. Вошел Александр, или просто Сашка, как его называла Оксана. Его появление всегда было событием.

Оксана заулыбалась во весь рот, ее глаза заискрились неподдельной радостью. — О, Сашка, привет! Я так рада, что ты пришел! — воскликнула она и двинулась ему навстречу, широко раскинув руки для объятий.

Но он остановил ее на полпути резким жестом, словно отталкивая невидимую стену. — Э-э-э, нет, только давай без этого, — произнес он с легкой паникой в голосе, окидывая ее униформу критическим взглядом. — Я сегодня одел свой самый дорогой костюм. Шерсть с кашемиром. А ты вся в… муке, что ли? Ты мне его сейчас помнешь. У меня здесь текстура, фактура!

Оксана застыла в полшага, ее руки беспомощно повисли в воздухе. На мгновение на ее лице отразилась чистая детская обида, но она мгновенно растворилась. Она знала Сашу как облупленного. Таким он был — себя он любил больше, чем кого-либо, даже больше, чем ее. Его костюмы были его доспехами, а его прическа — короной. И, по правде говоря, Оксану это даже устраивало. Именно он, ее PR-менеджер и, по совместительству, гражданский муж, сделал из нее ту самую «звезду», которая смотрела на нее с обложек кулинарных журналов.

— Ой, извини, глупая, — с легкостью выдохнула она, делая вид, что так и было задумано. — Да, конечно, я и забыла. Кстати, отличный костюм. Цвет тебе очень идет.

Она ловко изменила траекторию движения и, приблизившись, чмокнула его в самую середину щеки, тщательно подобранную и гладко выбритую. Саша расплылся в улыбке, польщенный. Его взгляд смягчился. — О, спасибо большое. Ценишь прекрасное, это похвально. — Он одобрительно кивнул, как учитель талантливому ученику. — Ну, ладно. Удачи тебе. Начало через полчаса, я пойду занимать место в первом ряду. Буду делать свое знаменитое «вдохновенное» лицо для прессы. — Он сделал паузу для драматического эффекта и торжественно поднял сжатый кулак вверх. — Порви их всех!

Оксана весело хихикнула, подражая ему. —Да, а как же иначе? Спасибо, родной.

Саша развернулся с такой грацией, чтобы полы его драгоценного пиджака развевались с нужной степенью эффектности, и вышел, притворив за собой дверь без единого сквозняка.

Оксана снова повернулась к зеркалу. Но теперь ее выражение лица изменилось. Легкая дрожь волнения, предвкушения схватки, пробежала по ее спине. Она провела ладонью по безупречному фартуку, выпрямила плечи. В отражении на нее смотрела не просто успешная женщина. На нее смотрел хищник. Гладиатор на арене пищевой индустрии.

Уголки ее губ поползли вверх, сложившись в хищную, уверенную улыбку. — Игра началась, — тихо, но четко произнесла она своему отражению. — Сегодня я обязана быть победительницей. И точка.

Глава 3. Круассан? Серьёзно?

Зал замер в почтительном молчании, нарушаемом лишь щелчками фотокамер. Сцена была залита светом софитов, превращая кухонные столы в священные алтари гастрономии. Оксана стояла в первом ряду участниц, ее ослепительно-белая униформа сияла, как маяк превосходства. Ведущий зачитывал имена и титулы конкуренток, но Оксана пропускала их мимо ушей. Это был просто фоновый шум, белый шум амбиций, который не мог сравниться с громкой симфонией ее собственного успеха. Она мысленно уже примеряла очередную медаль к своей коллекции. Победить было делом принципа, чести и, конечно, рейтингов.

— … и наконец, Оксана Зверева, наше солнце, наша звезда, не нуждающаяся в представлении! — голос ведущего прозвучал особенно слащаво.

Оксана кивнула с королевской снисходительностью, бросив взгляд на зал, где сидел Саша. Он одобрительно подмигнул, поправляя при этом галстук, чтобы он лучше смотрелся в объективах.

— Так, хорошо, со всеми познакомились, — продолжил ведущий, потирая руки. — Теперь я попрошу милых дам, прежде чем занять свои места, потянуть жребий! Да-да, это необычно, — он хитро улыбнулся, явно наслаждаясь моментом, — обычно у нас готовят одно блюдо, но сегодня я решил разнообразить наш конкурс. Сюрприз!

Внутри у Оксаны что-то екнуло. Легкая, но противная судорога непредсказуемости пробежала по спине. Она сохранила маску абсолютного спокойствия, но в голове закрутились вихри анализа. Жребий? Это что-то новенькое. И как же жюри-критики будут судить? Одно дело, когда одно блюдо, и тогда видно, у кого оно лучше получилось, а у кого хуже. А тут каждому свое блюдо? Это же абсурд! Как сравнить круассан с тирамису? Но уже через секунду ее внутренний голос, привыкший к победам, сурово одернул ее: Ну и ладно, спокойствие, Оксана. Ты со всем справишься. Ты лучшая.

Пока она мысленно успокаивала саму себя, ведущий с театральными паузами подошел к каждой участнице. Подойдя к Оксане, он с почтительным поклоном протянул ей маленький сверток из пергаментной бумаги. Она взяла его с видом фараона, принимающего дань от завоеванных народов.

— Так, отлично, жребий всем раздал! — прокричал ведущий в микрофон. — Теперь идите к своим рабочим столам, смотрите, что вам попалось, и приступайте к готовке! Время ограничено!

Все девушки, кроме Оксаны, спешно, почти бегом бросились к своим местам, словно испуганные куропатки. Оксана же пошла неспешной, уверенной походкой хищницы, которая знает, что добыча никуда не денется.

Придя к своему столу, идеально организованному и сияющему чистотой, она с легким пренебрежением развернула пергамент. Ее взгляд скользнул по написанному от руки изящным почерком слову.

«Французский круассан».

Оксана замерла. Она не сразу поняла, как реагировать. Мозг отказывался воспринимать информацию. Она перечитала еще раз. И еще. Это же… это же легче простого! Банальная, хоть и прекрасная в своей простоте, выпечка к завтраку. Уличная еда! Чем тут можно удивить избалованных критиков, видавших десерты из золотой пыльцы и мороженое из жидкого азота с икрой? Просто круассан? Это что, шутка?

Ее взгляд метнулся к соседним столам. Одна девушка вскрикнула от восторга, вытянув жребий «Шоколадный фондан». Другая побледнела, читая «Безе». Оксане стало физически дурно от несправедливости. Нет, так не пойдет, — закипело у нее внутри. — Его нужно обыграть. Да не просто обыграть, а возвести в абсолют. Сделать из него эпос. Симфонию масла и муки. Круассан, которого свет не видывал!

— Итак, время пошло! Начали! — огласил зал звонкий голос ведущего.

Зазвучала какая-то бодрая классическая музыка. Конкурентки засуетились, хватая миски и мерные стаканы.

Оксана же закрыла глаза на секунду. Она мысленно проходила каждый этап. Не просто круассан. А круассан с начинкой из ванильного крема на основе маскарпоне и малинового конфи? Нет, банально. Круассан, покрытый глазурью из темного шоколада и лепестками съедобного золота? Уже было.

Пока ее руки автоматически замешивали охлажденное масло с мукой, создавая слоеное тесто, в голове у Оксаны бушевала настоящая творческая буря. Мысли неслись вихрем, опережая даже скорость миксера на самой высокой скорости. Фантазия и план родились не просто спонтанно — они явились ей, как озарение, в процессе самого что ни на есть приземленного действия. Это был знак. Знак ее гениальности.

Круассан… но не просто круассан, — витало у нее в мыслях. Это слишком вульгарно, слишком просто для таких изысканных рецепторов, как у нашего жюри. Нет, это будет «Диалог с классикой» или «Симфония хруста»! Да, именно так я его и назову.

Она уже мысленно видела, как критики, эти обычно скептически поджавшие губы гурманы, будут плакать от умиления, пробуя ее творение. Они станут нахваливать не только вкус, но и концепцию, оригинальность, смелость! Одна мысль об этом заставляла ее улыбаться. Улыбка не сходила с ее лица все время готовки. Она помешивала крем с таким видом, будто уже держала в руках хрустальный трофей, а не венчик. Она сворачивала тесто с грацией балерины, которая знает, что за кулисами ее уже ждет букет от поклонника.

Зал вокруг нее гудел, конкурентки потели, перебегали от стола к столу, что-то роняли, у одной что-то подгорело — чувствовалась паника и азарт. Оксана парила над всей этой суетой в своем собственном мире совершенства. Она была уверена, что создает не просто блюдо, а будущую легенду кулинарного мира.