Ирис и ромашка

Ирис и ромашка

— Ты куда? — Ира поймала Севу за укладкой рюкзака. После вчерашней ссоры занятие выглядело подозрительно.

— Кирилл в поле позвал. Под Тверью городище второй год копают. На недельку-другую смотаюсь и вернусь.

— А работа?

— Отпуск взял.

— Удобно устроился, — Ира негодовала, но после вчерашнего старалась держать себя в руках, — захотел — уехал, захотел — приехал, отпуск в своё удовольствие тратишь. Как будто меня нет. Не боишься, что замки сменю?

— Да брось, Ир. Отдохнёшь.

Сева попытался чмокнуть подругу в нос, но Ира отвернулась. Небольшую вину Сева чувствовал: Ира права, он не хотел выяснять отношения и бежал. Но не сменит же замки, вправду. Тем более в съёмной квартире. Посидит одна, успокоится. Не первый раз, в конце концов.

Павел Иванович обрезал засохшие листья домашних горшочных растений и не переставал удивляться:

— Опять не сидится. Дались тебе эти раскопки. Мы с тобой своё отъездили. Найдут, не найдут — не наша забота. Чем тебе в музее не дело? Копайся в своих архивах; кому консультация нужна, сами наведаются, — Павел Иванович перестал щёлкать ножницами и задумался. — Постой, да ты небось сама напросилась.

Серьёзная Людмила Леонидовна с характерным желобком между бровями улыбнулась открытой детской улыбкой.

— Павлуш, чувствую я. Найдут.

Павел Иванович обречённо выдохнул. Шестьдесят три года, а его Люда никак не угомонится: выпросила себе место консультанта при монастыре, чтобы хоть так поучаствовать в раскопках городища.

— Ну с чего ты взяла?

Людмила Леонидовна положила стопку одежды на диван и взялась объяснять:

— Павлуш, сходится всё. Записи Тихомира монахи под видом трудов по медицине сохранили, сам он в церковных списках указан как погибший при пожаре. Значит, жил он там до последнего, и капсула где-то должна остаться. Пожар пожаром, но такую ценность Тихомир хранил припрятанной, сомнений не может быть.

Ножницы снова защёлкали. Ох уж эта её мечта отыскать ирис с ромашкой.

— Люда, даже если найдут, тебе что с того? Посмотришь потом в обычном порядке. Не обряд же ты собралась проводить.

Ответа не последовало, и Павел Иванович на мгновение усомнился в здравомыслии жены.

— Люда, глупостей не говори.

— Я ничего не сказала. Ты сам.

— Люда!

Сева вторую неделю жарился под солнцем. Ковырял грунт в отведённом ему квадрате, снимал слои земли, скидывал в отвал, фиксировал находки, если были, — простая полевая жизнь. Но полностью отключить голову от проблем не удавалось. Ира продолжала обижаться. Не так активно и упрямо, как в начале, и всё-таки по её тону Сева слышал, домой рано: не очень-то его там ждут.

Чтобы поговорить по телефону, приходилось подниматься на холм к темностенному угрюмому монастырю. Связь была только там. Видимо, организована для священнослужителей. Покой святого места нарушать не следовало, и Сева, общаясь с родными, старался держаться ближе к опоясывающей монастырский двор стене и говорить вполголоса. Получалось не всегда.

— Да с чего ты взяла, что я тебя не люблю?! — ответил на очередной выпад Сева и услышал тишину, означавшую, что разговор окончен.

Несколько минут думал, как поступить. Истерики на пустом месте порядком утомили. Ире постоянно требовались доказательства, что она для него важна. Сева не понимал, чего ей не хватает. Живут вместе — что здесь не понять? Можно было перезвонить и разобраться, но трубка почти села, а просить доступ к розетке не хотелось. Позже. Пусть Ира помучается, а Сева пока покопает. В поле всё становится проще и понятнее: снял грунт, сбросил, повторил.

По покатому монастырскому двору идти было неудобно, но Людмила Леонидовна шаг не сбавляла, она намеревалась остановить давно приглянувшегося молодого человека.

— Подождите! — крикнула она, чувствуя, что не успевает.

Сева посмотрел на пухлую женщину в светлой двойке, состоявшей из юбки и блузки в мелкий цветочек, и поздоровался.

— Вас как зовут? — тоном учительницы потребовала женщина.

— Сева.

— Меня Людмила Леонидовна. Пойдёмте, Всеволод, прогуляемся. У меня давно к вам разговор есть.

Сева сунул телефон в карман шорт и, ведомый активной, хоть и немолодой, женщиной, пошёл к воротам. На раскопках кого только не встретишь. Возможно, женщине нужна помощь, о которой в монастыре попросить некого — вот и ждёт, когда кто-нибудь из архов поднимется на холм.

Разговор получился интересный. Сева и Людмила Леонидовна шли вкруг монастыря восьмой раз.

— Давайте ещё разок, — Севе требовалось удостовериться, что взрослая и внешне здравомыслящая женщина-архивист из серьёзного московского музея его не разыгрывает. — Монах Труан, по совместительству алхимик, смог завершить эксперимент и, боясь преследования инквизиции, перебрался в Тверское княжество. Устроившись под новым именем Тихомир, сдружился с местными церковниками и передал им свой труд на сохранение. Но капсулу оставил у себя. И так как он занимался обработкой металлов, вы приблизительно можете указать квадраты, где искать.

— Всё верно.

— И вы хотите, — Сева понизил голос, хотя в жаркий обеденный час архи прятались в палатках, и поблизости никого не было, — чтобы я нашёл капсулу и, не регистрируя, передал вам.

— И это верно.

Сева залез указательным пальцем под намотанный на манер банданы платок и поскрёб вспотевшую голову.

— Могу я узнать, зачем?

Людмила Леонидовна, ничуть не смущаясь, взяла Севу под руку и задала самый странный для текущего разговора вопрос:

— Всеволод, вы верите в любовь?

Сева сам себе не мог объяснить, как оказался втянут в преступный сговор с архивистом. Это ведь срок до шести лет! Но страсть Людмилы Леонидовны была столь заразительна.

— Мы смотрим на прошлое через запылившиеся до черноты стёкла веков, — с жаром говорила она. — Машину времени никогда не изобретут. А здесь, представьте, вы сможете увидеть их лица, услышать голоса, узнать историю из первых уст. Я бы хотела провести эксперимент, как положено, но вы ведь понимаете, что несостоятельность алхимических воззрений давно доказана, и никто не поверит. И не позволит портить находку ради проверки неаргументированной теории. Но Труан описал процесс предельно точно. Думаю, на случай, если самому сделать обратное обращение не получится. Видимо, он надеялся на последователя, готового завершить его начинание. Это мы с вами, Всеволод. Такой опыт доступен только горячим сердцам. Не бескровной холодной науке. У вас, юноша, горячее сердце?