Инферналити

ЧАСТЬ I (Инфернио: стадия начала). Глава 1

Швеция, округ Йенчепинг

5 лет назад…

ЭЛЛА

— Мам, Кит забрал мой сэндвич!

Я чуть не плачу. Хотела получше рассмотреть сосну, ствол которой изогнулся причудливой петлей, но братец выхватил из рук мой ланчбокс с последним сэндвичем. И сейчас я вынуждена смотреть на его довольную жующую физиономию и дразнящий высунутый язык.

— Детка, осталось не так долго ехать, потерпи, - успокаивает мама. - Меньше часа пути и мы будем дома, я что-нибудь достану из морозилки. А ты, Кристофер Освальд Блоссом, - мама каждый раз называет брата полным именем, когда на него сильно сердится, - будешь наказан. Два дня без игровой приставки. Как считаешь, Тэд?

Отец безотрывно следит за дорогой, оно и понятно, наш старенький Форд Рейнджер бодро движется по бездорожью, под завязку забитый туристическим снаряжением. Мои родители заядлые поклонники кемпинга еще со времен своего студенчества. Поэтому и этот уикенд мы провели в палатках на горном озере.

На мамин вопрос отец лишь молча кивает. Ничего нового, во всех вопросах он всегда соглашается с ней.

— Ну, ма! – возмущается брат. – У Эллы задница не помещается в кресле. Считай, я спас ее от лишних килограммов.

Мгновенно вскипаю:

— Ах, ты засранец! Я, что по-твоему жирная? Посмотри на себя, придурок!

Мы с Китом близнецы-двойняшки, рожденные с разницей в пять минут. Я старше, лучше учусь в школе, поэтому родители часто ставят меня в пример. И брата это злит неимоверно. Внешне мы совершенно не похожи, по характеру тоже. Кто с нами не знаком, ни за что не догадается, что мы брат и сестра.

Услышав оскорбление, я кидаюсь на Кита с кулаками и изо всех сил начинаю молотить его. В последнее время он слишком часто донимает меня шутками по поводу лишнего веса, хотя прекрасно знает, как меня это жутко бесит. Заливаясь от дикого хохота, он даже не пытается меня оттолкнуть, а продолжает запихивать в рот остатки злополучного сэндвича. Крошки хлеба, обрывки салатных листьев и капли жирного соуса теперь «украшают» его спортивное худи. Маме опять отстирывать вещи этого грязнули.

— Элла! Кит! Успокойтесь, - строгий голос мамы тонет в нашей с Китом возне. – Ведете себя как дети малые, а не как четырнадцатилетние подростки.

Неожиданно пикап подскакивает на повороте, раздается хлопок, и мы останавливаемся.

—Приехали, - недовольно бурчит отец.

— Что случилось, дорогой?

— Прокололи колесо, надо ставить запаску.

Мы с Китом вынужденно отлипаем друг от друга. Что-что, а застрять в глухомани никому не хочется. Дает надежду только то, что у папы всегда есть запаска и ремкомплект. Проколотое в дороге колесо у нас случается не впервые. Но нужно сильно поторопиться, ведь уже темнеет.

Отец выходит из машины, что-то громыхает в кузове. Из открытого окна до меня доносится щебет птиц и стрекот кузнечиков, а если хорошенько прислушаться, то можно различить шелест травы. И только недовольное ворчание отца, разрушает эту идиллию.

Внезапный треск сухой ветки и последовавшая за ним отборная брань, не вызывают сомнений - что-то пошло не так, и замена колеса затянется.

— Вот же фак! Чертова коряга, что б тебя! - грозный рык отца напугал стайку притаившихся в траве дроздов, птицы выпорхнули из зарослей и растворились в сумерках, - София, кинь мне антисептик.

— Ты поранился? – взволнованная мама хватает аптечку и спешит на помощь.

Мы с Китом остаемся в салоне пикапа.

— Эй, свинка-Элла, посмотри вон туда. Правда, круто?

«Свинкой-Эллой» Кит начал называть меня ровно год назад, когда моя угловатая фигура бесполого подростка округлилась и приняла женские формы. Причем, эти формы оказались более выдающимися по сравнению с другими девочками класса, особенно грудь. Я знаю, что одноклассницы хихикают за моей спиной, обсуждая и гадая какой у меня размер. Еще бы поспорили на это. Я уж молчу про мальчиков, эти просто не дают прохода, то и дело пытаясь задеть меня или ущипнуть. Неимоверно бесит!

И как-то так получилось, что ни друзьями, ни подругами в школе я так и не обзавелась. Хотя мама говорит, что я просто плохо схожусь с людьми.

Но самое обидное, что брат после одного памятного случая, стал наравне со всеми глумиться надо мной. Предатель! За год наши отношения ухудшились, каждый день у нас с ним сплошные перепалки и подначки «кто-кого».

— Да смотри же, кому говорю! – локоть Кита уперся мне в бок. - Ты же любишь у нас всяких букашек-таракашек?

Я демонстративно отворачиваюсь в другую сторону, никуда смотреть, тем более по указке братца не собираюсь. Три дня на горном озере в спартанских условиях и вот я уже страстно желаю побыстрее попасть домой. Природа – это прекрасно, новые места, впечатления, но вдали от дома начинаю быстро скучать по нему. Дом, милый дом.

— Короче, тупи тут и дальше, а я схожу щелкну этих сверчков на телефон. – Кит берется за ручку двери, дергает на себя, и сразу же спохватывается: – Вот засада! Мой телефон только что разрядился, Элла, дай свой.

И брат тянется к моему рюкзачку.

— А ну ка, убрал свои лапы, - шиплю я. – Ничего тебе не дам, никаких телефонов от меня не получишь.

Я поворачиваюсь к брату лицом и тут мой взгляд упирается в толстый ствол неизвестного дерева, он сплошь усыпан синими огоньками. Я подвигаюсь ближе к окну, и могу уже разглядеть, что эти огоньки нечто иное как насекомые. Не то мотыльки, не то жуки. Мягкий голубоватый свет с золотыми искрами исходит от их крыльев.

Ахаю, зрелище и правда завораживает. Ничего подобного в жизни я еще не видела. Не знала, что насекомые могут так светиться – выглядит потрясно! Поэтому недолго думая, я достаю телефон и включаю камеру.

— Элла, это не честно! Скинь хотя бы видос или фото.

Брат выскакивает из пикапа следом за мной, канюча и упрашивая поделиться с ним отснятым материалом. Я не слушаю его, все внимание приковано к удивительным светящимся созданиям.

Глава 2

Монотонные сигналы датчиков не оставляют мне выбора. Я словно выныриваю из-под толщи воды, устремляясь к свету.

Пробую открыть глаза, но это совсем непросто и удается не с первого раза. Веки отяжелели, будто на них повесили гири. В голове царит вакуум, а мысли ворочаются валунами. Думать о чем-то конкретном не получается, сознание расползается словно вязкая манная каша. И все же в голове настойчиво бьется мысль, что мне надо вспомнить нечто важное.

Всего лишь вспомнить.

Глубокий вдох. Но и это простое действие дается с большим трудом, оказывается, мое тело заковано в жесткий панцирь. Одна нога обездвижена и закреплена к специальной конструкции, похоже я в гипсе. Взгляд падает на капельницу, торчащую из руки…

Все тело – одна пульсирующая точка боли, а писк датчиков, из-за которых я очнулась, издает аппарат жизнеобеспечения.

Пип. Пип. Пип.

Я в больнице, никаких сомнений. И сдается мне, что дела мои сильно плохи.

— Какое счастье, наконец-то вы пришли в себя, мисс.

Дверь в помещении, в котором я нахожусь, открывается и в нее вместе со сквозняком проскальзывает тонкая фигурка девушки в белом халате. От нее пахнет сладкими духами, но их настойчиво перебивает запах лекарств.

— Где я?

С трудом удается разлепить потрескавшиеся губы. Свой голос не узнаю. Я так страшно не сипела даже во время ангины, когда мама всеми силами отпаивала меня травяной микстурой.

Мама…

«Меня придавило водительским креслом, того гляди раздавит. Дергаюсь, хочу помочь родителям, но ощущаю в теле невыносимую боль. В метре от меня зеркало заднего вида, от удара его развернуло, и сейчас в нем отражается лицо мамы. Я пытаюсь поймать ее взгляд, но меня парализует от увиденного. Глаза мамы удивленно распахнуты и не мигают, из разбитого лба сочится кровь, шея неестественно вывернута…

— Мамочка, мама. Нееееет!!!»

Воспоминания острыми лезвиями пронзают память, заставляя вспомнить каждую деталь страшной аварии. И как сквозь вату до меня доносится мелодичный голос медсестры:

— Вы в районном госпитале города Экше, мисс. Вчера вечером вас и вашего брата доставили сюда в тяжелейшем состоянии с травмой головы и множественными переломами.

Брат…

«— Давай, сестренка, еще чуть-чуть. Осталось немного.

Я не вижу Кита, но это его руки вытаскивают меня из покореженного пикапа. Это его руки, разодранные в кровь, смогли открыть заклинившую дверцу авто, чтобы вытащить меня.

— Кит..Кит, - шепчу я, слезы текут по моему лицу смешиваясь с грязью и кровью, раненую щеку нещадно жжет. – Мама и папа… что с ними? Ты им поможешь?

Все еще не вижу Кита, но чувствую. Не могу не чувствовать. Близнецы, они как единое целое, и неважно, что мы с братом однажды отдалились друг от друга, в нас течет одна кровь.

Кит молчит, и только сдавленные всхлипы выдают его.

— Они мертвы? - спрашиваю, и уже не сдерживаю себя, заходясь в безудержных рыданиях.

В ответе нет нужды, откуда-то я знаю наверняка. Но все еще хочу услышать его от брата, мне это важно. Но Кит молчит, и на меня обрушивается осознание случившегося. Мамы и папы больше нет».

Учащенный сигнал датчика вновь выдирает меня из воспоминаний. Мой пульс зашкаливает. Я задыхаюсь от нахлынувших эмоций. Голова взрывается адской болью, а к горлу подступает сгусток желчи. Меня страшно мутит.

— Тише, тише. Мисс, вам нельзя волноваться, - суетится медсестра, доставая из ящика шприц. – Сейчас сделаю укольчик и поспите еще.

Сдерживая рвотные позывы, все же хочу спросить о родителях, но мне не хватает смелости. Я трус и мне страшно услышать правду. Кит не ответил мне там, на месте аварии, поэтому все еще пребываю в реальности, где родители живы.

Но вдруг я все-тки ошиблась, и маму с папой удалось спасти? Простой вопрос, заданный медсестре, разрешил бы мои мучения. Но при мысли о том, что именно могу услышать в ответ, я испытываю панический ужас и цепенею.

— А…где мой брат? – язык шевелится с трудом, звуки приходится буквально выталкивать из себя.

— Оу, тот красавчик брюнет с зелеными глазами? – медсестра играет бровями, пытаясь шутить. Но шутка не удалась, и, наверное, она замечает, как я кривлюсь, потому что выражение ее лица вновь становится обеспокоенным: - Ваш брат тоже находиться здесь, в соседнем отделении. И ему, в отличие от вас намного лучше. Не переживайте, скоро вы увидитесь, только подлатаем вас чуток.

Испытываю облегчение, насколько это возможно. Я успокаиваю себя тем, что брату лучше, чем мне, и это хорошая новость. Главное он жив, каким-то чудом спас меня, и мы скоро встретимся.

Мысленно опять улетаю во вчерашний день. Как на перемотке в голове мелькают кадры аварии: разбитая приборная панель, неподвижно свисающая с нее забинтованная рука отца и застывший навсегда в зеркале взгляд мамы.

— Мамочка…Папочка…Не оставляйте нас, - едва слышный шелест слетает с губ, когда я проваливаюсь в забытье после укола.

***

«Цифры электронного будильника показывают семь утра. Комната залита светом, он проникает сквозь единственное окно и солнечным покрывалом скользит по гладким поверхностям. Погода совсем не типичная для марта, но это и хорошо.

На самом деле, я давно не сплю и слышу, как мама кормит завтраком, собирающегося на работу отца. До моего обоняния доносятся ароматы кофе и сдобных булочек с кардамоном, их мама каждое утро покупает в пекарне госпожи Норлинг.

Сегодня необычный день и я с предвкушением жду, когда родители вместе с тортом, украшенным национальными флажками из марципана, придут будить меня.

— Дорогая, всего каких-то четырнадцать лет назад вы с Китом появились на свет и сделали нас с папой самыми счастливыми родителями. – Мама убирает с моего лица непослушную прядь волос, наклоняется над моей постелью и целует нежно в лоб. – Мы очень гордимся вами, вы – наше главное сокровище. С днем рождения!

Глава 3

— Можешь обращаться ко мне «доктор Эрлинг», я главный врач этой больницы. Меня не было здесь последние несколько дней, находился в отъезде. Только сегодня узнал твою историю.

На вид доктор Эрлинг выглядит не старше моего отца, небольшие залысины и крючковатый нос добавляют ему сходства с актером Жаном Рено. Но в отличие от актера, фильмы с которым мне нравятся, мужчина сидящий напротив вызывает необъяснимую неприязнь. Его маленькие кротовьи глазки буравят насквозь, пристально вглядываясь в мое лицо, что-то выискивая на нем.

Думаю, со стороны я вызываю жалкое зрелище. Уверена, мое лицо сейчас украшают гематомы и ссадины. Мне не комфортно, хочется отвернутся, но я не могу это сделать, поэтому вынуждена смотреть на доктора в ответ.

— Как ты себя чувствуешь, девочка?

Странный вопрос, заданный человеку, недавно пережившему страшную аварию. Поэтому я молчу. Да и речь мне дается пока тяжело.

— Результаты твоего обследования показали переломы нескольких ребер, а если быть точным, пяти. Обошлось без смещений, поэтому оперативного вмешательства удалось избежать, - голос монотонный, лишенный всяческих эмоций. - Так же обнаружен перелом правой голени, наблюдаются незначительные повреждения внутренних органов, и получено сотрясение мозга тяжелой степени.

Доктор выжидающе смотрит на меня, но я так и не нахожусь с ответом. Прекрасно осознаю, что мое состояние нельзя назвать даже удовлетворительным.

— К сожалению, твоим близким повезло в той аварии меньше, - доктор Эрлинг делает паузу, а следующие его слова пулей разрывают мне сердце: - Прими мои искренние соболезнования, Элла. Похороны состоятся в самое ближайшее время.

Вот и все. То, чего я боялась, то, что страшилась услышать, то, о чем избегала думать - произнесено. Сомнений быть не может, я была почти готова к этому. Почти.

— Нет, пожалуйста, - шепчу я. – Пожалуйста… - смаргиваю непрошенные слезы.

Непонятно к кому обращаюсь, твержу эти слова как мантру.

— Сегодня все три тела кремируют, захоронение произойдет на кладбище Сторторберг.

Что-то царапает в его словах, какая-то неточность. Несоответствие. Но доктор продолжает:

— Как я понимаю, родственников у тебя нет, по крайней мере нам не удалось никого найти за те четыре дня, что ты находишься у нас. Поэтому буду вынужден заявить в социальную службу опеки.

«Три тела!» - вспышкой озаряет сознание, игнорируя тот факт, что со слов доктора я нахожусь в больнице вот уже несколько дней.

— Вы сказали три тела, кто третий? – удается произнести фразу целиком.

— Ну как же? Ваши родители и брат.

— Этого не может быть! Он жив! Та медсестра… она сказала…что ему лучше, чем мне, - горло сдавливает спазм, пытаюсь откашляться, выходит плохо. Поэтому хриплю: - Она сказала, мы с ним скоро встретимся.

Длинная для ослабшего организма речь забирает последние силы, мое тело обмякает. Доктор Эрлинг с удивлением смотрит на меня. Затем хмурит лоб, трет переносицу.

— Вот, что Элла. Твой брат мертв, я лично сегодня выдал заключение о его смерти, которая наступила четыре дня назад.

— Я не верю! – хочу вновь крикнуть, но вместо этого захожусь в приступе кашля, который острой болью отдает в подреберье.

— Это нормально, можешь не верить. Человеческое сознание всегда отвергает смерть близких. Но твой брат Кристофер скончался в тот же день на операционном столе по прибытию с места аварии. Причина - разрыв селезенки и большая кровопотеря. Наши врачи не успели ему помочь, мне очень жаль.

— Но медсестра…, - пытаюсь восстановить образ в памяти, - та молоденькая девушка небольшого роста, от нее очень пахло сладкими духами. Она сказала, что…

— Элла, - строгий голос обрывает меня. - В больницах, а наш госпиталь не исключение, персонал не пользуется парфюмом. Это запрещено. И потом, судя по описанию, у нас не работает таких медсестер, - доктор разводит руками. – Весь наш медицинский персонал, это зрелые люди с большим опытом работы.

Глубоко дышу. Я не верю доктору.

Последний раз, когда я видела Кита, он твердо стоял на ногах и обещал привести помощь.

— Нет, - откуда-то берутся силы возразить. – Это ошибка, мой брат жив. Вы с кем-то перепутали его, доктор Эрлинг.

— Девочка, мне очень жаль, - извиняющийся тон главного врача больницы приводит меня в бешенство.

Я начинаю дергаться на больничной койке, чтобы встать и самолично проверить все палаты и помещения. Мой брат не может умереть. Только не он. Я помню, что сказала та медсестра, она не галлюцинация и не плод моего воображения. Зачем меня обманывают?

Капельница вылетает из руки, койка ходит подо мной ходуном, датчики медицинской аппаратуры заходятся писком. Я в самом деле намереваюсь разобраться во всем сама.

Доктор Эрлинг делает рывок к двери и кого-то зовет, в коридоре раздается гулкое эхо его голоса, затем слышится топот ног и ко мне в палату вваливается огромная полная женщина. Рукава на ее больничном халате закатаны до локтей, медицинская маска скрывает половину лица. Ловлю себя на мысли, что она похожа на бульдога, а в следующую секунду медсестра наваливается на меня всем своим весом. Одной рукой она прижимает меня к кровати, в другой я вижу ампулу со шприцом.

— У нее начался психоз, колите ей двойную дозу снотворного, - распоряжается доктор Эрлинг.

Пытаюсь вырваться, брыкаюсь, что-то кричу доктору. Но мне, хрупкой четырнадцатилетней девочке не справиться с такой тушей. Введенное в плечо лекарство уже попало в кровь и расползается по венам.

Я вновь отключаюсь.

***

Совершенно не помню, что мне снилось. В этот раз никаких воспоминаний. Только темнота, в которой изредка вспыхивают очертания реальности. В этой реальности меня пичкают таблетками, делают уколы и иногда вывозят на каталке на процедуры. В носу ощущается постоянный запах лекарств и антисептика.

Иногда ко мне в палату заходят люди. Все они в белых халатах, что-то обсуждают, произносят мое имя, а я тупо пялюсь в потолок, так как больше некуда. Отвечать им, да и вообще, что-то говорить, желания нет. Но они и не спрашивают меня.

Глава 4

Возвращаясь с прогулки и входя в палату, испытываю дежавю. Месяц назад на том же самом месте, в той же самой позе я впервые увидела доктора Эрлинга. Разница лишь в том, что на сегодняшнем посетителе отсутствует медицинский халат.

Мужчина одет в обычные джинсы и вязаный свитер с высоким воротником-гольф, такие же предпочитал носить мой отец… И в отличие от доктора Эрлинга, незнакомец совсем не похож на Жана Рено, скорее полная его противоположность. На вид лет пятидесяти или около того, обладатель типичной скандинавской внешности: близко посаженные серые водянистые глаза, пегие волосы, зачесанные назад и посеребренные сединой у висков. На лице приветливая улыбка.

— Привет, – голос у него приятный и обволакивающий, - Меня зовут Оливер Форисберг, будем знакомы, Элла. Так ведь?

Мужчина привстает со стула и протягивает мне руку. В первую секунду теряюсь, но его теплый взгляд располагает, и я, отставив один костыль в сторону, протягиваю руку в ответ.

— Элла Блоссом, но вы вероятно и так это знаете.

— Знаю, поэтому я здесь.

Удивление и непонимание, наверное, написаны на моем лице.

— Поясню. Я врач психотерапевт одной из ведущих частных клиник Стокгольма и здесь по приглашению доктора Эрлинга. Его беспокоит твое нынешнее состояние, Элла. Я мог бы помочь тебе.

— Вы считаете меня душевнобольной?

— Конечно же нет, - по-доброму вновь улыбается мистер Форисберг,- но ты попала в непростую ситуацию, детка.

— Не называйте меня так, пожалуйста!

Мгновенно вспыхиваю. И это странно, учитывая мое вялое состояние, тянущееся с момента аварии. Но «деткой» меня часто называла мама, и я пока не готова слышать из чужих уст это обращение. Даже если его произносит «добрый» доктор, ведь именно такое впечатление производит мужчина напротив.

Мистер Форисберг вскидывает руки в извиняющемся жесте.

— Прости, прости. Обещаю, больше не называть так тебя.

Нет, я не ведусь на кажущееся радушие и мнимый ласковый взгляд. Хоть я и подросток, но не так наивна и глупа, как может показаться.

— Так как же вы хотите помочь мне, доктор? Вернете мою семью с того света? – горько усмехаюсь.

— Увы, в этом я бессилен. И я не Господь Бог, только он решает кого, и в который час призвать к себе, - доктор делает паузу, вздыхает и продолжает: - Поверь, Элла, независимо от возраста, человек никогда не будет готов к внезапным потерям. Тем более, близких людей. Но иногда это случается, и тогда горе переполняет нас. Утрата родных всегда большая трагедия. Тяжело переживать их смерть - это нормально для человеческой психики.

Закатываю глаза:

— Умоляю, док. Давайте без проповедей и нравоучений, вы сейчас не на моем месте.

Неожиданно Оливер Форисберг вновь улыбается, да только я в нашем разговоре ничего смешного не вижу.

— Ты живая, - раздается щелчок и его указательный палец смотрит на меня.

— Я – да, мои родители и брат – нет. Что вас так веселит? – начинаю злиться.

— Когда доктор Эрлинг связался со мной и рассказал твою историю, я ожидал увидеть депрессивного, замкнутого в себе подростка, напрочь потерявшего интерес к жизни, не успев толком его распробовать. Но оказалось все не так.

— Хуже? - хмурюсь и тру правую ладонь. Всегда так делаю, когда нервничаю.

— Отнюдь, - доктор качает головой, - Сейчас во время нашего общения ты испытала разного рода эмоции. Это были интерес, удивление, - мистер Форисберг начинает загибать пальцы, - злость, сомнение и еще парочка. А человек апатичный, с глубоким депрессивным расстройством не может прочувствовать и половины из этого.

— Поздравлю, док. Эксперимент удался, - цежу сквозь зубы и отворачиваюсь от собеседника, давая понять, что разговор окончен.

— И все же, я доволен нашей первой встречей, - раздается скрип отодвигаемого стула. - Завтра обязательно приду снова, и ты мне расскажешь любимые истории из детства. А сейчас отдыхай, тебе нельзя перенапрягаться. Рад знакомству, Элла.

Я не отвечаю, продолжаю взглядом гипнотизировать стену. Знаю, это невежливо, не этому меня учили родители. Но не могу иначе. Ощущение, что я под лупой, меня дотошно рассматривают и изучают, как какую-то бактерию. Еще и психотерапевта вызвали из Стокгольма, чтобы он анализировал мои эмоции. Чушь какая!

Но признаться, следующий день я встречаю в ожидании чего-то или вернее, кого-то. Это чувство еще больше усиливается ближе к обеду.

— Здравствуй, Элла, - слышу знакомый голос позади меня.

Я вновь нахожусь на улице, сижу на скамейке во внутреннем дворике больницы и наблюдаю за стайкой птиц, облепивших карниз здания.

— Как ты себя чувствуешь? – вежливо интересуется мистер Форисберг, присаживаясь рядом.

— Сегодня с меня сняли фиксирующий корсет. Рентген показал, что ребра в полном порядке. Значит меня скоро выпишут отсюда, - поворачиваю голову и в упор смотрю на доктора. - Я думала вы не придете.

Лукавлю, конечно. Я знала, что он придет.

— Знаешь, когда я был совсем маленький, у моих родителей имелся небольшой клочок земли в Танто. Это садоводческая колония, расположенная в городском парке Тантолунден в Стокгольме. Ты бывала в столице? - Отрицательно мотаю головой. – У нас там находился сад. Яблони, сливы, крыжовник - как сейчас помню. Но мама всегда хотела вырастить виноград.

Кошусь исподтишка на доктора и вижу его мечтательный взгляд, устремленный вдаль.

— Виноград в Швеции, представляешь? С нашим-то климатом! Но мама верила.

Доктор тяжело вздыхает.

— Было много безуспешных попыток из года в год. Саженцы погибали, а мама расстраивалась. Я расстраивался вместе с ней и как-то раз попросил ее прекратить эксперименты. На что она ответила: «Оливер, чтобы чего-то добиться, нужно верить, терпеливо ждать и делать свое дело». И представляешь, Элла, однажды у мамы получилось. Несколько саженцев прижились и пошли в рост. Пусть в итоге этот виноград уродился кислым и невкусным, главное не это. Она не сдалась, она верила, что у нее все получится. Верь и ты.

Глава 5

— Зачем вам это? – ошарашенно смотрю на мистера Форисберга, все еще не веря услышанному. Правая ладонь нещадно зудит, первый признак того, что я жутко нервничаю.

Тем временем мой психотерапевт серьезно смотрит, ожидая от меня реакции.

— Я понимаю, решение поспешное. Ни ты, ни я, ни тем более моя жена Кэтрин толком не знаем друг друга. Стать твоей приемной семьей – чистой воды авантюра. Но за те несколько дней нашего общения, ты стала мне дорога, как дочь, которой у меня никогда не было, но о которой всегда мечтал.

Док встает со скамейки и начинает мерить шагами двор больницы. Видно, что этот разговор ему дается непросто.

— Если ты согласишься, то с оформлением документов мне помогут. У меня остались некоторые связи в социальной службе с прежних времен. Одно время наша семья состояла в их реестре, и по выходным к нам приходила малышка Рут. Сейчас она стала взрослой и самостоятельной леди, помощь в нашей поддержке отпала, хотя иногда Рут продолжает навещать нас с Кэтрин.

Мистер Форисберг вновь подходит к тому месту, где я сижу и пытаюсь переварить услышанное. Но в этот раз садится передо мной на корточки, наши глаза друг на против друга.

— Подумай, Элла. Это твой шанс.

— А как же ваша жена и сын? Не думаю, что они будут слишком счастливы новому члену семьи, - издаю смешок, потому что понимаю, какого это, огорошить близких подобной новостью.

— Ни Кэтрин, ни Мелвин, ни тем более я никогда не обидим тебя. Ты больше не будешь чувствовать себя одинокой и потерянной. Конечно, я не смогу заменить твоего родного отца, да и не претендую на эту роль. Но поверь, я сделаю все чтобы не разочаровать тебя.

Тяжело вздыхаю.

С одной стороны, мне с доктором Форисбергом очень комфортно, с другой – я его совершенно не знаю, и уж тем более не знаю, что можно ожидать от его жены и сына. То, что он многое рассказывал о своей семье, показывал фото со своего телефона, ничего не значит. С другой стороны, доктор прав, сразу же как только выйду отсюда меня определят в приемную семью. И что там будут за люди? Как сложатся наши отношения? Неизвестно.

«Пора взрослеть, Элла и учиться принимать верные решения», - в голове звучит голос мамы.

Как же мне ее не хватает!

Еле сдерживаю себя, чтобы не разрыдаться на глазах у доктора. Пульсирующая в сердце боль никуда не делась. Каждый раз, вспоминая родителей и брата, хочется плакать навзрыд.

— Хорошо, я согласна, - шмыгаю носом. - Но у меня есть одна небольшая просьба: нужно забрать кого-то очень важного оттуда… где я раньше жила. Вдруг еще не поздно.

Фраза с намеком про дом в прошедшем времени звучит ужасно, меня передергивает. Ощущение, будто ржавым гвоздем проехались по стеклу. И все же я не готова вернуться домой, по крайней мере, сейчас. Боюсь, я не справлюсь с собой и тем разрушительным ураганом эмоций, которым меня обязательно накроет. А это непременно случится, стоит мне переступить порог дома, где я была так счастлива.

Рассказываю доктору про мистера Сильвана - чилийского розового паука-птицееда, моего питомца. Про то, что надеюсь на чудо: после стольких дней моего отсутствия, мохнатый друг все еще жив и ждет меня.

Если мистер Форисберг и удивляется, то виду не подает. Обещает обязательно позаботиться о Сильване, и сделать все возможное, чтобы спасти моего питомца.

— Береги себя, Элла. И впредь, называй меня просто Оливер.

— Договорились, - киваю я.

Оливер улыбается, отчего в уголках его глаз собираются тонкие морщинки, а взгляд излучает теплоту. Мне хочется думать, что он рад моему решению, и его переполняют такие же искренние эмоции, как и меня. Надеюсь, никто из нас в будущем не пожалеет об этом спонтанном поступке.

Прощаясь, мы обнимаемся, как самые настоящие близкие родственники. Гоню прочь мысли о том, что все ложь и не по-настоящему. Я должна верить в лучшее, иначе зачем тогда все это?

***

Следующие два дня пролетают незаметно. И все же, мне страшно, ведь меня ждет новая жизнь, новый дом, новые люди, те, кто теперь будут заботиться обо мне. Звучит дико, но такова реальность.

Оливер не заставляет себя долго ждать. В день моей выписки он приезжает с большим пакетом новеньких вещей прямо из магазина. Здесь есть все, включая одежду, спортивное нижнее белье и даже косметику.

— Надеюсь, угадали с размером, - начинает с порога Оливер, вручая мне увесистый пакет с лейблом известного супермаркета. – Подбирала Кэтрин, она все же лучше меня разбирается в ваших женских штучках. И это тоже тебе.

Я знаю, что находится в коробке, которую протягивает мне Оливер – там новенькая модель смартфона. Именно такую просил Кит на свое пятнадцатилетие, до которого не дожил…

— Что такое, Элла? – доктор дотрагивается до моего плеча.

Я вздрагиваю и трясу головой, отгоняя непрошенные слезы.

— Все нормально, док. Просто, я знаю, что это дорогая модель телефона. Не нужно было, - тереблю коробку в руках, - Я бы обошлась чем-нибудь попроще.

— Элла, у меня нет проблем с деньгами. Это меньшее, что я могу сделать для тебя. Тем более, что после аварии у тебя ничего не осталось. Старый телефон разбит, а одежда пришла в негодность.

Молча соглашаюсь и прошу доктора выйти, чтобы переодеться.

Одежда и правда мне подходит по размеру, поэтому, когда сборы завершены, приходит бульдожка и мы вдвоем покидаем палату.

—Тебе очень повезло, девочка. Не всем так везет, - качает головой медсестра, при этом ее бульдожья хватка крепко удерживает меня за предплечье.

Чувствую, как горят щеки и уши. Мне кажется, весь персонал больницы уже в курсе о том, что доктор Форисберг станет моим опекуном. От этого испытываю жуткую неловкость.

Медсестра оставляет меня у стойки регистрации, и уходит не попрощавшись. Да не больно-то и хотелось!

Ничего другого не остается, как дождаться Оливера. Куда же он подевался? Переминаюсь с ноги на ногу, ладони вспотели. Нервничаю.

В стенах этой больницы я провела больше месяца. Больше месяца я нахожусь оторванной от жизни. Уже больше месяца моих родителей нет в живых.

Глава 6

Я ни разу не была в Стокгольме. Не знаю, как так вышло, но мы с Китом никогда не выезжали за пределы южного региона. Родители при этом, исколесили всю страну вдоль и поперек еще до нашего рождения. Но факт остается фактом. Поэтому, въезжая в столицу, я не без интереса рассматриваю город. Из окна автомобиля он видится мне огромным лоскутным покрывалом, где мосты и перешейки словно стежками, соединяют между собой кварталы из разноцветных домов и зданий. Ветер доносит с моря запахи сырой рыбы и водорослей, воздух густой и пропитан солью. Стоит провести языком по губам, как соленый вкус отчетливо ощущается на языке.

Глядя по сторонам, у меня создается впечатление, что живущие здесь люди никуда не спешат. Как и многочисленные велосипедисты, которых так много, что они напоминают отряды насекомых, синхронно и размеренно выполняя одни и те же движения. Но это ложное ощущение, город пронизан энергией, в нем чувствуется пульс жизни. Только меня это совсем не трогает. Почему-то, чем ближе мы подъезжаем к дому, в котором мне предстоит жить, тем больше нарастает тревога. В голове проносятся одна за другой мысли, а правильно ли я поступила, согласившись на поспешную опеку?

— Как тебе Стокгольм? Нравится?

Оливер как будто чувствует мое настроение, хочет растормошить меня. В ответ на его вопрос, я лишь кисло улыбаюсь.

— Не дрейфь, все будет пучком. Вот увидишь.

Он дружески хлопает меня по плечу, да только напряжение, сковавшее меня, не отпускает. Опять ужасно чешется ладонь, я нервничаю.

Район, к котором живет Оливер тихий и спокойный. Узкие улочки, дома с разноцветными фасадами, много зелени – чем-то напоминает мне родной город и от этого на душе становится тоскливо.

Машина останавливается у двухэтажного таунхауса лимонного цвета с покатой крышей. В глаза бросается аккуратный стриженый газон, идеально белый штакетник, огораживающий территорию, небольшая уютная терраса. Мечта, а не дом!

— Пора, Элла, нас уже заждались, - Оливер выходит из машины и жестом указывает следовать за ним.

Я замечаю, как в окне на первом этаже дома промелькнул и исчез чей-то силуэт. Вздыхаю. Что ж, действительно пора.

Выскальзываю из машины следом, обхватив двумя руками пакет с вещами, с силой прижимаю его к себе. Хоть какая-то точка опоры. С запозданием понимаю, что не посмотрелась в зеркало проверить как я выгляжу, все ли в порядке с прической? С другой стороны, это последнее, что меня беспокоит. Поэтому, не все ли равно?

Накидываю на голову капюшон толстовки и поднимаюсь на крыльцо. Оливер не успевает нажать на дверной звонок, как дверь распахивается и на пороге стоит парень.

— Здорово, па. Что-то вы долго.

Голос резкий и грубый, как у многих мальчишек моего возраста. Но мне становится не по себе, хочется надвинуть капюшон еще глубже. Тем временем парень в упор смотрит на меня. Рыжий и очень высокий, примерно моего возраста, может, чуть старше. Скорее похож на ирландца, чем на шведа.

— Это все пробки, сын. Кстати, знакомься – это Элла, - Оливер кивает на меня, - а это мой сын – Мелвин, я рассказывал тебе про него, - уже обращаясь ко мне.

Мы заходим в дом. Здесь очень светло, холл выложен белой плиткой и вообще белого очень много, стены, потолок, боковой стеллаж. Все такое стерильное, страшно ненароком испачкать. Не в обиду Оливеру, но я как будто вновь оказалась в больнице.

— Правило трех квадратов, Олли, - из глубины дома доносится женский голос. – Не забудь!

Мой нос улавливает соблазнительный запах сдобы и жареного мяса, который доносится оттуда, где только что слышался голос. В животе урчит. Догадываюсь, что это была миссис Форисберг, вероятно, колдующая на кухне.

— Ах да, Элла, - Оливер улыбается в своей манере, и поясняет: - Правило трех квадратов означает, что разуться нужно прямо здесь, - тычет пальцем в плитку под ногами. - Дальше проход в обуви запрещен.

Я киваю, принимая правила этого дома и одновременно пытаюсь стащить кроссовок с ноги, не запачкав своей обувью соседний квадрат. Мое сердце выстукивает барабанную дробь. Волнуюсь и это не остается незамеченным, слышу смешок со стороны Мелвина. Поднимаю глаза, парень, все еще разглядывает меня, скрестив руки на груди. По выражению лица понятно, что он думает о том, насколько я неуклюже разуваюсь с пакетом в обнимку. Неловко улыбаюсь ему, чтобы разрядить обстановку.

— Расскажешь про другие правила в вашем доме? – мой тон максимально дружелюбный.

— Тебе это не поможет, приживалка.

На секунду мне кажется, что я ослышалась. Зависаю, стоя на одной ноге. Однако после этих слов сын Оливера просто разворачивается и уходит туда, где минутой ранее скрылся его отец. «Приживалка?», - то и дело прокручиваю в голове, пока иду на умопомрачительный запах и доносящиеся, видимо, с кухни голоса. Все еще надеюсь на то, что я неправильно поняла Мелвина.

Столовая совмещенная с кухней выглядит очень современно. Повсюду расставлена светлая мебель и вновь засилье белого цвета, от которого у меня уже дергается глаз. Единственное различие с холлом - множественные горшки с зеленой растительностью, которыми уставлены подоконники. Считается, что мы - шведы любим светлые тона в интерьере, их же предпочитала и моя мама, но здесь с этим явный перебор.

На кухонном островке суетится женщина в фартуке, ее огненно-рыжие волосы собраны в аккуратный пучок. Теперь понятно на кого похож Мелвин. Не поднимая головы, она обращается ко мне:

— Прежде, чем сесть за стол, Элла, вымой руки. Раковина слева, полотенце там же.

Жму плечами и выполняю необходимые действия, а затем сажусь за накрытый стол. Здесь уже расположились и Мелвин, во взгляде которого читается явная насмешка, и Оливер. Док по-доброму подмигивает, подбадривая меня.

Миссис Форисберг расставляет последние приборы и присоединяется к нам.

— Что ж, вся семья в сборе, - начинает она, затем поворачивается в мою сторону: – Меня зовут Кэтрин, можешь обращаться ко мне по имени. Теперь ты полноправный член нашей семьи, Элла. На твою долю выпало тяжелейшее испытание, но Господь милостив и послал тебе нас. Вместе мы обязательно справимся.