Искорка и клыкастый сигма

глава 1.

Сдавала сегодня ЕГЭ по биологии
Мозг, кажется, теперь в виде пюре. Без соли. С комками.
В блоке Б я точно накосячила. Перепутала эукариотов с прокариотами. И в блоке А… тоже что-то обязательно напутала.

Сижу у окна. За стеклом лето, как картинка из пинтерест: солнце палит нещадно, деревья шелестят, воздух вибрирует от гормонов и стресса.

Из динамиков ноутбука гудит какой-то стрим, я даже не слушаю, просто фон.
На экране — вкладка «Вузы Москвы: бюджет». Три из пяти — с проходным баллом под небеса. Четвёртый — с пометкой «приём преимущественно через рекомендательные ковены». Отлично.
У меня, на минуточку, ни ковена, ни блата, ни мохнатой лапы. И в роду — ни одной ведьмы. Разве что бабушка, но у неё максимум магия пассивной агрессии.

Мама — кассир в «Шестерочке» (так у нас теперь зовётся местная "Пятёрочка" после попытки сделать ребрендинг и внедрить кассы самообслуживания с голосом Элджея). Днём — сканирует молоко, ночью — считает копейки, чтобы оплатить коммуналку и мои курсы по подготовке к ЕГЭ. Универ за деньги — не наш сценарий. Универ с высокими баллами — тоже не наш, судя по пробнику.
У нас, вообще-то, семейная традиция — обходиться без роскоши. И без мужчин. Мама говорит, что они как скидки по акции: редкие и чаще всего просроченны

Слышу, как хлопнула входная дверь. Мама вернулась.

— Лиииия! — орёт с порога. — Иди помоги! У меня тут кефир течет!

Я встаю, потягиваюсь, как старый кот, и иду в прихожую. Ставлю пакеты на стол, вытаскиваю кефир, хлеб, молоко, что-то зелёное, что точно не покупалось, но каким-то образом пробилось на кассе. Магия потребления.

Мама снимает куртку с надписью "Шестерочка. Тут вам рады. Иногда."
Бросает на стул, садится, снимает обувь и замирает с видом человека, который осознал, что пробил скидку самому дьяволу.

— Угадай, кто снова пришёл в магазин? Оборотни!

Я в ответ ничего, просто продолжаю разбирать пакет. Вынула гречку. Положила. Вынула банку горошка. Поставила. Всё это с максимально демонстративным безразличием.

— Двое. Один лысый, другой в шапке. Выглядели как бандиты - все в цепях. Всё купили, оплатили, ушли. Но всё равно мерзко.

— Мам, ну ты же сама говоришь: "купили, оплатили" — всё по правилам.

— Правила... — хмыкает. — У этих свои правила. Ты посмотри, сколько их стало в нашем районе. Как будто поселились тут. На постоянку! У нас тут и так квартал — подарок судьбы, а теперь ещё и хвостатые ходят, будто в стаю собрались.

— Мам, не начинай, — говорю устало.

Но она уже пошла в разнос.

— Эти твари всё чаще к нам заходят. Сначала один, потом второй! Тут у нас и так район не фонтан — вон у второго подъезда притон, а теперь ещё и оборотни?

— Ну, строго говоря, притон - люди.

— Люди хоть в полнолуние не кусают! — вскипает она. — Я тебе говорила и говорю: держись от них подальше! Если увидишь кого — не разговаривай. Лучше вообще в другую сторону иди. Эти... не такие, как мы.

Я откладываю банку кукурузы и вздыхаю.

— Мам, ты опять? Они не злодеи по умолчанию. Ты как бабушка: "все готы — сатанисты, а если мальчик с пирсингом — точно маньяк".

— А ты как кто? Как блогерша, которая «учимся принимать нелюдей в комьюнити»?

— Ну, во-первых, это был подкаст, — бурчу. — Во-вторых, толерантность ещё никому не мешала. Может, они просто хотят жить спокойно. Обычные ребята, только немного... мохнатее.

Мама прикрывает глаза. Либо считает до десяти, либо вызывает на меня святую обеденную молитву.

— Ты у меня умная. Но слишком доверчивая. Я тебя одна растила, без помощи. И если я говорю, что держись от них подальше — то не просто так.

И тут я на секунду притихаю. Потому что да, у мамы точно есть какие-то причины. Слишком бурно она на них реагирует. Не просто неприязнь — злость. Горечь.

Я ставлю перед ней чашку с чаем. Без слов. У нас с ней мини-пакт: если одна не права, другая делает чай. Чай — валюта прощения.

Мама берёт чашку, но не смотрит на меня.

— Просто пообещай, что если увидишь одного из этих — не общайся. Не разговаривай. Если увидишь — делай вид, что это просто галлюцинация.

Я киваю.
Формально.
На деле — просто не хочу снова ругаться. Проще промолчать, чем объяснять, что я не считаю всех нелюдей злом вселенского масштаба. В контакт вступать, конечно, не собираюсь, но и шарахаться от них как от прокаженных, не буду.

В комнате становится тише. Только чайник гудит и тик-так часов над плитой.
Я смотрю в окно и думаю, что мир стал странным. Или он всегда был странным, просто раньше я не обращала внимания.

Потому что, ну давайте честно: нелюдей в нашем мире немного.
Но они есть.

Оборотни — пожалуй, самые видимые. Иногда попадаются на улицах: с характерной походкой «всем стоять, я тут альфа». Они не прячутся. Ими вообще сложно не быть замеченными — в основном потому, что половина подпольного бизнеса города контролируется именно ими.
Считается, что почти все бордели, букмекерки и автоматы «Удача-Фортуна» — под лапой какой-нибудь стаи.
Мама говорит, что у нас в квартале осели трое. Я двоих, кажется, видела.

Магов ты не отличишь от простых людей, разве что одеты они дорого-бохато, ездят на слишком дорогих машинах и выглядят слишком уверенными в себе. Они как айтишники с премиум-подпиской на реальность. Говорят, у магов даже есть своя закрытая сеть куда простым смертным вход воспрещён.
Ну а так — с виду не отличишь. Может, я сто раз видела магов на улице — просто не знала, что это они.

Эльфы и вампиры — вообще другой уровень.
Я их ни разу не встречала. Ни. Разу.

глава 2.

Диана заявилась минут через двадцать. Я открыла дверь — и сразу заметила: у неё новый пирсинг на губе. Как будто прежних было мало — кольцо в носу, проколотая бровь, даже язык пал жертвой иглы. И я поняла, зачем она так настаивала на прогулке. Конечно же. Хвастаться.

— Ну что, как? — спрашивает она с полуухмылкой, будто уже знает, что скажу.

— Вау, идёт, — честно отвечаю.
И правда — идёт. Её бунтарский стиль как будто прописан в паспорте. Уверенная, резкая, яркая. Волосы выкрашены в зелёный, как упаковка жвачки. Оверсайз-худи, в котором можно спрятать и лицо, и половину травм детства.

Я на её фоне — как божий одуванчик.
Блондинистые волосы чуть вьются, когда влажно. Джинсы, футболка, стандартный набор. Ни пирсинга, ни татух. Только базовая комплектация. Скучная, как инструкция по эксплуатации стиральной машины.
Мы — контраст. Но это не помешало нам стать лучшими подругами.

Мама высунулась из ванной:
— Только чтобы к десяти была дома! И не приближайтесь ни к кому подозрительному!

— Не волнуйтесь, Марья Сергеевна, я верну её в целости и невредимости, — бодро пообещала Диана и приложила руку к сердцу. Как в дешёвой дораме.

Я хмыкнула.
Диана — это как раз тот человек, из-за которого ты возвращаешься домой не в десять, а в половину одиннадцатого, с сорванным голосом и непередаваемой историей про «это не я, оно само».

Но она лучшая. По-своему.

Мы вышли на улицу, и я впервые за день выдохнула.
Вечер был как сироп — густой, сладковатый, немного липкий от пуха, и теплый, как чай, который постоял, но всё ещё может тебя утешить. С деревьев сыпался тополиный пух — словно кто-то наверху решил подбросить нам снежную имитацию весны. В небе — сахарная вата заката, растекающаяся золотисто-розовым цветом по краям домов.

Мы шли. Медленно. Иногда пинали камешки, иногда просто молчали. Просто слушали, как где-то смеются дети, щёлкает чей-то самокат, лает собака, как бабка из соседнего подъезда трет косточки на лавке и рассказывает своей подруге, кто «всё-таки точно оборотень». По версии бабки — это участковый. Потому что слишком молчаливый.

— Кайф, да? — Диана втянула воздух, как будто он был новым ароматом духов. — Всё цветёт, пахнет, у людей гормоны, у нас — свобода. Скажи спасибо, что я вытащила тебя из твоей комы.

— Спасибо, — буркнула я. — Только до свободы еще три экзамена надо сдать.

- Обломщица.

Парк мы облюбовали с детства. Он не стал лучше. Просто стал своим. заросший, уставший, неухоженный — с вмятинами на лавках, облезлой краской на каруселях и фонарями, один из которых ночью моргал так, будто пытался передать сигнал SOS. . Пыль, трава, асфальт с трещинами. Всё здесь знало, что когда-то было новым, но теперь просто смирилось. В общем, немного облезло, немного душно, но по-своему уютно.

— Пошли к киоску, — предлагает Диана. — Там тусуются более-менее вменяемые. Может, даже кто-то симпатичный появится.

— Только не какой-нибудь локальный гигачад со сморщенным в изюм мозгом и татуировкой «боль» на шее, — бурчу я.

Она закатывает глаза.
— Скукота. Тебе бы в союз домохозяек записаться. Подавай тебе нормального, с ипотекой, бабушкиным сервизом и чаем в пакетиках.

Мы прошли мимо качелей. Одна скрипела, качаясь сама по себе, хотя на ней никого не было. Ветер, наверное. Или дух безответственно сбежавшего от ЕГЭ халявы.

Парк был почти пустой. Парочка подростков тусовалась у лавки, одна девочка делала сэлфи на фоне облупленной стены киоска с граффити. На граффити было написано: "Пей кровь, люби маму".

— Эстетика, — прокомментировала Диана.

- Постмодерн

В киоске продавали мороженое, хот-доги и напитки с подозрительно дешёвыми ценниками. Я купила себе лимонад, Диана взяла мороженое с ярко-розовой глазурью.

— Это выглядит как преступление.

— Это и есть преступление, — согласилась подруга, — Против диеты, вкуса и здравого смысла.

Шли, болтали. Про школу. Про тех, кто с кем мутит. Про парня из параллели, у которого вроде бы хвост. Просто никто не проверял.

Я слушала... ну, как слушала. Иногда у меня такое бывает: включаю режим автопилота. Поддакиваю: «угу», «ага», «чегооо? ну да». А сама где-то в облаках.
И тут Диана пихнула меня локтем.
— Эй, глянь!
Я недоумённо на неё посмотрела, а она — взглядом в сторону.
Я обернулась.

На скамейке сидела девушка.
И я её узнала.

Липучка.

Настоящее имя — Лина Пучкова.
Еще пару лет назад она таскала меня за волосы, кидала в меня огрызки ластика, рассказывала всем, что у меня папа — "собакен", потому что я похожа на дворнягу.

А теперь вот — сидит. В телефоне. В наушниках.
С сияющей кожей, нормальной грудью, красиво уложенными волосами, и... будто уверенная. Улыбается.

— Она в институт дружбы рас поступила.

— Что?! — чуть не захлебнулась лимонадом.

— Который при Эльфийской Академии. Где программы межвидового взаимодействия, все дела.

Я останавливаюсь.

— Это рофл?

— Нет. Серьёзно. Подслушала, как училка по обществознанию обсуждала это с завучем. Типа: «вот кого надо в пример ставить», «вот молодец». Я чуть не подавилась шоколадкой.

— Но она же... она...

— ...пахнет как пельмень на жаре и считает, что магия — это когда у тебя волосы растут быстро? Да. Она. А теперь у неё — пропуск в светлое будущее, интервью на портале и фотка с эльфом.

— Но... как?! — говорю я, почти выкрикиваю.

Диана только разводит руками.

— Хз. Может, у неё мама дала кому-то. На лапу. Может, продала душу. Может, Липучка сдала ЕГЭ на сотку. Хотя ладно, последнее точно рофл.

глава 3.

Клуб, конечно, отменился.
Мы сидели на бордюре возле подъездной двери, пыльные, с разлохмаченными волосами и перекошенными физиономиями, словно только что побывали в сцене из триллера, но теперь нас вырезали на этапе монтажа.

Диана хрустнула остатками вафли из кармана.
— У тебя, может, это... первый выброс был. Как в тех шоу про юных магов. Знаешь, когда главная героиня сначала ничего, а потом — бац! — «огонь внутри», «кровь древних», «скрытое наследие»... и все такие: "вау, она особенная".
Я повернулась к ней.
— Ты сейчас цитируешь слоганы с книжек из фикс-прайса?
— Ну да. Но с душой.

Мы помолчали.
Птица на дереве чихнула или каркнула — в темноте не разберёшь. Где-то лаяла собака, где-то пел кто-то из окон, фальшиво, но с энтузиазмом. Жизнь потихоньку пыталась вернуться в норму. Мы — не очень.

— Диан... — сказала я.
— Ага?
— Ты никому не скажешь, да?
— Чего? Что ты маг с функцией гриля? Или что те долболоиды пытались нас запихать в машину на глазах у всего района, а всем было плевать?
— Обо всём.

Она вздохнула.
— Обещаю. Только если к тебе завтра заявится кто-то в чёрном плаще и скажет: «Выбирай — академия магии или стираем память», — ты меня возьмёшь, окей?
— Возьму. Вместе будем прятаться в шкафу для мётел, если что пойдёт не так.
— Обожаю.

Мы ещё немного посидели. Просто чтобы убедиться, что не дрожим. Чтобы в теле снова появилась опция «ходить». Потом поднялись. Пыльные, охреневшие, и уже слегка ржущие от нервов.

Диана внезапно обняла меня:
— Если ты кого-то ещё поджаришь — зови. Я кетчуп принесу.
— Только если это будет кто-то из нашей школы, — буркнула я.
— Тогда возьму соус барбекю.

Поднялась домой по лестнице — наш вечный зависший лифт снова играл в смерть Шредингера между четвёртым и пятым.
На третьем этаже кто-то жарил рыбу, на пятом ныл ребёнок — та самая монотонная нота плача, от которой хочется залезть в холодильник и остаться там до пенсии.
Всё как обычно. Дом продолжает жить своей жизнью, и никто не знает, что тут одна обнаружила в себе суперспособности. Как будто это всё — глюк. Сон. Мигрень на фоне лимонада.

Повернула ключ в замочной скважине и на цыпочках прокралась домой. Надеюсь мама не услышит, она обычно сразу замечает что не так. Я тихонько выглянула из коридора: мама была в зале, сидела на диване, рядом — телевизор с каким-то шоу, которое она смотрит только для фона. В руке — бокал с чем-то бордовым. Наверняка сказала бы, что это «компот».
— Ты дома раньше, чем ожидалось, — сказала она. Щурится. — Что такое, Лия?

Я застыла в коридоре и досадливо скривилась. Заметила!
Врать не хочется. Но и как сказать правду — я не знаю.
— Ничего, — говорю. — Просто... устала.

Она изучающе на меня смотрит. Потом кивает.
— Садись. Я тебе чай налью.

Прохожу к дивану. Сажусь.
Слышу, как она возится на кухне— ставит кружку, включает чайник, наливает воду. Всё это звучит подозрительно громко, как будто весь дом затаил дыхание и жмёт ухо к стенке.

Я сижу, руки на коленях, и чувствую себя кем-то другим. Не Лией. Может, кем-то из другого сериала. Как будто я — в своём теле, но на пять сантиметров левее.
Мир чуть-чуть сместился, как плохо вкрученная лампочка. И теперь всё дрожит.
Мама ставит чашку. Стук фарфора по столику — как точка. Или гильза.

Мы молчим.
Одна минута. Другая.
Третья.
Она догадывается? Может, нет. Может, просто думает, что я влюбилась и неудачно.

Не хочу спрашивать... Но спросить надо. Слишком много молчания, оно лезет изо всех щелей как плесень в ванной.

Я вдохнула.
— Мам... — сказала я, почти шёпотом. — А кто у меня папа?

Мир качнулся.
Мама замерла. Рука с ложкой застыла в воздухе.
Не посмотрела. Не переспросила. Не взяла паузу. Просто... застыла.
Будто кто-то в этот момент нажал «стоп» на её внутреннем плеере.

Тишина стала давлением, словно кто-то поставил мне на грудь кастрюлю с кирпичами.

— Ты ведь знаешь, что я не маленькая, — продолжила я. Уже тише, но твердо. — Может, пора рассказать?

Мама опустила ложку. Медленно. Встала. Сделала шаг в сторону. Зачем-то посмотрела в окно. Вернулась.
Села. Смотрит на меня. Но как будто сквозь.

Как человек, который уже придумал правду, но она не проходит в горле, как плохо разжёванная таблетка.

— Что случилось? — спросила она. Голос ровный, но чуть тише обычного. — Почему ты спрашиваешь?

— Не переводи разговор. Он... был магом?

Мама медленно провела рукой по лицу. Как будто стирала маску. Или собиралась её надеть.

— Значит, всё-таки… — тихо произнесла она. — Я надеялась, что это обойдёт тебя стороной.
Потом посмотрела на меня. Не как обычно. Не с тревогой. Не с раздражением.
А будто я — открытая книга, которую она когда-то сожгла, а теперь вдруг нашла обгорелую копию и снова пытается прочитать.

— Хорошо, — сказала она. — Он был магом, из огненного ковена. Один из… ну, не самых великих, но достаточно, чтобы не быть «никем». Мы познакомились случайно. Я тогда работала в колл центре, подрабатывала. Он пришёл что-то забирать, бумаги перепутались, мы поругались… потом выпили чаю. И понеслось.

Она не смотрела на меня. Говорила в сторону. В стену. В чашку.

— Он был красивый. Знаешь, как на рекламных щитах. Я влюбилась. Быстро. Глупо. Он — вроде бы тоже. А потом я забеременела.

— И что? — спросила я. Горло пересохло.

— Он сказал, что не может. Что у него обязательства. Что ковен не поймёт. Жениться отказался. Но поначалу помогал. Деньги присылал. Эту квартиру… не купил сам, нет. Но устроил. Через кого-то. Потом стал реже писать. Потом — пропал.

глава 4

Я, если что, не ору. Это важно. Потому что когда у тебя горят руки, ты можешь вести себя по-разному. Паниковать, бегать кругами, кричать. А я — молчу. Просто стою в ванной, руки под краном, и молчу. Просто все происходит как в замедленной съёмке — шипение воды, пар в лицо, сердце не в груди, а где-то в горле.

Раздается мамин голос, идеально звонкий, идеально раздражающий,

— Лия! Успокойся!

Конечно, мама. Спасибо. Прекрасный совет..

«Успокойся» — это худшая фраза, которую можно бросить человеку, у которого горят руки. Её, честно, надо на законодательном уровне запретить. Где-то рядом с: «Ну ты просто расслабься», «Не принимай близко к сердцу» и, конечно, бессмертной классикой «Всё будет хорошо».

Хотя... это еще не самая худшая фраза... Абсолютный чемпион это «Как ты?». Мы все видели это в фильмах: израненный герой лежит в луже крови, половина лица в земле, вторую зашивают степлером, а кто-то склоняется над ним и такой:
— Эй. Как ты?

Вот это — реально искусство не к месту. Но «успокойся» уверенно держится в топ-3.

Внезапно мама оказывается прямо за спиной. Не знаю, как она так быстро материализовалась — может, телепорт, может, просто инстинкт родителя уровня: «ребёнок затих — пора проверять, не умер ли». Она включает душ, резко, уверенно, и говорит:

— Ничего страшного. Если что-то подпалишь — потушим. Всё хорошо.

Я недоуменно смотрю на нее.

— Твоё пламя подпитывается страхом. Но бояться нечего. Пожар я устраню на моменте зарождения, а ты просто дыши. Поняла? Дыши.

Я в шоке. Не от огня — от неё. Потому что вот она стоит, без огнеупорного костюма, без инструкции по обращению с юными магами, смотрит, как я вся горю... и готова помочь. Сделать все, что потребуется.

Я делаю вдох. Один. Потом ещё. И правда… становится чуть легче. Пламя не гаснет, но как будто колеблется и уже не вырывается. Теплеет, сжимается, отступает. Словно и оно немного устало устраивать огненное реалити-шоу с участием меня. А через полминуты на руках только пар и запах подгоревшей синтетики. Я сажусь на край ванны, вся мокрая, с трясущимися руками.

— Кажется, сработало, — выдыхаю я.

— Конечно сработало, — говорит мама. — Я ж твоя мать, а не хрен собачий. А теперь иди, закутайся, а я всё тут проветрю.

Мы идём в гостиную. Я всё ещё слегка потрескиваю — эмоционально. Сажусь на диван, мама заворачивает меня в плед, как ролл в нори, и, сделав глоток своего бордового «компота» (ну да, ну да), говорит:

— Именно этого я и боялась, Лия. Магия — это опасно. Ну зачем тебе это всё? Может, ну её к чёрту? Пойдёшь, выучишься на повара. Всегда сможешь мужа накормить.

Я подвисаю. Мужа. Накормить.

— Мам. У меня даже парня нет. А ты уже “мужа накормить”?

— Ну сейчас нет. А скоро — может и появится. Ты у меня симпатичная, как папа… Только с мозгами.

Я закатываю глаза так, что почти вижу свой мозг изнутри.

— Мам, я не спешу замуж. И вообще — с парнями пока ни-ни. Хочу пожить хоть пару лет без драмы, слёз и “ты не такая, я не такой, давай не будем портить друг другу жизни”

Она вздыхает:

— Ну это ты сейчас так говоришь… А потом встретишь кого-нибудь, и всё — закрутится-завертится…

— Как у тебя с папой? У вас ведь всё «закрутилось». Хэппи эндом это не пахло.

Она замолкает. Глаза в сторону. Плечи будто опускаются.

— Это… другое.

— Нет, мам. Не другое. Просто грустное. Но, знаешь что?

Я встаю.

— Я его найду. Я серьёзно. Просто… хочу увидеть, кто он. И заодно втащить ему. За тебя.

Мама грустно улыбается. Но в глазах — не смешно.
— Бо́льше всего я боюсь, что ты найдёшь. А он… даже не захочет тебя видеть.
— Его проблемы, — отрезаю я. — Моё дело — попробовать.
— Но это будет больно, Лия.
— Я уже большая, мам. Переживу.

глава 5.

— Пойдём, — сказал он. — Поговорим.

В его голосе не было приказа. Но и выбора тоже не было. Как будто он щёлкнул пальцами — и мои ботинки уже сами знают куда топать.

Мы вышли из зала комиссии, свернули налево, потом направо, потом в лифт. Зеркало в нём было честным. В отражении — девочка-подозреваемая: бледная, глаза как у шиншиллы, которую попросили участвовать в налёте на банк, а она вообще-то просто мимо проходила.
Красиво уложенные волосы отчего-то растрепались. Вид, будто только что пережила экзорцизм — и не факт, что успешно.

Мужчина открыл дверь в комнату со стеклянными стенами, жестом пригласил меня внутрь. Внутри — ничего особенного: стол, два стула, кулер, кактус в горшке с наклейкой «Не ной, расти». В общем, уютная допросная.

Я села. Он — напротив. Присмотрелся ко мне внимательно. Как врач, который уже поставил диагноз, но всё равно слушает «что болит».

— Ты действительно похожа на него, — сказал он наконец.

Я моргнула.

— На кого?

— На Себастьяна. — И добавил после паузы: — Он был моим братом.

Тихо. Без пафоса. Просто факт. Как будто сказал: «У тебя, Лия, шнурок развязался». Я уставилась на него, не совсем понимая. Оу, так это мой дядя?! Родной дядя по отцу? Стоп... а почему он говорит о моем отце в прошедшем времени?

— Был? — переспросила я.

Он кивнул.

— Себастьян погиб почти четырнадцать лет назад.

И вот тут — внутри что-то не просто щёлкнуло, а провернулось на ржавой петле. Как будто кто-то пинком открыл старую запертую кладовку, где хранилось прошлое, и всё хлынуло наружу.

Я жила с мыслью, что его больше нет. Просто умер. Точка. И в этом — как бы цинично ни звучало — была своя логика. Свое спокойствие.
Мама никогда не раздувала из этого драму. Не рыдала по ночам, не смотрела в окно под дождём. Она просто была. Сильная, спокойная, одинокая — по выбору.
Я даже уважала её за это, за то, что она не зациклилась, не пошла искать замену. Хотя я бы не возражала. Наоборот, хотела бы, чтобы у неё появился кто-то.

Но мы почти не говорили об отце.
Не потому что запрет, а потому что… ну зачем?
Он умер. Что тут обсуждать?

А вчера — бац. Поворот на сто восемьдесят. Оказывается, он был жив. Просто ушёл. Очередной взрослый мужик, который сдулся при виде ответственности.

И вот я злилась. На него. На неё. На всех. Строила себе в голове образ труса, беглеца, мага-осеменителя с отсутствием совести.

А сейчас?

Сейчас он снова мёртв. Только уже по-настоящему.

И мозг как будто не успевает за всем этим.
Вчера — трус. Сегодня — труп. Завтра, может, окажется, что он спас планету, а я — часть пророчества.
Кто его знает?

Я закрыла лицо руками.
Глаза не жгло — но хотелось, чтобы жгло. Хоть бы чуть-чуть.
Слишком много всего. Один день — а ощущение, что прожила сезон сериала без перемотки.

— Как это произошло? — выдохнула я.

— Катастрофа, — ответил он. — Машину взорвали. Подкладка была магической — сработала при активации зажигания. Он не выжил.

— Взорвали? — у меня дрогнул голос. — То есть... это не просто авария?

— Нет. — Он смотрел в сторону. — Его пытались убрать. Он был... неудобен.

Я села ровнее.

— А вы... вы знали обо мне?

Он снова посмотрел на меня.

— Да. Себастьян говорил. Он проверил тебя сразу после рождения — искры не было, так что скрыл тебя от клана. Это не приговор — просто путь в другую сторону. Он надеялся, что ты вырастешь счастливой, нормальной. А потом погиб. И...

Он развёл руками. Мол, вот так.

— То есть... — я проглотила ком. — То есть вы знали, что я есть. Всё это время. И не сделали ничего?

— Но ты же была обычным человеком, — тихо сказал он. — А теперь... ты проявилась. Ты маг. Ты часть рода. Приятный сюрприз, как ни крути.

— Ну да. Сюрприз. Такой, знаешь, с отсрочкой на шестнадцать лет. До этого — ни писем, ни звонков, ни совета по выбору шампуня. А теперь — хоба! — семья.

— Да, семья, — подтвердил он, ни капли не смутившись. — Ты часть клана Полынное Пламя. И как любая часть клана, у тебя будут определённые привилегии.
И определённые обязанности.

— Прекрасно, — фыркнула я. — Только дайте мне сначала разобраться во всем, а вас, многоуважаемый дядя, я вообще впервые вижу.

Он продолжил, будто не слышал.
— Для начала тебе нужно научиться контролировать свою силу. Академия Латимор — лучшее магическое учебное заведение в стране. Там ты получишь всё необходимое. Базу. Практику. Связи.

— А без связей — никак? — пробормотала я. — А если я просто хочу... не знаю, получить сертификат мага, научиться не поджигать всё вокруг и жить нормальной жизнью, безо всяких кланов?

Он посмотрел на меня. Долго.
— Нормальной? — переспросил. — Лилия, ты носитель редкого, первородного пламени, и это как минимум опасно – можешь поджечь саму себя. А как максимум быть одной в твоем случае – остаться одной без защиты. Без наставников. Без контроля. Лилия, магия — это не «прыг-прыг, фокус». Это сила. Ответственность. И, иногда, проклятье. Академия Латимор — не привилегия. Это необходимость.

— Звучит заманчиво, — пробурчала я. — Ещё скажите, что форма у них чёрная с золотом и обязательная причёска в стиле «злая ведьма третьего уровня».

Он хмыкнул.

— Форму ты выберешь сама. Но учёба будет непростой.

— Я и не жду лёгкого пути, — выдохнула я. — Просто... знаете что?

— Что?

— Мне нужно немного времени. Привыкнуть к мысли, что у меня был отец. Что он умер. Что у меня есть дядя. Что я теперь часть какого-то клана, и, оказывается, не просто девочка с дешевым телефоном и пауком по имени Жора в моей спальне.