Империя Ворона-5. Забвение

I. Проблески во тьме

— А вдруг она все-таки ненастоящая?

— Самозванка? Нет, не может быть. Ты же видела, что она сделала!

— И что? Вдруг у нее такие же способности?

— Слишком много совпадений, как по мне...

— Если это она, то чьи кости нашли в покоях?

— У меня другой вопрос: зачем она подстроила свою смерть?

— А вдруг она помогла северянам убить Ворона?...

— А ну, замолчите немедленно! — раздался от дверей сердитый голос. — Только бы языки чесать. Вернитесь к работе, если не хотите их лишиться!

Три служанки, испугавшись, тут же замолчали и повскакивали с мест. Выстроившись в шеренгу, сложили руки на животе и почтительно склонили головы. Придворная дама сурово смотрела на них, и под ее взглядом девушки съежились. Эту должность императрица ввела неделю назад, и девушка, получившая ее, лучше кого бы то ни было справлялась с обязанностями. Раньше служанки никогда бы не подумали, что она может быть такой требовательной и властной.

Ливэн все еще испытывала неловкость из-за дорогой одежды и ответственности, возложенной на нее. Когда Элиза сообщила, что утверждает новую должность и отдает ее подруге, та отчаянно воспротивилась. Но императрица осталась непреклонной. «Мне нужно знать, что происходит во дворце, — сказала она. — От тебя не ускользнет ни одна сплетня. Ты станешь моими глазами и ушами. Я никому не могу доверять, кроме тебя и Тамира, но у него другие обязанности». Ливэн пришлось согласиться. Она боялась, что не справится, но пока все шло хорошо. Впрочем, прошла только неделя, как она на этом посту. Рано судить.

.

В свободное время Ливэн помогала Элизе ухаживать за собой, но та почти не просила помощи. Будучи Лореной, она научилась обходиться без слуг. Поняла, что глупо просить кого-то расчесать тебе волосы, когда ты в состоянии сделать это сама. Глупо стоять, как деревянный манекен в лавке портного, и ждать, пока тебя облачат в простое платье, когда ты можешь сама его надеть. Безусловно, со сложными прическами и нарядами Элизе требовалась помощь, но она прибегала к ним только в особых случаях — в отличие от других королев и императриц, которые каждый день наряжались так, словно во дворце большой праздник. До превращения Элиза любила помпезность, хотя и тогда не перебарщивала с роскошью, но за минувшие одиннадцать месяцев начала понимать Ворона. Как и он когда-то, Элиза посмотрела на роскошь со стороны и увидела всю ее фальшивость. Снова став собой, она не захотела наряжаться без повода.

Ощущение тревоги не покидало Элизу ни на минуту. Заффар, который пока не предпринимал попыток ей навредить, говорил, что это от волнения, и ей следует просто взять себя в руки. Хотя тревожность старика не ускользнула от проницательного взора императрицы. Она временно назначила Заффара на пост старшего советника, чему он несказанно обрадовался. Рэйган как-то сказал ей: «Если не доверяешь человеку, но не можешь от него избавиться, держи его в поле зрения». И Элиза держала. Старший советник — ответственная должность. Человек, занимающий ее, чаще других находится рядом с повелителем. И ему сложнее, чем остальным, воткнуть в спину повелителя нож.

Элиза подошла к окну. Она все еще не привыкла к тому, что больше не хромает. Боль в ноге за полгода стала такой обыденной, что она отвыкла от нормальной ходьбы. Теперь ее нет, и Элизе постоянно казалось, что чего-то не хватает.

До ушей императрицы донесся приглушенный шум. На том месте, где раньше стояла Башня Наложниц, кипела работа. Три дня назад Элиза дала распоряжение возобновить строительство монумента, посвященного богам, которое было приостановлено из-за войны. Лучшие мастера Империи трудились, не покладая рук, смеялись и пели.

Хоть что-то хорошее за последнее время.

Глядя на радостных людей, Элиза на время забывала о своем горе. Боль от потери ребенка еще терзала сердце, но была не такой сильной, как первая. Тогда Элиза рассыпа́лась на части, и мужу пришлось кропотливо восстанавливать ее разбитую душу, но теперь его рядом нет. Сейчас она не может спрятаться в его объятиях и позволить себе скорбеть. Она должна быть сильной, чтобы спасти его из лап северян.

Из лап Гленны.

В дверь постучались, и Элиза, отвлекшись от мыслей, пригласила войти. Через мгновение в покоях возникла Ливэн. Прямое красное платье, украшенное узорами из позолоченной нити, было ей как нельзя к лицу. На правом запястье поблескивал тонкий браслет, красивое колечко обхватывало безымянный палец левой руки. Голову украшала тонкая цепочка с маленькой подвеской в виде звездочки. Светлые волосы Ливэн были распущены и красиво завиты. Прежде девушка всегда их собирала, и Элиза удивилась, увидев, что они ненамного короче ее собственных, которые доходили почти до пояса.

— Какая ты красивая, — в очередной раз похвалила Элиза с улыбкой. — Надо было раньше тебя приодеть.

Щеки Ливэн залились краской. Сцепив руки на животе, она поклонилась.

— Госпожа, мне неловко ходить в таком виде.

Подойдя, императрица подцепила пальцем ее подбородок.

— Что значит «неловко»? Ты — важный человек во дворце. Следишь за работой всей обслуги. Не должна же ты выглядеть при этом как замарашка. Посмотри, как наряжается Салих, а он всего лишь слуга. Ты же — моя правая рука, поэтому и выглядеть должна соответствующе.

— Но я ведь простая камеристка...

II. Обратная сторона величия

Запрыгнув на колени, Бубенчик приластился и подставил затылок, намекая, что не отказался бы от приятного. Элиза улыбнулась и принялась ласково чесать ему за ухом. Кот блаженно закрыл глаза и замурчал, а пальцы хозяйки начали блуждать по гибкому телу, гладя и почесывая.

В памяти возникло утро, когда Элиза впервые увидела Бубенчика. Это был первый подарок Рэйгана, сделанный от чистого сердца. Не золото и шелка, которые принесли слуги в покои Элизы, когда она стала фавориткой, а маленький котенок, разбудивший ее однажды звонким мяуканьем. Тогда Элиза еще боялась чувств и стыдилась признаться самой себе, что влюблена в императора. Она считала себя предательницей, не достойной жизни. Но, увидев котенка, взяв его на руки, поняла, что ее чувства — не повод для стыда и осуждения.

Бубенчик давно не котенок. Теперь это молодой кот, большой и красивый. Кот, для которого Элиза — целый мир и даже больше. Глядя на него, она не могла сдержать слез. Рэйган выбирал его специально для нее. Каким-то образом узнал, что Элиза любит кошек и неравнодушна к определенному окрасу, нашел котенка и подарил ей, прислав вместе с ним приятную сердцу записку. Тогда он впервые подписался настоящим именем. Ненавидя его, все же подписался, таким образом дав понять Элизе, что она ближе его сердцу, чем остальные. Даже отца он постоянно обрывал, а Элизе дал право называть его, как пожелает.

В то время Элиза не верила, что их любовь может перейти из мира ее грез в действительность. В мечтах она, заливаясь краской, представляла, как Рэйган обнимает и целует ее, шепчет слова любви, но в настоящем мире между ними простиралась глубокая пропасть. За тысячу лет ни одной женщине не удалось пленить его сердце, — с чего Элиза взяла, что это удастся ей? Она была не слишком молода и не слишком красива. Большинство наложниц заметно превосходили ее и в том, и в другом. Одна только Флоренсия чего стоила — не девушка, а загляденье. Элиза знала, что Флоренсия нравилась Рэйгану, но он ее не любил. Как не любил и других наложниц, и женщин, с которыми имел связь задолго до рождения Флоренсии. Одних он использовал, другими наслаждался, но даже самая прекрасная и кроткая не удостоилась привилегии надеть ему на палец брачное кольцо. Рэйган всю жизнь сторонился брака. Сначала на создание семьи не было времени, а потом он решил, что не станет делить власть с другим человеком. Потому-то Элизу поразило его предложение: Рэйган был в состоянии подавить любой бунт, как делал это много раз. А уж если дочка Лестора Ратэа мешала его спокойствию, он мог бы не обличать ее перед народом, а бесшумно убить. Столько людей погибло в стенах дворца и в частности от руки императора, — зачем ему нужно было усложнять положение, когда он мог в один миг устранить препятствие?

Тогда Элиза не знала, что Рэйган скорее вогнал бы бронзовый клинок себе в сердце, чем навредил ей. Когда она не понимала своих чувств, он уже любил ее и берег, как умел. И причину для брака придумал на ходу, испугавшись, что в следующий раз может не оказаться рядом, чтобы защитить Элизу, — а стань она императрицей, ее защитил бы закон. Даже самые отчаянные не рискуют угрожать правящей семье. Еще свежо воспоминание об участи королевы Ранвейг, а там была всего лишь пощечина. Принцессу Энид, сделавшую Элизу бесплодной, казнили куда более жестоко.

Кот на коленях заворочался, и Элиза поспешила прогнать печальные мысли. Она снова вспомнила мужа, который многим позже признался, что полюбил ее в день, когда спас от яда катариса. Рассказал, как поначалу его раздражало это чувство, а со временем раскрасило его мрачный мир в яркие цвета. Элиза слушала, улыбалась и не верила, что сказка, придуманная в ее воображении, стала реальностью.

Но то ли боги наказывают их, то ли испытывают, — едва соединившись, Элиза и Рэйган вынуждены расстаться вновь.

Глупо сидеть и жаловаться на жизнь, проклинать Гленну, Эдварда и всех, кто пытался и пытается разрушить их счастье. Еще в тот день, когда короткий фальшивый брак превратился в крепкий союз любящих сердец, Элиза поняла, что выбрала трудный, тернистый путь. Связать судьбу с человеком, которому почти весь мир желает смерти, и надеяться, что они заживут беззаботно, может только слишком юная или слишком глупая девушка. Недавно Элиза мечтала о жизни без войн и опасностей, и непременно сумела бы построить такую... с кем-нибудь другим. Рэйган воевал почти всю жизнь; он создал могущественную Империю и подчинил бо́льшую часть мира; врагов у него в тысячи раз больше, чем друзей. Гленне удалось его пленить, но сколько людей мечтало об этом на протяжении сотен лет! Сколько королей и императоров мечтало войти в историю как человек, победивший великого Ворона! Стоило вспомнить браваду императора Хенрика, сумевшего схватить обессиленного врага. Не окажись там Элизы, в историю вошел бы он.

С такими, как Рэйган, нельзя надеяться на спокойную жизнь. Потеряв мужа в очередной раз, Элиза поняла: настоящая любовь — это не объятия, поцелуи и совместные мечты о безоблачном будущем; это готовность жертвовать личными интересами и стать надежной опорой дорогому человеку.

Пора перестать мечтать и плакать. Она осознанно выбрала такую жизнь, поэтому должна прожить ее как подобает.

***

— Что это значит?

Элиза восседала во главе прямоугольного стола и переводила сердитый взгляд с министров на советников. Девятнадцать человек сидели перед ней с опущенными головами, только Заффар Хамзи не отвел глаза. Находясь по правую руку от Элизы, он, подражая ей, сердито смотрел на присутствующих. На столе перед императрицей лежала разрозненная стопка бумаг: отчеты, накладные и прочие документы государственной важности.

III. Ослепленный властью

Фридрих откашлялся и послал за ближайший валун смачный плевок.

— Все, устал! К кастарам темень и пылюку! Не притронусь к кирке, пока не покурю. — Толкнул в плечо соседа. — Хорош выслуживаться, парень. Все равно больше еды, чем положено, не получишь. Идем, скурим по папироске.

Тот опустил кирку и огляделся. Надсмотрщик стоял недалеко и несомненно слышал слова Фридриха, но не подошел, чтобы заткнуть тому рот и заставить работать. При другой смене Фридрих не позволял себе таких вольностей, но парни, которые следили за работой на каменоломне сегодня, не отличались жестокостью и фанатичным исполнением установленных требований. Поэтому иногда позволяли рабам отдохнуть вне положенного времени.

Пятидесятилетний Фридрих Келлер, который после семи лет тяжелого труда выглядел на шестьдесят, выбрался из темной пещеры на мороз и радостно потянулся. Его ноги, как и ноги остальных рабов, сковывали кандалы, но, казалось, он не обращал на них внимания. Смахнув ладонью снег с любимого камня, Фридрих уселся на него и достал из кармана широких, триста раз латанных штанов несколько смятых папирос, завернутых в тряпку, и огниво. Первую папиросу сунул в рот, вторую протянул товарищу по несчастью, устроившемуся на соседнем камне. Задержал на нем взгляд и усмехнулся — тот все еще дрожал от холода. В первые дни ходил почти синим — удивительно, что не простудился, — теперь немного попривык, но зубы еще то и дело постукивали. Что ж, он здесь меньше недели. Через месяц, если не сдохнет, привыкнет.

— Что, не греет тулуп? — спросил Фридрих, подкуривая папиросу. — Между прочим, это лучший из тех, что у меня есть.

Лучший из двух, что у него имелись. И оба давно утратили первоначальное назначение: прохудились, выцвели, обзавелись прорехами и давали тепла не больше, чем вязаный свитер. Но все же иноземец чуть в ноги Фридриху не упал, когда тот пожаловал ему одно из своих сокровищ.

— Как, говоришь, тебя зовут? — прищурившись, спросил Фридрих, протягивая соседу огниво. — Никак не могу запомнить.

— Рэйган, — улыбнулся тот и подкурил папиросу. С блаженством вдохнул порцию дыма. — Где ты добываешь такую отменную траву?

— Места надо знать, — хрюкнул в ответ Фридрих. — Послушай, Рэйган, а что ты здесь делаешь? Может, расскажешь, наконец, за какие грехи тебя сослали в Скаглард аж из Радосса?

— Видно, нашлись грехи, — уклончиво ответил Ворон. — Я уже говорил, что не помню. Ударился головой и все забыл.

— Хорошо, видать, ударился, — разочарованно протянул Фридрих. — Только имя из башки не вылетело. Ну и ладно. Мне так-то наплевать, кто ты: убийца, вор или пират. Главное, не суй нос в мои вещи без спроса и работу свою на чужие плечи не складывай. По виду ты вроде нормальный. Будешь вести себя как положено, будем дружить.

Ворон молча кивнул, думая о своем. Взгляд постоянно цеплялся за край браслета, выглядывающего из-под короткого рукава тулупа. В сердце бурлили гнев и отчаяние. Из-за проклятой ведьмы он, позабытый всем миром, вынужден прозябать в холоде и голоде, ежедневно работая до изнеможения в каменоломнях Скагларда. Империя, которая почти склонилась перед ним, стала его тюрьмой. Другая половина сердца болела за Элизу. Больше всего на свете Ворон хотел увидеть ее и обнять, оградить от тягот и опасностей внешнего мира. На плечах у Элизы тяжелый груз, и неизвестно, сумеет ли она его удержать.

— Рэйган!

От крика соседа Ворон вздрогнул и повернул голову.

— Я тебя третий раз зову! Где ты витаешь? — Он кивнул на папиросу, дотлевающую между пальцами у Ворона. — Перекур окончен. Работать пошли.

Ворон тряхнул головой и выбросил окурок. Они с Фридрихом, бормочущим что-то под нос, вернулись в пещеру и взяли кирки. Внутри стоял шум от работы и разговоров других рабов. Ворон с силой ударил киркой по стене. В голове снова вспыхнуло воспоминание из далекого прошлого. Только тогда не было холода, — вместо него стояла изнуряющая жара.

Ему было чуть больше двадцати. Амбициозный юноша, жаждущий справедливости, принял участие в первом в жизни государственном перевороте, за что был сослан в пустыню — добывать редкие камни в глубоких шахтах. Ссылка должна была продлиться десять лет, и каждый день требовалось работать от темна до темна, долбя стены и умирая от жары.

Тогда-то Ворон и обнаружил огромные залежи золота, которое помогло завершить ссылку раньше времени и добиться восстановления в армии. В то время казалось, что весь мир лежит у него на ладони, а глаза больше никогда не увидят пыльных, темных шахт...

Но вот ему больше тысячи лет, и он снова долбит стены.

.

Каменоломня, в которой работал Ворон, находилась в Альмайне — небольшом королевстве, входящем в состав Империи Скаглард. Раньше Альмайн занимал вдвое больше территории, но за три года до образования Скагларда часть отошла соседнему королевству за долги. После вхождения в Империю ничего не изменилось. Альмайн являлся самым холодным местом в Скагларде; население составляло всего двадцать восемь тысяч и уменьшалось с каждым годом. Люди перебирались в более теплые места — сначала работали там, а потом, обустроившись, перевозили семьи. Правил им король Карл — дальний родственник погибшего императора Хенрика; глупый, самодовольный человек, которого совершенно не интересовали нужды народа. Карл жил в свое удовольствие вместе с уродливой женой, которая старше него на восемь лет, и тремя избалованными, неприлично толстыми сыновьями. Хенрик закрывал глаза на его выходки, закрывает и новый император.

IV. Расправить крылья

Бесконечные сражения, золото, тысячи безропотных подданных, наложницы... Ворон так и не вспомнил, в какой миг «ослеп». Сначала он самозабвенно выстраивал могущественную Империю, используя наставления мудрых и чужой опыт, а потом расслабился, и это стало началом конца. «Власть — это болото, в котором легко утонуть», — часто говорил отец, но Ворон все реже прислушивался к словам старика. Решил, что знает достаточно, чтобы править. Тяжело осознавать, что ты хороший воин, но плохой император. В какое-то мгновение Ворон решил, что желаемое можно получить силой, но такой прием уместен на войне, а не в политике. Слишком долго он жил по военным законам, лишь издали наблюдая за правлением королей. Он построил Империю на страхе; неудивительно, что опоры треснули.

Ворон в ярости бил киркой по огромному булыжнику, мысленно проклиная свое тщеславие. Последние несколько лет его заботили только личные интересы. Он упивался вседозволенностью и жадно рисовал все новые и новые карты мира, на которых обозначал красным границы Империи Ворона. Захваты чужих земель стали азартом, а не необходимостью. Если в покорении Империи Солнца и Изетты был смысл, то остальные государства он захватывал руководствуясь тщеславными целями. Он хотел стать повелителем мира, чтобы... что? Как ни пытался, Ворон не смог придумать разумный ответ на столь простой вопрос.

— Эй! Что это ты так разошелся? — Фридрих схватил его за руку. — Кирку сломаешь.

Ворон грубо оттолкнул его.

— Отстань от меня!

— Ну-ка, угомонись! — Фридрих пихнул его в плечо, заставив остановиться. — Я тебе не мальчишка какой-то! Будешь еще руки распускать, сопляк!

Ворон вонзил в него хищный взгляд, от которого Фридриху стало не по себе. Мужчина инстинктивно отступил на шаг назад. Этот взгляд напугал его — словно на Фридриха посмотрел сам Ашир.

— Что бы у тебя ни случилось, оставь это снаружи, — буркнул он. — Если сломаешь инструмент, получишь от надсмотрщика.

Ворон ничего не ответил, но работать стал аккуратнее. Гнев постепенно успокаивался. Нет смысла ругать себя и срываться на единственном друге. Нужно думать, как выбраться отсюда и исправить свои ошибки.

***

— А ну-ка, плесни нам эля, да того, что покрепче!

Женщина под пятьдесят, низкая, сухощавая и довольно-таки уродливая, вальяжно расселась за столиком, который делила с долговязым и не менее уродливым сыном двадцати с небольшим лет. Одетая в лохмотья парочка жадно наблюдала, как хозяйка таверны наливает в кружки отменный эль.

— Когда за прошлый заплатите? — грубо бросила она завсегдатаям. — У меня здесь не благотворительное заведение.

— Да полно тебе, Роза! — пьяным голосом воскликнула женщина — до прихода в таверну она уже успела где-то смочить горло. — Заплатим. Ты же нас знаешь.

— Потому и спрашиваю, что знаю, — фыркнула в ответ хозяйка. — Веры вам давно нет.

Тем временем молодая подавальщица поставила на столик две деревянные кружки, полные эля.

— Двадцать медяков, — огласила стоимость хозяйка таверны.

Женщина, уже начавшая пить, поперхнулась.

— Двадцать?! Вчера же десять было!

— Это за постоянные задержки и порчу имущества. Надоело делать вам поблажки. Или платите вовремя, или больше, или вообще сюда не захаживайте!

— Вот же крыса жадная! — выругалась женщина и припала к кружке. Сделала большой глоток. — А эль, как всегда, поганый! — Последнее слово она выкрикнула, чтобы услышали все.

— Мама, прекрати, — шикнул на нее сын.

— А ты вообще помалкивай, дурья башка!

Выпив все до последней капли, Грета Бингл со скрипом отодвинула стул, встала и, пошатываясь, прошествовала к стойке. Бросила на нее потрепанный мешочек с медяками внутри.

— Здесь четырнадцать. Остальное принесу завтра.

Хозяйка таверны недоверчиво прищурилась, но мешочек взяла. Открыла и принялась считать медные монеты.

— Вставай, прыщ ленивый! — Грета махнула рукой сыну. — Дела не ждут.

Тот не допил несколько глотков, но покорно встал и, покачиваясь, поплелся за матерью. Уже стемнело. Пора приступать к работе.

Зря они напились заранее. Еще папаша Греты, будь ему неладно во владениях Ашира, говорил: «Сначала дело, потом праздник». Хоть он был тем еще гадом, порой его не хватало. Однажды дурень «напраздновался» так, что упал и уже не встал. Закопали его за деревней. Отходя от могилы, печальный внук усопшего услышал разговор двух соседок. Первая говорила второй: «Хоть одного боги прибрали. И то ворья у нас будет меньше». Хорошо, мать не слышала, иначе случилась бы драка. В отличие от сына, она не умела держать в узде ни язык, ни руки.

Вечерний Рейн был тихим и безлюдным. Еще не до конца стемнело, а он уже почти отошел ко сну. Увеселительные заведения закрывались одно за другим, жители покидали улицы и скрывались в теплых домах. В окнах зажигались свечи и лампы, семьи собирались за ужином. Новый градоначальник — он же главнокомандующий Тамир Ансари — провел здесь кардинальные изменения, которые понравились многим, но не всем. Раньше кабаки и таверны работали до глубокой ночи, собирая в своих недрах желающих весело провести время. Пьяные завсегдатаи потом бродили по улицам до рассвета, распевая песни, смеясь и творя мелкие шалости. Девицы с сочными формами подбирали на улицах состоятельных мужчин и уводили в свои маленькие, уютные комнаты, где за небольшую плату доставляли им удовольствие, которого не могли доставить скромные, зажатые жены и подружки. Больше всего этого нет. Девицы пропали с улиц и теперь, чтобы отыскать их, приходилось потрудиться; за свои услуги они начали просить больше, а комнаты стали теснее и мрачнее. Питейные заведения закрывались в сумерках, а пьяные гулены отлавливались блюстителями порядка и обчищались ими же до нитки — якобы за нарушение общественного порядка.

V. Забытые земли

Впереди показались изогнутые многоуровневые крыши королевского дворца Сонбана, расположенного на берегу. Нога Элизы никогда не ступала на землю Южного Континента. Здесь оказалось намного теплее, чем дома, и она переоделась в легкое платье. Стоя на палубе, Элиза испытывала волнение. Вот бы Заффар был рядом! Он хоть что-то понимал во всем этом. Но Заффар на Востоке, пытался спасти казну. Элизе придется самостоятельно провести собрание с правящей элитой южных королевств и сообщить старшему наместнику, что со следующей недели Сонбаном будет править король, в чьи полномочия также войдет поддержание порядка на Континенте.

Элиза питала надежду на способности Райнера Крейна. Она уже послала за ним в Изетту, и в ближайшие дни он должен приехать в Западный дворец, а оттуда отправиться в Южный. Только Крейн мог исправить положение. Нужно убедить южан, что нахождение в составе Империи Ворона — это скорее честь, чем позор. Сейчас они чувствуют себя брошенными, — надо вложить им в головы мысль, что Юг не менее важен, чем Запад или Восток.

Флагман императрицы и четыре сопровождающих суда встретили с почетом и музыкой. В порту выстроились ярко наряженные горнисты, скрипачи и барабанщики, которые по команде исполнили торжественную мелодию. Прямо у трапа, по которому Элиза спустилась с корабля, ждал роскошный паланкин, который несли шестеро крепких молодых рабов. Она села внутрь вместе с Ливэн.

— Госпожа, сколько мы здесь пробудем? — спросила Ливэн по дороге.

— День, — ответила Элиза. — Мне нужно вернуться в Западный дворец, встретить Крейна и отправить сюда. Но сначала узнать обстановку и решить, что делать в первую очередь. После возвращения отправлюсь на Восток.

— Зачем?

— Нужно решить судьбу Шер-Яраса. Они продолжают размножаться, требуется соорудить новые помещения для их содержания. Но есть ли в этом смысл? Только Рэйган может управлять Шер-Яраса.

— Еще Заффар. Он прогнал их, когда они напали на наш флот.

— И чуть не умер после этого. — Элиза мрачно посмотрела на Ливэн. — Я не могу подвергать его такой опасности. Жизнь Заффара связана с жизнью Рэйгана. Если умрет один, умрет и второй.

Ливэн укоризненно посмотрела на нее.

— Вам следует чаще об этом вспоминать, госпожа, и не скорбеть по мужу, который все еще жив.

Элиза молча приняла укор. Ливэн мыслила рассудительно, а вот она сама слишком подвержена чувствам. Забывала о важных вещах, паниковала на пустом месте. Но Ливэн и легче рассуждать. Ее-то любимый жив и здоров, находится рядом и не связан с душой взбалмошного старика. Окажись она на месте Элизы, возможно, вела бы себя иначе.

Элиза отогнала от себя неприятные мысли. Перед ней масса важных задач, в том числе спасение Рэйгана. Она не должна уходить с головой в печаль и переживания. Только от нее зависит будущее и целостность Империи. Пусть Ливэн и все остальные живут, как хотят, но она не имеет права быть слабой. Не сейчас.

— Вы уже решили, что сделаете с этими... Шер... как там их?

— Шер-Яраса, — улыбнулась Элиза. Ливэн так и не запомнила наименование вида существ. — Еще нет. Я знаю, что не должна принимать радикальных решений без одобрения Рэйгана, но его рядом нет, а на содержание чудовищ уходит много денег. Воевать с их помощью я не смогу. Так есть ли смысл разводить их без надобности?

— Вы говорили, что они бессмертны. Как вы собираетесь их уничтожить?

— Я не собираюсь. И они не бессмертны, а неуязвимы. Век особи Шер-Яраса короток — всего несколько месяцев. Но, думаю, те, кто создал этих существ, должны знать, как их убить. Пока я не решила, что с ними делать, но уничтожение не исключено.

— Но император вернется и, скорее всего, не поблагодарит вас за это.

— Ливэн, Империя беднеет. На носу новая война со Скаглардом. Нам нужны средства и оружие, которым можно сражаться. Какой толк в чудовищах, если они подчиняются только Рэйгану? Даже он управляет их сознанием с трудом, а другой человек вовсе не сможет. Я должна вытащить мужа из лап ведьмы, а, значит, иметь сильную армию, которая сможет разгромить войска Скагларда. Эту армию нужно обеспечить едой, доспехами, мощным оружием и флотом. Солдаты не пойдут пешком по воде, голодные и вооруженные ножами.

Ливэн вздохнула и посмотрела в просвет между шторками паланкина, закрывающими их от внешнего мира. Элиза права: в чудовищах нет смысла. Если император, которого Ливэн не помнила, жив и находится в плену, его нужно спасти. Ведьма не отпустит его без боя. А, чтобы вести бой, нужны сильные, сытые и хорошо вооруженные солдаты. Их должно быть много.

— Я не могу полагаться на поддержку Северного Альянса в грядущей войне, — между тем говорила Элиза. — Изетта верна нам, но другие королевства все еще сомневаются. Рэйгану удалось их припугнуть, но сейчас, думая, что Ворон мертв, они могут снова примкнуть к Империи Скаглард. Вряд ли короли Фройда, Эйры и Тальвы испугаются моего гнева. Для них я всего лишь вдова Ворона — слабая девчонка, которая не продержится и одного сражения.

— Вы не слабая девчонка, госпожа. — Ливэн взяла ее за руку. — Пусть не волшебница, но и не трусиха. Не только магией можно запугать людей.

Рабы остановились и опустили паланкин на землю. Открылась шторка, и Элизе подали руку.

— Спасибо, Ливэн, — с улыбкой сказала она и вышла. Сама Ливэн вышла следом.

VI. Разгоняя тучи

Черный отутюженный фрак, брюки, белая рубашка, начищенные ботинки... Тамир Ансари чувствовал себя не в своей тарелке. Привыкший с юности к военной форме, носивший ее по поводу и без, он ощутил неловкость, облачившись в свадебное одеяние. А еще ему не верилось, что этот день наконец настал — день, когда они с Ливэн станут законными супругами.

Сначала Ансари был против и хотел отложить свадьбу до возвращения Ворона. Он считал едва ли не предательством проводить торжество без главного гостя. Ворон обещал присутствовать и расстроится, узнав, что свадьбу главнокомандующего сыграли без него. Элизе не с первой попытки, но все же удалось переубедить генерала. Она сказала ему то же, что и Ливэн: можно вечно ждать удобного момента и не дождаться. Человеческое счастье дороже всего.

И вот настал этот чудесный день — двадцать второй день осени, праздник любви и радости. Событие, которое Тамир так долго ждал, но все время что-то мешало: неожиданное сражение, ссора с Ливэн, пленение Ворона. Сейчас у них с Ливэн все хорошо, поэтому надо пользоваться случаем.

Тамира по-прежнему смущала разница в возрасте. Ему уже сорок один, а Ливэн всего девятнадцать. Она так юна и не видела жизни, а он вовсе не бессмертен. Когда Тамир состарится — если раньше не умрет на поле боя, — Ливэн будет еще молодой и прекрасной. Захочет ли она делить быт и ложе со стариком? Подобные разговоры расстраивали ее, но Тамир не мог не думать об этом. Он уже немолод и продолжит стареть; не пожалеет ли Ливэн о своем выборе лет через пять-десять? Не проклянет ли себя за глупую влюбленность? Ансари знал, что существует много супружеских пар с огромной разницей в возрасте, но у большинства невест не спрашивали согласия. Следуя древним обычаям, родители выдавали юных дочерей за знатных стариков, чтобы обогатиться и обзавестись влиятельными родственниками. Несчастные девочки не любили мужей. Тамир не сомневался в любви Ливэн, но долго ли она продлится? Продолжит ли жена любить генерала, когда его волосы поменяют цвет, лицо расчертят морщины, дряблость поразит кожу, а силы иссякнут? Продолжит ли любить его горбатым, вонючим и немощным?

Сегодня мысли об этом атаковали Тамира, да так сильно, что он едва дышал.

В то же время Ливэн места себе не находила от счастья и волнения. Элиза лично вызвалась помогать ей наряжаться и краситься. Девушка постепенно начала привыкать к дорогим платьям и украшениям, но сейчас на ней находилось целое состояние. Одно только платье — белое, пышное, — было невероятно дорогим и лишь едва уступало свадебному платью императрицы. В таких выходят замуж королевы и принцессы, но не придворные дамы. Однако Элиза была непреклонна. Она хотела устроить подруге и главнокомандующему пышную свадьбу и не жалела средств. Глядя на Ливэн, не могла скрыть восторга — перед ней стояла истинная принцесса. В роскошном белоснежном платье, с драгоценными украшениями, красивым макияжем и сложной прической с вплетенными в нее белыми розами девушку было не узнать. Никто бы не поверил, увидев ее, что это придворная дама, а в прошлом — обыкновенная камеристка.

— Ты прекрасна! — в который раз восхитилась Элиза. Сегодня она сама выглядела куда скромнее Ливэн: лазурное платье, расшитое жемчугом, было отнюдь не таким роскошным, как платье невесты. Элиза намеренно так оделась, чтобы подчеркнуть красоту подруги.

Ливэн неустанно вертелась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон и не веря в свое счастье. Уже сегодня она станет женой человека, которого полюбила, едва увидев. Сегодня она станет самой счастливой женщиной в Империи.

— Госпожа, — Ливэн подошла к Элизе, заговорщицки улыбаясь, — я так хочу, чтобы этот день поскорее закончился.

Элиза удивленно подняла брови.

— Сегодня же твоя свадьба, Ливэн.

— Да. — На щеках девушки вспыхнул румянец. — Но я хочу, чтобы скорее наступила ночь, и мы с Тамиром...

— Подожди-ка! — изумленно воскликнула Элиза. — Между вами еще... ничего не было?

Ливэн смущенно отвела глаза.

— Не было, госпожа. Тамир очень консервативный. Он сказал, что не притронется ко мне до свадьбы.

— А он знает, что ты..?

— Не девственница? — погрустнела Ливэн. — Знает. Я рассказала ему, что делал со мной отчим. С тех пор я не была ни с одним мужчиной. Тамир хочет, чтобы я занималась этим в браке, как порядочная женщина. Он сказал, что не хочет напоминать мне об отчиме.

— Но вы же любите друг друга. И Тамир никогда не взял бы тебя силой.

Ливэн пожала плечами.

— Такой он человек, госпожа. Хочет, чтобы у нас все было правильно. Сегодня он уже не отвертится!

Элиза со вздохом обняла Ливэн.

— Надеюсь, у вас все будет хорошо. Но запомни кое-что, дорогая. — Она чуть отстранила Ливэн от себя, взяла за руки и посмотрела в глаза. — Между Тамиром и тобой большая разница в возрасте, поэтому он будет решать за двоих. Ему будет казаться, что он поступает во благо, но у тебя, если не проявишь твердость, однажды совсем не останется прав. Ты любишь его и ищешь в нем защиту; я точно так же отношусь к Рэйгану, но иногда он, опираясь на возраст, думает, что волен решать за меня и приказывать мне. Ему кажется, что этим он защищает меня и уберегает от ненужных расстройств, но на самом деле отнимает право голоса и превращает в покорного питомца. Сам того не осознавая. Тяжело жить с человеком, который намного старше, поэтому ты не должна соглашаться со всем, что скажет Тамир. Дай ему понять, что ты уже не ребенок и можешь принимать взрослые решения. Его забота о тебе понятна, но он должен учитывать и твои желания. Как в любви, так и в жизни в целом. Первое время мне было сложно спорить с Рэйганом и отстаивать свою точку зрения. Он думал, что я недостаточно зрелая для принятия тех или иных решений; позволял себе делать выбор за меня. Однажды мы сильно поругались, потому что Рэйган решил, что дружба с тобой не красит мою репутацию. Я разозлилась и наговорила ему гадостей, но он должен был понять, что я не вещь, которой можно распоряжаться.

VII. Разбитое сердце

Сутками ранее

Под покровом ночи пара воров подошла к дому градоначальника. На поясах у обоих висели пустые мешки, а у женщины — еще и ножны с дорогим кинжалом, который она стащила у пьяного богача в таверне. Грета страшно гордилась этим ножом, словно он всегда принадлежал ей, тогда как Винни не обрадовало наличие у матери оружия. Когда та напивается, то теряет голову; еще чего доброго порежет кого-нибудь.

Винсент Бингл, он же Винни, совсем не хотел сюда приходить. Чувствовал, что затея понесет за собой страшные последствия. Будь его воля, он давно ушел бы из Рейна и вообще из Радосса. Поселился бы в другом королевстве, где никто его не знает, и незаметно обворовывал бы посетителей увеселительных заведений. Но мать зациклилась на градоначальнике и его доме. «Не уйду, пока не отомщу!», — заявляла она таким тоном, будто тот лишил ее состояния или убил ее родственников.

Винни воровал с детства, но от представителей власти старался держаться подальше. Его не прельщало их богатство. Если стащить кошель у купца или именитого портного, тот не поднимет на уши весь город, чтобы тебя найти. Ты просто растворишься в толпе, а обворованный поругается и вернется к своим делам. Правда, если обчистишь чей-то дом, то скрыться будет сложнее, но все-таки возможно. Но если сунешь руку в карман власть имущего — считай себя трупом. Винни плохо знал Тамира Ансари, но то, что градоначальник и главнокомандующий в одном лице водил дружбу с Вороном, знал хорошо. Мать решила, что, раз император погиб, то и бояться нечего, но Ансари и сам не промах, может легко вычислить людей, посягнувших на его имущество. Ворон не назначал бы главнокомандующим кого попало.

— Может, ну его, а? — предпринял последнюю попытку Винни.

Грета повернулась к сыну и уперла руки в бока.

— И в кого ты такой трусливый? Ну конечно, в папашу! Тот тоже пускал в штаны при малейшей опасности. Подбери-ка сопли, сынок, и давай, двигай своими костлявыми ногами!

Винни покорно поплелся за матерью, мысленно копая себе могилу. Эта дурная не ведает, что творит! Но она-то жизнь пожила, а он только начал. Скоро им обоим предстоит болтаться на виселице, а все из-за ее бестолковой башки, одержимой местью непонятно за что.

Перебраться через забор оказалось нелегко, но воры справились. Дом градоначальника недавно достроили, в нем еще никто не жил, потому и охранялся он абы как. Члены городской стражи, занимающиеся непосредственно охраной, наглым образом спали на посту. Видно, решили, что в пустой дом никто не полезет. Только один бодрствовал, но воры легко проскользнули мимо него.

Дом Тамира Ансари был поистине роскошным, словно уменьшенная версия дворца: трехэтажный, просторный, дорого обставленный. Как и следовало ожидать, внутри не обнаружилось денег и драгоценностей, но воры нашли, чем наполнить мешки: фарфоровой посудой, серебряными столовыми приборами, дорогими картинами, хрустальными вазами. Винни подозревал, что большая часть этого добра побьется, но мать жадно пихала в пыльные мешки фарфор и хрусталь. Когда оба наполнились до предела, Грета осмотрелась и достала из ножен кинжал. Винни попятился.

— Что ты собралась делать?

Мамаша довольно прищурилась.

— Подпорчу немного эту красивую мебель. А ты чего стоишь, как статуя? Найди нож и помогай!

— Мама, мы взяли, что хотели. Идем отсюда, пока...

— А ну, заткнись, трус несчастный! Бери нож, говорю, и работай!

Тихо, чтобы не услышали стражи, мать и сын изрезали и поломали мебель, побили стекла в шкафах и остатки посуды, порезали ковры. Винни трясся от страха, а Грета — от восторга. Управившись с делом, воры забросили на спины мешки и бесшумно выбрались из дома.

Стража их так и не заметила.

***

— Госпожа, вы еще не спите?

Стук в дверь повторился. Элиза приподнялась на локте и тряхнула головой, прогоняя остатки сна. На тумбе горела свеча, а на подушке лежала раскрытая книга. Элиза вспомнила, что решила почитать перед сном и задремала.

Кто-то стучался в дверь.

— Минуту!

Элиза выбралась из-под одеяла, опустила ноги и нащупала тапки. Встав, сняла со спинки стула шелковый халат молочного цвета и, надев, запахнулась в него и завязала пояс. Поправила распущенные волосы. Не помешало бы освежить лицо водой, но кто-то ждал снаружи. Ее не потревожили бы в такой час без причины.

Зевнув, Элиза повернула ключ и открыла дверь. В следующий миг сон словно рукой сняло: она увидела перед собой Ливэн, рядом с которой переминался с ноги на ногу взволнованный Салих. Сама Ливэн все еще была одета в свадебное платье, но под глазами размазалась косметика, а на щеках появились темные дорожки, — она плакала.

— Боги милостивые! Что случилось?

Обняв Ливэн за плечи, Элиза завела ее в покои. Девушка шмыгнула носом, а старший слуга, отвесив поклон, отчитался:

— Кто-то осквернил дом главнокомандующего. Испортили мебель, побили стекла, исцарапали стены, а также украли посуду и столовые приборы. Главнокомандующий остался в Рейне, чтобы поймать преступников, а госпожу велел доставить во дворец.

Элиза в ужасе посмотрела на едва не плачущую Ливэн.