«За шагом шаг ступить во мрак.
Границе грёз задать вопрос.
Забыть свой путь, огонь вернуть.
Увидишь свет, найдёшь ответ…»
Слова старой детской песенки вертелись в голове всё утро, но как не старался, я не мог вспомнить её начала. В далёком туманном прошлом её напевала мама, когда укладывала нас спать, и, толи от смутной тревоги, толи от застарелой тоски, что-то мучительно зыбкое не пускало сознание за грань некогда тёплого воспоминания.
Хотя, стоит сознаться, что подлинная причина моего раздражения крылась не в этом…
Наш кортеж покинул деревню на рассвете и вот уже несколько часов двигался по добротной лесной дороге в сторону «Сонных Гор». Утро нынешнего дня обещало быть вполне благоприятным. Исход лета в «Медвежьей Долине» отличался отменной погодой, что стало для меня настоящим открытием, ибо столица в это время года благополучно плавилась от жары. Здесь же вековые сосны, прятавшие землю от удушливого зноя, обещали своё щедрое покровительство на большем протяжении пути, и это, определенно, поднимало настроение. Плюс ко всему, после визита Идэи, который, не смотря на ситуацию с Дартином и принятие горького бремени новой правды, всё-таки завершился достаточно сносно, я наивно полагал, что на данном этапе лимит крупных неприятностей выбран до самого прибытия к горам. Но… Богиня, как и прежде, решила распорядиться проведением на своё усмотрение.
Лишь ближе к рассвету, когда вся наша честная компания собралась на центральной площадке двора медвежьей усадьбы, я узнал, что ночь принесла в заповедный лес новых гостей.
Ариор Феррау, младший наследник клана бурых лисиц, с которым мне посчастливилось пересечься у Священных Врат «золотой» арены, явился к хозяину леса с достаточно деликатной просьбой. Лис остался без невесты и следующее прошение, которое он планировал подать через пять лет, обретало статус «последнего шанса», что подвигло двуликого искать возможность отправиться к Источнику вместе с нами. Как и откуда Феррау прознали о самой вероятности путешествия, оставалось, только догадываться, полагаю, здесь не обошлось без Верато, но то, что Таграур ответил согласием, стало, весьма неприятной неожиданностью не только для меня. Не потому, что кто-то точил зуб на Ариора. Откровенно говоря, парень не отличался особой публичностью, и, насколько мне было известно, не успел нажить в лоне элитной верхушки ни близких друзей, ни серьёзных врагов, но… Медведи позволили лису взять в поход одного сопровождающего, и вот он-то как раз всем нам был очень хорошо знаком.
Вернее не «он», а «она», Дифая Байаль, моя бывшая зазноба и несостоявшаяся невеста нашего «драгоценного» Гаури, каким-то немыслимым образом, оказалась по правую руку от очередного наследника.
Не думаю, что мотивы попадания «бурой бестии» в этот непредсказуемый поход носили альтруистический характер. Сердобольностью и самоотверженностью первая красавица света не отличалась никогда, и прикрытие в виде «помощи наследнику», похоже, не выглядело достоверным даже для него самого. Однако зачем-то эта хитрая злопамятная плутовка всё-таки понадобилась Ариору, и это несвоевременное покровительство даже с натяжкой невозможно было назвать случайным. Леди явно имела козырь в рукаве, а вот сможет ли кто-то из нас его покрыть, оставалось загадкой.
Сейчас же новоиспеченная помощница наследника семейства Феррау преспокойно ехала в единственном крытом экипаже, который заботливые медведи снарядили специально для женщин и, похоже, откровенно наслаждалась исключительным положением фаворитки. Во всей этой малоприятной ситуации искренне порадовало только одно, Неора, по неведомой мне причине, отказалась ехать в карете, предпочтя мягким набивным диванчикам потёртое кожаное седло.
Вообще, на лошадях перемещались все, кроме Алтэя и Микулки, прихваченного в поход дедом с молчаливого благословения Борислава, те ехали в повозке со снастями и прочей походной утварью, остальным же щедрые хозяева выделили добротных крепконогих шайаров. Лёгкой кормой и слабым аппетитом медведи не отличались, а потому вывозить на себе их увесистые тушки были способны только тяжеловозы. Да и ауру двуликих хрупкие узкогрудые жеребцы выносили плохо, а потому оные здесь практически не водились. Исключением стали два серебристых рысака, которые достались эфильдам. С теми, как ни странно, кони поладили лучше, чем с оборотнями, что, вероятнее всего, объяснялось иной природой гостей, которые, к слову сказать, правили подопечными слишком умело. Грацию Неоры, восседающей на тонконогой лошадке, я ещё мог объяснить себе изящной девичьей природой, но то, как держался в седле её сын, наводило на определенные мысли. Слишком много породистой стати и сдержанного достоинства проступало в обыденной простоте незамысловатых движений этого необычного юноши, который сам того не подозревая, напоминал подлинного наследника альфы некой неведомой стаи, особенно сейчас, когда ехал в середине внушительного кортежа. Шайары были чёрными, даже те, что тянули карету и повозку, и своей вороной мощью старательно оттеняли пятно светлобоких лошадок, на которых восседали два слишком приметных седока с волосами цвета горного снега, пленившего солнечный луч. И это едва уловимое впечатление призрачного сияния неожиданно тронуло пытливый разум, давно назревшим вопросом: «Неора и Селион Варханда, кто же вы такие на самом деле?..»
- Занятно, - хмыкнул брат, выравнивая ход своего шайара, дабы сократить расстояние между нами, - кого-то радуют драгоценности, а кого-то клинки.
- Занятно… - подтвердил, всё ещё наблюдая за маячившими впереди Иными.
Неора с сыном ехали рядом, следуя за импровизированным клином из шести вояк, в центре которого расположился Рамир. За ними двигались мы. А далее карета, повозка и замыкающая группа. Гаури и Ариор предпочли расположиться как раз за повозкой перед второй группой, снаряженных Таграуром, косолапых. Конечно, в пути периодически происходили рокировки, но начало и конец кортежа неизменно оставались в «оправе» медвежьей опеки.
Не знаю, о чём думал Ратмир, когда позволил лисе оседлать шайара, но, похоже, его ожидания не смогли объять всех перспектив столь опрометчивого решения. Как только первая красавица света выбралась из кареты медведи чуть не посворачивали шеи. А после и вовсе сбили клин, подбирая местечко поближе к наезднице. В итоге леди оказалась в ореоле всеобщего внимания, к которому неожиданно присоединились Гаури и Ариор. И если лис, правя рядом с Дифаей, был сдержан и снисходителен, то пума предпочёл тактику едких шуточек, которые едва ли не перескакивали грань скабрезности. Не знаю, что руководило Верато, вряд ли у того, кто рискнул оставить такую женщину практически у алтаря, был шанс на новый виток отношений, к тому же неподалёку ехала Неора, но уняться двуликий отчего-то не мог.
Однако Дифаю это, похоже, не смущало. Она громко хохотала, кокетничая со всеми вокруг, включая косолапых, которые, не стесняясь наследников, периодически одолевали леди своим бесхитростным вниманием, и абсолютно беззастенчиво сорила томными вздохами и невинными комплиментами. Флёр её обаяния стелился по периметру пьянящим маревом, и даже Ратмир, чья каменная стать теперь оказалась во главе обоза, нет-нет да и бросал в сторону Дифаи тонкий оценивающий взгляд.
А я смотрел на Неору. Девушка намеренно отстала от шумной толпы и, в сопровождении сына, молча, наслаждалась верховой ездой. Начало пути, не обременённое милями оставленных за плечами дорог, пока ещё напоминало прогулку, и эта прогулка явно радовала крылатых. Девушка часто поднимала голову к небу, подставляя всё ещё немного бледное лицо ласковым солнечным лучам, и иногда что-то тихо спрашивала у сына. Тот отвечал односложно, порой даже без слов, какими-то странными, понятными только этим двоим, жестами, и всё чаще с настороженным любопытством поглядывал по сторонам. Лес интересовал эфильдов больше, чем чужое внимание. А я, наслаждаясь моментом, пойманным удачливым наблюдателем, неожиданно осознал одну неприятную вещь. Показное равнодушие медведей по отношению к Неоре было всего лишь иллюзией.
Нет, ажиотаж вокруг Дифаи вовсе не был искусственным. Знойная красавица действительно манила жадных до женского внимания косолапых, которые, ввиду обстоятельств, с особым пиететом относились к любым представительницам прекрасного пола, а уж к столь соблазнительным и подавно, но Неора интересовала мишек не меньше. Иная не уступала лисе ни в красоте, ни в пьянящей притягательности, но, в отличие от той, не прилагала для этого никаких усилий.
Занятно, что данный нюанс я заметил только тогда, когда на горизонте нарисовалась обольстительная брюнетка из моего прошлого. До этого мысль о том, чтобы отследить реакцию отряда на Неору в голову как-то не приходила. Парадоксально, но такова деформация личности высших, обременённых даром доминирования. На многих поприщах мы не рассматриваем обычных стайников, в качестве конкурентов, ибо дар способен подмять под себя даже самых физически сильных особей. В расчёт берутся только равные… А зря! В делах сердечных без участия обычных двуликих картина, оказывается, выглядит неполной.
Именно дар останавливал медведей от более близкого знакомства с Иной. Хотя взгляды нет-нет да и соскальзывали с яркой как пляшущее пламя лисы на дикую молчаливую эфильдку. Но на ту претендовали наследники, и это окорачивало горячий нрав бурых искателей счастья. Обычному самцу в равном бою было не под силу справиться даже с одним носителем благословения Фарао (знали бы страждущие, как оно достаётся), а уж когда их трое… В общем, перспективу «окончить свой век до срока» мишки не жаловали.
Однако заставить себя, вовсе не замечать крылатых, косолапые тоже не могли. Слишком много всего удивительного вдруг завязалось на этих странных, прибывших из неведомого мира, гостях. А потому лучшим выбором для бравой дружины Таграура на данный момент стали нейтралитет и осторожность. Чтобы понять, как вести себя с «пришлыми» медведям требовалось время. И этот факт, велением сложившихся обстоятельств, сработал в пользу Дифаи.
Девушка была магнетически обаятельна и, по официальной версии, абсолютно свободна, что делало её весьма привлекательным объектом для внимания окружающих, особенно хозяев леса. Чем лиса тут же не преминула воспользоваться. Плутовка умела расставлять сети и именно сейчас старалась загнать в них как можно больше рыбёшек… Что рождало в чертогах моей недавно исцелившейся души какую-то смутную тревогу.
Сейчас, когда тень болезни этой коварной особой окончательно отступила, холодный рассудок вернул себе способность задавать правильные вопросы. И их было немало. То, что Дифая отправилась в поход не по зову бескорыстной добродетели было очевидно, и нынешнее «пленение сердец» потенциального разменного материала было лишь стратегическим ходом. «Королева» набирала «войско», и мишкам, как не прискорбно, скорее всего, отводилась роль пешек. Ариор и Гаури были фигурами позначительнее... Однако подлинную ценность каждого из них на развернувшемся шахматном поле я не знал, как не знал и того, какова конечная цель игры. «Что лиса поставила на карту? Чего жаждет добиться? Чем это грозит нам? А главное, как помешать осуществить задуманное?»
Ворох вопросов буквально атаковал разум и тот, покорно отступив, бросил пищу пытливому нутру, сославшись на его хвалёную интуицию. Оно же, вильнув пушистым хвостом, вернуло сознанию всего лишь один ответ… Догадку, которая, будучи на виду, легко скрылась от слишком тщеславной Дифаи: «Роль белого ферзя в грядущей незримой битве проведение, похоже, решило отвести Неоре».
Голос Дартина вывел из мрачных мыслей, брат напевал ту самую песенку, которая часом ранее вертелась в моей голове, и я, поддавшись настроению, легко отмахнулся от странного, царапнувшего душу, предположения. «Пустой домысел! Игра воображения… Ну какая из Дифаи королева? Так, обиженная стерва, которая просто решила поохотиться на очередного наследника, а заодно мелочно отыграться за сцену на балконе. Что ей доступно, кроме заурядной пакости? Ничего!»
Возвращённый клинок грел спину. Не знаю, что за детский порыв дёрнул меня обнять барса, но тепло его тела до сих пор тревожило душу сладким томительным воспоминанием. Почти день пути остался позади. И, слава местным богам, он прошёл относительно спокойно. Нам не докучали лишним вниманием, не утомляли расспросами. Напротив, нас будто бы решили не замечать.
Одной из причин стало появление в отряде новой пары двуликих. Насколько мне было известно, гости явились ночью и, по словам Алтэя, каким-то невероятным образом получили дозволение от Борислава, следовать с нами к Источнику. Странно, но в отношении прибывших, лекарь был на удивление предвзят: «Видать, припекло, раз принесла нелёгкая. Ох, не к добру, подсада… Не к добру…»
Как пояснил Ратмир, один из немногих, кто продолжал баловать нас своим заботливым вниманием, к походу присоединились лисы, и миловидный молчаливый шатен с коротко стрижеными волосами являлся младшим наследником достаточно влиятельного клана. Сопровождала парня необычайной красоты девушка, которая мгновенно завладела вниманием практически всего отряда, чем, как ни странно, сослужила нам с сыном добрую службу. Откровенно говоря, перед отъездом меня тревожила мысль о том, что придётся справляться с повышенным вниманием косолапых, ввиду того, что я буду единственной женщиной в походе, но эту задачу благополучно решила внезапно появившаяся леди с «мешком очарования» наперевес. А потому ни мне, ни Селиону, разительно отличавшимся от местной братии, не пришлось бесконечно унимать чужое докучное любопытство. Хотя, стоит признаться, кое-что во всей этой, казалось бы, удобной ситуации меня всё-таки задело. Причём совершенно неожиданно… Братья Навадайи с самого начала пути, так же, как и медведи, держались от нас на почтительном расстоянии.
К девушке ни Каил, ни Дартин не приближались, но, то и дело, бросали в её сторону странные нечитаемые взгляды. Похоже красавица не оставила равнодушным ни одного мужчину в отряде. И если на Гаури, вертевшегося около знойной зеленоглазой брюнетки, мне было плевать, то внимание моего, так называемого «суженого», отзывалось в груди, доселе неведомым, но весьма неприятным чувством. Поглядывал на девушку и Ратмир, что, к пущему удивлению, тоже не оставляло меня равнодушной. Однако хозяину леса я, отчего-то, прощала это с беспечной лёгкостью, а вот Каилу, нет! Барс не делал попыток приблизиться к гостье, и тем более с ней заговорить, но те редкие взгляды, которые касались звонко хохочущей и весьма притягательной особы, будили глубоко внутри какое-то странное собственническое чувство. И, надо сказать, нервы оно царапало знатно. А потому невозмутимый «фасад» порой приходилось держать с особым усердием.
От странных непрошеных мыслей спасал Селион, чьё выражение лица явственно говорило о том, что на данном этапе поход ему определённо нравится. Впервые мы шли куда-то, ведомые личной целью, а не бежали, сломя голову, дабы спасти собственные жизни. Впервые не таились в тени безлюдных переулков, не ныряли в глухие капюшоны и не опускали головы, а просто двигались вперёд, не опасаясь за собственные жизни. По крайней мере, пока… И это вдыхало в тело и душу моего мальчика новые силы, велением которых быстро и неотвратимо грозила раскрыться истинная природа даровитого нутра. Недаром говорят: «порода течёт в крови». А Селион, как ни крути, принадлежал к правящему древу, и это всё более проявлялось во всей его внешней природе, что совсем скоро должно было стать заметным для окружающих. Однако пока время давало нам фору. И тревожной материнской душе оставалось лишь наслаждаться мгновением, в котором у мальчика без детства, появилось не только право на любопытство, но и возможность просто взирать на мир. Пусть чужой, но с солнцем и лесом, почти таким же, как родная стихия белого лиса, дарованного сыну Источником, оставшимся по ту сторону раскола.
«Интересно, похожа ли местная Святыня, на ту, у которой каждому из нас однажды довелось просить зверя?»
За ворохом мыслей прошёл день. И хотя солнце всё ещё не добралось до горизонта, отряд сделал вынужденную остановку. На пути встала река, через которую, по словам того же Ратмира, было возможно переправиться только утром.
Нужно сказать, что верховая езда после долгого перерыва, отозвалась в отвыкшем теле весьма неприятными ощущениями. Ни спина, ни ягодицы не были в восторге от столь продолжительного пути, а потому желание размяться стало единственным, что навязчиво атаковало голову, когда ноги коснулись земли. Благо, нашей помощи для обустройства лагеря не требовалось, и я, желая спрятаться от непривычного гогота сопровождающего бурную деятельность отряда, решила отправиться к реке. Один из егерей, хмурый седой старик с крепкой жилистой статью, встретивший нас у места стоянки, показал тропку к пологому берегу. И я, не желая беспокоить сына, вытянувшегося под одним из деревьев с выражением истинного блаженства на лице, отправилась на прогулку сама.
Шаг за шагом ноги несли к воде, сквозь густые заросли, окутанные приятной после липкого зноя прохладой. Ориентируясь на шум грохочущего потока, внутренний зверь толкнул податливое тело в гущу дикой черёмухи, и лёгкие тут же наполнила пьянящая свежесть, ласково осыпав влажной туманной сетью шею и слегка озябшие ладони. Всё это неожиданно разбудило в душе хрупкое тёплое воспоминание из босоногого детства, когда удавалось сбегать из поместья родителей в маленький куцый лесок, за которым серебрилась приветливая речушка, чтобы вдоволь наплескаться на вольной волюшке, вдали от аристократических запретов.
Вот и сейчас, по мере приближения к источнику осязаемой свежести, тело само собой заныло от жажды окунуться в манящую прохладу искристого потока. Однако когда высокие кусты, скрывавшие полноводную стремнину, остались позади, я поняла, что сему волшебному желанию не суждено сбыться! По крайней мере, здесь и сейчас. Река была настолько широкой и бурной, что отважиться залезть в неё смог бы только самоубийца, которому начисто отшибло либо голову, либо инстинкт самосохранения. И это было не единственным сдерживающим обстоятельством…
Возвращаясь с пирса, я раз за разом прокручивал в голове тягостно-сладкую мысль: «Не показалось!» Она была там. Была! И зачем-то пряталась в черёмухе. «Наивная моя, «Снежинка», неужели ты думаешь, что предназначенность – это просто красивая сказка? О, нет! Каким бы сильным ароматом не давил дикий цветущий куст, меня этим не обмануть! Потому что ты моя! Моя… Глупышка, там, где тебя не учуют другие, сбитые дурманами трав и любых иных ядрёных завес, я выловлю твой шлейф по крупицам, даже через несколько суток! А уж здесь и сейчас на расстоянии пятнадцати шагов… Милая…»
Улыбка сама собой потянула мышцы, не давая взбудораженному сознанию даже крохотного шанса как-то это проконтролировать. Как безрассудный адепт, я, вдруг, не смог упустить возможности покрасоваться перед своей зазнобой, даже ценой завязанного в узел смущения. Так глупо я не вёл себя с первого курса академии, когда щеголять на тренировках в одних повязанных на бёдрах штанах, перед заглядывающими на полигон зрительницами, было неимоверно приятным занятием.
С тех пор прошла, пожалуй, целая вечность. Юношеское позёрство осталось за стенами цитадели знаний, а вместе с этим улетучилась и потребность перед кем-то рисоваться таким вот нелепым образом. Это больше не трогало, не заводило, не интересовало. Но сегодня... Сегодня всё было иначе! Обтираясь грубым куском ткани, я будто бы чувствовал не взгляд, а настоящее прикосновение… Невесомое, скользящее за ветром и такое… Желанное! Она следила за мной, вне всяких сомнений! Об этом нашептывало довольное нутро, мучительно будоража горячую кровь. И не просто следила, любовалась. Не знаю, с чего я так решил, но уверенность в этом не покидала, ни на одно мгновение. И я упивался этим ощущением как мальчишка…
Момент, когда она сбежала, был практически неуловим, но разнеженный зверь вдруг обиженно заворчал, сетуя на окончание столь увлекательной «феерии», а распалённое тело потребовало немедленного сброса кипучего избытка накопленной за считанные минуты энергии. Пришлось сухим и «блестящим», как начищенная монета, возвращаться обратно к выступу пирса, дабы вновь опрокинуть на себя ведро ледяной воды. Ибо в таком состоянии топать обратно было, мягко говоря, неприемлемо.
После второго захода в голове слегка прояснилось, но мысль о случившемся не отпускала разгорячённое воображение до самого возвращения на поляну, пока я не вышел к лагерю, где на моих глазах стала стремительно разворачиваться весьма неожиданная картина:
- Да не, Севан, - ехидно оскалился молодой медведь, под фырканье такого же бестолкового недомерка, стоя над точившим клинок эфильдом, - этот только как бусы ножечек таскать может! Для похвальбы, да острастки! А махать не по плечу! Мамка его с такими «бусами» в наплечнике красуется, и он под стать.
После едкой фразы хватило мгновения, чтобы Селион оказался на ногах!
- От чего же стыдиться, если ты достойному родителю «под стать»? – процитировала слова косолапого, внезапно нарисовавшаяся за спиной зубоскала, Неора, - Бус у меня отродясь не было, а вот с этой игрушкой забавляться доводилось. Селион, окажешь честь своей изнеженной матушке. Надо же старушке поразмяться. А потом уж этому достойному юноше вызов бросишь, чтобы и он смог мастерством своим похвастаться, - и «Снежинка», вынув свой клинок, отправилась в сторону импровизированной арены, где слегка обалдевшие косолапые, чуя отменное зрелище, пропустили девушку в центр круга.
Селион, который, судя по всему, едва нашёл в себе силы не прикопать на месте глупо оскорбившего его мать крепыша, сверкнул ледяным взглядом и, ловко перехватив рукоять клинка, на долгое скрипучее мгновение завис над обидчиком, который нарочито бодро осклабившись, всё-таки сжал чуть дрогнувшие увесистые кулаки. Не знаю, что за демоны боролись в голове крылатого, но, надо отдать должное, воли гневу мальчишка не дал. Сделав тягучий вдох, практически через зубы, парень шагнул в сторону, и только тут я как следует разглядел лицо того самого непочтительного малого. Им оказался ни кто иной, как сын уже знакомого мне Шакора, угрюмого бородача из родовой стражи, коему довелось притащить свой маленький отряд к месту вскрывшейся «зыбучей петли», в которую я угодил по милости Дартина. Ума мальчонка, похоже, всё ещё не набрался, раз решил так грубо поскрести ломаными когтями нервы того, о чьём скрытом потенциале не имел и крохи внятной информации. Ничему не научила медвежонка встреча в лесу, когда он бодро спрашивал у родителя дозволения «поучить» меня кнутом. Что ж, видать, паренёк решил вновь проверить своё здоровье на прочность. Ещё и друга ко всему прочему подписал под это недоброе дело. «Юношеская дурь вперемешку с наивностью и бахвальством!» Их всего-то таких молодых да зелёных в отряд навязалось двое, естественно, по ходатайству родителей (Шакора мне тоже довелось увидеть в сопровождении кортежа, правда, без лысого дружка), но и этих хватило, чтобы легкомысленно сляпать дополнительную проблему.
Тем временем эфильд направился в круг, где ждала его мать, скинув по ходу движения на землю новые наплечные ножны, и мягко повертел клинком, разминая кисть. Неора последовала примеру сына, освободившись от скрепа кожаных ремней, и практически отзеркалила его мах. После чего круг сомкнулся, и мне пришлось подойти ближе, обогнув несколько спин, дабы попасть на место свободного обзора, которое оказалось как раз неподалеку от костра, где расположилась с кривыми ухмылками наша вездесущая «элита». Троица из Гаури, Ариора и Дифаи наблюдала за происходящим со снисходительным любопытством и, поскольку Дартин предпочёл соблюсти комфортное расстояние от наших «драгоценных» попутчиков, место между ним и Дифаей как раз таки досталось мне, чем лиса не преминула воспользоваться.
Девушка подошла ближе, и, неловко споткнувшись, качнулась в сторону, ухватившись за мой локоть. Руки сработали инстинктивно, подловив девичий стан, и практически сразу разомкнулись без лишних поползновений. Но, надо ж такому случиться, что именно в это мгновение скользящий взгляд "Снежинки" метнулся в нашу сторону, и обстановку моя красавица, явно, оценила не верно. Ибо мелькнувшее было тёплое выражение, обозначившее едва уловимую жажду поддержки, резко сменилось на холодную отстраненность.