Инесса

Глава 1

Забравшись с ногами на подоконник, я слушала, как дождь шумит по жестяной крыше. Гулкий шум капель то усиливался, то чуть затихал. Я гадала, каково сейчас прохожим – весна-то, конечно, весна, но когда на улице плюс десять и льет так, как сегодня, навряд ли очень приятно прогуливаться там и мокнуть. Особенно, если утром вышел без зонта.

Окна моей мансарды выходили на узенькую улочку. Вся жизнь, кипящая в столице в любое время дня и ночи, была совсем рядом, но видеть я ее не могла – только слышать. Moscow never sleeps – теперь я знала наверняка. Совсем рядом – проспект, поток машин на котором не иссякал в любое время суток.

Первые дни было очень сложно засыпать. Я вставала, провалявшись в кровати час или полтора, шлепала на кухню, пила чай, как зомби сидя на табурете, и размышляла: неужели возможно, чтобы люди совсем не спали?

Тем не менее, где-то через неделю полуночных чаепитий усталость взяла свое. А может, помогли таблетки – не знаю наверняка – но засыпать я стала отлично, проглотив предварительно пару розовых кругляшков, выписанных доктором еще тогда, когда я жила с родителями.

– Скоро акать начнешь! – смеялась подруга Женя, когда я по телефону рассказывала о том, как обустраиваюсь в столице.

Женька меня очень поддерживала. Мы знали друг друга тыщу лет. Если совсем точно – с восьмого класса школы, и оставались близки, несмотря на то, что в последние годы наши пути разошлись. Женька отучилась на экономическом и теперь активно строила карьеру, а я писала и, надо сказать, на своем поприще тоже достигла успехов. И выставки были, и работы в коллекциях местных ценителей. Мое фирменное Iness под картиной – узнаваемая подпись в нашем уездном городе N.

Меня зовут Инесса. Той весной мне исполнилось двадцать семь лет. День рождения я не отмечала – настроение было совсем не праздничное. Вместо этого собралась и махнула в Москву. Чем буду заниматься, пока не решила. Нашла эту великолепную мансарду, оплатила аренду за три месяца и сказала себе, что после всего имею право пожить немного так, как мне хочется.

Телефон на подоконнике завибрировал – пришло сообщение от подруги, а через минуту она позвонила.

– Ну, как ты? – жизнерадостно осведомилась Женя, очевидно на ходу: в трубке были слышны посторонние звуки. – Когда в гости можно?

Она засмеялась. Женька всегда была такой: внешне – непоколебимая оптимистка. Мужчинам обычно не сразу приходило в голову, что в этой хорошенькой головке могут водиться разумные мысли. А они, между прочим, водились там в неприлично-огромном количестве!

– Хорошо все, – ответила я, одной рукой ставя чашку на подоконник. – Как тут красиво, Женечка!

– А то! – воскликнула подруга. – Столица же!

– Вчера по Бульварному кольцу гуляла – ну не передать, какая красота! Деревья подстрижены, кафешки малюсенькие такие, в подвалах. И такие, знаешь, прохожие колоритные встречаются!

– Ну-ка ну-ка, вот отсюда подробнее, пожалуйста! Ты же мне сейчас не про дам московских рассказываешь?

– И про дам тоже, – невольно улыбнулась я. – Жень, ты бы видела, какие тут женщины! Черная зависть просыпается!

– Свиридова, ты мне зубы не заговаривай, – гнула Женя свою линию. – Тебе не на дам смотреть надо, а на мужчин. Познакомилась с кем-нибудь?

– Мы с тобой, Свиридова, уже не в том возрасте, чтобы знакомиться с кем-нибудь. Кто-нибудь – это в семнадцать лет хорошо, и в восемнадцать. А в наши с тобой двадцать семь нужны проверенные варианты.

Женечка призадумалась. В трубке снова повисла тишина.

– Ты же понимаешь, что я не ради смеха это говорю? – произнесла она неожиданно серьезным тоном. – Понимаешь, да?

– Понимаю, – кивнула я в трубку.

– Не смей себя запирать в четырех стенах, слышишь?

– Да знаю я все, Жень.

Мы поболтали еще немного, и Женька побежала по делам, а я так и продолжала сидеть, разглядывая темнеющую улицу за окном. Подумала, что надо бы позвонить и родителям, но для одного вечера было уже слишком много слов.

Глава 2

Просыпалась я тяжело. Снилось что-то отвратительное, но стоило открыть глаза, и сон исчез, и вспомнить, что именно снилось, никак не получалось. За окном было ясно и солнечно. В открытое окно доносились голоса: переговаривались коллеги по пути в офис, дети шлепали в школу по лужам. Мамаши окрикивали их, но детям, конечно, было все равно – и следом за увещеваниями неслась ругань.

Я размяла шею, поворачивая голову на подушке из стороны в сторону. Села на кровати и, наконец, нашла в себе силы спустить обе ноги вниз. Предстояло плестись на кухню, чтобы сварить кофе – мой спасительный эликсир на все случаи жизни.

Вообще-то я человек доброжелательный, но сразу после пробуждения напоминаю злобную амебу. И только после чашки кофе мир вокруг преображается. Детские крики и вой мамаш становятся частью городской симфонии. Своя партия в ней есть и у рычащих автомобилей, и у грохота строительных работ, и у робких голосов птиц.

Сидя на подоконнике, я размышляла о том, что Женька права – нужно снова выходить в мир. И у меня имелся для этого отличный план – работа.

Дождавшись десяти, я ввела в строку поиска «Москва школа живописи», и на экране мобильника нарисовался длинный список названий: «Открой Себя», «Холст и Краски», «Школа Искусств Маслова», «Школа Рисунка и Живописи на Арбате»… Начать я решила с верхушки списка.

– Штат укомплектован, – почти механическим голосом сообщили мне на том конце и повесили трубку.

Первый блин комом. Но отчаиваться я и не думала и решила попробовать следующий номер.

– Какой у вас опыт преподавательской деятельности? – деловым тоном осведомились там.

– Именно преподавательской – небольшой. Я – пишущий художник. Могу прислать портфолио со своими работами, – бодро произнесла я, пытаясь очаровать даму на том конце.

Послышался вздох.

– Не хочется вас расстраивать, милая, – произнесла секретарь, – но для нас принципиальный момент – опыт преподавания от пяти лет. Попробуйте обратиться в другие школы.

В следующем месте спросили, есть ли у меня педагогическое образование.

– Педагогическое? Педагогического нет, – начала мямлить я и получила еще один отказ.

Москва не спешила принимать меня в ряды своих тружеников.

Я вздохнула и поглядела на улицу. Ко входу в подъезд, неся в обоих руках пакеты, подходил долговязый молодой человек. Я подумала, что вижу его впервые, несмотря на то, что уже вторую неделю сижу на своем наблюдательном пункте. «Надо же, уже и в магазин успел сходить! – с легкой завистью подумала я. – А некоторые вон, и обзвон провести пока не могут». Я помассировала виски и продолжила штурмовать школы. Потому что не хотела превращаться в человека, который, получив пощечину от жизни один раз, запирается в своей раковине и все оставшиеся годы проживает в страхе, ожидая следующий удар.

Погода за окном была прекрасная! Дети уже сидели на занятиях, мамаши успели прийти в равновесие (по крайней мере криков на улице слышно не было), солнце отчаянно отвоевывало права, припекая все теплее даже через стекло. Поэтому второй раунд переговоров я решила провести, сидя на скамейке в крошечной зеленой зоне между моим и соседним домами.

С еще одной чашкой кофе в руках я спустилась вниз и продолжила вои попытки. И мне, наконец, повезло.

– Слушаю вас! – прокаркал в трубку чуть охрипший мужской голос.

Я немного опешила.

– Добрый день, – произнесла я, но мужчина перебил меня словами:

– Для кого день, а для кого утро! Чего хотели в такую рань?

– Я звоню предложить услуги в качестве преподавателя, – несмело начала я.

– Очень интересно! – неожиданно ответил мой собеседник. – Подъезжайте.

– Куда? – не поверила я своим ушам.

– Как куда? – удивился он. – Вы куда звоните?

– В школу живописи.

– А преподавать что собираетесь?

– Живопись, – неуверенно ответила я.

– Через два часа сможете занятие провести?

Этот вопрос окончательно поставил меня в тупик. Через несколько секунд молчания в трубке снова послышался хриплый голос.

– Группа шесть человек, подростки. Пишем пейзаж маслом, мастер-класс. Уложиться нужно в три часа. Будете?

Я, наконец, взяла себя в руки и бодро ответила:

– Буду. Куда подъезжать?

– Вы этот номер телефона откуда взяли? – недовольно проворчали на том конце. – С сайта? Там в правом углу есть вкладка «контакты». Увидели? Там адрес. Жду вас через час сорок пять.

И я услышала в трубке короткие гудки – мой собеседник отключился. Пытаясь понять, что произошло, я стала прикидывать, сколько времени потребуется, чтобы добраться до указанного адреса. Ехать нужно было на юг по Калужско-Рижской линии, но в час уложиться было вполне реально. Краем глаза я заметила, как из подъезда вышел давешний долговязый незнакомец, запасавший по утрам продукты. Шел он, размахивая руками, как будто спешил куда-то. Брови его были сдвинуты, и вообще вид соседа (если это был сосед) был озабоченный. Он подошел к «вольво», стоявшему возле дома, хлопнул дверью и умчался, даже не взглянув в мою сторону. Прямо обидно стало! Но времени рефлексировать не было. Я побежала домой – собираться. Переоделась, кинула в сумку рабочий фартук, расческу и резинку для волос (терпеть не могу работать, когда волосы мешают), проверила, на месте ли карточки в кошельке, и чуть не вприпрыжку помчалась к метро.

Глава 3

Я не из тех провинциалок, которые, приехав в столицу, с открытым ртом восхищаются всем подряд. Среди моих знакомых есть несколько девочек, упорхнувших в Москву в поисках красивой жизни и осевших в итоге в скромных квартирках около МКАД. Они так и не перестали грезить о прекрасном далеко. Одна работает офис-менеджером и каждое утро выезжает из дома в семь утра, чтобы вовремя добраться из Новокосино на работу. В девять вечера возвращается обратно – без сил, вымотанная, но работу не бросает и в родной город возвращаться наотрез отказывается. Это же столица! Да и для всех своих Аллочка (так ее зовут) достигла невероятного успеха, сумев закрепиться в Москве.

Про Аллочку рассказывали на семейных торжествах друзьям, ставили в пример детям, гордились… Я об этом знала, потому что тоже слушала эти рассказы, когда матушка Аллы, подруга моей, сиживала на кухне с чашкой чая и, блестя глазами, делилась последними новостями.

Я не сноб, но к Алле всегда испытывала жалость. Вертится как белка в колесе столько лет… А толку? Поэтому, подыскивая жилье в Москве, твердо решила, что буду квартировать в центре.

Поднимаясь из метро на улицу, я все-таки признала, что где-то во мне обитает маленький сноб. Дома здесь стояли совсем другие: длинные восьмиэтажки советской постройки. Скучные рыжие здания, цепью выстроившиеся вдоль дороги. Судя по маршруту, подсказанному телефоном, школа находилась совсем рядом. Скорее всего, на первом этаже одного из этих угрюмых строений. Я повертела головой в поисках вывески или кованого крылечка, но ничего такого не увидела.

В конце концов, отыскала вход во дворе одного из жилых домов. Ничего особенного: просто небольшая металлическая табличка с надписью «Школа живописи Возничего». Нажала на звонок. Через несколько секунд раздался писк и дверь открылась.

Внутри было уютно: стены украшали картины, с потолка свисал абажур из цветного стекла. Место у дальней стены занимал внушительный администраторский стол, за которым я, однако, никого не увидела.

– Здравствуйте! – громко произнесла я и, к большому облегчению, услышала шаги.

Почти сразу ко мне вышел плотный мужчина средних лет, сжимавший в руке бокал.

– А, вот и вы! – приветливо произнес он, и я узнала каркающий голос, говоривший со мной по телефону. – Владимир Возничий, будем знакомы.

Он протянул мне свободную руку для рукопожатия.

– Инесса Свиридова, – улыбаясь, ответила я.

Надо сказать, что впоследствии не было случая, чтобы я видела Возничего без бокала, но не было и такого дня, когда ему было так тяжело, как в день нашей первой встречи.

Мой будущий шеф обладал харизмой художника. При вполне заурядных внешних данных (ему было пятьдесят три, и выглядел он на каждый из своих прожитых лет) на собеседников он производил исключительно положительное впечатление. Редеющая шевелюра по какой-то причине не портила его выразительного лица, выпирающий живот сам он называл комком нервов, а дамы-ученицы лукаво именовали кладовой накопленного опыта. Глядя в глаза собеседнику, Возничий часто улыбался искренне и открыто, примешивая к этой улыбке толику ощущения собственного превосходства, что одновременно и льстило собеседнику, и внушало уважение.

Однако в день, когда я впервые ступила на порог «Школы живописи Возничего», Владимир испытывал жутчайшее похмелье. Поэтому мне почти не досталось его обаяния – он лишь вымученно улыбнулся и произнес хриплым голосом:

– Не буду вам мешать, готовьтесь. Побеседуем после занятия, если вы не против.

И не интересуясь больше, против я или нет, махнул рукой направо:

– Зал там. Если понадоблюсь, буду у себя.

И, шлепая тапками, скрылся там, откуда вышел. Было ясно как божий день, что обсуждать рабочие вопросы этот человек сейчас не способен.

Так и не увидев больше никого, я прошла в зал для занятий.

Там все было уже приготовлено: расставлены мольберты, краски нужных оттенков аккуратно выдавлены на палитры. Перед мольбертами выставлена большая фотография морского берега с песчаным пляжем, с которой предполагалось писать пейзаж.

Свет лился внутрь через большие чистые окна. В углу на простых деревянных тумбах стояли гипсовые слепки частей человеческого тела, геометрические фигуры и прочие атрибуты, необходимые художественной школе.

На стенах висело несколько работ – портреты женщин. Очень эмоциональные, выполненные крупными смелыми мазками. Я остановилась около них, гадая, кто же автор. В том, что писал их один человек, сомнений не было: у каждой модели были детально выписаны глаза, нос, губы. Проработаны до мелочей складки кожи и мелкие морщинки. Но чем дальше от центра, тем более размытыми становились линии, а фон и вовсе исчезал в темной дымке.

Особенно долго я задержалась у одной работы: брюнетка средних лет, очень красивая, с выразительными крупными чертами, задумчиво смотрит в окно. В одной руке держит сигарету, другой обнимает себя. Несмотря на эффектную внешность женщины, впечатление картина производила жутковатое. Я тут же вспомнила Мунка с его тревогой, пронизывающей любую работу. Во взгляде огромных, обращенных на оконное стекло глаз, плескалось столько отчаяния и боли, столько страха, безысходности, горя, что я невольно поежилась, мысленно кланяясь мастеру, написавшему этот портрет. «Хотела бы я знать, кто это такая!» – подумалось мне.

Глава 4

Скрипнула дверь, и в зал просунулась кучерявая голова в очках.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровалась голова. – А Владимир Дмитриевич?..

– Сегодня не будет, – уверенно ответила я.

– А Катя?

– И Кати не будет. Сегодня занятие веду я. Входи, не стесняйся.

В зал вошел мальчишка лет пятнадцати, нескладный и прыщавый, как большинство подростков. Он со знанием дела пристроил рюкзак на вешалке, оттуда же снял замызганный краской фартук и стал устраиваться около одного из мольбертов.

– Меня зовут Инесса, – представилась я. – А тебя?

– Глеб, – ответил он, не отрывая глаз от телефона.

Скоро подтянулись остальные ученики.

Пусть педагогическое образование у меня отсутствует, с детьми я всегда находила общий язык. Особенно с подростками. Их главное уважать, а остальное приложится.

На мастер-классе творцом себя может почувствовать каждый. Особенно, когда группа небольшая. Особенно, когда все искренне хотят писать. Лично мне до сих пор не довелось испытать радости большей, чем та, когда на пустом холсте начинает проступать картина. Осторожные штрихи, аккуратные мазки, немного волшебства, и вот – там, где только что не было ничего, теперь цветет сад или вырисовывается город в тумане. В нашем случае – море бьется о камни, рассыпаясь в радужных брызгах.

Когда часть работ была упакована, а часть оставлена сохнуть в зале, вошел Возничий, разминувшись с последним учеником. Выглядел он гораздо лучше, чем несколько часов назад. И даже переоделся в чистую рубашку. Владимир оглядел зал и с довольной улыбкой произнес:

– Вы приняты.

– Вот так сразу? – удивилась я. – И даже не посмотрите мои документы?

– А на кой черт мне ваши документы, если я и так вижу, что вы отлично работаете? Хотите кофе?

– Умираю как хочу! – честно призналась я.

Он поманил меня за собой. Мы прошли в крохотную кухню, половину которой занимал овальный стол с расставленными вокруг коваными табуретками. Владимир рукой указал на одну из них, а сам отправился колдовать над кофемашиной.

– Черный? – произнес он наполовину утвердительно.

– И покрепче, пожалуйста, – уточнила я.

– Сделаю самый крепкий! – отозвался он и добавил чуть виновато: – Вы меня сегодня очень выручили. Не подумайте только, что я каждый день в таком состоянии. Вчера у педагога, которая должна была проводить занятие, случилось ЧП. Позвонила в одиннадцать вечера предупредить, что не сможет. Представляете? Ребенок заболел. Ну а у меня свое ЧП! – он хмыкнул. – Так что если бы вы не явились, словно ангел с неба, то и не знаю даже, как бы я выкручивался.

– Рада, что смогла помочь, Владимир Дмитриевич.

– Да какой я Владимир Дмитриевич! – рассмеялся Возничий. – Мне комфортно с коллегами на ты. Ты не против, Инесса?

Я была не против.

С этого момента между мной и Возничим исчезла стена, которая делит людей на своих и чужих. Мне с самого начала стало ясно, что Владимир человек искренний и талантливый. Все наши дальнейшие переговоры не заняли и получаса. Он предложил мне вести занятия трижды в неделю по полдня и еще два дня полностью. В другое время в школе работал либо он сам, либо Катя – его давний партнер.

– Чудесная женщина, вот увидишь! – так Владимир описал ее мне.

Катя родила поздно и теперь, в свои сорок пять, часто вынуждена была жертвовать работой, чтобы быть рядом с ребенком. Поэтому и она, и владелец школы были не против взять в штат еще одного сотрудника.

Домой я возвращалась окрыленная. Вышла на две станции раньше, чтобы прогуляться. Зашла в кафе пообедать, откуда написала Женьке и тут же получила от нее в ответ кучу эмодзи. У Жени был разгар рабочего дня.

Вечером валялась дома с книгой в руках. Помню, читала тогда «Исчезнувшую» Гиллиан Флинн и поражалась, какой коварной может быть женщина, задумавшая отомстить. А впрочем, чему поражаться? Далеко ходить за примером не требовалось: в моей жизни тоже была такая, и звали ее Ирина.

Ирина, может, и не была так изворотлива как Эми Данн, но все же мстила со вкусом. И, сказать по правде, право желать мне неприятностей у нее было. Потому что я была любовницей ее мужа.

Пришло время рассказать и эту историю. И начнем мы с Александра.