Институт благородных девиц попаданки

Глава 1

- Мир Лантанир был создан богом всего сущего Ротанаром. Изначально Ронатанар готовил себе место для отдыха от семейной жизни, от жены, богини домашнего очага Ирисы, от десяти божественных детей, - я диктовала лекцию, стоя у доски в просторной аудитории. За партами сидели двенадцать учениц разного возраста и послушно записывали все в свои тетради. Только перья скрипели в тишине.

– Но потом в Лантанире зародилась жизнь. Не сама собой. Сила божества, сама сущность Ротанара, пропитавшая каждый камень и каждую каплю влаги этого мира, способствовала этому, – мой голос, размеренный и четкий, звучал под высокими сводами аудитории. Я обвела взглядом учениц, следя, чтобы мысль была усвоена. – И Ротанар, тронутый этим самопроизвольным чудом, решил превратить свой сокрытый уголок для уединения в мир открытый, полный красок, звуков и дыхания. Он позвал своего сына, бога флоры и фауны Артиса. И тот, вдохнув в безвоздушное пространство первый ветер, населил мир живыми существами и бросил в плодородную землю семена диковинных растений и цветов, чьи названия мы сейчас едва ли можем выговорить.

Я сделала небольшую паузу, дав им возможность успеть за перьями. Воздух был густ от запаха старой бумаги, чернил и сладковатого аромата цветущих за открытым окном магнолий.

– Но мир, где есть лишь флора и фауна, был бы подобен прекрасной, но беззвучной картине. Потому вслед за Артисом пришел бог жизни и смерти Ошар. Своим обоюдоострым серпом он не только провел черту между бытием и небытием, но и рассек саму ткань реальности, открыв межмировые врата. И в Лантанир хлынули существа из других миров. Так здесь появились эльфы, тролли, орки, люди, драконы, гномы и представители других рас.

Моя трость с глухим стуком коснулась каменного пола, привлекая внимание.

– Именно этот момент – момент Великого Притока – мы и будем разбирать на следующем занятии. А пока… закройте тетради. Задавайте вопросы.

Перья замерли. Тишину аудитории, нарушаемую лишь далеким криком птицы и шуршанием листвы, теперь заполнил тихий гул размышлений.

Я осмотрела класс. Мои двенадцать учениц, каждая – живое свидетельство того самого Притока.

Ближе ко мне, с идеально прямой спиной, сидели эльфийки. Аэлин, старшая из них, с волосами цвета лунного света и внимательным, чуть надменным взглядом, аккуратно выводила на полях изящный вензель. Рядом с ней Лираэль, ее противоположность, – смуглая дикарка из лесных племен, с живыми глазами и быстрыми, ловкими пальцами, вечно вертящая в руках засохшую веточку.

На средней парте, образуя свой собственный островок, расположились две юные гномки. Берта, с аккуратно заплетенными в сложные косы рыжими бородой и бровями, что-то яростно помечала в тексте, хмуря лоб. Ее подруга Фрида, щеки которой порозовели от усердия, с обреченным видом пыталась стереть с пальца фиолетовую кляксу.

Чуть поодаль, в луче света от высокого окна, грелась орчиха Гарша. Ее мощная фигура с трудом умещалась за партой, а массивные руки, способные с легкостью перешибить дубину, с удивительной аккуратностью перелистывали хрупкие страницы. Она редко писала, предпочитая слушать, и ее умные, пронзительно-желтые глаза были полны концентрации.

Рядом с ней, почти касаясь острым ухом плеча Гарши, склонилась над тетрадью девушка-человек, Элоди. Ее лицо, обычное и лишенное расовых черт, присущих другим расам, было озарено жаждой знания. Она записывала больше всех, и ее перо порхало по бумаге как угорелое.

У самого окна, почти сливаясь с игрой света и тени, сидела дриада Иви. Ее кожа отливала цветом молодой коры, а в волосах, казалось, навсегда запутались сухие листочки. Она редко смотрела на доску, чаще глядя в сад, как будто ловя оттуда иной, более древний урок.

На последней парте, в самом прохладном и темном углу, притаились две загадочные фигуры. Ночная эльфийка Сильна с фиолетовой кожей и серебристыми глазами, казалось, была соткана из самого сумрака. И юная вампирша по имени Лилит. Она, как всегда, бледная и хрупкая, с трудом боролась с дремотой, навеваемой дневным светом, и лишь ее острые клыки, видневшиеся меж губ, напоминали о ее природе.

К ним же, в тени, присоединялась тихая тролльша по имени Зума. Ее сероватая кожа была покрыта едва заметными ритуальными шрамами, а длинные пальцы с толстыми, но удивительно аккуратными ногтями медленно перебирали страницы фолианта, написанного на ее родном наречии.

На отдельном скамье, словно на троне, восседала застенчивая гигантесса-полувеликанша Эбби. Она была столь высока, что даже сидя, могла смотреть на меня почти наравне. Чтобы не мешать остальным, она сидела одна, поджав под парту свои длинные ноги, и ее огромное перо в могучих, но мягких пальцах выглядело как обычное перо в руке ребенка.

И, наконец, прямо перед моим столом, с невозмутимым видом, свойственным только ее расе, сидела юная особа со змеиным телом – нага по имени Сесси. Ее чешуя отливала перламутром, а верхняя часть тела была изящно склонена над тетрадью, которую она придерживала одной рукой, в то время как другая без устали выводила идеальные строки. Ее хвост удобно свернулся кольцом вокруг ножек табурета.

– Профессор, – первой нарушила молчание Аэлин, ее голос был мелодичным, как звон хрусталя. – Если врата открыл Ошар, бог смерти, не означает ли это, что сама жизнь в Лантанир пришла оттуда?

По губам некоторых учениц пробежала улыбка. Самый каверзный вопрос всегда задавала именно она.

Я улыбнулась в ответ, готовясь к самому интересному – к дискуссии.

Глава 2

Это занятие было последним сегодня. Как только прозвенел звонок (вернее, проорал василиск, которого здесь использовали вместо звонка, его крик, похожий на лязг разрываемого металла, эхом прокатился по каменным коридорам), мы с ученицами разошлись по своим комнатам. Я поднялась к себе, в собственные апартаменты в отдельной башенке замка, взбегая по узкой, винтовой лестнице, стертые ступени которой помнили сотни таких же одиноких подъемов.

В моем владении был целый этаж. Тут имелись и спальня с высоким арочным окном, выходящим на бескрайние хвойные леса Лантанира, и небольшая гостиная с камином, в котором уже потрескивали заранее заготовленные дрова (забота горничной-гномки), и просторный кабинет, заваленный свитками и книгами, и даже отдельное книгохранилище, исключительно для моих нужд, пахнущее старой бумагой, кожей переплетов и легкой пылью, которая здесь казалась благородной.

Скинув с себя официальный, слегка тесноватый в плечах наряд преподавательницы — темно-синее платье с высоким воротником и длинными рукавами, — я с облегчением переоделась в просторное домашнее платье из мягкой серой шерсти. К привычной одежде с Земли здесь пришлось привыкать заново; местные наряды были куда сложнее, со шнуровками, застежками и многослойностью, приводившей в отчаяние в первые недели.

подошла к напольному зеркалу в резной деревянной раме, стоявшему в углу спальни. Оттуда на меня смотрела уставшая и не выспавшаяся синеглазая брюнетка тридцати семи лет. Среднего роста, худая, «с формами», как сказали бы мои коллеги по университету на Земле, снисходительно похлопав по плечу. Черты лица — строгие, без особой приметности, которые сами по себе были маской, идеально скрывавшей смятение. В общем, обычная среднестатистическая землянка, утомленная работой, чье отражение могло бы смотреться на нее так же и в ее старой квартире в спальном районе любого крупного мегаполиса Земли.

Вот только я, Анастасия Ивановна Ракова, уже целый год жила не на Земле.

В мир Лантанир я попала не по своей воле. Возвращалась поздно вечером из кафе после чересчур шумного празднования своей очередной, уже третьей по счету ученой степени — профессора исторических наук. Был противный осенний дождь со снегом, тротуар – скользкий. В темноте, уставшая, я поскользнулась на обледеневшей крышке люка, неудачно подвернула каблук, упала, ударилась виском о острый угол бордюра… Резкая боль, вспышка в темноте… И привет, другая реальность. Очнулась я уже здесь, в этом самом замке.

Не сказать, чтобы я так сильно жалела о перемещении. Все же на Земле меня ничего, кроме работы, не держало. Родители погибли в автокатастрофе, когда мне исполнилось двадцать. Другой родни у меня не имелось. Семьей и детьми я так и не обзавелась — на романы вечно не хватало то времени, то желания. Подруг – и тех не было. Так, приятельницы в университете, не больше, с которыми мы встречались раз в полгода за бокалом игристого и говорили все о той же работе.

Здесь же, в Лантанире, я оказалась нужной. Мои знания истории, умение анализировать тексты, искать причинно-следственные связи и даже просто навык публичных выступлений — все это оказалось востребованным. Меня слушали. Мои вопросы, вроде вопроса Аэлин, будили умы, а не заставляли зевать от скуки. И в тишине своих апартаментов, в окружении книг, я иногда ловила себя на мысли, что это не просто новая работа. Это вторая жизнь.

Я оказалась сразу в замке, напитанном магией от подвалов до чердака. Воздух здесь был густым и сладковатым, как мед, и порой казалось, что самые старые камни в стенах тихо поют на забытом языке. Здесь, кроме меня, обитали несколько служанок – бесшумные эльфийки с их вечно невозмутимыми лицами, практичные и основательные гномки, ворчавшие на кухне по поводу расточительства прежних хозяев, и пара оборотней, чья шерсть временно проступала на их руках в полнолуние.

И две, как потом выяснилось, бедных приживалки. Элоди и Лилит. Они жили в этом замке не так уж и давно, приехав сюда как жест «доброй» воли своих дальних и явно желающих сэкономить на содержании родственников, чтобы умаслить злых духов, которые, как суеверно верила вся округа, обитали в этих древних стенах. Девушки, симпатичные, но не имевшие ни гроша за душой, испуганно косились друг на друга, а когда появилась я — новая, странная и непонятная хозяйка — то и на меня. Они были как два перепуганных птенчика, затерявшихся в слишком большом гнезде.

Но они оказались смышлеными. Обе знали грамоту — редкое умение для провинциальных девиц без состояния — и с жадностью, словно жаждущие влаги ростки, поглощали книги в замковом книгохранилище, которое стало для них убежищем. Именно они, с их робкими вопросами о моем прошлом и о мире, который я, по их мнению, представляла, и стали моими первыми, неофициальными ученицами. По вечерам, у камина в моей гостиной, мы начали читать вдвоем (а потом втроем, когда Лилит набралась смелости присоединиться) древние трактаты. Я объясняла им сложные метафоры, рассказывала о логике исторических процессов, и в их глазах загорался огонек понимания. Это был мой первый, крошечный педагогический успех в этом мире.

Я организовала импровизированный институт благородных девиц через три-четыре месяца после моего попадания сюда. Решение созрело внезапно, но стало единственно возможным. Просто однажды ранним утром под стенами замка, у ворот, появилась третья девушка. Орчиха Гарша. Ее могучая, но в тот момент ссутулившаяся фигура выглядела потерянной и жалкой. Рядом с ней стоял скромный узелок с пожитками и криво написанное письмо от какого-то дяди, который «надеялся, что ее сила и доброта сердце умилостивят призраков и улучшат его торговые дела».

Глава 3

До конца дня я занималась своими делами, пытаясь загнать навязчивую мысль на задворки сознания. Я устроилась в кресле у камина с толстенным фолиантом по экономике торговых путей эльфийских кланов, но буквы расплывались перед глазами. Вместо схем товарооборота я видела бесконечные вереницы цифр в счетах за продовольствие и уголь для печей.

Я ела свой скромный ужин — тушеные овощи и кусок сыра, принесенные молчаливой эльфийкой-служанкой, — почти не чувствуя вкуса. Мысли возвращались к одному и тому же, как заевшая пластинка. Я, при всем желании и упрямстве, физически не справлялась одна. Пять уроков в день, пять разных дисциплин. История, география, литература, основы экономики и политологии, культурология. И это был лишь костяк. Чтобы оживить сухие факты, я старательно вплетала в них другие предметы. Ту же историю приходилось сочетать с мифологией — иначе как объяснить мотивацию древних королей, действовавших по воле богов? Культурологию невозможно было отделить от искусства разных рас — их музыка, архитектура и живопись были лучшим отражением души народа. На литературе мы разбирали не только сюжеты, но и стилистику, что неизбежно вело к урокам риторики и основ стихосложения.

Каждый такой синтезированный урок требовал титанической подготовки. Мне приходилось ежедневно перелопачивать горы материала, сверяя противоречивые источники, готовить конспекты, карты, схемы. Мои собственные апартаменты постепенно превращались в филиал книгохранилища: стопки фолиантов громоздились на полу, свитки валялись на столе рядом с недопитой чашкой чая, а на зеркале я иногда обнаруживала заметки, сделанные угольным карандашом прямо на стекле.

Времени не хватало катастрофически. На самообразование, на чтение новых трудов, которые привозили странствующие торговцы, его уже не оставалось. А уж про управление замком и разбор накопившейся документации — договоров с поставщиками, отчетов служанок, писем от родителей учениц — и говорить не приходилось. Всё это копилось на краю моего письменного стола, образуя угрожающе зыбкую башню из пергамента.

Вечером, стоя у того же зеркала и передергивая плечами, чтобы снять с плеч усталость, словно тяжелый, мокрый плащ, я поймала себя на том, что снова анализирую расписание на завтра. Вывод напрашивался сам собой, неутешительный и непреложный, как фундамент замка. Надо было искать преподавателей себе в помощь. Специалистов, которые взяли бы на себя часть дисциплин. Хотя бы литературу и географию. А в идеале — нанять кого-то на основы магии или боевые искусства, чтобы образование моих девиц было по-настоящему разносторонним.

Но за этим выводом тут же возникал другой, финансовый. Один учитель — это жалованье. Несколько учителей — это уже серьезная статья расходов. А еще содержание самого замка: еда, дрова, одежда, ремонт, жалованье прислуге… Мои скромные сбережения, полученные от нынешних учениц, таяли на глазах.

Значит, второе неизбежное действие — нужно было набирать новых учениц. Больше учениц — больше средств, которые позволят не только удержать на плаву нынешнее положение, но и расшириться. Нанять того самого преподавателя по фехтованию или древним языкам. Закупить новые книги, реактивы, карты.

Я подошла к окну и распахнула ставни. Ночной воздух был холодным и чистым. Где-то внизу, в спящем лесу, кричала незнакомая птица. Я смотрела на усыпанное чужими звездами небо и чувствовала тяжесть ответственности, легшую на плечи. Это был уже не просто побег от прошлой жизни. Это было дело. Моё дело. И чтобы оно не рухнуло, предстояло работать еще больше. Но уже не в одиночку.

Первым делом с утра, решила я, составлю объявление для магической почты и разошлю его по гильдиям учителей и в соседние города. И отдельно — новое, более привлекательное предложение для благородных семей провинции. «Институт благородных девиц» был готов принять новых птенцов под свое крыло. За умеренную плату.

Покончив с размышлениями, я переоделась в простую льняную ночную сорочку и легла спать под тяжестью стеганого одеяла, набитого пухом местных птиц. Что снилось – так и не вспомнила. Лишь обрывки беспокойных образов: бесконечные коридоры из книжных корешков, кричащий василиск и внимательные глаза учениц, следящие за мной. Чушь всякая, не иначе.

Утром проснулась с ощущением тяжелой решимости, готовая к битве с судьбой, бюджетом и нехваткой кадров. Сегодня у моих учениц был официальный выходной, их веселые голоса не должны были наполнять каменные своды. И я могла посвятить этот день неотложным делам.

Вымывшись прохладной водой из кувшина и с наслаждением ощутив ее свежесть, я переоделась в простое, но удобное домашнее платье из темно-зеленого бархата, с длинными рукавами и глубокими карманами, куда можно было сунуть все что угодно – от карандаша до забытого ученицами кристалла.

Мой кабинет был моей крепостью. Просторная комната с высоким потолком, затянутым по углам паутиной, которую даже усердные служанки-эльфийки не могли вывести окончательно. Стены от пола до потолка были заставлены дубовыми книжными шкафами, доверху набитыми фолиантами, свитками и картами. Воздух был насыщенным и вечным – смесь старой бумаги, воска для печатей, сухих трав и легкой пыли. У большого каменного камина, сейчас холодного, стояли два прочных кожаных кресла и низкий столик для переговоров. Мой рабочий стол, массивная конструкция из темного дерева, занимал центр комнаты; он был вечным полем битвы между аккуратными стопками проверенных работ и хаотичными завалами новых книг, писем и пергаментов, требующих внимания. Я уселась в свое главное кресло у высокого арочного окна, откуда открывался вид на затуманенные долины, и, взяв колокольчик, позвенела им, вызывая экономку.

Глава 4

После разговора с экономкой, отложив в сторону хозяйственные заботы, я засела за куда более сложную задачу – составление объявления о новом наборе. Я сидела за своим массивным столом, отодвинув в сторону счеты и счета, и крутила в пальцах заостренный карандаш из мягкой лантанирской сосны, обдумывая каждое слово.

Перед моим мысленным взором стояли образы моих нынешних учениц. Десять из двенадцати – младшие дочери, «лишние рты» в знатных, но не бездонно богатых семьях. Их приданое было скудным, а участь – предопределенной: жизнь в тени более удачливых сестер, вечное положение приживалки, служанки с аристократической родословной. И только две – старшие, но, увы, не сумевшие благодаря своей внешности или характеру соответствовать высоким стандартам красоты своей расы, а потому также оказавшиеся на обочине матримониальной гонки.

Им всем было нужно не просто образование. Им нужно было место. И шанс.

Мысль наконец сформировалась. Я обмакнула перо в чернильницу и вывела на плотном листе пергамента каллиграфическим, официальным почерком:

«Институт благородных девиц

Объявляет о наборе учениц на новый учебный год.

Наши двери открыты для юных особ из аристократических семей, стремящихся обрести не только фундаментальные знания, но и бесценные навыки, дарующие уверенность в себе и своем будущем.

Мы предлагаем:

Комплексное образование под руководством опытных наставников: история, литература и языки Лантанира и соседних миров, география, основы экономики и управления имением, политический этикет, культурология и искусство.

Практические умения: тонкости ведения дома, основы целительства и травничества, светский этикет и риторика.

Полный пансион: комфортабельное проживание в стенах древнего родового замка, полноценное питание (включая продукцию с собственных угодий), форма для занятий и прогулок.

Безопасную и благородную среду для становления характера и обретения прочных дружеских связей.

Институт предоставляет своим воспитанницам крышу над головой, заботу и поддержку на время их пребывания в наших стенах, становясь вторым домом.

Обучение платное. Размер содержания и детали договора оговариваются индивидуально.

За справками и рекомендациями обращаться к начальнице Института, профессору Анастасии, по указанному адресу».

Я отложила перо, сдула с листа излишки песка и перечитала. Текст звучал солидно, намекал на престиж, но при этом его подтекст был ясен тем, кому он был предназначен: «Привозите к нам ваших «неудобных» дочерей. Мы дадим им образование, кров и шанс устроиться в жизни, не роняя достоинства вашего рода. И это не будет вам стоить целого состояния».

Осталось размножить это объявление и разослать по всем знатным домам провинции.

Этим я и занялась, сразу же, незамедлительно. Я подошла к камину, где на резной дубовой полке стояла неброская бронзовая чаша, заполненная особым серебристым пеплом – проводниковой пылью для призыва. Зачерпнув щепотку, я бросила ее в воздух перед собой, шепнув короткое заклинание-ключ.

Воздух задрожал, затрепетал, и из ниоткуда, словно сложенная из самого света и радужного сияния, появилась она – моя магическая вестница. Это была большая, размером с ладонь, бабочка. Ее крылья переливались всеми мыслимыми цветами: от глубокого сапфирового синего до нежнейшего перламутрово-розового, с причудливыми узорами, напоминавшими тайные руны. Она парила в воздухе беззвучно, лишь чуть слышно шелестя своими хрупкими, но невероятно прочными крыльями.

Все благородные семейства империи имели подобных вестников. Эти магические создания, лишенные собственной воли и подчиняющиеся лишь хозяину, были идеальными курьерами, способными в мгновение ока перенести любую корреспонденцию в заданную точку, находящуюся за много лиг.

Я аккуратно, чтобы не повредить нежные крылья, прикрепила к ее тонким лапкам сразу несколько свернутых в трубочку листков пергамента с моим объявлением. Каждое послание было помечено особым магическим символом – гербом рода-адресата.

– Разнеси по домам аристократов из моего списка, – тихо приказала я, мысленно передавая ей образы родовых гнезд, замков и поместий. – Жди ответа, если его дадут сразу.

Бабочка-вестник замерла на мгновение, ее усики дрогнули, словно считывая информацию. Затем последовала едва уловимая вспышка мягкого света, воздух снова затрепетал – и она исчезла. Лишь легкое радужное свечение да сладковатый аромат полевых цветов, витавший в воздухе, напоминали о ее присутствии.

Дело было сделано. Теперь – ожидание.

Я почувствовала внезапную пустоту и поняла, что голодна. Отложив в сторону все дела, я вышла из кабинета и направилась в обеденный зал.

Зал был огромным, мрачноватым и величественным. Длинный дубовый стол, способный уместить за один раз тридцать-сорок существ разных рас, терялся в полумраке у противоположной стены. Высокие стрельчатые окна пропускали скупые осенние лучи, которые лениво пылились на каменном полу и выхватывали из темноты детали: резные ножки стульев, массивный буфет с потемневшей от времени посудой, вытканные гобелены на стенах, изображавшие сцены давно забытых охот и битв.

Сегодня, в выходной, зал был пуст и тих. Мои шаги гулко отдавались под сводами. Лишь на одном конце стола, возле камина (здесь их было два), была поставлена скромная сервировка на одного человека. Приятный запах тушеного мяса с кореньями и свежеиспеченного хлеба доносился из приоткрытой двери в кухню.

Глава 5

Следующие несколько дней прошли довольно активно. Привычные уроки сочетались с хозяйственными проблемами, приемом новых учениц и наймом на работу двух преподавателей.

После моего письма откликнулись целых пять семей. И скоро в моем замке появились: оборотница, вампирша, горгулья, драконица, орчиха.

Лира горт Волколарн, оборотница. Девушка с живыми, чуть раскосыми карими глазами и густыми пепельно-русыми волосами, собранными в простую косу. В ее движениях читалась грация дикого зверя, сдерживаемая усилием воли. На шее у нее всегда был скромный кожаный шнурок с клыком – тотем ее клана. Она была немного угловата и молчалива, но в ее взгляде светился острый, пытливый ум.

Эвелина горт Нокторон, вампирша. Худая, невероятно бледная девушка с иссиня-черными волосами, ниспадающими прямым каскадом, и огромными глазами цвета темного вина. Носила всегда закрытые платья темных тонов и избегала прямых солнечных лучей, даже проникавших в окна. Говорила тихим, мелодичным голосом, и казалась хрупкой фарфоровой куклой, но в ее знаниях по истории и древним языкам я сразу заподозрила глубину.

Петра горт Кампернан, горгулья. Массивная, но не неуклюжая девушка. Ее кожа имела легкий сероватый, каменный оттенок, а волосы были густыми и жесткими, как базальтовая крошка, и заплетены в десяток тонких косичек. Руки – сильные, с широкими ладонями, казалось, созданы для ваяния, а не для письма. При встрече она держалась гордо, ее каменные крылья, сложенные за спиной, слегка позванивали при движении. Взгляд – прямой и честный.

Ингитра горт Змеелан, драконица. Высокая, статная, с величественной осанкой. Ее чешуйчатая кожа на скулах и запястьях отливала медью и золотом, а глаза были узкими, змеиными, с вертикальными зрачками цвета расплавленного янтаря. Длинные огненно-рыжие волосы пахли дымом и серой. Говорила она немного свысока, но было видно, что ее самомнение – лишь защитная оболочка. Очевидно, что ее род был знатен, но, видимо, обеднел.

Борга Стальной Кулак. Вторая орчиха после Гарши, но совсем иная. Младше, более импульсивная. Ее кожа была темно-зеленой, нижние клыки заметно выступали, а мощное тело было испещрено шрамами – скорее всего, от тренировок. Ее рыжие волосы были коротко острижены. Она смотрела на все с вызовом, словно ожидая нападения, но в ее глазах горел неукротимый интерес ко всему новому.

Преподаватели же были мужчиной и женщиной.

Торбин Звездочет – гном. Древний, как сами холмы. Его длинная, до пояса, седая борода была заплетена в причудливые косы, перехваченные бронзовыми кольцами с астрономическими символами. Лицо – изборожденное морщинами-картами прожитой жизни, но глаза – ярко-голубые, острые и живые, видевшие, кажется, саму ткань мироздания. Одевался в практичные, но качественные одежды темных тонов, с тяжелой цепью с хрустальным оком на конце на груди. Говорил низким, гулким голосом, как будто из-под земли. Согласился преподавать астрономию и основы навигации по звездам.

Изабель горт Люмерсан. Полуэльфийка-полувампирша. Женщина лет пятидесяти, невероятно прямая и чопорная. Ее странная, бледная, почти фарфоровая кожа и чуть заостренные кончики ушей выдавали эльфийские корни, а неестественная гладкость кожи и пронзительный, чуть холодный взгляд – вампирские. Она была одета с безупречной, даже пугающей аккуратностью в строгое платье графитового цвета, без единой лишней складки. Ее серебристые волосы были убраны в сложнейшую прическу. Движения ее были отточены до автоматизма, плавны и бесшумны. Она источала ледяное спокойствие и безупречность. Согласилась обучать светскому этикету, танцам, риторике и истории искусств.

Замок наполнился новыми звуками, голосами, характерами. Теснота стала приятной, оживленной. У меня появились средства не только на оплату работы преподавателей и прислуги, но и на закупку новых книг и канцелярии.

И я, наблюдая за этим кипением новой жизни, впервые за долгое время почувствовала не тревогу, а предвкушение.

Первый урок с новыми ученицами прошел скоро, как и ожидалось. Я усадила всех пятерых в небольшой, уютный классе для начальных занятий, где пахло мелом и старой древесиной. Столы были расставлены полукругом, чтобы каждая чувствовала мое внимание.

Я начала с простого – попросила их прочитать вслух отрывок из элементарного букваря. Результат заставил мое сердце сжаться.

Петра водила мощным пальцем по строчкам, беззвучно шевеля губами. Она узнавала отдельные буквы, но слова сливались для нее в непонятные закорючки. Эвелина читала медленно, по слогам, ее тихий голос запинался на каждом втором слове, а сложные звуки вызывали у нее явное затруднение. Борга и вовсе смотрела на текст с откровенной враждой, словно он был заклятым врагом; счет она вела на пальцах, сбиваясь после двенадцати.

Дела у Ингитры и Лиры обстояли чуть лучше. Драконица читала увереннее, но монотонно, не понимая смысла прочитанного, а оборотница справлялась с простыми предложениями, но стоило встретиться метафоре или описанию – она терялась.

Закончив тестирование, я отложила мел и обернулась к ним. На их лицах читалась смесь смущения, досады и страха перед моей оценкой.

– Так все плохо? – уныло прогудела Борга, сжимая свои мощные кулаки так, что костяшки побелели. Она внимательно следила за моей реакцией, готовая к упреку.

Я сделала паузу, собираясь с мыслями. Мое сердце сжалось от жалости, но я знала, что жалость сейчас – худшее, что я могу им предложить.

Глава 6

Следующая неделя прошла, что называется, активно, и даже очень. Замок превратился в гигантский улей, где вместо пчел жужжали от усердия ученицы с двух курсов. Они старательно учились и с настороженным любопытством пытались если не подружиться, то хотя бы найти точки соприкосновения. А чаще – просто не прибить друг друга, демонстрируя мне и всему миру, кто из них лучший.

В столовой царила своеобразная геополитика. Старый и новый набор молчаливо, но уверенно разделились. Мои первые, «скромные» приживалки – Элоди, Лилит и другие – держались своего круга, тихо перешептываясь за одним длинным столом. Новенькие, более аристократичные и заносчивые, заняли другой. И в центре этой невидимой бури находились они – Элоди и Ингитра.

В Ингитре, драконице, и правда было полно аристократической спеси. Она держалась так, будто ее предки лично высекали горные хребты, а не просто владели парой медных шахт. Ее рыжие волосы, пахнущие дымом, были всегда идеально уложены, чешуйки на скулах отполированы до блеска. Она говорила громко, с легкой насмешкой в голосе, особенно когда речь заходила о «провинциальных манерах» или «недостатке благородной крови».

Но по знаниям она, увы, сильно уступала Элоди. Та, тихая, скромная человечка в скромном же платье, оказалась настоящим кладезем информации. Ее ум, отточенный годами выживания в роли бедной родственницы и поглощения книг в библиотеке, был острым и быстрым. На истории она могла без запинки назвать даты правления всех императоров династии Серебряного Копья, а на литературе – процитировать наизусть сонеты полузабытых поэтов.

Ингитра терпеть этого не могла. Каждый правильный ответ Элоди встречался ею с холодным, ядовитым молчанием или снисходительной ухмылкой, мол, «ну конечно, кому же еще знать все эти скучные подробности, как не дочери малоземельного барона». Отец Элоди и впрямь был бароном с клочком земли размером с огород найры Агаты. А вот отец Ингитры – графом, пусть и промотавшим состояние. Это социальное неравенство висело между ними незримой, но прочной стеной.

Прямых конфликтов – криков, драк – я не допускала. В первый же день стычки взглядов и язвительных реплик я собрала всех в зале и четко предупредила:

– Девочки, за любой открытый конфликт, оскорбления или драку наказание последует незамедлительно. И это будут не скучные записи в дневнике. Это будут дополнительные занятия по физкультуре. Два часа подряд. Каждый день. До тех пор, пока не научитесь если не любить, то хотя бы терпеть друг друга.

По залу прошел ужасный, почти осязаемый стон. Физкультуру, которую вела я сама (ибо другого тренера не нашлось), терпеть не могли почти все. Бег по кругу в полной амуниции, отжимания, лазание по канату и прочие «радости» были для изнеженных аристократок настоящей пыткой.

Исключение составляли лишь две орчихи, Гарша и Борга, и горгулья Петра, которые шли на эти занятия с диким, почти пугающим энтузиазмом.

Поэтому война приняла тихие, партизанские формы. Ядовитые шепотки за спиной. «Случайно» опрокинутая чернильница на тетрадь соперницы. Споры на уроках, доведенные до грани, но никогда ее не переходящие. Взгляды, полные молчаливой ненависти, заметные через весь обеденный зал.

Я наблюдала за этим, как опытный садовник, следящий за сорняками. Где-то – строгим взглядом. Где-то – пересаживая девушек за партами. Где-то – задавая им совместное проектное задание по истории, которое вынуждало их хоть как-то взаимодействовать.

Это было изматывающе. Но в этом был и свой адреналин. Я видела, как сквозь спесь и обиды пробиваются первые, робкие ростки уважения. Как Борга начала перенимать у Гарши манеру аккуратно вести конспекты. Как Лира однажды заступилась за Эвелину, на которую косо смотрели за обедом. Как Петра помогла той же Элоди поднять рассыпавшиеся бумаги.

Битва за умы и души моих учениц была в самом разгаре. И я не собиралась ее проигрывать.

Но, конечно же, и на Земле, и здесь работала неумолимая пословица: «Хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах». Так вышло и в моем случае. Едва я полностью растворилась в образовательном процессе, с удовлетворением отмечая первые, робкие успехи новичков и строя в уме схемы, какого еще преподавателя мне найти – алхимика или, может быть, специалиста по магическим наукам, для девочек, – как мне прилетело письмо.

Оно прибыло не с моей радужной бабочкой. В окно кабинета, словно сгусток синего пламени, ворвался магический вестник – птица с оперением цвета грозового неба, с длинным, сверкающим хвостом и глазами из чистого аквамарина. Таких птиц в природе не существовало; они были созданы искусственно, исключительно для официальной корреспонденции высшего уровня. Птица, не издав ни звука, трижды облетела комнату и опустилась на край моего стола, протянув лапку с прикрепленным к ней цилиндром из темного воска, испещренным печатями.

Сердце у меня неприятно екнуло. Я сняла цилиндр, и птица тут же растворилась в воздухе беззвучным взрывом сапфировых брызг.

Вскрыв печать, я развернула плотный пергамент. Каллиграфический почерк, чернила с золотой пылью. Официальный бланк Имперского Департамента Образования и Просвещения.

Извещение было кратким и не допускающим возражений. В мой «Институт благородных девиц» со дня на день нагрянет с инспекционной проверкой уполномоченный ревизор из самой столицы, некий советник Альдор. Цель – оценка условий содержания и проживания учениц, соответствия образовательной программы имперским стандартам, проверка уровня полученных знаний, квалификации преподавательского состава и финансовой отчетности.

Глава 7

– Первыми мир Лантанир, еще дымящийся от божественного вмешательства, заселили драконы и тролли, – голос мой звучал ровно и четко, отработанными годами на Земле интонациями лектора, но внутри все было сжато в тугой, тревожный комок. Я медленно прохаживалась перед рядами парт, стараясь не смотреть на дверь, ожидая каждую секунду, что она распахнется и на пороге появится тот самый советник Альдор.

«Как они выглядели, эти первопоселенцы? Драконы… Древние, могучие, порождение самой магии мира. А тролли…»

– Драконы, дети гор и вулканического огня, принесли в мир понимание глубинной магии, терпение и ту мудрость, что рождается лишь за тысячелетия жизни. Они стали первыми хранителями сакральных знаний, летописцами эпох. Тролли, дети камня и стойких корней горных лесов, принесли невероятную выносливость, умение выживать в самых суровых условиях и… странную, приземленную мудрость, основанную на наблюдении за природой. Они были первыми строителями, вручную вырубавшими свои жилища в скалах.

Я остановилась у окна, будто разглядывая пейзаж, но на самом деле проверяя, не появилась ли на дороге карета. Ничего. Пока тихо.

– За ними, через врата Ошара, хлынули орки и эльфы. Две расы, столь разные, что их извечное противостояние стало двигателем многих исторических процессов. – В классе повисла тишина, все слушали, затаив дыхание. Гарша и Борга выпрямились, Аэлин и Лираэль обменялись многозначительными взглядами. – Орки принесли с собой воинский дух, яростную страсть к жизни, понятие о силе клана и невероятную способность к адаптации. Их культура – это гимн выживанию и силе воли. Эльфы же… Они принесли в Лантанир утонченную магию, не связанную с грубой силой стихий, как у драконов, а тонкую, как паутина, – магию света, звезд, жизни и иллюзий. Они принесли искусство, музыку, поэзию и то изящество, что превращает простое выживание в искусство жизни.

«Что он будет проверять первым? Учебные планы? Журналы? Или сразу пойдет смотреть на спальни и кухню?»

– Позже всех, уже когда мир обрел свои основные очертания, пришли люди, дриады и гномы. – Мои глаза невольно нашли за партами Элоди, Иви и Берту с Фридой. – Люди… Они принесли с собой неистовую энергию, жажду познания и… неукротимое стремление изменять мир под себя. Их дар – это стремительный прогресс, ремесла, торговля, политические интриги и та амбициозная искра, что заставляет строить города и империи за одно столетие. Дриады, дети и духи лесов, принесли глубинную связь с природой, понимание ее циклов и хрупкой гармонии. Они стали хранителями жизни в ее первозданном виде. Ну а гномы… – я чуть улыбнулась, глядя на своих старательных гномок, – гномы принесли в мир несгибаемое упорство, любовь к ремеслу, идеальной форме и прочности. Их дар – это города, высеченные в недрах гор, несокрушимое оружие, тончайшие механизмы и понимание того, что истинная красота рождается в труде и точности.

Я сделала паузу, давая ученицам сделать пометки. В аудитории стоял напряженный гул, но не от скуки, а от осознания услышанного. Каждая из них видела в этой истории часть своей собственной.

– Таким образом, – подвела я итог, возвращаясь к кафедре и с облегчением замечая, что звонок вот-вот прозвенит, – Лантанир стал тем, чем он является сегодня – мозаикой, собранной из множества культур. Ни одна раса не была лишней. Каждая добавила свою уникальную нить в общий гобелен. И наше умение понимать и уважать этот вклад – ключ к пониманию истории и самих себя.

Василиск проорал свое приветствие. Урок окончен. Проверка еще не началась. Но я знала – это лишь затишье перед бурей. И мне предстояло доказать, что мой маленький «гобелен» из существ разных рас тоже имеет право на существование.

После меня вся толпа учениц, шумная и оживленная, двинулась на занятия этикетом к мадемуазель горт Люмерсан. Я еще несколько секунд стояла в опустевшей аудитории, прислушиваясь к затихающим шагам и смеху в коридоре. Затем выдохнула, смахнула с платья мелкую пыль с мела и пошла к себе. В планах было сначала пообедать в тишине, а затем засесть за очередной конспект. До вечера еще было время, можно было успеть подготовиться к завтрашним урокам.

Правда, этого времени оказалось не так уж много.

Я успела написать развернутый план занятия по стихосложению эльфов, разобрав особенности метрики и символики в лирике лунных кланов, как вдруг почувствовала легкий, едва уловимый толчок в самой ткани магии вокруг меня. Воздух в кабинете задрожал, словно от далекого звона хрустального колокольчика. Это было магическое оповещение, встроенное в защитные чары замка, – сигнал о том, что на территорию проник посторонний.

Проверяющий. Точно он. Я готова была спорить с самой собой, что он появился здесь нарочно после обеда, когда учебный процесс еще не возобновился в полную силу, а ученицы и преподаватели рассредоточены. Идеальное время для неофициального, а значит, самого опасного осмотра, чтобы застать всех врасплох.

В любом случае, медлить было нельзя. Следовало выйти из кабинета и встретить гостя с подобающим достоинством.

Я поправила платье, провела рукой по волосам, собираясь с мыслями, и вышла в коридор. Мои каблуки отстукивали четкий ритм по каменным плитам, пока я направлялась к главной лестнице. И вот, в центре вестибюля, неподалеку от массивной дубовой двери, стоял он.

Мужчина лет тридцати пяти – сорока, высокий, со спортивной осанкой. Он был одет не в вычурные столичные одеяния, а в строгий, но безупречно сшитый дорожный костюм из темно-серого сукна, который подчеркивал ширину плеч. Его лицо с четкими, уверенными чертами казалось одновременно усталым и невероятно собранным. Короткие волосы были темно-каштанового цвета. В руках он держал изящный, но явно прочный кожаный портфель. Взгляд его, холодный и оценивающий, скользил по интерьеру – по гобеленам, по резным перилам лестницы, по высоким сводам, – и я почувствовала себя школьницей, чью контрольную работу рассматривает строгий учитель.