Инсайт. Книга 1

Глава 1. Лекарство.

«Дорогие мама и папа! У меня все хорошо. Дом, который мне удалось так удачно купить, когда я только приехала в Сомнус, я потихоньку обживаю, уже многое сделано, но задач все равно еще полно. Здесь давно никто не жил. Мои друзья помогают мне выносить мусор (знали бы вы, как здесь много хлама и пыли!). Кстати, я не говорила, но у меня появились друзья. Одного зовут Стром Соллер — он моряк. Мы познакомились на причале. Он часто путешествует в поисках разных интересных вещиц: артефактов или волшебных предметов. Я таких раньше никогда не встречала, но Стром говорит, что надо просто наловчиться их искать. Говорит, что я могла их видеть, но не знать, что они что-то в себе скрывают. Может, ты, мама, тоже знаешь такие вещи или что-то слышала о них? Кстати, его корабля с матросами я пока не видела. Стром шутит и говорит, что все дело в шляпе, и обещает как-нибудь показать. Я думала, что это я чудна́я, и, похоже, я такая не одна. У капитана есть друг — Раснария Нимени. Он немного странный: говорит, что в своем теле он не один, — их там трое. Они называют себя братьями: Раснария, Шут и Сомбер. Иногда они могут говорить все вместе, но чаще всего один лидирует, а другие братья в это время как бы спят. Все возможно, конечно, но иногда мне кажется, что Раснария — просто свихнувшийся, хотя дружить с ним мне это не мешает.

Дом огорожен, и к нему прилегает хороший сад. Стром и Раснар помогли мне привести его в порядок. Недавно я посадила там целебные травы, и кое-что уже выросло. Я сушу растения на чердаке, там сухо и тепло. Некоторые из них здесь очень ценятся, я уже договорилась с аптекарем, и на днях он ждет от меня первую партию. Стром обещал привезти мне из других стран семена волшебных трав, попробую вырастить их тоже. Местные знахарки очень любят использовать особые (волшебные) растения.

Кстати, о травах. Тех, что ты, мама, давала мне в дорогу, у меня больше нет: я случайно подпалила полотенце, когда вешала чайник в очаг, а когда вернула полотенце на стол, травы вспыхнули из-за искры. Мой запас превратился в пепел, и мне пришлось все выбросить. Я знаю, что должна принимать лекарство каждый день, чтобы мой недуг не давал знать о себе. Помню, ты говорила, что от этого зависит моя жизнь, поэтому сегодня вечером я отдам письмо Строму, и он навестит вас с папой. Капитан говорит, что может сделать это быстрее, чем мое письмо дойдет почтой. Прошу тебя выслать мне (или передать с капитаном) травы снова. А заодно, может быть, ты узнаешь, как они называются? Или пришлешь семена, чтобы я могла выращивать их сама.

Ваша дочь Ева».

Ева сложила лист пополам и убрала его в импровизированный конверт, сделанный из плотного листа бумаги. Марки к нему не требовались, ведь было решено, что письмо родителям доставит капитан Соллер. Они жили через пролив — на острове Гланбери, где Ева родилась и выросла.

Стром стал для Евы первым другом в городе. Он познакомился с ней в тот же день, когда она купила дом, и, только войдя в него, сразу же спросил: «Не ощущаешь ли ты здесь что-нибудь необычное?» Ева не ощущала. Единственное, о чем она немного беспокоилась, так это о том, что жить одной в этом доме может быть небезопасно, чем позже и поделилась со Стромом и Шутом во время вечернего чаепития. Друзья сидели в гостиной у Евы после уборки на чердаке. В воздухе витал аромат специй и лечебных трав, заваривающихся в банке.

В очаге тем временем запекалась рыба, рецепт приготовления которой капитан позаимствовал у кока.

— Думаю, тебе стоит завести крупного пса, — сказал Стром.

— Или хорошую пушку, — заметил Шут.

Шут — это первое альтер-эго Раснарии. Первое — потому что есть еще и второе, имя которого — Сомбер. Все эти личности занимали одно тело и считали друг друга братьями, однако дружными их назвать было нельзя.

Раснар и Шут постоянно боролись за право управлять общим телом, Сомбер же был гостем нечастым и главную роль стремился играть лишь в одном случае: когда сочинял новую песню и готов был исполнить ее, аккомпанируя себе на лютне. Узнать, кто из братьев главенствует сейчас, было просто: они обладали разными голосами, не говоря уже об абсолютно непохожих привычках и характерах.

— Пушку? — растерянно икнула Ева. — Какую еще пушку? Я не умею стрелять. Уж лучше собаку…

— Так Шут тебя научит, — Стром кивнул в сторону друга, — он, между прочим, меткий стрелок.

Шут одобрительно гукнул.

А на следующий день пришел к Еве с сюрпризом.

— Смотри и запоминай, — сказал он, собирая оружие, — ты должна научиться им пользоваться.

Пока Шут чистил револьвер, Ева наблюдала за его движениями. Они были уверенными и ловкими, несмотря на отсутствие двух пальцев на левой руке: мизинца и безымянного. Шут был среднего роста, стройный и загорелый, впрочем, как и капитан, ведь в море они ходили вместе. Он носил черную фетровую шляпу, и его пшенично-рыжие волосы выбивались из-под нее, ниспадая спутанными прядями на плечи.

— Почему у тебя такое странное имя? — вдруг спросила Ева.

— А?.. — Шут растерянно поднял на нее взгляд, и их глаза встретились. Его серые и ее каре-зеленые. Ева смутилась и отвела взгляд.

— Ну, кхм… твое имя, — нарочито покашливая, повторила она, — оно больше похоже на прозвище.

Глава 2. История Дария

Публика уже заполнила зрительный зал, когда красивый молодой человек в темно-синем фраке вышел из-за кулис. Легким кивком он поприветствовал зрителей и сел за рояль, опустив пальцы на клавиши. Они тихонько скрипнули, и со сцены зазвучала прекрасная музыка: она то лилась ручейком из-под пальцев музыканта, то разбивала сердца слушателей пронзительными аккордами, заставляя чувствительных гостей незаметно смахивать слезу.

Когда концерт окончился, Дарий поклонился, а зал взорвался аплодисментами. Музыкант явно полюбился в этом городе, как и во всех других, где о нем уже узнали. Дарий же не пренебрегал общением с публикой, поэтому спустился в зал, чтобы побеседовать с гостями. Дамы, молодые и пожилые, проявляли к пианисту особенный интерес.

— Господин Ле Гур, как давно и почему вы решили стать пианистом? Когда вы начали писать музыку? Откуда вы? Сколько вам лет? — спрашивали музыканта местные писаки, надеясь достать эксклюзивные новости для свежей газеты.

— Мне двадцать пять лет, музыкой я занимался с детства, — отвечал пианист. — Мне просто повезло. Я рос в маленьком городке на Ласноре, а отец пытался обучить меня ремеслам. Отправлял к разным учителям, но все они говорили, что я бездарность, — грустно улыбнулся маэстро.

По толпе пробежал взволнованный шепоток, и снова раздался вопрос:

— Как же вам удалось доказать, что вы не бездарность?

— Доказывать мне не пришлось. Мой учитель — пианист-виртуоз Антистес. Он приезжал в наш городок с концертом, когда мне было шесть, и отец чудом вырвал у него аудиенцию. Я до сих пор помню восторг, который испытал, когда увидел рояль настолько близко! Я был поражен и восхищен, когда учитель нажал на клавиши и нутро этой черной махины вдруг отозвалось музыкой. Я так обрадовался, что стал подпевать, когда музыкант вдруг остановился и попросил меня пропеть мелодию, которую он сыграл. В тот день он взял меня в ученики. Именно он раскрыл мой талант.

— Поразительно! — ахали слушатели.

— Вы женаты? — поинтересовались газетчики.

— Я женат на музыке, — скромно улыбнулся пианист. Девушки в зале облегченно вздохнули.

— Какое совпадение! — громко заявил кто-то из зала. Толпа расступилась, дав пройти мужчине лет тридцати в костюме темно-серого цвета. — Ведь и я женат на этой особе! Дож Лансени, альтист.

Он дружественно протянул руку пианисту, Дарий учтиво улыбнулся и пожал ее. Этот брюнет со свинцово-серыми глазами вызывал симпатию.

В тот вечер они говорили о музыке, обнаружив много общих интересов, в результате чего Дож предложил устроить совместную репетицию.

***

Улучив момент, они сыграли вместе, и Дарий был удивлен тем, как альт дополнил его музыку. Как будто они были созданы для того, чтобы звучать дуэтом. Дарий и раньше задумывался об оркестре или о напарнике, но не решался на сотрудничество с музыкантами, так как нелегко сходился с новыми людьми. Но с Дожем все было иначе, они сразу нашли общий язык. Несмотря на то, что Дож был довольно дерзким, смелым и к тому же донжуаном, чего Дарий совсем не приветствовал, они стали друзьями и напарниками. С тех пор они путешествовали вместе.

После концертов Дож по обыкновению пропадал в питейных заведениях или в компании прекрасных поклонниц. Музыкант умело использовал свое обаяние и деньги, и девушки сами бросались к нему в объятия.

— Не понимаю, чем тебе так нравятся эти девушки? — интересовался Дарий. — У них ведь, кроме симпатичного личика, больше ничего нет.

— А что тебе еще нужно? — удивлялся Дож, закуривая сигару. — Женщины, друг мой, созданы для того, чтобы делать жизнь мужчины краше. Им не обязательно быть умными. Да я и не встречал таких. Не думаю, что они существуют.

— Существуют, — возразил Дарий, откладывая ноты, — но вот беда: их внешность меня совсем не вдохновляет. Это либо уже пожилые дамы, либо молодые, но, увы, не красавицы…

— Да-да, а наивные красотки заглядывают тебе в рот, ловя каждое твое слово, — подхватил Дож, — и покуда они готовы на все ради нас, нам остается лишь брать.

— Не знаю, Дож. А как же любовь?

— Ее не существует. Это иллюзия.

Дарий не знал, так ли это. Он много размышлял, но ответа не находил. Хоть Дож был старше, его опыт не был показательным. Дарий рос на книгах, в которых рыцари сражались за сердца прекрасных дам, но реальность оказалась слишком прозаичной. В конце концов он уверился в том, что, вероятно, одна и та же женщина не может быть красивой и одновременно с тем иметь пытливый ум, а хорошее воспитание так вообще не всем дается легко. Обманывать женщин он не хотел, но после редкой ночи с какой-нибудь красоткой всякий раз испытывал отвращение к самому себе и своей плоти.

Как бы там ни было, несмотря на столь разные взгляды на жизнь, друзья прекрасно ладили. Дож частенько подшучивал над пианистом из-за его скромности и замкнутого характера, Дарий же принимал друга таким, какой он есть: умным, отзывчивым, но при этом развратным и циничным. Их совместные концерты имели успех. Однако именно Дарий оставался душой дуэта: он сочинял музыку, а Дож добавлял к ней шарма в виде альтовых партий. Музыканты усердно работали над новыми пьесами, не забывая оттачивать звучание старых, после чего отправлялись в путешествие, чтобы явить творчество миру. Они стали желанными гостями почти во всех городах материка. Так прошло два года, после чего Дож предложил осваивать новые земли — отправиться на Стеклянные острова.

Глава 3. Надежда

— А потом? — спросила Ева. — Как портрет оказался здесь?

— Его продали, — ответил Дарий, задумчиво наблюдая за языками пламени в камине.

— Кто? Дож?

— Нет, — призрак выглядел отрешенным, словно мыслями еще был в прошлом. — Дож вскоре умер. Портрет получили его родственники, а они выставили холст на аукцион. Портрет часто перепродавали, перевозили, пока его не приобрел один человек. Тот, у которого ты купила этот дом. Так я оказался тут.

— А что случилось с Дожем?

Дарий молчал, словно не хотел вспоминать о друге. Свечи вдруг потухли и тут же снова зажглись. Ева оглянулась в поисках источника сквозняка, но, кажется, все было закрыто. Тогда Дарий нарушил молчание:

— Он всегда любил выпить. Но после моей смерти стал пить еще сильнее. Приблизительно через месяц с ним случилась трагедия: пьяным, Дож прилег на софу и по привычке закурил сигару. Уснул с ней, но в какой-то момент выронил ее и погиб в пожаре.

Ева охнула.

— После моих похорон портрет принесли в номер Дожа, — продолжал Дарий. — Ох и досталось хозяйке того отеля! Сначала туда постоянно приходили газетчики — взять интервью у Дожа, это ж какая сенсация! А потом пожар, в котором он и умер. — Дарий сел в кресло, откинувшись на спинку. — Выпало им бед, конечно. Это не говоря уже о том, что они пережили, когда в их заведении застрелился я.

Ева молчала, пораженная рассказом. Ей сильно хотелось задать еще один вопрос.

— А та девушка? Что с ней? — осторожно уточнила Ева.

Дарий пристально посмотрел на собеседницу. Взгляд этот был долгим и тяжелым, и Ева увидела, как пламя из камина отразилось в глазах призрака.

— Я больше никогда ее не видел. На мои похороны она не пришла. И потом, понимаешь, я не сразу понял, что оказался пленником портрета. Я все видел, но не мог больше перемещаться, только если вместе с холстом, если его куда-то переносили. Именно поэтому я знаю, что случилось с Дожем. Но Электа, — Дарий сделал паузу, — нет, она не приходила к нему. Со временем я научился покидать портрет на небольшие расстояния: комната или дом, например. Но этим мои передвижения ограничиваются. Я так и не узнал, почему она так со мной поступила.

Ева сочувствовала призраку. Трудно было подобрать слова утешения, да и нужны ли они ему? Ева не знала ответа. Само по себе ее общение с мертвецом было странным, но в глубине души она была рада этому необычному знакомству.

— Тебе больше не придется быть одному, — сказала Ева, — это и твой дом тоже! Скоро вернутся мои друзья и… я устраиваю праздник на днях. Я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.

— Да-а, на праздниках я не бывал уже лет двадцать, — усмехнулся Дарий, — а что за повод?

— Мой день рождения! — счастливо улыбнулась Ева. — Придут мои друзья. Я вас познакомлю. Ты видел их: один на первый взгляд сумасшедший, а второй — моряк.

— С удовольствием познакомлюсь с ними лично, — улыбнулся Дарий. Наконец на его лице появилось что-то похожее на радость. — Только есть одно «но».

— Какое?

— Я могу выходить из портрета лишь только после захода солнца. И должен возвращаться в него к рассвету.

— Почему?

— Если бы я знал!..

— Что ж… тогда я устрою праздник ночью! — не растерялась Ева.

Дарий счастливо замерцал и широко улыбнулся. Впервые за последние двадцать лет.

***

За окном давно взошло солнце, но Ева вставать не желала. Она проговорила с Дарием почти всю ночь, и лишь веселое щебетание птиц за окном заставило ее подняться. Птицы прилетали в сад, чтобы поживиться целебными ягодами, которые Ева с трудом растила на продажу.

Отогнав стайку синегрудых птах, она собрала поспевшие ягоды в стакан и ворча вернулась в дом. В гостиной, окинув портрет недоверчивым взглядом, Ева на минуту усомнилась в том, что произошедшее ночью ей не приснилось. Но паркет, испачканный воском, служил доказательством того, что случившееся — правда. Ева кивнула портрету в знак приветствия и занялась завтраком.

Капитан с братьями, должно быть, уже прибыли в Гланбери. В лучшем случае они вернутся рано утром, а значит, увидеть их сегодня не удастся. Для Евы все еще оставалось загадкой, как Стром умудряется пересекать большие расстояния так быстро, пусть даже по морю. Обычными судами из порта Сомнуса до Гланбери добираться было не меньше двух суток, тогда как Строму требовалось на это не более восьми часов. «Магия, не иначе», — думала Ева. И это предположение не было лишено смысла, ведь капитан с Шутом бороздили моря исключительно в поисках полезных магических артефактов.

Покончив с завтраком и разложив ягоды сушиться на чердаке, Ева вышла на улицу. День обещал быть жарким, как и полагается в конце июля. Пахло цветами, над пышными кустами шиповника гудели шмели. Дом Евы стоял на холме, окруженный живой изгородью и частично каменным забором. От дома к большой дороге вела тропа, вымощенная камнем. Ева спустилась к подножию холма, повернув по мостовой направо, к рынку. Сомнус широко раскинулся на холмах и предгорьях, представляя из себя малоэтажный, но крупный город-порт с выходом в Ласнорское море. Жаркими в Сомнусе были только два месяца: июнь и июль. В остальные стояла приблизительно одинаковая зябкая погода с туманными днями и ночами. Туман легким покрывалом стелился по земле даже в солнечные дни.

Глава 4. Некромант

Капитан с Цербером не заходили еще несколько дней. Такое бывало раньше, когда они отправлялись в долгие путешествия. Дарий терпеливо ожидал их возвращения.

Стояли теплые дни, и нондиверы окончательно высушились. Ева заваривала их как обычно и теперь вздохнула спокойно: проклятие никак себя не проявляло, а значит, и она, и окружающие в безопасности до зимы. А там уже подрастут новые цветы. Ева по обыкновению заходила в лавку аптекаря, чтобы отнести травы, заготовленные ранее, а по дороге часто встречала Треора. Он приветственно махал ей рукой издали. Ева привыкла к нему и даже стала махать в ответ. Его экипаж останавливался на перекрестке, где уже ждали какие-то люди. Ева хотела спросить, куда они едут, но Треор никогда не останавливался, чтобы поговорить. Было похоже, что он сильно спешил.

Наступил август, и туман накрыл Сомнус. Ева возвращалась домой узкими улочками, срезая путь через уютные дворы. Впереди шумела река. Она брала начало в горах, окаймляющих город с материка, и бурным потоком пересекала Сомнус с востока на запад. Выйдя на мост, Ева услышала звук шагов за спиной. Она обернулась. Это был Шут.

— Где же Стром? — прохладно спросила она.

— Мы сели на мель на архипелаге, капитан остался чинить пробоину, — ответил Шут. — Я прибыл один другим кораблем, — он указал рукой в сторону причала: большое грузовое судно виднелось вдалеке за деревьями, — но сегодня же должен уехать. Отправляюсь через час. Я искал тебя.

— Вы уезжали?

— Да, ездили в одно место, — Шут нервно поправил шляпу и вынул из-за пазухи конверт. — Раснария нашел кое-что для тебя. Просил передать.

— Что там?

— Кое-что важное. Посмотри это одна. И еще… — Шут выглядел очень серьезным, таким Ева раньше его не видела. — Может быть… может, ты поедешь со мной?

— Куда? Ты какой-то странный, что происходит? — Ева нахмурилась.

— Ну, куда… Стром сейчас починит корабль и собирается взять курс на юг. Скоро Большой Эмпорий, а у нас не так много вещиц, способных заинтересовать Вормака. Поехали с нами, Ева. Ты ведь хотела увидеть корабль Соллера.

Ева не узнавала Шута: он показался ей очень взволнованным. Они стояли на мосту, под которым шумела река. Вода ударялась о камни, взмывая кристальными брызгами, которые тут же поглощал низко стелющийся туман.

— Я собиралась поехать с вами, но не одна, — ответила Ева. — Дарий попросил меня кое о чем… и… вообще, мне нужно поговорить об этом со Стромом, когда он вернется.

— О чем же тебя просил твой призрак? — насторожился Шут.

Ева замялась. Шуту она говорить не хотела. Не хватало снова терпеть его насмешки!

— Да так, — уклончиво ответила она. — Я бы хотела поговорить лично с капитаном.

Шут взял ее за плечи и, глядя в глаза, сказал:

— Ты можешь довериться мне.

У Евы засосало под ложечкой. Перед ней стоял тот Килан, каким она запомнила его в тот день, когда он научил ее стрельбе. Участливый, добрый, заботливый и сильный. Хотелось зарыться в его объятия и раствориться в тепле, исходящем от его рук. Он не походил на того нахала и хама, в которого превратился в последнее время. Можно было подумать, что у Цербера появилась еще одна личность — еще один Шут! Сколько же теперь их в этом теле? Четверо?!

Как бы там ни было, такому Шуту сопротивляться Ева не могла.

— У Дария есть незавершенное дело, — сдалась она. — Пока вас с капитаном не было, мы много говорили. Я чувствую его прикосновения! Я могу держать его за руки, могу обнять: его руки не проходят сквозь мои, как это случилось тогда, со Стромом!

Ева рассказала Шуту обо всем. О прогулках с призраком в саду и о его просьбе найти бывшую невесту. Шут слушал не перебивая, и в глазах его появилось нечто похожее на страх.

— Я боюсь, он кое-что скрывает от тебя, Ева, — серьезно сказал Шут. — Он опасен.

— О чем ты говоришь?! Не понимаю, чем он может быть опасен?! Это глупости.

— Все здесь, — он указал на конверт. — Открой его одна и тщательно прочти все, что в нем лежит. Будь осторожна. Я должен ехать сейчас, но мы вернемся сразу как сможем. То, что увидишь в конверте, с призраком не обсуждай. Пообещай мне это!

— Мне не нравятся твои загадки, Килан, — помрачнела Ева.

— Лучше ты все сама увидишь, чем я расскажу. Просто не обсуждай это с ним. Обещаешь?

— Хорошо, обещаю.

— Мы вернемся за тобой как можно быстрее и вместе отправимся на поиски артефактов.

Килан выпрямился и поправил золотистые пряди, выбившиеся из-под шляпы. Он ободряюще кивнул Еве и зашагал в сторону берега.

***

Не заходя в дом, Ева села на крыльцо. Открыть конверт сейчас или позже? До заката еще около часа, время есть. Что же в нем такое, чего нельзя показать Дарию?

Любопытство взяло верх, и Ева распечатала конверт. В нем лежали газетные листы, вырезки из статей и разные бумаги. Ева развернула первый документ. Это было свидетельство о смерти.

Глава 5. Доктор

Поднимаясь на холм, Ева сильно волновалась. Стало жарко: то ли от подъема, то ли от страха, то ли из-за выпитого вина. Дом, показавшийся над изгородью, теперь выглядел зловеще. Мориус молчал, словно выдерживал ритуальную паузу перед тайным обрядом.

В доме царил страшный беспорядок: разбитая посуда осколками валялась на полу вместе с книгами, сброшенными туда с полок мебели, дверцы которой были вырваны вместе с креплениями. Глядя на этот бардак, Ева еще больше уверилась в том, что портрет необходимо уничтожить. Хорошо, что она вовремя покинула дом: там словно прошел ураган.

— Это он? — спросил Мориус, указывая на портрет.

Ева чувствовала на себе взгляд призрака и, не глядя на картину, утвердительно кивнула. Одновременно она ощущала решимость и стыд перед Дарием, успокаивая себя тем, что своими действиями не только обезвредит полтергейста, но и поможет ему отправиться туда, куда сам он попасть не мог.

— Ты знаешь о том, что портрет нельзя снять? — раздался голос Мориуса, изучавшего картину.

Ева обернулась.

— Как это нельзя?

— Он вмурован в стену, — Мориус приподнял раму, — видишь? Она висит сверху. Раму можно снять, а вот полотно — нет. Оно находится прямо в стене. Наверное, из-за размера его вытащили из рамки и перевозили, свернув в рулон.

— Картины могут перевозить таким образом?

— Иногда, — кивнул лорд. — Так или иначе, снять его не получится.

Близился закат. Взгляд призрака становился все ощутимее. Кровь отхлынула от лица Евы. Пути назад не было. Дарий, скорее всего, уже понял, что ему угрожает опасность, и вряд ли позволит кому-то лишить себя дома. И зачем только прежний хозяин вмуровал полотно в стену?!

— Тогда, — решительно сказала Ева, — мы сожжем его прямо так.

Мориус кивнул.

— В таком случае нужно набрать побольше песка и воды, чтобы пламя не распространилось дальше. — Он снял плащ и закатал рукава повыше. — Также понадобится что-то горючее.

Ева достала две керосиновые лампы. Песка на заднем дворе не нашлось, поэтому Мориус принес сухую землю и воду в ведрах. Солнце уже село, до наступления темноты оставалось всего лишь несколько минут. Все было готово. Мориус облил портрет горючей жидкостью.

— Готова? — спросил он.

Ева закрыла глаза и прижала пальцы к вискам. Голова раскалывалась. Это, должно быть, давали о себе знать суточное бодрствование, излишки вина и запах керосина, заполнивший комнату. Нехорошее чувство появилось в груди и заскребло внутри острыми коготками.

— Да, — сдавленно ответила Ева и, слегка дотронувшись пальцами до нарисованной руки Дария, поднесла к портрету горящую лучину.

Полотно вспыхнуло. Раздался звук, похожий на взрыв, и Мориуса отбросило к стене. Ева ощутила сильный холод и головокружение, обмякла и упала в обморок рядом с полыхающей картиной. Из носа тонкой струйкой пошла кровь.

От удара в глазах у лорда потемнело. Придерживая голову, он попытался встать на ноги. Затылок отозвался пульсирующей болью. Мориус открыл глаза: в них снегопадом сверкали черно-белые точки. Взглядом он пытался отыскать Еву. Увидев ее на полу возле огня, лорд, позабыв о боли, бросился к девушке. Оттащив ее подальше, он попытался привести ее в чувство, но Ева не отзывалась. Он проверил пульс. Жива. Портрет быстро прогорел, и огонь уже перебросился на пол. Превозмогая боль и тошноту, Мориус попытался закидать пламя землей. Комната быстро заполнялась едким дымом. Лорд закашлялся, вылил два ведра воды на пол и, подхватив Еву на руки, бросился к выходу.

Спускаясь к мостовой, Мориус обернулся: из разбитого окна гостиной валил дым. Люди, проходившие мимо, останавливались, замечая дым на холме. Завидев Черного Лорда, спускающегося с холма с девушкой на руках, зеваки бросились врассыпную. Не разбежались лишь некоторые. Оставшимся смельчакам Мориус немедля пообещал хорошие деньги, если они сейчас же пойдут в дом и потушат пожар.

На мостовой лорд остановил экипаж и, с трудом забравшись в него вместе с Евой, которая все еще была без сознания, назвал свой адрес.

***

Ева открыла глаза. Вокруг было тихо. Она лежала на спине на большой кровати, укрытая одеялом. Ева дотронулась до носа: что-то мешало. Она вытащила кусок ваты. Что случилось?

Ева приподнялась на локтях и огляделась. Она находилась в большой уютной спальне с высокими потолками. Над кроватью висел фиолетовый балдахин. Пол был из светлого дерева, а стены из зеленого с прожилками камня, окно украшали тяжелые фиолетовые шторы. Рядом с кроватью стояли комод, прикроватные стульчики с фиолетовой обивкой и резное кресло. Чуть дальше — книжный шкаф, камин и туалетный столик из того же зеленого камня, что и стены.

Ева села на кровати, спустив ноги. На ней была та же одежда, что и вчера. Меховой жилет висел на спинке резного кресла.

Последние воспоминания — горящая лучина, которую ей дал Мориус, прощальное прикосновение к портрету, а после — холод и темнота.