Погода сегодня жжёт. Буквально каких-то полчаса назад ярко светило палящее солнце, беспардонно прорываясь даже сквозь жалюзи, а сейчас за окном темно, будто кто-то взял и отключил небесное светило. Небо заволокло низкими, тяжёлыми тучами. Ветер доносит запах земли, дождя и долгожданной прохлады.
Стою у распахнутого окна и полной грудью вдыхаю свежий воздух, вбирая в себя силу и мощь стихии.
Раскатистое рычание грома отрезвляет.
Светлана говорила, что Лера панически боится грома. Надеюсь, что успею приехать домой до дождя.
Едва переступаю порог, как сквозь громовые раскаты прорывается детский плач.
— Лера!
Большими шагами пересекаю длинный коридор и распахиваю дверь бывшей спальни, переоборудованной теперь под детскую.
Забившись в угол, Валерия обнимает руками свои колени и сидит, уткнувшись в них лицом. Хрупкие детские плечики сотрясаются от рыданий.
Мощный удар не на шутку разыгравшейся стихии громыхает совсем рядом, причём с такой силой, что кажется, трясутся стены.
Сжавшись ещё сильнее, Лера маленькими ладошками закрывает свои уши и истошно кричит.
Наглухо закрываю окно и подхожу к ребёнку.
— Иди ко мне. — Поднимаю её.
Дрожит. Тоненькие ручки доверчиво обвивают мою шею.
— Ну, всё, моя хорошая, не бойся. — Глажу по спине, пытаясь успокоить. — Я здесь. Рядом. Не плачь. Это всего лишь гром.
Однако, несмотря на мои старания, девочка не может успокоиться.
— Тише, тише. — Опускаюсь на детскую кровать и усаживаю Леру к себе на колени. — Испугалась?
Молча кивает, и жмётся ко мне, как беспомощный котёнок.
— А Оксана где?
Лера поднимает на меня своё заплаканное лицо. Губки нервно дрожат, пытаясь что-то сказать, девчушка всхлипывает и готова вот-вот опять разрыдаться.
Прижимаю детскую голову к своей груди, чтобы дать малышке возможность успокоиться.
Лера — приёмная дочь моей сестры Светланы, которую не удалось спасти после автомобильной аварии. Девочка чудом выжила, но осталась совершенно одна. Об определении её в детский дом не могло быть и речи.
Вот так я стал опекуном юной барышни, которая, немного успокоившись, продолжает всхлипывать, засыпая у меня на руках.
Щелчок входной двери предупреждает о возвращении Оксаны.
Осторожно, чтобы не разбудить свою воспитанницу, бросаю взгляд на часы. Я дома уже сорок минут!
От одной мысли, что Лера всё это время находилась бы одна, внутри закипает вполне обоснованное негодование. Однако даже сейчас Оксана не спешит в детскую.
Перекладываю Валерию на кровать.
В комнате тепло. Но я всё равно накрываю ребёнка покрывалом, чтобы создать ощущение защиты, и выхожу из комнаты, бесшумно закрывая за собой дверь. Опираюсь на косяк и смотрю на жену.
Оксана, сбросив свои модельные туфли, сидит на банкетке. Согнув ногу, растирает ступню, продолжая при этом висеть на телефоне, прижав его плечом к уху.
— Да ну нет же! Ракурс тут ни при чём. Она вчера его только выставила. Нет, я про то, где она в купальнике и в очках… Я тоже подумала, что старое, но на прошлогодних снимках у неё нет татуировки на бедре.
Полностью охренев от услышанного, я не нахожу ни одного приличного слова, чтобы выразить, как внутри всё закипает, напоминая неожиданно пробудившийся вулкан. Дико хочется разбить об стену грёбаный телефон, несмотря на то, что он совсем новый, и хорошенько встряхнуть Оксану. Причём тряхануть так, чтобы она тоже почувствовала настоящий страх.
— Вот и я про то же. Думаешь, она сделала маммопластику? Если да, то выглядит ужасно.
Видимо, для Оксаны обсуждение чьих-то сисек важнее испуганного ребёнка дома.
Не выдерживаю и негромким покашливанием обозначиваю своё присутствие. Хотя хочется загреметь не хуже грома. Но я наоборот стараясь говорить тише, чтобы не разбудить и снова не напугать Валерию.
— Где. Ты. Была? — требую ответа.
— Ланочка, я тебе потом перезвоню. Пока, дорогая.
Оксана сворачивает свой просто охрененно суперважный разговор и, распахнув широко глаза, поднимает на меня невинный взгляд.
— Привет, дорогой. Не думала, что ты уже дома, — мурлычет ласковой кошечкой.
Сначала на красивом лице появляется лучезарная улыбка, а чуть позже Оксана вытягивает губы для поцелуя, своим непростительно беспечным поведением заставляя меня заскрежетать зубами.
— Я задал вопрос! — рычу вместо поцелуя.
Видимо, до Оксаны начинает доходить, что целовать её никто не собирается, и она с демонстративно обиженным, но при этом гордым видом отстраняется.
— Ходила на маникюр. — Небрежно пожимает плечами, растопыривает веером свои пальцы перед моим лицом, демонстрируя мне обновку.
Офигеваю ещё раз. Не мигая буравлю взглядом жену, глядя на неё сквозь пальцы в буквальном смысле.
Однако Оксана расценивает моё молчание совсем по-другому.
— В этот раз не стала делать красный. — Разворачивает кисть тыльной стороной ладони к себе и любуется. — Решила сделать нюд. Как тебе?
— Как? — Мне начинает не хватать воздуха.
Маникюр — это минимум два часа. Два часа, мать вашу! И всё это время Лера тряслась, забившись в угол?!
— По-моему, неплохо. Да? — разговаривает сама с собой.
Не уверен. Потому что я на грани, чтобы не прибить жену собственными руками. Но даже в этой премерзкой ситуации есть один очень существенный плюс — её похоронят с новым маникюром.
— Ты пошла на маникюр, оставив Леру одну?
В моей голове по-прежнему не укладывается подобное. Однако каким-то чудом у меня хватает выдержки говорить спокойно.
Вот только если сверкнёт молния, то через некоторое время обязательно ударит гром. Боюсь, что сейчас он шандарахнет прямо в нашей прихожей.
— И что? — бросает жена с вызовом. — Она уже большая.
В окончательном охреневании (именно охреневании, а не изумлении, потому что изумлением здесь даже не пахнет!), я смотрю на жену.
— Оксана, ей всего четыре! Четыре! А ты оставила её одну, — повторяю, чтобы до этой женщины хоть немного дошло, что она наделала.
— Даже не верится, что целых три недели мы будем вдвоём! — восторженно восклицает Оксана, когда мы проходим регистрацию и сдаём багаж. — Ты только представь: я, ты и больше никого. Только море… — произносит мечтательно, резко останавливаясь на том самом месте, где ей в голову пришла такая гениальная мысль.
Мне приходится взять жену под локоть и отвести в сторону, чтобы она не мешалась на проходе.
— Только вдвоём, Андрей! Представляешь?! — продолжает.
К слову сказать, это утверждение слишком относительно. Потому что Оксана с лёгкостью заменит собой десять, а то и более человек. Её одной хватает настолько, что даже море будет радостно волноваться, когда мы уедем. В этом я уверен.
Ловлю себя на том, что я уже устал от поездки, хотя она ещё даже не началась. Мне вполне хватило сегодняшнего утра, когда вместо того, чтобы по привычке уйти в офис, пришлось пережить самый кошмарный квест сборов в аэропорт.
Даже в такси Оксана всю дорогу не переставала повторять одно и то же, перечисляя всё по порядку.
Вообще-то она обращалась ко мне, но в моих ответах жена явно не нуждалась. Ей вполне хватало самой себя, а о других она никогда особо не задумывалась. Поэтому несчастный таксист за те тридцать восемь минут и пятнадцать секунд, пока вёз нас до аэропорта, несколько раз вздохнул, глядя на меня с мужским сочувствующим пониманием.
— Ты рад? — Оксана задаёт прямой вопрос, так как я никак не отреагировал на её романтическое «вдвоём».
Рад ли я?
Сложно ответить однозначно. Я и сам не знаю, что сейчас чувствую. В нормальном отпуске я не был уже давно. Поэтому отдохнуть и немного развеяться не помешает. Однако за последние даже не сутки, а восемь часов, находясь с женой на одной территории, я вымотался так, что не совсем понимаю, что сейчас чувствую. Усталость, какую-то необъяснимую неудовлетворённость, граничащую с раздражением, но уж точно не радость.
— Конечно, — отвечаю вопреки, лишь бы избежать очередного потока вопросов.
— И я тоже, — мурлычет, одаривая довольной улыбкой, берёт меня под руку и в совершенно несвойственном ей порыве проявления чувств льнёт, прислоняясь головой к моему плечу, изображая при этом любовь и излучая собой счастье.
Наверное, в этом и заключается миссия каждого женатого мужчины — делать свою женщину счастливой.
С Оксаной мы поженились четыре с половиной года назад. Наш брак скорее больше похож на деловое соглашение, чем на союз по большой и чистой любви. Но бывает ли она, эта самая любовь, в современном мире?
У меня звонит телефон, и мне приходится освободиться от полуобъятий жены.
— Извини. Это с работы.
— Андрей, ну сколько можно? — стонет Оксана с несчастным выражением лица и закатывает в остром недовольстве глаза. — Неужели обязательно звонить людям, когда у них отпуск?
— Мы ещё не улетели, — замечаю мягко, ловя себя на том, что это не такая уж и плохая мысль.
Оксана обиженно надувает губы и демонстративно идёт к зоне контроля.
— Слушаю, — отвечаю Стасу, отмечая, что не я один залипаю на грациозной походке «от бедра» своей жены.
— Говорить можешь? Вы уже улетели?
Странный вопрос, если учесть, что Стас смог дозвониться.
— Нет. Ещё в аэропорту. На контроле. Если ничего срочного, то я лучше перезвоню. — Иду подавать документы следом за женой.
— Тебе сестра не звонила? — огорошивает вопросом.
Сестра? При чём здесь Света?
Вопрос Ларионова заставляет остановиться на месте.
— Вчера я ей звонил. А что?
— А сегодня?
Ужасно раздражает, когда люди отвечают вопросом на вопрос. Но ещё больше бесит, когда тянут резину.
— Нет. Стас, что случилось? — давлю интонацией, желая получить чёткий, внятный ответ по существу.
— На рабочем телефоне два пропущенных звонка. Один номер твоей Светланы, второй, следом же, какой-то Покровской Алины, — зачитывает Стас. — Знаешь, кто это?
— Без понятия. — Хмурюсь, стараясь припомнить. Но это имя мне ничего не говорит.
Странно другое. То, что Света вдруг решила позвонить на рабочий номер. Зачем?
Вывод напрашивается только один, и он мне не очень нравится.
— Ты не перезванивал?
— Нет. Решил сначала тебе. Мне позвонить? Или сам?
— Сам позвоню, как только пройду контроль.
— Ты долго ещё будешь разговаривать? — выговаривает мне Оксана недовольным тоном, вонзая в меня выразительный взгляд.
— Скинь мне второй номер, — прошу Стаса и отключаю звонок.
Подхожу к жене. Стоит, будто мы не знакомы. Делает вид, что обиделась.
Только на что?
Кстати, обижаться по поводу и без — тоже женская прерогатива. Как-то несправедливо выходит. Нас и здесь, получается, обделили.
— И что там? — небрежно интересуется жена, всем своим видом показывая, что ей абсолютно безразлична эта информация. Но, видимо, любопытство оказывается сильнее.
— Сестра звонила на рабочий номер.
— Что ей опять понадобилось? Знает же, что мы улетаем. И всё равно ей что-то надо! Что за человек такой?
Только такое обвинение незаслуженно. Со своими проблемами Света всегда справляется сама и обращается за помощью лишь в самых крайних случаях. И уж точно она никогда не станет звонить просто так, зная, что мы улетаем.
Пока прохожу досмотр, перебираю все возможные варианты, что могло случиться. Но ничего на ум не приходит кроме того, что на самом деле что-то произошло. И эта неизвестность напрягает.
Надеваю ремень, застёгиваю часы и достаю телефон.
— Андрей! — Жена прожигает меня обвиняющим взглядом. — Неужели нельзя отключить телефон хотя бы на время отпуска? У тебя всегда только работа, работа и ещё раз работа!
— Это не работа, а семья.
— Семья у тебя я! Но почему-то именно я всегда у тебя на самом последнем месте.
Умение виртуозно манипулировать опять же досталось женщинам. Где справедливость, спрашивается?
— Успокойся, пожалуйста. Я всего лишь узнаю, зачем она звонила. Лучше купи себе и мне кофе.
Выясняю адрес, куда мне нужно подъехать, и сразу же вызываю такси. Других вариантов быть просто не может.
Я не могу спокойно сесть в самолёт, не выяснив, что случилось со Светой. Остаётся предупредить супругу, что планы немного изменились. Взглядом нахожу жену и направляюсь в её сторону.
Оксана замечает меня и демонстративно отворачивается.
— Оксана, — зову, когда подхожу ближе.
Никакой реакции.
Только временем на выяснение отношений я не располагаю.
— Оксан, мне нужно уехать, — сообщаю, глядя сосредоточенным взглядом жене между лопаток. — Ты можешь поехать со мной, или полететь без меня.
«Шмелёва Светлана Романовна попала в автомобильную аварию. Её состояние крайне тяжёлое…»
Ужасные слова до сих пор звучат в моих ушах. Однако я в таком полном замешательстве, что не в состоянии принять весь масштаб случившейся катастрофы.
В наш сумасшедший век люди ежедневно попадают в аварии. Но медицина тоже не стоит на месте и далеко продвинулась вперёд. Она способна устранить последствия даже самых страшных аварий. Просто нужно время. И деньги, разумеется. Я уверен, что бы ни случилось, Света обязательно поправится, и будет всё хорошо.
— Что ты сказал? — Оксана резко разворачивается и, вытаращившись, буравит меня злым немигающим взглядом.
— Света попала в аварию. Мне нужно поехать к ней.
— Что-о-о?! Поехать? Куда?! — восклицает жена, повышая голос до критической отметки.
На автомате называю адрес, который мне сказали.
— Такси я уже вызвал.
— Ты в своём уме? Какое такси, Андрей?! У нас через полчаса вылет! А ты собрался куда-то ехать?! Ты нормальный?! Самолёт не будет тебя ждать! — Оксана вопит так, что перекрикивает звучащее по громкой связи объявление.
— Не кричи, пожалуйста, — прошу жену говорить тише, чтобы не привлекать к себе внимания.
— Не кричать?! — словно специально начинает возмущаться ещё громче. — Ты собираешься куда-то уехать перед самым вылетом, а я должна не кричать?! — к концу фразы Оксана переходит на визг. — У нас отпуск! Пусть твоя сестра со своей аварией разбирается сама! Ты никуда не поедешь! Точка!
— Оксана, ты меня вообще слышишь? Света сама пострадала, она в тяжёлом состоянии, — пытаюсь достучаться до жены.
— И что?! Пусть едет в больницу. Наймёт сиделку. Ты здесь при чём?
— При том, что я не могу лететь в отпуск и спокойно отдыхать, не зная, в каком состоянии находится моя сестра.
— Ты — идиот! — выносит вердикт, и её начинает потряхивать. — Я больше чем уверена, что она специально всё это придумала, чтобы только испортить нам отпуск! Вот увидишь — никакого «тяжёлого состояния» у неё нет! Нет! Ты это понимаешь?!
— Возможно. Но мне нужно в этом убедиться.
— Мой муж — идиот! — причитает жена, театрально заламывая руки. — Ненормальный! Такой же ненормальный, как твоя полоумная сестра!
На телефон приходит сообщение, что машина на месте, время бесплатного ожидания — три минуты.
— Такси подъехало. Ты поедешь со мной?
— Что? — Оксана вдруг становится глухой и резко прекращает концерт, который сама же устроила. — Лично я не собираюсь из-за какой-то чокнутой истерички пропускать свой отпуск! И тебе не позволю! Слышишь?!
Последний вопрос явно лишний. Оксану прекрасно слышит весь аэропорт.
— Хорошо. Я прилечу к тебе сразу же, как только выясню, что жизни моей сестры ничего не угрожает.
Разворачиваюсь, чтобы уйти. Я и без того потерял слишком много времени на абсолютно бесполезный разговор. Хотя я почему-то был уверен, что Оксана останется поменять билеты. А потом, когда всё выяснится, мы вылетим с ней вместе, но на день-два позже. По крайней мере, я бы так поступил. Но, увы… Для Оксаны путёвка важнее. Может, так даже лучше, если она улетит сейчас.
— Андрей! Не смей уходить! Слышишь?! Я сказала: вернись немедленно!!!
Мне в спину, как острые стрелы, вонзаются визгливые крики. Но, наткнувшись на непробиваемую стену, которой я впервые отгородился от своей жены, они не достигают своей цели.
Быстрыми шагами покидаю здание аэропорта и сажусь в ожидающее такси. Немного непривычно сидеть слева и не держаться руками за руль, которого там нет.
Чертыхнувшись про себя от невольного движения, натягиваю ремень безопасности.
Телефон разрывается от входящего звонка. Сбрасываю. Но Оксана настойчиво звонит снова.
— Если можно, то побыстрее, — прошу таксиста, отключая очередной звонок.
Видимо, выходит нервно, потому что таксист, слишком осторожно выруливая со стоянки аэропорта, как-то иронично усмехается:
— От жены сбежал, что так торопишься?
Если бы.
Хотя, если посмотреть на ситуацию под этим углом, то ведь он в чём-то прав. Но…
— С чего решил, что от жены?
— Так кольцо на пальце. — Не глядя, кивает на мою руку.
Голос звучит спокойно, даже буднично, будто его обладатель постоянно развозит таких нервных торопыг как я.
— Не сбежал. Но тороплюсь.
— Понял. Вопросов больше не имею.
Мой телефон снова оживает. Только этот раз на экране высвечивается имя тестя. Не справившись сама, Оксана решила подтянуть «тяжёлую артиллерию»?
— Слушаю.
— Что там у вас? — Без всяких прелюдий переходит родитель жены.
Так-то он мужик нормальный, но дочку свою единственную любит.
— Мне пришлось перенести свой вылет.
— Причина? — Строго, как на допросе. Ему бы прокурором работать.
— Позвонили из скорой, сообщили, что сестра попала в аварию. Её увезли в тяжёлом состоянии.
Точнее, только собирались везти. Но я опускаю эту подробность.
— Хм… Что-нибудь известно?
— Нет. Только е́ду. Как всё прояснится, попробую поменять билет.
— Держи в курсе. С Оксаной я поговорю.
Просто гора с плеч!
Всё-таки отец у Оксаны — мужик с большой буквы! Наверное, это опыт стойко выносить капризы собственной супруги и единственной дочери.
Таксист прибавляет скорость, жена больше не звонит, а я остаюсь один на один со своими мыслями. А они, мягко скажу, препаршивые.
Отпуск, истерика жены — всё отходит на задний план. Нехорошо, конечно, получилось, но это всё такая ерунда. Эти вопросы я разрешу. Потом. Даже переживать не стоит. Главное сейчас — это Света.
Мы с ней погодки. Сестра старше меня на один год и четыре месяца. Разница небольшая. Именно она позволила нам расти вместе.
Сколько я себя помню в детстве, сестра всегда помогала, заботилась и защищала меня. Вела за собой. Мне было уже не так страшно, если за руку держала меня сестра. Но при этом она постоянно контролировала, к тому же намного строже родителей.
Хотя, когда отец ушёл из семьи, матери на нас стало откровенно наплевать. Она занималась исключительно устройством своей личной жизни, а мы со Светой были предоставлены самим себе.
Мне тогда не было восьми, поэтому сестра взвалила на свои плечи заботу о моём воспитании. По этому поводу мы нередко ссорились, когда стали старше. Мне хотелось свободы и развлечений, и сестре приходилось чуть ли не за шкирку вытаскивать меня из разных компаний.
Когда Света вышла замуж и с головой ушла в свою семью, только тогда я смог свободно вдохнуть. Но благодаря сестре и армии в выборе друзей я стал разборчивее.
Не скажу, что мы сильно отдалились со Светой, но общаться стали намного реже. Работа, у каждого своя семья, свои заботы и проблемы.
Пожалуй, я только сейчас чувствую угрызения совести, что ничем не помогал по сути единственному родному человеку, когда уверенно встал на ноги. Она не просила, а я даже не задумывался, что возможно ей что-нибудь нужно.
После моей свадьбы с Оксаной Света ещё больше отдалилась и практически совсем перестала звонить просто так. О том, что она взяла девочку из роддома, я узнал, когда малышке исполнилось четыре месяца.
Глядя на маленькое создание с пухлыми щеками и необыкновенными серыми глазами, я даже не понял, что почувствовал. Но внутри что-то ёкнуло.
— Скажи хоть что-нибудь.
Светлана стояла рядом с детской кроваткой и наблюдала за моей реакцией.
— Слишком маленькая. Дети и должны быть такими?
— Она была ещё меньше. — На лице Светланы появилась счастливая улыбка.
У мужа Светланы, оказались какие-то проблемы со здоровьем, и своих детей он иметь не мог. Света не захотела делать ЭКО от донора. Поэтому такое решение, как стать приёмными родителями, для них вполне подходило.
Сестра души не чаяла в своей приёмной дочери. Видимо, не дополучив в детстве материнской любви, старалась максимально компенсировать её недостаток на ребёнке.
Всё это я вспоминаю, когда подъезжаю к больнице скорой помощи, куда должны были привезти Светлану. И первое, что я вижу, когда вхожу в здание, это охранника, не пускающего рыдающую Леру к маме.
Она рвётся вслед с каталкой, на которой увезли Свету.
— Да поймите же! Нельзя детям в отделение!
— Девочку тоже нужно осмотреть.
— Везите её в детское отделение.
— Да что ты за человек такой?! Ты же видишь, что она к матери рвётся. Девочка и без того напугана! — спорит с ним фельдшер в куртке работника скорой помощи.
— И что? Звоните отцу, бабушкам — кому угодно!
— Нет никого!
— Я здесь, — озвучиваю, когда подхожу ближе. — Со мной вы разговаривали по телефону.
— Слава Богу, — выдыхает фельдшер и машет рукой в сторону коридора. — Вы ещё успеете. Я пригляжу за девочкой.
Киваю и догоняю каталку. Грузовой лифт распахивает свои дверцы, и медсестра закатывает мою сестру внутрь. Вхожу следом и с болью смотрю на залитое кровью лицо сестры. Её глаза закрыты. Я не знаю слышит она меня или нет.
— Света, — зову и касаюсь пугающе холодной руки.
От моего прикосновения сестра приходит в себя и приоткрывает глаза.
— Андрей… — произносит слабым голосом. — Ты не улетел…
— Нет. Я здесь. Не разговаривай. Береги силы.
— Андрей… Лера…
— С ней всё хорошо. Не переживай.
— Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что позаботишься о ней…
Беспомощно смотрю, как медленно закрываются двери. Они словно отгораживают наш мир от того, куда увезли Светлану.
Но я не хочу, чтобы она там осталась навсегда! В голове что-то щёлкает, и, мне кажется, что если я успею её забрать, она вернётся. В ушах словно звучит мягкий голос:
«У меня всё хорошо. Лерочка передаёт тебе привет…»
Она всегда так говорила, когда звонила. Что у неё всё хорошо.
Когда между дверями остаётся совсем небольшое расстояние, порываюсь войти, чтобы успеть забрать свою сестру, но дорогу мне перегораживает женщина в медицинской одежде.
— Да нельзя же туда!
— Но там моя сестра.
— Мужчина, возьмите себя в руки и не мешайте врачам делать свою работу, — отчитывает меня, как нерадивого пацана.
Двери окончательно закрываются.
Я не успел.
Нехорошее предчувствие душит своими холодными щупальцами. В голове мелькает миллион вопросов: почему Свету привезли так поздно, почему не оказали помощь на месте? Почему, почему, почему? Одни почему!
Длинными шагами нервно меряю небольшое расстояние перед входом в нейрохирургическое отделение и только сейчас вспоминаю про Леру.
«Не отдавай её в детский дом… Пожалуйста… Пообещай мне…»
Снова мечусь, не зная, что нужно делать. Остаться здесь, или же спуститься к Лере?
Внутренний голос кричит, что уходить нельзя, но я каким-то шестым, седьмым, десятым чувством понимаю, что нужно вернуться к племяннице. Она совсем ребёнок, и ей сейчас намного сложнее.
Бросаю последний взгляд на закрытые двери и решительно спускаюсь вниз. Лера сидит одна в каком-то странном оцепенении.
Малышка поднимает свой абсолютно потерянный взгляд и смотрит на меня большими заплаканными глазами.
— А где моя мамочка? — спрашивает дрожащими губами.
Только я совершенно не знаю, что в таких случаях нужно говорить ребёнку. Я вообще не знаю, что нужно делать с детьми. Потому что у меня всегда рядом была Света.
А сейчас её рядом нет. Но есть Лера…
— Мамочка спит, — помогает с ответом фельдшер, отходившая заполнять документы. — Ты большая умничка, что тихонечко посидела, — хвалит Валерию.
— А когда она пл'оснётся?
Фельдшер стреляет в меня быстрым взглядом и с сожалением поджимает губы.
— Этого я не знаю, — отвечает с тяжёлым вздохом. — Вот возьмите. — Протягивает мне телефон и документы Светланы. — Иначе ничего этого не осталось бы. Машину скорее всего эвакуируют на штрафстоянку, — зачем-то говорит.
Машина в данный момент волнует меня меньше всего.
— У девочки есть отец?
Теоретически у каждого ребёнка есть и отец, и мать.
Вот только Леру после рождения оставили в родильном доме, и моя сестра заменила ей родную мать. Что же касается приёмного отца, то Аркадий так не смог им стать. Или не захотел. Через два года после появления Леры в их семье он без каких-либо объяснений неожиданно для всех подал на развод, и они со Светой развелись.
Насколько я знаю, сестра к бывшему мужу больше ни за чем не обращалась. Поэтому я совсем не уверен, что сейчас он возьмёт на себя заботу о Лере.
— Нет. Я сам позабочусь о девочке.
Мой ответ заставляет совершенно незнакомого человека с облегчением выдохнуть.
— Ваша сестра очень переживала за неё. — Женщина переводит сочувствующий взгляд на Леру.
Света всегда переживала за кого-то больше, чем за себя.
— Я бы посоветовала вам всё-таки свозить девочку на осмотр, и лучше сразу обратиться к психологу, — добавляет тише. — Произошедшее — ужасная травма для её психики. Но дети в этом возрасте, в отличие от нас с вами, очень быстро забывают обо всём.
Лера не пострадала благодаря подушке безопасности, которая у Светы почему-то не сработала.
***
Насчёт Аркадия я оказался прав. Бывший муж Светы выразил соболезнования по поводу её смерти, а о Лере он даже не спросил.
Да и хрен с ним вместе с его соболезнованиями, которые мне никуда не упёрлись.
Я позвонил маме, как просила сестра в своём последнем желании. И даже дозвонился и выслушал её охи и ахи. Но на похоронах собственной дочери мать так и не появилась.
Бог ей судья.
Оксане я сообщил о смерти Светланы, как и о том, что мой отпуск в связи со сложившимися обстоятельствами придётся отменить. Но на её возвращении наставать не стал. Зачем? Помощи от неё не будет никакой, а проблем мне и без неё хватает.
***
Прошедшая неделя выдалась неимоверно ужасной. Каждый день похож на кошмарный сон, из которого у меня никак не получается вырваться.
Похороны сестры, идиотские вопросы следователей, заполнение такой кучи бумаг, сколько я не писал, наверное, за целый год, — от всего этого я едва не свихнулся.
А ещё маленькая Лера, которую я мог на час-два оставить в офисе, или мне приходилось брать её с собой.
Выжатый, как лимон, еду в офис, чтобы забрать племянницу.
— Хреново выглядишь, — замечает Стас, когда я вхожу в рабочий кабинет.
Чувствую я себя ещё хуже.
— Где Лера? — Шарю глазами, но племяшки не вижу.
Карандаши и фломастеры, которыми она рисовала, лежат на столе. Розовый рюкзачок тоже висит на месте, а самой Леры нет.
— В дамской комнате.
— Где-где?
— В туалет ребёнок захотел. — Многозначительно разводит руками Стас, показывая на всю серьёзность ситуации, но при этом комически играет бровями.
Только вот мне ни черта не смешно!
— Одна?
— Да, ё-моё! Карелин, выдохни ты уже! Она же девочка! — произносит слово по слогам. — Или, по-твоему я должен был идти с ней в женский туалет?
Так-то нет, но…
С этой проблемой я столкнулся в самый первый день. Специального детского сидения для унитаза у нас не было. Да я о нём даже не слышал ни разу! А когда Лера сказала, что хочет в туалет, то только тогда до меня начало доходить, что дети — это не так уж просто. Особенно девочки. С мальчиками в этом вопросе всё-таки немного проще. Наверное.
Ольга Михайловна с умилением смотрит на Валерию. Стас, поперхнувшись, начинает кашлять в кулак, лишь бы не заржать. А вот мне не до смеха. Совсем.
Потому что Лера ждёт моего ответа, а я не знаю, как должен отреагировать, и что нужно говорить в таких случаях. Не зна-ю!
Почему мне никто не сказал, что с детьми будет так сложно?
Совсем некстати вспоминаю своё детство. То, как я сам специально старался доводить Свету. Может, это мне такой бумеранг прилетел?
Вряд ли. Сам отметаю мысль. Не такой тогда должен быть бумеранг. Лера по сравнению со мной ангелочек.
Но, видимо, какая-то карма всё-таки существует. Осталось выяснить, как со всем этим справиться.
С мольбой смотрю на Ольгу Михайловну и взглядом прошу её помочь.
— Так, господа. Мы зашли отметиться, чтобы вы нас не потеряли. Лерочка, пусть дяди пока немного поработают, а мы с тобой сходим в кафе? Здесь совсем рядом. Там такие пончики вкусные продают. М-м-м… Мягкие, горячие. Хочешь?
Детское лицо озаряется восторгом. Лера часто-часто кивает головой, но вдруг становится серьёзной и начинает хмуриться, словно вспомнив о чём-то важном, и поворачивается ко мне.
— Мо'зно я за пончиками сходю? — спрашивает у меня разрешения.
— Конечно, можно, — даю добро, растаяв от одного слова «пончик».
Однако зачем-то представляю лицо Оксаны, которая, услышав это слово, стала бы критически осматривать свою фигуру. А вдруг прилипнет с какого-нибудь боку?
Как хорошо, что Лере можно пока не беспокоиться о лишних калориях.
— Он 'лаз'лешил! — радостно докладывает Ольге Михайловне со счастливым блеском в глазах.
— Тогда мы пошли?
— А дяде Анд'лею мы пончики купим? А то он дома совсем-совсем голодненький, — сдаёт меня со всеми потрохами.
До меня доносится весёлое хрюканье Стаса. Вот кому живётся хорошо и весело.
— Господи, что за чудо! Обязательно купим! — уверяет Леру Ольга Михайловна, и улыбка на её лице расцветает ещё шире.
— А мне? — напоминает о себе Ларионов, заставляя Леру остановиться. — Я тоже весь день голодненький, — посмеиваясь, повторяет за моей племяшкой понравившееся определение.
Лера вопросительно смотрит на Ольгу Михайловну и, получив от той, утвердительный кивок, что и этому дяде они всё купят, с облегчением выдыхает. Но тут же спохватывается.
— Ой!
— Что такое, Лерочка?
Валерия освобождает свою ручку из руки женщины и подходит ко мне.
— Анд'лей, мне ну'зны дене'зки. Опять. — Протягивает открытую ладонь, на которую я кладу банковскую карту, достав её из бумажника.
Как с ней обращаться, Лера уже научилась. Причём очень быстро, как самая настоящая женщина.
— Весело у вас однако, — замечает Стас, когда Ольга Михайловна и Лера уходят, и через открытую дверь доносится из коридора Лерино весёлое щебетание.
Племяшка делится с новой «подружкой», как вчера она сама всё-превсё покупала.
— Веселее не бывает.
— Нет, я серьёзно. Она чудесный ребёнок. И даже с пелёнками возиться не надо, — замечает Ларионов и начинает тихо гоготать, видимо, вспомнив новость, с которой Лера вернулась.
Я бы с ним тоже посмеялся за компанию, если бы этот вопрос несколько дней не стоял у нас слишком остро.
— Я и не утверждаю обратного.
По крайней мере, я до сих пор не свихнулся только благодаря ей.
— Что по документам? — переводит тему Стас.
— Завтра должны быть готовы.
— Быстро. А жена твоя как отнеслась? Что-то я плохо представляю Оксанку в роли матери.
Я совсем не представляю. Как и себя не представлял в роли приёмного отца. Но справляюсь же, потому что выбора у меня нет.
— Она ещё не вернулась.
До приезда жены остаётся ровно неделя.
Мой ответ заставляет коллегу присвистнуть.
— Неплохо так…
Взглядом осаживаю Стаса не развивать эту тему. Я и сам не ожидал от Оксаны такого отношения, но обсуждать этот вопрос с кем-то ещё тоже не намерен.
— Ладно. Это ваши проблемы. Разберётесь. Так что там с причиной смерти?
— Что смерть наступила от повреждений, полученных в результате ДТП.
— И что тебе не нравится?
— Всё.
— А можно конкретнее? — просит Ларионов. — Что не сработала подушка безопасности? Если это заводская неисправность, то можно подать на производителя в суд. Хлопотно, конечно, и не факт, что можно доказать, но…
— В крови Светланы было обнаружено наркотическое вещество, которое стало причиной снижения реакции.
Таков результат пришедшего ХТИ.
Сестра не успела затормозить. Точнее она совсем не тормозила, словно целенаправленно решила разбиться.
Однако, когда я обратился к следственным органам, мне ненавязчиво посоветовали не заострять на этом внимания, чтобы у меня не возникло проблем с установлением опекунства.
— И?
Вонзаюсь в Ларионова тяжёлым взглядом. Он совсем дурак, или только прикидывается?
— Стас, какое, на хрен, наркотическое вещество?
— По идее они должны были написать.
Всё-таки дурак.
— Света не употребляла наркотики, — повторяю то, что за прошедшие две недели я повторил, наверное, уже сотню раз, если не больше.
— Андрюх, я понимаю, что она твоя сестра, и, что плохо говорить об умерших не принято…
— Да при чём здесь это?! — взрываюсь.
— При том, что ты не так часто общался со своей сестрой, — ставит мне в укор. Только я и сам виню себя в этом. Слишком поздно мы начинаем понимать это. — Ты элементарно мог не знать некоторых вещей, — совершенно спокойно на мой выпад отвечает Стас.
Точно такую формулировку я уже слышал от следователя. Только им проще списать смерть в результате несчастного случая, произошедшего по вине пострадавшего, чем доискиваться до настоящей причины.
— Света не употребляла наркотики, — твержу упрямо. — Я знаю свою сестру.
— Я не это имел в виду. Она и сама могла этого не подозревать. К примеру, пила какое-нибудь успокоительное.
За окном льёт как из ведра.
Дождь зарядил ещё ночью и до сих пор не прекращается. Как бы этого не хотелось, но скорее всего из-за непогоды Лера останется без прогулки, и нам придётся провести весь день дома.
— Анд'лей, а почему у вас с Оксаной нет маленьких деток? — озадачивает вопросом заскучавшая Валерия.
Лера большая любительница задавать разные, порой самые неожиданные вопросы.
— Не знаю. Как-то не сложилось, — отвечаю уклончиво.
На самом деле дети в наши с Оксаной планы не входили. Обычно о детях всегда мечтает женщина. Оксана не мечтала. Я тоже особо не задумывался, откладывая этот вопрос на неопределённое будущее.
Зато теперь у нас обоих есть Валерия.
— 'Залко. Мы бы сейчас вместе иг'лали. — Тяжело вздыхает. — И иг'лушек тоже нет. — Ещё один вздох.
Взобравшись на табурет, Лера стоит на нём на коленях и смотрит, как дождь крупными каплями шлёпает по лужам. Водит пальчиком по пустому подоконнику, выводя на нём невидимые узоры.
— А цветочков почему у вас нет?
— Не знаю.
Оксана явно не любительница цветоводства. Я тоже не испытывал особой тяги к домашней флоре. Есть — хорошо. Нет, значит, нет. Единственный кактус в офисе выживает сам по себе, да и то только потому, что Ольга Михайловна его изредка поливает.
— Мамочка очень любила цветочки, — грустно вздыхает малышка, пока я просматриваю детское меню, чтобы сделать заказ на дом.
Дождь совсем некстати напомнил племяшке о маме и о её доме, в котором мы не были уже давно. Про Светины цветы я даже не подумал. Скорее всего они все погибли, поскольку поливать их и ухаживать за ними было некому.
Вот Света не забыла бы… Она ничего не забывала.
Пожалуй, нужно вызвать клининговую службу, чтобы они сделали в квартире сестры уборку и заодно спасли оставшиеся в живых цветы. Если, конечно, там осталось, что спасать.
— Ни деточек, ни цветочков, ни иг'лушек. Как так 'зыть мо'зно? Скучно 'зе. — Окончательно сникнув, снова вздыхает Лера.
Поставив локти на подоконник, она понуро опустила подбородок на свои ладони.
С появлением девочки в доме я и сам понял, как однообразно текла моя жизнь до этого времени. Зато сейчас я могу с уверенностью сказать, что первый квест на роль приёмного родителя пусть не на отлично, но мною пройден. Теперь я не без гордости могу заявить, что знаю, как отличить зад и перед на детских колготках.
На экране высвечивается надпись:
«Сервис временно недоступен».
Чертыхаюсь про себя и откладываю телефон в сторону. С доставкой готовой еды тоже облом.
Подхожу к окну и встаю рядом с Лерой. Сам смотрю на унылую серость, вспоминая, как в детстве любил шлёпать по лужам в резиновых сапогах и дождевике.
У Леры наверняка тоже есть и дождевик, и резиновые сапожки на случай непогоды. Света не могла не позаботиться о таком важном моменте.
«Это всего лишь дождь, а не конец света».
Я словно слышу голос сестры.
— Лер, — зову племяшку.
— А? — мгновенно откликается.
Как я уже успел выяснить, эта маленькая особа за любой кипиш.
— Предлагаю, поехать домой, взять твои игрушки и заодно полить мамины цветочки.
Смотрит на меня с неверием.
— Если захочешь, мы можем привезти один или два цветочка сюда. Но только ты сама будешь их поливать. Согласна?
Лера широко распахивает свои большие пепельно-серые лучистые глаза, очень сильно кого-то напоминая. Но подумать об этом я не успеваю.
— Да-а! — Шилопопая егоза мгновенно подскакивает на ноги и без предупреждения прыгает с табурета мне на шею. — Ты самый-самый лучший дядя Анд'лей!
От чистых, искренних слов внутри парным молоком разливается тепло. А то, что пару секунд назад я чуть не остался заикой — это такие мелочи.
Пока Лера носится по квартире с маленькой леечкой, которая, как оказалось, у неё тоже есть, и тискает свои плюшевые игрушки, выбирая, что она хочет взять с собой, я ещё раз осматриваю квартиру Светланы.
После развода Аркадий не подавал на раздел имущества, но не факт, что он не станет претендовать на свою долю сейчас. Поживём — увидим.
Прихватив к дождевику и сапожкам детские тёплые вещи, которые скоро могут понадобиться, я зачем-то открываю ящики письменного стола Светланы. Я и сам толком не знаю, что хочу здесь найти. Но ещё раз пробегаюсь взглядом по аккуратно сложенным оплаченным квитанциям за квартиру, ежедневнику с текущими расходами и планами на будущий месяц и даже год, и совершенно ничего не вижу, что хоть как-то могло указать, куда и зачем ехала сестра в то злосчастное утро. Только судя по плотно расписанному ежедневному графику, Света точно не страдала депрессией. На неё элементарно не хватило бы времени.
И всё равно я ловлю себя на том, что упускаю какую-то важную деталь, которая лежит у меня прямо под носом, но я её просто не вижу.
— Анд'лей, я всё. — Голос Леры вырывает меня из невесёлых дум.
Оборачиваюсь и смотрю на свою воспитанницу.
Девочка стоит, с трудом удерживая горшок с достаточно большим, по сравнению с ней самой, растением с широкими листьями. Лера просто жутко напоминает героиню из достаточно известного фильма[1].
— Давай сюда свой фикус. — Забираю из детских рук тяжёлое растение, которое на самом деле оказалось чудом выжившим фикусом, и уточняю: — А игрушки ты выбрала?
— Угу. — Угукает как совёнок. — Воть… — Совершенно бесхитростно показывает на плюшевую гору зайцев, мишек, котиков, собачек и даже того здорового ежа, которого я ей сам зачем-то подарил на два или три года.
Ёж смотрит на меня своими чёрными стеклянными глазами, словно молчаливо говорит: «Здорово, приятель. Помнишь меня?». Ужасный подарок для девочки. Но тогда мне так не казалось.
Лера не забыла даже свою лейку, красующуюся рядом со всей этой плюшевой бандой.
— Ого. Это все?
Все или всё — в данном случае имеет равнозначное значение.
— Угу. — Часто-часто кивает. — Они сказали, что очень соскучились без меня.
Оксана задаёт вопрос с таким видом, будто увидела перед собой какое-то пресмыкающееся, а не ребёнка.
Мне кажется, даже фикус прилично охренел от такого чудовищного бессердечия и просто возмутительной вульгарной бестактности.
Валерия широко распахивает глаза и настолько теряется, что замирает испуганной мышкой.
Едрид мадрид! Да тут даже я растерялся бы, если бы мне такое сказали!
— Лера здесь живёт, — отвечаю дорогой жёнушке спокойным тоном.
Только одному чёрту известно, чего мне стоило сдержаться и не надеть горшок, который я держу в руке, ей на голову. Несчастный фикус точно ни в чём не виноват, чтобы, пережив двухнедельную засуху, заслужить такую участь.
— Вот как?! — Оксана выгибает бровь и, хмыкнув, презрительно кривит губы.
Жаль, что взглядом нельзя убивать. Я бы не раздумывал.
Отвожу взгляд от жены, ставлю фикус на пол и как можно мягче обращаюсь к застывшей в немом шоке племяшке:
— Лер, ты же в туалет хотела? Иди скорей. — Помогаю ей снять сапожки и легонько подталкиваю, побуждая к действию.
Нечего ребёнку слышать всё то, что я собираюсь высказать своей драгоценной супруге.
Не обращая внимания на свою благоверную, слежу, как Лера, настороженно взглянув сначала на меня, а потом на Оксану, идёт в сторону туалета. И только тогда, когда она закрывает за собой дверь, я перевожу тяжёлый взгляд на жену.
— Ты с ума сошла такое говорить при ребёнке?!
— А что такого я сказала? — Вызывающе вздёргивает подбородок и распрямляет плечи, выпячивая грудь, чтобы продемонстрировать мне свой глубокий вырез.
Неужели она серьёзно думает, что я настолько оголодал, что ради её загорелого бюста, выгоню из дома Валерию?
— Ты действительно не поняла, что? — Окончательно выпадаю в осадок, глядя на чудовище в женском обличии. — Ты только что в самой грубой форме высказалась, что не желаешь её здесь видеть.
Даже не смотрю на предложенные прелести, что, по идее, должно быть немного странно после почти месячного воздержания.
— Да. Не желаю! Андрей, я хочу, чтобы мы жили, как прежде, — меняет тон.
— Как прежде, уже не получится. И ты об этом прекрасно знала.
— Я была уверена, что ты прислушаешься к моим желаниям.
— Я прислушался. Я оформил опекунство, а не удочерил её.
— Но я была уверена, что она будет жить отдельно. — Оксана нервно кусает губы, видимо, понимая, что сама дала промашку.
— Нет. Неужели нельзя быть хотя бы немного повежливее? — всё-таки выговариваю. — Лера ещё совсем ребёнок.
Про то, что она пережила потерю матери, я даже не упоминаю.
— И что?! Я не собираюсь ни с кем сюсюкаться! — огрызается Оксана, понимая, что попытка добиться желаемого при помощи соблазнения у неё с треском провалилась.
— Элементарная вежливость — это не сюсюканье.
— Я с самого начала говорила тебе, что не желаю, чтобы она жила с нами. Но ты всегда делаешь по-своему! — уходит в защиту, не имея больше аргументов для нападения.
— По-моему, я тоже тебе говорил, что не могу отказаться от девочки. Но ты слышишь исключительно только себя.
Именно из-за этого разногласия Оксана осталась на отдыхе. Видимо, надеялась, что я одумаюсь и передумаю.
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне!
Это не первая истерика Оксаны. Все предыдущие не стоили внимания, чтобы на них тратить свои силы, и обычно я первый шёл на уступки. Но только не в этот раз.
На меня можно давить, но перегибать не стоит. И Оксане это прекрасно известно.
— Другого тона ты не заслужила, — отвечаю с внешним хладнокровием, хотя внутри напоминаю пробудившийся вулкан. Поэтому сейчас меня лучше не трогать.
К тому же, пока жена в одиночку наслаждалась своим отпуском, нам с Валерией не так уж плохо и жилось. Не всё получалось идеально, но мы же как-то справились. Так что…
Поднимаю с пола фикус и… не спешу разуваться.
— Ах вот как?! — храбрится, стараясь не выдать своего волнения. Оксана не любит проигрывать. — Ты так и будешь стоять? — не выдерживает и бросает нервно. — Куда ты собрался?
— Поеду вместе с Валерией к ней домой, чтобы она тебе не мешала.
— Андрей, ты не сделаешь этого!
Даже отвечать не желаю.
Оксана, не мигая, таращится на меня бешеным взглядом. Сжимает губы, всем своим видом демонстрируя, как глубоко она оскорблена. Ещё один её любимый приём манипуляции, кстати.
— Хорошо. — Нервным движением забирает у меня из рук фикус. — Пусть живёт.
Немного непонятно, кого она имеет в виду: Валерию или же фикус.
— Но имей в виду, я утирать сопли никому не собираюсь!
Слава богу, Валерия уже достаточно самостоятельная девочка, а благодаря Свете, заменившей ей мать, научена элементарным правилам поведения. Чего, к сожалению, нельзя сказать про саму Оксану.
— Оксана меня не любит, да? — спрашивает Валерия, когда я захожу к ней в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи.
Свет от ночника отбрасывает на кровать длинные тени. Поправляю одеяло и присаживаюсь на самый край.
Обложившись игрушками, Лера каким-то невероятным образом сумела создать свой маленький уютный мир. Даже ёж сидит на полу, как страж, охраняя свою маленькую хозяйку.
— Она пока не привыкла. Дай ей немного времени. Хорошо?
Лера — очаровательный ребёнок, которого просто невозможно не полюбить. Просто Оксана не готова сразу принять ту реальность, которая на неё свалилась. Мне тоже было непросто это сделать, но я же смог.
— Угу. Я буду очень-очень хо'лошо себя вести, чтобы она на тебя больше не 'лугалась.
— Ка-ре-лин! Анд-рю-ха! — Стас, сложив ладони рупором, кричит, как в лесу.
Перевожу взгляд на Ларионова.
— Чего орёшь?
— А что мне остаётся делать, если ты меня не слышишь?
Есть такое. Я немного выпал из реальности. Вышел на работу, а сосредоточиться толком не получается.
— Чего хотел?
Стас, оттолкнувшись резким движением, откатывается на стуле, встаёт и подходит к моему столу, устраивается на нём с самого краю, грубо сдвинув папки своим задом.
— Я ничего не хотел. А вот ты меня беспокоишь. Рассказывай.
— Что именно?
— Всё!
— Инженер-конструктор подрабатывает психотерапевтом на полставки? Или ты духовный сан принял, чтобы чужие грехи отпускать?
Интересно, а мысленное убийство считается за грех?
— Это как тебе нравится. Слушаю тебя, сын мой, — басит Ларионов, изображая из себя священника на исповеди, важно складывает руки на своей груди, при этом едва удерживает равновесие, едва не свалившись.
Священнослужитель доморощенный!
— Мне никак не нравится. Давай работать.
— Я видел, как ты сейчас работал. В стене дыру сверлил своим взглядом. Что случилось? Лера заболела?
— Нет. С чего ты взял?
— Ни с чего. Предположил. Опеку ты оформил, жена вернулась. Всё должно устаканиться, а ты выглядишь хреновее, чем в самом начале.
В самом начале – это после похорон Светы. Тогда были только проблемы, которые я решал по мере возможности. Причём спокойно решал, потому что мне никто не выедал мозг чайной ложкой.
— Или тебе жена не даёт? — хрюкает от смеха.
Вот кого хлебом не корми, — дай поржать.
— Всё нормально. — Ухожу от прямого ответа и загружаю рабочую программу.
Обсуждать свою личную жизнь я ни с кем не намерен. Однако Стас прав: всё должно было наладиться, но с возвращением Оксаны стало только хуже. Всё-таки, пока мы выживали с племяшкой вдвоём, нам было намного легче. Как бы странно это ни звучало.
***
Валерию мне пришлось оформить в частный детский сад. Цены там, конечно, космические, но пока подойдёт очередь на обычный, Лера уже будет ходить в школу.
Отвозить и забирать девочку, естественно, приходится мне. Оксану я даже не стал просить.
— Анд'лей, мы сегодня новый танец учили. И 'ЗаПална сказала, что я очень хо'лошо танцую.
ЗаПалной Лера называет свою новую воспитательницу Жанну Павловну.
— А почему мы не ходим больше на танцы?
Вот что мне ответить? Извечную отговорку всех родителей, что я работаю, и поэтому не могу водить её по кружкам?
— Лер, мы обязательно, что-нибудь придумаем.
Знать бы ещё, что.
— Хо'лошо! — Мурлыкая какую-то песенку, шагает вприпрыжку, пока мы идём до автобусной остановки. Страх ездить в машине у Леры до сих пор не прошёл.
— А ещё мы сегодня 'лисовали. Но 'лисовать у меня не получается.
— Научишься. Я вообще не умел рисовать, — признаюсь.
— П'лавда?
— Да. Когда учился в школе, за меня всегда рисовала Света.
— Моя мамочка? — Лера поднимает на меня свой чистый взор, в котором на секунду мне мерещится взгляд Светланы. Словно сестра смотрит на меня глазами своей приёмной дочери.
— Да.
Уже жалею, что невольно снова напомнил ей о той, кого она считала своей мамой.
— Мамочка очень любила 'лисовать, — произносит Лера с грустным вздохом. — Я по ней очень-очень скучаю. 'Заль, что она больше не п'лоснётся. Оксана сказала, что мамочка уме'лла, и что она больше никогда-никогда ко мне не п'лидёт…
***
— Зачем ты сказала Валерии, что Светлана умерла? — спрашиваю у Оксаны.
Жена включает блендер, и только после того, как взбивает себе свой коктейль, удосуживает меня ответом.
— Потому что это правда. Что, по-твоему, я должна была ей ответить? Наврать? — отвечает, продолжая стоять спиной.
— Можно было совсем не касаться этой темы.
Оксана разворачивается вместе со стаканом буро-зелёной жидкости и вызывающе смотрит мне в лицо.
— Я считаю, что она должна знать правду, а не верить в сказки о «спящей царевне», — вдруг замолкает и заглядывает за мою спину. — Чего тебе?
— Я пить хочу, — пищит бесшумно подошедшая Валерия.
Оксана наливает в стакан кипячёной воды и ставит его на стол.
— Пей и иди в комнату. Нечего подслушивать взрослые разговоры.
— Я не подслушивала.
— Валерия, врать тоже очень плохо!
— Я не в'лу! — горячо возражает маленькая бунтовщица, которую несправедливо обвинили в том, чего она не делала. И прежде, чем Оксана успевает что-то сказать, Лера, разворачивается и уходит.
В детском голосе чётко слышится до боли знакомая интонация. Света была до ужаса упрямой.
— Нахалка! — еле слышно шипит жена.
Что-то мне подсказывает, что, уходя, Лера кривит своё личико и показывает злой тётке язык. Я бы на её месте обязательно так сделал!
— Вот чему ты сейчас улыбаешься?
Я и сам не знаю. Наверное, во мне начинает просыпаться то чувство, которое возникает, когда вдруг неожиданно становишься отцом. Или опекуном, как в моём случае.
***
Пока жена собирается принять в душ — это как минимум часа на полтора — я захожу к племяшке.
Маленькая умница старается лишний раз не выходить из своей комнаты, чтобы не попадаться на глаза Оксане, которая в свою очередь не переступает порог детской. Словно там стоит невидимая защита, которую та не может преодолеть.
Лера прекрасно обходится компанией своих плюшевых игрушек, но сейчас она сидит на кровати и… Играет в телефоне?
Вот только своего у неё ещё нет.
В руках у Валерии смартфон Светы. И тот точно был запаролен.
Разблокировать безопасно у меня не получилось, сбрасывать до заводских настроек я не стал, отложив его на потом. Благополучно потом про него забыв.
Валерия так увлечена, что не замечает моего появления.
— Лер, — зову, когда подхожу ближе.
— Ой! — Подскакивает испуганно, отвлекается на меня и, разочарованно вздохнув, машет рукой: — Опять п'лоиг'лала!
Маришка…
Вряд ли сестра подписала кого-то так ещё, кроме своей единственной подруги.
Подруги, которая была ей ближе всех, и которую я не предупредил о случившемся.
— Анд'лей, ты не слышишь что ли?! — возмущается Лера. — Ответь у'зе!
Валерия сама проводит пальчиком по дисплею, пока я гипнотизирую экран.
— Света! Господи! Наконец-то! — Стон облегчения доносится из динамиков, как только идёт соединение линии. — Как же ты меня напугала! Что я только не успела передумать. Я чуть с ума не сошла, пока не могла до тебя дозвониться. У вас всё нормально?
Меня словно отбрасывает в какую-то другую, параллельную Вселенную, где жизнь идёт совсем по-другому. Потому что для Марины моя сестра до сих пор всё ещё жива. Она просто не могла до неё дозвониться…
— Это не Света, — хриплю вдруг осипшим голосом.
— Аркадий? — звучит с подозрительной настороженностью.
— Нет. Это Андрей.
Почему-то мне кажется, что, услышав моё имя, Веденеева сразу же отключится. Однако она не делает этого.
— Ты… Ты можешь позвать Свету? — Интонация Марины мгновенно становится официальной и холодной, обдавая меня морозом.
— Нет.
В телефоне повисает напряжённая пауза. Уверен, если бы не настойчивое желание услышать подругу, со мной Марина точно не стала бы разговаривать.
— Почему?
Кошусь на Валерию, навострившую свои маленькие ушки, и, пожалуй, впервые благодарен Оксане, что она сказала ей правду.
— Света погибла, — озвучиваю Марине причину.
В груди всё ещё давит, но той невыносимой, ноющей боли, после которой внутри остаётся лишь выжженная пустыня, уже нет. Я переболел. Смирился.
А вот Марина ещё нет.
— Как погибла? — В женском голосе абсолютная растерянность, неверие, отрицание, страх. — Это невозможно!
Я тоже так думал.
Можно было бы на этом закончить разговор, оставить Веденееву один на один с полученной информацией, как пришлось с этим справляться мне, но я, сам не знаю почему, не делаю этого, а даю Марине время, чтобы осознать эту новость. Наверное, просто хочу поддержать.
В какой-то момент мне даже кажется, что она отключится. Но этого тоже не происходит.
— К-как это с-случилось? Когда?
— Она попала в аварию два месяца назад.
Марина замолкает. Молчу вместе с ней, слушая её прерывистое дыхание, разделяя её переживания и боль. Словно через себя пропускаю, чувствуя, как её сейчас ломает и корёжит.
Какая бы неприязнь ни была между нами, они с сестрой были очень близки.
— Авария… Два месяца назад, — повторяет глухим эхом. Так тихо, что я едва различаю, что она говорит. — Господи, как же так? — задаёт вопрос, на который вряд ли получит ответ. — Я даже не попрощалась с ней… — звучит с горьким сожалением.
Как-будто очнувшись, Марина торопливо бросает следующий вопрос:
— А… — спотыкается на полуслове, но так и не произносит моего имени вслух. — А Лера? — спрашивает и замирает, словно заранее боится услышать мой ответ.
— С Лерой всё хорошо. Она не пострадала.
Выдох, и снова пауза.
— Где Лера сейчас? — Каждое слово Марина произносит так, будто ей тяжело говорить.
— Здесь. Рядышком.
Я абсолютно уверен, что слышу ещё один облегчённый выдох.
— Я… я могу с ней поговорить? Пожалуйста!
Нехотя передаю смартфон племяннице, которая поспешно выхватывает его из моих рук.
— Лёля! — Валерия буквально захлёбывается эмоциями. — Ты почему так долго не звонила?! — выговаривает строго и расстроенно сопит.
— Солнышко моё, я звонила. Много раз звонила. Но мне никто не отвечал. Как ты, лапушка моя?
Я ни разу не слышал от Веденеевой столько нежности, искренне считая, что она на неё не способна.
— Андрей? — так невовремя появившаяся Оксана лишает меня возможности дослушать разговор до конца.
Сестра очень мало общалась по телефону. В основном только с Мариной и только через WhatsApp. Но бывали периоды, когда вместо звонков сестра делилась с подругой фотографиями и снятыми видео, которыми была заполнена галерея телефона.
Следующим вечером Марина звонит Лере снова, и они опять разговаривают очень долго. О чём? Обо всём на свете. Лера легко и охотно делится с ней всеми новостями, а Марина слушает так, словно для неё нет ничего важнее.
— Не понимаю, почему ты позволяешь ей столько болтать по телефону? — выговаривает жена, которая этим тоже оказывается недовольна.
— Девочке нужно общение, которого она явно недополучает.
Однако Оксана не желает замечать брошенный в её сторону упрёк.
— Ты считаешь это нормальным, по часу висеть на телефоне?
— Ничего плохого я не вижу.
Это, на самом деле, так. Валерия — очень общительный ребёнок. Она легко находит общий язык как с детьми, так и со взрослыми. В их группе, состоящей из шести человек, она очень быстро подружилась со всеми; могла болтать с Ольгой Михайловной и даже со Стасом, когда я на свой страх и риск приводил и оставлял её в офисе. Не говоря уже про то, что, когда мы жили одни, Лера болтала без умолку, как только немного пришла в себя. Ее бесконечные вопросы и рассуждения помогли мне самому быстрее взять себя в руки и справиться с невосполнимой утратой.
Вот только в последние дни общения Валерии стало явно не хватать. С одними плюшевыми игрушками не наговоришься.
— Неужели человеку заняться нечем, как только болтать по телефону с малолетней девчонкой, — зло бурчит Оксана.
Может, и есть.
Я ничего не знаю о личной жизни Марины. Однако, в отличие от Оксаны, она смогла найти время, чтобы позвонить Валерии.
— Т'ла-та-та, т'ла-та-та, мы везём с собой кота… — Лера весело напевает, несколько раз повторяя одну и ту же выученную строчку, ползает по кровати, чтобы застелить её покрывалом.
Вот у кого-то настроение хорошее, несмотря ни на что.
Детский сад временно не работает, и племяшка второй день находится дома. Вчера у меня получилось взять работу на дом, сегодня не выйдет — начальство на месте. К слову сказать, всю неделю тоже.
— Лер, я пошёл.
— Ой! Я сейчас! — Смешно сползает с кровати, на которую усаживала свой плюшевый зверинец, подбегает и обнимает меня за шею, когда я присаживаюсь на корточки. — Ты за меня не волнуйся, по'залуйста. Я буду хо'лошо-хо'лошо себя вести. Я у'зе большая! И умничка! — выдаёт без ложной скромности и довольно улыбается.
Большой Лера стала, когда ей достался в личное пользование смартфон Светы, а умничкой её постоянно называет Марина. Лёля Марина.
— Тогда пока-пока?
— Пока-пока. — Лера часто-часто кивает и смотрит на меня своим лучистым взглядом.
— Андрей, сколько можно?! — За моей спиной раздаётся раздражённый голос Оксаны.
Затылком я не могу этого видеть, но макушкой чувствую, как жена закатывает глаза, глядя на мои «сюсюкания», как она их называет.
В последнее время выносить её недовольства становится всё сложнее. Я почти на грани, чтобы поставить на нашем браке одну большую, жирную точку.
Тем не менее, набираюсь терпения, отпускаю Валерию и, вставая, поворачиваюсь к жене:
— Посмотри, пожалуйста, за ней, — прошу, наверное, уже в десятый раз. Но мне проще сделать наказ Валерии, чем чего-то добиться от Оксаны.
— Посмотрю, — выдавливает жена нехотя, словно делает одолжение.
Пожалуй, требовать от неё чего-то большего не имеет смысла.
Ближе к концу рабочего дня звоню ЗаПалне.
— Добрый день, Жанна Павловна, это Карелин. Есть новости по поводу завтра?
— Здравствуйте, Андрей Романович. Я бы не назвала день добрым. К сожалению, нас всё-таки закрыли, — убивает меня на месте.
— Совсем? — Вопрос слетает непроизвольно, потому что искать Валерии новый сад — это полнейшая задница.
— Надеюсь, что нет. Но сколько займёт полная проверка документов, сказать точно я не могу. Может, неделя, а может, и месяц.
Месяц?! Ловлю микроинфаркт.
Вряд ли Оксана выдержит в статусе няни неделю. Что тогда говорить про месяц? Придётся срочно искать какой-то выход.
— Как только получу разрешения, я сразу поставлю вас в известность, — успокаивает Жанна Павловна.
Только мне от этого совсем не легче. Когда это произойдёт — непонятно. Обзваниваю все детские сады, но, как специально, мест нигде нет.
— Это, конечно, не моё дело, но неужели Оксанка не может посидеть пару дней с ребёнком? — замечает Ларионов, когда я вместо того, чтобы работать, в очередной раз получаю отказ.
Вот как ему объяснить, что с женой у меня сейчас не самый лучший период?
***
— Я дома! — сообщаю с порога, и из детской тут же выскакивает Лера.
— Анд'лей! П'ливет!
— Привет. Как дела?
Приседаю перед Валерией и всматриваюсь в детское лицо, ища в нём ответы. Но Лера выглядит очень довольной и даже счастливой.
Причём намного счастливее, чем когда я забираю её из детского сада.
Неожиданно.
— Всё п'лосто замечательно! — сообщает, заражая меня своей сияющей радостью.
— Точно? — переспрашиваю, хотя я и сам прекрасно это вижу.
— Ага! — Часто-часто кивает. — Оксана меня да'зе не 'лугала, — сообщает шёпотом.
— Правда?
Как-то не верится.
— Ну-у-у… Почти, — признаётся, забавно сморщив носик. — Вот та-а-кую капельку… — Валерия показывает пальчиками малюсенькое расстояние в миллиметра два.
Если так, то, можно сказать, и правда не ругала.
— Лера!
От строгого окрика Валерия зажмуривается.
Было бы неплохо: глаза закрыл — и строгой тётки нет. Но увы, жена, как всплывающая реклама, в самый неподходящий момент появляется в прихожей.
— Кто за тебя воду вытирать будет? — Оксана жестом указывает в направлении детской.
— Я выте'лу!
— Развела грязь — иди убирай! Сейчас же! — требует. Только Лера не торопится выполнять приказ. — Я кому сказала? — прикрикивает и переводит взгляд на меня, ища поддержки.
На тему: «Она запрещает, я разрешаю», — чем только балую ребёнка, — мы спорим постоянно.
— Что у вас случилось? — спрашиваю у Леры.
— Я поливала цветочек, и леечка упала. Бумс! Тепе'ль там всё мок'ло, — объясняет так, что я не могу сдержать смешок.
Не такая глобальная катастрофа, чтобы из-за неё устраивать скандал.
— Ничего смешного я не вижу! Теперь придётся стирать тюль!
Ах, ну да! Тюль стирать — это же надо ехать на речку и там его полоскать. Но вслух я этого не озвучиваю.
— Сейчас постираем, — успокаиваю Оксану и обращаюсь к Лере: — Ты неси пока тряпку, а я сейчас приду и помогу. Хорошо?
Несмотря на то, что я полностью на её стороне, взглядом прошу племяшку послушаться. Не хочу начинать вечер со ссоры, которой можно избежать.
— Лер?
— Ладно.
— Вот и умничка, — хвалю, чтобы приободрить.
Когда она уходит, поднимаюсь и смотрю на жену.
— Неужели нельзя говорить с ней по-спокойному?
— Я разговариваю нормально. Это ты ей всё позволяешь!
Возможно.
Однако, несмотря на проявляемую внешнюю грубость по отношению к Валерии, Оксана не позволяет себе никаких излишеств в своих действиях. Наверное, именно это и удерживает меня от кардинальных действий. Если все будут разводиться только потому, что жена постоянно орёт, то семей почти не останется.
— Детский сад открылся?
— Нет. Потерпи ещё завтра, пожалуйста.
На мою просьбу Оксана закатывает глаза и с видом: «как же меня всё задолбало» удаляется в комнату.
Человека нельзя заставить силой полюбить.
Нужно время, чтобы Оксана смогла привыкнуть к Валерии. Но опять же — привыкла, а не полюбила.
С одной стороны я могу понять свою жену — ей навязали абсолютно чужого ребёнка. А с другой — я не могу отказаться от племянницы и продолжить жить, как ни в чём не бывало. Уже не могу. И дело даже не в данном своей сестре обещании, или в жалости. Дело в чём-то другом. Словно за то время, что Лера живёт со мной, я к ней привык. Сначала даже не задумывался, поступая так, как поступил бы любой другой на моём месте. А сейчас я не представляю ни одного дня без девочки. Словно Светлана передала мне всю свою любовь к своей приёмной дочери.
Судьба Валерии словно специально заставляет маленькую девочку страдать: сначала её бросила мать, пусть даже Лера этого не знает, потом не стало приёмной матери, которую она любила, считая родной, и если ещё я откажусь от неё, как требует Оксана, ребёнок снова окажется один на один с этим миром. А этого я допустить не могу.
Погода сегодня жжёт. Буквально каких-то полчаса назад ярко светило палящее солнце, беспардонно прорываясь даже сквозь жалюзи, а сейчас за окном темно, будто кто-то взял и отключил небесное светило. Небо заволокло низкими, тяжёлыми тучами. Ветер доносит запах земли, дождя и долгожданной прохлады.
Стою у распахнутого окна и полной грудью вдыхаю свежий воздух, вбирая в себя силу и мощь стихии.
Раскатистое рычание грома отрезвляет.
— Андрюх, ты хочешь, чтобы Зевс пару молний сюда зафигачил?
Закрываю окно и задвигаю жалюзи.
— Стас, мне нужно уйти. — Бросаю взгляд на часы.
До окончания рабочего дня ещё час.
— Карелин, ты давай завязывай со всеми этими похождениями.
Я понимаю, что опять подставляю коллегу.
Светлана говорила, что Лера панически боится грома. Надеюсь, что успею приехать домой до дождя.
Едва переступаю порог, как сквозь громовые раскаты прорывается детский плач.
— Лера!
Большими шагами пересекаю длинный коридор и распахиваю дверь бывшей спальни, переоборудованной теперь под детскую.
Забившись в угол, Валерия обнимает руками свои колени и сидит, уткнувшись в них лицом. Хрупкие детские плечики сотрясаются от рыданий.
Мощный удар не на шутку разыгравшейся стихии громыхает совсем рядом, причём с такой силой, что кажется, трясутся стены.
Сжавшись ещё сильнее, Лера маленькими ладошками закрывает свои уши и истошно кричит.
Наглухо закрываю окно и подхожу к ребёнку.
— Иди ко мне. — Поднимаю её.
Дрожит. Тоненькие ручки доверчиво обвивают мою шею.
— Ну, всё, моя хорошая, не бойся. — Глажу по спине, пытаясь успокоить. — Я здесь. Рядом. Не плачь. Это всего лишь гром.
Однако, несмотря на мои старания, девочка не может успокоиться.
— Тише, тише. — Опускаюсь на детскую кровать и усаживаю Леру к себе на колени. — Испугалась?
Молча кивает, и жмётся ко мне, как беспомощный котёнок.
— А Оксана где?
Лера поднимает на меня своё заплаканное лицо. Губки нервно дрожат, пытаясь что-то сказать, девчушка всхлипывает и готова вот-вот опять разрыдаться.
Прижимаю детскую голову к своей груди, чтобы дать малышке возможность успокоиться, и качаю, делая это на каком-то подсознательном автомате.
Щелчок входной двери предупреждает о возвращении супруги.
Осторожно, чтобы не разбудить свою воспитанницу, бросаю взгляд на часы. Я дома уже сорок минут!
От одной мысли, что Лера всё это время находилась бы одна, внутри закипает вполне обоснованное негодование. Однако даже сейчас Оксана не спешит в детскую.
Перекладываю Валерию на кровать.
В комнате тепло. Но я всё равно накрываю ребёнка покрывалом, чтобы создать ощущение защиты, и выхожу из комнаты, бесшумно закрывая за собой дверь. Опираюсь на косяк и смотрю на жену.
Оксана, сбросив свои модельные туфли, сидит на банкетке. Согнув ногу, растирает ступню, продолжая при этом висеть на телефоне, прижав его плечом к уху.
— Да ну нет же! Ракурс тут ни при чём. Она вчера его только выставила. Нет, я про то, где она в купальнике и в очках… Я тоже подумала, что старое, но на прошлогодних снимках у неё нет татуировки на бедре.
Полностью охренев от услышанного, я не нахожу ни одного приличного слова, чтобы выразить, как внутри всё закипает, напоминая неожиданно пробудившийся вулкан. Дико хочется разбить об стену грёбаный телефон, несмотря на то, что он совсем новый, и хорошенько встряхнуть Оксану. Причём тряхануть так, чтобы она тоже почувствовала настоящий страх.
— Вот и я про то же. Думаешь, она сделала маммопластику? Если да, то выглядит ужасно.
Видимо, для Оксаны обсуждение чьих-то сисек важнее испуганного ребёнка дома.
Не выдерживаю и негромким покашливанием обозначиваю своё присутствие. Хотя хочется загреметь не хуже грома. Но я наоборот стараясь говорить тише, чтобы не разбудить и снова не напугать Валерию.
— Где. Ты. Была? — требую ответа.
— Ланочка, я тебе потом перезвоню. Пока, дорогая.
Оксана сворачивает свой просто охрененно суперважный разговор и, распахнув широко глаза, поднимает на меня невинный взгляд.
— Привет, дорогой. Не думала, что ты уже дома, — мурлычет ласковой кошечкой.
Сначала на красивом лице появляется лучезарная улыбка, а чуть позже Оксана вытягивает губы для поцелуя, своим непростительно беспечным поведением заставляя меня заскрежетать зубами.
Я могу всё понять, но всему есть предел! Оставить ребёнка дома одного — это за гранью моего понимания. Должна же быть хоть капля ответственности?!
— Я задал вопрос! — рычу вместо поцелуя.
Видимо, до Оксаны начинает доходить, что целовать её никто не собирается, и она с демонстративно обиженным, но при этом гордым видом отстраняется.
— Ходила на маникюр. — Небрежно пожимает плечами, растопыривает веером свои пальцы перед моим лицом, демонстрируя мне обновку.
Несколько секунд жена смотрит на меня выжидающе. Только чего она ждёт, непонятно.
В итоге Оксана не выдерживает:
— Вот, значит, как? Ради какой-то беспризорницы ты готов разрушить свою семью? — бьёт словами наотмашь, специально стараясь задеть за живое.
— Валерия — не беспризорница и никогда ею не будет.
Мой ответ заставляет Оксану задохнуться, но она очень быстро берёт себя в руки.
— О ней ты, значит, беспокоишься, а я стала не важна?!
Вот как объяснить, что есть вещи, из которых невозможно выбирать? Ты не можешь выбрать, какая рука или нога тебе нужнее — правая или левая.
— Оксана, послушай…
— Я ничего не желаю слушать! — бросает мне в лицо, злясь, что я не оправдал её ожиданий. Оттолкнув меня, хотя я абсолютно ей не мешаю, решительными шагами идёт в большую комнату, после приезда Леры ставшую нашей спальней, и громко хлопает дверью.
Наверное, нужно пойти за женой, успокоить её и попробовать ещё раз объяснить, что мы оба оказались в непростой ситуации. Ведь я не виноват, что так получилось. И Валерия не виновата. Но я устал это делать. Оксана, в отличие от той же Леры, не маленький ребёнок, а взрослая женщина, которая сама должна всё понимать, а не закатывать истерики.
Из-за закрытой двери в мой адрес летят обвинения во всех смертных грехах. Раскаты грома, по сравнению с криками моей жены, — жалкое бормотание. Зевс явно сдаёт позиции.
Мне не хотелось бы, чтобы Оксана своими воплями разбудила Леру, но я не двигаюсь с места, давая жене проораться и успокоиться.
Очень быстро в квартире наступает тишина. Только Оксана не собиралась успокаиваться.
Супруга появляется из комнаты с сумкой, останавливается рядом и молча буравит меня проницательным взглядом.
— Ты даже ничего не скажешь?
Видимо, даёт мне ещё одну попытку исправиться. Вот только я, такой идиот, не хочу её замечать.
Я устал от постоянного манипулирования. Мне осточертело говорить то, что она хочет услышать. А правда ей вряд ли понравится.
Если я скажу, что она ведёт себя хуже избалованного ребёнка, это не только не исправит ситуацию, а скорее, наоборот, вызовет ещё одну бурю. Поэтому я просто молчу.
— Надеюсь, ты очень быстро пожалеешь о своём решении! — сквозь зубы цедит проклятие. В глазах плещутся гнев и раздражение, искажая красивое лицо, но Оксана с непоколебимым выражением влезает в свои туфли и выходит за дверь.
Надеюсь, она взяла с собой зонтик, потому что на улице льёт как из ведра. Хотя на самом деле мне глубоко безразлично.
Расчёт Оксаны прост: мне элементарно не с кем оставить завтра Валерию. Это при том варианте, что в понедельник сад откроют.
Обзвонив с десяток номеров и получив везде отказ, хочешь не хочешь начинаешь думать о вселенском заговоре.
Только я слишком упрям, чтобы прогибаться под самодурство своей жёнушки.
Обращаться к начальнику о переводе меня на удалёнку бесполезно. У меня нет той программы, в которой мы сейчас работаем. Какую-то мелочь я ещё смогу сделать, но окончательный вариант нужно прогонять через прогу. К тому же Кривоносов уже раз дал мне понять, что незаменимых не бывает. Мне и без того прилетел неслабый штраф за присутствие посторонних на рабочем месте.
Больничный мне никто не даст, в отпуске я уже был, оставлять Валерию одну дома — не вариант. Придётся брать несколько дней за свой счёт, пока не разрешится вопрос с детским садом. Или же искать няню. Срочно!
Видимо, Вселенная, или что там есть, по утверждению тех, кто верит в силу звёзд, судьбы и прочей лабуды, услышала мой крик отчаяния, потому что в дверь звонят.
Звонок сменяется настойчивым, истеричным, в стиле Оксаны, стуком.
Оксана промокла до нитки и решила вернуться? Но зачем колотить кулаком по двери, зная, что Лера спит?
Хотя, о чём это я?
В полной уверенности, что сейчас увижу промокшую жену, открываю дверь и натыкаюсь на… Подростка?
Взглядом пробегаюсь снизу вверх.
Абсолютный минимализм в одежде, приближённой к спортивному стилю: кроссовки, укороченные тёмно-серые брюки, простая белая футболка и свитшот, накинутый на плечи и рукавами закрывающий грудь. Полное отсутствие каких-либо украшений и макияжа наталкивают меня на мысль, что передо мной парень.
Свободная одежда лишь ещё больше подчеркивает его худобу. Но главная деталь — глубоко надвинутая на лоб бейсболка, которая скрывает отсутствие волос, но не скрывает взгляд — прямой, открытый, напряжённый и почему-то смутно знакомый.
Первая мысль, которая приходит мне в голову и хоть как-то объясняет его появление: с Оксаной что-то случилось?
Хочу спросить об этом, но меня опережают, окончательно сбивая с толку:
— Где Лера?
Вопрос звучит женским голосом, и только по нему я понимаю, насколько серьёзно ошибся в своём первоначальном выводе. Но удивляет не это: я лично знаком с его обладательницей.
Не без труда я узнаю в неожиданном посетителе подругу своей сестры.
Моё молчание заставляет её повторить свой вопрос:
— Андрей, где Лера? — Марина требует с меня немедленный ответ, причём в её интонации явно слышится угроза.
— Спит, — отвечаю, без зазрения совести разглядывая Веденееву.
Вынужден признать, что узнать её в новом облике совершенно невозможно.
— Я должна её увидеть!
Марина решительно переступает порог и, видимо, понадеявшись, что я отойду, со всего маху врезается, вышибая из моей груди весь воздух.
Кажется, кто-то, так же как и я, опешивает от столкновения.
Веденеева отшатывается от меня, как от чумы, и, покачнувшись, начинает падать назад. Едва успеваю поймать и держу, пока она ловит ртом воздух.
Похоже в воздухе витает какая-то аномалия, которая действует исключительно на представительниц слабого пола, или это просто мне сегодня так везёт на эмоциональных дамочек.
— Карелин, лучше уйди с дороги! — Марина резким движением скидывает с себя мои руки, хотя я просто хотел её придержать.
Ладно, Оксана, но этой-то я чем не угодил?
Веденеева, конечно, меня и без того не особо жаловала, но сейчас её глаза просто полыхают ненавистью. Чиркнешь спичкой, и всё взлетит, к чертям, на воздух.
Взрывоопасная штучка.
— Я могу узнать причину столь яростного желания ворваться в мою квартиру?
— Пропусти меня! — требует, напрочь игнорируя мой вопрос.
— Куда? — Загораживаю собой проход.
— К Лере!
Наткнувшись на преграду в виде меня, Веденеева поднимает свой взгляд. Могла бы — метала гром и молнии не хуже Зевса. Я зачем-то опять вспоминаю Верховного бога Олимпа, если верить мифологии.
Это всё Стас виноват! Приплёл его к слову, а я теперь мучаюсь.
— Уйди с дороги! — напоминает о себе Веденеева, пока я, как заторможенный, пялюсь на её лицо.
И узнаю, и не узнаю одновременно. Голос её, а вот сходства во внешности угадываются с трудом.
— Не уйду.
— Да как ты смеешь?!
— Ты врываешься в квартиру и просишь пропустить тебя в таком состоянии к ребёнку? — деликатно не называю её невменяемой.
Однако мои слова и без этого оказывают на Марину нужное воздействие. Она прикрывает глаза и глубоко вдыхает.
Согласен, кому-то не мешает успокоиться.
— Извини. Ты прав. Я в порядке. Теперь я могу увидеть Леру? — произносит уже другим тоном.
— Лера спит.
— И тем не менее, я настаиваю. Я хочу её увидеть. — В интонации звенят титановые нотки.
— Хорошо. Только сначала скажи, что за срочность такая?
— Я хочу убедиться, что с ней всё в порядке, — отвечает совершенно спокойно.
В глубоком взгляде серо-зелёных глаз, которые на худом лице кажутся просто огромными, плещутся тревога и беспокойство.
— Что случилось?
— Что?! И ты ещё спрашиваешь?! — мгновенно теряет контроль, словно я задел какую-то очень чувствительную точку.
Только ни гадать, ни читать мысли я не умею.
— Да, чёрт возьми! Я хочу знать, какого лешего ты собираешься пугать Валерию?!
— Я?! Пугать?! Ты в своём уме?! Я никогда не причиню ей вреда!
— То есть, ты считаешь, что это я могу причинить?! — охреневаю от такой постановки вопроса.
— А вот этого я не знаю, — замечает с ядовитым сарказмом. — Наверное, можешь, раз оставляешь ребёнка одного в доме!
Даже не представляю, откуда Веденеева могла узнать, что Лера оставалась сегодня одна.
— Что молчишь? Тебе не приходило в голову, что она может пораниться, упасть? Я не говорю уже про то, что ей нужно кушать!
— Подожди. Ты сейчас о чём?
— О чём?! — вскидывается на меня Марина. — Ещё скажи, что ты не оставил её вчера одну дома?!
Вчера? Причём здесь вчера?
В полном непонимании смотрю на Веденееву.
— Лера оставалась с Оксаной, — отвечаю, но внутренний голос мне подсказывает, что что-то здесь явно не так.
— Ах, с Оксаной?! Вот только я что-то не видела твою Оксану в течении всего дня!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты глухой? Или совсем тупой?
— Я хочу услышать от тебя, — игнорирую нелицеприятный выпад в мою сторону.
Судя по тому, что я доверил Оксане Валерию, я полный кретин.
— Что именно ты хочешь от меня услышать? Что Лера вчера весь день, — Марина выделяет голосом временной промежуток, — просидела одна.
— Но когда я пришёл…
Лера встретила меня радостной и счастливой. Такой, какой она бывает, когда общается по видеосвязи с Лёлей, как Валерия называет Марину.
В немом шоке гляжу на Веденееву.
— Да, Андрей! — подтверждает мою догадку Марина. — Твоей Оксаны не было дома весь день! А сегодня я не могу до Леры дозвониться. И ты ещё спрашиваешь, почему я врываюсь к тебе в квартиру?!
При таком раскладе я бы тоже ворвался и разнёс всё и всех к чертям.
— Лучше пропусти меня. Клянусь, если с Валерией что-то случилось…
— Лёлечка, почему ты 'лугаешься на Анд'лея? — тоненький голосок, раздавшийся за моей спиной, заставляет Марину замолчать на полуслове, и мне остаётся только догадываться, какую казнь она выберет.
— Лерочка! Заинька моя!
Веденеева, отпихнув меня, падает на колени перед Лерой и сжимает её в объятиях. Зацеловывает каждый миллиметр сонного личика, и только немного успокоившись, осматривает Валерию критическим взглядом.
Мне пришлось самому сдвинуться, иначе меня просто впечатали бы в стену! Откуда столько силы в этом хрупком создании? Ведь при сильном ветре её точно унесёт.
— Ты п'лилетела?
Прилетела?
А я всё гадал, почему Веденеева не может приехать к любимой крестнице, если она так её на самом деле любит!
— Конечно. Я же тебе сказала, что прилечу. Как ты, моё солнышко?
Марина нежным движением убирает спутавшиеся волосики с лица Валерии и не сводит с неё глаз, словно не может налюбоваться.
— Был ст'лашный г'лом. Я испугалась. Но потом п'лишёл Анд'лей.
Веденеева бросает на меня такой выразительный взгляд, что, случись что-нибудь с Лерой, страшная кара обрушилась бы на меня в первую очередь.
— А где твой телефон?
— Оксана его заб'лала. — Лера шмыгает носиком, а в меня летит ещё один убийственный взгляд Лёли.
— Лера, Оксана вчера тоже уходила? — спрашиваю племяшку, стараясь не замечать, как буравит во мне страшную дыру Марина.
Не то, чтобы я не верил ей на слово, но…
— Угу. — Валерия кивком подтверждает слова Марины.
— Почему ты мне не позвонила и не сказала?
Марина
Не передать никакими словами, что мне пришлось пережить, когда между перелётами я не смогла дозвониться до Валерии.
Когда вчера она мне сказала, что сидит дома одна, Карелина спасло только то, что я находилась за сотни километров и не могла в короткие сроки до него добраться.
Однако добраться до него я собиралась. И это очень не понравилось Марку, когда я поставила перед фактом, что немедленно вылетаю в Россию.
Марк, бросив клинику, тут же примчался домой и, не особенно щадя мои и без того накрученные нервы, чересчур красочно обрисовал последствия многочасового перелёта, объяснив, что моё состояние может лишь только больше ухудшиться.
Плевать! Я уже была там, и на себе знаю, что такое ад. Только моё состояние перестанет иметь значение, если с Лерой что-то случится.
Поэтому, несмотря на все запреты Марка, не обращая внимания ни на своё самочувствие, что на самом деле оставляло желать лучшего, ни на повышенную, чуть ли не в три раза, стоимость билета я вылетела первым же рейсом.
С Марком мы очень сильно поругались, и я переживала по этому поводу, когда села в самолёт. Но в любом случае, меня бы ничего не остановило.
Марк, как всегда, оказался прав. Во время полёта нагрузка на мой измочаленный химиотерапией организм оказалась чудовищной, и в какой-то момент я даже думала, что не долечу.
Но я здесь. И лишь тепло маленькой ладошки, что я держу в своей руке, придаёт мне силы держаться на ногах.
От одной мысли, что из-за беспечной безответственности гламурной заразы, у которой вместо мозгов пудреница, с Лерой могло что-то случиться, меня кидает то в пекло, то в леденящий душу холод.
Смотрю на Карелина, испытывая двоякие чувства: с одной стороны, я ему благодарна, что он после взял опекунство, а не отправил Валерию в детский дом, а с другой стороны, за вчерашнее я готова прибить его собственными руками!
Видимо, моё намерение явственно читается на моём лице.
— Будешь убивать? — Андрей иронично выгибает бровь, своим вопросом разряжая обстановку.
— По-хорошему, надо бы, — отвечаю ему в тон. Но желание становится уже не таким острым, сдувается, как воздушный шар, из которого выпустили воздух. — Немножко совсем. Для профилактики.
— Эй! — Лера дёргает меня за руку. — Вы чего? Нельзя так гово'лить!
— Конечно, нельзя, — успокаиваю малышку, совершенно забыв, что она всё принимает за чистую монету. — Это… дядя Андрей так шутит.
«Как ты мог?»
Вопросительно смотрю на этого горе-родителя, которого угораздило стать недопапашей. Ему же котёнка доверить нельзя, не говоря уже про ребёнка! Однако в мужском взгляде читаю, что он и сам не ожидал такого поворота.
— Мне нужен твой номер телефона, — требую и, чтобы он там не надумал лишнего, добавляю: — Чтобы в следующий раз, когда ты решишь оставить ребёнка со своей с… супругой, я могла бы хоть до кого-то дозвониться.
Я миллион раз пожалела, что не сделала этого сразу, пока сходила с ума от неизвестности.
— Следующего раза не будет, — твёрдо отвечает Андрей.
— Вот как? Открыли детский сад?
— Нет. Я постараюсь найти Лере няню.
— Что?! — Таращусь на Карелина.
От одной мысли, что эта няня будет ничем не лучше Оксаны, моё возмущение бурлящей лавой готово выплеснуться наружу. И прежде, чем я успеваю всё хорошенько обдумать, выпаливаю:
— Не нужно никакой няни. Я сама буду… няней.
— Лёля, ты п'лавда-п'лавда будешь моей няней? — восклицает Лера.
Чистая и искренняя радость, что я слышу в её голосе, заставляет меня забыть обо всём на свете.
— Да, детка.
— И больше никуда-никуда не уедешь?
— И больше никуда-никуда не уеду, — повторяю её же слова, и Лерочка жмётся ко мне ласковым котёнком.
— Анд'лей, мне не надо искать няню. Я буду с Лёлей, — важно заявляет моя маленькая девочка.
— Я уже слышал. Марин, ты сейчас пошутила?
А вот в голосе новоиспечённого папаши я слышу растерянность и недоумение.
Нехотя отрываю взгляд от лучистого личика и перевожу его на Карелина, становясь серьёзной.
— Нет, — отвечаю без всяких лишних эмоций.
Однако его нахмуренные брови говорят, что он не понимает моих мотивов.
— Я могу оплатить услуги няни.
— Я рада, что ты в состоянии это сделать. Но вчерашней «няни» мне за глаза хватило.
— Ты не поняла. Тебе оплатить, — выдвигает, как ему, видимо, кажется, очень «дельное» предложение.
Ах, вон, оно что?! Какая неслыханная щедрость!
— Оставь свои деньги себе.
— Нет, Марин, я серьёзно.
— А что, похоже, что я шучу?
— Ну как бы…
— Как бы, — передразниваю, — не всё меряется деньгами.
Валерия начинает переминаться с ноги на ногу.
— Заинька, ты в туалет хочешь? — переключаю всё своё внимание на малышку.
— Угу.
— Так иди скорей! — Отпускаю детскую ручку. — Сама справишься?
Лера ещё раз угукает и убегает.
Оставшись наедине с Карелиным, чувствую себя неуютно под его пристальным взглядом. Я уже привыкла, что на мою внешность обращают внимание, но сейчас, сама не знаю, почему, начинаю нервничать.
— Марин, зачем тебе это нужно?
— Что именно? Заниматься с Лерой?
— Да. В чём подвох?
— Никакого подвоха нет. Если бы ты хоть немного общался со своей сестрой, то знал бы, что Леру я люблю, как свою, и, как её крёстная мать, несу ответственность за девочку перед Богом.
— Ты серьёзно веришь во всю эту чепуху? — звучит скептически.
— Для тебя это, может, и чепуха, но для меня — нет.
— Извини. Что с волосами?
— Химия. Это не заразно, — усмехаюсь. — Если боишься, могу принести справку.
— Не нужно. Как ты себя чувствуешь?
Вместо ответа награждаю Карелина выразительным взглядом, показывая, что не желаю отвечать на этот вопрос, и между нами снова повисает тягостное молчание, какое бывает между двумя людьми, которые давно знакомы, но им совершенно нечего сказать друг другу.
Сама пугаюсь собственных слов и, закусив губу, в ужасе смотрю на Карелина. Только поздно кусать губы — раньше это надо было делать! А ещё лучше — рот скотчем заклеить! Вечно я сначала делаю, а потом думаю! Не говоря уже про то, что меня могла услышать Валерия.
Через плечо Андрея заглядываю внутрь квартиры, но малышки, слава Богу, не вижу.
— Что-то долго она там, — замечаю обеспокоенно, стараясь не обращать внимания на пронзительный взгляд Карелина.
Прячу лицо под козырьком кепки, быстро скидываю с себя кроссовки и, нервно махнув рукой, показываю, что мне нужно к Лере, обхожу застывшего, как каменное изваяние, Андрея.
— Лерочка, солнышко моё, ты как там? Всё нормально? — Тихонечко стучу в дверь туалета.
— Да. Я тут… — доносится кряхтение.
— Тебе… потом помочь?
— Не-а.
Ну ладно. Нет, значит, нет.
Стоять под дверью туалета тоже как-то не очень, мне ничего не остаётся, как вернуться к Андрею.
— Всё в порядке? — интересуется с таким видом, что не поймёшь, смеётся он или говорит серьёзно.
— Да. Сказала, что сама справится. У неё иногда бывают… проблемы.
— Я знаю.
Вскидываю на Карелина взгляд и без зазрения совести разглядываю мужчину.
Мы не виделись очень давно. Я бы ещё столько же его не видела, если бы не вынужденные обстоятельства. Даже в самом страшном сне я не могла представить, что всё так обернётся, и именно он станет опекуном Леры. Воистину, у судьбы очень своеобразное чувство юмора.
Вынуждена признать, Андрей изменился. Как бы мне ни хотелось найти в нём недостатки в виде лысеющей головы или пивного живота — ничего этого нет. Юношеская харизма и обаяние сменились мужской притягательностью, словно их обладатель владеет мощнейшим невероятным магнетизмом, который невозможно объяснить словами. В его чертах появилась какая-то новая, внутренняя сила, отчего взгляд, прежде просто привлекательный, теперь проникает в самую душу.
Мне приходится выдержать этот пронизывающий насквозь, острый взор.
— Почему ты уверена, что Свету убили?
— Извини. Я выразилась слишком резко. Я всего лишь хотела сказать, что авария выглядит очень подозрительной.
Меня разрывает на части от мысли, что авария была подстроена специально. Это чудовищно! Ведь Лера тоже могла в ней погибнуть! И от этого кровь стынет в венах, а волосы на голове наверняка встали бы дыбом, если бы они у меня были.
— Дело в том, что я подумал точно так же.
Смотрю в мужские глаза, обрамлённые густыми ресницами, и невольно тону в них. Мне приходится тряхнуть головой, чтобы скинуть с себя наваждение.
— Тогда почему ты не сообщил об этом следствию? Или никакого расследования не было?
Теперь я впиваюсь в Карелина взглядом, пытаясь увидеть то, что он скрывает в своей голове.
— Было. Они всё списали на галлюциногены. Будто ей что-то померещилось, похожее на тоннель или трассу, и она целенаправленно туда поехала.
— И въехала в столб?
— Да.
— Это бред, Андрей! — Изнутри рвётся крик. — Ты не должен был останавливаться на этом! — упрекаю его в беспечности.
— Мне дали понять, что тогда у меня могут возникнуть проблемы с опекунством.
— Какие? — Чувствую, как внутри всё замирает.
— Если бы Свету признали наркоманкой и лишили родительских прав, мне пришлось бы оформлять опекунство уже не как родственник, а на общих основаниях. Тогда потребовалось бы согласие Оксаны, которое она никогда бы не дала.
— Разве можно лишить родительских прав посмертно?
— Нет. Но тогда я этого не знал, и меня до коликов пугала вся эта бумажная волокита.
Внутри меня снова борются две личности: одна требует справедливости и возмездия, а другая… Другая предупреждает, что не нужно этого делать, что будет только хуже.
Появление Леры заставляет нас прекратить разговор, и я переключаю всё своё внимание на неё, старательно делая вид, что не замечаю, как Карелин коршуном следит за нами.
Перелёт, нервное перенапряжение, усталость начинают сказываться на моём самочувствии. Мне нужен отдых. Я и так, на удивление, продержалась дольше обычного.
— Заинька, обещай мне, что ты покушаешь и ляжешь спать? — Держу маленькие пальчики в своих и не хочу их отпускать.
— Угу. — Лера послушно кивает.
— И ты будешь слушаться Андрея.
— Угу. — Ещё один кивок.
— Я приду завтра утром, и мы весь день будем вместе. Хорошо?
— Угу. А почему ты не мо'зешь остаться и 'лассказать мне сказку?
Если бы я только могла остаться с ней, я, не раздумывая, осталась бы... Или забрала. Навсегда.
— Мне нужно ещё кое-что сделать.
— Ладно. — Отпускает меня Лера, и я поднимаюсь с колен.
— Во сколько мне подойти? — спрашиваю Андрея.
— Ты уверена, что справишься?
— Мо'зешь в этом не сомневаться. Лёля самая лучшая! — заступается Лерочка, отвечая вместо меня. — Я буду за ней п'лисмат'ливать. Я у'зе умею делать буте'лб'лодики.
— Вот видишь, — пытаюсь отшутиться.
— Марин, я серьёзно. Ты выглядишь неважно.
— Нельзя такое гово'лить 'зенщине! — Лера с возмущением трясёт маленькой ладошкой.
— Вот видишь. — Прячу улыбку. — Так во сколько мне подойти?
— К половине седьмого.
— Чудно. В шесть тридцать я буду здесь. Пока-пока! — пальцами машу Лере, выхожу за дверь и достаю телефон, чтобы вызвать такси.
Однако на экране высвечивается входящий звонок.
Марк.
— Да? — принимаю вызов.
— Тебя не учили отвечать на звонки? — рычит Марк в трубку.
— Извини. Я не слышала. Телефон был в рюкзаке, — лгу, зная, как он не любит, когда ему не отвечают.
— Ты выпила витамины?
— Разумеется, — уверяю, снова солгав.
Про таблетки я даже не вспомнила. Странно, что без них я чувствую себя достаточно хорошо, если не сказать, что даже лучше.
— Я за тебя волновался, — добавляет, смягчившись, и в его голосе слышатся заботливые нотки.
С Марком мы познакомились два года назад, когда я проходила повторное обследование.
«Мне вообще не нужно было уезжать».
Именно эта мысль, как заноза, свербит в голове и не даёт мне покоя. Она гложет меня изнутри, разъедая словно кислота. Я чувствую за собой вину перед Светой, что оставила её одну. Мне кажется, что если бы я не уехала, то ничего этого не случилось бы.
Я вспоминаю, как вопреки своему желанию собирала свои вещи, убеждая себя, что делаю правильный шаг, что так нужно, что это поможет мне справиться с болезнью, что смерть, как дамоклов меч, перестанет висеть над моей головой и ходить, как тень, за мной по пятам.
Ведь каждый день, каждое утро, каждый вечер меня невыносимо тянуло обратно, но я уговаривала себя потерпеть, что ещё чуть-чуть, и всё будет хорошо, что я смогу жить как раньше. Но, увы…
Когда Света вдруг перестала выходить на связь, мне уже тогда нужно было всё бросить и возвращаться. Но я легла под капельницу, на три месяца вышвырнувшую меня из жизни.
А потом трубку взял Андрей, и я узнала, что Светланы больше нет. Но даже тогда я зачем-то послушала Марка, что мне нужно долечиться. Только какой во всём этом лечении смысл, если оно не даёт никакого результата?
Пожалуй, мне пора смириться с неизбежным и не тратить остаток своей жизни на восстановление после очередной химии.
Обо всём этом я успеваю подумать, когда еду на такси до родного дома, расположенного в посёлке за чертой города.
Посёлок уже давно изменился до неузнаваемости, и от него осталось одно название. Там, где когда-то теснились уютные, но уже потрёпанные временем домики с резными наличниками и ухоженные цветущие палисадники, теперь возвышаются сверкающие тонированными зеркальными стёклами современные двух- и трёхэтажные коттеджи, а зелёные газоны сменила чопорная тротуарная плитка.
Бабушкин бревенчатый дом, что достался мне в наследство, расположен на окраине посёлка возле самого леса, докуда ещё не добрались холодные щупальца цивилизации. Он, как одинокий страж прошлого, крепко стоит на своём месте и с вызовом смотрит на своих модных собратьев.
На время моего отсутствия я просила присмотреть за домом Зинаиду Петровну, живущую с нами по соседству.
Вот только предупредить женщину о своём возвращении я не успела, и по приезде меня ждал огромный и не самый приятный сюрприз — новые жильцы, о которых за время моего отсутствия я ни разу не слышала.
— А мы не ждали вас, а вы припёрлися, — не без горькой иронии цитирую, перефразировав строчки известной частушки, которые так любила напевать ба, когда перед моим носом захлопывает дверь детина ростом под два метра.
Такси уехало, на дворе — промозглая темень, я стою на улице, потому что не могу попасть в собственный дом. Для полного «счастья» не хватает только дождя, который, сжалившись над моим и без того плачевным состоянием, решил сделать небольшую передышку, но пугает отголосками грома, бродя неподалёку.
Если сейчас ещё разрядится батарея на телефоне, то я побью все рекорды по сбору неприятностей на свою голову.
Слава производителям аккумуляторов: батарея показывает тридцать процентов. Это, конечно, не так много, как хотелось бы, но вполне достаточно, чтобы вызвать машину. Что я и делаю после того, как включаю энергосберегающий режим.
Время ожидания — час сорок восемь минут. Всего-то «ничего», особенно если учесть, что из-за туч не видно ни зги.
С «детиной» бодаться бесполезно, а вот задать парочку вопросов тёте Зине, уверяющей меня, что в моё отсутствие она присмотрит за домиком, мне очень хочется. Хотелось бы, конечно, по телефону, но боюсь потратить драгоценные проценты, чтобы услышать «правдоподобные» объяснения: «Мариночка, не переживай. С бабушкиным домиком всё хорошо».
Пока иду до прагматичной соседки, вспоминаю все народные пословицы и поговорки про непогоду и невезение. Единственный плюс — что на дворе плюс, а не минус.
Нажимаю на кнопку звонка и терпеливо жду ответа, которого, что вполне ожидаемо, не следует. Какой нормальный будет ждать незваных гостей в десять вечера? Правильно — никакой!
Поэтому мне приходится достать телефон.
Двадцать девять процентов.
Слушаю долгие гудки. Только тётя Зина разговаривать со мной не спешит, своим молчанием сжирая драгоценный заряд.
Звоню ещё раз.
— Алло? Ой, Мариночка, что же ты так поздно звонишь? У нас уже ночь давно. Я спать легла.
Только по горящим во всём доме окнам на то, что там все спят, совсем не похоже.
— Здравствуйте, тётя Зина, — перебиваю, пока она не вздумала отключиться. — Я приехала.
Низкий заряд батареи заставляет меня опустить ненужный обмен любезностями.
— Что, дорогая? Плохо слышно! Связь ужасная. Алло? Ты приезжаешь? Когда?
Снова давлю на звонок, и его трель я отчётливо слышу через динамики.
— Дверь откроете?
— Что?
— Дверь откройте! — рявкаю на всю улицу.
— Что? А? Как? Это ты звонишь? — До кого-то начинает доходить, что закончилась у кота масленица. — Сейчас, сейчас открою. Оденусь только.
И эта гадина отключается! Но и дверь открывать не спешит. Звонит своему «детине»?
Вот пусть и сообщит ему «радостную» новость.
Мне приходится прождать добрых минут десять, пока передо мной появляется Зинаида Петровна собственной персоной.
— Ой, Мариночка, — пугается моего вида, словно я вернулась из преисподней, и едва не крестится. — Что же ты не предупредила, что приедешь?! — всплёскивает руками. — Я бы окошечки к твоему приезду помыла.
Как «мило»!
— А что, бугай их запачкать успел?
— Какой бугай?
— Тот, что в доме моём живёт. — Волком смотрю на соседку. Голодным и бешеным.
Вот только в девяноста девяти процентах волк не нападает на человека.
— Мариночка, ты уж прости меня, грешную. Племянничек это мой. Вот пустила пожить на пару дней, пока тебя нет. Заодно и за домиком твоим он приглядывал.
— Что же вы, Зинаида Петровна, родного племянничка домой-то к себе не пустили?
Пока еду в такси, ищу ночлег: хоть частный, хоть в гостинице — без разницы. Любой!
У меня просто зла не хватает на безграничную предприимчивость некоторых личностей!
Таксист молча изредка косится в мою сторону. Однако после моего выразительного недоброго взгляда: «Чего тебе надо?» — больше не поворачивается и смотрит исключительно на дорогу.
Не надо меня ещё сильнее нервировать!
В моём нынешнем облике есть единственный положительный момент — болезненный внешний вид напрочь отбивает любой мужской интерес к моей персоне, поэтому за свою безопасность я особо не беспокоюсь. Причём уже давно, ещё после первого курса химиотерапии, после которой я превратилась в бледное инопланетное существо без волос, бровей и ресниц. Если для бровей и контура глаз ещё можно использовать кайал или тот же татуаж, то кудри карандашом не нарисуешь. От париков, обычных платков и прочих головных уборов в виде хиджаба, чалмы, чадры, паранджи я отказалась напрочь, используя только кепку.
Скидываю очередной звонок Марка, не желая, помимо прочего, выслушивать ещё и его нравоучения. В данный момент он ничем мне не поможет. Скорее даже наоборот. Поэтому со всеми проблемами, как прошлыми, так и только что возникшими, буду разбираться сама. Но постоянные звонки раздражают! Если он сейчас же не прекратит названивать, внесу его номер в чёрный список!
Марк, словно услышав мою мысленную угрозу, прекращает звонить. Но теперь на экране высвечивается имя Андрея.
Ни секунды не раздумывая, принимаю вызов.
— Что-то с Лерой? — нервно выпаливаю, вжимая телефон в ухо, боясь снова услышать нехорошие новости.
Лера единственная, кто меня волнует.
— Нет. С Лерой всё хорошо. Она спит.
Только после этих слов я начинаю дышать.
— Марин, я звоню по-другому вопросу. Ты не сможешь прийти пораньше? Мне нужно срочно уехать. Внеплановая рабочая командировка. На сборы дали пять часов.
Чувствую по его голосу, что Карелин злится. Эта эмоция сегодня у нас одинакова.
— Во сколько? — уточняю, и сама же морщусь от собственной глупости. Ну не дура ли? — Я могу подъехать прямо сейчас, — добавляю поспешно, чтобы заодно решить свою проблему.
— Это идеальный вариант. На какой адрес тебе вызвать такси? На бабушкин? — бьёт по прошлому.
— Ничего не нужно, — отвечаю, проглатывая ком в горле. — Я на машине. Скоро буду.
Отключаю звонок, сообщаю таксисту о смене адреса и, откинувшись на подголовник, понимаю, как я катастрофически устала.
Прежде чем войти в квартиру, из которой ушла каких-то три часа назад, несмотря на возражения Андрея, снимаю грязную обувь и только после этого переступаю порог.
«Прогулка» по темноте после дождя не прошла даром — мои белые кроссовки жестоко пострадали.
— Не спрашивай, — жестом предупреждаю готовый сорваться вопрос.
Выгляжу я наверняка очень жалко.
— Ладно, не буду. Спасибо, что приехала. Мы должны были выехать на следующей неделе, но начальство непонятно с чего вдруг решило отправить сегодня. — Андрей виновато разводит руками, тоже жестом показывая на самодурство некоторых.
Вскидываю настороженный взгляд, но заставляю себя успокоиться. Я не желаю знать, с кем он собирался оставить Леру на время своей командировки, как и вообще стараюсь на него не смотреть.
Между нами слишком разительный контраст. Как бы сильно я ни храбрилась, что мне глубоко всё безразлично, однако понимание, что в данный момент огородное чучело выглядит привлекательнее, неприятно царапает по оставшейся где-то на задворках моей женской сущности гордости.
— Ничего страшного.
Мне всё равно жить негде, так что это даже идеальный вариант. Видимо, судьба решила таким образом сжалиться надо мной.
— Марина, у тебя точно всё нормально?
Мне не придётся ночевать на улице.
— Вполне.
Подумаешь, не смогла попасть домой. «Мелочь» какая. Хотя, по сравнению со всем остальным, это на самом деле такая ерунда.
Зинаида Петровна напрасно понадеялась, что я уже никогда не вернусь. Здесь она однозначно поспешила. И я снова начинаю закипать.
Выбрасываю из головы жадную соседку, полуголого бугая, хозяином расхаживающего по моему дому, оставляя эту проблему на утро.
Принимаю душ и закутавшись в плед, незаметно для себя засыпаю, пропуская уход Андрея. Уже под утро чувствую сквозь сон, как Лерочка мышкой крадётся на диван и залезает ко мне под одеяло, которым я оказываюсь накрытой, устраиваясь рядышком. Обнимаю одной рукой, прижимая малышку к себе, и окончательно проваливаюсь в сон. Так крепко я не спала уже очень давно.
Просыпаемся мы обе после девяти часов.
— Привет, — смотрю на маленькое чудо.
— П'ливет! — Лера жмурится ласковым котёнком, разглядывая меня. — Ты опять без волосиков?
— Ага, — киваю с сожалением.
— А мо'зно мне то'зе?
— Нет! — восклицаю слишком поспешно. Получается категорично и строго, и я тут же утыкаюсь носом в русые кудряшки. — Прости. Тебе не нужно. Волосики очень украшают девочек.
— А ты и без них к'ласивая.
От такого незамысловатого комплимента мир расцветает совсем другими красками.
— Давай вставать, умываться, завтракать и…
— Пойдём гулять?
За окном светит яркое солнце, обещая не только хорошую погоду, но и чудесный день.
— И пойдём гулять.
— У'ла! — Лера соскакивает с дивана.
Пока качаю Валерию на качели, выслушиваю по телефону оправдания Зинаиды Петровны, что её «племянничек» не хочет съезжать.
— Я ещё раз повторяю, что сегодня вечером в моём доме не должно быть посторонних. В противном случае я пишу заявление в полицию.
— Мариночка, пожалуйста, не нужно никакого заявления, — умоляющим голосом стонет соседка. — Я обязательно решу этот вопрос.
— Когда?
— Дай мне месяц…
— Сколько?! Где я, по-вашему, жить должна всё это время?! — повышаю голос и замечаю стоявшего неподалёку худощавого лысого мужчину, который, не скрывая своего интереса, смотрит в мою сторону. — У вас есть два дня! — даю щедрую поблажку и то только потому, что не хочу больше тратить время на пустой разговор, отбирая его у Валерии.
— Лёля, а почему ты сказала, что тебе негде 'зыть? Ты 'зе 'зывёшь со мной.
— Конечно, с тобой.
Веду Валерию в противоположную от лысого мужика сторону, отмечая про себя, что такие разговоры в её присутствии больше вести не стоит, и ломаю голову, звонить или не звонить Андрею.
Только у него наверняка своих забот хватает, чтобы заниматься ещё и моими проблемами. Поэтому эту мысль я отметаю.
— А куда мы идём?
Если бы я знала! А знать я должна, иначе никудышная няня из меня получается.
Я только сейчас замечаю, что Валерия едва поспевает за мной.
Стоп! Торможу саму себя.
Мужик этот, может, и не маньяк никакой, а просто лысый мужчина, который увидел во мне своего, так сказать, «собрата». Это как клуб анонимных алкоголиков, а у нас — лысых и тощих. А я уже успела панику развести на ровном месте.
Останавливаюсь и присаживаюсь перед Лерой на корточки.
— А ты куда бы хотела?
— Я?
Растерянно хлопает глазками.
— Да.
— Я не знаю. — Пожимает худенькими плечиками.
— Ладно. Мы что-нибудь вместе придумаем. Хорошо? — Получаю кивок. — А пока давай, сходим в магазин и решим, что мы сегодня будем с тобой кушать.
Вопрос по питанию мы не успели обсудить с Андреем, а проверять и использовать чужие запасы продуктов без проса я не стану.
Неделя пролетает незаметно. Если не считать единственного раза, когда мне стало плохо, то каждый день — это просто подарок небес за все мои страдания.
До возвращения Андрея остаётся несколько дней, и мне совсем не хочется думать о том, что потом мне придётся уходить, оставляя Леру. За эти дни я привыкла находиться с ней двадцать четыре часа в сутки.
Я не знаю, сколько у меня осталось времени, но его я хотела бы провести вместе с ней…
Может, стоит попросить Андрея, разрешить нам с Лерой жить в квартире Светы? Если, конечно, у него не было планов на эту квартиру. Так он по-прежнему останется опекуном девочки, которая уже не будет раздражать его истеричную жену.
Жаль, что эта мысль не пришла мне в голову сразу, тогда бы мне не пришлось чувствовать себя неуютно, живя в чужой квартире.
Большую часть времени, если позволяет погода, мы проводим на свежем воздухе. При этом я стараюсь придерживаться режима дня, и дневной сон у нас совместный, как и всё остальное, что мы делаем, мы делаем вместе. Готовим, убираемся, играем.
— Лера, нам пора, — зову малышку, которая разыгравшись на площадке с другими ребятишками, не хочет уходить.
Всё-таки общение со сверстниками для ребёнка имеет огромное значение.
— Лёля, мо'зно я поиг'лаю ещё совсем-совсем немно'зечко. — Маленькая лисичка складывает ладошки вместе в умоляющем жесте.
Вот как ей можно отказать?
— Хорошо. Только немножко, — разрешаю поиграть ещё полчасика.
— У'ла-а! — Подпрыгивает от радости и убегает на площадку.
В отличие от других взрослых, сопровождающих своих чад на прогулке, я не сижу, уткнувшись в телефон. Смартфон в моих руках исключительно для того, чтобы снимать видео или делать снимки. Время летит слишком быстро, а запечатлённые кадры позволят Валерии, когда она станет взрослой, вернуться в детство.
Глядя на играющих детей, не могу не улыбаться. Только улыбка выходит грустной.
Ведь не так давно я мечтала иметь свою семью, двоих, а лучше — троих ребятишек, чтобы в доме всегда слышался детский смех. Но судьба распорядилась иначе, жестоко разбив все мечты.
Полчаса заканчиваются, и мы с Лерой идём домой. Малышка восторженно делится своими впечатлениями, а, проходя мимо мусорных баков, вдруг восклицает:
— Ой, Лёля, смот'ли, он похо'з на мой цветочек!
Поворачиваюсь в указанном направлении и замечаю возле бака горшок с фикусом, а рядом с ним набитый чем-то объёмным чёрный мешок.
Фикус и правда очень похож на тот, что стоит у Леры в детской комнате.
— Стой, ты куда? — Не успеваю удержать, как одна чересчур самостоятельная особа вырывает свою руку, добегает до мусорного бака и хватает выброшенное кем-то на помойку красивое растение.
— Лёлечка, мо'зно я его забе'лу?
Даже не знаю, что сказать.
— По'залуйста-по'залуйста!
— Лер, может, не надо?
Наверное, подбирать то, что выбросили не стоит.
— Ему тут плохо будет, — стоит на своём маленькая упрямица, всем своим видом показывая, что без цветка она никуда не пойдёт.
И я сдаюсь.
— Только давай мы его поставим на окошко в подъезде? Там ты его сама будешь поливать. Хорошо?
Хмурит свои бровки, но, понимая, что по-другому не получится, нехотя соглашается:
— Так у'з и быть!
— Давай помогу.
Подхватываю цветок, который и правда очень напоминает тот, с которого мы буквально вчера стирали с Лерой пыль с листьев, и моя паранойя опять высовывает свой нос, неприятно царапая внутри от нехорошей догадки. Но с другой стороны это самый обычный фикус, причём похожий рос у меня дома в точно таком же горшке, с той лишь разницей, что был подвязан к опоре.
Несмотря на хмурый вид Валерии, оставляю цветок в подъезде. Мало ли по какой причине его могли выбросить.
— Не г'лусти, мой хо'лошенький. Я завт'ла тебя полью, — шёпотом обещает растению Лера, заставляя меня невольно улыбнуться.
Света точно так же разговаривала со своими цветами, и свою любовь передала Лере.
С благоразумной осторожностью, вдруг мои нехорошие предчувствия окажутся ненапрасными, открываю дверь. Однако в квартире никого и ничего, что могло бы указывать на то, что в наше отсутствие здесь кто-то был, нет.
Лера скидывает свои кроссовки, из которых высыпается кучка песка.
— Упс, — хихикает. — Я нечаянно. — Милое личико превращается в виноватую мордашку.
Только ругать за такую мелочь я её не собираюсь. Я сама в детстве притаскивала домой полные сандалии песка.
— Ничего страшного. Я сейчас уберу. Давай-ка, и джинсы с футболкой снимем здесь.
Что-то мне подсказывает, что и в них будет горсти две сыпучего полезного ископаемого.