«Когда оказываешься над пропастью без возможности отступить, отмотать назад и исправить ошибки прошлого, единственное что остаётся – это заглянуть в бездну и попытаться сохранить хотя бы крупицу рассудка…»
Останавливаюсь у письменного стола, открываю верхний ящик. Взгляд замирает на старинной потрепанной временем обложке известного романа Агаты Кристи.
Раньше я очень любила читать.
Раньше…
А теперь?
Теперь я не знаю, что люблю, а что нет…
Рука сама тянется вглубь ящика, кончики пальцев нащупывают кусок холодного металла, вызывая в теле россыпь мурашек. Пистолет ощутимо тяжёлый. От него буквально разит смертью, вяжет на языке отчётливым привкусом металла, пороха… и крови.
Пытливо рассматриваю резкие, грубые, но такие идеальные очертания оружия, чувствуя внутри будоражащее предвкушение, извращённое чувство…
Радости?
Странно, наверное, реагировать так на штуковину, которая создана, чтобы отнимать жизни. Разумеется, можно допустить, что в иной ситуации эта идеальная металлическая конструкция смерти способна спасти кого-то, защитить, уберечь что-то действительно важное. Но, так или иначе, она может дарить лишь боль, ужас, отчаяние, смерть. Независимо от того, насколько благими были изначальные намерения.
Мой брат говорил, что благими намерениями мостится дорожка в ад.
Конечно же, эти слова принадлежат какому-то более умудрённому жизненным опытом человеку, чем мой родственник, однако даже так они более чем верны. Ибо если бы он сам не следовал когда-то давно этим благим намерениям, то, возможно, сейчас не лежал бы под тяжестью сырой земли рядом с нашими родителями… Где-то там, в веренице, кажется, что бесчисленных могил, в объятьях мрачного, промозглого массива деревьев.
Провожу пару раз большим пальцем по рукояти, возвращаю пистолет обратно в стол, машинально поправляю книгу, задвигаю ящик и, выключив настольную лампу, иду в кухонную зону. Кипячу воду в чайнике, завариваю крепкий чёрный кофе.
Долго сижу у окна – бесцельно пялюсь полным отрешённости взглядом на беззвёздное чёрное небо. Будто провал, дыра в пространстве и времени оно засасывает, манит бескомпромиссным холодом, безразличием ко всему вокруг. Ему наплевать. Этой чёрной бездонной пропасти на вершине мира. Оно находится там тысячи тысяч лет и будет там через столько же. Неизменное, пустое, вечное…
Не знаю, сколько проходит времени. Пара минут? А может, пара часов… Время, как и многое другое для меня уже давно не имеет большого значения.
Оно остановилось…
В тот самый день, когда погиб мой брат.
А теперь осталось совсем чуть-чуть. Совсем немного этого самого бессмысленного времени, чтобы, наконец…
Лера (1)
1
За несколько недель до…
Обычный пятничный вечер обещал быть таким же сумасшедшим, как и всегда. И всё ничего, если бы не одно но…
— Лерка! — Вздрагиваю от внезапно громкого голоса напарницы. — Оглохла? Я тебя зову-зову… — Настя подходит ближе, кладёт поднос на барку рядом с моим.
— Прости, — отзываюсь нервно. — Не расслышала!
— Ага, расслышишь тут… Чё с тобой?
Отмахиваюсь. Благодаря довольно громкой музыке, общаться, едва ли не читая по губам, уже давно является нормой для местных работников.
— Снова твой тайный поклонник? — быстро соображает девушка, улыбаясь уголками пухлых губ от души накрашенных красной помадой.
Цокаю языком и закатываю глаза.
Вечно она так…
Стараюсь не оборачиваться, хотя желание велико… просто безумно! А ещё более безумно желание сбежать. Прямо сейчас всё бросить, купить билет на ближайший поезд, а лучше самолёт и удрать куда-нибудь на край света.
Или дальше…
— Слушай, — Настька касается моего плеча, — может, тебе поговорить с ним? Типа-а, чего он хочет? Может… — поджимает губы, — мо-ожет, ты ему понравилась?
Замечаю, что девушка смотрит именно в ТУ сторону и нервно одёргиваю её, заставляя отвернуться.
— Не смотри туда! — шиплю испуганно и возмущённо одновременно. — Издеваешься?!
— А что? — вскидывает брови. — Девка ты симпатичная хоть и похожа на мышку.
— Норушку, блин.
— Ещё бы мяса на кости побольше…
Кривлюсь.
— Ты же понимаешь, что так дальше продолжаться не может? — напарница хмурит брови. — Ты, вон, дёрганая вся какая-то стала, словно в международном розыске находишься. Не съест он тебя, в самом деле…
Выгибаю брови, мол, серьёзно?!
— Михалыч уже про тебя спрашивал. Ребята тоже заметили, что ведешь себя не как обычно. В последнюю смену ещё и «посуды» наколотила на кругленькую сумму. Считай, что сегодня бесплатно поработала. Или… — В глазах напарницы мелькает искра озарения. — У вас уже было, что ли?
— Нет! Рехнулась? — по спине ползёт премерзкий холодок.
Настя не настаивает, только делает непонятный взмах ладонью.
— Поговори с ним. Сколько дней уже эта хрень длится? Нужно понять хотя бы: чего он хочет. Может, там и вовсе глупость какая-нибудь…
— Да какая, на фиг, разница чего он хочет! — шиплю так, чтобы слышала только напарница. — Они бандиты! А этот… главарь этих самых бандитов. Обойдусь как-нибудь и без такой… бесценной информации.
— Может, бабок даст?
Ошалело вытягиваю лицо. И спрашивать не нужно за что…
— Ну так иди! — неопределённо показываю в сторону.
— Да я бы пошла… — Настя и не думает обижаться. Облокачивается на барку, буквально вываливая сверху свою немаленькую, но вполне красивую грудь. — Так он же к тебе прицепился.
— Не прицепился…
— Ага, — строит недоверчивую гримасу. — Зачастил к нам, пялится на тебя как маньяк. Он точно хочет тебя трахнуть. Непонятно только: чего ждёт? — она действительно и всерьёз задумывается над этим вопросом, а меня от её слов накрывает второй волной противного липкого холода, от которого становятся мокрыми ладони и шея.
— Мне глубоко фиолетово… — наконец, получаю от бармена «свои» коктейли. — Пусть ждёт дальше… — Расставляю высокие стаканы с разноцветными жидкостями на подносе и скрываюсь в полумраке зала, уверенно лавируя между столиками и танцующими гостями.
Эта дичь длится уже пару недель. С того самого дня, как один из постоянных ВИП-клиентов привёл с собой этого монстра. Разумеется, красота понятие относительное, да и весьма субъективное, и, разумеется, тип этот не так страшен, чтобы употреблять подобные эпитеты, однако… Не знаю, как ещё можно охарактеризовать крепкого мужика около метра восьмидесяти ростом, не особо-то дружелюбной или смазливой наружности, имеющего явные проблемы с законом.
И это всё при условии, что сама я среднего роста, средней (даже сказала бы, угловатой, щуплой) комплекции и едва ли похожа на тех эффектных девчонок типа Насти, для которых подобные индивиды являются чем-то вроде дополнительного и весьма хорошего способа заработать. Нет. Я ни в коем случае не осуждаю. Каждый вертится и выживает, как умеет и данная истина жизни знакома мне во всей своей омерзительно-глумливой красе.
Весь вечер я чувствовала на себе этот чёртов пристальный пробирающий до нутра взгляд. На самом деле, меня и на работе-то не должно было быть в тот день, но одна из девчонок свалилась с отравлением, а мне нужны были деньги, поэтому всегда хваталась за любые подработки. И та смена не стала исключением.
Я старалась не подавать виду, не обращать внимания, не сталкиваться лишний раз взглядом с этим типом. Просто выполняла свою работу. В нашей профессии подобное поведение является нормой – на тебя постоянно кто-то пялится, некоторые пытаются заигрывать, а кто-то может даже рискнуть полапать. На случай последнего в клубе имеется своя служба безопасности. И очень действенная, надо отметить. Однако этот раз с самого начала имел все шансы стать именно той ситуацией, когда даже самая крутая и действенная служба безопасности не то что не сможет тебе помочь, она просто не станет этого делать. Уже тогда я прекрасно понимала, что любое внимание от подобного субъекта может обернуться в лучшем случае неприятностями, в худшем…
Андрей (1)
1
— Как это ты не в курсе, Михалыч? — изображаю предельное возмущение, хотя на самом деле мне глубоко насрать. — У тебя девка на работу не вышла, а ты даже не поинтересовался что с ней?
— Да понятно, что… — бухтит едва слышно, стоя ко мне спиной и усиленно что-то ища на полках дизайнерской этажерки.
— Чего?! Я тебя не слышу.
— Понятно, говорю, что с ней, — наконец, прекращает симуляцию поисков, разворачивается, держа в толстых пальцах-сардельках бутылку дорогого коньяка. Улыбается во все тридцать два зуба, большая часть которых золотые.
Съездить бы по этим зубам как следует…
— Наверняка, Яр отодрал её во все щели так, что она теперь и с постели подняться не может. — Ставит передо мной на стол два пузатых бокала, наполняет каждый наполовину. — Или забухала на радостях. Наверняка бабок нормально отхватила…
Приподнимаюсь в мягком кожаном кресле, чуть наклоняюсь вперёд, чтобы взять бокал, затем снова откидываюсь на спинку.
— Ты ж сказал, что она заболела.
— Ну да, — кивает Михалыч, но сесть на своё «рабочее» место не осмеливается. На физическом уровне чувствую, как у падлы очко сжимает. Ссыт.
И правильно делает.
— Ой, чё-то ты мне заливаешь, Михалыч.
— Да не, Зима! Стал бы я из-за манды какой врать. Всё как есть говорю. Сказала, что заболела… но кто их поймёт – этих мокрощелок. Они и пиздеть горазды. Вечно на шею мне взобраться пытаются. Ни хрена не работают…
— Тебе-то взберёшься, — хмыкаю.
Михалыч оценивает иронию, тоже хмыкает, затем выпивает и всё-таки садится в большое компьютерное кожаное кресло.
— Ярослав Викторович хочет видеть её сегодня.
— Что? Понравилась? — и лыбится. Паскудно так, что снова хочется съездить ему по харе.
— Ты бы это… пиздел поменьше, — с удовольствием наблюдаю, как меняется выражение его лица. — А то и этих зубов лишишься.
— Прости, Зима. Заработался.
— Вот и работай. И девке этой… позвони.
— Так звонил уже! Говорит, херово ей – тошнит и все дела. Да и по голосу слышно было, что не вывезет сегодня.
Прищуриваюсь, пристально глядя на жирного борова. Делаю глоток из своего бокала. Коротко киваю.
— Тошнит, значит.
— Я тебе отвечаю, Андрюх. Голову на отсечение даю! Уж меня в этом вопросе не проведёшь, — с большой охотой заверяет Михалыч. — Я ей три дня дал отлежаться. Ты уж это… утряси как-нибудь с Ярославом Викторовичем, а то ушатаете мне девку. Она раньше… — отчего-то затыкается. Даже мелькает мысль, что ему её жалко вдруг, что ли? Этому сутенёру сраному. — Короче, не трахалась за бабки с клиентами. Я, по крайней мере, не замечал такого.
— Сам же твердишь, что курвы твои пиздят как дышат.
— Пиздят. Правда, — кивает с серьёзной рожей. — Но Лерка… Не такая она в общем. Ну хер ли ты ржёшь?! Я серьёзно!
— Ага, ждёт трамвая… — Во задвинул! — Все они не такие… — Успокаиваюсь, прикрываю широкую улыбку бокалом, делаю глоток. Хотя смеяться всё ещё хочется.
— Сирота она. Пашет, как лошадь. Некогда ей по херам скакать. Врачей каких-то там оплачивает постоянно…
— Ты мне тут на жалость не дави. А то сам сиротой станешь.
Затыкается.
Допиваю остатки в один глоток, поднимаюсь с кресла.
— Ладно, Михалыч. С Яром утрясу. Пусть отсыпается твоя… сирота, — пару раз качнув головой, криво усмехаюсь. Оставляю бокал на столе и сразу двигаю к выходу из кабинета. — С тебя причитается!
— Какие вопросы, Зима! Сочтёмся!
Вместо прощания хлопаю дверью.
Миную небольшой коридор и оказываюсь в веренице отвратительно белых подсобных помещений, лестничных пролётов, уводящих куда-то то вверх, то вниз, а в самом конце кухня. Встречающиеся по пути сотрудники все как один здороваются. Просто киваю в ответ, кому-то пару раз жму руки, пока не натыкаюсь на неё.
— Привет-привет, красавчик, — призывно мурлычет, улыбается игриво. Как и всегда выглядит, как самая зачётная кобылка в этом стойле.
— Привет, Настюха! — Не замедляя темпа, обхватываю деваху за талию, увлекаю за собой. — Чего не работаешь? Михалыч сегодня злой, как чёрт. Отхватишь люлей на свою упругую задницу. — Не удерживаюсь и отвешиваю увесистый шлепок по мягким полушариям, втиснутым обтягивающую юбку-карандаш.
Задница у сучки действительно зачётная. Особенно, когда имеешь её раком, открывается невероятно возбуждающий вид…
Настюха взвизгивает, смеётся. Льнёт плотнее.
— Да он всё время такой… — манерно отмахивается и быстро съезжает с темы: — А ты останешься? Сегодня планируется интересная программа, — наклоняется к моему уху и произносит нарочито в полголоса, а не шёпотом: — Со стриптизом.
Лера (2)
1
— Вы давно не приходили, Валерия…
— Прошу, зовите меня Лера, — кривлюсь не в силах сдержать нотку нервозности. Не помню уже, сколько раз просила не называть меня полным именем.
Виктор снисходительно улыбается, делает лёгкий жест кистью руки, как бы акцентируя, что снова забыл.
Снова…
— Прошу прощения.
— Ничего, — перевожу внимание на окно, находящееся с правой стороны от большого мягкого кожаного кресла, в котором сижу. — Было много работы. И мало свободного времени. Поэтому…
Мужчина легко кивает. Привычно что-то записывает в свою книжку в кожаном тёмно-коричневом переплёте. Хотя я не уверена, что это действительно кожа. Скорее всего, кожзаменитель или ещё что-то в этом роде.
— Как вы себя чувствуете, Лера?
Чуть помедлив, неопределённо пожимаю плечами. Отворачиваюсь к окну.
— В последнее время снова начали мучить головные боли… и кошмары.
— Вы принимаете лекарства, что я вам прописал?
— Да.
— Бессонница, отсутствие аппетита?
— Нет. Ничего такого.
— А общее состояние тревожности? Депрессии? — следует короткая пауза. — Панические атаки?
Мне требуется несколько секунд, чтобы совладать с собой. Виктор это замечает. Возможно, нечто отражается на моём лице или мне только так кажется. Снова делает пометку в своей записной книжке.
— Тревожность стала… выше обычного. И ещё… диссоциативные реакции обострились.
Стоит только об этом подумать, перед глазами как по заказу материализуется номер на двери дешёвого отеля. Настолько чётко, что невольно сжимаюсь, по телу пробегают мурашки.
Двенадцать.
Уверена, эта цифра теперь надолго засядет в моём больном мозгу. Следом за ней светлая комната, презервативы на прикроватной тумбочке, постель, белые простыни, на которых через бесчисленное для меня количество времени появится алое пятно. Кривая уродливая клякса, словно насмешка… доказательство моей никчёмности. А затем чёрные глаза. Жуткие. Страшные. Всё это проносится за долю секунды в виде безумного месива картинок. Нечётких, размытых, даже скорее засвеченных, будто под вспышкой фотоаппарата.
Организм даёт минимальный отклик, а значит, таблетки действуют.
Ну разумеется… они всегда действуют.
— Как они проявляются?
— Как обычно, — дёргаю плечами, ощущая легкую нервозность. На долю секунды жалею, что вообще решилась сюда прийти.
— Лера… — голос Виктора становится чуть тише и мягче. — Посмотрите на меня.
Перевожу внимание на мужчину.
Требуется приложить неимоверное усилие, чтобы заставить себя снова не отвести взгляда. При других обстоятельствах у меня не возникло бы проблем с таким простым действием… При других, но не в этот раз. Мне кажется, что если буду смотреть на него слишком долго, он всё узнает. Всё поймёт по моим глазам, выражению лица, мимике и раскусит меня, как маленькую глупую девочку.
Уже раскусил!
Глупости…
Он всего лишь психотерапевт, а не супермен.
— Я ваш друг, вы помните?
Киваю скорее на автомате. Почти не улавливаю смысла слов, в ушах медленно нарастает шум.
— И я хочу вам помочь. Именно поэтому вы приходите сюда. За помощью чтобы разобраться в том, в чём зачастую очень сложно разобраться в одиночку.
Снова киваю.
Вижу, как мужчина слегка расслабляется, хотя и не делает никаких телодвижений. Выглядит, как и всегда – сосредоточенным, собранным, невозмутимым, будто знает все секреты мироздания, на постижение которых у человека вроде меня уйдёт целая жизнь и то не факт, что хватит. И в то же время он максимально расслаблен, спокоен.
— Ранее мы с вами уже работали над диссоциативными реакциями, Лера. — Видимо, решает подтолкнуть, ибо я так и сижу истуканом, продолжаю молчать. — Сейчас их проявление такое же, как и тогда? Или что-то поменялось?
Не выдерживаю, перевожу внимание на предметы мебели. Бесцельно блуждаю по обстановке помещения, хотя и знаю её фактически наизусть.
— Временами… — начинаю, наконец, после длительной паузы, которую Виктор, как и всегда, терпеливо выжидает. — Мне кажется, что я – это не я. Словно всё происходящее не имеет ко мне никакого отношения, и я выступаю лишь в роли стороннего наблюдателя.
— Так было и раньше.
— Да. — Коротко киваю. Хмурюсь. — Но в этот раз что-то изменилось. Мне… трудно это объяснить, но я чувствую, что что-то не так, как тогда. Что-то… — тяжело выдыхаю, затем как можно тише втягиваю ртом воздух.
Шум в ушах усиливается.
Андрей (2)
1
Яр сегодня на нервах – с самого утра как с цепи сорвался. В башке пару раз мелькала мысль, что это может быть из-за той тёлки, но…
Тупее оправдания и придумать сложно.
Такие, как Ярослав Никольский, способны сохранять самообладание даже когда им в морду смотрит дуло заряженного пистолета. За годы работы на этого типа я много всякого дерьма повидал: разборки, вымогательство, подставы, пытки, убийства… Он не ссыт переть напролом даже против тех, кто сильнее его (в том или ином смысле), что уж говорить про баб. Едва ли, хоть одна и хоть когда-нибудь вызывала в нём какие-то особенные чувства.
Херня всё это…
Бабы есть бабы и задача их ясна как день.
Перестраиваюсь в другой ряд и поддаю газу. Попутно хватаю с приборной панели пачку сигарет, выкусываю одну, закуриваю. Салон мгновенно заполняется горьким табачным дымом. Бросаю короткий взгляд на цифровые часы, расположенные в районе спидометра. В принципе, успеваю – Настькина смена должна вот-вот начаться, хотя, насколько мне известно, Михалыч заставляет всех сотрудников приходить на час раньше. Значит, по идее принцесса уже явилась.
Если, конечно, не придумала себе ещё одно «отравление» или какую другую херню…
При втором варианте ей же хуже.
Но всё-таки я совру – если скажу, что мне не любопытно, что же там за дама такая, которая умудрилась зацепить Яра.
Мне как-то пару раз доводилось сопровождать его женщину. Одну единственную. И та в далёком прошлом приходилась Никольскому женой. Недолго, правда… Всё остальное время тогда и сейчас подобным занимаются либо Халим, либо Марат… либо и тот и другой вместе. Работёнка как раз для их уровня умственного развития. В прошлый раз они по ходу конкретно так пуганули девку. Однако с чего-то вдруг Яр решил позаботиться о её комфорте и психике в этот раз, из-за чего отправил меня – непонятно. И будем честны – едва ли меня можно назвать более подходящим кандидатом на роль сопровождающего. Скорее наоборот.
На входе в «Эру» перебрасываюсь парой ничего не значащих фраз со Стасом. Спрашиваю про жену, про ребёнка. Мне, в сущности, похер – так, минутка вежливости. Чем плотнее общаюсь с местными сотрудниками, тем больше глаз и ушей имею на этой территории. Информирован – значит, вооружён, ага.
За тяжёлыми деревянными дверями меня встречает привычная атмосфера: полумрак, суматоха, громкая музыка и дикая мешанина различных запахов. Не знаю почему, но мне нравится бывать в заведениях подобных этому. Не работай я на Никольского, пожалуй, открыл бы пару-тройку клубешников или баров и жил бы там. Буквально.
Бармен Славик замечает меня ещё на подступах к стойке. Коротко кивает в знак приветствия, выуживает из-под прилавка широкий стакан, наливает чистый виски.
— Михалыч у себя! — Кладёт на барку передо мной бирдекель, на него ставит бокал.
— Я не к нему, — качаю головой, чуть кривясь, затем беру стакан и опрокидываю в себя. Спиртное обжигает глотку, скатывается по пищеводу, оставляя приятное послевкусие.
Славик отвлекается на двух расфуфыренных, как новогодние ёлки, тёлок, дарит им профессиональную улыбку, принимает заказ, перебрасывается парой слов. Затем возвращается ко мне, снова подливает виски.
— Настюху позвать? — в тёмных глазах парня читается откровенный намёк и даже издёвка, однако не успеваю ответить – помянутый чёрт является сам:
— Что-то ты в последнее время к нам зачастил. — Девушка останавливается боком в максимальной близости от меня, кладёт на барную стойку металлический поднос, а сверху вываливает свою роскошную грудь. Дарит одну из своих прелестных улыбок.
— Ты мне не рада? — поворачиваюсь, чтобы можно было с комфортом пялиться на её сиськи, длинную шею и сочные губы.
— Конечно, рада!
— Это хорошо.
— Угостишь чем-нибудь?
Вскидываю брови в ложном удивлении, пододвигаю нахальной сучке свой бокал.
— Михалыч жопу надерёт.
Настька морщит аккуратный вздёрнутый носик, отпивает тёмную жидкость, после чего закашливается и морщится ещё сильнее.
Я смеюсь.
— И как вы пьёте эту гадость?
— Не поверишь, — склоняюсь чуть вперёд, — ртом.
Она кривит забавную рожицу, показывает язык, после чего двигает мой бокал обратно.
— Предпочитаю что-нибудь сладенькое, — Настюха подкладывает ладошку, под точёный подбородок. Заигрывает.
— Славик! — зову бармена. — Налей ей, что попросит и запиши на меня.
— Опять наглыкается! — хмурится в ответ Славик, но поручение выполняет.
Наклоняюсь к девушке и мурчу сексуально почти ей на ухо:
— Ты же не наглыкаешься, м?
— Я?! — Настасья прижимает ладонь к груди, делая вид поруганного достоинства. — Да никогда! — и тут же меняет тему: — Ты же останешься? Я сегодня обслуживаю ВИП-кабинки и одна из них, очень кстати сейчас свободна, так что-о-о… — она не договаривает, типа, изображая интригу, но мы-то оба знаем, чем обычно заканчивается это её «так что».
Лера (3)
1
Мы покидаем «Эру» так быстро, что я едва ли успеваю что-то понять, не говоря уже о том, чтобы возразить или хотя бы предупредить Сергея Михайловича. Без лишних слов и объяснений меня буквально выволакивают на улицу. Крепко держат под локоть, словно я могу сбежать.
Нет. Не могу.
Слишком сильное чувство страха, слишком мощное и удушливое состояние паники. Оно парализует, лишает способности здраво мыслить, отупляет. Не соображаю, что происходит. Как себя вести? Что сказать? Да и нужно ли?.. В голове, в висках, в барабанных перепонках набатом колотится одна единственная мысль:
«Это произойдёт… снова».
Стоит только переступить порог «Эры», как меня ослепляет яркая болезненная вспышка света. Будто прожектор направили. Лишь спустя долгие секунды мозг соображает – это всего лишь солнце. Объятое оранжево-алым заревом, оно полыхает меж домами, стремясь к горизонту. Затем проходит ещё мгновение и мне вдруг кажется, что, на самом деле, оно не ярко-жёлтое, почти белое… а чёрное. Словно кошмарное затмение. Дурной знак.
Воздух становится разрежённым и вязким как смола. Трудно дышать. Картинка перед глазами расплывается неразборчивой кляксой, начинает раскачиваться, словно плыву на лодке в шторм. Стены зданий, объекты вокруг, даже попадающиеся люди и их громкие голоса, смех давят безжалостным прессом, отдаются болью в висках и затылке, а под ногами внезапно материализуется батут. Настолько мягкий, что уже через пару шагов не удерживаю равновесие.
Раз…
Перед глазами пыльное асфальтовое полотно. Колени обжигает острой болью.
Два…
Меня окатывает волной ледяного ужаса, разносясь по телу неприятной дрожью.
— Эй! Ты чё?.. — доносится приглушённое, почти неразборчивое, будто я действительно оказалась под толщей мутной холодной воды.
Три…
Уши закладывает, и я действительно захлёбываюсь…
Отвратительная, раздирающая изнутри, горькая желчь стремительно заполняет пищевод, глотку, а затем и всю полость рта. По телу пробегает сильный спазм. Затем ещё раз. И ещё. И ещё… Меня рвёт прямо посреди улицы. Возможно, даже посреди дороги, потому что сквозь нарастающий в ушах гул едва разборчиво слышу автомобильный гудок.
— Эй! Убери, бля, свою дуру! — Затем следует пауза. Какой-то шум. Песок хрустит под тяжёлыми удаляющимися шагами кого-то.
— Мужик, ты чё?..
— Съебался отсюда.
— Всё-всё! Спокойно. Я понял… Ухожу.
Спазмы продолжаются до тех пор, пока организм не избавляется от всего, что только могло быть в желудке. На мою беду в нём почти ничего не оказывается, но даже так мой маленький персональный ад ослабляет хватку не сразу – постепенно возвращает способность более-менее нормально слышать, но не видеть. Перед глазами мутная пелена. Требуется некоторое время, чтобы осмыслить слова, сказанные мне откуда-то сверху чужим абсолютно незнакомым голосом:
— Ты в порядке?
Вопрос вызывает неконтролируемый смешок, который тут же перевоплощается в ещё один натужный холостой спазм желудка. Рвать больше нечем.
Пытаюсь подняться, но ноги всё ещё не держат – будто в них совершенно нет костей. Чувствительность тоже отсутствует. Кажется, что все нервные окончания вмиг атрофировались.
Кто-то подхватывает меня под мышки, без особых усилий вздёргивает вверх, тащит куда-то. Нет сил сопротивляться или кричать. И если даже этот человек сейчас решит прикончить меня… я скажу ему за это спасибо.
Меня усаживают на что-то мягкое. Нос улавливает едва различимый приятный запах… не могу разобрать чего именно. Тяжёлая рука ложится на затылок, крепко обхватывает и заставляет чуть запрокинуть голову. Чувствительные после контакта с обилием желудочного сока зубы отдаются неприятными ощущениями от соприкосновения с чем-то твёрдым. В рот попадает холодная безвкусная жидкость, устремляется дальше, вниз по глотке. Закашливаюсь. Мне дают пару секунд, а затем повторяют действо ещё раз. Финальным штрихом становится несколько не очень сильных, но приводящих в чувства ударов. Несколько пощёчин.
— Слышишь меня?
В глазах проясняется – вижу перед собой хмурое небритое лицо.
— Ты как? Скажи что-нибудь. Не молчи. — Затем следует ещё пара ударов по щекам.
Зажмуриваюсь, выставляю руки в слабой попытке защититься, отклоняюсь назад и едва не заваливаюсь на спину.
— Твою ж… — этот странный человек матерится, ловит меня за руку, усаживает обратно. Снова подносит к губам бутылку с водой. — Пей.
Отрицательно качаю головой.
— Я сказал, пей! — в голосе сквозит раздражение. Мозг подсказывает, что лучше не спорить. — Ты пьяная, что ли?
Снова качаю головой.
— А какого тогда хрена?
Напившись, возвращаю бутылку, но мужчина отмахивается, поднимается на ноги – до этого он сидел передо мной на корточках. Пару секунд смотрит хмурым изучающим взглядом, после чего задаёт следующий вопрос: