Институт Мёртвых Девиц

Пролог

«17 ноября, 1824 года,

Сон мой нынешний не покинет меня, даже когда перо дрожит в руке. Будто сама тень легла на страницы...

Я стояла перед зеркалом, но это была не я. Отражение повторяло движения, но черты его были чужими - будто кто-то примерил моё лицо как маскарадную полумаску. Губы искривились в улыбке, которой я не знала, глаза стали глубже, темнее... а потом стекло задрожало, словно вода от брошенного камня. Я протянула руку - и отражение вытянулось, как пламя свечи на сквозняке. И из этой чёрной дрожи возникла Она...

Белая Дама.

Они шепчутся о Ней в спальнях после отбоя: будто дух её бродит по восточному крылу, охраняя институт от бед. Но в ту минуту я поняла - это не защита. Она смотрела сквозь меня, будто я - стёклышко её лорнета, а за мной простиралось что-то... иное. Холодный свет лился от её платья, как лунные блики на снегу, а в глазах - пустота, глубже колодца в заброшенной часовне.

«Предзнаменование», - прошептал во мне голос, но чей? Может, тех, кто собирался в ту ночь в старой кладовой за библиотекой? Мы клялись молчать о ритуалах, о свечах, о кругах, начертанных мелом на полу... Лидия тогда смеялась: «Просто игра!». Но после того, как её нашли мёртвой, игры стали тише. А сны - громче.

Прости, Господи, мне ль бояться? Но я чувствую - Она пришла не случайно. Зеркало во сне - дверь. И кто-то её открыл...

Завтра пойду в ту комнату . Надо стереть следы. Надо убедиться, что мы не разбудили то, что спало веками.

А если нет?

(Здесь чернила размазаны, будто страницу роняли или спешили закрыть дневник).

Р.S. Пусть это лишь грёзы. Пусть. Но отчего же пальцы пахнут ладаном и воском, как после тех ночей?..»

Глава 1. Тени под паркетом

Октябрьское утро встретило город дождём. Небо заволокло серыми облаками, а туман, словно змея, струился по земле, шепча тайны, о которых никто не знал. Воздух давил, будто пытаясь стереть остатки жизни. Пахло необъяснимой тревогой - и гнилью. Где-то раздался удар колокола. Или показалось?

В Институте благородных девиц, несмотря на ранний час, жизнь уже начинала пробуждаться. София, укрытая тонким одеялом, нехотя разлепила глаза. Сырость и холод пробрались даже сюда, в стены - казалось бы - надёжно защищающие от внешнего мира. Поднявшись с кровати, она ощутила неприятный озноб. За окном висела все та же унылая серость, словно отражение её собственных смутных предчувствий.

В дортуаре царило сонное царство, лишь несколько воспитанниц уже возились, натягивая строгие платья. Воздух был пропитан запахом лаванды и чего-то затхлого, словно старые тайны просачивались сквозь стены. София подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Удар колокола эхом отозвался в её груди, заставляя сердце биться чаще. Что-то было не так.

София чувствовала, как тревога с каждой минутой нарастает. Она не могла понять, что именно происходит, но ощущение неминуемой беды не покидало её. Казалось, институт, обычно такой спокойный и умиротворённый, затаил дыхание, ожидая чего-то ужасного. День обещал быть долгим и полным неясных предчувствий.

Зеркала в коридорах словно шептались и, казалось, следили за каждым движением воспитанниц, будто немые свидетели их жизни. По ночам кто-то рассказывал, что видел отражение в белом одеянии, кто-то слышал стук или стон, просачивающийся сквозь институтские стены, но на самом деле все было не так. Точнее - так, но правда (если её узнать) ужасала. За закрытыми дверями благородного заведения творилось то, чему позже историки не смогут дать объяснения.

За окном раздался удар колокола, заставив содрогнуться стены. София отошла от окна и направилась в умывальную комнату, желая смыть с себя липкий пот, предательски стекающий по спине, и остатки витающей в воздухе тревожности.

Время в институте словно замедлилось. Воспитанницы лениво просыпались, одевались. Даже классная дама, обычно дежурившая по утрам в их дортуаре, казалось, сегодня куда-то запропастилась. Погрузившись в свои мысли, София вскрикнула, когда чья-то лёгкая рука легла ей на спину. Обернувшись, увидела перед собой Мари Ольховскую - подругу.

- Душечка, что-то случилось? - спросила та.

- Ох, Мари! - София вскинула руки. - У меня странное предчувствие, будто скоро должно что-то непременно случиться. Что-то нехорошее. Разве ты не ощущаешь?

Мари молчала.

Отвернувшись к окну. София обхватила себя руками, вновь погрузившись в мрачные мысли. Её тело пробила мелкая, едва ощутимая дрожь.

- Погода скверная. Говорят, нынче в Петербурге солнца не видать, - голос Мари звучал ровно. Но в его нотках чувствовалась тревога.

- Погода, да... - ответила София, не отрываясь от окна.

- И не только погода, София, - Мари подошла ближе, понизив голос до шёпота. - Слухи ходят странные. Говорят, ночью кто-то видел тень в библиотеке. И не просто тень, а женскую фигуру в белом.

София вздрогнула. Истории о призраке Белой Дамы, блуждающей по коридорам института, были хорошо известны всем воспитанницам. Обычно их рассказывали шёпотом по ночам, кутаясь в одеяла, но чтобы увидеть призрак - это уже переходило всякие границы.

- Не говори глупости, Мари, - попыталась отмахнуться девушка, хотя в глубине души ей стало не по себе. - Это всё выдумки, чтобы пугать новеньких.

- Может быть, - неуверенно протянула Мари. - Но я слышала это не от одной девочки. И ещё колокол... Он звонит сегодня чаще обычного.

В этот момент вновь раздался глухой удар колокола, прокатившийся по зданию, словно в подтверждение её слов. София почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она посмотрела на Мари, и в глазах подруги увидела отражение собственного страха. Что-то действительно происходило. Что-то зловещее и необъяснимое. И они, воспитанницы Императорского Института Благородных Девиц, оказались в самом центре этих событий.

София нехотя кивнула, хотя тревога не исчезла. Она чувствовала, что Мари тоже что-то скрывает. В её взгляде мелькнула тень, которую София раньше не замечала. Что-то изменилось, и это «что-то» нависло над институтом, как предвестник бури.

Быстро умывшись. София взглянула на себя в зеркало. Бледная кожа, острые черты лица: скулы, длинный тонкий нос, большие серо-голубые глаза и тонкая линия бровей над ними, пухлые губы цвета завядшей розы. Волосы были словно декабрьский мороз - цвета пепельный блонд, убранные в толстую косу. Её холодная красота заставляла сердца трепетать, а взгляд словно свысока говорил о её недоступности красноречивее любых речей. Но в этот раз он выражал не привычную надменность и лёгкую заинтересованность, а пустоту. Пустоту и страх, сковывающий конечности.

- Душечки, идёмте! Пока классная дама не отругала нас, - в проёме появилась светлая макушка Киры Грац.

- Сейчас-сейчас!

Обменявшись последними взглядами, София и Мари поспешили покинуть дортуар.

Дисциплина в институте была строгая. Куда бы ни шли воспитанницы - будь то обед или прогулка - они всегда выстраивались парами, шагая по длинным коридорам за мадам Лебо. Если по пути им встречались преподаватели или (не дай бог!) госпожа директриса, то девушки тут же склонялись в учтивом поклоне, не поднимая головы - знак приветствия. То же касалось и младших воспитанниц.

На обеде девушки сидели за длинными столами, расположенными вдоль всего зала, которые занимали воспитанницы всех возрастов. Обычно в это время подавали скудный завтрак: кусок хлеба с маслом, чай (едва тёплый), противную жидкую кашу и пару кусочков сыра. Конечно, таким ежедневным рационом сыт не будешь, но директриса считала, что нельзя баловать юных дворянок, иначе в будущей жизни им будет тяжко жить и никто их, сытых и располневших, замуж не возьмёт. Поэтому многие институтки - особенно те, что постарше - прибегали к разным ухищрениям вроде того, чтобы уговорить пепиньерку накупить им фруктов и сладостей. Это было рискованно и почти незаконно, ведь если бы об этом прознала директриса или - тем более! - инспектриса института, то страшно представить, чем бы такая выходка могла грозить! В лучшем случае - выговором и занесением в личное дело с плохой оценкой за поведение, в худшем - исключением и позором. Но, к счастью, пока никто не попадался и лучше бы это так и оставалось.