Империя Ворона-3. Господство

I. Власть и привилегии

Четыре дня назад военный флот покинул главный порт Радосса. Еще столько же осталось до цели. Долгими часами Ворон изучал карту безымянного острова, но все равно сомневался, — карта была ненадежной, составленной с чужих слов. У императора не хватило времени раздобыть подлинную. Согласно сведениям, полученным за несколько дней до отбытия из дворца, единственный экземпляр хранился у Лим Ки-Рана. Хоть остров никому не принадлежал, Империя Лим давно присвоила его себе. Неофициально. И благодаря этому имела преимущество.

Мысли о грядущей войне постоянно оттесняла тревога за Элизу. Ворон не доверял никому во дворце, кроме Ливэн, но юная камеристка слишком слаба, чтобы защитить госпожу от врагов. Все чаще император думал, что нужно было убить наложниц, а не прогонять. Женщины коварны. Многие могли затаить обиду. Сейчас Элиза уязвима. Кто сказал, что обиженные наложницы не попытаются отомстить?

Ворон старательно отогнал неприятные мысли. Это уже похоже на помешательство. Элиза во дворце под защитой стражи, которая может ее недолюбливать, но не рискнет сердить императора. После уничтожения Северного Альянса народы холодных земель не посмеют напасть на Империю Ворона, а император Лим слишком горд, чтобы действовать исподтишка. Он не сражается с женщинами. Так что Элиза в безопасности, а ему — Ворону — пора сосредоточиться на стратегии, которая еще довольно сыра.

После стука главнокомандующий Тамир Ансари вошел в каюту императора.

— Ваше величество, только что из Западного дворца прибыл почтовый сокол. Я решил лично доставить письмо.

С этими словами генерал протянул Ворону маленькую медную капсулу. Тот взял ее с осторожностью. Плохие мысли снова полезли в голову.

— Только бы ничего дурного не случилось, — прошептал он, открывая капсулу.

— Я вас оставлю. — Ансари поклонился и вышел. Император кивнул в ответ.

Генерал в тревожном ожидании прохаживался взад-вперед по палубе. Сокол, прилетевший из дворца, его насторожил. Императрица не стала бы писать мужу от скуки. Вероятно, что-то случилось — что-то важное. Ансари молился, чтобы новость оказалась доброй. Если во дворце беда, Ворон может отправиться домой. Главнокомандующий содрогнулся, вспомнив недавний бой близ Северного Континента. Тогда враги чуть не разгромили всю армию, а самого Ансари пытали до полусмерти. Император Лим могущественнее северян. Одним богам известно, что он сделает с армией, оставшейся без защиты Ворона.

Император вышел на палубу, и Тамир Ансари резко остановился. Сердце подпрыгнуло в груди, опасаясь худшего, но глаза увидели улыбку на лице Ворона. На лбу генерала от волнения выступил пот. Он стоял на месте, не решаясь подойти и задать интересующий вопрос. Не положено подчиненному вмешиваться в дела правителя, пока тот сам его в них не посвятит.

Ворон заметил Ансари и, продолжая улыбаться, подошел к нему. Генерал удивился, увидев слезы в его глазах — слезы счастья.

— Ваше величество, — осмелился заговорить он, — из дома пришла добрая весть?

Ворон посмотрел на него, и Ансари усомнился, что разговаривает с императором. Во взгляде того плескалась радость.

— Элиза ждет ребенка, — сообщил он негромко.

Главнокомандующий ахнул, после чего на его лице расцвела широкая улыбка.

— Поздравляю, ваше величество! Какая радостная новость!

— Не кричи, — мягко улыбнулся Ворон. — Я не хочу отвлекать воинов от грядущего сражения. Праздновать будем по возвращении.

Тамир Ансари покраснел и кивнул. Еще долго улыбка не сходила с его лица.

***

— Главнокомандующий — это генерал, который управляет всей армией, выше него лишь король или император. — Элиза и Ливэн сидели в комнате отдыха, где императрица рассказывала камеристке о военной мощи государства. — Тамир Ансари — третий по значимости человек в Империи Ворона после Рэйгана и меня. Он руководит как сухопутными войсками, так и флотом. На эту должность утверждается не простой генерал, а человек всесторонне развитый и обладающий различными умениями и большим военным опытом. В ранней молодости Тамир Ансари несколько лет служил во флоте, потом в сухопутных войсках. В двадцать лет он удостоился звания генерала, а к тридцати четырем дослужился до командующего — правой руки главнокомандующего. После гибели Марко Адерлайна вступил на его пост.

— Но почему он носит звание генерала? — спросила Ливэн удивленно. — Ведь кроме него есть и другие.

— Есть, — согласилась Элиза. — Только официально звание Тамира Ансари звучит «главнокомандующий генерал имперской армии». Но это слишком длинно, поэтому его зовут генералом или главнокомандующим. На службе у нас находятся двенадцать генералов и шесть адмиралов, но последние, по сути, выполняют обязанности обыкновенных командиров, только во флоте. Тамир Ансари командует ими, а также их подчиненными. Император командует всеми, включая Ансари.

— Как сложно... — Ливэн почесала лоб. — Вряд ли я это запомню.

— Я тоже не сразу разобралась, — улыбнулась Элиза и прищурилась. — А почему тебя вдруг заинтересовала армия? Захотела стать солдатом?

— Что вы, госпожа! — расхохоталась Ливэн. — Какой из меня солдат? Я просто любопытная.

— Не лги, Ливэн, — ласково пожурила Элиза. — Вижу ведь, что не просто так ты стала задавать вопросы. Раз служба тебя не интересует, тогда что? Или кто?

II. В клетке со змеями

Гостьи спустились к ужину нарядными и посвежевшими. На них были другие платья, которые, в общем-то, мало отличались от предыдущих. Разве что одежда Ранвейг меньше блестела, а Энид сменила белый цвет на нежно-голубой.

Королева удостоилась почетного места за столом — напротив императрицы, — а принцесса села по правую руку от матери. На ужин подали запеченную рыбу и несколько овощных салатов.

— Вы удобно устроились? — вежливо спросила Элиза.

Ранвейг ответила с заискивающей улыбкой:

— Да, ваше величество. Благодарим за уютные и просторные покои.

— Когда император вернется с войны, у вас появится собственный дом.

Королева с принцессой переглянулись, вспоминая недавний разговор.

— Как вам нравится жизнь во дворце? — спросила Ранвейг. — Слышала, вы выросли в деревне. Должно быть, трудно было привыкнуть... — она окинула взглядом трапезный зал, — к этому?

— Я справилась. — Элиза сдержанно улыбнулась. — Привыкание не заняло много времени. В конце концов, я здесь родилась и прожила четыре года.

— Простите за бестактный вопрос, ваше величество, — улыбка на лице Ранвейг стала еще фальшивее, — но как же так вышло, что вы, принцесса по рождению, прислуживали императору в качестве наложницы? Как он посмел поступить с вами так жестоко?

Элиза стиснула в руке вилку и поджала губы.

— При всем уважении, — процедила она, стараясь не сорваться, — это вас не касается. Прошу не забывать, что вы находитесь не в своем дворце. Здесь за подобные вопросы можно лишиться языка.

Королева быстро подобралась, выскочила из-за стола и низко поклонилась Элизе. То же самое сделала ее дочь.

— Простите матушку, ваше величество, — зазвенел тонкий голосок Энид. — Она все еще не привыкла.

— Ваше величество, молю простить мою невоспитанность. — Королева согнулась почти напополам. — Впредь этого не повторится.

— Надеюсь. — Элиза встала из-за стола и посмотрела на слугу. — Принесите ужин в мои покои.

— Будет исполнено, ваше величество, — отозвался слуга.

Королева и принцесса вернулись на места. Обе неотрывно смотрели на удаляющуюся Элизу и отвели взгляды лишь тогда, когда она скрылась за дверью. Покончив с едой в полном молчании, мать и дочь поспешили в покои Ранвейг. Весь путь они прошли неспешно, но едва за спиной закрылась дверь, как Ранвейг в ярости схватила с тумбы подсвечник и швырнула его на пол. Четыре свечи раскатились по ковру, пятая подскочила и ударила по лодыжке отпрыгивающую Энид.

— Матушка, что вы делаете?! — воскликнула та.

— Мерзавка! Своими руками бы удавила!

Королева покраснела, как вареный рак. Принцесса, разгладив подол платья, подошла к ней и заглянула в глаза.

— Не кричите. Вас услышат.

— Здесь толстые стены и двери, — фыркнула мать, но дальше заговорила тише: — Уродливая деревенщина, но считает себя знатью.

— Она и есть знать, — осторожно заметила Энид. — Императрица.

Мать взметнула на нее хищный взгляд, после чего отвесила звонкую пощечину. Девушка вскрикнула и схватилась за лицо.

— Да как ты смеешь?! — взвизгнула королева. — Смазливая бестолочь! Иди, еще в подружки к ней напросись!

— Матушка... — заплакала Энид, а королева схватила ее за волосы и бросила на кровать.

— Слушай и запоминай, дура: через несколько недель или месяцев мы с тобой останемся на улице. Тебе обрежут волосы, отнимут платья и украшения и заставят чистить конюшни или свинарни. Не будь этой девки, ты могла рассчитывать хотя бы на статус наложницы, но Ворон их прогнал. Строит теперь из себя примерного семьянина. Поэтому быть тебе служанкой. Больше ты ничего не умеешь делать: ни готовить, ни шить, ни рисовать. Кому ты будешь нужна?

— Я знаю грамоту... — всхлипнула Энид.

— Где ты видела женщину, зарабатывающую на жизнь грамотой? — усмехнулась королева. — Даже в Эйре таковых не было, а здесь и подавно. Никто не позволит тебе учить детей или ухаживать за книгами в библиотеке. Если не поумнеешь, станешь прислуживать или попадешь в бордель. — После этих слов Энид вздрогнула. — А что? Ты красивая, им такие нужны. А уж если правители тебя пожалеют и оставят во дворце, то быстро простишься с красотой, выполняя черную работу. Императрице ты не нравишься, так что не рассчитывай, что будешь ходить за ней хвостиком, как эта Ливэн, делать прически и подбирать платья. Уверена, гадина сама распорядится отправить тебя туда, где грязнее всего. Там красота твоя сойдет на нет, а тело будет доступно каждому слуге и стражнику. Этого хочешь? Если не пугают предостережения, то ступай, налаживай дружеские связи с этой особой. Только помни: когда твой папаша рассердит Ворона, нам мало не покажется. И жена не будет ходатайствовать перед ним за тебя.

— Матушка, — Энид была бела, как снег, — что же мне делать? Я не хочу в свинарню или бордель. Я хочу жить в роскоши, как привыкла, и чтобы люди меня уважали.

Мать схватила ее за подбородок и подтянула к себе.

— Тогда не веди себя, как идиотка. Пользуйся тем, что дала природа: своей красотой. Очаруй Ворона, стань императрицей. И будешь жить еще лучше, чем прежде.

III. Роковое решение

Королева Ранвейг возмущенно отчитывала всех, кто попадал в поле зрения: стражу, слуг и до смерти перепуганную Ливэн. Даже принцессе Энид досталось, когда та попробовала утихомирить мать. Но в ту словно кастар вселился.

— Что за шум? — прозвучал громкий, требовательный голос.

У Ливэн мгновенно отлегло от сердца. Не сводя настороженного взгляда с королевы, она попятилась. Энид, увидев Элизу, поклонилась и шикнула на мать, но Ранвейг или не услышала, или не приняла это во внимание. Хотя кричать перестала. Однако лицо ее все еще было красным и перекошенным от злости. Поклониться Ранвейг и не подумала.

— Что случилось? — спросила Элиза.

Королева выпрямила спину и вздернула подбородок.

— На каком основании мою дочь переселяют в другие покои?

Брови Элизы удивленно приподнялись.

— Я так решила. Причина вас не касается. — Она взглянула на Ливэн. — Вещи принцессы перенесли?

— Да, гос... ваше величество. — Камеристка зарделась и низко опустила голову.

Элиза повернулась к Энид.

— Западные гостевые покои в вашем распоряжении, принцесса.

— Спасибо, ваше величество, — тоненьким голоском отозвалась та, не поднимая головы.

— Что ты мямлишь?! — опять взвилась Ранвейг, едва Элиза развернулась, чтобы уйти. — Разве это порядочно — переселять человека без объяснения причин? Да она нами играет, как куклами, и потешается!

Ливэн ахнула и зажала рот рукой, предчувствуя беду. Королева словно обезумела. Сразу она показалась девушке воспитанной и доброй, но то, что вытворяла сейчас, не вязалось с первоначальным образом. Ранвейг будто подменили.

У Элизы внутри все кипело. Эта парочка ей сразу не понравилась. И ведь не зря. Двух дней не прошло, как Ранвейг начала устанавливать во дворце свои порядки, будто она императрица, а не Элиза. Пришлось признать, что Флоренсия права: эти женщины опасны, а королева еще и невоспитанная. Принцесса вела себя скромнее и учтивее, но кто знает, какие речи она заводит, оставшись наедине с матерью...

Подойдя к королеве, Элиза посмотрела на нее сверху вниз. Стража шагнула к ней, чтобы, в случае чего, защитить. Битва взглядов продлилась несколько секунд, и за это время Элиза испытала полный набор самых ярких чувств. Стоило огромных усилий не отвести глаза. Прошло мало времени, Элиза еще не привыкла к своему титулу и возможностям, которые он дарит. Не привыкла смотреть свысока на важных людей. Но она не может оставаться до конца дней маленькой девочкой, прячущейся за спинами взрослых. Она теперь императрица, и скоро станет матерью. Пора прощаться с детскими страхами.

— Вы так и не поняли, что находитесь не в Эйре, — холодно сказала она. — Даже там вы больше не имеете права на пренебрежительное и враждебное отношение к императору и его семье, а здесь — тем более. Предупреждаю последний раз: следите за языком, если не хотите его лишиться.

Глаза королевы налились кровью, и Элиза отступила. Ранвейг была готова взорваться.

— Я терпела, — процедила она сквозь зубы. — С первой минуты терпела пренебрежительное отношение к себе и дочери в этом дворце. На Севере никто не позволял себе даже в глаза мне смотреть, а здесь со мной обходятся не лучше, чем с прислугой. Кто ты такая, чтобы указывать мне — королеве, потомку династии, основавшей Эйру? — Она плюнула ей под ноги. — Ты не заслуживаешь титула, который носишь. Истинная принцесса не стала бы наложницей убийцы своей семьи, не вышла бы за него замуж. Она бы отомстила ему за гибель близких. А ты — ничтожество, нацепившее корону, но оставшееся деревенской дурочкой. Хорошо, что великий император Лестор Ратэа не дожил до этого дня. Он бы сгорел от стыда, увидев, как низко пала его дочь!

В следующий миг королева вскрикнула от звонкой пощечины. Схватившись за лицо, она широко раскрытыми глазами уставилась на Элизу.

— Ах, ты, маленькая мерзавка! — И ответная пощечина обожгла лицо императрицы.

Ливэн ахнула в очередной раз, стражники выхватили мечи из ножен. Медленно повернув голову, Элиза впилась в Ранвейг ненавидящим взглядом.

— Казнить, — разорвал тяжелую тишину приказ, отданный низким, пугающим голосом. — Немедленно.

Стража схватила под руки опешившую королеву, и в этот миг зал огласил крик ужаса и отчаяния. Бросившись на колени перед Элизой, горько плачущая Энид схватила ее за подол платья.

— Ваше величество, умоляю, пощадите ее! — И перевела полный страха взгляд на мать. — Попросите прощения! Что вы стоите?!

Элиза брезгливо отдернула подол и приказала двум стражникам, стоящим рядом:

— Запереть ее в комнате. Не выпускать до вечера. — И оглянулась на тех, что держали Ранвейг. — Выполнять.

Королеву повели к выходу, а принцессу подхватили под руки. Обе женщины завыли, как раненые звери. Энид протянула руку к матери, но стражники неумолимо вели ее к лестнице.

— Матушка! — в слезах кричала принцесса. — Матушка!

Но никто не остановился. Стражники разводили мать и дочь в разные стороны. Слезы хлынули из глаз Ранвейг. Перед тем, как ее вывели, королева прокричала:

— Надеюсь, теперь ты поняла, в каком положении находишься!

IV. Кровавое золото

Напевая песню, Ливэн готовила чай для госпожи. На кухне не было никого, кроме нее, поварихи и двух юных помощников последней. Ужин прошел. На полках высыхала вымытая посуда; один мальчишка вытирал влажным полотенцем широкий стол, а второй подметал пол. Сама же повариха проверяла, все ли продукты на местах. Женщиной она была в возрасте, суровой, но Ливэн любила. Часто угощала ее вкусными блюдами, а девчонка в благодарность то нарежет овощи, то дыру на платье заштопает, то упавшие очистки с пола соберет. Повариха постоянно прикрикивала на «ленивых» помощников, а к Ливэн всегда относилась с добротой и лаской. Вот и теперь, глядя, как та кропотливо готовит чай, она улыбалась.

— Повезло императрице с тобой, — сказала она, задвигая ящик с ложками. — Никакая камеристка сроду так о госпоже не заботилась.

Ливэн улыбнулась, заливая кипятком сухие травы, измельченные в ступке.

— Я люблю ее, как сестру. Она очень хорошая.

— Вот и славно, — похвалила повариха. — Наша императрица не дурочка. Заботу ценит, а наглость наказывает.

Слова прозвучали с явным намеком, и Ливэн сглотнула, вспомнив о событиях утра. Еще и суток не прошло, а казалось, что королеву Ранвейг казнили много недель назад, — таким насыщенным и тяжелым был этот день. Ливэн взяла ступку, перед этим обмотав ее полотенцем, чтобы не обжечь руки.

— Отнесу в комнату, — сказала она. — Отвар должен настояться.

— Возвращайся поскорее, — подмигнула ей повариха. — Я кое-что интересное расскажу.

Ливэн с улыбкой кивнула и ушла к себе. Как обычно, вошла в комнату и поставила накрытую крышкой ступку на тумбу. Теперь снадобью нужен час, чтобы настояться, а потом можно добавить его в чай.

Госпожа отдыхала, и Ливэн решила ее не беспокоить. Заперев дверь на ключ, отправилась на кухню — слушать рассказ.

Уходя, Ливэн даже краем глаза не заметила человека, притаившегося в узком темном коридоре, убегающем вправо от того, по которому она шла.

.

Но́ре было страшно. Настолько, что коленки не прекращали дрожать уже который час. Весь день она ходила словно по канату: пугалась каждого встречного, ждала раскрытия преступления и приговора, много раз хотела бежать. Но золото останавливало. Принцесса не солгала. Она пообещала ей полный мешочек и даже покровительство. Но если деньги были настоящими и осязаемыми, то в особое расположение северянки Нора не слишком-то верила. Та сама, скорее всего, в ближайшее время отправится на плаху. Чем бы ни была трава, Норе хватило ума понять: она причинит серьезный вред императрице. Может, даже смертельный. Ни королева, ни принцесса не говорили о ее свойствах, но, будь трава безвредной, они не просили бы подсыпать ее тайком.

.

Первый раз Нора чуть не попалась. Северянки еще не успели распаковать вещи, а королева уже дала ей первое поручение. Неизвестно, откуда она узнала о чае, который Ливэн каждый вечер готовит для императрицы, но вручила Норе мешочек с неизвестной травой и велела подсыпать щепотку в отвар. Дала она служанке и ключ от комнаты камеристки, который раздобыла неясным образом. Рассказала, что та в определенное время приносит снадобье к себе, чтобы оно настоялось, а сама уходит по делам. По понятным причинам Ливэн никогда не оставляла его на кухне. Нора подозревала, что это особый отвар, но о свойствах его не имела ни малейшего представления. Она также не понимала, почему из четырех служанок, присланных Салихом в покои северянок, королева выбрала именно ее. Может, почувствовала, что Нора неравнодушна к золоту? Ранвейг оказалась щедрой. В тот вечер она дала ей пять золотых монет и пообещала дать еще больше, если будет верно служить.

Комната Ливэн находилась сразу за поворотом — она была первой в коридоре, ведущем в самый просторный и светлый, где находились покои императора и его жены, — и не охранялась. Дождавшись, пока Ливэн уйдет, Нора прокралась к двери, тихо отперла ее и юркнула внутрь. Настой не пришлось долго искать, — он стоял на прикроватной тумбе. Открыв крышку, Нора достала из потайного кармана мешочек, зачерпнула из него щепотку сухой травы и бросила ее в горячую воду. Быстро размешав пальцем, вернула крышку на место и собралась уходить, когда услышала за дверью голоса. Возвращалась Ливэн, и не одна. Она весело щебетала с какой-то служанкой. У Норы сердце ушло в пятки. Не придумав ничего лучше, она мышкой юркнула под кровать в последнюю секунду. К счастью, камеристка ничего не заметила. Когда она вошла, Нора уже полностью спряталась. Продолжая с кем-то болтать, Ливэн взяла с тумбы настой и вышла. Щелкнул замок, и голоса в коридоре начали отдаляться.

Еще несколько минут Нора пролежала под кроватью, дрожа от страха. Убедившись, что снаружи никого нет, она наконец выбралась и поспешила уйти. Неслышно покинув комнату, служанка убежала темными коридорами. Сообщив королеве, что дело сделано, и отдав мешочек с оставшейся травой, она получила плату и похвалу. «Завтра сделаешь то же самое, — сказала ей тогда Ранвейг. — И будешь делать до тех пор, пока не закончится трава. Не бойся и не мели языком, тогда я щедро тебя награжу».

И Нора согласилась. А что еще ей оставалось? Королева и принцесса могли уничтожить ее одним словом. Если откажется, то может лишиться головы. Она ведь не знала, что за траву подсыпала в снадобье для императрицы. Эта трава очень походила на ту, которую использовала Ливэн, за одним лишь исключением: ее стебли были чуть толще. Но совсем ненамного, и, если не присматриваться дотошно, то не получится заметить разницу.

V. Таинственный благодетель

Двумя неделями ранее

Грядущий переезд на Запад совсем не радовал королеву Ранвейг. Как не радовало и то, что муж продался Ворону, желая сохранить собственную никчемную жизнь. Ранвейг никогда не любила Йорана, но теперь возненавидела. Раньше он был хотя бы королем, а теперь стал слугой врага. И тот якобы сделал ему одолжение, пригласив жену и дочь в Западный дворец.

Еще недавно Ранвейг строила грандиозные планы относительно будущего Энид. Хотела выдать ее замуж за старшего сына Роланда Крон-Зельберга, но случилась война, и король с семьей погибли. Можно было согласиться на брак с Агвидом Фрибергом Четвертым, но того забрали в плен. Сейчас он, скорее всего, мертв. Остальные северные короли и их сыновья женаты. Правда, у одного из правителей маленьких королевств растет сын, но мальчишке в текущем году исполнилось всего двенадцать лет. В этом возрасте он не может жениться. А Энид не может его ждать. Молодость не вечна.

Поражение Северного Альянса отняло покой у Ранвейг. До себя-то не было дела, — лучшие годы она уже прожила, — а вот судьба дочери терзала сердце. Энид в самом расцвете лет, ей нужен выгодный брак и наследники, а теперь этого может не случиться. Эйра больше не самостоятельное королевство. Земли стали частью Империи Ворона, и королева с принцессой, хоть и сохранили титулы, утратили былой статус. Теперь Энид ненамного ценнее простой леди, и засмотрится на нее разве что полунищий лорд. А что ждет принцессу с лордом? Ничего хорошего. Ей придется жить в поместье, подчиняться мужу и всем, кому подчиняется он. Не о таком будущем для дочери мечтала Ранвейг.

В двери постучались, после чего в покои королевы вошел слуга.

— Ваше высочество, пришел человек...

— Величество, глупый ты бездарь! — отсекла разгневанная Ранвейг, резко повернувшись.

— Но... новый закон...

— Мне нет дела до этих законов! Требую обращаться ко мне, как прежде.

Слуга залился краской и поправился:

— Ваше величество, пришел человек. Он просит встречи с вами.

— Кто такой? — нахмурилась Ранвейг. — Очередной посол с Запада?

— Нет. Он не представился. Но настаивает на аудиенции.

Ранвейг задумалась. С одной стороны, стало интересно, с чем явился незваный гость, но с другой страшно — кто знает, какую весть он принес.

— Вели страже заковать его в кандалы, и пусть в таком виде приведут в тронный зал, — распорядилась королева.

— Будет исполнено, ваше величество.

— Ступай, да поживее!

Как только слуга ушел, Ранвейг, подгоняемая любопытством, отправилась в тронный зал.

.

Гостем оказался горбатый седобородый старик. Он походил на попрошайку: спутанные волосы и борода, немытое морщинистое лицо, рваные лохмотья вместо одежды. Еще от него дурно пахло, и королева еле сдержалась, чтобы не прогнать неопрятного визитера. Руки и ноги старика сковывали кандалы, стража дежурила у дверей внутри зала и снаружи. Но Ранвейг усомнилась, что этот немощный, еще и почти обездвиженный, способен причинить кому-то вред.

— Кто ты такой? — надменно спросила она, удобно усевшись на троне, когда-то принадлежавшем мужу. — Назови имя и причину визита.

Старик поднял голову и хитро улыбнулся. Во рту у него оказалось несколько кривых желтых зубов.

— Мое имя вам ни о чем не скажет, ваше величество, — проскрипел он. — Но можете звать меня другом. Я пришел, чтобы предложить вам кое-что приятное. — Он оглянулся на стражников и пару слуг, стоящих у дверей. — Этот разговор не для посторонних ушей. — Старик потряс руками, закованными в железные браслеты. — Отошлите их. Не бойтесь, я, даже если захочу, не смогу вам навредить.

Несколько секунд королева принимала решение. Оставаться один на один со странным стариком она совсем не хотела. Но в конце концов, придя к выводу, что, если закричит, ее обязательно услышат и спасут, согласилась и приказала страже и слугам выйти. Те молча повиновались. Когда закрылись двери, Ранвейг посмотрела на старика.

— Теперь говори, с чем пришел.

Улыбаясь, как довольный кот, незнакомец прошаркал к пьедесталу, на вершине которого стоял трон. Королева поежилась и вжалась в спинку. Старик остановился перед первой ступенью.

— Скоро вы с красавицей-дочкой отправитесь в Западный дворец, — приглушенно произнес он, глядя Ранвейг в глаза. — Там у вас будет еще меньше власти, чем есть сейчас.

— Ты кто такой? — в испуге выдохнула королева. — Откуда знаешь о поездке? Я не сообщала народу.

— Я не просто часть народа, ваше величество. Мне известно больше, чем вам и многим людям. Выслушайте меня, ведь я искренне желаю добра.

— Почему я должна верить?

— Не должны, — улыбнулся старик. — Но тогда можете проститься с роскошной жизнью. В Западном дворце очень легко сменить королевский наряд на платье служанки.

Теперь королева слушала внимательно.

— Императрица ждет ребенка, — вкрадчивым голосом продолжил старик. — Она еще сама об этом не знает, но скоро ей сообщат радостную новость. Дитя еще крепче привяжет Ворона к этой девке. Она давно начала оказывать на него влияние, а теперь и вовсе приберет к рукам власть. Некоторые уже не боятся императора так, как раньше, и это плохо. Если он проиграет хотя бы одну войну, вам с дочерью придется несладко. Победитель заберет обеих, как трофеи. Вас сделает служанкой, а принцессу Энид — наложницей. Хотите ли вы такой судьбы для себя и дочери?

VI. Виновные будут наказаны

Тамир Ансари решил собственноручно привести Йорана Златокудрого к повелителю. Мужчине еще не сообщили о казни жены, — ему вообще ни слова не сказали о приезде близких. Сразу по возвращении велели отправляться в комнату, которую он делил с другими стратегами. Собственные покои Златокудрый пока не заслужил. И, как думал Ансари, пришедший за ним, уже вряд ли заслужит.

Когда главнокомандующий вошел в комнату, Йоран Златокудрый встретил его в одних пижамных штанах. Он только что помылся и с наслаждением вытирал полотенцем мокрые волосы. Увидев Ансари, стратег почтительно поклонился.

— Одевайся, — сурово приказал главнокомандующий. — Император хочет тебя видеть.

— Слушаюсь, генерал. — Златокудрый выпрямился. — Это касается моей семьи?

— Я не уполномочен отвечать на вопросы такого рода, — отсек Ансари. — Шевелись.

Йоран Златокудрый замолчал и покорно принялся одеваться. Через несколько минут покинул комнату вместе с генералом. Когда он вошел в зал для приема гостей, то увидел там свою дочь. Принцесса стояла на коленях перед Вороном с опущенной головой. Тамир Ансари бросил Йорана рядом с ней. Стратег охнул и взглянул на Энид. На лице принцессы читалось недоумение. На отца она бросила короткий взгляд, но промолчала.

— Спасибо, — сказал император генералу. — Ты свободен.

Поклонившись, тот развернулся и покинул зал. А Ворон хмуро посмотрел на отца и дочь.

— Благодаря Элизе ты не был казнен, — заговорил он пугающим голосом, обращаясь к Златокудрому. — Благодаря Элизе твоя семья сохранила титулы и получила право жить в Западном дворце. Порядочные люди за такое благодарят, а не прилюдно оскорбляют, бьют и травят. Или в Эйре подобное отношение к правителям считается нормальным?

Йоран Златокудрый вздернул голову и изумленно посмотрел на императора, а Энид побледнела. Бывший король Эйры собрался открыть рот, чтобы ответить, когда в двери постучали. Ворон пригласил войти, и в зале появился Салих, волочащий за руку упирающуюся, рыдающую девушку. Взглянув на нее, Энид побледнела сильнее. Старший слуга бросил ее на пол рядом с принцессой, после чего вручил императору кожаный мешочек, наполненный чем-то звенящим.

— Это нашли в саду, — сообщил он. — Ее поймали там же. Она хотела бежать.

Император кивнул и отпустил Салиха. Йоран Златокудрый непонимающе смотрел то на дочь, то на рыдающую служанку.

— Все в сборе, — констатировал Ворон, перебрасывая мешочек из руки в руку. — Что ж, начнем.

У Энид задрожали плечи. Девчонка рядом с ней постоянно всхлипывала и едва дышала от страха. Только Йоран непонимающе переводил взгляд с одной на другую. И, наконец, посмотрел на императора.

— Что случилось, ваше величество? — осмелился он задать вопрос. — В чем мы провинились?

Вместо ответа Ворон бросил мешочек к ногам Энид.

— Кажется, это твое.

Принцесса отпрянула от него, как от ядовитой змеи.

— Н-нет, ваше величество... — пробормотала она. — Я его впервые вижу.

— Хочешь сказать, что мои слуги получают жалование золотом?

— Я... не знаю... ваше величество...

— А, по-моему, прекрасно знаешь. — Он посмотрел на Йорана Златокудрого. — Почему ты не спрашиваешь о жене? Разве тебе не интересно, отчего королевы Ранвейг нет в этом зале?

По спине стратега пробежал озноб, а император продолжил:

— Один из законов Империи Ворона гласит: «Строжайше запрещается причинять телесный вред любой силы представителю правящей семьи. Наказание за преступление — обезглавливание». Твоя жена набралась наглости и ударила императрицу на глазах у стражей и слуг. В ту же минуту она была справедливо приговорена к казни. — Он чуть наклонился вперед. — А на следующее утро императрица потеряла ребенка и получила известие, что больше никогда не сможет иметь детей. Интересное совпадение, не правда ли?

Йоран Златокудрый побледнел на несколько оттенков и ошеломленно уставился на дочь. Та в ужасе замотала головой.

— Отец, я невиновна...

— Элиза доверчива, и в этом ее беда, — продолжил Ворон, и Златокудрый в отчаянии посмотрел на него. — Мне не составило труда понять, что случилось на самом деле, и выявить виновных. Но даже самая жестокая расправа не воскресит мое дитя и не склеит осколки сердца Элизы. — Он посмотрел на Энид. — Что плохого она сделала тебе и королеве? Дурно с вами обошлась? Не пустила во дворец? Заставила прислуживать? — Энид молчала. Ее подбородок дрожал от подступающих слез. — Отвечай!

Девушка вздрогнула и расплакалась.

— Я ее не травила... Это все Ливэн — ее камеристка!

— Ливэн, значит. — Ворон покачал головой, а в следующий миг кинжал, который висел у него в ножнах на поясе, сам по себе выскочил и устремился к юной служанке. Она вскрикнула, когда оружие замерло прямо перед лицом, целясь острием в глаз. — Нора, не так ли? — Девчонка, дрожа, моргнула. — Тебя видели выходящей из комнаты Ливэн и прячущей что-то в саду. Поэтому не вздумай врать. Скажешь правду — умрешь быстро.

На служанке не было лица. Слезы потоками текли по щекам, глаза в ужасе смотрели на лезвие кинжала.

— Зачем ты проникла в комнату камеристки? — прозвучал вопрос.

VII. Исцеление любовью

На доску для объявлений перед таверной только что прибили новую афишу.

Ливэн выносила мусор, когда увидела ее, и сердце сжалось от страха. Вчера, узнав о возвращении императора, девушка хотела пойти во дворец и во всем сознаться, но не решилась. Дошла до крепостной стены, побродила вдоль нее, но так и не осмелилась подойти к воротам.

А теперь император ее ищет.

Оставаться здесь нельзя. Если хозяйка таверны или кто-то из посетителей увидит афишу, сразу сдадут Ливэн городской страже. А та доставит во дворец. Осталось догадываться, какую казнь Ворон уготовил недобросовестной камеристке, убившей его ребенка. И госпожа считает ее виновной, она не заступится.

Стыд пожирал Ливэн изнутри. Из-за ее невнимательности погиб нерожденный малыш, императрица навсегда осталась бесплодной. По-хорошему, надо бы не дожидаться стражи и отправиться во дворец, где сполна ответить за преступление. Но Ливэн не могла справиться со страхом перед казнью. А ее казнят и, скорее всего, жестоко. Ворон изобретателен в отношении расправ.

До этой минуты Ливэн и не подозревала, насколько сильно любит жизнь. Уйдя из дворца, она хотела умереть. Броситься в реку или повеситься на ветке какого-нибудь дерева. Но так и не решилась. Даже всунув голову в петлю, не нашла храбрости перевернуть бревно, на котором стояла. В конце концов поняла, что убить себя не сможет, и прекратила попытки.

Ливэн было страшно и стыдно, — в первую очередь, перед Элизой. Несмотря на случившееся, она до сих пор любила ее и тосковала. Но теперь ее не подпустят к императрице. Ворон не позволит даже рта раскрыть, — мигом отправит на плаху. И хорошо, если туда, а не придумает изощренный способ казни. Сердце до сих пор содрогалось, стоило вспомнить убийство несчастной Элейн: император привязал ее к колесу для метания ножей и заставил слугу заколоть бедняжку до смерти. Сама Ливэн, к счастью, этого не видела, но по Башне Наложниц долго ходили разговоры о судьбе бывшей фаворитки Ворона. Если он так жестоко поступил с женщиной, которая ему надоела, осталось лишь догадываться, что сделает с камеристкой, разрушившей его счастье.

Натянув повязку на лоб, словно она могла спрятать таким образом ее лицо, Ливэн юркнула в таверну и тут же столкнулась с недовольным взглядом хозяйки:

— Рикка, ты где ходишь? Живо протри столы! Видишь, сколько на них пыли?

Ливэн, побоявшаяся представиться настоящим именем и назвавшая первое, что пришло в голову, кротко кивнула.

— Слушаюсь, госпожа Виктория.

— После вымоешь пол, — распорядилась хозяйка таверны. — И не смей отлынивать. Я тебе не за лень плачу. Не будешь работать, как положено, быстро вылетишь. На твое место куча желающих.

Ливэн, низко опустив голову, постоянно кивала. Набрав в ведро воды, намочила тряпку и пошла к столам. Быстро, как могла, вытирала столешницы, и постоянно косилась на дверь. Всякий раз, когда кто-то входил внутрь, она цепенела. Но немногочисленные гости таверны почти не обращали на нее внимания. Постоянные клиенты, которые не раз видели Ливэн, приходят вечером, и до тех пор ей нужно сбежать из этого места.

Ливэн понятия не имела, куда пойдет. Во всей Империи у нее не было никого, кроме Элизы, а теперь нет и ее. Даже Бубенчик, любимый питомец, остался во дворце. Ливэн горько усмехнулась. Она любила кота и ухаживала за ним, но он не был ее собственностью. Бубенчик принадлежал Элизе — так же, как сама Ливэн. Прогнав камеристок следом за наложницами, Ворон приказал оставить Ливэн во дворце не по доброте душевной, а для того, чтобы она развлекала императрицу. Была ее живой куклой. Он подарил ей Ливэн так же, как Бубенчика.

Девушка украдкой смахнула слезы и помотала головой. Нет, она неправа. По крайней мере, госпожа никогда не относилась к ней, как к вещи. Для Ворона человеческая жизнь имеет невысокое значение, но не для Элизы. Она действительно любила Ливэн, называла подругой. Они и были подругами... до того дня. Сейчас императрица, наверное, и слышать о ней не хочет. Правильно делает, если злится. Ливэн сама виновата. Нечего было молоть языком. На ней лежала большая ответственность, а она, вместо того, чтобы следить за отваром, болтала с поварихой. Поделом ей теперь.

Закончив со столами, Ливэн заметила, что госпожа Виктория отвлеклась на разговор с посетителем. Прошмыгнув в свою коморку, девушка наскоро собрала маленький узелок с пожитками и вылезла в окно. Через несколько мгновений она уже неслась прочь от таверны.

***

Третий день поисков подходил к концу, а результатов так и не было. Во дворец не поступало никаких сообщений о Ливэн. Никто не видел ее ни живой, ни мертвой. Девушка словно в воду канула.

— Это я виновата, — в который раз сказала Элиза мужу во время прогулки по саду. — Нельзя было ее прогонять. Нужно было придумать другой способ защиты.

Ворон повернулся к ней и нежно взял за руку.

— Любовь моя, ты не виновата, — терпеливо сказал он. — Не переживай, Ливэн найдут. По всему Континенту расклеены афиши. Скоро появятся первые новости.

— Афиши могли ее напугать. — Элиза горестно вздохнула. — Ливэн ушла, думая, что виновна в случившемся. Она может решить, что ты ищешь ее, как преступницу, чтобы наказать.

— Так или иначе, — Ворон погладил ее по щеке, — скоро ее обнаружат и доставят во дворец. Не накручивай себя.