Искомая

1

Холодная вода хлещёт из-под колёс, и я не успеваю увернуться.

Старая чёрная BMW быстро скрывается за углом. Быстрее, чем рушится моя мечта побыть сегодня другой – красивой, особенной. Хотя бы чуточку. Я возлагала на это платье все надежды, потому что оно – единственное, что давало хоть какую-то веру в себя. Когда брать больше нечем, ты всегда делаешь ставку на вещи. Туфли, сумки, духи и шмотки. Пускаешь в ход всё и сразу, но образ не складывается. В нём нет настоящей тебя.

Бежевое платье покрылось разводами. Я не плачу только потому, что моя голова занята мыслями: что делать и куда убежать, чтобы никто не видел моего позора?

В сквере за углом аптеки никого – все спешат на праздник. И вот я стою за старой берёзой и тщетно тру пятна влажными салфетками. Перевела уж половину пачки, а лучше не стало, да и не станет, это очевидно.

Меня зовут Ольга Павленок. И я неудачница.

Мне даже фамилия досталась такая, что с первого раза её никто не может прочитать правильно. Постоянно спрашивают: «Павленко?».

Павленок звучит как «дурачок». Это меня и бесит.

– Бу!

Кто-то хлопает меня по спине. Я вздрагиваю так, что пачка салфеток падает на асфальт.

– Господи, Ира! Я чуть сердце не выронила.

Подруга виновато улыбается. Но потом видит, чем я тут занята, и меняется в лице.

– Тебя что, в канаве топили?

– Окатил какой-то придурок на старой развалюхе.

Она хмыкает.

– Подумаешь. В темноте никто не заметит.

– Но я вся коричневая!

– Повяжи мою джинсовку сверху.

Эта лёгкость, из которой, кажется, Ирка целиком состоит, меня поражает. Обычно я считаю её слишком наивной, потому что проблемы не решаются, если их игнорировать. Но сейчас мне хочется верить, что её совет поможет. И что этот вечер ещё не окончательно испорчен. Прикрываю пятна курткой, затягиваю узел из рукавов и рассматриваю себя в отражении на аптечной витрине.

– Другое дело! – подбадривает Ирка.

А мне не нравится, что мои и без того широкие бёдра кажутся ещё шире в таком прикиде. Я как будто разом прибавила килограммов десять. Это Ирке любая одежда к лицу, как манекену, а я…

Мы с Лисовой дружим не так давно – чуть меньше года, с тех пор, как познакомились в аудитории на встрече первокурсников. Так уж вышло, что школьные времена не подарили мне ни одного настоящего друга, и теперь, когда эти одиннадцать лет закончились как страшный сон, я чувствую, что всё меняется. У меня появилась Ирка Лисова, у меня есть хорошие приятели, с которыми я провожу время. Иногда всё ещё кажется, что это не навсегда и не по-настоящему, но откуда мне знать, как выглядит настоящая дружба?

Мы выходим из сквера, и город резко становится шумным и суетным. Чем ближе к площади, тем сильнее в воздухе пахнет шашлыком, сладкой ватой и семечками. У сцены суета. Два мужика в спортивках тащат колонку. Третий уже стоит на фоне яркого баннера с микрофоном и бормочет то самое «Раз-раз-как-меня-слышно».

Ира толкает меня локтем:

– Вот видишь, не всё так плохо! Никто не обращает на тебя внимания.

Я усмехаюсь, но радости во мне нет. Ведь я наоборот хотела, чтобы сегодня на меня смотрели. Точнее, чтобы на меня смотрел он. Нет, я не требую, чтобы Егор следил за мной весь вечер, но пусть хотя бы взглянет. Увидит, какой я могу быть.

– Кстати, – добавляет Ира, – хорошо, что волосы заплетать не стала. Я тебе всегда говорила, что твою копну прятать – грех!

Может быть, она и права. У меня безобразно кудрявые рыжие волосы – «спасибо» папе. А ещё белая кожа, которая мгновенно краснеет, стоит кому-то ткнуть на меня пальцем или сказать что-то не так. И всегда – всегда! – горящие щёки.

Всё вокруг кажется слишком громким, слишком ярким. Будто я вошла в чужой фильм, где у всех роли расписаны, и только я попадаю в кадр случайно.

– Мы к сцене пойдём? – спрашиваю я.

– А ты хочешь?

Честно говоря, не хочу. Как и не хочу ограничивать Лисову, ведь она собралась развлекаться.

– Ну, можем пойти, – неуверенно отвечаю я.

– Энтузиазма у тебя ноль, – замечает подруга. – На самом деле, я тоже не хочу торчать в толпе. Пойдём к фонтану. Оттуда вид хороший и артистов слышно.

– А салют оттуда видно?

– Ты забыла? Пашка обещал открыть нам люк на крышу в своём доме.

Мы с Ирой подходим к фонтану. Вода журчит и переливается всеми цветами радуги из-за подсветки, а городские школьницы взяли бетонную чашу в кольцо и теперь фотографируются, улыбаются, смеются.

Лисова вдруг расстёгивает сумку и ныряет внутрь рукой. Через секунду передо мной возникает бутылка пива.

– Только тихо, — говорит Ира. – А то дружинники ходить будут.

– Я не хочу.

– Да ну, – Ира подмигивает. – Хотя бы сегодня монашкой не будь. Фильтрованное, если что!

Как будто я разбираюсь. Мне даже вкус пива не нравится, не говоря уже о том, как жутко я выгляжу с бутылкой в руке. Но Ирка же не отстанет. Она уверена, что я хочу оторваться, просто стесняюсь, поэтому всегда ищет развлечения на мои плечи.

Рядом с фонтаном тормозит старый «Форд», весь в пыли, с треснутой фарой. Из него вываливается Пашка Поплавский – широкоплечий, с непослушными кудряшками и улыбкой во весь рот. Пашка учится в политехе, и там за ним закрепилось прозвище «Паровоз» – за то, что он таскает на себе полгруппы на студенческих пьянках, ведь сам никогда не может напиться «в дрова». Организм такой.

Следом из машины вылезает мой одногруппник Югс – высокий, темнокожий, с тонкой шеей и пальцами пианиста. Только пробирки мыть, да, знаю эту шутку. Он приехал к нам из Африки и за год стал почти родным. Я скорее выучу наизусть «Сказку о царе Салтане», чем полное имя Югса, но точно помню, что оно длиннее моего раза в три.

Последней на улицу выползает «Юмореска», она же Маринка Огородникова. Полная, с румяными щеками и таким громким смехом, что на неё все оборачиваются. Она с трудом поступила в кулинарный колледж, и для меня большая загадка зачем – она даже бутерброд всегда собирала криво.