1629 год по Арагонскому календарю, окрестности Калуги (центр бывшего Калужского княжества)
За двести лет до основных событий
У кромки леса стояла женщина, босая, нечесаная, в изодранном грязном платье и с засохшими пятнами на лице.
– Девочки, милые, почему вы ссоритесь?
Сбежавшие от нянюшки сестры мигом притихли, обернувшись на знакомый голос.
– Мама? – искренне изумилась младшая.
– Конечно, а ты разве не узнала? Иди ко мне, моя Аннушка!
– Мама! – с радостным визгом девчонка бросилась в объятья к женщине.
– Нет! Вернись! – запоздало крикнула старшая, расширенными от ужаса глазами глядя на сестренку, повисшую на шее женщины.
– Аня! – сказала та, вдыхая запах ребенка. – Как же ты приятно пахнешь!
– Чем, мамочка? – с самозабвенным счастьем спросила девочка. – У нас вчера пироги пекли, я на кухне все время вертелась, чтобы пару-тройку нам с сестрой прихватить! А то батюшка говорит, много есть нельзя, для здоровьев плохо дитят перекармливать, а я очень люблю пироги! Ты же помнишь?
– Помню, – леденяще-ласково произнесла женщина.
– Ну так вот я пирогами и пахну вкусно!
– Нет, не пирогами, – возразила женщина. – Жизнью.
Старшая сестра сделала шаг вперед:
– Отпусти ее! Приказываю!
– Ты чего, Машка? – у младшей глаза округлились от удивления.
– Действительно, доченька, по какому праву ты грубишь мне? Я ведь тебя родила, воспитала, любовь свою и заботу подарила. Разве ты не любишь меня? Разве такому мы с батюшкой тебя учили? Барской дочери не подобает так себя вести! Подойди, извинись, поцелуй меня, и забудем обиды!
Маша упрямо нахмурилась, глядя на женщину исподлобья.
– Ты не наша мама! Наша настоящая мама отправилась жить на небеса, стала ангелом! Я видела ее мертвое тело: спряталась в комнате, когда священника среди ночи вызвали, и видела, как она дух испустила. Ты – не она!
– Я – твоя мама! Та, или другая – не имеет значения.
Аннушка непонимающе смотрела то на одну, то на другую.
– Сестрица, что на тебя нашло? Матушка наша в гости к родственникам уезжала, так папенька сказал. А теперь вот вернулась, слава Красному Богу!
Рот женщины искривился в ухмылке.
– Точно, слава Ему! Так ты подойдешь к нам, Машенька?
Ласковая угроза в голосе вызвала ледяную дрожь у девочки: она развернулась, и бросилась домой, без оглядки. Говорил же батюшка, сколько раз приказывал не уходить из дома одним, а они не послушали! Ускользнули из-под присмотра нянюшки, убежали к лесу, самому страшному лесу в мире!
Какие только слухи не ходили среди крестьян, нянюшка часто рассказывала им страшные истории на ночь, втайне от отца, когда сестрички с круглыми глазами забирались под одеяло, сжимали тряпичные куклы на самых жутких моментах сказок. А однажды бесстрашная девочка проследила за отцом и его людьми, когда они изловили мерзкую тварь из леса. Она металась в клетке, как не смогло бы двигаться любое другое живое создание, а потом – спрыгнула с крыши, встав на две ноги. Маша едва сдержала крик, увидев перед собой всего-навсего юношу в грязных лохмотьях. Его серая кожа натянулась на острых скулах в ухмылке, и тварь разразилась бранью и хохотом. А потом вдруг сказала: «Они придут за вами, всех изловят! Не туда вы, барин, нос свой сунули. За любопытство отвечать придется кровью!».
И вот одна из лесных мерзостей поймала ее сестру.
За спиной раздался крик, но Маша не оборачивалась. Душераздирающие мольбы сменились визгом, и девочка понимала, что мучения сестры продлятся долго: если верить нянюшкиным сказкам, твари неторопливо истязают своих жертв, пока те в принципе могут выносить пытки. Помешать им невозможно, дуреху Аню не спасти, но можно позвать на помощь, рассказать, что твари вышли на охоту, и могут принимать чужой облик.
Она бежала во весь дух, не крича от страха, и не плача, хотя на самом деле боялась. Все казалось, будто сейчас жуткие когти вопьются в спину, и придет ее черед страданий, но, пока кричала сестра, тварь была занята, и можно было еще успеть предупредить.
Ей поверят, должны поверить, сами ведь видели того страшного юношу. И тогда они подготовятся, достанут лучшее оружие, и встретят тварей, как и подобает барину и его людям! Семейная гордость имела значение для Маши, и она представляла, как с ружьем наперевес будет стрелять лесных чудовищ. Какое упоение для сердца десятилетней девочки! За Аннушку они ей все ответят до последнего. За Аннушку, которая перестала кричать...
Она едва вильнула вбок, когда ей наперерез на четвереньках выскочило окровавленное существо. Маша сделала несколько шагов назад, видя лицо своей горячо любимой матери, перемазанное свежей кровью.
– Куда ты так спешишь, милочка? – издевательски пропела женщина. – Посмотри на свое платье и ботиночки: все в грязи! Вот батюшка нас заругает, когда ты явишься в таком виде! Ох-ох-ох, что же нам делать?
– Не смей! – со взрослым надрывом крикнула Маша. – Ты не моя мать, и не смей даже притворяться ею! Ты чудовище, ты убила невинного ребенка, мою сестру, дочь дворянина! Кто ты такая? Что ты?
29 августа 1830 года по Арагонскому календарю
День не задался с самого утра, причем так критично, что у сидящей в мерно покачивающейся карете девушки загорелось письмо, крепко сжатое в руке. Она с яростью опустила глаза на чадящую бумагу, и огонь мгновенно потух. Изящные губы болезненно изогнулись, и она отвернулась к окну, глядя на проплывающий мимо лес.
– Если тебе интересно, я ненавижу запах гари. Он отбивает мой нюх.
Девушка глубоко вдохнула, надеясь успокоить нервы, но вонь от горелой бумаги защекотала нос, вынудив чихнуть пять раз подряд.
– Вот видишь, Ланж, даже тебе неприятно с твоим хилым человеческим носишкой!
Соланж Ганьон (она же Ланж) посмотрела на своего фамильяра, нагло развалившегося на сиденье напротив, и подчеркнуто сдержанно сказала:
– Гастон, последний год был для меня настолько тяжелым, что я сама не знаю, как его пережила, а сегодня один этап моих мучений подойдет к концу, и за ним начнется другой. Так что не лезь мне под горячую руку, друг!
Лохматый пес, похожий на дворнягу, открыл пасть и свесил язык, отчего его морда приняла милое улыбающееся выражение, но Ланж знала, что это значит на самом деле: фамильяр ненавязчиво измывался над ней. Навязчивым издевательством в его понимании было задрать лапу на ее одежду, желательно в самом многолюдном месте.
– Фамильяр из тебя ни к черту!
– Выбирай слова, или опять захотела проблем с Красной Церковью?
– Я и с этими еще не разгреблась, – мрачно пробурчала Ланж, прикасаясь к кулону под одеждой.
– Тогда прикуси язычок, и слушайся меня, дорогая. Я тебе плохого не посоветую, тем более, от тебя зависит и мое благополучие!
Соланж происходила из древней и уважаемой семьи, практиковавшей Красную магию на протяжении восьми веков. Она выросла в роскошном родовом имении, получила лучшее образование, обладала исключительным умом и многочисленными талантами, легко заводила друзей, и еще легче – врагов, но ни с одними, ни с другими не сходилась близко, позволяя любить и ненавидеть себя на расстоянии вытянутой руки. Высокомерные родители и их тщеславные родичи души в ней не чаяли, отпрыски знатных семей в очередь становились, лишь бы завоевать ее расположение, и во всем Париже не было более обсуждаемой волшебницы, но однажды все изменилось.
Нет, внимания ей по-прежнему уделялось много, но это был интерес совершенно другого рода: общество взбудоражила новость об убийстве Флер Андре на магической дуэли, и, мало того, что подобные сражения были под запретом, так еще и участницей преступления стала мадмуазель Ганьон, всеми обожаемая Соланж, первая модница, умница и красавица, потенциальный ректор Академии Борре в Париже!
Ее почитали, ей пророчили большое будущее, она могла стать первым ректором-женщиной главного учебного заведения мира, и в одночасье все так позорно рухнуло, погребая несчастную под завалами несбывшихся надежд.
Красная Церковь назвала ее приспешницей Дьявола, еще недавние друзья и поклонники заклеймили Соланж, отрекаясь от любой симпатии к ней, враги ликовали, очерняя ее имя наперегонки с церковниками, но, когда семья отвернулась от девушки, оставляя наедине с жестоким миром, ей показалось, что петля – единственный выход из тупика.
Однако стоило ей затянуть веревку вокруг шеи – как фамильяр применил почти всю свою магию, чтобы спасти девушку, и долго успокаивал, пытаясь вернуть ей вкус к жизни, а потом – жестко отчитывал, надеясь закрепить эффект, и вызвать в ней ярость, упрямство, жажду борьбы. Все что угодно было лучше, чем безразличие и потухшие глаза.
Когда Соланж пришла в себя, вернула свое фирменное хладнокровие, никто не поверил бы, что еще недавно эта яркая и уверенная в себе девушка сдалась, сломалась, и пыталась уйти из жизни так бессмысленно. Но они не узнали, никто не знал, кроме фамильяра, а эти пройдохи не выдают секретов своих хозяев.
Стряхнув с души уныние, Ланж взялась за свою защиту, сумев доказать суду, что с Флер у них всегда были сложные отношения, и в тот вечер покойная позвала ее для разговора, но в итоге все вылилось в сражение, и ей пришлось защищать свою жизнь, что было разрешено Уголовным кодексом Французской империи.
Суд оправдал мадмуазель Ганьон несмотря на ярое негодование Красной Церкви, и в тот летний день они вышла из здания суда свободным человеком. Но общество ей этого не простило. Так сложилось, что сильный пожирает слабого, толпа сметает одиночку, а хищник, учуявший кровь добычи, никогда не оставит ее в покое. И Соланж стала этой раненой добычей, она стала той одиночкой, которую раздавила толпа. Ее влияние ослабло, и те, кто был раньше на вторых ролях, отняли у нее все, о чем раньше не мечтали.
Отец захлопнул перед ней дверь, брезгливо отвергая дочь, опозорившую его имя. Родня поступила так же, не желая принимать на себя часть ее позора. Поклонники исчезли, боясь, что она придет просить о помощи, но Соланж Ганьон была не из тех, кто добровольно примет статус просящего. Чем больше на нее давили – тем выше задирался ее подбородок, и лишь один фамильяр знал, чего ей стоило это игнорирование абсолютного краха.
29 августа 1830 года по Арагонскому календарю
Дойдя до самого края, не зная, куда податься, чем заняться, как пережить шквал злорадства и травли, она неожиданно получила приглашение стать преподавательницей в Исетской Академии Оренбургской губернии, затерявшейся в глубинке Российской империи. Соланж прекрасно владела русским языком (как и многими другими), даже побывала там в юности, на втором курсе обучения, однако переехать туда жить, стать наставницей для детей, чуждых ее культуре и жизненным взглядам... Такое ей раньше и в страшном сне не привиделось бы! Это ведь означало существование в глуши, на предельном удалении от больших городов и кипения жизни!
Сначала Ланж горько расхохоталась, вспоминая, как ее продвигали на пост ректора в Академии Борре, а потом фамильяр Гастон без обиняков напомнил ей о ее нынешнем положении. В родном учебном заведении ее имя вычеркнули из списка лучших выпускников – гордости Академии. В Париже никто не давал ей работы, боясь и общественного осуждения, и, что более важно, вражды с Красной Церковью. Она тратила остатки сбережений, ибо никогда раньше не ограничивала себя в средствах, но деньги подходили к концу, и девушке пришлось сделать тяжелый выбор.
Она выбрала Россию.
– Не так все и плохо, – ворвался в ее мысли голос фамильяра.
– Да неужели?
– Сама подумай, Ураган, – назвал он ее старым прозвищем, из-за чего девушка вздрогнула.
Давно никто не называл ее непобедимой стихией, она потеряла свою репутацию.
– Я не вижу ничего хорошего в нашем положении.
Фамильяр издал звук, очень похожий на вздох.
– Тогда я тебе по порядку все изложу. Мы почти истощили свои запасы, тебя не принимали на работу, меня изгнали из Объединенного общества фамильяров империи, соответственно, ни на какую финансовую поддержку я не мог рассчитывать. Они мне даже мои вклады не вернули, заявив, что это конфискация имущества с целью покрытия репутационного ущерба! А ведь это были все мои накопления!
Девушка спрятала лицо в ладонях.
– Мы на улицу не могли спокойно выйти, чтобы за нами не катился шепот сплетников. Убийцы, нечестивцы, преступники – Церковь сделала все, чтобы сломать нам жизнь, ибо на заре своего влияния ты активно продвигала расширение полномочий женщин в современном обществе. Они не простили тебе этого, и отомстили, когда ты оступилась. А те самые женщины, которых ты рьяно защищала, еще и в спину тебя подтолкнули, лишь бы насладиться чьей-то травлей.
– Почему ты так жесток, Гастон? – слабо спросила Ланж, не отнимая рук от лица.
– Я? Это тебя всегда так называли, и ты была крепкой, как сталь, пока испытания не прогнули тебя. Завистники всегда мечтали увидеть Ланж Ганьон слабой, и они сполна упились бы победой, если бы мы не убрались из Парижа! Сейчас я лишь пытаюсь вернуть тебя прежнюю, потому что только сильная Соланж сможет выжить, и вернуть себе утраченное. Исетская Академия – это наш плацдарм, это инструмент для достижения нашей цели!
– И как захолустная Академия поможет нам? – спросила девушка с сарказмом, которым пыталась замаскировать слабую надежду.
Но Гастон понимал, что хозяйка прислушивается к нему, и понемногу оживает, поэтому постарался донести свою мысль четко и кратко:
– Эта Академия пригласила именно тебя, из сотен других кандидатов выбор пал на тебя! Не задумывалась, почему?
– А кто еще пойдет преподавать в эту дыру?
– Умные маги, вот кто! Ты обладаешь даром, ты – незаурядная личность, суд оправдал тебя, а позиции Красной Церкви там слабы. В Российской империи верят в Бога, как и у нас, но их ветвь Церкви развивалась иным путем, и они не станут тебя допекать. При этом Исетская Академия славится своими методами преподавания, не зря же там обучают темной магии! Где еще такое найдешь в нашей державе, и кто им подойдет лучше, если не ты?!
Соланж пыталась держать лицо, но улыбка пробилась сквозь лед самообладания, и она прижала к себе фамильяра.
– Мой друг, я всем тебе обязана! Самой жизнью!
– Ну что ты, прекрати, – подвывал лохматый пес, ласкаясь к хозяйке. – Маг и фамильяр неделимы, мы судьбой назначены друг другу, и я никогда не оставлю тебя, Соланж! Только не рассчитывай, что я всегда буду таким милым с тобой. Нет, девочка, таких как ты нужно держать в узде, орудуя кнутом и пряником.
– Ну и выражение! – засмеялась девушка, вспоминая, как впервые услышала его в свою давнюю поездку в Россию.
– Привыкай. Иногда нужно говорить, как они, но и сильно сближаться не стоит. Пусть видят в тебе загадку, неприступную девушку из далекого края, но и гордятся твоим уважением к их культуре. Так ты их завоюешь, а потом...
– А потом – суп с котом!
– Было бы превосходно! – хохотал Гастон над очередной поговоркой. – Особенно учитывая, что фамильяры-собаки и фамильяры-коты люто друг друга ненавидят.

Примечание автора: всеобщий любимчик, фамильяр Гастон и воспоминания о бедственном положении в Париже
30 августа 1830 года по Арагонскому календарю
Чтобы добраться в Академию, мадмуазель Ганьон пришлось потратить круглую сумму на билеты на поезд, после чего они с фамильяром пересекли границу, и остались на пустыре, не зная, куда податься дальше. Железная дорога, которая должна была привести их в ближайший крупный город Российской империи, только начинала строиться, и девушка долго ругалась со всеми подряд, пытаясь выяснить, как ей продали билет на несуществующий поезд. Но работники только разводили руками, жители расположенной рядом деревушки с пониманием посмеивались, а одна добропорядочная на вид женщина объяснила им, что к чему, и помогла пристроиться к свите богатой семьи, направлявшейся в нужный ей город.
Так Соланж добралась до цивилизации, где все-таки села на поезд, и отправилась в самую глушь этой непонятной для нее страны. Фамильяр бодро тыкался ей в бок, словно напоминая, что все будет хорошо, но девушка лишь оглядывала дряхлый вагон, опять не понимая, за что отдала большие деньги.
Спустя десять дней она сошла на станции посреди леса, оставшись с Гастоном наедине с девственной природой. Окружавшая красота чаровала ее, но в сердце закрадывались смутные ощущения, будто за ней наблюдали. Она призвала силу, мысленно сплетая ее в вязь – заклинание, высвобождавшее энергию для достижения определенной цели. В данный момент ее целью было проверить, есть ли кто-нибудь в лесу, кто мог наблюдать за ней, но поисковая вязь никого не нашла.
Около трех часов им пришлось просидеть на своих чемоданах, прежде чем за ними явились сопровождающие. Раздраженная Соланж едва сдержала свои эмоции, и с достоинством села в старомодную карету, каких давно не видела в родной империи. Их заменили на комфортные автомобили, но здесь не было дорог, и кареты с мощными колесами, работающие не на топливе, а на магии, были в глуши вполне уместны.
Теперь же путешествие подходило к концу, и девушка со сложной смесью чувств прикипела к окошку, разглядывая новое место жительства.
У подножия горы раскинулся каменный город, поражающий красотой старинных построек, а на вершине, в гордом одиночестве возвышался замок. Небольшой, абсолютно не чета парижскому, но внушительный для такого Богом забытого места, окруженный густыми лесами и горными пиками.
– Однако, – хмыкнул фамильяр. – Я ожидал худшего, но, кажется, здесь не так все убого.
– Ты прав, Гастон. Поживем здесь немного, а потом решим, что делать дальше.
– Молодец, верный настрой! К тому же нам нужны деньги, мы совсем поизносились, а жалованье тебе назначили приличное, да и мне пособие как фамильяру выделили. Накопим, будет на что жить. Ни в одном городе нашей империи нам такой прием не светит, – добавил Гастон, увидев печаль на лице хозяйки.
– Не волнуйся, я не подведу нас.
И она сдержала свое слово: как только дверь кареты открылась, наружу выбралась холодная молодая девушка двадцати пяти лет, смотревшая на встречающую ее команду со спокойным достоинством.
– Мадмуазель Ганьон, приветствуем в Академии! – занудным голосом произнес сухопарый мужчина лет пятидесяти. – Меня зовут Илья Мизинцев, я главный библиотекарь. Господин ректор просил встретить вас, и проводить в вашу комнату. У него возникло неотложное дело, однако завтра он примет вас, и объяснит, почему не смог сегодня поприветствовать лично.
Лицо Соланж заледенело, что вызвало смущение у всех, кроме Мизинцева, который указал рукой на даму маленького роста.
– Это госпожа Ежова, наш преподаватель по магической зоологии. Она вас сопроводит.
Немногословность не обескуражила девушку, так как она и не ожидала ничего особенного от российской Академии, но чтобы настолько скромно... В Париже ее бы встретили все преподаватели, выстроенные в ряд, с учениками позади, и с ректором во главе. Рядом расположился бы оркестр, игравший гимн учебного заведения, и новый член коллектива с почестями был бы принят в стены легендарной Академии Борре. Вечером состоялся бы торжественный ужин, с вручением традиционной мантии.
Здесь же ее встретила кучка неудачников, невежественных настолько, что ее не представили должным образом, и сами не представились. Слуги пыхтели под тяжестью чемоданов, хотя должны были совершенно незаметно пронести ее багаж через черный вход. И никакой торжественности, ничего, что помогло бы проникнуться важностью момента. Это невежды даже фамильяра забыли упомянуть!
Госпожа Ежова неловко пыталась завязать разговор, но в итоге завязался только ее язык, и она молча проводила новоприбывшую в ее комнату, толком не объяснив, что где находится, и быстро ретировалась, словно боялась оставаться наедине с француженкой.
– Не нравится мне ее фамильяр. Терпеть не могу жаб!
– Поверь, Гастон, это не самая худшая наша проблема, – сказала Ланж, кивая головой на убранство комнаты.

31 августа 1830 года по Арагонскому календарю
Новое утро принесло старые проблемы: Соланж была уставшей, злой, отчаявшейся и голодной. Уставшей – потому что полночи не спала после столь изматывающего путешествия, злой – потому что ее худшие опасения в полной мере оправдались, отчаявшейся – потому что у нее не было денег вернуться обратно в Париж, голодной – потому что никто не удосужился пригласить ее на ужин, или хотя бы принести еду в ее комнату!
Столько причин почувствовать себя несчастной, что Ланж разъярилась, решив сделать несчастными всех вокруг. И первым под раздачу попал Гастон.
– Доволен, кот бродячий?
Честный пес, услышав такое оскорбление, немедленно ответил:
– А ты чего хотела, это тебе не Отель Крийон архитектора Жак-Анжа Габриэля! Привыкай к скромности, тем более последние месяцы мы снимали жалкую каморку, в которой едва вдвоем помещались, а здесь так просторно, чисто, хоть и не обставлено по последнему писку моды.
Возразить было нечего, но фамильяр уже завелся, и долго попрекал девушку, пока в дверь не постучали.
– Войдите!
Служанка в сером чепце и таком же невзрачном платье поздоровалась, едва не заикаясь, и попросила спуститься в столовую для преподавателей на завтрак.
– Такова традиция, мадмуазель, – добавила она.
Соланж не выказала удивления, пытаясь выглядеть снисходительно, но единственное, что сейчас ее интересовало, это возможность позавтракать. Ее фамильяр был прав, сказав, что они поизносились. Да, одним из последствий всеобщей травли стала бедность: она лишилась и поддержки семьи, и шанса самой зарабатывать на жизнь. Благодаря запасам они с Гастоном держались некоторое время, пока деньги не подошли к концу, и им пришлось покинуть приличное жилище, заселившись в дешевый клоповник.
Однако даже эта клетушка стоила недешево, и девушке с ее фамильяром пришлось выбирать между жильем и едой. Остаться на улице было более чем рискованно, поэтому экономить пришлось на питании, сократив и количество приемов пищи, и объем самой еды. В итоге Ланж похудела до истощения, ее вытянутое лицо стало острым, крупный нос проступил отчетливее, но она все равно была красивой, с ее пухлыми губками и ясными голубыми глазами, черными бровями и пушистыми ресницами. Каштановые волосы пришлось подстричь по плечи, чтобы легче было за ними ухаживать, но они были достаточно густыми и блестящими, к ним хотелось прикасаться, как и к ее нежной гладкой коже.
Стараясь производить достойное впечатление, она опасалась, что кто-нибудь догадается, в каком бедственном положении ее застало письмо из Академии, и, идя на завтрак, она боялась взглядом выдать, как оголодала за последние месяцы. Но ничего, Ланж привыкла выглядеть для окружающих стервой, справится и теперь!
Служанка остановилась перед изящной дверью, открыла ее, впустила девушку, и громко представила ее собравшемуся обществу:
– Мадмуазель Ганьон!
Все обернулись к Ланж, и она приготовилась к новой битве.
– Доброе утро, мадмуазель! – сухо поздоровался Мизинцев. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули с дороги.
– Отменно! Благодарю вас за заботу!
– Позвольте воспользоваться случаем, и представить вам коллег.
Меньше всего девушке хотелось знакомиться с ними на голодный желудок, но правила приличия есть правила приличия, и никто не догадался о ее истинных чувствах, видя лишь безупречные манеры, красивое лицо, легкую надменность, свойственную парижанам, разбавленную комплиментами в адрес России, что сразу расположило к ней симпатии.
– Знакомьтесь, господин Дробилин, преподаватель плетения вязи. Госпожа Мишина, преподаватель истории магии. Господин Бунин, он у нас преподает основы боевой магии, и возглавляет магический факультет. Госпожа Красилина, преподает живопись и прочие творческие науки. А это – господин Рыков, декан оборотней, помогает им развивать свою природную силу, и, что не менее важно – самоконтроль.
Мизинцев не спешил, представляя многочисленных коллег, и Соланж уже отчаялась поесть, как вдруг поняла, что одарила улыбкой последнего преподавателя, и наконец-то можно приступить к трапезе. Какой счастливый момент! Она элегантно опустилась на предложенное ей место, превосходно орудовала столовыми приборами, завтракая медленно, принимая участие в общей беседе, словно ей и дела нет до еды.
– Мадмуазель, – обратился к ней Мизинцев, – после завтрака наш ректор просил зайти вас к нему.
Соизволил, значит, вспомнить о таком незначительном приобретении, как новый преподаватель по защите от темной магии!
– Я лично сопровожу вас.
Соланж грациозно кивнула в знак благодарности, и посмотрела на своего фамильяра. Он смотрел одобрительно, и это вызвало волну нежности и любви к лохматому засранцу: это он спас ее жизнь, когда она от нее отказалась, и даже этим мигом, каждым своим вздохом она обязана Гастону.
Их жизнь наладится, даже если придется строить карьеру в России, только, пожалуй, надо будет перевестись в столицу, когда появится шанс.


31 августа 1830 года по Арагонскому календарю
Щеки Соланж порозовели после сытного завтрака и нахлынувшего оптимизма. Эта девушка всегда славилась железной волей, и, к облегчению фамильяра, она вернула свой фирменный мятежный дух.
Проходя мимо лестниц, уходящих вниз, девушка отошла на несколько шагов от занудно бормотавшего библиотекаря, и с силой ухватилась за перила.
– Посмотри, Гастон!
– Невероятно! – подтвердил фамильяр.
– Что вы делаете, мадмуазель? – спросил Мизинцев, заметив отсутствие коллеги.
– Я не знала, что в замке столько этажей! Вы расширили пространство с помощью магии? Какая сильная должна быть вязь, чтобы удерживать это все!
– Нет, мадмуазель Ганьон, все гораздо проще. Основная часть Академии вырезана внутри горы. То, что вы видели – это лишь малая часть, построенная на вершине.
Ей снова вспомнилась родная Академия, над которой работали лучшие архитекторы. Она была настолько помпезной, что каждый уголок можно было рассматривать часами, любуясь и лепниной, и мозаиками, и барельефами, не говоря уже о картинах, скульптурах, коллекции артефактов и прочем. В Борре не скупились, когда дело касалось роскоши, но Исетская Академия явно придерживалась другой стратегии: никакого архитектурного великолепия, все было сделано сурово и основательно, а уходящие вниз запутанные лестницы, захватывающие воображение этажи внутри горы, не пришлись бы по вкусу избалованным парижанам.
Но Соланж едва оторвалась от созерцания, дав себе слово, что еще как следует изучит крепость. Пока у нее была важная встреча, на которую не стоило опаздывать.
– Прошу, сюда, – Мизинцев галантно откланялся.
Девушка создала оповещающую вязь, и спустя секунду массивная дверь перед ней открылась. Она вошла в просторный кабинет, занимавший два этажа. Внизу располагались кресла, стол, магические приборы, а наверху, куда вела широкая лестница, виднелись шкафы с книгами и рабочее место ректора.
Само начальство отозвалось из библиотеки, попросив подождать минуту, и Соланж невольно пригладила волосы, удивившись молодости его голоса.
Еще больше она удивилась, когда к ней спустился молодой мужчина лет тридцати пяти, с густой светлой шевелюрой, темными подвижными бровями, ухоженной бородкой и улыбающимися карими глазами.
– Дмитрий Онежский, ректор Исетской Академии!
Они пожали руки, и она отметила, какой теплой была его ладонь.
– Прошу прощения, мадмуазель, я должен был встретить вас вчера, и поприветствовать в Академии как следует, но из-за происшествия с оборотнем мне пришлось провести весь день и всю ночь в подземелье.
– Надеюсь, все в порядке с учеником?
– Не совсем. Он прибыл одним из первых после каникул, и сразу же отправился в лес. Мы привыкли, что ученики вечно там бродят, исследуют местность, но парень не вернулся вечером, и нам пришлось созывать отряд для поиска. Вязь не принесла результатов, и лишь случайно мы обнаружили его вчера у дальнего притока реки, всего израненного, без сознания. Теперь выясняем обстоятельства дела.
– Хм, неприятная ситуация.
– Более чем!
Соланж не понравилось ни само происшествие, ни спокойствие, с которым ректор рассказывал о нем. Она вспомнила тревогу, охватившую ее вчера на железнодорожной станции, когда она осталась одна последи леса. Но теперь ей предоставили объяснение, почему не встретили достойным образом, и у нее больше не было причин быть недовольной.
– Могу я угостить вас чаем? Знаю, в Париже вы предпочитаете кофе, но я его, по правде говоря, не люблю, и не держу про запас.
– С удовольствием выпью чай, господин Онежский!
Пока он создавал вязь, заставляя чайник закипеть, и раскладывал чайный сервиз на столике перед креслом, Ланж исподтишка наблюдала за ним, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства.
Первой была зависть: «Несмотря на молодость, он возглавлял Академию, хоть и расположенную в провинции, но все же. Я тоже могла стать главой Академии, но куда более престижной, и я бы стала первой женщиной-ректором, вошла бы в историю! Мои планы рухнули, когда Флер напала на меня, заставив защищать свою жизнь и фамильяра любыми доступными способами. Я не планировала ее убивать, просто ее боевая вязь срикошетила от моего щита, и попала в нее же. Она ведь палила в меня всеми заклятиями без разбора, даже запрещенными из-за их жестокости.»
Вторым чувством было недоверие: «Раз он принимал кадровые решения, то мое приглашение преподавать в Академии было его инициативой. Почему? Чем Онежский руководствовался, когда предлагал мне работу, ведь на мне лежит клеймо убийцы, несмотря на оправдательный приговор?»
Ну и третьим стал интерес, совершенно неизбежный при виде столь красивого мужчины, как Дмитрий. Забавно, это было последним, чего Ланж ожидала от новой страницы в своей жизни, и француженка решила не идти на поводу у эмоций. Ей не нужно было сближение с тем, кто был временно полезен, но не подходил ни под один критерий из ее жесткого списка.

1 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
Академия состояла из надземной части, которую все называли замком, и вырезанных прямо в горе этажей, которые именовали подземельем. Это Ланж узнала от ректора Онежского, который за вежливой десятиминутной беседой поведал ей больше, чем Мизинцев на протяжении всего завтрака.
Из путеводителя по академиям Российской империи, найденного еще в Париже, ей было известно, что в Исетской есть четыре факультета: оборотней, магов, ведяв (мордовских русалок, обосновавшихся на берегах реки Исети) и витряников – повелителей ветров. Ее непосредственным начальником стал декан факультета магов Бунин, который преподает основы боевой магии.
В первый учебный день Академия собралась в полном составе в общем зале на одном из верхних уровней подземелья. Четыре факультета стояли отдельно друг от друга, каждый в своей форме: маги надевали темно-бордовые брюки, такого же цвета рубашки, а поверх – безрукавные плащи по колено, стянутые ремнями на поясе. Оборотни носили серые комбинезоны, высокие, туго зашнурованные ботинки и береты; витряники – белоснежные костюмы с сюртуками и такого же цвета плащи, ведявы – бирюзовое облегающее одеяние с широкой юбкой поверх брюк, короткой спереди, и удлиненной сзади.
Весь преподавательский состав выстроился вдоль своего стола, лицом к учащимся, и вперед выступил Дмитрий Онежский. Сегодня он не был таким благодушным и улыбчивым, каким его впервые увидела Ланж. Его фамильяр – черный кот – сел у его ног, не забывая презрительно косить зеленым глазом на Гастона, отчего бедный пес изнывал от желания устроить разборки. Девушке пришлось приложить много усилий, сдерживая своего фамильяра, посылая ему мысленные волны спокойствия и сдержанности.
– Ученики Академии, приветствую вас в стенах нашего подземелья в начале очередного учебного года! Как вы заметили, число студентов поредело из-за низкой успеваемости ваших незадачливых друзей, и теперь им придется наниматься вольнослушателями в частные школы. Если не хотите оказаться на их месте – добросовестно пополняйте головы знаниями, не так уж это и сложно. В преподавательском составе у нас тоже произошло изменение, и теперь защиту от темной магии будет вести мадмуазель Соланж Ганьон, выпускница Академии Борре. Поприветствуйте ее!
Около трех сотен пар глаз впились в нее взглядом, и по залу раздалось нестройное хлопанье ладонями.
– Какой теплый прием, – хмыкнул ректор, и ученики захлопали громче. – Довольно, довольно, уверен, мадмуазель Ганьон прониклась вашей любовью и хорошими манерами. А теперь последнее объявление: всем вам запрещено покидать Академию без разрешения из деканата. И не рекомендую нарушать мой указ, – добавил он строго, прекращая недовольный ропот. – Я долго закрывал глаза на ваше своеволие, но теперь нарушение дисциплины будет караться как положено, вплоть до отчисления. Посещение города доступно только в согласованные даты и под надзором дежурных, практика в лесу – под контролем преподавателей. Однако самостоятельно за пределы Академии не выйдете, иначе вслед вам полетят ваши же чемоданы.
Не добавив больше ни слова, он развел руки в стороны, создавая мощную материализующую вязь. Каждый факультет поделился на две части, выстроившись в линию, и между ними появились длинные столы со скамьями. Ученики заняли свои места, преподаватели тоже сели за свой стол, и из примыкавшего к залу коридора появились повара, перед которыми по воздуху плыли подносы с пищей.
Шокированная Ланж наблюдала, как столовые приборы, тарелки и стаканы, кипящие супницы, блюда с зажаренной дичью, рыбой и овощами летали над головами студентов, опускаясь на положенные места, и ученики с абсолютным спокойствием наполняли тарелки пищей. Преподавательский стол уже был накрыт, чему девушка изрядно обрадовалась.
Да, праздник в честь первого учебного дня изрядно отличался от того, что она привыкла видеть в Борре, но разочарованной она себя не чувствовала, наоборот, после изумительно приготовленной еды и хорошего вина она готова была признать, что у Исетской Академии есть своя изюминка.
После основных блюд столы заставили десертами, но, как шепнула сидящая рядом коллега, такое изобилие для учеников предусмотрено три раза на протяжении учебного года: в первый и последний день учебы, а также на Рождество.
Окончание праздника произошло под бой часов, и ровно в девять вечера студенты отправились отдыхать в свои общежития. Каждый факультет занимал отдельный этаж с необходимыми им условиями. Так, у ведяв был собственный бассейн, у магов – личная библиотека с тематическими книгами, у витряников – созданные вязью воздушные сети, позволявшие им валяться в невесомости, как на пуховой перине. Ну а у оборотней были клетки с цепями и кандалами для тех, у кого проявлялись трудности с самоконтролем.
– Ну ты видела, видела? – бушевал Гастон, пока Ланж взбивала подушки перед сном. – Как этот котяра смотрел на меня, будто он тут главный! Весь в своего хозяина!
– А не ты ли называл Онежского нашим благодетелем еще недавно?
Лохматый пес сердито молчал.
– Не дуйся, друг, лучше ложись отдыхать. И не будь несправедлив к ректору, он вполне хороший человек.
– У хорошего человека не может быть фамильяра-кота, – неукротимо возразил Гастон, но совету лечь спать все же последовал.

3 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
Обучать тех, кто младше тебя всего на восемь лет – нелегкая задача, и третьего сентября Соланж Ганьон прекрасно в этом убедилась.
То была пятница, последний день перед выходными, и студенты, успевшие отвыкнуть на каникулах от строгих правил, любой ценой решили сорвать урок. Угрозы ректора их не особо напугали, а молоденькая парижанка казалась идеальной мишенью. Семнадцатилетние ученики шестого курса и их фамильяры с нетерпением предвкушали развлечение, поглядывая на наручные часы. До восьми оставались две минуты, но преподавательницы еще не было. Неужели опоздает? Вот это скандал! Они обвинят ее в непунктуальности, разнося по Академии слухи. Иностранка еще пожалеет, что согласилась приехать в Оренбургскую губернию!
Ребята следили за стрелкой часов, отсчитывая секунды, но, ровно в восемь часов, дверь распахнулась, и мадмуазель Ганьон с невозмутимым лицом вошла в помещение.
– Доброе утро, студенты! – произнесла она с едва заметным мелодичным акцентом. – Меня зовут Соланж Ганьон, и на протяжении всего учебного года я буду преподавать вам защиту от темной магии. Ознакомившись с вашей учебной программой, я была удивлена, но, с другой стороны, она вполне соответствует ценностям Исетской Академии, и мне есть чем с вами поделиться. Очень надеюсь, мы выстроим здоровые уважительные отношения, и полученные знания пригодятся вам в дальнейшей карьере.
Подростки переглянулись, не зная, как реагировать, но местный заводила Борис Бравадин взял ситуацию в свои руки.
– Позвольте спросить! Это правда, что вы обучались в Академии Борре?
– Правда.
– И вас приглашали стать там ректором?
– Не совсем. То была всего лишь возможность.
– Но вас отвергли из-за убийства волшебницы, верно?
Ох, Красный Боже! Девушка едва сдержала раздражение, осознав, сколько раз придется все это выслушивать.
– Меня оправдали, юный маг. Вы осведомлены, но не до конца.
– Ну как сказать... Может вас и оправдали, но факта убийства это не меняет, как и того, что вы приехали к нам в глушь, а не продолжили карьеру в лучшей академии мира, – последние слова прозвучали откровенным издевательством.
Фамильяр искоса посмотрел на свою хозяйку, опасаясь, что от наглеца сейчас останутся одни ошметки, но Соланж не сочла нужным показывать им свою слабость, и одарила снисходительной улыбкой.
– У меня было много причин покинуть Париж, и не все из них касались моего прошлого. Ваша Академия иначе относится к темной магии, позволяя исследовать ее лучше, и мне это нравится, так как дает большой простор для развития. Не недооценивайте свою родину, молодой человек. А касательно того случая... Пожалуй, стоит сказать об этом сейчас, чтобы в будущем вы не выдумывали Бог знает что. То была не дуэль, а простая самозащита. Флер Андре, с которой я была знакома с детства, и которая все время соперничала со мной, решила избавиться от конкурентки любой ценой. У нее не хватило ума и талантов обойти меня честным путем, и она покусилась на мою жизнь, пригласив для беседы, но в итоге – набросившись с запрещенными заклинаниями. Скажите пожалуйста, вам известно о вязи, которая вываривает внутренности человека прямо внутри него? Так вот, это было самое безобидное заклинание, которое в тот вечер обрушилось на меня.
Студенты затихли, обдумывая слова Ланж. Некоторые побледнели, во все глаза глядя на ту, которая перед ними сейчас стояла.
– Я не нападала в ответ, понимая, что пространство вокруг нас напитано темной магией, но и позволить себя убить тоже не могла. Я создала защитную вязь, объявшую меня в кокон, и ее заклинания срикошетили в нее саму. Так погибла Флер Андре, но, разумеется, общество было взбудоражено, и Красная Церковь, всегда не любившая меня за мою деятельность по защите прав женщин, которую не одобряла, приложила все усилия, чтобы уничтожить меня. Но суд ей неподвластен, органы дознания провели полное расследование по всем правилам, и у присяжных не осталось сомнений в моей невиновности. Я ведь даже не отвечала заклинаниями, а просто создала щит. Однако, как вы понимаете, многим не понравилось такое решение, и стать первой в истории женщиной-ректором мне не удалось. Красная Церковь осталась довольна, зато вам несказанно повезло: о темной магии я знаю очень много, и мои знания вам пригодятся!
– А как погибла Андре? У нее выварились органы? – со смешком спросил кудрявый парень.
– Эти подробности не так важны. Советую оставить мое прошлое в прошлом, и сосредоточиться на сегодняшнем занятии.
– Занятие с убийцей! Такого еще не было! – донесся шепот с задних парт.
– Интересно, а за плохую успеваемость с нами тоже что-то случится?
– Да кому нужны твои потроха, сиди спокойно!
Студенты не скрывали своего отношения, стараясь, чтобы шепот дошел до Соланж. Ей ничего не оставалось, кроме как проигнорировать их, чтобы с холодной улыбкой нанести ответный удар по малолетним наглецам.
3 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
– Темная магия... Многие боятся ее, считая олицетворением греха и даром самого Дьявола. Именно так Красная Церковь на протяжении столетий запугивала свою паству, пытаясь подавлять магические способности, обрекая нас на страх и увядание. Но, после упразднения инквизиции все встало на свои места: мы перестали отрекаться от своей сущности, употребили свой дар во благо, и своим нынешним прогрессом общество обязано именно магии. Мы, наделенные особым даром люди, будь то колдовство или способность менять облик, теперь мирно сосуществуем с Красной Церковью, обучаемся и обучаем в школах, академиях, и мы можем гордиться тем, кем являемся, можем жить без страха.
Гастон сверкнул глазами, и ободряюще свесил язык. Как фамильяр он чувствовал эмоции своей хозяйки, и понимал то, чего не понимали сидящие за партами глупые дети: Соланж на своей шкуре ощутила всю мощь давления Церкви, силу ее ненависти по отношению к магам. Когда-то практиковавших колдовство сжигали на кострах, и церковники приложили все усилия, чтобы добиться для девушки смертной казни, но не из-за ее дара, а якобы в качестве наказания за убийство.
Суд оправдал Соланж, вырвал из цепких лап Церкви, но «красные» не смирились с поражением, и сделали все, чтобы погубить девушку иначе. Она все-таки умерла, но не в буквальном смысле, а в переносном – перестала существовать для общества. Погибли все ее перспективы, мечты, положение, репутация. Они втоптали в грязь имя той, которая добивалась равноправия и справедливости для женщин, несмотря на жесткий характер и острый язык.
– Поэтому для нас так важно поддерживать мир, не переходя границы дозволенного, – тем временем продолжала свой рассказ Соланж. – Говоря о темных магах, мы имеем в виду тех, кто практикует запрещенные заклинания, ибо сама по себе магия не может быть плохой или хорошей. Это всего лишь наша энергия, которую мы ощущаем в себе, можем преобразовывать в вязь, и только от нас зависит, будем мы творить добро или зло. До того, как магию смогли изучить, люди верили, что существуют белые и темные маги, что не соответствует действительности. Энергия одинакова у всех нас, разница лишь в ее объемах и умении каждого отдельного мага ее использовать.
Бравадин и другие весельчаки внимательно слушали, пытаясь подловить на чем-нибудь, что дало бы над ней преимущество, но рассказ мадмуазель не выходил за рамки программы, и увлек менее воинственно настроенных ребят.
– А теперь давайте поговорим о том, для чего вам нужен такой предмет, как защита от темной магии. Казалось бы, ее запретили, и можно бы забыть об опасности, но правда такова, что всегда находятся бунтари. Это и колдуны, жадные до знаний, и желающие легко достигать своих целей, и психически нездоровые личности. Также существует подпольная сеть магов, которые за вознаграждение совершают преступления. На них давно охотятся, но темная магия имеет одно преимущество: практикующие ее не гнушаются ничем ради своих целей, в то время как законопослушные маги не решаются применять запрещенную вязь. Поэтому так важно уметь противостоять ей, не прибегая к жестоким заклинаниям. Однажды это знание может спасти вам жизнь, или тех, кто будет нуждаться в вашей помощи. К тому же мой предмет станет полезным для учеников, которые в будущем свяжут свою жизнь с правоохранительными органами. Есть такие смельчаки?
Студенты промолчали, что не удивило Ланж Ганьон.
– Верно, не стоит торопиться с выбором, времени еще навалом. Ну а теперь давайте я вам продемонстрирую, что может дать хорошая защита!
Она посмотрела на часы, и в ту же секунду в кабинет вошел декан магов. На этот раз ученики без лишних слов вытянулись в струнки, превосходно зная нрав Бунина.
Он встал перед Ланж, кивнул, и в ту же секунду в девушку полетели боевые заклинания. Ребята пораженно замерли, но опасная вязь не принесла парижанке вреда, разбившись о прозрачный кокон. Электрический разряд, прошедший по помещению, искорками плясал на бордовой одежде студентов; девушки старались пригладить волосы, упрямо торчавшие во все стороны.
– Благодарю вас, господин Бунин, – невозмутимо сказала девушка, и повернулась к ученикам. – Только что вам наглядно показали, как можно спасти свою жизнь при нападении сильного мага. Естественно, мы не стали использовать здесь темную магию, отличие которой заключается в особой жестокости по сравнению с обычной боевой. Но, поверьте, принцип остался тем же: вам нужно немедленно отреагировать, создавая защитное поле, и тогда уже атаковать, поддерживая кокон. Вам предстоит научиться распознавать признаки темной магии, чтобы выявлять ее практиков и предотвращать ее применение против вас. Работы будет много, но по статистике каждый маг сталкивается с адептами темных практик хотя бы трижды в жизни, и в ваших же интересах сделать так, чтобы ни одна из этих встреч не стала для вас последней.
Оглядывая лица студентов, Ланж мазнула взглядом по неукротимому Борису Бравадину, но остановилась на колючих глазах девушки, сидевшей в одиночестве, за самой дальней партой у окна. Ее насупленное лицо в форме сердечка до боли напомнило Флер, вызвав бурю болезненных воспоминаний.
После занятия шестикурсники обсуждали француженку, и почти все пришли к выводу, что она не так ужасна, как они думали. Борис по-прежнему желал поставить ее на место, а молчаливая девушка с дальней парты взяла свои вещи, и незаметно покинула кабинет.

18 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
Первые недели Ланж и минуты не могла выделить на отдых: с каждым курсом, проходящим ее предмет, ей приходилось бороться и доказывать свое право находиться здесь. Все свое свободное время она посвящала изучению учебной программы, дабы давать материал так, как утвердили в Министерстве народного просвещения Российской империи, а не отвлекаться на опыт в Академии Борре. Тем более за ней следили цепкие глазки отдельных учеников, желавших сделать ей гадость, и не меньше она опасалась подвести ректора, под свою ответственность позвавшего ее преподавать в Исеть. Лишь случайно она об этом узнала, подслушав разговор Онежского и главного библиотекаря.
Однако в эту субботу девушка наконец-то проснулась позже обычного, с улыбкой предвкушая спокойный день. Завтрак она пропустила, но благодаря Гастону они вчера стащили немного еды, и, устроившись в теплой постели, с удовольствием поглощали холодную курицу.
– Интересно, а если бы старая Ланж Ганьон, какой ты была до суда, увидела тебя сегодняшнюю, что бы она сказала?
Девушка сощурила глаза, прикидывая, как отомстить вредному фамильяру, но на сердце было так легко и спокойно, что она отложила месть до худших времен.
– Хм, дай подумать, – протянула задумчиво. – Старая я была бы в ужасе от вида моих рук с короткими ногтями, давно не бывавшими у парижских мастериц, еще и сжимающими кусок птичьего мяса!
– Да, старая ты не опустилась бы до уровня дикарки! Но если честно, сегодняшняя Соланж Ганьон мне нравится больше!
– Правда? Почему?
– Я отслужил многим поколениям твоего рода, и никогда среди вас не видел такого же заносчивого и невыносимого сноба как ты! Точнее, как старая ты. Новая версия тебя вполне годится.
Соланж опять не смогла рассердиться, смеясь словам фамильяра, и даже признавая его правоту. Она никогда не была добрым человеком, осознавала это и гордилась собой, своим честолюбием и целеустремленностью. Она все время доказывала всем, что она лучшая, а этим утром она просто завтракала курицей, сидя в своей постели, без столовых приборов и слуг на подхвате. И она была счастлива.
– Надо собираться, Гастон. Не знаю, как ты, а я хочу исследовать лес и подземелье Академии.
– Ну так собирайся! Моя шкурка всегда на мне, это тебе надо надеть кучу тряпок.
Облачившись в простую одежду, Соланж накинула просторную куртку, зашнуровала сапоги, и отправилась гулять в одиночестве, подальше от коллег и учеников. Последним было запрещено бродить в лесу, но на преподавателей запрет не распространялся, и девушка с удовольствием вдыхала запахи леса, чувствуя, как кружится голова от кислорода.
В Париже ей не было дела до природы: в больших городах люди помнят о том, что постоянно у них перед глазами. Это деньги, развлечения, карьера, непрекращающееся кипение жизни.
– Ланж! – рыкнул фамильяр, и девушка ощутила прилив угрозы.
Она спряталась за широким стволом, создавая вязь. Энергия разошлась широким потоком, и заклинание опознало Диану Окскую, ту самую студентку шестого курса, напомнившую внешностью Флер Андре.
– А вот и первая нарушительница, – хмыкнул расслабившийся Гастон.
– Надо вернуть ее в замок.
Но девчонка бесследно исчезла.
– Вот зараза!
Соланж усилила вязь, вкладывая много энергии, однако заклинание не находило ни одной живой души в радиусе действия.
– Ладно тебе, давай сделаем вид, что никого не было.
– Нет, Гастон, так нельзя! Ты же помнишь, почему Онежский запретил студентам выходить за пределы Академии! Один из оборотней исчез, и нашли его едва живого. Он до сих пор находится у лекарей. Вдруг с девчонкой тоже что-то случится, и ее жизнь будет на моей совести.
Он не успел сказать ни слова, как на грани слышимости раздался крик.
– Туда!
Диана умолкла, но они запомнили направление, и мчались на пределе своих возможностей. Гастон обогнал хозяйку: его нюх играл им на руку.
– Мы уже близко, я чую кровь.
Еще пять минут, и фамильяр резко повернул направо, останавливаясь у дерева с вылезшими на поверхность корнями. Соланж подбежала к нему, и увидела студентку, лежащую лицом вниз.
– Она... – ее голос дрогнул, но изучающая вязь показала, что Диана жива.
– Дышит, – подтвердил Гастон.
– Надо связаться с Онежским.
Она материализовала вязь, вплетая увиденное, и отправила Дмитрию.
Девочка глухо застонала.
– Эй, ты меня слышишь? Это Соланж Ганьон, твоя преподавательница. Я вызвала помощь, с тобой все будет хорошо.
– Ммм, больно, – хрипела студентка. – Напали, со спины.
– Тише, не разговаривай.
– Как и на Герца.
– Кого?
– Оборотня, моего... друга. Меня не пускали к нему, не говорили, что с ним, но я подсмотрела, было много крови.
– Значит, тот парень – твой друг, и ты пошла в лес искать того, кто это с ним сделал?
19 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
На следующий день после происшествия в лесу Ланж проснулась от собственного крика. В муторных снах она видела ночной лес, из которого к ней тянули руки неведомые твари. Они казались сгустками тьмы, но было совершенно очевидно, что их намерения сводятся к одной мысли: догнать ее, и порвать. Ланж убегала, не тратя сил на крики, она знала, что стены Академии спасут ее, лишь бы успеть. Оставалось совсем немного, каких-то несколько шагов, как ее грудь взорвалась болью, и от этой боли девушка проснулась.
– Что за кот с тобой случился? – взволнованно спросил Гастон, напрягая лохматый хвост.
– Ничего, – она откинулась на подушки, – плохой сон. Переволновалась после вчерашнего. Еще и Дмитрий напугал своей тревогой.
– Мне тоже не нравится это нападение. Я не учуял никого постороннего, понимаешь? Это в принципе невозможно, все живые существа оставляют запах, а мертвецы по земле не ходят.
От его слов девушку пробрала дрожь, вызывая в памяти сцены ночного кошмара – тянущиеся из тьмы бледные руки с длинными когтями.
– Да, Гастон, кем бы ни был наш враг, это живой человек из плоти и крови, и он явно использует запрещенные заклинания.
– Вот пусть наш ректор этим и занимается, вместе со своим нахальным котом-фамильяром! А мы пойдем исследовать подземелья, раз уж с лесом не вышло. Давай, Ланж, поднимайся, где твой настрой?
Девушка оделась, и поспешила на завтрак, благо сегодня проснулась пораньше. Фамильяр бодро путался у нее под ногами, еда была вкусной и сытной, и постепенно страх перед сном уступил хорошему настроению. Они с Гастоном покинули малую столовую для преподавательского состава, и, будто наперегонки, побежали к запутанной сети лестниц.
– Несолидно мы себя ведем, верно?
– Да, хозяйка, но сегодня у нас выходной, можно расслабиться перед новой учебной неделей. Вперед!
Они долго бродили по этажам, любуясь видом с лестниц, монументальностью проделанной работы над подземной частью Академии. Несколько раз они заблудились, оказались в тупиках и настолько низких ходах, что приходилось передвигаться по ним на четвереньках, но Соланж осталась довольна приключением.
В Париже ей постоянно приходилось держать марку, выглядеть идеальной и беспокоиться только о мнении других. Сейчас она карабкалась по узким тоннелям, вся в пыли, с испачканным лицом, как маленький ребенок, но от этого испытывала одно лишь удовольствие, ведь только сейчас она начала жить по-настоящему, жить для себя. Не для своих амбиций, не для родителей, не для тех, кто продвигал ее карьеру. Только для себя.
Она так увлеклась своими открытиями, что не услышала за спиной рык.
– Ты в порядке...
Фразу она так и не договорила, запнувшись о взгляд молодого оборотня. В нем сквозила ярость, безудержная жажда охоты, как с волками случается в полнолуние; все лицо было покрыто сетью шрамов, как старых, так и совсем новых, кровоточащих. Больничная одежда приобрела почти черный оттенок, на коротко остриженных волосах застряла паутина. Такое чувство, будто он ползком проделал путь по Академии, собирая на себя всю имеющуюся грязь, и от этой несвоевременной глупой мысли Соланж хихикнула.
Ответом на ее смех стал оскал: оборотень отбросил какой-то сверток, и помчался в сторону девушки. Ситуация была страшная, но Ганьон бывала и не в такой переделке. Вот и сейчас она материализовала вязь, создавая барьер перед оборотнем, но ученик метнулся в сторону, и в прямом смысле исчез.
– Какого черта? – прохрипела Ланж, и ее тут же сбили с ног.
– Там был боковой тоннель, – ласково пояснил оборотень, стискивая ее горло со всей силы. – Как давно я об этом мечтал!
Соланж отчаянно дергалась, пыталась освободиться из его хватки. В глазах потемнело, и она неспособна была призвать вязь, неспособна была оттолкнуть студента, лишь скребла своими слабыми пальцами по его руке.
– Они отняли у меня все, они заставили меня быть тем, кем я не был! Мы – хищники, мы – свободные звери, а не овцы в загоне! Ничего, скоро моя новая семья придет, и освободит нас от рабства, а вы познаете ее ярость! Но не ты, красавица, ты останешься здесь, со мной.
На секунду ей стало обидно, что ее жизнь закончится в исетской глуши, вдали от родины, в руках неизвестного оборотня. Лучше бы ее убила Флер! Но судьба еще не вынесла свой приговор, ибо рядом раздался жуткий лай, и парень обернулся на звук.
Это был Гастон, верный фамильяр. Пока враг сосредоточил внимание на девушке, этот пройдоха скользнул в один из боковых ходов, схватил зубами сверток, отброшенный оборотнем, издевательски помахал хвостом, и был таков. Парень разжал пальцы, и, не глядя на Ланж, помчался за вором.
Она даже растерялась: сначала ее настойчиво пытались убить, а потом бросили, ни разу не обернувшись. Она судорожно дергалась на полу, пытаясь глотнуть немного воздуха, но боль была такой сильной, что ей пришлось из последних сил создавать вязь, снимая боль. Когда отек спал, она поняла, как это прекрасно – дышать, просто дышать!
Перевернувшись на бок, она попыталась встать, но в итоге пришлось ограничиться четвереньками, и девушка надеялась, что оборотень не вернется воплотить свою давнюю мечту. Вот, значит, о чем мечтают волки!
19 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
Ее вела за собой нить, неразрывно связывающая человека и фамильяра, пока они оба живы.
Полчаса назад Соланж Ганьон очнулась от сильной боли, от которой взрывалась голова. «Ланж, помоги» – звал ее голос. Она сжала виски, пытаясь успокоить разум, и вновь прислушалась к зову. Он повторился: тихий, слабый, жалобный, лишенный веры.
– Гастон, – прохрипела девушка, поднимаясь на ноги.
Ради себя она бы не встала, так бы и осталась на полу, но фамильяр нуждался в ней: он второй раз спас ей жизнь, не раздумывая пожертвовал собой. Как она могла его бросить в этом чертовом подземелье?
Чтобы заглушить рвущийся стон, девушка вытащила кожаный ремень, и зажала его в зубах. Помогло: при самых сложных приступах боли она с силой кусала кожу, почти соприкасаясь нижними и верхними зубами. А ведь это был добротный ремень, купленный в Париже!
Ланж остановилась на развилке, не зная, куда идти дальше. Вот уже несколько минут как она не слышала Гастона. «Где ты, черт лохматый?» – мысленно звала она, надеясь, что фамильяр отреагирует на оскорбление. Но он не откликался.
Слева раздался слабый скулеж. Девушка едва не упала, поспешив на голос, и в крохотном тупике нашла своего фамильяра. Его рыжеватая шкура была настолько грязной, что пес казался серым, а лапа кровоточила. Рядом валялся тот самый предмет, из-за которого Герц погнался за Гастоном, бросив беспомощную жертву, неспособную оказать сопротивление.
Но Ланж не было до этого никакого дела: она с ужасом смотрела на своего единственного друга, и больше всего на свете боялась его потерять.
– Вот ты где, кот плешивый! – ломким голосом сказала она.
Гастон не отреагировал. У него не было сил ни на злость, ни на шутки.
– Сейчас, мой милый, я позову на помощь.
– Нет, – на грани слышимости сказал фамильяр. – Никто не должен знать о нас. Он… тот оборотень… больше не человек.
– Ясное дело, не человек. Скорее лишившийся мозгов волчара.
– Нет, Ланж, нет, – бормотал Гастон, и девушка уступила.
– Ладно, как скажешь. Все будет хорошо, ты только держись. Слышишь! Не смей оставлять меня одну, я не справлюсь.
Была бы она витряником – призвала бы ветер, и он отнес обессиленных жертв нападения в их комнату, но да ладно, Ланж и так справится, чего только с ней в жизни не случалось!
Она потратила много сил на вязь, поднявшую фамильяра на невидимые носилки, и медленно направилась прочь из подземелий.
– Как нас еще не учуяли? – интересовалась по дороге девушка. – Здесь было столько людей, я слышала голос декана волков.
– Грязь, – коротко ответил Гастон.
Она посмотрела на свои руки, покрытые пылью не хуже шкуры фамильяра, и ужаснулась виду посиневших ногтей с ободками грязи под ними. Зато это объясняло, почему чуткие носы оборотней не взяли их след: земля отлично перебивает запах живого.
Чудом они добрались до комнаты живыми, и всю ночь Соланж перекачивала свои силы в фамильяра, боясь, что их не хватит. Любой маг, даже самый сильный, слабеет при физических недомоганиях, потому что сила должна находиться в состоянии равновесия, тело и разум должны пребывать в гармонии. Ее же едва не задушили, и лишь перед самым рассветом девушка смогла заняться собой, пытаясь уменьшить боль и скрыть следы. Увы, ни то, ни другое не удалось. Единственное утешение – что они ускользнули.
Только вот Соланж не знала, что весь их путь из подземелья проследила невзрачная ящерка, злобными глазами сопровождавшая сверток в руке девушки. Покружив вокруг закрытой двери, не сумев обойти магическую защиту, чужой фамильяр вернулся к своему хозяину, докладывая обо всем увиденном.
– Значит парижанка, – задумчиво прошептала тень у окна. – Ты уверена, Пиявка?
– Конечно, это была она, – прошипел фамильяр. – Они называли друг друга по именам, и я отследила ее до спальни. Пес в ужасном состоянии, девушка – едва на ногах держалась, но создала воздушные носилки для своего дружка.
– Хорошо. Второй раз она вмешалась в это дело, но дневники ей брать не стоило.
– Отнять?
– Не стоит привлекать к себе внимание. Пусть ознакомится.
– Рискованно, хозяин.
– Это всегда было рискованно. Уже двое пострадали, вся Академия под угрозой! Но я чувствую, что она пригодится нам. Всегда нужен кто-то, кого будет не жаль.
– Вы обещали мне смерть Онежского!
– И я сдержу свое слово, Пиявка. Ты насладишься его страданиями, они все будут страдать. Но ученики должны быть в безопасности, поэтому стоит действовать мягко, понимаешь?
– Да, хозяин, – прошептал фамильяр, не согласившись мысленно ни с одним его словом.
20 сентября 1830 года по Арагонскому календарю
Понедельник начался с очередного занятия с шестым курсом, что означало для Ланж хождение по мукам. Эти дети больше всех ее невзлюбили, и их внимательные глазки все время пытались подловить ее на ошибке. Что же, сегодня у них будет предостаточно возможностей!
Ровно в восемь утра она вошла в кабинет, сухо здороваясь с семнадцатилетними магами, села за свой стол, и посмотрела на учеников. Они удивленно-задумчивыми взглядами скользили по легкому шарфу на ее шее.
– Простите, мадмуазель, вы заболели? – спросила лучшая ученица курса Пелагея Крысина.
– Неужели это так очевидно? – спросила Ланж охрипшим голосом, иронично изогнув бровь.
Девчонка смутилась, чего не скажешь о Борисе, который с самого первого дня будто записал преподавательницу в личные враги.
– Если у вас болит горло, мадмуазель, вам стоило надеть шерстяной шарф, а не шелковый. У нас в России обвязываются теплым шарфом, чтобы согреть горло, – пояснил он француженке.
– Вы много себе позволяете, студент.
– Я лишь забочусь о вашем здоровье, вы ведь должны обучать нас, а не тратить время на болезни! К тому же, лекари решили бы вопрос с простудой куда проще, мадмуазель.
Последнее слово прозвучало издевательством, раздались смешки, но Ланж была так измучена, что ей не хватило сил на ярость.
– Ваше сегодняшнее поведение, студент, я расцениваю как неуважение к преподавателю, а не как заботу. Поэтому вам придется после занятий пойти в деканат, писать объяснительную.
Парень ответил гневным взглядом, но промолчал.
– Если больше ни у кого нет желания заняться моим здоровьем, мы приступим к теме сегодняшнего урока: «Классификация темной вязи». Как я уже говорила, в основе любых действий лежит цель: мы всегда пытаемся чего-то добиться, чего-то достигнуть, и именно на это направлены наши действия. Темные маги для достижения целей используют запрещенную вязь, потому что порой она бывает более эффективной. Нарушать правила легче, чем честно им следовать. Поэтому те, кто переступают через законы, совесть и мораль, теряют осознание ценности человеческой жизни, и спокойно могут ее отнять, искалечить, погубить. Для тех, кто выбирает тьму, нет правил и ограничений. Только их цель. На основании этого применяемые ими заклинания можно классифицировать в зависимости от различных факторов. Кто-нибудь хочет блеснуть познаниями?
Как и ожидалось, первой взлетела рука Пелагеи.
– Прошу, – кивнула ей Ланж.
– По намерению они делятся на преднамеренные и непреднамеренные (например, для самозащиты). По направленности – смертельные и истязающие. По сроку действия бывают краткими и продолжительными (если действие темной вязи будет растянуто по времени).
– Благодарю, садитесь.
Крысина с невозмутимым видом заняла свое место, словно никто другой и не смел претендовать на ее звание самой умной ученицы курса. Когда-то и Ланж была такой: самоуверенной, высокомерной, нетерпимой к невежеству других. Сейчас парижанка научилась сдерживать свои недостатки, и надеялась однажды их побороть. Она понимала, что в сложной ситуации никто не пришел к ней на помощь не в последнюю очередь из-за ее пренебрежительного отношения к людям.
После занятия она направилась в деканат, где написала докладную, и передала господину Бунину. Пусть разбирается со своими учениками! Через два часа у нее состоится урок с восьмым курсом, а пока нужно что-нибудь взять на перекус, и навестить Гастона.
Бедный фамильяр остался в комнате, на прощание даже хвостиком не смог пошевелить. Девушка чувствовала его на расстоянии, и понимала, что он жив, но его боль и слабость передавались ей через их ментальную связь.
Пока она занималась своими делами, Борис Бравадин ходил из угла в угол в дальнем коридорчике, и ругал француженку последними словами.
– Ну ты видел это, Ромб!
Его фамильяр – белоснежный кот с ромбовидным черным пятнышком на грудке – лениво скосил левый глаз, и дальше принялся вылизываться.
– Она даже не соизволила мне ответить! Посмотрела на меня, будто я ничего не стою, и отправила на разборки в деканат!
– А ты хотел с ей поспорить? – вкрадчиво спросил фамильяр.
– Да нужна она мне, еще спорить с ней! Но это было чертовски обидно, она не воспринимает меня всерьез.
– Ну так ты ученик, а она – твоя преподавательница.
– Не понял, – возмутился парень, – ты вообще за кого?
– Борис, ты ведешь себя неразумно. Не забывай о нашей связи, я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще, и понимаю об истинных причинах твоей злости. Так что заканчивай заниматься глупостями, покайся перед деканом, и отстань от Ганьон наконец. К тому же ее фамильяра не было сегодня на занятии, видимо, случилось что-то действительно нехорошее.
Парень серьезно задумался. Обычно маги появлялись без фамильяров, когда эти пройдохи выполняли секретные поручения.
– Надо проследить за ними! Что-то здесь не так, я уверен.
5 октября 1830 года по Арагонскому календарю
Первый месяц в Исетской Академии завершился неспокойно, и Ланж всерьез задумалась о возвращении домой. Да, там ее никто не ждал, но и на каждом углу смертельные опасности на голову не падали. Это захолустье оказалось не таким уж и спокойным, как предсказывал Гастон, и теперь бедный фамильяр неподвижно лежал на кровати, пока Соланж перекачивала в него свои силы.
Но в начале октября она заметила, что хитрый пес успел поправиться, и беззастенчиво притворялся смертельно больным. Прежняя Соланж взъярилась бы, но пришедшая ей на смену – лишь искренне обрадовалась, продолжая окружать Гастона заботой.
Декан оборотней ходил такой злой, что даже маги, ведявы и витряники не рисковали показываться ему на глаза. Онежский также не уступал ему в ярости, и вдвоем на пару они наводили ужас на всю Академию. Студенты не знали, что на самом деле случилось, и строили весьма любопытные догадки. Они сопоставили исчезновение Дианы Окской, и то рассказывали о ее исключении, то о смерти из-за несчастной любви. Тогда и всплыло много подробностей о ее неразделенных чувствах к Герману Герцогу – оборотню из богатой семьи.
Соланж тщательно отбирала подслушанные сведения, пытаясь найти только важные и правдивые. С ректором она старалась не встречаться, что было легко из-за его постоянной занятости. Однако декан магов Бунин стал проявлять к ней повышенный интерес, что сначала испугало ее, потом – разозлило, а в итоге – обрадовало. Раньше за ней толпами увивались мужчины, но за время судебного процесса и последующей травли она и забыла, что она – красивая женщина, и внимание к ней вполне естественно.
Пятого октября после ужина девушка закрылась в своей комнате, и хотела уже принять ванну, как фамильяр настойчиво закашлял.
– Что такое, Гастон? Простуда мучает?
– Твоя несообразительность, дорогая.
– Знаешь, когда ты мешком валялся на подушках, и молчал круглыми сутками, ты мне нравился больше.
– Ложь, – уверенно ответил пес. – Ты сходила с ума от страха. Теперь ты понимаешь, что чувствовал я в тот день, когда вытаскивал тебя из петли.
От жутких воспоминаний Соланж Ганьон поежилась, но на провокацию поддаваться не стала.
– Так чего ты хочешь?
– Узнать, из-за чего меня чуть не прикончили!
Украденный у Герца сверток они спрятали, и договорились, что не станут открывать до выздоровления Гастона.
– Неужели тебе не интересно, что там?
– Нет, Гастон, совершенно не интересно. Я сюда приехала не тайны исетской глуши разгадывать, а вернуться в строй, снова стать той Соланж, какой я была до трагедии с Флер. А по факту мы снова попали в передрягу, едва выжили, и теперь притворяемся, ежедневно увязая во лжи. С меня хватит, я просто хочу доработать до конца контракта, и перевестись в столицу. Там тоже есть Академия, главная во всей империи.
На самом деле завернутый в тряпки сверток страшно пугал ее, капля за каплей пропитывая сердце безнадежностью. Что бы там ни лежало – от этого следовало избавиться давным-давно, но фамильяр категорически отказывался.
– Ланж, подопечная моя бесшерстная, тот оборотень гнался за мной по всему подземелью, загнал в угол и едва не убил. Я чудом обнаружил маленький подкоп в стене, так и спасся. И я заслуживаю знать, что такого важного в этом треклятом свертке, что меня за него едва не задрали!
Француженка вздохнула, и сняла маскирующую вязь с коробки со всякой ерундой, с пугающей находкой на дне.
– Надеюсь, это что-то ценное, – завилял хвостом Гастон.
– Золотые слитки?
Фамильяр бросил на нее уничижительный взгляд.
– Слитки весили бы больше. Мне и ценные бумаги сойдут.
Оценив практичность своего друга, Ланж Ганьон создала проверочную вязь, пытаясь определить уровень опасности предмета, но магический фон был абсолютно чистым.
– У меня нет рук, но я лапами быстрей открыл бы сверток, – подначивал Гастон, и девушка уступила.
В покрытых грязью холщовых тряпках, перевязанных бечевкой, лежали старые дневники. Черная кожаная обложка сильно потрескалась, а листы приобрели такой оттенок, что стало ясно, как часто ими пользовались. Девушка брезгливо поддела первый дневник ногтем, но Гастон глухо зарычал.
– Что не так?
– От них пахнет так же, как и от Герца.
Девушка припомнила, что фамильяр бормотал в бреду.
– Гастон, что ты имел в виду, когда говорил…
– То и имел, Ланж. Герц не пах живым существом. От дневников исходит такой же запах.
– Черт, дружок, я почти поверила!
– Я не шучу, – злобно оскалился пес. – Герц был мертв.
– Послушай, – как можно мягче начала Соланж, – я понимаю, что мы оба многое пережили, и тебе особенно досталось. Но это же не повод впадать в религиозность! Черти и нежить – это сказки, выдумки Церкви. Мертвые не ходят по земле, они покоятся в своих могилах, что бы ты там ни почувствовал. Нет такой магии, которая смогла бы воскресить ушедшее за грань.
6 октября 1830 года по Арагонскому календарю
– Ланж, одумайся!
– Поздно, пес поганый, надо было слушать меня раньше.
Фамильяр сто раз пожалел, что принес дневники, ибо Ланж пришла в такое возбуждение, что всю ночь металась по комнате, то намереваясь бежать к ректору, то к декану Бунину. В итоге Гастону удалось ее утихомирить, но теперь она решила пойти в библиотеку за недостающими сведениями.
– Дорогая, нам нужно вести себя осторожно! Герц не просто так искал эти записи. В Академии явно есть кто-то, кто знает больше, и преследует свои цели. Мы можем попасть в опасную ситуацию.
– Мы и так по уши в навозе, Гаст!
Бедный пес опешил, услышав свое старое прозвище: так маленькая Ланж сокращала его имя, когда только училась говорить.
– Это может быть шуткой.
– Поэтому я и хочу узнать больше, друг. Нам нужна информация. Ты сам сказал, что оборотень похож на восставшего мертвеца. Лекари не выписывают его и Диану из больницы, и не переводят в город. Почему? И почему Рыков был так зол в тоннелях? Тут черт знает что происходит с детьми, и никому до этого нет дела! Где их родители, где попечители, где комиссия из столицы?
– Это тебе не Борре, – проворчал фамильяр. – И с чего ты взяла, что должна все взять в свои руки?
– Ничего я не беру, я просто хочу разобраться!
До завтрака был еще час, Академия только просыпалась, но Соланж всю ночь изводила себя из-за прочитанных строк, и хотела найти рациональное зерно в безумных записях мертвеца. Был ли это розыгрыш, или писательская фантазия? Или все описанное реально? Это и нужно было выяснить.
– Живых мертвецов не бывает, Гастон, не должно быть, но вдруг мы действительно не все знаем о мироздании? Либо же мы узнаем все, что только можно, и поймем, что эти дневники – чья-то шутка.
Фамильяр скептически хмыкнул, но промолчал.
В библиотеке было пусто, даже господин Мизинцев отсутствовал. Ланж сочла это удачей, так как не нуждалась в назойливом внимании. Она создала мощную вязь, вплетая искомые сведения. И ведь нашла!
– Нам туда, Гастон, – указала она рукой вглубь библиотеки.
– Да-да, я понял, я же вижу магическую нить.
– Ну так шевели конечностями! У нас мало времени.
Они остановились у стеллажа с не пользующимися спросом книгами. «Русские удельные княжества» – значилось на нужной им обложке.
– Мда, звучит не слишком увлекательно, – ехидно прокомментировал Гастон, глядя на густой слой пыли.
– Переживешь, дружочек!
«В период феодальной раздробленности Руси возникло много княжеств, находившихся во владении удельных князей. Объясняется это порядком наследования, согласно которому свою часть от общего наследства должны были получить все сыновья князя, а не только старший наследник (как это было принято в других европейских державах).
Именно так и было основано Калужское княжество в 1505 году: после смерти великого князя Ивана Третьего его сын Семен Иванович получил в наследство город Калугу, Бежецкий Верх и Козельск. Однако уже в 1518 году князь Калужский скоропостижно скончался по неизвестной причине в возрасте тридцати одного года. Так как наследников у Семена Ивановича не осталось, Калужское княжество, просуществовав всего лишь четырнадцать лет, стало выморочным (т.е. никто не претендовал и не имел права по закону претендовать на такое наследство), и великий князь Московский Василий Третий включил владения покойного брата в состав Московского княжества.»
– Ха, теперь понятно! – воскликнула Соланж. – Я не знала всех подробностей, поэтому удивилась приписке в конце первого дневника. Калужское княжество действительно существовало, но очень недолго, всего четырнадцать лет. Потом великий князь Василий присвоил выморочное имущество брата, и Калуга стала частью Московского княжества.
– Да, Соланж. И смотри, тут написано, что Калуга долгое время была камнем преткновения между московскими и литовскими князьями, которые боролись между собой за эти земли. Во времена Смуты этот город поддержал самозванцев, и боролся уже с Московским княжеством!
– Ничего себе!
– Подожди, это еще не все. В 1601 – 1603 годах Калуга переживает Великий голод. Как тебе такое? А еще город многократно сгорал дотла, немало пострадал во время польской интервенции, а еще – подвергался нападению крымских татар!
– Какая богатая история у этого города...
И только тут до нее дошел смысл сказанного.
– Гастон! В дневнике написано, что она вернулась домой, и застала одно пепелище!
– Да, и книга из библиотеки подтверждает, что город постоянно горел. Может ли быть это совпадением, Ланж?
Они так увлеклись вековыми тайнами, так кричали от нахлынувшего азарта, что не заметили подошедшего сзади человека.
Примечание автора: Князь Калужский Семен Иванович - реальная историческая личность
6 октября 1830 года по Арагонскому календарю
– Доброе утро, мадмуазель, – Борис Бравадин наглым взглядом осмотрел Соланж, Гастона, книгу. – Не ожидал вас здесь увидеть.
– Доброе утро, студент. Решили заглянуть с утра в библиотеку? Весьма похвально, одобряю. Надеюсь, это поможет вам подготовиться к экзаменам получше. Снисхождения не будет!
– А вы к чему решили подготовиться, мадмуазель? Разучиваете историю нашей империи? Тоже экзамен будете сдавать? Если хотите, я могу дать вам несколько уроков, ведь мой покойный дедушка – автор Истории великой России в десяти томах.
Соланж глубоко вдохнула, пытаясь усмирить сразу все нахлынувшие чувства: раздражение, злость, страх. Она не заметила появления чужака, глупо подставилась! Он ведь слышал каждое ее слово, в том числе и о дневниках. А они с Гастоном собирались хранить их в тайне, и вот, пожалуйста!
Вечно этот Бравадин оказывался не в том месте и не в то время. Он что, следил за ней? Ланж с трудом держала лицо, и сдерживала Гастона, лютым взглядом сверлившего фамильяра-кота, принадлежавшего студенту.
– Вы снова переходите границы дозволенного. Неужели беседа с нашим деканом прошла зря? Может, стоит снова отвести вас к господину Бунину?
Рядом раздался смешок.
– Вам крайне повезло, что господин Бунин сам пришел к вам!
Присутствующие повернулись к декану, разглядывавшему их с искренним любопытством. Ланж и Бравадин синхронно с ним поздоровались, и недовольно переглянулись.
– Ну так что опять случилось, господин студент? Вы продолжаете проявлять вопиющее неуважение к преподавательнице? Неужели вы считаете такое поведение достойным? – мягко пенял его декан. – Или вы не считаетесь с моими словами, раз позволяете себе быть грубым с мадмуазель Ганьон после нашей беседы в деканате? – теперь его голос источал угрозу.
Под грозным взглядом Бунина Борис Бравадин заметно сник, хотя не оставлял попыток оправдаться.
– Я просто хотел пожелать доброго утра мадмуазель, и предложил свою помощь, если она пригодится.
– Помощь? От вас? И чем вы можете быть полезны моей коллеге? – от гнева он перешел к веселью. – А я, декан факультета магов, могу к вам обращаться в случае необходимости? А декан ведяв или оборотней?
– Что у вас там про оборотней?
Шесть пар глаз (включая Соланж, Бориса, Бунина и их фамильяров) повернулись на резкий голос, и увидели нахмуренного господина Рыкова, возглавлявшего факультет оборотней.
– Ну? – нетерпеливо повторил он.
– Ничего особенного, – ухмыльнулся Бунин. – А вы тоже по делу с утра в библиотеку? Наша мадмуазель явилась изучать историю, – он указал рукой на книгу, – до конца занятий подождать не смогла. Студент Бравадин здесь для оказания помощи преподавательскому составу, что и умиляет, и пугает одновременно (кто знает, кому достанется привилегия стать следующим ректором, может и этому юноше удастся свершить чудо?)
– Так вы считаете, чтобы стать ректором, необходимо только чудо?
Восемь пар глаз обратились к Дмитрию Онежскому, наблюдавшему за необычным собранием в библиотеке.
– Ну что вы, никто так не считает, господин ректор, – с издевательской почтительностью ответил Бунин, но что-то в его тоне намекало больше на издевательство, чем на почтение.
– А вы сами что здесь делаете? – прищурившись спросил Рыков. – У полок с историей Российской империи. Тоже знания освежаете? Или решили покуситься на власть главного библиотекаря?
– Пока что главный библиотекарь здесь я! – в разговор вступил новый голос, и десять пар глаз обернулись к Илье Мизинцеву. – И я настоятельно вас прошу покинуть библиотеку, немедленно!
Соланж, студент Борис Бравадин, деканы Бунин и Рыков, а также ректор Онежский и пять их фамильяров под надзором строгого Мизинцева вышли из библиотеки. Ланж попыталась спрятать за спиной книгу, но Илья забрал ее, велев приходить вечером, и не нарушать правила пользования книгами.
– Да, он весьма ревностен, когда дело касается его обязанностей и любимой библиотеки, – со смешком сказал Бунин, повернулся, едва заметно подмигнул Соланж, и уверенным шагом покинул собрание.
– Студент, составьте мне компанию! – бросил он, не поворачивая головы, но таким тоном, что Борис не посмел ослушаться.
Рыков сверкнул глазами, и, не говоря ни слова, умчался в подземелье.
– Какое утро у нас. Однако! – весело заметил Онежский.
Соланж посмотрела ему в лицо, и заметила, что с начала учебного года он заметно осунулся, бородка отросла, хотя по-прежнему была ухоженной, но морщины вокруг глаз усилились, и общее впечатление свидетельствовало о затяжной бессоннице.
– Ты видел, Гастон, в каком он состоянии? – спросила она у фамильяра, когда они остались наедине. – В Академии явно что-то творится!
– А знаешь, что я еще заметил? Что все утренние посетители библиотеки явились к одному и тому же стеллажу с книгами по истории России.
15 октября 1830 года по Арагонскому календарю
Вся Академия изводилась без новостей о состоянии пострадавших, но утром пятнадцатого октября и Герман Герцог, и Диана Окская появились на занятиях. Что происходило у оборотней, Ланж не знала, но, когда она начала опрашивать шестикурсников по теме урока, дверь резко открылась, и порог переступил декан Бунин. За ним с видом покорной овечки шла Диана.
Ребята не осмелились выказать свои эмоции из-за присутствия декана, и он поспешил раздать предупреждения:
– Наши ученики полностью восстановились после недавних инцидентов. Вопрос исчерпан, и, если вы начнете давить на студентку Окскую – я устрою вам торжественные проводы посреди учебного года.
Грозный взгляд прошелся по каждому присутствующему, и даже Борис опустил глаза. Ланж мягко улыбнулась девушке, и указала рукой на ее парту. Диана кивнула, молча устроилась, и весь последующий урок не отрывала взгляда от сцепленных рук.
Ланж Ганьон была рада, что ее фамильяр исцелился, и находился рядом, потому что ей как никогда нужна была его поддержка: одно присутствие этой девушки вымораживало внутренности. Ланж не понимала, почему студенты не выбегают с воплями из помещения. Лично она с удовольствием сделала бы это, так как бледное лицо Дианы и исходящий от нее холод отдавали чем-то... мертвым. Не живым, потусторонним, неестественным.
И она боялась показывать свой страх, не из-за возможных насмешек, а чтобы враги не узнали о ее осведомленности. Враги... Боже, она подозревала обычных детей, записала их в противники! Может, она слишком увлеклась дневниками? Но воспоминания не лгали: нападение на ученицу в лесу, слова Гастона о том, что он не уловил запаха злоумышленника, потом – стычка с оборотнем в подземелье, едва не стоившая им жизни. Тот парень словно сошел с ума, в тот момент все запреты потеряли для него действительность. Он готов был отнять жизнь, говорил о том, что его «новая семья» будет за что-то мстить. И этот оборотень теперь гуляет по Академии, и ведь никому не расскажешь об угрозе с его стороны!
Гастон отозвался на ее эмоции, посылая в ответ волны спокойствия. Да, надо перестать листать бумаги, урок в конце концов продолжается!
– Итак, давайте проверим, как вы подготовились к сегодняшнему уроку. Я задавала дополнительно прочитать главу о распознавании адептов темной магии. Это очень важно, поверьте, знать, кто ваш враг.
На этих словах Диана дернулась, что не ускользнуло от внимания Ланж.
– Когда вы останетесь один на один с магом, отбросившим моральные принципы, вам придется рассчитывать только на свои силы, умение, реакцию. Но куда лучше предотвратить столь рискованный опыт, и избежать поединка с темным адептом.
– Почему же вы не предотвратили? – ехидно спросил... нет, не Борис Бравадин, а другой ученик.
– Хороший вопрос, студент, – невозмутимо сказала Ланж. Она ожидала подобного вопроса, поэтому он не разозлил ее. – Я бы и сама об этом заметила, но вы меня опередили. Распознать человека, практикующего темную магию, весьма сложно, потому что это должен быть коварный, расчетливый и весьма осторожный преступник. Темная магия – преступление, тот, кто ее использует – нарушает законы, поэтому адепты искусно скрывают свою истинную сущность. Девушка, атаковавшая меня, не была из «темных», отнюдь, просто она отчаялась, и в порыве сложного кипения чувств решила применить любые способы для достижения цели. Поэтому она и умерла так глупо, от своего же срикошетившего заклятия. У девушки не хватило знаний и опыта: настоящие адепты темной магии ни за что так не ошиблись бы! А что касается вас, – она обернулась к ученику Олегу Кумцеву, – боюсь, вам придется отправиться на воспитательную беседу к декану. У меня нет времени разбираться с вами, а господину Бунину придется его найти (и он будет недоволен, уверяю вас!)
Олег помрачнел, глядя на нее исподлобья.
– Ну а теперь, когда мы прояснили этот момент, давайте вернемся все-таки к изначальному вопросу. Кто скажет, как можно распознать «темных»?
Количество поднятых рук приятно удивило Ланж, но увидеть среди них Бравадина она не ожидала. Чем его так запугал Бунин, если этот несносный подросток перестал ее допекать?
– Прошу, – указала она на него.
Студент поднялся с места, смотря на Ланж гордо и уверенно.
– Так как ни один темный маг не станет открыто признаваться в своих преступлениях (если он не дурак, конечно), то распознавание может стать трудновыполнимой задачей. В большинстве случаев все заканчивается дуэлью или подлым убийством, если верить недавней статье из журнала «Прововедъ». Иногда они забывают об осторожности, или сталкиваются с наблюдательными магами, однако даже в таком случае необходимо время, чтобы сопоставить все факты, установить наблюдение, и только после этого – реагировать. Так как темная магия под строжайшим запретом, то и обвинение в ее использовании, не подкрепленное доказательствами, будет считаться клеветой, и караться по всей строгости закона. Ну а касательно распознавания, – Борис провел рукой по волосам, – для этого нужно обладать развитым магическим полем, чтобы улавливать искажение от темной магии, и хорошей интуицией.
– Хорошо. А теперь представьте, что кто-то из ваших друзей вызвал у вас подозрения. На что вы будете обращать внимание, чтобы выяснить, ошиблись ли вы, или ваш друг действительно обратился к темной магии?
15 октября 1830 года по Арагонскому календарю
– Прекратите немедленно!
«Ни минуты покоя в этом учебном заведении!» – почувствовала мысли своего фамильяра Соланж.
Ученики окружили двух парней, и, когда девушка решительно растолкала подростков, перед ней предстали Борис Бравадин и Олег Кумцев. У последнего был разбит нос.
– Драка? – спросил суровый голос, и рядом с Ланж появился Бунин. – Поздравляю, вы у меня первые кандидаты на отчисление. Живо за мной!
Зрителей драки он одарил таким зверским взглядом, что коридор мигом опустел. Соланж отправилась вместе с ними в деканат, и первой господин Бунин заслушал ее.
– Значит, студент Кумцев проявил к вам неуважение, а студент Бравадин заслужил хорошую оценку, – подытожил декан. – А после занятия они что-то не поделили, и подрались. Ну так, что вы скажете, дуэлянты?
Парни молчали. Олег зажимал нос, который сильно кровоточил. Его лицо могло посоперничать белизной со снегом.
– Простите, господин Бунин. Может, сначала стоит отвести студента Кумцева к лекарям?
– Сначала они должны ответить на мой вопрос. Бравадин, – обратился он к Борису, – ваш однокурсник сейчас сознание потеряет от кровопотери и боли. Скажите мне, из-за чего вы подрались, и мы отведем его в больницу.
Мальчишка с непередаваемой гаммой чувств посмотрел на всех присутствующих, в особенности на Ланж, и проницательный декан тут же попросил парижанку оставить их.
– Нет, я должна быть здесь! Все-таки это произошло после моего урока.
– Мадмуазель, вам нужно готовиться к следующему занятию. Поверьте, я разрешу данную ситуацию, я ведь декан в конце концов!
Соланж поняла, что Бунин по-хорошему просит ее убраться, и не стала больше спорить. Сейчас ей надо думать о занятии с восьмым курсом, который тоже не отличался покорным нравом, и она так глубоко ушла в свои мысли, размышляя о Диане, драке, дневниках и тайнах Исетской Академии, что не заметила, как от стены отделилась тень.
Первым отреагировал Гастон:
– Пррочь! – прорычал фамильяр, злобно щерясь.
Герман Герцог лишь презрительно ухмыльнулся, обнажая куда более внушительные клыки.
– Какой славный песик! Не хорохорься, мне известно, что силенок у тебя практически нет, ты все отдал, чтобы сохранить жизнь своей хозяйки.
Ланж побледнела, не представляя, как он мог об этом узнать.
– Я теперь многое чувствую, – пояснил он в ответ на ее удивленный взгляд. – И в тот день в подземелье я учуял на тебе след смерти. Ты пыталась избавиться от своей жизни, и фамильяр вытащил тебя с того света.
– Вы забываетесь, юноша! – на смену страху пришло раздражение. – Не нужно мне «тыкать», я все-таки преподаватель, а вы – ученик. И перестаньте молоть вздор!
Она хотела уйти, но не рисковала поворачиваться к нему спиной, а он явно не спешил ретироваться. Его ее отповедь позабавила.
– Я удивился, что ты не побежала жаловаться Онежскому, а теперь вижу, ты решила придерживаться другой позиции! Решила сделать вид, что ничего не было. Нет, глупышка, не выйдет, – он сделал несколько шагов к девушке, возвышаясь над ней на целую голову. – Ты украла у меня то, что было моим, и пытаешься теперь от всего отмахнуться? Верни тот сверток, воровка, и тогда я не буду больше ломать твою шею.
Он попытался дотронуться до ее кожи, но Ланж сплела мощную вязь, отбросившую оборотня на несколько метров.
– Я не стану повторять, студент. Не приближайтесь ко мне больше!
Герцог рывком поднялся с пола, и одарил ее поистине волчьим оскалом.
– Неплохо, как для слабой смертной – весьма неплохо! А теперь давай я покажу, что умею!
С этими словами он обратился в волка, и Ланж вложила много сил в барьер, который... не задержал студента. В прыжке он сбил француженку с ног; Гастон попытался помочь, но оборотень схватил его зубами за шкирку, и приложил о стену. Ланж закричала, почувствовав боль своего фамильяра, ее выгнуло дугой, а, когда она снова обрела зрение, то увидела над собой лицо Герца.
– Тише-тише-тише, сначала отдышись.
Несмотря на ужас ситуации, она вдруг заметила, что его грудь не двигается. Он не дышит, как и Диана. Пытаясь подтвердить свою догадку, она одной рукой уперлась ему в грудь, якобы пытаясь оттолкнуть его от себя, но Герц внезапно накрыл ее руку своей, сильнее к себе прижимая.
– Чувствуешь? Оно не бьется, – ласково произнес он. – Теперь мне все едино, я ощущаю эмоции лишь оттого, что хочу, дышу только тогда, когда вспоминаю, что это делают живые. Многие из моей новой семьи перестают притворяться, не испытывая никаких чувств, но на меня все подействовало иначе. Я ведь оборотень, ярость – моя истинная сущность, катализатор моей способности превращаться в волка.
В этот момент Ланж окончательно поверила в правдивость дневников.