Инструкция по выходу в никуда

Глава 1

Я открыл глаза. Не страх, не паника — сначала я почувствовал ткань. Мягкую, непривычно свежую. Простыни были чистыми, будто только что из химчистки. Подушка — прохладная, упругая. Я лежал в купе поезда и совершенно не понимал, как здесь оказался. Сквозь окно проплывали поля и леса, будто кадры в плохом монтаже: бесконечные, одинаковые, без смысла. Всё выглядело ненастоящим, как сцена в телешоу, где забыли включить свет операторам. Я медленно сел и осмотрел себя. Белая рубашка, выглаженные брюки, лакированные туфли. Всё сидело, как с иголочки. Проблема была в том, что это не моя одежда. Моя — это джинсы, футболка с пятнами и кеды, купленные за пятьсот рублей на распродаже. А ещё — часы. Тяжёлые, явно дорогие. На манжете — алое пятно. Помада? Сладкий, дорогой запах. Непонятно откуда. Я подошёл к двери. Та открылась с натугой, будто её не трогали десятилетиями. Коридор оказался пуст. Ни звука, кроме стука колёс. Все купе были закрыты. Словно поезд замёрз в вечности. В конце вагона — дверь с окошком, за которым мигали огоньки. Электронный замок. Без ключ-карты не пройти. Я дёргал, бил плечом — без шансов. И тут — щелчок. Позади. Я обернулся. Открылась дверь. Не моя. Соседняя. Заглянув внутрь, я замер: на полу в луже крови лежал человек в халате. Рядом валялась труба. Ни звука борьбы, ни шагов. Только я. И мёртвый. Паника накрыла с головой. Я выбежал из купе и бросился вперёд, инстинктивно, словно загнанный зверь. Первая дверь, что попалась на пути — поддалась. Это был ресторан. Не вагон-ресторан, а ресторан из фантазий о роскоши. Ковры, приглушённый свет, хрусталь. В углу — барная стойка. За ней — бармен, протирающий бокалы. Он посмотрел на меня так, будто увидел призрака.

— Вы?.. — выдохнул он.

Я подлетел к стойке:

— Что здесь происходит?!

Он не удивился. Только кивнул, как будто это было по сценарию:

— Вижу, вы немного взволнованы. Позвольте предложить Джек Дэниелс, двенадцать лет выдержки, — сказал он с той ленивой уверенностью, какая бывает только у барменов и кошек.

— Подождите, что это за место? Где я вообще? — выпалил я, хватаясь за стойку.

— Этот вопрос лучше всего обсудить с хорошим виски, — с улыбкой произнёс он. — Джек умеет смягчать границы между мирами.

— Я только что видел мёртвого человека в купе. В крови. И дверь с мигающими лампочками! Что это за чертовщина?!

— Хм, трагедии проще воспринимаются через призму благородного напитка, — он жестом указал на появившийся стакан. — Пейте. Поверьте, мир сразу станет чуть понятнее. Или хотя бы терпимее.

— А вы вообще кто? Бармен? Аниматор? Надзиратель этого цирка?!

— Я лишь тот, кто подаёт правильный напиток в нужный момент, — ответил он с почти нежностью. — Всё остальное — философия. А философия, как известно, куда приятнее под виски.

Из-под стойки выехал стакан с янтарной жидкостью. Без рук. Без бутылки. Как в научной фантастике. Я взял его, сделал глоток. Жар растёкся внутри. На секунду стало спокойно. Бармен продолжал смотреть, не моргая. Поезд начал тормозить. Я подошёл к окну. Перрон. Без названия. Только грязный след от букв «ЫК». Казалось, будто станция выпала из времени — всё застыло на уровне конца 80-х. Краска на стенах облупилась, скамейки покосились, а таблички с расписанием были покрыты желтизной и пылью, как старые советские журналы. Часы под навесом стояли, показывая полпятого, хотя за окном было уже темно. Над всем этим висело ощущение заброшенности, как будто место ещё живо, но давно никому не нужно. Ничего не вспомнилось. Пустота в голове. На платформе появились люди. Среди них — женщина. Она стояла ближе всех, словно специально для меня. Высокая, в светлом пальто, которое трепал ветер. Волосы тёмные, почти чёрные, стянуты в строгий пучок, как у учительницы, которая знает слишком много. Её лицо было бледным, почти фарфоровым, а взгляд... взгляд бил в самую душу. Не просто смотрел, а как будто развинчивал моё сознание изнутри, вытягивал воспоминания, которых у меня ещё не было. Я не мог оторваться. Страх и восторг одновременно пронзили меня, как две иглы в сердце. Рядом с ней, нелепо контрастируя, стоял старик — в клетчатом пиджаке с ярко-розовым галстуком, огромными очками и кепкой с надписью "Miami Beach". Он жевал жвачку, бормоча себе под нос нечто похожее на рецепт борща вперемешку с проклятиями. Его брюки были настолько коротки, что виднелись зелёные носки с динозаврами. Старик то и дело махал прохожим, как будто был на детском утреннике. Я закричал, замахал руками, стучал по стеклу. Никто не отреагировал. Женщина продолжала смотреть в мою сторону, как будто сквозь меня, а старик в этот момент начал танцевать, отбивая такт каблуками. Меня трясло. Я сдёрнул занавеску, скомкал её в кулаке и ударил ею по окну, будто это могло хоть что-то изменить. Бил кулаками, потом локтём. Кричал так, что голос сорвался в хрип. Я схватил стул, с размаху врезал им по стеклу — оно лишь отозвалось глухим гулом, без трещин, без царапин. Раз за разом я швырял стул, как будто мог вышибить этим не только окно, но и само безумие. Но всё было бесполезно. Я — в капсуле, за которой началась другая, безумная реальность. Поезд снова тронулся. Я обернулся — бармен исчез. За стойкой никого. Только мой бокал остался на месте, будто всё происходившее было нормой. На полке за стойкой стояла декоративная статуэтка с крошечной трещиной на лбу, рядом валялась открытая пачка сигар с закладкой вместо фильтра и боком лежала пустая, но явно дорогая бутылка. Всё было на своих местах, как будто выстроено для съёмки. Над этим антуражем, едва заметный в мягком свете, висел проектор. Он выглядел неуместно — словно его повесили в спешке или просто забыли снять, и его присутствие только усиливало ощущение постановки, спектакля, в котором я оказался зрителем без билета. Воздух стал другим. Будто кто-то незаметно переключил жанр. Сказка закончилась. Начинался кошмар.

Глава 2

Я постоял немного, слушая, как поезд набирает ход, и глядя на свой бокал, будто он мог что-то объяснить. Он казался слишком реальным. В отличие от всего остального. Нужно было двигаться дальше. Я подошёл к двери, ведущей в следующий вагон. Замок был магнитным — типичный электрозамок с синей подсветкой, которая то тухла, то снова загоралась при лёгкой качке. И вот в этом перебое я заметил: контакт сбивается. Механизм коротит. Я дотронулся до металлического корпуса, ощутил лёгкую вибрацию, и что-то в голове щёлкнуло. Воспоминание. Работа. Монтаж. Электроцепи. Да, я ведь когда-то... Я знал, как это сделать. Я начал с вагона-ресторана. Пробежался глазами по полкам, заглянул под стойку, даже сдёрнул одну из штор, надеясь найти что угодно — инструмент, карту, хоть гвоздь. Ничего. Всё выглядело слишком чисто и декорационно, будто здесь никто никогда не жил. Только бокал на стойке и пустота. Я замер перед переходом в соседний вагон. Он был пуст, но я знал, что внутри, в одном из купе, всё ещё лежит тело. Тот самый человек в халате, с разлившейся лужей крови. Мысли об этом цеплялись за каждую клетку моего сознания. Заходить туда не хотелось — не было ни желания, ни смелости. Казалось, воздух в том вагоне тяжелее, липче. Живой или мёртвый, он оставался там. И эта мысль пугала. Я прошёл по нему почти бегом, стараясь не смотреть в сторону того купе. Сердце колотилось так, что, казалось, било по рёбрам. Только добежав до своего, я ввалился внутрь и закрыл дверь. Там уже действовал грубее. Перевернул матрас, сорвал панель с боковой стены, заглянул под сиденье, даже отодвинул чемодан, стоящий в углу, в надежде найти хоть что-то полезное — кусок металла, отвертку, проволоку. Только пыль, старые бумажки и ржавый винт, который тут же развалился в пальцах. Я облокотился о стену, разочарованно выдохнув. И тут меня осенило. Я взглянул на дверь — на тот самый замок. Простой магнитный механизм. Если его выдрать, можно попробовать замкнуть контакты вручную. Подошёл и начал разбирать его прямо на месте. Панель поддалась с лёгким хрустом, оголив нутро замка: крошечная плата, два провода, металлический сердечник. Я работал руками, как по памяти. Выдернул один провод, зачистил его о край замка, выломал клемму и согнул её в петлю. Вместо изолирующей обмотки — кусок рваной подкладки от сиденья, найденной под полкой. Он не держался, приходилось фиксировать всё коленом и зубами. Конструкция получилась такая, что больше походила на неудачную сборку космического бластера из дешёвого фантастического фильма: искривлённые провода, обмотка, слегка поддымливающиеся края, дрожащие пальцы. Но в этот момент это был мой бластер. Искра — короткий щелчок — и вуаля: у меня в руках оказалось нечто, напоминающее щипок-замок. В руке это выглядело как жалкий артефакт на грани слома, но... сработало. Дверь в этот раз поддалась удивительно легко, будто уступила мне с ленцой. Моё сердце вздрогнуло. Я встал, крепче сжал самодельный замок в руке и направился к выходу. Шёл быстро, почти не дыша, каждый шаг отдавался в груди, как будто сердце хотело вырваться вперёд. Коридор был пуст, но казался бесконечно длинным. Тот самый купейный вагон, где лежало тело, остался позади, как дурной сон, с которым я больше не хотел иметь ничего общего. Я двигался к двери с жадностью, почти с алчным восторгом, будто за ней пряталась сама свобода. Мой лоб покрылся испариной, глаза горели, ладони вспотели — я чувствовал, что ещё немного, и всё это закончится. Что ещё шаг — и я выйду из сна. Или войду в новый. Я подошёл к двери с самодельным устройством в руке и, затаив дыхание, начал выжидать. Магнитный замок мерцал синим, раз за разом сбиваясь от покачивания вагона. Я подносил контакты, ловя нужный момент. Раз — слишком рано. Два — искра, но без результата. Я начал нервничать. Пальцы дрожали, лоб вспотел, дыхание стало резким. Я прижимал обмотку, выравнивал петлю, сдерживал ругань, когда всё снова соскальзывало. Минуты тянулись, как вечность. В голове мелькнула мысль, что всё это бессмысленно. Но именно в тот момент, когда надежда начала ускользать, поезд слегка качнуло в сторону, и контакт наконец сомкнулся. Раздался сухой, еле слышный «цок» — и дверь мягко подалась вперёд. Я рванул вперёд, будто за дверью и правда ждала свобода, как будто всё безумие позади наконец дало слабину. Плечом вдавил створку — и тут же споткнулся. Что-то мягкое и тяжёлое мешало пройти. Я рухнул на колени, больно ударившись рукой, и всё оборвалось в один момент. Темно. Вагон словно вымер. Только одинокий светильник в дальнем углу, мигающий, как фонарь на забытом пирсе. Пока глаза привыкали, я начал различать очертания. Одежда. Повсюду одежда. Висящая на крючках, разбросанная по сиденьям. Молодёжная — модная, яркая, слишком стильная для поезда. И слишком много её. Запах. Сладковатый, пыльный, с чем-то металлическим. Я поднялся, наткнулся на старый мешок. Присел рядом, дрожащими пальцами стал развязывать верёвку. Внутри — одежда. Сначала я просто смотрел на вещи и не понимал, чьи они. Какие-то знакомые цвета, потертая ткань, что-то тревожно тянуло изнутри, но мозг упорно отказывался соединять детали. Рука наткнулась на паспорт. Я достал его, открыл — и словно разряд прошёл сквозь грудную клетку. Моё лицо. Моя подпись. Мои данные. Вспышка. Воспоминание пронеслось, как молния: это мои вещи. Всё это моё. Внутри головы что-то рвануло. Как будто там, где была пустота, что-то начало ворочаться, скрипеть, оживать. Воспоминания. Тут сзади послышался шорох. Осторожный, еле слышный, но отчётливый. Я встал, обернулся и начал медленно всматриваться в темноту, щурясь, напрягая зрение. Тени двигались, но неясно — это они, или глаза играют со мной. Я сделал пару шагов, стараясь не шуметь. Лампа в углу чуть качнулась, как будто тоже чего-то испугалась. И под её тусклым светом я наконец разглядел: там была клетка

Глава 3

Я медленно приближался к клетке, стараясь не наступить ни на одну из разбросанных вещей. Каждая ткань, каждый клочок казались ловушкой. Свет от лампы раскачивался, как маятник, отбрасывая на стены длинные искажающиеся тени. Клетка была старая, проржавевшая по краям, с толстым железным прутом вместо замка. Внутри — девочка. Маленькая. Неестественно тихая. Она сидела, прижав колени к груди, и смотрела на меня. Этот взгляд был... неподъёмным. В нём не было страха. Не было надежды. Он просто был. Прямой, стеклянный, пробирающий до мурашек. На ней был странный комбинезон, будто сшитый наспех из детской футболки и коротких шорт — несочетаемый, кривой, местами перетянутый нитками, словно кто-то делал это вслепую, на ощупь. Выглядело это так, будто одежду собирали из обрывков, лишь бы прикрыть тело, не задумываясь о смысле. Я застыл.

— Эй… — голос сорвался на шёпот. — Ты... ты жива?

Она не ответила. Не дрогнула. Только глаза. Большие, чёрные, как колодцы. Я присел ближе и понял, что не смогу оставить её здесь. На стене ещё висели крюки с одеждой. Я выдернул один, согнул его между коленом и локтем. Получилось что-то вроде рычага. Приспособив его к замку, я нажал — металл заскрипел, но не поддавался.

— Давай… — выдохнул я, чувствуя, как вены на шее налились кровью.

Резкий толчок — и засов с грохотом вылетел. Девочка даже не шелохнулась. Я открыл клетку и протянул руки:

— Пойдём. Здесь опасно.

Она молча позволила взять себя на руки. Лёгкая. Как будто внутри — ничего. Только оболочка. Я прижал её к себе и двинулся обратно через вагон. Странно, но теперь он казался другим. Как будто стал больше. Или пустее. Я почти дошёл до двери, как услышал — щёлкнул тяжёлый металлический засов. Позади. Я обернулся. Из темноты вагона вышел он. Высокий, как будто вытянутый из тени, с широкой грудью, покрытой застарелыми шрамами. По пояс голый, кожа блестела от пота. Мясницкий фартук висел на нём, как символ чего-то древнего, ритуального — чёрный, с бурыми пятнами, где ткань будто впитала чужие стоны. Лицо скрывала маска: металлическая, с нарочито грубо вырезанными отверстиями для глаз. Из одного угла торчала вмятина, словно её кто-то бил кувалдой. В правой руке он держал нож — не просто нож, а мачете, с рваными зазубринами и широким лезвием, которое блеснуло в свете лампы, будто ухмыляясь. Он смотрел на меня. Не двигался. Только дышал тяжело, и это дыхание было громче всего в мире.

— Нет… — прошептал я и прижал девочку крепче.

Он шагнул вперёд.