Имя, украденное ночью

Пролог

Дождь смывает следы. Но не боль.
Она остаётся — густая, липкая, как яд в венах.
Как шёпот, который невозможно заглушить ни криком, ни мольбой.

Я лежу на крыше машины.
Холод металла прожигает кости, впивается в кожу, как клыки.
А над городом тьма стягивает петлю, и я слышу — она тянет её всё туже.

В неоновых отблесках — кровь на моих руках.
Моя? Их?
Всё едино.
В этой игре кровь не имеет хозяина.

Запомни моё имя — Рейна Волкейн.
Когда-то я жила иначе…
Или это просто ложь, которой я кормлю себя, чтобы не сойти с ума.

Одна ночь. Один шаг за порог.
И свет исчез.
Осталась пустота.
Холодная. Голодная. Живая.

Не ищи света.
Свет — лживый предатель.
Приходи в тьму.
Она примет тебя, как в дом.
Она заберёт всё.
И исполнит каждое своё обещание…
Даже то, о котором ты молился, чтобы оно не сбылось.

Моё желание погубило меня.
Сейчас, глядя в звёзды, я знаю — это мой конец.
Каждый шаг, каждое слово, каждый грех — вели меня сюда.
В точку, где дыхание рвётся, а сердце…
…остаётся ждать последнего удара.

Когда-то моё прошлое казалось сказкой.
Я была красива, уверена в себе, полна сил и планов.
У меня был он.
Тот, чья любовь была сладкой, как шоколад с клубникой.
Тот, кто готов был построить для меня мир, где нет боли.
Но всё это украли… в ту ночь, чёрную, как чума.

И теперь…
Я рада, что последние мгновения моей жизни принадлежат тебе.
Тебе, чьи ямочки сводили меня с ума.
Тебе, в чьих глазах я могла утонуть без страха.
Тебе, кто заставлял моё сердце замирать.

Оно ... замерло.

Глава 1. Падение в ночь.

Меня зовут Лейла, и я уже второй год живу в Сеуле по программе обмена.
В этом огромном, шумном и иногда пугающем городе у меня есть свой маленький островок - моя лучшая подруга Элира. Мы знакомы ещё со школы в Ташкенте. И да, нам обеим по 17.

Сегодня Лира улетает к тёте в Россию на каникулы. А я... остаюсь.

- Ты правда должна уезжать? - спрашиваю я, пряча обиду за лёгкой улыбкой.
- Да, ведьмочка, - улыбается она тепло, подтягивая чемодан. - Ненадолго. Даже не успеешь соскучиться.

Мы обе знаем, что успею.

В 11 утра мы едем в аэропорт. Прощание - как рваная рана: обнимаемся крепко, но внутри всё равно пусто. Когда Лира исчезает за дверями терминала, тишина в груди становится оглушающей.

Дома я читаю книгу... или пытаюсь читать. Глаза скользят по строчкам, но мысли где-то далеко. Потом, не заметив как, засыпаю.

Просыпаюсь в шесть вечера. Темно. Тихо. Холодно.

Чтобы отвлечься, достаю альбом и карандаши. Рисую его - моего волчару. Эти ямочки на щеках, этот взгляд, в котором можно утонуть... Мои пальцы сами выводят линии, и весь мир вокруг будто исчезает.

Телефон вырывает меня из этого транса.
- Привет, ведьмочка! - голос мгновенно согревает.
- Привет. Ты сегодня вообще пропал. Ни звонка, ни сообщения... Уже начала думать, что забыл про меня.
- Не мог. Был у бабушки в деревне, связь никакая.
- А... понятно. Лира улетела сегодня. Настроение ниже плинтуса.

Мы болтаем ещё полчаса. Потом звоню маме. Когда кладу трубку, часы показывают 22:03.

Ужин я так и не приготовила. Желания нет, а холодильник пуст.

Спускаюсь в магазин на первом этаже. Закрыт.
- Милая, они сегодня не откроются, - говорит соседка-тётушка по-корейски.
- А почему?
- У хозяйки день рождения.
- Понятно. Спасибо.

Ну и что? Просто схожу в другой магазин.
Я уже два года живу в Корее. Здесь безопасно.
В Ташкенте я гуляла одна и в полночь.
Две улицы туда, две обратно - и всё.

- Окей, осталось пройти через этот переулок, - шепчу сама себе.

Но ночью город другой. Фонари редкие, тени густые, и даже звук шагов кажется громче обычного. Холод пробирает до костей.

Я почти дошла до середины, когда из темноты вырастают двое.

Всё происходит так быстро, что мозг не успевает среагировать. Сильные пальцы вцепляются в мои запястья, руки выламывают за спину - так больно, что я едва не вскрикиваю.

- Что за хрень?! Отпусти́те меня, суки! - я рвусь, будто зверь в капкане, но их хватка словно из стали. Рывок вбок, удар коленом - ни хрена. Паника разливается по телу, силы тают.

Я успеваю заметить только грязную тряпку, прежде чем её вжимают в моё лицо. Запах резкий, химозный, сладковатый - жжёт горло, выворачивает желудок.

Не дыши. Не дыши!

Но лёгкие, блять, хватают воздух сами. Голова сразу плывёт, колени подкашиваются, руки становятся ватными, мир тонет в гуле и эхо.

- Жаль девчонку... ещё такая юная... - чей-то голос доносится будто сквозь стекло.

Я всё слышу, всё понимаю, но тело мёртвое. Меня швыряют на стул, в пальцы суют ручку, прижимают руку к бумаге.

- Подпиши, мразь, - холодный голос режет, как нож.

- Ни хрена я... - шепчу, но слова тонут в вате.
Рука предательски выводит букву за буквой. Бумага шуршит, чернила расползаются.

Я вижу, что делаю. Я знаю, что делаю.
И блять... остановить себя не могу.

- Готово, - один из них хмыкает.
- Вот и всё. Теперь она наша, - другой ухмыляется так, что в горле становится ещё противнее.
- Уёбки, уберите её. Пусть спит.

И последнее, что я слышу, - их довольный смех, вязкий, мерзкий, словно липкая паутина.

Мир окончательно гаснет, и я падаю в чёрную, вязкую тьму, из которой нет выхода.

——————————————————

Лейла Ахмедова

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

ЭлираКларк

——————————————————

Действия будут продолжаться в 2028 году начало сентября.

Глава 2. Хозяин в красном свете.

Сквозь туманный сон я чувствую, как холод пробирает до костей. С усилием приоткрываю веки. В комнате горит приглушённая лампа, отдающая красным светом, и от этого всё вокруг кажется нереальным.

Когда глаза привыкают к темноте, я понимаю, почему мёрзну. На мне прозрачное белое «платьице» с вышитой бабочкой на лифе. И… Господи. Кажется, стринги на тонких бретельках. Я шарю руками по кровати в поисках хоть чего-то, чем можно прикрыться.

— Я уже всё видел и изучил. — Грубый мужской голос разрезает тишину. Я вздрагиваю, чуть не падая с постели, и только теперь замечаю в углу тёмный силуэт. Он сидит, развалившись в кресле, и смотрит прямо на меня. Быстро хватаю подушку, прижимая к себе. В углу, в полутьме, сидит силуэт. Он наблюдает за мной.

— Г… где я? — голос хриплый, горло будто забито ватой.

— Неправильный вопрос, малышка.

— Х… хорошо. Зачем я вам?

— Умничка.

— Зачем я вам? — уже чуть смелее.

— О, милая, ты даже не представляешь, на что согласилась, — в его голосе усмешка, от которой мороз по коже.

— Если бы знала, тебя бы не спрашивала, — огрызаюсь, раздражение берёт верх над страхом.

— Ц-ц-ц. Смотрите-ка, у нашей малышки острый язычок.

— Я не малышка, — цежу сквозь зубы.

— А как ты думаешь, Лейла, зачем ты здесь? На красных простынях. В девственно-белом наряде. Одетая как… шлюха?

— Я не шлюха! — в груди закипает ярость. Как он смеет?! Что он вообще знает обо мне?!

— О нет. Именно на это ты подписывалась, когда чертила свою каракулю на бумаге… Лейла. — Он тянет моё имя, будто пробуя его на вкус.

— Я ничего не подписывала!

— Разве? — он поднимает руку с документами. — А это что?

Я рвусь к нему, чтобы выхватить бумаги, но останавливаюсь, вспомнив, в чём одета. В голове вспыхивают обрывки памяти: тёмный переулок… двое мужчин… резкий запах на тряпке… чьи-то смешки… ручка в моих пальцах… и я ставлю подпись.

— Нет… этого не может быть, — шепчу.

— Нет, Лейла, именно это и есть, — в его голосе холод.

— Ты хам, блять! Какого хрена ты творишь?! Сука, ты не имеешь ни единого права меня похищать! Я, блять, на тебя в суд подам! — ярость толкает меня вперёд, слова вылетают сами, но едва я успеваю договорить, он уже встаёт.

Он резко хватает меня за челюсть, пальцы впиваются в кожу.
— Ещё раз, сучка, ты поднимешь на меня голос… Ещё раз я услышу из этих сладких губ хоть одно грязное слово — и я заставлю твой рот пожалеть, что он вообще умеет говорить.

Я замираю, сердце бьётся в висках. Он медленно опускает руку… но не бьёт. Вместо этого проводит пальцами по моим волосам, вдыхает их запах.

— Почему от тебя так вкусно пахнет, Лейла? Для кого стараешься?

— Э… это из-за ухода… Я ни для кого не стараюсь.

— Значит, парня нет?

— Как… ты об этом узнал? Кто ты такой?! - если мне под силу я буду до конца скрывать его.

Он смотрит прямо в глаза.

— Я? — он чуть наклонился вперёд, и в тусклом красноватом свете я впервые чётко увидела его глаза — холодные, как застывший лёд. — Я сын директора Нефритового дома. И я твой хозяин. Это значит, ты моя. А те, кто принадлежат мне, слушают безоговорочно и сопровождают меня куда я захочу и когда захочу.

Его голос был низким и ровным, но в каждом слове сквозила железная уверенность.
— И да, меня зовут Кей. Если тебе что-то будет нужно — говори «господин» или «хозяин».

Слово «хозяин» будто гвоздь вбилось в голову. У меня похолодело в груди, а сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно в тишине комнаты.

Я сжала подушку сильнее, но понимала: она меня не спасёт.
Из этой комнаты не сбежать.

Глава 3. Хищник в клетке.

Комната будто живая — стены дышат медленно, тяжело, выталкивая из себя густой, тёплый воздух. Запах дорогого табака стелется по полу, цепляется за ноги, поднимается выше, к горлу, к голове. Он липнет, как чужие руки, и каждое мгновение напоминает: здесь нет выхода… даже если двери ещё на месте.

— Отпусти меня! Я ничего из этого не буду делать! — кричу, но в ответ он сжимает мою челюсть с такой силой, что зубы скрипят, и поднимает голову ещё выше.

— Снова ошибка, кроха, — его голос льдом пронизывает каждое слово. — Попроси по-хорошему, Лейла. Если хочешь уйти — придётся идти на уступки.

Я знаю, что он ждёт сопротивления. Что ему нравится этот огонь во мне. Но сейчас — не время бросаться в драку. Сила не на моей стороне.
Пусть он думает, что победил.

— Пожалуйста, Кей… — шёпотом выдавливаю, и он выгибает бровь в насмешке. — Хозяин, отпустите меня, мне нужно домой.

Он отступает всего на шаг, но этого достаточно, чтобы я смогла вдохнуть.

— Молодец, кроха, быстро учишься, — ладонь скользит по щеке. Пальцы — тёплые, цепкие — зарываются в волосы. Его движение медленное, нарочито властное. — Запомни: ты принадлежишь мне. Ты будешь здесь, пока не выплатишь свой долг.

Ты принадлежишь мне.
Он произносит это так, будто ставит клеймо.
Я опускаю взгляд, изображая покорность, но внутри всё кипит. Ни один человек не может принадлежать другому. И уж точно не я.

— Но… у меня нет долга! — голос дрожит, но внутри он острый, как нож.

— Есть. С того момента, как ты подписала договор.

— Я ничего не брала! Меня заставили! Если бы я была в себе — никогда бы не согласилась!

Внутри пылает злость.
Ты думаешь, что можешь держать меня на цепи, Кей? Посмотрим, кто кого.

— Тише, кроха, — в его голосе предупреждение. — Будь осторожна.

— Я была не в себе… — пытаюсь пробиться к его жалости, хотя знаю: это не жалость я ищу, а способ понять, где его слабое место.

— Ты подписала, и это факт, — холодно отвечает он.

— Я хочу посмотреть договор… Пожалуйста, господин. — Выговариваю через силу, сдерживая ненависть.

Он бросает папку на стол так, что воздух рябит от движения.
Я опускаюсь в кресло и вгрызаюсь глазами в текст. Чёрные буквы — как капли яда. Они впиваются в глаза и глубже — в душу. Всё оформлено идеально. Ни щели… пока

— Значит, я должна работать на вас? Выплачивать этот… этот проклятый долг?

— Верно, кроха. Ты будешь делать всё, что я скажу.

— А если я откажусь? — шепчу, чувствуя, как сердце стучит так громко, что кажется, слышу его эхо в ушах. Горло сжимается, ноги дрожат, но взгляд не отводится от его глаз.

— Отказ… — он улыбается, и эта улыбка холодна, как лезвие. — Твоя гибель. Ты даже не представляешь, что такое настоящий контроль… но скоро узнаешь.

Воздух сжимается вокруг, пахнет металлом и тревогой. Каждое слово давит, как тяжёлый камень на грудь. Я делаю шаг назад, ощущая скрип пола под ногами.

— У твоего отца ведь больное сердце… не так ли?

Он смотрит прямо, безжалостно, и в этой тишине слышится только мое дрожащее дыхание.
— Д… да, хозяин.

Почему он вспомнил моего отца? Насколько далеко готов зайти? В груди пульсирует страх, будто кровь вот-вот закипит.

— Подумай, что случится с ним, если он увидит этот документ… или узнает, как ты спала в этом… наряде… — его слова скользят по коже, оставляя жгучий след.

Слезы подступают. Хочется закричать, выть, но горло сдавлено паникой. Не за себя… за него, за отца. Он не выдержит. Он умрёт от ужаса, если узнает…

— И не думай о побеге, — говорит он тихо, почти ласково. — Я найду тебя. Всегда.

Я поднимаю взгляд. В нём — покорность, но за ней — хищное выжидание. Сердце бьётся, как барабанная дробь.

— Хорошо, — тихо говорю. — Я сделаю всё, что вы скажете.

Он смотрит на меня как на трофей, на вещь, которую сломал. Улыбка на его лице — довольная, почти тёплая. Он верит, что победил.

Но внутри всё иначе.
Я — не его добыча. Я — зверь, загнанный в клетку. Он даже не догадывается, что держит рядом с собой хищника, готового разорвать цепи.

Я не сдалась. Я просто выбрала оружие — покорность.

Я буду играть его игру: улыбаться, кивать, делать вид, что принадлежу ему.
А потом… когда хватка ослабнет, когда он расслабится, я вырвусь.
Вцеплюсь в горло этой клетке и разнесу её на куски. Руки будут залиты кровью — и это будет мой крик свободы.

Я слышу каждый его вдох, каждый шорох в комнате, ощущаю тяжесть воздуха, запах страха и контроля. Его уверенность — моя точка опоры. Но внутри меня буря, неукротимая, дикая.

Ия клянусь…
В тот день он увидит мой взгляд — холодный, как лезвие ножа, острый и неумолимый. И поймёт, что потерял единственное, чем никогда не владел.