— Черный бархат ночи скроет след. Тени прячут твой последний свет. — Ри неспеша шагала вдоль могильный плит на кладбище Пер-Лашез*, напевая свои мрачные стишки, — Смерть как музыка, как сладкий мёд. В вечный путь вот твой полет.
Она резко завернула за склеп и ее губы растянулись в довольной улыбке.
— Ку-ку, мой сладкий!
— Прошу не нужно! — молит в слезах священник местной паствы. — Я не заслужил пасть в ад! Я священник! Ты не…
— Ш-ш-ш! — прошипела она, поддевая пальцем подбородок мужчины — К чему еще глубже ковать себе котел? Мы оба знаем, что ты делал в стенах этого монастыря.
— Изыди! — крикнул отец Руссо, брызгая в лицо девушке святой водой.
Ри лишь рассмеялась, пока святая вода бессильно стекая по её коже, не причиняла ни малейшего вреда.
— О, как мило, — протянула она, поднимаясь во весь рост. — Неужели ты правда думал, что это меня остановит?
Её голос стал глубже, в нём появились металлические нотки.
— Ох, дорогой отец Руссо, — она сделала шаг вперёд, — я могла бы отпустить тебя. Могла бы закрыть глаза на твои маленькие шалости. Но ты сам выбрал свой путь.
Тени вокруг неё зашевелились, словно живые, обвивая её фигуру. В её глазах вспыхнули холодные огни.
— И знаешь что? — она наклонилась ближе, её дыхание было холодным как лёд. — Я даже благодарна тебе. Ты сам подписал себе приговор. — Прощай, святой отец, — прошептала она, и в её голосе прозвучала наигранная жалость. — Или, может быть, здравствуй?
Внезапно её рука метнулась вперёд, и священник почувствовал, как что-то холодное коснулось его груди. Не боль, нет — скорее, странное покалывание, словно тысячи иголок одновременно коснулись его кожи.
Её губы искривились в усмешке, и она сделала шаг назад, наблюдая за тем, как жизнь медленно покидает тело уже бывшего священника. Его дыхание становилось всё более прерывистым, а глаза, некогда полные жизни и веры, теперь затуманивались смертной дымкой.
Душа начала подниматься из его груди серебристым облаком, переливаясь в тусклом свете фонарные столбов на территории кладбища. Она была похожа на туманную дымку, пронизанную едва заметными искрами света. Девушка протянула руку, готовясь поймать её. Облачко души колебалось, словно не желая покидать своего носителя. Оно, неохотно оторвалось от тела окончательно. Демоница схватила её, чувствуя, как прохладная энергия перетекает в её ладонь.
— Не так быстро, — прошептала она, сжимая кулак. — Теперь ты принадлежишь мне.
Душа затихла, подчиняясь её воле. Танариэль спрятала свою добычу в специальный мешочек, который всегда носила с собой.
— Чёрный бархат ночи скроет след, — тихо пропела она, удаляясь с кладбища. — Тени прячут твой последний свет…
⋅•⋅⊰∙∘☽༓☾∘∙⊱⋅•⋅
— Танариэль! — раздался голос отца, когда она входила в тронный зал. — Мне доложили, что ты снова играла с пропащим?! Да к тому же священником!
— Ради владыки не начинай! — В тон ему отозвалась девушка. — Он священник, а не святой. Да и к тому же, чем больше страха и никчемности в их душе перед смертью, тем ароматнее поют цветы в моем саду.
— Ты снова пополняешь коллекцию? — уже более спокойно спросил он.
Отец девушки хоть и являлся Князем Смерти. Но к дочери всегда относился с искренней любовью и не в состоянии был на нее злиться. Чем она умело пользовалась.
— А что ещё делать? — закатила глаза Ри, садясь на диванчик у окна. — Убивать, когда вздумается ты запретил. Ставить опыты над нечистью тоже.
— А как же твои друзья? Заведи себе парня. Познай прелести человеческих чувств. Мы создания бездны, острее людей воспринимаем эмоции. Ты должна научиться их усмирять до того, как займешь мое место.
— Любовь? — она скривилась как от лимона. — Я предпочитаю более вечные привязанности. Например, привязанность души к вечному покою.
— Ты всё ещё не понимаешь, — отец покачал головой, его голос звучал устало. — Эмоции — это не слабость. Они делают живыми, даже таких, как мы.
Танариэль фыркнула, небрежно взмахнув рукой.
— Живыми? — её губы искривились в усмешке. — Я вижу жизнь в каждом умирающем взгляде. В каждом последнем вздохе. В этом гораздо больше жизни, чем в твоих глупых романтических бреднях.
Она поднялась с диванчика, её движения были плавными и грациозными.
— К тому же, — добавила она, глядя в окно на сгущающиеся сумерки, — мой сад душ процветает. Каждая новая душа — это новая симфония в моей коллекции. Разве этого недостаточно?
— Достаточно для кого-то другого, — отец подошёл ближе, его голос стал мягче. — Но не для той, кто однажды станет править. Ты должна научиться чувствовать, а не только собирать чувства других.
— А я уже чувствую, — резко обернулась она. — Чувствую, как трепещут сердца перед смертью. Как бьётся пульс в последний момент. Как души покидают тела…
В зале повисла тяжёлая тишина. Тени вокруг Танариэль зашевелились, словно разделяя её негодования.
— Может быть, пришло время показать тебе другую сторону, — наконец произнёс отец, и в его голосе прозвучала твердость. — Не всё в этом мире можно измерить страхом и смертью.