Империя Тигвердов#1. Невеста для бастарда

Глава 1

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Уважаемые, мне как-то странно озадачиваться вопросами дисциплины. Вы, похоже, не до конца осознали куда поступили! Это Академия МВД, если кто еще не понял. Вы поступили, чтобы учиться — вот и учитесь!

Моя мама называла подобный тон голоса «специальным, учительским» и кривилась, если слышала его в моем исполнении. А что — получалось весьма и весьма мерзко, кто ж спорит. Все во имя педагогического процесса!

Первая лекция по истории России, которую я преподавала в нашем замечательном вузе, проходила классически — первый курс традиционно пытался кому-то что-то доказать, а преподаватели, в том числе и я, их традиционно строили. Как говаривал мой научный руководитель в Большом Университете, который я заканчивала:

— Аспирант — это зародыш специалиста, а вы, студенты первого курса… Я даже боюсь предположить, кто вы относительно разумности.

Но мы в свое время хотя бы добровольно признавали свое несовершенство. А эти красавцы и красавицы. Личности… Мало знаем, практически ничего не умеем… А гонору…

 Вообще, никто особо не любит брать первый курс… Как выражается мой папенька: «И тут каждый суслик начинает из себя агронома корчить».  Так что строить студиозов приходится жестоко, чтобы потом не отчислять. Хотя некоторые экземпляры попадаются на редкость непонятливые и, кстати, искренне считающие, что им кто-то что-то должен. Казалось бы, должны понимать, куда поступили. Название вуза Академия Министерства внутренних дел говорит само за себя. Не… Не говорит.

Вот на мою лекцию по истории родной страны девушка-красавица явилась с флаконом лака для ногтей. Ну, еще бы — когда же ей их красить. На мое возмущение мне высокомерно ответствовали, что она же меня слушает…

Это она зря. Преподаватель — он ведь тоже человек. Злонравный и злопамятный. Когда его вынуждают, он старательно и умеючи выносит мозг студентам… Вот и у меня кандидатка на отчисление появилась…

Первое сентября, однако…

И так сколько лет подряд? Двенадцать уже… Ох, люблю я свою работу. Ладно, вдохнули и поехали дальше сеять разумное, доброе, вечное…

Откуда там есть пошла земля русская?..

В этом году у меня все так же, все те же, все то же. Первый курс нескольких факультетов. У будущих теперь уже полицейских, следователей и экспертов традиционно много русской истории. У меня, соответственно, часов. И мои любимые заочники — уже трудящиеся на ниве правопорядка товарищи, которым резко понадобилось высшее образование. У них сейчас установочная сессия — у меня по пять пар в день на этой неделе. И все лекционные.

Домой я ехала, ощущая себя тем самым бессмертным пони, образ которого так любят тиражировать в Интернете. Поэтому машину вела аккуратно. Наверное, излишне. Все знакомые мужского пола меня критикуют за стиль вождения — трогаюсь не резко, стараюсь всех пропустить.

Перед самым поворотом на родную улицу, у меня из-за спины выскочил черный грязный УАЗ патриот. Резко взвизгнули тормоза, водитель вывернул руль — и выставил машину наперерез мне.

Я даже тронуться не успела.

Сердце клокотало где-то в области горла, руки потряхивало.

Заглушила мотор, достала ключи из замка зажигания, вытащила телефон — если что, позвоню знакомым ДПС-никам.

В окно моего небольшого и уютного пыжика постучали.

— Денис Юрьевич! — разозлилась я. — Что за шутки?!

И я выскочила навстречу своему старому-старому знакомому. Давно это было. Первые заочники в первый год работы. И я, искренне считающая, что важнее хороших знаний по истории родной страны быть ничего попросту не может. А еще у меня есть одна отличительная черта: если я волнуюсь или переживаю, или просто чувствую себя дискомфортно, то поток слов из меня идет…  нескончаемый и частично неосознанный… На той приснопамятной лекции чувствовала я себя, понятно, не очень уверенно. А что? Несколько групп — человек девяносто — взрослых дяденек и тетенек — смотревших на мои словесные экзерсисы широко открытыми глазами, в которых читалась тоска и раздражение. От этого я начала злиться и под конец лекции вспомнила, что не проверила присутствующих и отсутствующих. Подняла старосту, выяснила, что в аудитории нет трех студентов, и впала в окончательную патетику.

— Как можно! — возопила я. — У вас первая лекция!!! Я не могу понять, что может помешать прийти на лекцию, если уж вы решили учиться?! Я требую серьезного отношения к учебе. И передайте, пожалуйста, тем, кого сегодня не было, что зачета по своему предмету я им не поставлю! Ни при каких условиях!!!

На этом я удалилась к первокурсникам.

Посредине лекции раздался осторожный стук. Я распахнула дверь.

— Вероника Евгеньевна… Там... к вам, — со странными интонациями проговорила наша лаборантка и припустила по коридору прочь.

Я вышла, огляделась и обомлела. В нашем достаточно узком и неярко освещенном коридоре обнаружились люди, размером с мой двустворчатый шкаф. В количестве трех штук. С автоматами, в бронежилетах. С черными, закрученными шапочками на макушке. Несколько долгих-долгих секунд я смотрела на них в священном ужасе. И вдруг поняла, что они смотрят на меня с теми же чувствами. Потом один из них решился и шагнул вперед. Я с трудом удержалась от визга.

— Вероника Евгеньевна! Что нам делать с зачетом? — очень жалобно протянул самый смелый.

— А?! — на редкость умно получилось у меня.

— Нам староста позвонила. Сказала, что нам зачета не видать. Мы к командиру подходили еще утром — а у нас охранение… И мы ему говорим: у нас история. А он нам и отвечает…

Глава 2

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ночь. Глухая, черная осенняя ночь. Дорога, которая из-за темени кажется жутковатой. Нервный, дергающийся свет фар встречных машин. И дикое нервное напряжение. Ощущаю себя дичью, которую загоняют охотники. И ладно бы была одна… Но на заднем сидении сопят мальчики —  заснули. Один мой. Другой — тоже, наверное, теперь мой. По крайней мере, я не смогла отдать его тем, кто за ним охотится. Как его мать не смогла в свое время пройти мимо покореженной машины, в которой умирал маленький ребенок. Мой ребенок.

Мелкий, мерно моросящий дождь упрямо и как-то жалобно просился внутрь машины. Дворники работали с трудом и скрипом. Я внимательно смотрела на дорогу, старалась ни о чем не думать, но мысли все равно текли, унося в воспоминания…

Виктор всегда любил скорость, адреналин и риск. Поэтому и машину мой бывший муж всегда водил так, словно речь шла о выигрыше в «Формуле-1». Молодой, красивый, спортивный, с насмешливым прищуром синих глаз. Из очень обеспеченной семьи. Насмешливое фырканье в моем исполнении в день нашего знакомства он воспринял как вызов. А вызов ему кидать не смели. Никто. Осада была недолгой. Я по прошествии лет отмечаю это со стыдом. Романтика, чтоб ее… Кипящая страсть. Дурь молодости.

Получилось все закономерно — крайне беременная невеста в девятнадцать лет. Поджатые губы моих родителей. Вся семья Виктора, включая его самого, практически в трансе — они познакомились с моим папенькой. А он в гневе… Это не то, что я бы рекомендовала для долгой и счастливой жизни. Полковник ФСБ на генеральской должности… Он объявил торжественно: свадьбе быть. Внука ему рожать. Так все и получилось. Моя мама — честь ей и хвала — бросила все дела, но в университете я практически ни дня не пропустила. Кстати, рожать меня увозили с родного исторического факультета. Сразу после сдачи последнего экзамена летней сессии…

А когда Павлику было почти два года, мы попали в аварию. Виктор вел «бэху» в своей обычной манере.

— Кольцевая — это для того, чтобы погонять! — говорил муж как раз в тот момент, когда мы вынеслись со стороны города и встраивались в поток машин. — Скорость — классная, двести. Смотри, как офигенски получилось, зад чуть закинуло. А ты чего плетешься!!!! Нет, смотри, выпрутся на кольцевую и плетутся!

Он чуть сильнее, чем было необходимо, выкрутил руль — пошел на обгон — и мы цепанули тот самый автомобильчик, водитель которого взбесил моего мужа.

Я кричала, сын хрипел, железки и пластмасски сминались. Скрежет. Визг шин. Машина словно попала в водоворот, собрав на себя все проезжающие автомобили…

Когда все закончилось, я не могла пошевелиться. Голова была расплющена о подушку безопасности, из носа шла кровь. Ног и позвоночника, по ощущениям, не было вовсе. Только боль. И самое страшное, я уже не слышала дыхания сына.

— Помогите… Пожалуйста… — Я не могла кричать. Я могла едва слышно хрипеть. — Во имя всего святого помогите...

Впервые за последние двенадцать лет я не испытывала паники, снова и снова вспоминая то, что произошло дальше… Наконец-то я могла с уверенностью сказать сама себе: «Нет, Ника, тебе не померещилось, ты не была в обмороке, все, что ты вспоминаешь сейчас, было на самом деле!»  Легче не стало, наоборот, проблем прибавилось, и все-таки осознавать, что с тобой все в порядке — ни с чем не сравнимое удовольствие! До сего момента эти воспоминания мучили и терзали… Смутными сомнениями…

Дверь машины вырвали, словно она была из бумаги. До сих пор в мельчайших подробностях помню длинные, легкие, будто прозрачные пальцы, тяжелые кольца, узкий рукав, закрывающий руку до костяшек… Помню, как сверкнуло золото вышивки, отражаясь в темно-карих глазах. Огромных, внимательных, и…очень грустных. Золотые искорки, правильные черты лица, волны мягких каштановых волос, тонкая талия, перехваченная широким поясом со странным, но очень красивым узором, который почему-то отделился от хрупкой фигуры и  поплыл на меня… Все это медленно исчезало из сознания…

— Сын… — все же шевельнулись мои губы, — сын…

— Надо же. Тоже мальчик. Сколько ему? — доброжелательно поинтересовалась незнакомка, словно мы встретились не в покореженной машине, а на какой-нибудь встрече новоиспеченных мамаш.

— Два. Скоро будет…

— Будет, — кивнула женщина. — Обязательно будет. Как и моему.

Я не видела, что она делает, слышала только мелодичное пришептывание на непонятном языке.

Потом заплакал Паша — горько и обиженно. Перепугано. Но сильно.

— Так, — тяжело дыша, проговорила женщина. — Все. Времени доработать до конца нет, но ничего. Шпагу в руки возьмет — и все разработается.  Теперь вы. А то покалеченной маме без ног тяжело будет за таким сильным мальчиком бегать…

На мой лоб опускается теплая ладонь. Раздается мелодия непонятных слов — только более громкая, требовательная. Боль отпускает.

— Вот так-то лучше, — тихо говорит женщина. — Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня.

— Зачем вам такой мужчина?

И она брезгливо кивает на потерявшего сознание Виктора.

— У него только лоб разбит — и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов — разрабатывайте кисть. Не могу я задерживаться… Пора.

И она исчезла.

В тот же день, как только нас отпустили из больницы, а сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали, я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови — как же, ее мальчик под следствием, а я бегу — и ушла.

Глава 3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мы пекли картошку, попутно объясняя герцогскому сыну, что вот такие черные практически угли — ни с чем не сравнимое, изумительно вкусное лакомство. С учетом добавления соли, конечно.

Рэм пробовал осторожно. Потом распробовал… Согласился, что вкусно.

Вечер удался. Если забыть причину, по которой мы оказались в деревне «Большие Язвищи», то можно было представить себя семьей, выехавшей из города на пикник. Буквально, «на травку, потрогать козявку». ©Т. Шаов.

Осенний чуть горький воздух… Свежесть, которую хочется вдыхать. Это время года пахло для меня несбывшимися надеждами, уже практически сгоревшими в костре вместе с опавшими листьями… Но это все будет чуточку позже, когда ветер сорвет яркие листья, пообещав им путешествие в теплые края вслед за птицами и — как водится — обманет.

А пока. Холодная ночь. Яркие звезды. И полная бесприютность. Осень…

— Расскажи нам о своем мире, — попросил Паша.

— Мой мир… — задумчиво проговорил Рэм. — Это мир магии. И магов. И — не в обиду будет сказано вам, мы более трепетно относимся к природе. И никогда бы не позволили себе так загрязнять то, чем мы дышим.

— С лозунгами Гринписа все понятно, — поморщился Паша. — Расскажи лучше о магии.

— Мы используем силу стихий. Воды, воздуха, огня и земли. Я, например, прошу о помощи землю — это моя стихия. Потом я напитываю силой слово — и отдаю приказ. И получаю то, что мне необходимо.

— А магичить у нас ты можешь?

— Могу, но это будет тяжело. Стихии в этом мире практически не откликаются. Они словно умерли. Или спят.

— Так… А что у тебя за страна?

— Герцогство Реймское, — гордо объявил Рэм. — Мы богаты и независимы. Наша страна расположена в горах, виды потрясающие. У нас лучшие в мире ювелиры. Исключительные виноградники на южных склонах. Мы производим знаменитое реймское вино. И гномий самогон.

— Что? Самогон? — воскликнула я.

— У вас есть гномы? — обалдел Паша.

— Гномов у нас нет, — рассмеялся Рэм. — Их вообще нет, по крайней мере, в нашем мире. Но есть легенды, что когда-то они обитали у нас в горах. И оставили нам уникальные способы обработки драгоценных камней. И непревзойденный рецепт очень крепкого спиртного напитка, который и носит название — гномий самогон. На самом деле, там несколько раз особым образом перебраживают и перегоняют остатки производства вина — косточки, шмых… Но эффект, говорят, непревзойденный. И даже император Тигверд пьет именно наш гномий самогон. Правда, в последнее время, его вывозят только контрабандой.

— Почему? — стало интересно мне.

— Новый виток конфликта с Империей, — пожал плечами Рэм. — Они же завоеватели. Без пролитой крови во славу их оружия им жизнь немила. Им несколько десятков маленьких стран по их границам как кость в горле. Сколько существует Империя Тигвердов, столько длится это противостояние. Только мы им не по зубам. И богаты, и местоположение страны уникально — в горах нас не взять!

— А ты все это откуда знаешь? — поинтересовался Паша.

— Ты смеешься? Я же наследник. Политическая география, экономика, военное дело. Фехтование, верховая езда и танцы — так, в виде развлечения.

—  Офонареть!

— Расскажи нам еще про свое герцогство, — попросила я, бросив укоризненный взгляд на сына. Все-таки своей любовью к молодежному жаргону раздражал он меня несказанно.

Рэм с благодарностью посмотрел на меня и продолжил: 

— Со всего света к нам ездят на воды — поправить здоровье. Даже высокомерные имперцы предпочитают отдыхать у нас. Я покажу вам плато, водопады и… — Рэм вспомнил, что он беглец, осекся и замолчал.

— Обязательно покажешь, — улыбнулся ему Паша. — Как только отпинаемся — а отпинаемся мы обязательно, — так сразу к вам. Отдыхать. И отвязываться!

Юный герцог невесело улыбнулся, но согласно кивнул.

 — А по горным рекам летом у вас сплавляются?

— Нет, — удивленно ответил Рэм. — А как это?

— О, брат! Это клево, спроси у мамы. Даже ей понравилось.

— Понравилось, — не стала спорить я. — Мы были этим летом в горах, в Адыгее. И на такой сплав меня Паша подбил. Лодка надувная, резиновая, мы в спасательных жилетах. И река бурлит, несет тебя, как щепку. Незабываемо.

— У нас бы дамы на такое не решились, — проворчал Рэм. — Но для вас, я думаю, мы такой отдых организуем.

— А помнишь, как мы потом с камня в воду прыгали? — счастливо улыбнулся сын.

— Разве у вас в горных реках вода не ледяная?

— Конечно, ледяная, — удивленно посмотрел на него Паша.

— Тогда — зачем?

— Ты не понимаешь? В этом же самый кайф! Ну, ничего, потом поймешь, когда прыгать сам будешь.

— Кстати, нас в тот момент еще и фотографировали. Кадры получились — исключительные, — добавила я.

— Все-таки у нас такие сумасшедшие виды отдыха не приняты, — с удивлением посмотрел на нас Рэм. — Все… чинно. Пешие прогулки, верховая езда.

— Круто, — восхитился Паша. — Я вот все хотел верховой ездой заняться серьезно — мне нравится. Но… И времени не хватает. Занятия фехтованием у меня шесть раз в неделю. Плюс сборы, плюс соревнования. Да и стоит это удовольствие… Не по-детски.

— Ты на юге, пока мы были в отпуске две недели, с лошадей не слезал, — покачала я головой, — так что не прибедняйся.

Глава 4

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

На последнем совете в нашей избушке было решено появиться в городке Триммс, который находился на расстоянии одного перегона от столицы. Именно через этот городок проходил тракт, связывающий столицу с Западной провинцией. Рэм говорил, что городок шумный, многолюдный и бестолковый.

— Там ни у кого не возникнет вопросов, откуда мы взялись, — пояснил он. — Кроме того, я там был один раз. Мама была приглашена к императору Фредерику, и я пробрался с ней. Меня, правда, в этом городке и обнаружили. Отругали и отправили домой. Но путь туда, используя артефакт перехода, я построить смогу.

Артефакты перехода вообще были вещью бесценной. Они могли перенести тебя из одной точки в другую. Кроме того, наиболее мощные можно было использовать, чтобы переходить между мирами. Именно такой артефакт собирался использовать Рэм. Единственное условие — нужно было хорошо представлять себе место, в котором ты хочешь очутиться.

— А еще есть маги, которые могут сами, без артефактов, выстраивать такие порталы, — рассказывал нам Рэм. — Но это уже запредельная мощь. Мама, конечно, сильный маг, но она так не умеет. И у меня сил не хватает. Говорят, так на это способен император Тигрверд и его сыновья. А, может, и некоторые аристократы империи — кто их знает.

В общей сложности, за разговорами и подготовкой, мы пробыли в селе «Большие Язвищи» пять дней. Учились говорить на имперском. Рэм смог наколдовать, чтобы он записался в наш мозг — но надо было еще не сбиваться на русский. Репетировали легенду об обедневшей дворянке-вдове и ее сыновьях. Отрабатывали манеру поведения, умение ходить в непривычной одежде. Я осваивала книксены, Пашка — поклоны. Его светлость, герцог Рейм безжалостно угорал над нами.

В последнюю ночь перед отбытием я не спала — дергалась. Мне все казалось, что — стоит нам только показаться на людях, как нас немедленно схватят и поведут в жуткие казематы.

Но все прошло вполне мирно. Обыденно даже. Мы втроем вошли в радужное марево портала. «Только надо расслабиться и не сопротивляться переносу, иначе будет жутко тошнить», — учил нас Рэм.

Юный герцог перебросил нас в парк городка Триммс. Он решил, что в парке народу будет поменьше, и мы не привлечем внимания. Так и получилось. Никому до нас дела не было. Мы вынырнули из портала. Оглянулись — и неспешно вышли из парка на улицу.

Нас встретил шум оживленного городка, стоящего на пересечении важных дорог. Толчея, гомон, спешащие по своим делам имперцы. И мы — еще трое, влившиеся в поток людей.

Купили места в почтовой карете, отходившей на закате:

— Не сомневайтесь, миледи! Чисто, просторно. Самое удобное прибытие в столицу! Ранним утром, — расхваливал свой товар мужчина в кассе. — Особенно для тех, кто плохо еще ориентируется в Роттервике. И гостиницу найти можно, не торопясь. И пообедать уже спокойно, без суеты.

Я скупо улыбнулась ему, протянула деньги.

— Три билета.

Мужчина принял монеты, протянул мне алые квадратные карточки, на которых были отпечатаны пункты отбытия и прибытия. И места — четвертое, пятое и шестое.

— Попутчики у вас люди спокойные, солидные — негоциант с женой и их дочь, — отчитался он мне. — В столицу по делам. По мне так, жена с дочерью решили гардероб обновить.

— Надеюсь, мы доберемся без приключений. — Я убрала билеты в сумочку.

— Что вы, миледи, — даже обиделся продавец. — Какие приключения! Как можно! Всем известно, что порядок и безопасность на дорогах под личным контролем милорда Верда, бастарда императора. А он не тот человек, который бы позволил, чтобы плохо исполнялось то, что ему поручил наш повелитель. И за порядком на дорогах следят солдаты, вышедшие в отставку. А мы спуску никому не дадим.

— Конечно-конечно, — кивнула я. — Это понятно. Но нервы…

— Не переживайте. Я когда-то служил с милордом Вердом. Он тогда только-только в чины стал входить. Так вот, смею заметить, что забота о своих людях у милорда — всегда на первом месте!

— Вы меня успокоили.

— Простите, миледи, за горячность, — поклонился мне служащий. — Мы люди простые — солдаты, политесам не наученные.

Я лишь улыбнулась. Не наученный он, как же…

— Вы позволите порекомендовать вам, где можно провести время до отбытия? — продолжил мужчина.

— Буду признательна.

— Вот. — мне протянули карточку с адресом. Гостиница здесь. Очень приличная. Моя сестра держит. И кормят вкусно.

Кивнув, я вышла. На улице меня встретили Пауль и Рэм.

— Матушка? — спросил Рэм.

Показала им билеты.

— А мы газеты купили, как вы и просили, — почтительно проговорил Паша.

«Надо же, он так умеет», — подумала я.

— Куда мы теперь? — спросил сын.

— Мне надо зайти в магазин женской одежды.

— Зачем? — удивился Паша.

Я посмотрела на него возмущенно. Не хватало еще объяснять собственному сыну, что платья, которые герцогиня укладывала в саквояж, шились на нее. И, если в талии мы были практически одинаковыми, то в груди я - попышнее. Следовательно, об удобстве говорить не приходилось.

— Так, — распорядилась я. — Мы идем в гостиницу. Мне дали карточку с адресом. Там располагаемся и заказываем обед. Вы остаетесь, а я прогуляюсь.

Гостиница оказалась уютной, хозяйка -  милой и приветливой. Мы не остались в общем зале, а заказали номер наверху. Туда же я приказала подать обед. Узнав, что магазин готового женского платья располагается на этой же улице, через три дома, я туда и отправилась.

Глава 5

ГЛАВА ПЯТАЯ

Потихоньку мы обустроились. Негоциант и его супруга проводили нас в меблированные комнаты, где можно было остановиться. И, как я поняла, речь шла даже не о безопасности — а о таком месте, в котором нам можно было остановиться по статусу.

Хозяйка приняла нас как родных, — имперцы вообще были людьми гостеприимными, радушными и любезными. Все, кто нам встречались, старались нам помочь.

Четыре комнаты, которые мы сняли, были чистенькими и неплохо обставленными, столовались мы у хозяйки, мальчишек я в свободное время занимала рассказами по истории России или отправляла фехтовать в специально оборудованные для этого залы — по принципу, чем бы ребенок ни занимался, лишь бы утомился как следует.

А я… Я осталась предоставленной самой себе. Читать целыми днями было скучно, Интернета не было, всяческими рукоделиями — как мне было положено в этом мире — я заниматься не умела. Да и потребности такой не испытывала. Иголка в руках, а также крючок или спицы, рождали во мне как чувства бурного протеста, так и дикого раздражения. К ним прибавлялось еще и желание в кого-нибудь — это богатство воткнуть. В общем, прощай нервная система.

Преподавателей-женщин в этом мире не было, да и чему я могла учить? Русской истории?

Было скучно.

Чтобы как-то занять себя, я много гуляла по городу Роттервику, узнавая столицу империи. Город был красивый. Узкие, мощеные серым булыжником улочки, вытянутые вверх дома с красной черепицей и яркая, сочная — словно и не осень — зелень парков и скверов, которых тут было множество. Неспешно несущая воды река, что разделяла город на Нижний — в нем жили люди попроще — и Верхний. Там за узорчатыми чугунными оградами стояли особняки аристократов и находились правительственные здания. И императорский дворец. На который, правда, я смотрела издали.

А осень, тем временем, шла своим чередом. И в это воскресенье мы с мальчишками решили отправиться на прогулку в парк неподалеку. Парк примыкал к летней резиденции императора, но гражданам империи дворянского происхождения вход в него был разрешен. Все-таки я не понимала, как имперцы различали, у кого какое происхождение. Документов, действительно, никто ни у кого не спрашивал. Однако во всех случаях меня и мальчишек именовали дворянами. Интересно.

Когда я удивлялась, почему это происходит, Рэм смеялся и отвечал мне:

— По манере поведения, миледи Вероника!

Я и мальчишки спокойно миновали ворота императорского парка. Остановились полюбоваться фигурами воинственных грифонов, что венчали ворота и через равные промежутки располагались на высоченной, но изящной кованой ограде, окружавшей летнюю императорскую резиденцию.

— Черный грифон, распластавший крылья — это символ императорского дома Тигвердов, — просветил нас с Паулем Рэм. — Символ воздаваемой справедливости и победоносного властителя. Соединение острого ума и безграничной силы. Изображенный на золотом щите является к тому же гербом всей Империи Тигвердов.

— Красив, — восхитилась я. — Надменен, но красив.

— Еще и беспощаден, — покачал головой герцог маленького, но свободолюбивого государства, что издавна боролось за свою независимость с Империей.

— А у нас орел двуглавый, — пробормотал под нос сын. — Мам, а они чем-то похожи, не находишь?

— Оба обозначают могущество и власть, может, еще независимость своей страны — крылья-то расправлены, — пожала я плечами. — Цвета — золотой и черный.

— Птички, — рассмеялся мой неисправимый сын — и на этом мы влились в поток гуляющих.

  Мы неспешно пошли по дорожкам, посыпанным розоватой гранитной крошкой. Один в один как в нашем мире, например, в Петергофе. На вершине холма возвышался белоснежный замок — но к нему мы не сунулись. Пошли в противоположную сторону.

Вообще, если не слушать чужую речь и не смотреть на людей в одежде, которую у нас не носили уже лет двести, то можно было представить, что мы дома. А все произошедшее с нами — это лишь сон. Странный, но увлекательный.

Я опустилась на скамейку, опоясывающую раскидистое дерево. Рэм и Пауль посмотрели на меня насмешливо и унеслись, перед этим побросав захваченные из дома шпаги рядом со мной.

Закрыла глаза и прислушалась к звукам окружающего меня мира.

Играл оркестр — что-то на три счета, очень похожее на вальс. В кронах деревьев легко шумел ветер. С этими звуками переплетался неспешный гул голосов, в котором время от времени слышались счастливые, даже ликующие детские крики. 

Подбежал Паша… Нет, мы договорились, что здесь, в этом мире, он Пауль… Такое имя у них было. Значит, надо называть его как положено, даже наедине или в уме… Подбежал Пауль, взял со скамейки, где я сидела, шпаги — и унесся к Рэму. Фехтование было у моего сына… больше, чем увлечением. Он им жил. А Рэму хорошо фехтовать было положено по статусу. И в этом мире, как я поняла, сражались холодным оружием. И магией.

Я прикрыла глаза, впитывая неяркое осеннее солнышко, и попросила кого-то:

— Пусть все обойдется… Пожалуйста, пусть все будет хорошо…

— Да неужели я много прошу, — услышала я рядом с собой раздраженное мужское брюзжание. — С точки зрения обороны страны или организации учебного процесса — это вообще мелочи… Так нет же!

Я распахнула глаза и с огромным интересом посмотрела на того, кому организация обороны страны и учебного процесса — равнозначные понятия. Как преподаватель я с ним вполне согласна. А что — человек однозначно понимает, о чем рассуждает… Приятно.

— Вот скажите мне, — обратился вдруг ко мне мужчина. — Как вы делаете так, чтобы прислуга вела себя адекватно: делала то, что приказано и не лезла туда, куда не надо? И, главное, чтобы они не варили на завтрак овсянку?

Глава 6

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Мать! Ничего, что я так официально?  — патетично обратился ко мне сын, когда я рассказала о своей идее, где можно переждать грозу. — Ты совсем спятила?

— Тон смени. И лексику подуйми, — рекомендовала я отпрыску и посмотрела на Рэма.

— Конечно, с матерью так разговаривать нельзя. И Паулю необходимо развивать такую черту характера как сдержанность, но что-то рациональное в его возмущении есть. Сударыня, вы хоть представляете себе, кто такой лорд Верд, с которым вы имели неосторожность заговорить?

— Нет. И, кстати, это он заговорил со мной.

— Это роли не играет.

— И кто такой лорд Верд? Где-то я слышала его имя…

— Это бывший главнокомандующий Имперских вооруженных сил, — торжественно объявил Рэм. — Его еще называют имперским палачом.

— А… — вспомнила я. — Это я про него в газете читала, что император отправил его обучать детей в какую-то академию?

— Про него, — кивнул Рэм.

— Так это же хорошо, что мы его встретили, разве нет?

— Он жестокий, страшный человек, — покачал головой Рэм. — Внебрачный сын императора. Победитель всех последних военных компаний Империи. Подавлял бунт в Западной провинции — залил ее кровью восставших. Во время правления предыдущего императора, Максимилиана, организовывал захват крепостей по границе с Османским ханством на юге.

— Я собираюсь работать у него экономкой, а никак не засланкой повстанцев, — пожала я плечами. — Поэтому мне вряд ли что-то угрожает.

— Он сильный маг. Про него ходят слухи, что он умеет чувствовать ложь.

— Я так поняла по нашей беседе, что это правда.

— Он допрашивал тебя? — возмутился Паша.

— Задал несколько вопросов. А что тебя удивляет? Он первый раз в жизни меня видит. Ему же надо понять, кого в дом впускаешь.

— И что ты сказала?

— Правду. И вам рекомендую — наверняка, он будет беседовать и с вами. Так что давайте договариваться, какую именно правду мы будем ему сообщать.

— Все-таки, мам, я с тебя фанатею! — признал мое совершенство сын через какое-то время, когда мы проговорили основные вопросы. — Ты действительно не сказала ни слова неправды.

— Мы ничего не замышляем против Империи или против милорда. Мы действительно в затруднительном положении. И нам нужен дом, где мы могли бы укрыться. Лиззард — не наша фамилия. Нашу мы не можем сообщить. А дальше — все вопросы к маме. Все.

— И главное — не лгать, — задумчиво протянул Рэм.

— Именно так, мой мальчик.

— И все-таки это унизительно, — покачал головой юный герцог.

— Скажи мне… Когда ты вернешь себе положение и тебя твои доброжелатели спросят: «Где вы укрывались, ваше сиятельство?», что ты ответишь?

— В другом мире, потом в доме у имперского палача.

— Неправильно.

— Это же правда, — мелькнул гнев в его глазах.

— Отчего же? Это лишь часть правды. Которую не факт, что кому-то надо знать. А официальная правда заключается в том, что укрывались вы в Имперской Военной академии, куда проникли хитростью. Это может хоть как-то унизить вас? Или кинуть тень на вашу честь?

— Нет, но…

— Все. Слова «нет», которое вы сами и сказали — вполне достаточно.

— А вы? — поднял он на меня несчастный взгляд.

— А меня воспитали, что любой труд почетен, — пожала плечами. — И поэтому я не чувствую себя униженной. Тем более, что все это существенно повышает наши шансы на выживание.

— Почему ты так хочешь отослать нас в эту академию? — спросил Паша. — Мы ведь изначально собирались снять дом. И деньги у нас на это есть!

— По нескольким причинам. Во-первых, все получилось случайно — следовательно, те, кто будет нас искать, не смогут просчитать этот наш шаг. Во-вторых… Скажите, Рэм, кому-нибудь придет в голову искать вас в академии, а женщину, что вас сопровождает — в экономках у милорда Верда?

— И в страшном сне это никому не приснится.

— Вот поэтому я и настаиваю. И, кстати говоря, есть еще и в-третьих.

— Любопытно послушать, — чуть улыбнулся Рэм. И я поняла, что убедила.

— Вы с Пашей будете заняты делом. Вы будете учиться. Делать уроки, дружить с другими мальчишками. Или драться с ними. То есть вести максимально нормальную жизнь. А не сидеть, спрятавшись в домике, и ждать… А теперь еще раз повторяем легенду — и поехали.

Его милость прислал за нами экипаж — все, как мы вчера с ним договорились. Меня удивило то, что он, человек, безусловно, занятой, ожидал нас на пороге собственного дома.

Дом был… неожиданно легкий, словно воздушный, стремящийся вверх, к солнцу. Я, честно говоря, ожидала увидеть, скорее, серый, мрачный и неприступный замок, но не изящный дом из белого камня, с башенкой слева от входа.

— Молодые люди, вы со мной, — отдал он приказ Рэму и Паулю после того, как мы раскланялись на пороге. — Я оформлю вас в академии под фамилией своей матери,  как дальних своих родственников, будете зваться мастером Рэмом Рэ и мастером Паулем Рэ. Надеюсь, мне не придется стыдиться того, что я дал вам возможность назваться своей фамилией?

— Нет, милорд, — коротко поклонился Рэм.

Пауль повторил его движение.

— Вот и славно. Сударыня, дом в вашем распоряжении. Слуги предупреждены, — обратился милорд Верд уже ко мне.

глава 7

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мой сын сказал бы, что это «подстава». Рэм бы, наверное, улыбнулся краешком губ и отметил, что я должна была бы это предвидеть. Сама я могла лишь обзывать себя дурой.

Милорд Верд ненавидел «подслащенное мясо» — как он выразился. При этом он с какой-то детской укоризной посмотрел на меня. Я понимала, что, по большому счету, не виновата. Но было тоже как-то обидно.

— Ну, погоди, — подумала я, мысленно обращаясь к поварихе. — Зараза!

А в слух произнесла:

— Милорд, во избежание подобных недоразумений, давайте составим…

Хотела сказать «пакт о ненападении», но осеклась. Скорее всего, женщины в этом мире так не говорят.

— Прошу вас, пойдемте в библиотеку, — поднялся он.

И я, сжимая в руках записную книжку и карандаш, отправилась за ним.

— А вы серьезно подходите к своим обязанностям, — рассмеялся он, внимательно посмотрев на меня.

— Я привыкла выполнять свои обещания, — хмуро ответила я.

Непонятно в этой ситуации было то, что сам вельможа не так уж и рассердился — скорее опечалился. Я, между прочим, злилась на нашу повариху и ситуацию в целом гораздо больше, чем он.

— Присаживайтесь. — Он кивнул на кресло возле камина, опустившись в соседнее. — Что вы хотели спросить?

Я осталась стоять перед ним, наблюдая, как он вертит широкое кольцо на указательном пальце левой руки. На кольце черными бриллиантами удивительно изящно был выложен грифон, распластавший крылья — как я уже знала — это был герб правящего дома Тигвердов. Только слева, уже алыми камнями была проведена алая полоса — должно быть знак того, что владелец этого герба незаконнорожденный.

— Миледи… Госпожа Лиззард…

Я поняла, что залюбовалась на длинные пальцы, что вертели кольцо, и потеряла всякую связь с реальностью. Мне стало неловко. Щеки полыхнули.

— И все же присядьте, — мягко сказал милорд Верд. — Я настаиваю.

Кивнула. Села. И проговорила, хорошо еще не запинаясь:

 — Что вы не выносите из еды? Кроме овсянки — это я уже поняла. И мяса со сладким соусом.

— Пожалуй, что и все.

— Что вы любите?

— Из еды? — насмешливо поинтересовался он.

Я с укоризной на него посмотрела.

— Печености всякие, — смущенно признался он. — Пирожки, блины, булочки… Как мама и бабушка готовили. Обедневшие дворяне, знаете ли… Денег на прислугу особо нет. Ничего нет, кроме гордости. Может быть, меня эта ваша фраза и зацепила в парке. Какое-то время я себя ощущал также.

И у него как-то получилось легко, беспечно улыбнуться. Хмурые, словно специально сложенные для того, чтобы показывать недовольство черты лица разгладились, и он стал потрясающе красив. Надо же…

— Хорошее время было. Знаете, это были, пожалуй, единственные люди, которые меня любили. Просто так, просто потому, что я был на свете… даже, наверное, вопреки всему, что я принес в их жизнь. — И мне показалось, что милорд забыл о моем присутствии.

Он задумался, глядя на огонь. Потом сказал:

— Хотя нет — есть еще старые солдаты. С которыми я прошел все кампании.

— Как господин Джон Адерли? — не могла не спросить я.

— Да. Мы служили с ним вместе. Я могу попросить вас быть с ним помягче?

Кивнула:

— Разумеется, милорд.

Мне хотелось спросить, как там устроились Пауль и Рэм, но я как-то не решалась. Все-таки я служащая…

— Вроде бы вашим сыновьям понравилось, — вдруг сказал милорд Верд. Угадал мой вопрос, наверное. — Приняли их, во всяком случае, неплохо. Теперь все зависит от них.

— Что вы имеете в виду? В академии может быть опасно?

— Нет. Мы очень внимательно следим за кадетами и стараемся предусмотреть все.

Я достаточно скептически фыркнула.

— Вы знаете, кстати, для чего была создана Имперская военная академия для отпрысков самых знатных родов? — спросил у меня хозяин поместья.

— Для чего же?

— Чтобы забрать подростков из семей и воспитать их в духе преданности императору и Империи. Плюс, чтобы ослабить влияние родственников. И, особенно, матерей.

— Чем же империи так матери не угодили? — резануло меня по сердцу его фразой.

— Мужчина должен быть мужчиной. Уметь принимать решение и нести за него ответственность. А матерям, уж простите меня, свойственна гиперопека. А потом они удивляются, что вырос не сын, а размазня.

— Как часто мне можно будет видеть моих мальчиков?

— Вот видите, вы говорите «моих мальчиков». А они и не ваши — они сами по себе. И не мальчики уже — взрослые. И доказали это тем, что встали на вашу защиту, когда увидели во мне угрозу. Это-то меня и подкупило. И не расстраивайтесь так. Вы как раз вполне здравомыслящая особа.

— Спасибо, — получилось иронически.

— Но вы не согласны со мной?

— В том отношении, что сыновей необходимо забирать от их матерей, чтобы те их не испортили?

— Вы как-то неправильно видите ситуацию, — обиженно сказал он. — Я считал, что его величество поручил мне важное и необходимое дело — пусть даже и трудное. А вы так говорите, словно я изверг какой-то…

— Простите, я просто переживаю.

— Вам все равно рано или поздно придется привыкнуть, что у вас разные жизни, — тихо сказал он. — И это не значит, что сыновья вас забудут или будут любить меньше. Просто жизнь… Она такая. Она разведет…

Глава 8

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Не знаю, как бы меня разместили, будь я гостьей милорда — до гостевых спален мы не добрались вчера, — но и меня, экономку, разместили роскошно. Две небольшие, но уютные комнатки. Одна — проходная — выполняла роль гостиной, другая была спальней. К ней примыкали ванная комната и гардеробная. Мда… Я со своими несколькими платьями робко заняла краешек. Подумала. И гордо водрузила на одну из полок волшебный саквояж.

Спала я плохо, каждый час просыпаясь и поглядывая на часы. Все боялась проспать и не явиться на кухню в шесть утра. Надо же было проверить, собирается ли милейшая Каталина выполнить мое распоряжение или нет.

И все равно звонок будильника стал для меня неожиданностью. Я поднялась, умылась — удобства в доме с канализацией и водопроводом несказанно радовали. Нацепила сбрую — по-другому именовать местное нижнее белье у меня не получалось. Не сильно зашнуровала корсет, он был достаточно мягкий и шнуровка находилась спереди, натянула чулки. Тяжело вздохнула, надевая панталоны — с кружавчиками, по колено. Платье-ночнушку очередного светлого цвета. С рукавчиками-фонариками. Фух, аж запыхалась.

Что забыла? Ах, да. Волосы… Волосы приходилось на ночь завивать на специальные тряпочки — папильотки. Взбрызгиваем льняным отваром и закручиваем. А что делать — должна же я выглядеть, как бе-е-едная овечка…

Посмотрела на себя в зеркало повнимательнее. Если забыть, насколько неудобна вся эта одежда, смотрелась я премило. Эдакая беззащитная, очаровательная и томная. Правильные черты лица, красивые губы. Серо-голубые глаза сверкают. Волосы нового янтарного оттенка радуют. Только платье подкачало. Или я в нем — не понять. Вздохнула. Ладно, хватит любоваться — все равно я дама не первой молодости, тридцать четыре все-таки… Так что вперед к свершениям.

Посмотрела на часы — обнаружила, что прособиралась полчаса, значит, если мне на кухне надо появляться в шесть, минут в пятнадцать седьмого, вставать надо на двадцать минут пораньше.

— Доброе утро, Каталина, — бодро поприветствовала я повариху, что скривилась при моем появлении слишком уж демонстративно. — Что вы приготовили на завтрак милорду?

— Овсянку, — гордо отвечала она.

Я пожала плечами, открыла один из шкафов, куда еще с вечера сложила все, чтобы по-быстрому напечь блинов. Осталось только достать молока из холодного — так назывался специальный шкаф, куда слуги складывали продукты, чтобы те не портились.

Больше всего я переживала за незнакомую сковородку — кто его знает, как себя поведет тесто, будет ли переворачиваться. Но все обошлось. Один румяный блинчик, потом второй…

Я мурлыкала под нос песенку, не обращая внимания на опешившую повариху — у нее, видимо, случился разрыв шаблона. Я так поняла, что готовить дворянкам, за которую меня и принимали — нельзя. Хотя, если я правильно поняла вчерашние рассуждения одного страдающего нестандартностью милорда, не так нельзя, как не принято. А статусу надо соответствовать.

Когда через двадцать минут подошла Оливия, чтобы нести еду — на стол она накрыла — у меня уже все было готово. А холодное отварное мясо, ветчину и несколько сортов сыра к блинам я нарезала еще с вечера.

— Каталина, — обратилась я к поварихе. — Послушайте меня внимательно. Я не буду скандалить и кому-то что-то доказывать. Я вас уволю — и дело с концом.

— Милорду отказалось помогать агентство в поисках персонала. Еще летом, — злобно ответила она. — Меня и последнюю экономку он нашел по рекомендации графини Олмри. Так что я не думаю…

— При необходимости я договорюсь с агентством, можете мне поверить. И мне проще готовить самой, чем ждать каких-то проблем от вас.

— Не боитесь руки испортить?

— Нет, — улыбнулась я. — Вот чего-чего, а этого я не боюсь.

— А что на это ваш любовник скажет?

— У меня нет любовника, во-первых. И если бы люди занимались своими делами, а не лезли бы в чужие — всем было бы жить легче. Это во-вторых. Вы это уяснили?

— Да, госпожа Лиззард.

— Я расписала порядок завтраков для милорда. Там оладьи, блины, сырники, булочки и прочие вкусности. Кстати, от какой приправы он чихает?

— От гвоздики.

— Выбросьте ее всю.

Она независимо пожала плечами.

— Что на обед?

— Тыквенный суп-пюре, рыба под кисло-сладким…

— Стоп. Сладкие соусы вы больше не готовите.

— Он же лорд, — возмутилась Каталина. — Не какой-нибудь ремесленник или торговец. Ему положено…

— Кушать то, что ему нравится. А наша с вами работа — это организовать. Соус к рыбе сделайте не сладкий.

Построив кухарку, уточнив, что надо заказать в деревне, я обошла дом. «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои», — вспомнилось мне старое, доброе, школьное.

Все было в порядке. Все трудились на ниве феодализма — или что там у них, надо бы разобраться… Все во вверенном мне хозяйстве было в порядке. И я пошла в близлежащую деревню, знакомиться с ее жителями.

Места действительно были потрясающей красоты и какой-то неожиданной умиротворенности. Пронизанная светом дубовая роща, в центре которой на пригорке находился дом. Листья чуть начинали менять окраску с зелени на медь. Неширокая ухоженная дорога, которая вела в мир — в деревню, примыкающие к ней здания академии и дальше — в столицу. Я спускалась с пригорка и уже видела деревенские дома — добротные, серого камня, с изгородями из высокого колючего кустарника багряного цвета, как меня окликнули:

Глава 9

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мне все-таки удалось удивить милорда Верда.

— Никогда не видел настолько упрямую женщину! — рычал милорд Верд в конце нашего разговора, но мне удалось главное: мне разрешили наблюдать за дуэлью.

Для себя я решила, что если почувствую хоть какую-то угрозу для Рэма или Пауля,  то немедленно прекращу весь этот цирк, и мы, активировав артефакт перехода, просто-напросто исчезнем.

— Еще раз вам повторяю, ничего непредсказуемого или экстраординарного не происходит. Представьте себе, молодые люди всегда, во все времена, выясняли — кто первый, кто самый сильный… На мой взгляд, мастер Рэм и мастер Пауль поступили вполне достойно, соответственно ситуации. Им сказали о том, что они — ублюдки из рода ублюдков — и мастер Рэм немедленно кинул перчатку в лицо юному маркизу Борнмуту. Мастер Пауль тут же поддержал брата, заявив, что выступит в роли секунданта. Должен отметить, что я всецело на их стороне — они ведь с братом записаны как мои дальние родственники — следовательно, оскорбление нанесено и мне.

— Я вот чего не понимаю… Если администрация в курсе конфликта, если вы и остальные преподаватели все знаете, то почему?

— Не остановим?

— Да. Ведь кто-нибудь может пострадать.

— Может, — согласился милорд. — Но если мы будем все время вмешиваться — как мы воспитаем молодых мужчин? Приученных отвечать за свои слова — а юный маркиз, безусловно, заслуживает трепки.

— А какой урок должны извлечь мои дети?

— Если хочешь, чтобы к тебе и к твоей семье относились с уважением и пиететом,  надо быть сильным.

— Сильным, сильным, сильным… Вы заметили, что все время повторяете это слово. Может, надо быть умным и уметь избегать конфликтов?

— Ну, во-первых, сила ума не отменяет…

— В нашей местности любят говорить: «Сила есть — ума не надо», — проворчала я.

— Никогда не слышал, — удивленно посмотрел он на меня — и я прикусила язык — нашла, кому русские народные поговорки цитировать!

— А во-вторых? — постаралась я отвлечь милорда Верда.

— Во-вторых, всегда надо уметь защитить то, что тебе дорого. К сожалению, наш мир не совершенен, и это может сделать только сильный. Причем я имею в виду не только силу тела. Но и силу духа. Кстати, вы умеете ездить верхом?

— Нет. — Я удивленно посмотрела на милорда Верда, не понимая, откуда такой переход с тему на тему.

— Экипаж будет весьма и весьма приметен. А мне бы не хотелось афишировать свой интерес и свое присутствие. Сударыня, нам придется пойти на серьезное нарушение приличий.

Честно говоря, я подумала, что он иронизирует. Посмотрела прямо ему в глаза — нет. Серьезен. И прямо-таки огорчен мыслью об этикете. Что же мне придется сделать?

— Милорд, я всецело доверяюсь вам. — Постаралась, чтобы и мой тон не нарушал патетичность момента.

— Мне придется посадить вас в седло перед собой.

— Хорошо, — кивнула я.

Мы договорились, что я буду его ждать за воротами поместья — там неподалеку от них среди дубов лежал огромный камень — практически кусок скалы — заросший мхом. Вот около него мне и приказали быть в восемь вечера.

— Я возьму вас, если вы будете спокойны, — сказал мне напоследок милорд Верд. — Если я увижу хоть какие-то признаки истерики, нервического припадка и чего-нибудь дамского, я выдам вам нюхательные соли и оставлю дома.

Ну что на это скажешь? Я коротко поклонилась и вышла. На этот раз дверь сразу распахнулась.

До восьми вечера я всячески пыталась себя занять — чтобы действительно не скатиться в истерику. Терять самообладание сейчас было нельзя. Я взяла книгу расходов — и стала составлять списки покупок на следующую неделю. Потом сходила к Каталине и обсудила меню. От меня, наверное, шла такая энергетика, что ни подколок, ни возражений я не услышала. Запланировала генеральную уборку на понедельник, отправила Вилли сообщить поденщицам, что мы их ждем. Определилась, кто сколько получает в неделю — подумала, как хорошо, что милорд Верд без моих просьб решил платить Вилли — очень хотелось помочь мальчику. И хотя от выматывающего тиканья в голове я не избавилась, да и это было бы невозможно, в руках я себя держала.

Я прибежала к камню рано — сил ждать уже не было. Понарезала круги вокруг деревьев. Еще раз запретила себе думать о плохом. Напряженно застыла, вслушиваясь, когда же раздастся стук копыт.

— Вы забыли шляпку и перчатки, — поприветствовал меня милорд Верд, подъехавший со стороны, противоположной от дома. — Постарайтесь впредь так не делать.

— Хорошо. — Не говорить же ему, что головных уборов я даже нашей питерской зимой не ношу.

Он возвышался надо мной. Его конь нетерпеливо перебирал ногами, поглядывая с истинно аристократическим высокомерием на букашку в моем лице, что мешалась ему.

— Не отправлю вас домой только лишь потому, что намерен накинуть на нас личину невидимости. Я думаю, вы согласитесь, что никому не за чем знать о том, что мы с вами ездили наблюдать за ходом дуэли.

Я лишь кивнула — говорить не хотелось. Да и боялась, что голос будет дрожать. Господи, как же я боялась! Милорд Верд изучающее меня разглядывал:

— Все-таки зря я все это затеял. Надо было попросту промолчать, — сказал он, как мне показалось, себе самому.

— Пожалуйста. Поедемте. Я обещаю не вмешиваться. Но оставить меня в поместье — это жестоко.

Тяжелый вздох. Потом слова:

— Подойдите ко мне. Слева. Это право. Слева — это с другой стороны. Хорошо. Вставайте на кончик сапога и протягивайте мне обе руки. Не бойтесь.

глава 10

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ночь. Темнота. Если бы меня не обездвижили, я наверняка стучала бы зубами. От холода. А так… Поскольку я была в роли статуи, то даже такого сомнительного удовольствия я была лишена.

В голову лезли всякие мысли о том, что меня тут попросту забыли. Умом я понимала, что это бред, да и пофыркивание коня где-то за спиной приносило понимание, что милорд Верд вернется на поляну. Но все равно было жутко.

И чем больше я прислушивалась — тем больше мне казалось, что сейчас на меня выпрыгнет из кустов кто-нибудь плотоядный. Поэтому, когда Гром явно оживился, забил копытами и призывно заржал — ужас охватил меня. Не кричала я лишь потому, что не могла — милорд не только обездвижил меня, но и лишил голоса.

И вдруг я почувствовала, что тело может двигаться. Ноги подогнулись, и я упала на колени. Слезы выступили на глазах, я зашипела, стараясь не ругаться в голос. Сейчас перейти на русский — великий, могучий и беспощадный — было бы глупо. Поэтому я рычала и шипела, пережидая боль.

— Простите, — раздался рядом со мной голос милорда. Удивилась, услышав в нем нотки раскаяния. — Я задержался. Пока двадцать три человека посадишь под арест… Вы можете встать?

Я поняла, что сейчас милорд Верд просто дернет меня вверх, пытаясь помочь. И что ни к чему хорошему это не приведет.

— Не надо, — прохрипела я.

Он тяжело вздохнул, опустился рядом со мной на колено, положил мне руки на плечи, забормотал на мелодичном непонятном языке. Я его слышала много лет назад именно этот язык, когда над Пашей и надо мной проговаривала что-то мама Рэма.

Боль, оскалившись напоследок, ушла.

— Поднимайтесь, — раздался приказ, и милорд протянул мне руку. — Надо вас закутать — вы вся ледяная. Почему вы не догадались взять из дома теплую одежду?

— У меня ее нет, — лязгнула я зубами, поднимаясь с земли и распрямляясь.

— Хорошо, что у меня есть. — Мне послышалась в его голосе насмешливая улыбка, и он закутал меня во что-то длинное и теплое. —  Я взял свой плащ из академии.

Потом милорд Верд подхватил меня на руки, подошел к коню и легко закинул мое бедное тело боком на седло. О-хо-хо! Как же я завтра ходить-то буду? Не говоря о том, чтобы сидеть? Как они вообще умудряются после езды верхом с отбитым мягким местом договариваться?

Милорд Верд, между тем, вскочил в седло сам, придерживая меня одной рукой. И так ловко у него получалось — загляденье!

Застоявшийся конь резво взял с места бодрой рысью.

— Будет впредь вам наука оставлять мужские дела — мужчинам, — прошептал мне на ухо милорд.

— Так я ни о чем не жалею. И ни на что не жалуюсь, — отвечала я, стараясь не зацикливаться на своих неприятных ощущениях.

— И уже можете говорить.

Какое-то время мы молчали — я пригрелась, и у меня стали закрываться глаза — и это несмотря на неудобную позу. Мне пришлось изо всех сил бороться с дремотой. Еще не хватало романтично заснуть у мужчины на руках. Я представила, как мы подъезжаем к порогу, как милорд снимает меня с седла… И все это на глазах у прислуги… Представила лица… Нет… Не стоит.

— Вы можете оставить меня у того камня, где забирали? — обратилась я к милорду.

— Хотите вернуться домой одна? Не хотите сплетен?

— Не хочу, — согласилась я. — Лучше будет, если мы вернемся домой по отдельности. Сначала вы — с парадного крыльца, как положено. А потом тихонько проберусь и я.

— Согласен. Только я сначала прослежу, как доберетесь вы. А потом появлюсь — минут через двадцать. Я, во всяком случае, теплее одет.

Наверное, это было нервное, но я захихикала.

— Что с вами?

— Простите, милорд, но все это… Так нелепо.

— Слухи, порочащие репутацию, вы называете нелепостью?

— Именно так. И всегда не понимала: зачем это кому-то надо… Ну, занимайся своей жизнью и не лезь в чужую… И все будет гораздо спокойнее и приятнее.

— Возможно, — проворчал он. — Но не в нашем мире.

«И даже не в моем», — хотела сказать я, но вовремя прикусила язык.

— Как Рэм и Пауль?

— Рэм — хорошо. С чувством выполненного долга. Пауль же… В смятении. Я у него поинтересовался еще, была ли у него задача убить юного барона. Ваш сын ответил, что нет. Тогда я задал вопрос, почему он таким образом выстроил поединок? Не прощупывая противника, не интересуясь его стилем ведения боя, так рискованно… Один удар — и смертельный…

— Они в карцере заперты поодиночке?

— Естественно.

— Бедный мальчик. Он с ума сойдет от переживаний…

— Оставьте эти… стенания. Он — мужчина. И должен понимать, что делает. К тому же, ему некогда переживать. У него задание — подготовить доклад по кровеносной системе. Вены, артерии. Куда бить, чтобы противник истек кровью практически мгновенно. Куда бить, чтобы не дать подняться, но не убить. Куда бить, чтобы напугать — не больше. Куда и как бить, если речь идет о дуэли до первой крови. Книги ему доставят.

Я задумалась. Паша ведь занимался спортивным фехтованием на рапирах. Они же в защите — в кевларовых куртках. Да и на острие шпаги надет специальный наконечник. Ударить надо быстро — в любую часть туловища — «кроме затылка» — так им, кажется, говорили. Вот он и сделал то, чему его учили… Где открылся юный баронет — туда и ударил. А про отсутствие защиты просто забыл с перепугу…

— Прибыли, — отвлек меня от рассуждений голос милорда. Меня спустили с коня.

глава 11

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Подслушивали? — резко распахнув двери в библиотеку, рявкнул милорд Верд.

— Да, милорд, — бодрым голосом девочки-отличницы отрапортовала я и преданно уставилась ему прямо в глаза.

Суровый вельможа глядел на меня. Я понимала, что он изо всех сил хотел продолжить возмущаться, но… не выдержал и рассмеялся.

— Спасибо вам! — вдруг сказал он.

— За что, милорд? — действительно удивилась я.

— Я тоже был какое-то время в библиотеке, пока вы беседовали с моими гостями. Вы их нарочно отвлекали?

— Мне хотелось, чтобы вы хоть чуть-чуть отдохнули, — смутилась я. Решительно заставила взять себя в руки и поинтересовалась. — Милорд, прикажете подавать завтрак?

Неделя прошла спокойно. Я обвыклась, Каталина не бунтовала, Джон стал относиться ко мне с симпатией. В понедельник мы вычистили дом — все заблестело. Во вторник состоялся обед — те пятеро, что приглашаются на обед милордом, оказывается, пишут у милорда диплом. Защита уже зимой. Из них я опознала только графа Троубриджа — видела на поляне, где фехтовали мои сыновья.

Отметила, что по тому количеству продуктов, что кадеты способны поглотить, можно подумать, что в академии не кормят вовсе. Хорошо, что об этом знала повариха и на этот раз решила меня не подставлять — еды мы с ней наготовили вволю.

Утром следующего дня я отправилась прогуляться в деревню. Вилли, который каждый день приходил в поместье, на работу, отправился меня сопровождать.

— Вилли, — спросила я у него. — А ты где-нибудь учишься?

— Я умею читать, писать и считать, госпожа, — гордо сказал мальчишка. — Я ходил в школу при храме Стихий. Три года.

— А кем бы ты хотел стать?

— Все равно кем, — нахмурился Вилли. — Только бы выбраться отсюда. И маме помочь мелких поднять. Она совсем измучилась. А я… не хочу слугой быть.

Хотела погладить его по голове, но удержалась — мало ли, обижу.

— Нет, госпожа, вы не подумайте, — вдруг засуетился он. — Я вам благодарен и… мне нужна эта работа, но…

— Все в порядке, — успокоила его. — Я понимаю.

Хотела спросить про отца. Но — прикусила язык. Неизвестно же, что у них случилось в семье…

— Я уже все решил, — серьезно сказал Вилли. — Мне бы только до шестнадцати лет вес набрать, чтобы меня в армию взяли. А там… И жалование можно будет маме отдавать. И потом — если все будет в порядке — в дорожники устроиться. Отставников милорд Верд организовал так, чтобы они должности при государственных трактах получали. А если что… Опять же — пенсия моим будет.

Покачала головой — такие взрослые рассуждения от такого малыша.

— А сколько у твоей мамы детей?

— Со мной — четверо, — ответил мальчишка. И вдруг, словно решившись, признался мне. — Вообще-то я хотел бы мосты строить. Через реки.

Мы прошлись по рынку. Я купила огромных краснощеких яблок. Отобрала несколько с собой. Договорилась, чтобы остальные доставили в поместье. Да побольше! Побольше!

Уже на выходе с рынка мое внимание привлекла женщина с ягодами, похожими на крупную малину. Попросила попробовать. И даже зажмурилась от удовольствия. Сладко!

— Возьмите, госпожа, — обратилась ко мне женщина. — Я лимарру в лесу собирала, хорошая ягода. Последняя. Еще неделя от силы — и отойдет.

— Эту я заберу, — кивнула я на два оставшихся туеска. — А к выходным вы можете такой же набрать — и принести ее сразу в поместье милорда Верда?

— Конечно, госпожа! — радостно закивала женщина.

«Вот мальчишки обрадуются!» — подумала я.

Больше мне ничего не приглянулось, и мы отправились в обратный путь. Уже на выходе из деревни я вспомнила, что не зашла в лавку к мяснику и не предупредила, что надо доставить в поместье хорошей говядины, необходимой нам назавтра для пирогов с мясом и грибами.

Поэтому я отправила Вилли с поручением, а сама поставила корзинки с яблоками и малиной на землю и приготовилась ждать моего помощника.

— И все-таки милорду Верду как-то не везет на женщин! — раздался чей-то оглушающий мужской голос.

— И что тебе-то за печаль в этом, сержант! — загоготал другой такой же не тихий бас.

— Да я!!! — взревел голос. — За командира!!!! Переживаю!

— И за всеми его бабами присматриваешь?! — новый издевательский голос.

— Да пошел ты!!!

 Я поняла, что остановилась на изгибе мощенной булыжниками улочки, куда долетали вопли из трактира неподалеку, который как раз и находился на окраине деревушки.

— Да сколько у него тех женщин было? — этот голос был совсем пьяненький. И мирный.

— Сначала… Луизочка эта — вся такая… Он еще жениться хотел. Потом, когда она за барона своего замуж выскочила — всяких актрисулек и балеринок было…

— Не-ме-ря-но! — снова раздался самый громкий голос. — Силен командир!

Звон посуды и крики:

— За командира! За милорда Верда! Бра-бра-бра!!!

Потом кто-то расстроено протянул:

— А теперь у него — что за крокодилица?

— Графиня какая-то. Все фифу из себя корчит — а сама — змеюка-змеюкой…

— Да… Лучше уж честные давалки за деньги, чем эта…

Тут ко мне подбежал Вилли с докладом, что поручение выполнено. И отвлек меня от подслушивания интереснейших сведений о моем хозяине. Я вздохнула, но при ребенке стоять и следить за разговором пьяных солдат было неловко. Поэтому мы отправились домой.

глава 12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Пока я спешила вниз, я прогоняла мысли о том, что что-то случилось, что мальчишки ввязались еще во что-то, что…

— Госпожа Лиззард, — раздался голос милорда Верда. — С вами все в порядке?

— Со мной — да! — Оказывается, я уже была в гостиной. — Что-то случилось?

— Как вас легко перепугать, — отметил мой хозяин. — Присаживайтесь, госпожа Лиззард.

И он кивнул на кресло возле камина, напротив своего собственного. Дождался, пока я усядусь. Спросил:

— Как прошла неделя?

— Спасибо, без проблем.

— С вашим появлением в доме стало как-то… уютнее.

Я улыбнулась. Слышать это было приятно.

— И тем более мне бы не хотелось вас огорчать.

— А вы намерены это сделать? — удивилась я.

— Понимаете…  — он поднялся, заходил по комнате, время от времени проворачивая на указательном пальце кольцо. — Ваших сыновей приняли за моих родственников. Не воспитанников, а именно родственников. И в большинстве своем люди склоняются, что это мои внебрачные сыновья. И я принял решение не разубеждать людей в этом. Все-таки, если прознают, что мать мальчиков трудится у меня экономкой… Это не хорошо отразится на их положении. Вы же не намерены называться своей настоящей фамилией?

— Ни в коем случае.

— И как вы относитесь к тому, что мы не будем разубеждать людей в ошибке?

Я замолчала, обдумывая то, что он мне сказал. На самом деле, это было щедрое, в чем-то спасительное предложение. Ну, кроме того момента, что «он принял решение» … Это меня, конечно, задело, но не настолько, чтобы я высокомерно отказывалась. Хотя оставался вопрос: а ему-то это зачем надо?

— С благодарностью принимаю ваше предложение, — склонила голову я.

— Ваши сыновья возмущались и отказывались.

— Они еще слишком молоды и горячи, — пожала я плечами.

— Скажите… А ваш супруг… он жив?

— Да, — удивилась я переходу.

— Тогда как так получилось, что вы оказались одна. Без защиты семьи, но с двумя сыновьями? Без дома?

— Вы знаете, к моему супругу это не имеет никакого отношения, — честно ответила я.

— Он бросил вас?

— Нет, — улыбнулась. — Скорее, это я бросила его.

Какое замечательное недоумение сверкнуло в темных глазах моего собеседника…

— Не понимаю, — признался он.

— Он посмел рискнуть жизнью Пауля… И не потому, что… ситуация была безвыходная. Нет. Из-за азарта, ради острых ощущений. Пауль чуть не погиб. Я должна была остаться безногой калекой. Меня спасла женщина-маг. Просто потому, что проходила мимо…

— Я действительно не совсем все понимаю…

— Простите, я не могу рассказать вам всего. Просто не могу.

— Хорошо. Единственно, вы не совсем понимаете, какие последствия будут у того, что мальчики будут признаны моими родственниками.

— И какие же? — подняла я на него глаза.

Мы сцепились взглядами.

— Вы приготовите им гостевые спальни на господской половине, — продолжил милорд Верд, внимательно отслеживая мою реакцию. — Кушать они будут со мной в господской столовой. Вы к ним обращаетесь мастер Рэм и мастер Пауль. И дозируете свое общение.

— Но им надо купить теплую одежду… — совсем растерялась я.

— Конечно. В субботу утром, как только они прибудут, я дам вам распоряжение отправиться в город за теплой одеждой.

— Спасибо вам, — проговорила я. — Я приму ваше решение. И простите нас за беспокойство.

— Вы знаете… — тихо-тихо проговорил милорд Верд. — Если бы это были мои сыновья… Я был бы счастлив. Поэтому я рад помочь вам.

На следующее утро Пауль и Рэм прибыли.

И если Рэм спокойно отнесся к моим приветствиям: «Добрый день, мастер Рэм Рэ, мастер Пауль Рэ. Рада приветствовать вас дома!», то Пашу перекосило знатно.

К сожалению, остаться втроем и поговорить нам не удалось. Рядом крутился сияющий, как свеженачищенные сапоги милорда, Джон — похоже, он и вправду решил, что Рэм и Пауль — сыновья его милости. Время от времени мелькали Оливия и Натан, а взгляд Каталины буквально жег мою спину.

— Вы уже прибыли, — спустился к нам со второго этажа милорд Верд. — Очень хорошо. Госпожа Лиззард, распорядитесь на счет завтрака — после него молодые люди отправятся в город за покупками.

— Слушаюсь, милорд, — я присела в книксене и отправилась на кухню отдавать распоряжение.

— Вас будет сопровождать господин Адерли, мой камердинер. Он человек многоопытный и поможет вам определиться с гардеробом. Захватите с собой госпожу Лиззард, ей тоже надо в город. — Это я слышала уже спиной.

Как и почтительное:

— Да, милорд! —  исполненное хором Рэмом и Паулем.

В экипаже мы оказались вчетвером.

— Как вам академия? — спросил Джон.

— Трудно, — улыбнулся Рэм. — Никогда не думал, что будет настолько трудно.

— С учебой?

— Скорее, с общением с другими кадетами.

— И с дисциплиной, — пробурчал Пауль. — Это же просто казарма. Ни влево, ни вправо — только ровными рядами. Одни приказы — никаких вопросов, объяснений. Я туалет ночью мыл только за то, что три запятые в сочинении пропустил. Три запятые — три унитаза.

Я не выдержала — захохотала.

Глава 13

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Если местные жители и удивлялись, увидев бегущую по улице плачущую женщину в изящном синем пальто, то никто ничего не предпринял, чтобы остановить.

А мне… Мне было все равно. Наверное, не стоило так бурно реагировать, надо было вспомнить, что Пашка — все-таки подросток и в этом возрасте хамство и свержение авторитетов — дело, в общем-то, нормальное и по возрасту положенное. Что дети вообще — и подростки в особенности — существа безжалостные и хорошо умеющие бить по самому больному… И это опять-таки норма. Но… было так обидно, так больно… Ведь, в моей одинокой жизни, мой сын был самым близким человеком.

Не осталось сил бороться, подстраиваться под обстоятельства, пытаться выкрутиться в тех хитросплетениях, что подготовила жизнь. Было больно. И осталась просто пустота.

Словно в насмешку над моей тоской на меня посматривали синева неба и яркое солнце, запутавшееся нитями блестящих лучей в золоте листвы. Я внезапно поняла, что стосковалась по серости Питера, по низкому небу, тяжелым облакам. Мой город был в отличие от этого мира настоящим. Там была настоящей я. Там я знала, кто я такая. Там я знала, как себя вести. Отповедь мерзким «специальным» голосом — и сын бы угомонился. А в этом мире. Где я прислуга. Как-то неожиданно для себя я проявила слабость…

Слезы текли и текли, и все никак не могли уняться. Я уже ругала себя — и чего я расквасилась? Что такого произошло?.. Но успокоиться никак не могла.

В себя я пришла нескоро. Поняла, что не знаю, где нахожусь. Какой-то сквер в окружении богатых домов с чугунными кружевными заборами.

— Вы оставили шляпку и перчатки в кофейне, — раздался рядом знакомый голос лорда Верда. Недовольный голос.

А мне было как-то все равно…

— Благодарю вас, — сказала я, не думая поворачиваться к нему или подниматься, как было положено мне, его экономке. — Только непонятно, откуда вы тут взялись…

— Пришел, — миролюбиво объявил милорд Верд. — Как только Джон появился в кофейне, то обнаружил, что вы пропали, а ваш умный сын растерялся и не знает, что делать. Потом пришел Рэм, узнал, что произошло, и дал в ухо Паулю. Бедный Джон был вынужден их разнимать. Потом мой камердинер связался со мной. Он был совсем в расстроенных чувствах и сообщил, что они вас потеряли и вы бегаете по незнакомому городу в слезах. Я выстроил портал, попал в Роттервик и отправился вас искать.

— А как вы меня нашли?

— Велика сложность, — рассмеялся он. — Вы же не исчезнувший наследник герцогства Рейм... Пара заклинаний — и готово.

Я испугалась, когда услышала его слова о наследнике Реймского герцогства. Потом оценила комизм ситуации, в Рэме, значит, этого самого наследника не опознали.

— Как-то вы чересчур расстроились. — Он сел рядом на скамейку и сунул мне в руки шляпку и перчатки.

— Действительно. А то не с чего, — проворчала я. Но надела шляпку, завязала ленты. Натянула перчатки.

— На такие взбрыки подрастающего поколения надо реагировать жестко — это безусловно. Но доводить себя до такого состояния… Не стоит.

— Обидно.

— Обидно. Наверное, от близких такого не ждешь — поэтому так больно… Поэтому, когда вырастаешь, становится так стыдно перед своими. Особенно перед мамой.

— Вы хотите сказать, что и вы?..

— Безусловно. Что ж я — подростком не был? — невесело усмехнулся милорд Верд. — А в моем случае, еще и официально признанным бастардом его величества. Можете себе представить, как ко мне относились сверстники, вдохновленные их родителями. Спуску я никому не давал. Дрался, дрался, дрался. На шпагах, на кулаках. Магически… Иногда меня накрывало — за что мне все это? Почему я не как все? Понятно, к отцу-императору претензий быть не могло. Поэтому я трепал нервы матери.

— И что она вам отвечала?

— Что за свою любовь к единственному мужчине в ее жизни она ни перед кем, в том числе и передо мной, отчитываться не будет. И что, как бы она меня ни любила, разговаривать с ней в таком тоне я не смею.

— И вы не смели?

— Отчего же? Время от времени пробовал. Подростки вообще любят испытывать границы дозволенного. И чем подросток больше любит — тем решительнее он будет прощупывать эту границу.

— Зачем? Он хочет свободы?

— Нет. Он хочет, чтобы ему показали, что мир — нормален, граница есть, и он в безопасности.

— То есть Паша… Пауль нарочно провоцировал меня, чтобы ему указали его место?

— Совершенно верно. Так что приведите себя в порядок и давайте отправляться домой. Будем объяснять вашему отпрыску, насколько он не прав. Хотя, честно говоря, он уже наказан.

— Что? — подскочила я.

— Понимаете, когда мне доложили, что вы в слезах выбежали из кофейни и теперь неизвестно где, я разгневался. Отправил детей через портал домой. И наказал.

— Что с моим сыном?

Нет. Я не кричала. Я не истерила. Голос был холоден. Спокоен. И даже как-то деловит. Но в нем была сила.

— Вот, — одобрительно закивал лорд Верд. — Запомните эту интонацию. Если бы вы так говорили с сыном с самого начала, то конфликта бы не было. Он бы понял, что вы в стае главная, и успокоился бы.

— Вы с ума сошли со своей педагогикой? Какая стая? Что с моим мальчиком?! — окончательно рассердилась я.

 — Стая — такая же, как у волков, — с улыбкой посмотрел на меня милорд Верд. — Ну же! Молодежь тяготеет именно к этой модели поведения. Кто сильный — тот и прав. А вопрос о том, что Пауль не мальчик, а молодой мужчина… Это мы уже выясняли…

глава 14

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Утром я дико гордилась собой. Я удержалась. И ограничилась лишь парой глотков замечательного напитка из стакана, ровно до тех пор, чтобы меня прекратило потряхивать… Но не более. Так что я наступила на горло собственной песне, хотя напиться хотелось отчаянно, и не стала изображать из себя красноармейца в фашистском плену, действуя по принципу: «Русские после первой не закусывают…»

Остаток вечера прошел…странно. Мы беседовали в гостиной. Я распоряжалась на счет чая. Каталина в честь приезда мастера Рэма и мастера Пауля расщедрилась на торт, изумительный, со взбитыми сливками и лимаррой, пропитавшей темные коржи.

— Каталина! — торжественно проговорила, когда попала на кухню. — Я просто должна это сказать!

— Госпожа Лиззард? — настороженно отозвалась наша повариха.

— Ваш торт вкуснее, чем все, что мы пробовали в кофейне с молодыми господами. А еда в доме лучше, чем в «Изумрудной цапле». Ой.

Я поняла, что проболталась, и путем нехитрых умозаключений прислуга догадается, с кем же я была в модном ресторане. А ну и пусть догадываются!..

Но повариха отреагировала без любопытного алчного блеска в глазах, который я так не выносила. Она смутилась и растрогалась.

— Спасибо, — тихонько ответила она. — Это... так приятно.

Остальные слуги смотрели на меня с одобрением.

На этом я отправилась спать.

Бывает, что думаешь — заснешь еще до того, как упадешь в кровать… Ан — нет! Вот она — ночь. Вот она — тысяча и одна мысль… И главная на повестке дня… — нет, ночи — что это было?..

Мальчишки после чая достаточно быстро ушли. Я поднялась, чтобы уйти с ними.

— Пожалуйста, останьтесь…

Я развернулась и посмотрела прямо в глаза милорду Верду. Натолкнулась на что-то невероятное, притягательное. В этом взгляде темных глаз хотелось запутаться. И остаться… Но самое главное — в этом взгляде страшно было ошибиться и принять желаемое за действительное…

И я, спрятавшись за неважные и обыденные слова, поспешила уйти из гостиной. А то получилось бы что-нибудь по типу: «Пьяная женщина — доступная женщина». Потом стыда не оберешься.

А теперь я ворочалась и думала… А что, есть мысль — надо ее думать. И времени много — вся ночь.

— И что же страшного было в этом интересе? — вдруг замелькали у меня в голове мысли, такое ощущение, что чужие. «Надо меньше пить!» — ответила я себе.

— Да не то, чтобы страшно… — пробормотала я непонятно кому, где-то в своей бессоннице.

— Неприятно? — не унимался, будем считать, мой внутренний голос.

— Абсолютно нет. Наоборот, — улыбнулась.

— И какие же чувства возникли?

— Внезапно нахлынувшее желание… — кому-то ответила я. А что?.. Я нетрезвая — еще и честная. По крайней мере, с собой. В своих снах…

Мне показалось или голос как-то нервно сглотнул.

— Тогда почему ушла?

— Страшно…

Кто-то в моей бессоннице зарычал и засмеялся одновременно:

— Не понимаю…

— Страшно близко подходить к кому-то. И подпускать к себе кого-то близко-близко тоже страшно, — прошептала я. И наконец-то заснула…

Утром я проспала. Проснулась уже ближе к десяти, вскочила. Уже привычно отругала себя за то, что не завила волосы. Так же привычно заплела косы и заколола их.

Сбежала вниз. Сначала кухня.

— Госпожа Лиззард, — улыбнулась мне Каталина. — Милорд и его воспитанники отзавтракали. Только… он им нормально поесть не дал. Только по два сырничка позволил! А они маленькие совсем! Занятие фехтованием у них с утра… А дети голодные!

— Так они во дворе?

— Да, — кивнула повариха. — Завтракать будете?

— Спасибо. Я сама все возьму. Каталина, — мне пришла в голову мысль, — а что, если мы напечем пирогов и пирожков? Пирожки с разными начинками. Все их любят, особенно милорд. Да и мальчиков побалуем… На обед тогда подадим бульон с кусочками мяса и выпечку. А на ужин сделаем большие пироги — с рыбой.

— Можно, конечно… Только тесто я не ставила. А дрожжевому — ночь подходить.

— Я мы сделаем «ленивое».

— Как это?

— Практически сразу замешиваем — и ставим в хо… — хотела сказать «в холодильник», но осеклась. — В холодное.

— Давайте попробуем, — скривилась она, но протестовать не стала.

— Я и Оливия будем вам помогать. С выпечкой, да еще и на такое количество народа, возни много.

Как и всегда, когда я говорила о том, что буду готовить или буду помогать с готовкой, Каталина смотрела на меня удивленно. Я, как, впрочем, и обычно, не обращала на это никакого внимания.

Первую партию пирожков у нас растащили, не дожидаясь обеда. На кухне отметились все. Ладно, Джон и Натан — они хотя бы официально знали, где кухня. Мальчишки нашли ее по запаху — так они объяснили свое появление. Последним пришел милорд Верд.

Каталина как раз доставала из печи еще один противень. Ждали своей очереди в духовку два огромных пирога с рыбой. Я долепливала последние пирожки — теперь с капустой. Их решено было пожарить. Оливия чистилась — пора было начинать сервировать стол к обеду, а мы все были в муке.

— Это было жестокое  испытание для моей силы воли, — рассмеялся хозяин, оглядев нашу живописную группу. Из нас троих только горничная выглядела прилично. — Обеда дождаться невозможно.

глава 15

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Как неделя не задалась с понедельника, так это все продолжилось во вторник. Тот же заунывный дождь. Опять взбрыки аристократов…

Когда я подошла к двери встретить кадетов, которые прибыли на обед к милорду, то сразу обратила внимание на то, как молодые люди на меня смотрят. Презрительно. Оценивающе-раздевающими взглядами.

Милорд Верд задерживался, и мне пришлось пройти с гостями в гостиную. Один из курсантов, высокий и изящный, черными глазами напоминающий милорда Верда — только волосы у него были иссиня-черные —  окликнул меня:

— Любезная, распорядитесь принести нам по бокалу вина перед обедом.

— Слушаюсь, милорд.

Остальные кадеты рассмеялись.

— Откуда вы появились, любезная? — с оскорбительным снисхождением спросил у меня другой. — Называть наследника престола милордом. Это надо быть совсем глупой. Или уж абсолютно невоспитанной.

«Ох, дети-дети… Не у меня вы учитесь…»

— Да что с нее взять, — поморщившись, проговорил кадет, лицо которого было мне знакомо. Это был граф Троубридж. Тот самый, что руководил дуэлью, в которой принимали участие мои мальчики, — вылезла откуда-то из глухой провинции.

Все рассмеялись.

Двое не принимали участия в разговоре, но с интересом и одобрением смотрели на своих одногруппников.

— Прошу прощения, — ответила я вслух, оглядев всех пятерых, — но ведь милорд Верд распорядился не делать различия между кадетами?

Молодые люди потупились. Значит, я угадала.

— А теперь позвольте, я выполню приказ его высочества.

Вино им подавала Оливия.

— Милорд задерживается, — обеспокоено посмотрела она на меня.

— Не будут же молодые люди буянить, — усмехнулась я. — Кстати, сколько им? Последний курс. Учиться начинают… с четырнадцати. Как мастер Рэм Рэ и мастер Пауль Рэ. Значит, этим, что учатся на десятом курсе, по двадцать четыре. Дети…

— Дети… — проворчала Оливия. — Только очень и очень могущественные. И сильные. Вы знаете, что его величество говорил хозяину, что принц Брэндон…

— Это тот, что вино распорядился подать? — уточнила я.

— Точно… Так вот, принц Брэндон как маг — сильнее даже, чем милорд Верд.

— Так младший брат — сильнее старшего?

— Да. И императора очень волнует, чтобы его наследник держал себя под контролем.

— Понятно, — ответила я и подумала, что уже начинаю привыкать к тому, что слуги все про всех знают. И очень любят пообсуждать своих господ.

Я вышла с кухни и отправилась посмотреть, не подать ли кадетам еще и еды, как почувствовала, как меня прижали к стене, как нахальные, чужие и беззастенчивые руки меня оглаживают. Подняла глаза — обнаружила, кто это. И как-то стало… до безумия противно. Несмотря на вчерашние показательные выступления некой графини и сегодняшнее хамство юнцов, я почему-то думала об этом представителе имперской аристократии много лучше.

— Ручонки убрал, — прошипела я.

Граф Троубридж — а это был он, как раз в романтическом позыве дотронувшийся губами до моей шеи, вздрогнул. Но не прекратил на меня наваливаться.

— Вы забываетесь, — протянул он.

— А вы пожалуйтесь на меня хозяину, — улыбнулась я, глядя ему прямо в глаза.

— Знай свое место, прислуга!

— Мое место мне указывает мой хозяин — но никак не гость в его доме, — отрезала я холодно. — А на досуге подумайте вот над чем… Насколько хозяину дома будет приятно, что вы, его ученик, превращаете его дом в филиал дома терпимости.

— Что? — Приятно было слышать в голосе юного, но блестящего графа растерянность.

— Это проявление вашего уважения к моему хозяину?

— Да как ты смеешь?

— Вы так привыкли к дамам в борделях, что уже не понимаете, где находитесь?

— Вы не леди. — Странно, на мой взгляд, он отреагировал на слово «бордель» из моих уст. В его голосе совершенно нелогично прозвенели обвинительные и осуждающие нотки.

— Совершенно верно, — не стала спорить. — Я — прислуга.

Он выругался, но отошел.

— Мне позволено будет удалиться, ваше сиятельство? — почтительнейшим образом поинтересовалась я.

— Свободна.

И я, плюнув на свои обязанности, отправилась в свою комнату. Всё! Все в сад. А мне — броневичок, кепочку, хорошего стрелка. И кучу патронов к станковому пулемету. Исключительно в воспитательных целях.

Я поняла, что в империи Тигвердов можно вполне себе жить. Если не сталкиваться с аристократами. Кажется, мой хозяин — единственно приличный человек из них всех. И тот бастард, которому с этими уродами приходится ой, как тяжело.

Вдруг я поняла, что плачу. Это еще с чего?

И сама себе ответила — от злости. И как себя ни уговаривала, дескать, «собака лает — караван идет»… слезы текли. Наверное, я просто устала. Проснулась оттого, что мне осторожно стучали в дверь.

— Оливия? — Я открыла дверь. — Что-то случилось?

— Мы беспокоились о вас. Вы не вышли к ужину.

— Я заснула.

— Вы хорошо себя чувствуете? Может, вам поднос принести в комнату?

— Спасибо, не стоит. Я сейчас спущусь.

Посмотрела на себя в зеркало, пока умывалась. М-да… Красота неземная, глаза опухли, вся разлохматилась. Покачала головой, рассмеялась.

— А чего ты ожидала?

глава 16

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Дождь барабанил по стеклам уже неделю. Непрерывно. Без конца и без остановки. То стекал слезливыми каплями, то меланхолично и ласково шуршал, словно подлизываясь, то злобно бил — как будто требуя, чтобы его впустили в дом, обогрели.

Опять вторник. Опять ночь. Милорд Верд еще не возвращался. Получается, что я не видела его практически все это время. После той встречи в библиотеке возле камина… я сторонилась милорда.

Не то, чтобы я опасалась каких-то действий с его стороны, не совместимых с моими желаниями. Нет. Конечно, некий граф, кадет его милости, пишущий у милорда диплом и продемонстрировавший норму обращения с прислугой в данном мире, весьма способствовал просветлению в моих мозгах. Безусловно, я не думала, что лорд Верд поведет себя так же, как студент его академии. Но определенные проблемы наше сближение с хозяином уже принесло. А что будет, если мы станем любовниками. Хотя — стоило признаться в этом хотя бы себе — тянуло меня к нему очень сильно. И боялась я не так его желаний, как своих. А еще больше того, что они совпадут. И неделя эта далась мне тяжело.

Процесс «избегания» хозяина поместья, не требовал особой спортивной подготовки. Если соблюдать все правила приличия, по крайней мере, как я их понимала, то можно было вполне свести общение к замечательным фразам: «Да, милорд!», «Слушаюсь, милорд…» и прекраснейшим образом выполняемым книксенам. И попадаться на глаза строго по делу. И очень ненадолго.

К тому же, на выходных милорд Верд привез мальчишек из академии и удалился. «По делам», — сообщил он. И мы с ним любезнейшим образом раскланялись.

Сегодня, во вторник, его кадеты-дипломники не почтили нас своим присутствием. Из чего я сделала вывод, что их «экспедиция» все еще продолжается.

А вот чего я сама не отправилась спать, а сижу и ожидаю милорда Верда, хотя обещала себе этого не делать, для меня оставалось загадкой.

Я отпустила слуг и дремала над книгой в гостиной, время от времени поглядывая на пламя камина. Игра огня меня успокаивала.

Едва слышимый звон колокольчика, возвещающего о том, что милорд пересек границы поместья, показался в тиши ночного дома слишком громким. Я поднялась, потянулась, закуталась поплотнее в шаль и пошла открывать дверь. Попутно размышляя о том, что всегда удивлялась, как это Джону удается подходить к двери всегда так вовремя — и не стоять выглядывать, но и не заставлять хозяина или посетителей ждать. А это всего лишь система внутреннего оповещения…

Хотя мне пришлось постоять в холле минут пятнадцать, прежде чем сквозь дождь я услышала шаги лорда Верда.

— Добрый вечер! — улыбнулась я ему.

— Добрый, — выглядел он каким-то осунувшимся. — Не обязательно меня дожидаться. Тем более я сегодня должен был остаться ночевать во дворце.

— Ничего. — Я приняла у него мокрый плащ. — Это приятные хлопоты.

— Спасибо, — улыбнулся он, словно я сказала что-то такое, что он хотел услышать.

— Подогреть ужин? Или вас покормили во дворце?

— Осторожно, — совсем развеселился он. — В вашем голосе звучит ревность.

— Надеюсь, это не будет расценено как неуважение к короне.

— Не знаю, не знаю… — Милорд Верд посмотрел на меня с нарочитым подозрением.

— Значит, ужин греть и вас кормить.

— Да — только я переоденусь в сухое. И спущусь.

Я уже развесила его плащ, чтобы он просох, как услышала уже с лестницы, ведущей на второй этаж:

— Госпожа Лиззард!

— Да, милорд?

— Будьте добры, присоединитесь ко мне за ужином.

— Вот с чего вдруг? — проворчала под нос и сразу обругала себя нехорошими словами. Шифровалась бы дальше — все полезнее было бы.

— Так как насчет совместного ужина? — повторился вопрос.

— Простите, милорд. Я не вижу в этом необходимости, — ответила я хозяину через довольно длительный промежуток времени.

— Отчего же? Позвольте полюбопытствовать? — Раздались быстрые решительные шаги. Милорд Верд спустился обратно.

— Пожалуйста… На вас мокрая одежда — вы можете простудиться.

— Вас это волнует как мою примерную прислугу?

Я посмотрела на него с укором:

— И что вы хотите от меня услышать?

— Я вас чем-то обидел?

— Нет. — А вот этого вопроса я не ожидала.

— Вы знаете, ведь мне в какой-то момент показалось…

Мне оставалось лишь прижать ладони к вспыхнувшим щекам — какая я все-таки дура… Еще и не умеющая скрывать свой интерес.

— Вы смутились? Вам неловко? Мне показалось? — Его неожиданно яркие в полутьме холла глаза смотрели на меня, не отрываясь.

«Солги!» — приказала я себе. Но не смогла.

— Не показалось, — выдохнула я.

— Ника… — он сделал шаг ко мне.

— Пожалуйста… — отшатнулась от него, запуталась в длинной юбке — и упала бы, если бы меня не подхватили. Да что такое! Почему меня в этом мире просто ноги не держат. Я падаю, а он меня подхватывает! Бесит же.

— Я слишком настойчив и бесцеремонен? — тихо спросил он, придерживая меня.

— Самую малость. — Я высвободилась.

— Вас это оскорбляет?

Я тяжело вздохнула.

— Вы правы, — расценил этот вздох по-своему милорд Верд. — Холл и подножие лестницы не самое комфортное место для подобных разговоров. Сейчас я вернусь, и мы с вами договорим.

Он развернулся и сделал несколько шагов по ступенькам. Потом вдруг захрипел и рухнул мне под ноги.