Инструкция к огнетушителю (не прилагается)

Пункт 1

Открыла глаза. Свет ослепил и захотелось умереть. Тупая боль в голове, желание, если не поблевать, то… то что? Нет, даже шевелиться не хочу.

Но я и не могу. Подумала о своих мироощущениях. Так. Меня придавило чем-то.

С трудом перевела взгляд, пытаясь понять, что не даёт мне возможности шевелиться – чтоб меня… рука. Нет, не рука — ручища, огроменная лапища, плечо до локтя в татуировках, вот я смотрю на что-то вроде открытой пасти?.. Что это, вашу мать, такое? Птица? Точно это каркающий ворон, а за ним ещё один. Чтоб меня, не ворон – это вот, как там их, чумной доктор!

Как меня угораздило? Как? И — я ж знаю эти тату! Захотелось умереть вот теперь уже точно. Вспоминай, мать, Женя, КАК?

Мамочка, только не он, неееее, ну, что ж такое? Говорила себе — не пей, Евгения, НЕ ПЕЙ! И нет… а вот эта рука, точнее её владелец же тоже говорил?

Дура, Жень, ты такая дура.

— Проснулась? – шёпот обжёг шею, пробрал до костей. Ни хрена меня вштырило? Он же только прошептал, а я… у меня, ой, я кажется потеряла зачатки разума, да вообще какой разум?

Лежу значит голая в постели мужика незнакомого. Бейдж с именем перед глазами в памяти – Кеша. Зашибись. То есть уже не незнакомый получается? Помню ухмылочку его, и вот это “а может вам уже хватит?” Да уж несомненно хватит… было порций пять назад! А теперь меня поездом не остановишь.

Моя задница, искательница приключений, очень уютненько устроилась, упираясь в этого вот Иннокентия, серьёзно?.. и его утренний стояк. И ничего не смущает? Хотя, чего бы там меня смущало? Картинки яркими вспышками в голове – горячие… и порнография ни к чему. Ничего себе, как я могу оказывается! Звезда…

И понимаю, что рыдать меня тащит и я лежу значит, прижатая этой Кешиной лапищей, очень приятно, здравствуйте, простите, не помешаю? И у меня слёзы текут по щекам… сууууупер!

— Эй? — даже не знаю, как там этот Иннокентий, но подрывается, нависая надо мной. А это надо сказать… он просто невыносимо огромный! А у меня клаустрофобия между прочим! Была. Всегда. И вот когда надо мной так нависают, я задыхаться начинаю, тем более, когда этот вот нависатель такой… аааааа!

Пытаюсь от него спрятаться, но куда там — только и получается, что в подушку уткнуться.

Вот почему во всех книжках этих, когда она оказывается в постели незнакомца, с которым провела ночь, ей удаётся спокойненько собрать вещички и свалить, пока он сладенько спит? А я и тут невезучая, капец!

— Малыш, – а этот гад гладит меня по голове со спутанными волосами, представляю какое там гнездо, они ж вьются у меня и сейчас там пакли кусок небось, целует меня в плечо… неееееежно!

Но, почему собственно гад? Что он мне плохого сделал? Трахнул? Так я на нём сама висла, это я вот сейчас абсолютно точно помню, и воспоминания усиливают рыдания. Или может в том, что я кончила. Ой.

— Жалеешь? – вкрадчиво спрашивает мужчина по имени Иннокентий. Да не может такого быть!

— Я кончила? – спрашиваю, тем не менее, у него сквозь рыдания, поворачивая наверняка мягко выражаясь страшное лицо. А он вот мягко говоря охреневает – у него такая живая, очаровательная мимика лица, я это ещё там в баре отметила.

— Не помнишь? – вопросом на вопрос отвечает Кеша.

А я начинаю рыдать ещё сильнее. Не хрена я не помню и помню. А может это и неправда, то, что я помню!

Что ему сложно ответить?

И кажется, Женечка, тебя сейчас под зад выставят, прям вот так, как ты есть, вещи в руки вручат, если повезёт половину хотя бы.

Но он хмыкает. Незначительное движение и… его губы накрывают мою не самую большую, нет, простите, отсутствующую в принципе грудь, точнее, как… соски и такие, как бы холмики-намёки на грудь размера один с небольшим. Я охаю, потому что меня прошибает током до самых пальцев на ногах. И мне никогда не нравилась эта ласка, честно – каждый раз, когда Кирилл пытался меня поцеловать туда я закрывалась. Да, так-то на деле он не очень и пытался. Порой во время секса не снимал с меня ни майку, ни лифчик, который я носила, чтобы как-то увеличить этот предмет своего тела.

Ох, ё! Кирилл… муж… но… а?

Кеша спустился дорожкой поцелуев ниже по моему животу, и дальше, его ручища без труда обхватывают мою задницу и… не говорите мне ничего, хорошо? Я буду сокрушаться потом…

Его горячий язык проникает в складочки и я мычу, стараясь не шуметь, а мне очень хочется шуметь.

— Проверим? – вопрошает Иннокентий. А я хочу, чтобы он ничего не говорил и вообще не отвлекался. — Сладкая девочка…

А вот это может говорить. Кому это он? Мне? Ой, не важно…

Я уже не могу сдерживать свои стоны, очень стараюсь не думать о катастрофе этой картины, вообще ни о чём не думать только о том, что вот тут чуть-чуть, ещё немного и я… и он останавливается, выпрямляется, а мне становится холодно и так обидно. Я открываю глаза и впериваюсь на этого своего “незнакомого” мужчину.

Слюной сейчас подавлюсь – тело крепкое, в татушках вот плечо, грудь и кажется там на спине что-то есть, щетина, и как я не заметила, наверняка же должна колоться, но мне пофиг.

— Что такое? – ухмыляется он, но не зло, а так… не знаю. Это всё похмелье, это всё мои вчерашние похождения, это что угодно, но не — он всё это время между прочим презерватив надевал и смотрел на меня как голодный волк на кость с мясом, потому что я вот да, худая, костлявая… и никого-то я не возбуждаю-ю-ю-ю…

У него таааакой большой член, что вау – дух вышибло напрочь! Он вошёл в меня, подался вперёд, припадая к губам, накрывая своими, язык в рот, без церемоний и каких-то там нежностей, а я горю, теку вся, словно… словно что? Не знаю, чтоб меня — как охеренно!

Дикий, совершенно необузданный, острый момент близости, меня мгновенно разрывает жаром его тела, подогревает моим собственным пожаром, который горит вот там внизу моего живота, скручивая внутренности до боли и… это что я? Сдавливает, я сама не понимаю, как меня так сжимает всю, всю, в глазах темнеет и я сейчас потеряю сознание, жмурюсь и у меня в глазах крапинки белые – фейерверк?

Пункт 2.1

— Развод, Жень, развод, – заявляет мой любимый муж. Такой любимый, что как-то я пропустила, что вот стою значит, смотрю на него и удавить хочется. Или самой удавиться.

И я злая такая. Капец. Мне впервые в жизни хочется кинуть в него чем-нибудь, тарелкой там какой, или ещё чем… хотя нет, второй раз. Первый вот в ресторане был.

— Привет, – позвонил мне Кирилл буквально три часа назад.

— Привет, Кир, как дела?

— Да как, хрень, вот надо задержаться. Я тебе позвоню, как с работы поеду, хорошо?

— Слушай, а я как раз хотела позвонить и спросить – я схожу с Натой погуляю?

— Конечно, – согласился муж. — Куда планируете?

— ВДНХ, – припоминаю я планы подруги, на которые я, кстати, не соглашалась, потому что надо вот с Кирочкой побыть же, ужин там, поговорить, телек посмотреть.

— О, отлично, там сейчас вечером, говорят, красота, потом тоже сходим с тобой, если прикольно, – подбодрил он. Тьмоки-поки всякие дальше.

А тут внезапно Натуся не захотела на ВДНХ… действительно, чего нам до народного хозяйства? Вообще в другой части города оказались, точнее поехали погулять по центру, добрести до любимой лапшичной, которая вообще оказалась закрыта и Наташа моя затащила меня в местечко на той же улочке, когда я сказала, что кажется там очень даже прикольно, мне Кира говорил.

Кто ж знал, что Кирилл это место знает, потому что вот он любименький мой, сидит с какой-то крашенной в фиолетовый, мать моя женщина, цвет волос девицей, с пирсингом везде где только можно и… я стою, окаменевшая и до последнего надеюсь, что это исключительно деловая встреча. И кто это, да не знаю – партнёр по бизнесу? Курьер, уборщица, офис-менеджер, которую он уволить собирается, потому что слишком неформальная… правда перед этим он собирается её поцеловать.

И меня он никогда, клянусь, никогда так не целовал, даже в первые дни знакомства, когда нас сносило волнами влечения друг к другу, теперь уже не точно. Или вот на свадебных фото. Кажется его язык ей сейчас горло всё обследует – тоже мне отоларинголог!

Наташа моя отмирает первой. И… ой, мамочки! Идёт в атаку сшибая всё и вся.

— Слыш, ушлёпок, – рычит она, нависая своим мощным телом над парочкой, слившейся в страстном поцелуе. И ведь он сам всегда ржал с таких пар, когда мы их видели, называл это “человек пожирает человека”, а тут на тебе — пожиратель он сам собственной персоной.

— Наташа? – пищит мой муж, поднимая на неё глаза.

Она у меня прекрасна в своём бесспорном первенстве во всём – особенно во взятии веса, равного её собственному. А может и больше. Кстати, Кирюша вечно нас с ней называл блин и штанга. Понятно, кто штанга и кто блин? Но вот сейчас этот “блин”, который моего мужа на дух не переносит, устроит ему взятие веса и Бастилии в одном флаконе.

— Остынь, – кажется выдаёт он, явно пока ещё не понимая, что я тоже тут есть. У него выдохнуть то нет возможности, не то что по сторонам глянуть.

— Остыть? – снова рычит Натуля и… понятно что ведро с винишком и льдом очень кстати стояло на их столе?

Капец кролику… и даже не знаю жалко ли мне этого кролика…

Вот стою, смотрю на него и охреневаю. Мокрый такой, остывший, говорит мне про развод. И я ничего не чувствую, кроме как жалею, что не я вывалила на него содержимое того ведра.

— Да, пожалуйста, – отвечаю я. Ну, а что я могу сказать?

Разворачиваюсь и ухожу, и наверное, мне так хочется верить, что Кирилл хотел бы меня поймать, вернуть, но там куда я иду стоит, словно стена, Наталья Сергеевна моя, дочь мента и десантника. И, если что, это не папа мент и десантник в одном флаконе, это мама следователь убойного отдела, а папа офицер доблестный в голубом берете. И у них такая любовь – это не я вот и Кирюша мой.

А Наташа сейчас неистова и похожа на добермана, который “лишнее движение и тебе хана, мальчик”.

И да, представляете, я верю в то, что неминуемая встреча с её кулаком, который имеет разряд по самбо, останавливает Кирилла и не позволяет ему пуститься мне вдогонку, чтобы сообщить, что всё это нелепая случайность и вообще…

Вообще что, Жень? Дурой не будь!

И это я сама себе говорю, да. И Наташа говорит. И вот батя её сидит и говорит. А он мне всегда батей тоже был, потому что моего у меня не было никогда. И потом и мама говорит Наташина. И да, куда мне ещё податься, кроме как вот к своей подруге детства – я с ней в деревне познакомилась, когда обе у бабушек своих отдыхали на дачах. А я-то не могу маме ничего сказать своей, она вообще на юге у меня, в Сочах сейчас отвисает со своей сестрой, расслабляясь в санаториях. Отдых под лозунгом “бери от пенсии и минздрава всё, что можешь”. И ключи у меня от её квартиры дома лежат, вот там, где собственно Кирилл, потому как не готова я была к такому развитию событий, как застукать своего мужа замечательного и самого лучшего с синеволосой или какой там девицей… это ж уму не постижимо – Москва, блин, большая дерёвня!

Пункт 2.2

И я рыдала, рыдала, мне так плохо было. Наташа у меня отобрала ключи от квартиры и поехала вещи забрать, а я, если честно, даже не попросила боженьку, чтобы Кирюша точно на работу свалил, потому как встретятся эти двое в замкнутом пространстве и вот я уже вдовушка вся из себя в двадцать четыре годика. И мне не стыдно. А Наташа конечно самообороной отделается. И всем будет смешно и хорошо! Какая я злая стала, чёрт!

Но не встретились. Более того – Кирюша свалил на отдых!

— Вот тварь, мразь, похотливый засранец, – ворчала моя подруга Ира, а Наташа приговаривала, что он вернётся, а она ему… сделает креветку.

А мне и смешно и горько. Потому что я внезапно поняла, что такая я жалкая… вот груди у меня нет. А ведь предлагал мне Кирюша сделать операцию. Так и сказал “нах отдых, давай сиськи тебе забацаем”. Вот тот отдых, в который он свалил видимо, и я рыдала, потому что лучше бы согласилась, твою ж налево! Может он бы и так свалил, но у меня была бы грудь третьего размера!

Или вот – вспоминала я эту красавицу его, с которой он целовался, и мне совсем не хотелось думать, было чего ещё у него с ней, или нет. Может и не было, а может…

Глядела на себя зарёванную в зеркало и да, “в женщине должна быть изюминка”, твердила мне мама, а во мне никакого изюма и прочих сухофруктов, во мне даже тараканов нет. Я вся такая простая, как пять копеек, хотя даже не помню толком как эти копейки выглядят, но видимо вот, как я.

Волосы эти такие светло-русые, вьются, вечно в каком-то хаосе необъяснимом и совершенно неконтролируемом. Глаза простые серые такие, и что там блеска в них, чертинок? Ни разу не авантюристка, или там никогда не хотела чего-то этакого. Не умею тусить, пить, гулять, отрываться и веселиться. Заучка, душнила и скромница. Одеваться не умею… вот на той девице одежда-то была? Да была, модная такая, она вообще вся в потоке, моменте, струе, мать её, и всё такое. А у меня даже уши не проколоты.

— Ир, пойдём уши мне проколем, – попросила я, немного уже под этим делом.

— Зафига? – спрашивает Ирка.

Вот кто наверное понимает в моментах и потоках. Они вообще с Наташей крутые обе. Ире никто никогда не изменит, она сама кому хочешь и сколько хочешь. У неё не задержится нах сесть, а потом послать, как она сама про себя говорила. А я всегда морщилась от какой грубой конкретики, а сейчас понимаю, что зря вот морщилась – дело же говорила моя школьная подруга. И она на стиле, на ней все шмотки, как на богине. Ирочка тот случай, когда мешок из-под картошки будет смотреться, как тога богини Дианы, серьёзно. И у Иры есть сиськи. И задница есть.

Или Наташа вот… А Наташа – это Наташа!

— Надо что-то поменять, – заявляю я и они смотрят на меня словно я сказала несусветную дичь. На деле правда понимаю, что несу хрень какую-то, да и – я и поменять? Смешно. Но всё равно, хочу настоять на своём.

Хочу хотя бы дырки в ушах. Нет не десять, а вот две. И хочу тату. Не на всю спину, а просто надпись – Кирилл мудак. И я уже вижу список из всех мужчин, которые теперь мне встретятся на жизненном пути и бросят меня – Паша мудак, Андрей, Тимур, Антон, тоже мудак, хотя можно и гандон. Потому что уверена, что моя жизнь окончится с этим вот разводом. И да, может я похожа на малолетку, глупенькую и тупенькую, но Кирилл такой хороший всегда был, так мне говорил, что любит, так…

— Евгения? – это его мама позвонила.

— Здравствуйте, Маргарита Степановна, – и да, согласна максимально дебильное сочетание имени и отчества… но…

— Кирочка сказал, что вы с ним разводитесь.

— Да, Маргарита Степановна, он…

— Я невероятно разочарована, Евгения, – перебивает она. — Даже не могу найти слов. И я знаю про мерзкую сцену, которую ты закатила. Это же просто немыслимо! — я кажется хотела что-то там пролепетать, но… — Это, между прочим, ресторан друзей моей одноклассницы! Невероятный позор!

“Хорошо, что не пятиюродной тётки бывшего мужа соседки снизу”, – подумала я, пока она в негодовании дышала мне в трубку, будто дракон. И я точно знала, что вот наберу воздух в лёгкие, чтобы ей ответить, а она:

— Это никак не исправить. Благо, что Кирилл сделал верный выбор – развод это самое правильное решение. Ваш брак и так мезальянс полнейший, тем более, Евгения, ты слишком тощая, не представляю, как ты будешь рожать? Думала об этом с содроганием и не представляла себе внуков, – и это мне говорит женщина, которая всю нашу совместную с Кирюшей её жизнь всем твердила, что я “самая лучшая девушка в СССР”, точнее лучшая девушка для её сыночка. Хвалила мою миниатюрность и восхищалась хрупкостью. Нда. — Но звоню, чтобы напомнить тебе, милая, не забудь пожалуйста, вернуть кольцо, то что Кирюша подарил тебе, когда сделал предложение. Оно семейная реликвия и…Чёрт бы их всех подрал!

Пункт 2.3

И вот меня как-то так переклинило, правда, я не специально.

Я не стала дослушивать – гаркнула ей, чтобы она забрала кольцо и подавилась им, или нашла своему члену, точнее сыну, корову с сиськами и жопой способной порадовать её бесконечным элитным потомством. Бросила трубку. Потом кольца эти дурацкие – вот это обручальное и вот это дебильное помолвочное… оно мне и не нравилось никогда, потому что бабка Кирюши, которая его по легенде носила, была ведьмой какой-то, они сами говорили об этом, да и реликвии фамильной на деле лет пятьдесят не больше. Хорошо, что не из санлайта, так-то, хотя я не проверяла и не удивилась бы, если бы оттуда и было.

Я встала, надела джинсовку и вышла на улицу. Вот как была в платье домашнем, таком стареньком сарафане. Я в нём как школьница, даже не понимаю, как меня в бар-то пустили? И вообще, где я бар нашла? Хоть Ирка с Наташей рядом? Неа… не рядом. Ну, и хрен с ними. Зато вот бармены симпатяги.

Паша и Кеша. Вот такого имени, подумалось мне на татушке точно не набьёшь. Вот на той, где будет у меня список мудаков. Такого ещё найди пойди!

Что взять с меня истерички? Да понятно, что ничего – не ела толком ничего последние дня три, рыдала по любви своей увядшей, словно те самые помидоры, а тут вот пара шотов и жизнь заиграла красками, а у Паши классные тату вообще-то. И у Кеши тоже. Сидела хлопала на парней глазами, хорошо слюной не капала. Вот они реально наверное задолбались с таких как я…

А потом ко мне подкатил достаточно интересный мужчина, такой… ну, и что, что на маньяка похож? Честно говоря я прекрасно понимаю, что я такая – мечта мужчины, у которого не все дома. Я столько раз это слышала от всех подряд, что начала верить в это. Худая, груди и попы как таковых нет — когда Кирилл начал мне знаки внимания оказывать я и поверить не могла, что он нормальный. Серьёзно. Я так убедилась, что на меня позарится могут только голодные собаки с промки, что… в общем вы поняли, да? Не буду в красках объяснять, что к чему у меня в голове и как сложилось.

— Детка, – пропел этот, — моё имя Александр.

А сам так бровями повёл словно он не Сан Саныч какой, а Александр Македонский и весь из себя Великий, не меньше, ну или Романов – Первый, Второй, Третий… понятно, да? Я историю в школе очень даже любила.

Вообще хотела учительницей стать, но мама меня отговорила, сказала, что меня с моим видом никакие ученики, даже первоклашки, всерьёз воспринимать не будут. Поэтому я изучила делопроизводство и стала работать в отделе кадров помощницей руководителя. Хотя с моим характером – это как шваброй работать, но нет, от этого инвентаря больше толку, чесслово. Но тут я бы могла гордиться, потому что папки я таскала такие же внушительные, как те веса, которые Наташа брала, но я не умею гордиться. Не умею вот это – грудь вперёд, волосы назад. Поняли, почему провал, да?

— Не хотите ли, мой нежный цветок, — и я хихикнула, кажется почти с дуру согласилась на всё, что он мне там предложил, потому что была уже в кашку, а попка моя усидеть на месте не могла и тянуло её доказать Вселенной, что её владелица ещё очень даже ого-го, и вообще многое может. А Кирюша просто ничего не понимает, как и Маргарита Степанна его! Но…

— Этот нежный цветок мой, Сань, — приобнял меня бармен с бейджем на котором написано Кеша. А я такая подумала, а чего он с другой стороны от барной стойки оказался? Ведь только что не хотел мне наливать, у них даже с Пашей спор вышел, забавный, и тут я тоже словила радости немного – надо ж, из-за меня два горячих красавца спорят. И пофиг, что спор идёт “наливать или не наливать”, какая разница?

— Не понял, – каким-то совсем не добрым стал Александр Четвёртый.

— Дядь, свали в закат, – проговорил бармен, чьим цветком я внезапно оказалась.

— Ты не попутал ли? Я ведь и в книгу жалобу могу написать, – начал угрожать Александр Пятый, и правда словно Великий и сам лично Персию брал.

И тут на меня все так посмотрели…

Жень, ты сказала это вслух, что б ты знала!

Да, прикиньте?

Он такой: “Я ведь и в книгу жалобу могу написать!”

А я такая: “Пфффф, Александр Филиппович Македонский, Персию взяли, а тут не выходит и сразу жалобу писать?”

А дальше… даже не знаю.

Пункт 3.1

Это я предложила поехать к нему? Или он всё же не очень спрашивал?

После моего выданного перла всё вокруг зависло, а потом все, кто меня слышал сложились в гоготе – я сорвала овации и под них Филиппович отступил, а потрясный бармен уволок меня из бара. Я не очень и сопротивлялась, на деле.

Меня помню всё волновал вопрос о степени его маньячества, но какая мне в самом деле разница? Его зовут Кеша, если конечно это его имя, а не оберег от тупеньких блондинок, ну или вот русых пуделей, как я. Иннокентий полное, правильно? С таким именем его оправдают, если он какую девицу прибьёт, когда она хихикать начнёт, если он ей представится. А я… меня с моей комплекцией, и ребёнок десяти лет прибьёт, а тут… у Иннокентия ого какая комплекция!

Честно? Да пофиг на его имя. Я просто не сказала этому шикарному мужику, куда меня надо отвезти. Нагло свернулась калачиком на переднем сидении его автомобиля и отказалась разговаривать, не то чтобы специально, не думайте, не в том плане, что раз чудить, то уж на всю катушку. Нет. Просто я отключилась, и он вот не знал, куда меня деть, так-то и на улице мог оставить.

А вот очнулась я, уже когда он меня в квартире на диван сгружал. А дальше. Простите… но внутри меня проснулась богиня похоти и разврата – изюм может перебродить? У меня точно, если где там и нашёлся, то перебродил весьма.

Напора моего шикарный бармен по имени Кеша не выдержал, да может и не планировал – чего ему? Раз я такая вся активно-соблазнительная? Последнее конечно спорно, но это когда я трезва, а тут я очень даже не трезва. И кроет сил нет, горю, пожар – тушите срочно, ну, или жги, подлей керосина!

Собственно, как и всплывало в моей памяти дурной яркими порнокадрами – я таких поз и не изображала никогда, да и вообще не знала, что могу так извернуться, или вот ух-ху, сложиться. Кеша – бог ты мой! И да, абсолютно точно кончила пару раз, хотя никогда, вот никогда-никогда не кончала с Кириллом, как бы он не старался.

Хотя, простите, но в сравнении с вот Иннокентием не очень-то мой муж старался, нда. Вот тут подход к делу был – размах и масштаб!

И пыталась, сейчас, с утречка, в себя прийти от очередного в прямом смысле феерического оргазма, и думала, как обидно, что у меня события ночи, проведённой с этим охеренным чуваком, только вспышками… но! Как потрясно, что я была настолько пьяна, что поезд не остановился, стоп кран не сорвало, да и вообще — я тоже кажется была очень даже богиней. Пусть на немного, но была!

“Космической” он меня назвал? Офигеть!

— Воды надо, – возвестил Кеша, отдышавшись.

И даааа, воды очень надо, потому что точно-точно сейчас умру. Ещё и поплакала, идиотка!

Я мыкнула что-то согласное, он кажется усмехнулся, но без труда встал, чему я не могла не позавидовать, и вышел из комнаты. Я же отметила, что кажется мы точно с ним одни, раз вот он такой весь во всей красе Апполоновой может позволить себе по квартире ходить. И отчего-то решила, что в общем-то совсем обнаглела, чтобы он ещё и воду мне в постель таскал.

Жень, отрывай свой тощий зад и вперёд!

Оторвала, наткнулась на свой сарафан, напялила, трусов не нашла, джинсовки тоже… ладно, разберёмся. Не думаю, что выйду в коридор, а там пространство пятьсот квадратных метров, а мой бармен вообще сын олигарха какого. Так же в книгах бывает?

Выходила когда, увидела две каски на шкафу.

— Чего ты встала? – ухмыльнулся он, когда я добрела до кухни. И нет квартира как квартира – коридор, ванная, туалет, всё как у всех. — Я бы принёс.

Я кивнула и меня так чуток повело.

— Ой, – плюхнулась на табуретку.

— Головушка того? И бо-бо? – спросил Кеша.

— М-угу, – согласилась я, принимая из его рук стакан с водой. — Спасибо.

Он не ответил, налил себе тоже.

— А ты правда Иннокентий? – задала я этот дурацкий вопрос, который, правда очень волновал. С одной стороны пофиг, но реально что ли Кеша?

— Правда, – ответил он спокойно, видимо ему этот вопрос частенько задают. А я между прочим всё надеялась, что это у него фамилия такая, что его можно Кешей называть. Вот как меня обзывали “карандашом”, потому что я Писарева. Нда… другой ассоциатив тоже был. Увы.

— А у тебя там каски… – как-то хотелось и уйти от этого его имени куда-то, но и молчание нелепое ни к чему. Хотя я понимаю, что наверное в моём состоянии и не очень можно говорить, а вот этот мужчина не кажется мне таким уж идиотом, чтобы ждать от меня разглагольствований на праздные темы.

— Галеты пожарные, – поправил он.

— Ты стриптизёром работаешь? – спросила я, а Кеша в этот момент набрал воды в рот и…

Фонтаном таким, закашлялся… чёрт, Жень, ты угробишь мужика шикарного!

— Чего? – выдавил Иннокентий, пытаясь откашляться.

— Ну… пожарные, – чёрт, что он там за слово сказал? — Каски?

— Пожарным я работаю, – выдал мне он, уставившись с нескрываемым… а вот как?

Вообще это поразительно, когда люди по одному взгляду могут определить, что там внутри другого происходит – я вот не могу. Вообще. Но мне стало стыдно. Очень. Я бы обиделась на его месте вот после такого, что я выдала сейчас.

— Прости, – буркнула я.

— Офигеть. С чего вдруг такой вывод? – он опёрся шикарным задом на подоконник.

А я, я маньячка на деле, взгляд на него боялась поднять, потому что там куда не глянь секс сплошной. Вообще вот поэтому и стриптиз? Странная, конечно, реально ассоциация.

— Вообще ты же в баре, да? Бармен? – подняла на него взгляд. В глаза, смотри, Женя, в глаза. Карие такие, аааааа, залейте меня чем-нибудь. Потушите? О, чтоб тебя, Евгения Анатольевна! Потушите! А? Скажи ему об этом… даваааай!

Хорошо, что меня штырило похмельем и мои горящие, да чёрт, щёки можно было расценить, как угодно.

— И что? – повёл плечами Кеша на мой вопрос про бармена.

— Ну, я подумала, что…

— Раз в баре, то стриптизёр? – договорил он за меня.

Пункт 3.2

— Что искала? – завис на меня Кеша. Помните, что он всё ещё во всей красе своей мужской со мной на кухне тусит? Кажется никаких проблем со стеснением… впрочем – а с чего? Уж он кажись меня во всех ракурсах рассмотрел. И это несправедливо, потому что я не рассмотрела, точнее может и, нет точно очень даже всё и больше видела, просто не помню не хрена.

Так вооот, Жень, теперь смотри, в чём проблема? А теперь стыдненько!

— Ну, изюминки, понимаешь? У меня их нет. И кажется я пришла в бар это…

— Отмечать?

— Оплакивать!

На этот раз он весело хмыкнул, потом таки оттолкнулся от подоконника и поставил стакан в мойку.

— Знаешь, при том, что ты там втёрла про Македонского, – он посмеялся, — изюма у тебя в достатке. А я всё думал, – повёл он бровью, – запоздало конечно, но тебе надеюсь восемнадцать есть?

— Мне двадцать четыре, – насупилась я.

— Супер. Отпустило. А то наливал когда, надо было паспорт попросить…

— У меня и не было, – отозвалась я. Откуда паспорт-то? В домашнем от Наташи вышла. В голове, кстати, возникла мысль, что вот так люди мусор выносить уходят и пропадают с концами. Чёрт, Наташа и Ира меня убьют. И вот папа Наташи. И мама тоже. Ой, всё!

— Я так и понял. А вот то, что выпить тебе жизненно необходимо, на лице читалось, – заметил Иннокентий. Прав, да. — А это, – он меня очень недвусмысленно осмотрел. Он меня. Я вообще-то одетая, а почему у меня чувство, что нет совсем? — Малолетки как-то не про меня.

Отлично, приехали…

— Не дуйся, – он шёлкнул меня по носу. — Пошли в ванную, – и я не успела сказать что-то там, да ничего не успела, как меня подхватили и…

Что тут скажешь? Голова у меня болела? Или что там у меня не так было? Какая разница вообще — единственный вопрос “выживу ли я после такого секс-марафона”? Но кажется этот вопрос остался где-то там в нигде, когда я уехала в оргазм ещё один раз. Как-то неожиданно для меня, очень.

Но какой же шикарный — аааааа, где я там этот бар нашла? Это однозначно искривление пространства случилось! Поверить в сжалившегося надо мной и моими несуществующими тараканами ангела-хранителя, боженьку или дьявола? Пле-е-е-евать!

И я никогда такого не творила, правда! Я очень хорошая девочка, послушная, милая… Эм, почему, когда мне это Кеша вот говорит сейчас, я становлюсь бесноватой и уплываю в дали дальние? Нет, он меня точно не может считать хорошей, милой, чёрт, послушной? А можно ещё раз?

— Какая сладкая детка, – шепчет мне Кеша, как по заказу, словно читает мысли из моей резко ставшей невероятно дурной бедовой головушки, — давай-ка вот так, прогибай спинку, кисонька, — и я прогибаю, а он в меня входит на всю длину своего невероятно огромного, как мне всё же не перестаёт казаться, члена, и мне таааак хорошо, искры из глаз со слезами, мычу, кричу, вою, — послушная девочка!

Да хоть в узел завязывай… кончаю опять!

И Кеша снова вообще без проблем меня перемещает в комнату на руках. Укутывает в одеялку и я сладко засыпаю, хотя вообще-то собиралась свалить от него подальше.

— Есть будешь? – просыпаюсь от шёпота на ухо и, ооооо, запаха еды! — Прости, – разводит руками Кеша, — только пицца. Как-то не планировал гостей, а есть собирался на работе, вот в баре, но сегодня видимо уже пролетел со сменой.

— Пицца это круто! – и вот тут не кривлю душой, обожаю эти горячие итальянские “бутерброды”, как моя мама их называет. — Пролетел со сменой из-за меня?

— Да уж конечно, – ухмыльнулся Кеша, окинув меня очередным неприлично горячим взглядом, — после тебя я точно ничего никуда никакими слоями не налью, а завтра на смену в часть.

— Прости… – реально, это я маньяк, нимфоманка, оказывается, сексуально озабоченная! — Мне бы такси, просто… и я поехала бы, чтобы не мешать тебе, – бормотала что-то невнятное в набитым ртом.

— Шутишь? Хорош! Я тебя сам отвезу, – проговорил мой огненный бог, или не, он же наоборот? Тушительный? Огнетушительный? Огнетушитель? — Только я вот не видел твоей мобилы, ты потеряла?

Я начала судорожно соображать – нет, не теряла. Чёёёёёёрт меня подери! Хотя, вот уже, да – чёрт сидит передо мной, шикарный, горячий и… сделал уже не раз то, о чём ты только что в голове своей попросила. Всё, Жень, ты где этого всего пахабного набралась?

— Не, не потеряла, я у подруги дома его оставила, – сокрушённо признаюсь. — Они меня наверное уже с собаками ищут.

— Так надо предупредить, – заявляет мне Иннокентий.

— Позвонить на 02 и сказать, чтобы не искали? – дуюсь я, а он смеётся. — Я не помню телефоны, только два и я не хочу на них звонить, – и ведь вот жопа, реально силюсь вспомнить телефон Наташки и не помню нифига… чёртовы мобилы!

— Почему не хочешь?

— Потому что один мамы моей, а второй мужа… — прикусила губу и кто меня за язык тянул? Женя, ты просто катастрофическая дура, идиотка даже!

Кеша видно, что замирает. Ну, же… Женя… да блиин!

— Мама в Сочах с сестрой своей отдыхает, а муж… муж сказал, что мы разводимся и свалил тоже на отдых, кажется, – спешно добавляю я, потому что очень хотела, чтобы этот огненный мужчина знал, что я не вот такая. Какая? Да уж как-то запоздало, Евгения, серьёзно!

И Иннокентий выдаёт странный звук, типа “мммм”, продолжая поедать пиццу, а у меня пропал аппетит. Вот зад орангутана!

Пункт 3.3

— О, я помню домашний! – воскликнула я, потому что и правда помню. Кажется. — Кажется.

Теперь Иннокентий ухмыляется и показывает мне рукой за диван.

— Там на полу.

Я перебиваюсь и вижу трубку телефона домашнего на зарядке.

Набираю номер Наташи. Попадаю не туда, извиняюсь – разбудила какого мужика, потом попала на глухую бабулю… Кеша сидит угорает надо мной, потому что каждый раз я извиняюсь перед ним, а этот – что ж я такого хорошего в жизни сделала, что вот такой мужчина передо мной в одних трусах сидит пиццу поедает?

Наконец слышу в трубке голос бати Наташи.

— Сергей Семёнович, доброе… — зависаю, чёрт день уже, — здравствуйте.

— Женька, твою… – и дальше следует что-то не особо переводимое на десантном полагаю, — ты где?

— Я… со мной всё в порядке! Простите, что заставила волноваться, – проблеяла в трубку.

— Ох, Женька, ремня тебе ввалю, — ревёт на это папа Натуси и его кажется даже соседи Кеши слышат. Хотя после меня уже наверное этих соседей ничем не возьмёшь. Ментов не вызвали и на том спасибо, потому что партии я исполняла очень даже оперные, а я никогда так не делала дома, между прочим.

Невольно кошусь на Кешу – интересно у него наверное часто тут такая вакханалия? Мысль, что такой красавчик, с таким либидо, да ещё и профессией такой героической, уж наверняка в баре снимает девок пачками, да они у части или как там это называется, стоят наверное с плакатами, ждут его.

И я сникла, приревновала? Но, конечно, Женя, а ты чего думала, что он монах, а тут тебя всю из себя богиню встретил и сразу на путь греха вступил?

— Женя, – это уже гаркнула мне в трубку Наталья Сергеевна моя. — Твою мать, – и тоже что-то на десантном, — я поседела вся!

— Всё хорошо, Нат, правда-правда. Не переживай, ага, — и я бросаю трубку, потому что боюсь, что она сейчас с папой своим, и мамой заодно, которая звонок по своим каналам отследила и вот уже на пороге с группой захвата, наготове, чтобы спасти меня из лап. Маньяка. Сексуального.

Но я ж не хочу спасаться. Ни капельки.

Только есть у меня подозрение, что после моего признания в наличии мужа целого, пусть и намеревавшегося со мной развестись, не будет у Кеши желания меня снова помять, поцеловать и уж тем более трахнуть. С другой стороны — женщина, пожалей мужика, ты его затрахала сама кажется, неудовлетворённая по жизни дура худосочная.

— Тебя прибьют теперь? – спросил Кеша, а я подняла на него взгляд и… я не умею читать взгляды, помните, да? А тут ещё от этого Иннокентия тушительного меня уносит в дали дальние и в голове обезьянка с тарелками такая – бздынь-бздынь делает.

— Видимо да, – попыталась я ответить что-то внятное, раз не получила вещички в руки, то и… тяни время, Женька, тяни! Вот зубы заговаривай. — Обрадуются так сильно, что меня маньяк не прибил, что сами пришибут.

— Это суровый дядька…

— Отец моей подруги лучшей, но он мне тоже, как отец. Потому что у меня моего не было. Он умер, когда мне было два. Я его не помню.

— Хреново, – отозвался Кеша. — Но на месте бати твоей подруги я бы тоже за тебя переживал.

— Да? – и что это у тебя, Евгения там случилось? Кульбиты сердечные приводят к плачевным последствиям.

А пожарный мой, так стоп, когда это от твой стал? Но с другой стороны это я в своей голове его своим назвала, а приятненько так стало. Можно же, если вот чуть-чуть? Хотя… дура, сначала со своим заместителем руководителя логистической компании разберись!

Но Кеша рассмеялся на мой вопрос – правда так очаровательно и открыто. Подбери слюну, Женя, подбери!

— Определённо, – тем не менее ответил он, а я засмущалась, но получила в руки последний кусок пиццы.

— Спасибо, – и не знаю за пиццу поблагодарила, или вот за то, что определённо переживал бы за меня. Перевела взгляд на стеллаж – там на полочках всякие грамоты, на одной рассмотрела что-то там про лучшее звено ГДЗС, фотки стоят групповые там, и на фоне красных машин. И сами вот машинки игрушечные, пожарные, в прозрачных коробочках.

Знаете, ощущала себя ребёнком, захотелось попроситься на пожарной машине покататься, или посидеть внутри хотя бы. Круто наверное, да?

И пока я дожёвывала кусок пиццы и изучала глазами комнату, Иннокентий успел сходить на кухню вероятно и выкинуть коробку, вернуться обратно.

— Так, скажи мне, тебя сейчас уже вести на растерзание переживающим за тебя людям, или можно, – он глянул на фитнес-браслет, на своей руке, — час-другой поспать?

— Продлить мою жизнь на час другой или препроводить на казнь сейчас? – поинтересовалась я. — Ты про это спрашиваешь?

Кеша гоготнул:

— Понял, спим, – и упал на диван, а я аж подпрыгнула. Вот как сидела, так и вверх и вниз оп-ля.

— Но если… – забубнила я, даже я бы сказала засуетилась, но ему было достаточно всего лишь протянуть руку, чтобы вот сначала положить её поперёк меня, а потом хренак и подтянуть к себе, фыркнуть мне в голову… ой, мамочки, представляю что там на этой моей голове происходит. Как родительница это называла “упала с самосвала – тормозила головой”. Но Иннокентия кажется это совершенно не смущало. Он очень быстро стал ровно и так внушительно в меня дышать. А я как зайка игрушечная у него под боком.

Так, Евгения, ты пришла туда откуда всё началось? Надо ли свалить сейчас, чтобы не было ещё большего позора? Но… дура, ты, деньги кажись, какие были в джинсовке, ты просадила в баре. И даже сейчас у меня уверенность, что я ещё должна осталась… или вот натурой расплатилась. И как же наверное должно быть – возмутительно? Обидительно? В смысле, тьфу-ты, обидно! Но нет, не обидно. И вообще — сдался тебе этот побег?

И к своему ужасу, честно-честно я ужасалась своему поведению вот всё утро и часть дня, но я устроилась поудобнее, зевнула и представляете уснула!

Пункт 4.1

Что ж…

Что ж мне так повезло? Уверена, вот абсолютно точно уверена, что во всём происходящем есть подвох! Правда-правда, точно-точно! Ну, знаете, проснулась с мыслью, что меня уже связали там, и собираются… что даже не знаю, да и какая разница?

Или, что у Иннокентия море недостатков – он храпит, нудит, тупит, не понимает шуток, или наоборот слишком весёлый, а может кино дурацкое смотрит, книги какие-нить, типа любовных романов дамских, читает, не вылезает из компа, играя… а нет, это он сказал, что не делает, точнее наверное делает, но не днями напролёт. Хорошо, что там еще? Носки на люстре и под кроватью, трусы не меняет месяцами? Но в квартире у него чисто, постельное бельё видно, что не сто лет назад постелено… а может – а вот, он с мамой живёт! Точно! Она просто на даче на какой-нибудь, огурцы там выращивает, потом засаливает и обязательно в сентябре нагрянет с закрутками, мешками урожая, как там это обычно происходит?

Моя мама просто вот – для себя всё. Мне показалось, что когда я вышла замуж, она просто-таки выдохнула и такая “сбагрила, слава те господи!” и давай отрываться на полную катушку. Не поверите, но она, значит, зарулила на какой-то там курорт в Мин.водах и замутила там себе ухажёра! Он ей потом ещё присылал посылки какие-то год! Замуж звал и всё такое.

Что там у меня, маме вообще не очень интересно, и связь со мной она поддерживает, кажется, только для того, чтобы пока она там в санаториях получает от Минздрава и жизни всё и больше, на пару со своей сестрой, я приезжала к ней, прошу заметить, домой и поливала цветы! То есть дома у меня уже не было. Удивительно, что не выписала меня ещё.

— Ты чего? — спросил у меня Кеша, когда одетый стоял в дверях комнаты. А мне признаться не хотелось никуда от него уезжать. Реально, хотела сказать, а можно я у тебя тут останусь, буду вот в уголочке стоять, пока не нужна. Палкой от швабры у меня очень хорошо получается прикидываться.

— Не могу найти свои трусы, – призналась я, краснея. Нашла время, Евгения, скромницу врубить.

— Хм, – кажется он сейчас скажет, чтобы ехала без них, но нет он прищурился и оглядел комнату. Потом ухмыльнулся и достал вот с верхней полки этого самого стеллажа. — Держи.

— А это… ГДЗС – это что такое? – надо же было как-то отвлечься потому что… знаете, может я и не понимаю, что там к чему во взглядах у людей, но Иннокентий этот, пожарный, чёрт, или чёрт пожарный, как он вообще тушит что-то, когда я значит надевала трусы эти свои под его пристальным взглядом, а он того и гляди испепелит меня.

— Это как БДСМ, – ответил он очень серьёзно, — только в пожарке, видишь, я в этом лучший, — и он улыбнулся.

Нет, у меня обезвоживание случится рядом с этим представителем лучшего звена БДСМ, точнее, тьфу, ГДЗС, — слюной всё залила, выжимайте!

Но выйти всё же пришлось.

Машина у Кеши старенький джип какой-то, но в весьма хорошем, что бы я ещё в этом всём понимала, состоянии. Правда без фанатизма, там не знаю, то есть на машине он тоже не помешан.

Пока ехали, я мусолила мысли о том, что в нём может быть плохого. Хотелось вот спросить, а кто там в той второй комнате живёт, мама же, да? Или вот ждала, что он материться начнёт за рулём, как сапожник, или наоборот ехать будет меееедленно, что уснуть можно, или может агрессивно, что обоссаться. Или музыку любит отвратительную.

Но нет, нет, блииин, ничего такого. Езда комфортная, ругнулся пару раз, но не как слесарь высшего разряда, рок-радио играет.

Значит всё-таки мама – я глянула на него искоса. Или просто у него толпа таких, как я. Чего ему морочится?

— Ты чего притихла? – спросил меня Кеша, словно услышал мои мысли.

— Просто задумалась, – пролепетала я. Не буду же я спрашивать – один он живёт или с мамой.

— О чём?

— А сложно с таким именем жить? – ну, надо же было что-то спросить, в самом деле.

— А с именем Евгения? – улыбнулся он.

Своё имя я ему ещё в баре сказала, такая эгей, а я Женя! Дуралейка. Как вспомнила, сразу захотелось провалиться сквозь земню.

— Имя как имя, ничего же особенного, – пробурчала я. — А вот Кеша — я ни разу не встречала ни одного Иннокентия.

— Я привык, – ответил он. — У меня бабушка фанатка была Смоктуновского, Быкова и Магомаева. И мама совсем маленькой посмотрела “Гамлета”, кино в смысле — кажется случилась любовь с первого взгляда. И знаешь Иннокентий лучше, чем вот Ролан или Муслим, правда же? – я хихикнула. — А у папы деда по бабке звали так и он мировой мужик был, так папа говорит. Вот тебе и сошлось.

— Офигеть, – и я сочувствовала ему.

— Да ладно, хрень. Конечно, приходилось в детстве драться, когда дразнили, поэтому очень быстро погоняло из-за фамилии приклеилось – так с ним и живу, больше, чем вот с Кешей.

— А какая у тебя фамилия?

— Уже примиряешь? – озорно подмигнул он мне, я сжалась, но тут зазвонил его телефон. Он ответил, а телефон оказался на гарнитуре в машине.

— Чума, здаров, – проорал мужской голос. И вот тебе видимо и “погоняло”? Погоняло – это прозвище же, да? — Не отвлекаю?

— Привет, Фома, – ответил Кеша. И вот как ни странно то, что я слышу разговор его не смущало, — вещай.

— Слушай, мне надо на завтра смену срочно поменять, я договорился с Тохой Разиным, он меня сменит, – отчитался вот этот самый Фома.

А Кешу перекосило, словно кислого чего съел и у него челюсть свело — я же говорила про его очень живую мимику? Вот смотрела бы и смотрела… как влюблённая школьница.

Так, Евгения, отставить влюблённую школьницу! Но так не хотелось…

Я сдержала “хи-хи”.

— Тоха? Ты серьёзно? – почти проныл Кеша. — Разин? Фомин, ты никого более живого найти не мог?

— Прости, всех обзвонил, но лето же, Чума, отпуска у всех и там и меняться-то не с кем. А Тоха вот…

— Конечно, потому что проще, он всегда “за”, – пробурчал мой, да-да, всё ещё мой, вот пока везёт меня к заслуженным люлям от Натуси моей, пусть побудет МОИМ шикарным пожарным. — Он-то конечно всегда “за”, а вот все остальные ни разу.

Пункт 4.2

Пункт 4.2

— А что не так с Антоном? – поинтересовалась я.

— С Антоном всё слишком так, – ответил Кеша. — Вот знаешь – возьми, выдерни из любой засады, и всё равно идеальный будет, что на плакат с лозунгом можно присобачить, а это уже диагноз.

— Знаю таких, – кивнула я. Действительно, я с таким вот два года жила. Кирилл Андреевич его зовут. Идеалити во всём, кроме вот как оказалось супруги, то есть меня. Здрасти. До свидос!

Он меня, к моему вот сейчас пониманию, этим и покорил, кстати это же была причина, что я его маньяком поначалу считала – он всё делала по высшему разряду. Ухаживал, букеты там дарил потрясающе красивые, цветок к цветку, а если свидание, то всегда с программой – то есть он маршруты прогулки выбирал, ни в коем случае нельзя было от этого самого маршрута сворачивать. И даже вот поцелуй. Он случился только на третьем свидании, на втором он поцеловал меня в щёку, а вот только на третьем уже более… глубоко. Чёрт, ни разу, Женька, неглубоко! Глубоко у него вот с той неформальной изюмистой девицей было, а у тебя так… чмоки детские. Вот с Кешей у тебя получилось очень даже… нырнула, чтоб тебя, балбеска!

А у Кирилла даже секс со мной кажись по инструкции был – такая поза, потом вот такая, потом вот тут потереть, там пожать, потом минет и счастье у него. А я, ну а я говорила, что кончила.

И на глаза навернулись слёзы. Чего я страдала тогда всё это время? Потому что любила его! Блин! Любила! Всё старалась делать, чтобы ему было хорошо. Меня его мама, Маргарита Степанна эта его обожаемая, учила яичницу делать, прикиньте, как он любит! Писец!

И я прям вот захотела узнать, а у Кеши тоже его мама такая и он у неё такой? Или…

— Эй, – позвал меня чумовой мужчина, — ты опять там в себе изюм ковыряешь?

Я подняла на него глаза, очень надеялась, что не разревусь сейчас, потому что объясняй ему, что у меня там в голове и жизни происходит. Не хочу. Достаточно того, что я натворила.

— Приехали, – сказал Кеша, а потом увидел, что у меня лицо перекосило с поступающими рыданиями.

Нет, определённо, Женя, вот поэтому такие шикарные мужчины сами по себе и тусят, как коты. Потому что вот встретил он тебя в баре и ты внезапно ему понравилась даже, и кажется в сексе не сдала, а, в самом деле не через силу же он с тобой такой эквилибристикой занимался? И значит может даже хотел бы продолжить это ваше сближение, допустим, космически-фантастическое может же случиться и в жизни такой странной и непонятной меня, да? Но вот она я – сопли слова жую. И он такой – а оно мне надо? И правильно! Конечно.

— Ты чего? – тем не менее спросил он, кажется совершенно из вежливости, или может из-за профессии, он же должен в пожарные был пойти, потому что хотел людям помогать, да?

— Прости, – я собрала себя, как могла, — но просто хотела сказать, что… ну… вообще я так не делаю и… я…

Женя, неет, ты сейчас только хуже делаешь.

— Спасибо.

Ну, вот тебе и гвоздь в крышку гроба, Евгения Анатольевна Ермолаева, вскоре снова Писарева.

И, не поверите, но я ломанулась от него сваливать.

— Эй, – он меня конечно остановил. Почему-то мысль в голове нарисовалась такая красочная, что если бы я была Евгенией Анатольевной вот какая там у него фамилия, производная от слова “чума”, то конечно при выяснении отношений между нами, его не остановил бы кулак Наташи моей. — Ты куда втопила? Дай мне припарковаться хотя бы.

— Я думала, ты сразу поедешь, – буркнула я, стараясь унять себя. Меня правда никогда так не развозило от общения с мужчиной.

— Избавиться от меня хочешь? Женщины, – фыркнул Кеша, — то фамилию примеряла, то теперь – спасибо и прощай.

И… Аааааа…

— Так, что там – по порядку, – он припарковался, заглушил мотор, — что там было? Прости? Не вопрос, не очень понял, за что там надо тебя прощать, но если тебе полегчает, то прощаю. Ты не такая – не знаю какая, но я понял, что не такая. И “спасибо” – пожалуйста!

Он правда запомнил, всё, что я ему заикаясь наплела?

— Я не… хотела избавиться, я просто переживаю, что тебе на работу завтра, а ты тут со мной, вот, — тем не менее переборов своё офигение, я заставила вернувшуюся в голову мартышку с тарелками, не бзынькать ими, а говорить.

Он кивнул, а я всё-таки вышла из машины и Кеша тоже вышел.

— Вообще, – заметил он, присаживаясь на капот машины с моей стороны, — я тоже не такой, – он многозначитено на меня посмотрел, а я покраснела и вот снова эти “бздынь-бздынь”. — Потому что только сейчас дошло, что я мог бы дать тебе мобилу позвонить, а не городской. И предложить набрать тебе на мобилу, а не вот куда ты там пыталась по памяти попасть. И у меня остался бы твой номер.

Твою мать, Женя, ты идиотка! Знаете, вот сейчас — эта ситуация, когда со всего размаху по лицу ладонью.

— Я могу и так тебе его сказать, – проговорила я, очень стараясь не светиться новогодней иллюминацией. Лампочка на тыщу ватт, блин, Женя! Такие бывают? Это вот я сейчас.

— Женька! – позвали меня, а я подскочила. — Твою мать!

И Кеша напрягся.

— На папу подруги не тянет, если конечно, подруге не три, – заметил Кеша, но знаете, я увидела внутри его хоть и расслабленного внешнего вида, но что-то очень опасное.

У меня же всё ухнуло, обледенело и свело судорогой.

— Потому что это не её папа, — пролепетала я. К невероятному, безграничному и вообще какого хрена? Вот, где кончилось что-то хорошее и началась жизнь снова. — Это мой муж.