Искра

Глава 1

Дорога к Академии Игнис Фактула вилась узкой каменной змеей по самому краю скалистого полуострова. Слева, далеко внизу, бескрайнее море билось о черные, отполированные временем и водой камни. У самого берега оно было бирюзовым, почти прозрачным – сквозь толщу воды я различала темные очертания валунов. А у горизонта – густое, глубокое синее, сливавшееся с вечерним небом в единую бездну. Справа нависала стена густого древнего леса. Его темные кроны шелестели тайнами на соленом ветру, а воздух между могучими стволами казался прохладным и влажным, пахнущим прелой листвой, смолой и чем-то диким, незнакомым. А впереди, словно выросшая из самой скалы, неприступная и величавая, высилась Игнис Фактула.

Сердце учащенно забилось под грубой тканью свитера. Бастионы из грубо отесанного черного вулканического камня поглощали свет; их неправильные острые грани казались выщербленными клыками гиганта. Они были увенчаны острыми шпилями, которые сейчас, в лучах заходящего солнца, пылали, как гигантские факелы, зажженные самим небом. Эти огненные вершины отражались в узких высоких окнах-бойницах, превращая их в слепящие щели. Внизу, у самого подножия неприступной скалы, приютился городок Игнисвиль – пестрое лоскутное одеяло из черепичных крыш охристых, терракотовых и серых тонов. Оттуда доносился гул голосов, скрип мачт, звон молотов из кузниц, едкий дымок которых смешивался с соленым бризом. Воздух был насыщен запахами: морской соли, смолистой хвои сосен, жареных каштанов с пристани и… возможностью. Она витала здесь, осязаемая, как статическое напряжение перед грозой, как жар, исходящий от камней под ногами.

Я почувствовала знакомый холодок под высоким воротником кожаной куртки – не от ветра, а от металла – и поправила ремень потрепанного, но крепкого рюкзака. Привычным, почти незаметным жестом проверила, не съехал ли воротник, не открыл ли предательский блеск стабилизатора. «Ошейник» – так его называли другие. Для меня же это был якорь, сдерживающий бурю внутри, жизненная необходимость. Не подавитель воли, нет. Скорее, регулятор мощности, спасительный клапан.

Сирота из приюта портового городка Портсвиля, я с пеленок усвоила: судьба подарков не раздает. Каждую свободную минуту я дралась за знания, как за глоток воздуха. Штудировала до рези в глазах потрепанные, пахнущие пылью и исчерканные чужими пометками подержанные книги. Оттачивала контроль над пламенем на пустынном ночном пляже, пока песок под босыми ногами не спекался в причудливые капли черного стекла, а на рассвете смывала с лица копоть и соль. Упорство стало моим щитом и мечом. Лучшая на подготовительных курсах Портсвиля. Одна из немногих за последние годы, кто выдержал изматывающий экзамен на «Глубинное Пламя». И вот я здесь. На пороге Боевого Факультета – легендарной кузницы элитных воинов-пиронавтов, живого щита против древней Тьмы.

Ворота Академии, монументальные и грозные, были выкованы из чернёного серебра. Казалось, они вросли в каменные стены, опоясывающие академию. Широкий внутренний двор был вымощен темными плитами, на которых были выбиты сложные рунические круги для тренировок. Здесь кипела жизнь – шумная, пестрая, заряженная энергией. Сновали группы студентов в форменных мантиях, цвет и символ которых говорили о факультете громче слов.

Алый огонь на черном поле: боевики. Их было меньше всего (к сожалению, не все доживали до второго года обучения), и они выделялись не только цветом. Они двигались с выверенной, почти звериной грацией, словно сберегая каждый джоуль энергии для настоящего дела. Их взгляды, острые и оценивающие, сканировали окружение, как радары, отмечая каждую деталь, каждого новичка. Я почувствовала знакомый зов стихии – жаркую волну, пробежавшую по жилам, заставившую кровь петь. Инстинктивно выпрямилась, гордо подняв подбородок. Мое место. Должно быть.

Серебряные шестерни на ультрамариновом поле: артефакторы. Они толпились у импровизированных стендов и у входа в мастерские, окруженные причудливыми устройствами, которые то тикали, то шипели, то испускали мелкие искры. Их пальцы, часто испачканные сажей или маслом, летали над рунными схемами на пергаментах или прямо в воздухе; лица были оживлены азартом творца. Воздух вокруг них вибрировал от сдержанной энергии кристаллов и пах озоном, горячим металлом и ладаном для очистки артефактов – запах интеллекта и изобретательности.

Зеленый лист на белоснежном поле: целители. Казались тихими островками спокойствия в этом бурлящем потоке энергии и амбиций. От группы, направлявшейся к лазарету, веяло чистотой и запахом целебных трав – шалфея, лаванды, мяты. Важная работа, признала я про себя, но не моя стезя. Мой путь вел к огню, а не к успокоению.

Регистрация прошла удивительно гладко в просторном высоком Зале Посвящения. Стены здесь были покрыты темными деревянными панелями, на которых горели вечные факелы в массивных железных кованых бра, отбрасывая танцующие тени. Воздух пах старым деревом, воском и холодным камнем. За массивным дубовым столом сидел пожилой артефактор. Его седые волосы были коротко острижены, а на груди поблескивал орден в виде сложной сияющей шестерни. Сеть тонких светлых шрамов, словно от крошечных осколков или энергетических всплесков, покрывала его скулы и лоб. Его глаза цвета старого железа были остры и проницательны. Он молча протянул мне тяжелый холодный железный ключ с выгравированным номером «17» и плотную карту из желтоватого пергамента, испещренную линиями коридоров и башен.

— Солис Розали. Боевой Факультет, Первый курс. Комната 17, Башня Молодого Огня. Добро пожаловать в Игнис Фактулу, — произнес он.

Его взгляд, острый и проницательный, лишь мельком, без тени осуждения или излишнего любопытства, коснулся высокого воротника моей куртки – здесь, видимо, привыкли к разному. Здесь привыкли к силе в любой ее форме и к цене, которую за нее платят. Это обнадеживает.

Башня Молодого Огня пахла свежей древесиной сосны, железом и едва уловимым запахом теплого камня, вобравшего дневное солнце. Лестницы были широкими, ступени слегка стертыми посередине – следы тысяч ног, ступавших здесь до меня. Общежитие четко делилось: массивная арка с выкованным знаком меча вела в мужское крыло, где слышались грубоватые голоса и грохот опрокинутого ведра, а арка со знаком щита – в женское. Коридоры женского крыла были чуть светлее; на стенах висели простые, но крепкие светильники. В самом конце каждого коридора виднелась дверь с паром, клубящимся у щелей, и доносилось журчание воды – общие умывальни и душевые. Комната 17 оказалась просторной, но аскетичной: две узкие, но крепкие кровати с шерстяными одеялами темно-бордового цвета, две небольшие тумбы у большого окна-бойницы, небольшое зеркало на стене, один шкаф из темного дуба и один простой стол с полкой над ним. И вид… Вид захватывал дух: внизу расстилались тренировочные площадки, расчерченные рунами, а дальше – бескрайнее, дышащее море, уходящее в багрянец заката. И соседка.

Глава 2

Вечеринка действительно была грандиозной. Зал Артефакторов, обычно загроможденный станками и чертежами, преобразился. Теперь это был храм света и звука. Под высокими сводами плыли мерцающие иллюзии бабочек и искрящихся лент, десятки шаров-светлячков отбрасывали мягкие танцующие тени на украшенные гирляндами из осенних листьев стены. Музыка, рождаемая гигантскими резонирующими кристаллами в углу зала, не просто звучала — она пульсировала в такт, вибрируя под ногами, заставляя сердца биться чаще. Студенты смешались в пестрый шумный поток. Исчезли строгие мантии, уступив место нарядам, кричащим о статусе и вкусе. Девушки щеголяли в платьях из струящегося шелка и бархата, расшитых бисером и светящимися нитями; юноши — в изысканных костюмах, стильных кожаных куртках или дорогих рубашках с идеальными складками. Блеск драгоценных камней в волосах и на шеях, тончайшая вышивка, идеальные прически — все говорило о тщательной подготовке и достатке.

На этом фоне я в своих простых, выцветших от бесчисленных стирок темных брюках и серой вязаной тунике (мой лучший вариант), а Лора — в скромном синем платье из недорогой хлопчатобумажной ткани — чувствовали себя не просто неуместно. Мы ощущали себя нищими, случайно забредшими на королевский бал. Каждый взгляд, скользнувший в нашу сторону — мимолетный, рассеянный или пристальный — казался оценивающим, холодным, насмешливым. Я ловила обрывки смеха, и мне казалось, что он адресован нам, нашим потрепанным одеждам, отсутствию блеска.

— Боги, Роза... — прошептала Лора, прижимаясь ко мне так крепко, словно пыталась спрятаться за моей спиной, стать невидимой. Ее большие глаза, полные восхищения и тоски, скользили по роскошным нарядам. — Посмотри на это... Все они... как будто сошли со страниц сказки. А мы... мы выглядим как служанки, которые заблудились по пути на кухню.

Я стиснула зубы до боли, заставляя себя держать спину прямо, а подбородок — высоко. Мы здесь по праву. Мы прошли отбор. Но внутри все сжималось в тугой, болезненный комок неловкости и стыда. Горечь подступала к горлу.

— Мы здесь такие же студенты, как и они, Лора. Просто наши сундуки с фамильными драгоценностями и портные еще в пути, — попыталась я пошутить, но голос прозвучал натянуто, фальшиво. Мой собственный взгляд невольно зацепился за девушку в платье цвета лунного света — оно буквально переливалось серебристыми волнами при каждом ее движении. Сколько это могло стоить? Год жизни в приюте? Десять? — Просто улыбайся и не думай об этом. Мы пришли смотреть, запоминать и... выживать, помнишь? — добавила я больше для себя, чем для нее. Выживать в этом ослепительном, чужом мире.

— Выживать среди этого? — Лора безнадежно махнула рукой в сторону сияющей громкоголосой толпы. — Я бы уже с радостью сбежала обратно в комнату, к Игнису и старой доброй книжке по травничеству.

— Пока держись. Может, Мелани появится, с ней хоть немного легче, — успокоила я ее, хотя сама чувствовала то же нестерпимое желание повернуться и уйти.

Чтобы хоть как-то занять руки, отвлечь разум от гнетущего чувства неполноценности, я направилась к длинному столу с напитками, заставленному хрустальными графинами и бокалами, столь тонкими, что, казалось, коснись — они разлетятся.

— Хочешь морсу? Или... может, рискнем попробовать это вишневое вино? Выглядит... ну, очень дорого и запретно, — спросила я, пытаясь вложить в голос бодрость.

— Морс, пожалуйста. От вина голова точно заболит, а тут и без того она кру́гом, — кивнула Лора, наблюдая за плавными движениями танцующих пар и оставаясь на краю толпы, как маленький испуганный кораблик у края бурного моря.

Я с трудом протиснулась к столу, стараясь не задеть чей-нибудь роскошный расшитый рукав или блестящее платье. Каждое прикосновение к чужой дорогой ткани отзывалось новым приступом стыда. Я взяла два бокала: один — с темно-красным, терпким на вид морсом для Лоры, другой — с густым, рубиновым вишневым вином для себя. Его аромат был сладким и пьянящим. Развернувшись, я сделала шаг и чуть не врезалась в широкую, твердую преграду.

Рогар. Он стоял прямо передо мной, заполняя собой пространство. Он был явно навеселе — щеки пылали багровым румянцем, глаза блестели неприятным влажным блеском. Но на его грубом лице не было привычной злобной ухмылки. Вместо этого — натянутая, неестественная улыбка, больше похожая на оскал загнанного зверя. Его приятели, стоявшие чуть поодаль, переглядывались и еле сдерживали тупые смешки, предвкушая спектакль.

— Солис, — произнес Рогар, его голос был нарочито громким, неестественно гладким, как масло. Он сделал шаг вперед, намеренно сокращая и без того маленькую дистанцию. От него пахло перегаром и потом. Я инстинктивно отступила назад, прижимая холодные бокалы к груди, как щит. — Слушай, насчет утра. Может, я погорячился. Новички, все дела... Ты ж не обиделась, да? — Он попытался положить тяжелую руку мне на плечо в якобы дружеском жесте.

Я резко отпрянула, вино едва не выплеснулось из бокала. Сердце колотилось как бешеное.

— Не трогай меня, — выдохнула я сквозь зубы. Его фальшивое раскаяние было отвратительнее открытой злобы. Я попыталась резко развернуться, чтобы уйти к Лоре.

И это было моей роковой ошибкой. В тот самый момент, когда я перенесла вес на одну ногу, поворачиваясь спиной к Рогару, он с молниеносной ловкостью пьяного драчуна подставил ногу. Не грубо, а незаметно — точным, отработанным движением, будто случайно сдвинувшись.

У меня не было ни малейшего шанса. Моя нога намертво зацепилась за его грубый сапог. Я вскрикнула — коротко, от неожиданности и нахлынувшего ужаса. Потеряла равновесие полностью. Бокалы вылетели из моих рук. Темно-красный морс и рубиновое вино слились в один кроваво-алый поток, веером выплеснувшись вперед с ужасающей, почти зловещей точностью. Прямо на безупречно белую, дорогую на вид рубашку высокого парня, который только что вышел из круга старшекурсников и замер, увидев летящую на него лавину.

Глава 3

Холодное утреннее солнце только-только коснулось зубчатых вершин черных бастионов Академии, когда я вместе со всем первым курсом замерла на огромном главном плацу. Воздух был свеж, почти колюч и густо пропитан тем особым напряжением, что висит перед бурей. Каждый вдох обжигал легкие предвкушением и страхом. Мы стояли плотной массой; шелест мантий и сдержанное дыхание сливались в единый гул ожидания.

И вот на высокой трибуне возник он — Ректор Игнис Фактулы, Аргус Торн. Старый воин. Ветераном он выглядел даже на расстоянии — подтянутый, как туго натянутый лук, несмотря на годы. Лицо — карта сражений, изрезанная глубокими шрамами; один глаз скрыт под повязкой. Но оставшийся… Боги, этот острый, орлиный взгляд! Казалось, он видит насквозь каждого из нас, выискивая слабину. Говорил он негромко, но голос, усиленный каким-то артефактом, заполнил все пространство плаца, заставляя смолкнуть даже самых отчаянных болтунов. Внезапная тишина стала почти осязаемой.

— Адепты! — прогремело над нами, заставляя мое сердце учащенно биться. — Вы ступили на путь, вымощенный пеплом войны и политый кровью героев. Почти сто лет назад Великая Тьма была повержена, ее маги уничтожены, их скверна запрещена под страхом смерти! — Его голос, и без того твердый, стал жестче, как закаленная сталь. — Но победа оказалась хрупкой, как утренний лед. Мир сотрясают Разломы — гноящиеся раны на теле самой реальности. Из них выползает Нежить, угрожающая всему живому. Академия Игнис Фактула — первый бастион на их пути. Вы — наш новый клинок, наш новый щит, наша новая надежда. — Меня пронзила смесь гордости и леденящего ужаса. Надежда? С этой мыслью в груди стало и тепло, и невыносимо тяжело. — Помните: времени у вас мало, — продолжил он, и голос его приобрел металлический, неумолимый отзвук. — Академия растит не вечных студентов, а бойцов для Легиона. Всего два курса. Два года — срок, за который вы должны превратиться из подающих надежды в готовых принять эстафету. По итогам финальных испытаний второго года вы будете распределены в подразделения Легиона в соответствии с вашими навыками и заслугами. Какими будут ваше место в строю и ваша роль в вечной войне — все решится здесь, в этих стенах.

Он представил Мастеров факультетов. Каждый был легендой, воплощенной в плоти.

Мастер Илвара Кресс, Боевой Факультет. Высокая, как пика, женщина с осанкой победительницы. Когда она кивнула и поприветствовала нас, ее голос прокатился низкими раскатами, напомнив мне далекий гром перед бурей.

Магистр Лираэль Гир, Факультет Артефакторов. Худая, подвижная, как ртуть. Ее глаза за толстыми линзами очков (цвет которых постоянно менялся!) горели нездоровым, одержимым огнем. Десятки миниатюрных устройств на ее мантии мерцали и тикали, словно живые звездочки на черном небе.

Мастер Элара Мур, Факультет Целительства. Спокойная, как глубокое озеро. Ее глаза излучали мягкий, теплый свет, прогоняющий тени тревоги.

— Исцелять — значит понимать саму жизнь, — прозвучал ее голос, тихий, но достигший самых дальних рядов, и на душе стало чуть спокойнее, словно после глотка целебного отвара.

Ректор Торн вернулся к главному:

— Система Команд стартует сегодня!

Принцип был ясен и суров: каждый старшекурсник-боевик (Командир) брал под опеку четверых первокурсников-бойцов, одного Артефактора и одного Целителя — базовую боевую ячейку. Для нас, зеленых новичков, это означало ускоренное погружение в ад: в тактику, выживание, командную работу в условиях, максимально приближенных к реальным. Шанс получить опыт под руководством бывалого. Для командира — проверка на прочность: лидерство, ответственность за жизни, планирование, импровизация. Успех команды напрямую влиял на его будущее — рейтинг, репутацию, престижное распределение в Легион или Исследовательские отряды. Провал же или, страшно подумать, потери, ложились тяжелым, несмываемым пятном.

Команды будут регулярно выходить «за стену» — патрулировать приграничные зоны, зачищать слабую нежить, искать следы или нестабильные Разломы. Риск реален, подчеркнул Ректор:

— Твари кусаются, ловушки существуют, Разломы непредсказуемы.

Хоть каждая вылазка планируется и контролируется Ветеранами и Стражей, а смерть — редкость, травмы были объявлены неотъемлемой частью обучения. Мои ладони стали влажными от холодного пота. Реальные твари. Настоящая опасность. Это был шанс, о котором я мечтала… и которого теперь боялась.

— Система Команд — это ваша первая кровь, ваш первый настоящий шаг в мир за стенами Академии, — заключил Ректор Торн, и его голос прозвучал как удар набатного колокола. — Здесь вы научитесь не просто стрелять огнем или ставить диагноз. Здесь вы научитесь выживать вместе. От этого зависит ваша жизнь и жизни тех, кого вы поклялись защищать. Удачи.

Толпа взорвалась гулом. По моей спине пробежал ледяной холодок, тут же сменяемый горячей волной адреналина. Реальные вылазки. Настоящие твари. Шанс доказать всем, и прежде всего себе, на что я способна. Но один вопрос висел в воздухе тяжелым, ядовитым облаком: кто захочет взять в свою команду «цепную» с ошейником? Мои серые глаза инстинктивно метнулись в сторону, где стоял Рид Вейнмар — безупречный, холодный, как лезвие. И словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову. Его взгляд, полный откровенной, ледяной неприязни, скользнул по моему ошейнику и встретился с моим взглядом на одно короткое, вечное мгновение, прежде чем он презрительно отвел глаза. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, лениво ухмылялся Джаспер Кейн. Выбор Командира мог определить всю мою судьбу здесь. Игнис Фактула показала мне свои башни-исполины, свои библиотеки-сокровищницы, а теперь обнажила и свои пропасти. Игра началась по-настоящему, и ставки были выше некуда.

После того как гул ректорского голоса стих, его последний приказ эхом прокатился по плацу:

— Первокурсники! К деканам факультетов — немедленно! Боевой Факультет — Зал Горящего Щита, Артефакторы — Лаборатория «Колесо», Целители — Сад Целебных Трав. Не задерживаться!

Глава 4

Аудитория Первого Пламени встретила нас пробирающей до костей подвальной прохладой и стойким запахом, въевшимся в черный камень за века, словно сам камень им пропитался. Воздух висел тяжело, густой от пыли веков и едкого, обжигающего ноздри шлейфа — следа бесчисленных демонстраций огненной магии, оставивших на камне темные, как копоть, подпалины. Передо мной зиял вырубленный прямо в скале амфитеатр, террасами уходящий вверх, во мрак. Каменные скамьи каскадом спускались к лекторской кафедре, напоминавшей капитанский мостик какого-то призрачного корабля, затерявшегося в океане времени. Я крепче прижала к боку тяжелый фолиант «Истории Тьмы», пахнущий старым пергаментом и тайнами. Сердце билось чуть быстрее обычного. Выбрала место на втором ряду. Достаточно близко, чтобы разглядеть выражение лица декана Кресс, достаточно далеко, чтобы не стать первой мишенью для ее леденящего взгляда. Хотя, кто знает, куда он угодит...

— Бр-р-р, тут как в склепе, — прошептала Лора, потирая замерзшие руки, когда мы опустились на холодный камень. Ее глаза были широко раскрыты, бегали по мрачному простору зала, впитывая его гнетущую торжественность. — И пахнет... как будто что-то важное сгорело и забыли проветрить.

Две девушки, сидевшие по соседству, обменялись красноречивыми взглядами. Одна демонстративно зевнула, другая нарочито медленно собрала свои вещи. Без единого слова они поднялись и перешли через проход, усевшись подальше. Их взгляды, брошенные на меня, были уничижительнее любых слов. Шепоток за спиной прозвучал как приговор. Ну вот, началось. День первый, минута пятая.

— Что ж, этого стоило ожидать, — пробормотала я, закатив глаза к сводчатому потолку, где горели магические светильники в виде застывших языков пламени. — День только начался, а шоу уже в разгаре. Готовь попкорн, Лора.

— Я бы предпочла горячий шоколад, — вздохнула Лора, прижимая к груди свою книгу, как щит. — И теплый плед. Этот камень душу вымораживает...

Не успела я открыть увесистый фолиант, как на освободившиеся места буквально обрушился вихрь энергии.

— Свободно? Отлично! Земля — близнецам! — весело провозгласил парень, плюхаясь слева от меня. Он был высоким, гибким, как ивовый прут. Каштановые кудри до плеч, казалось, жили своей жизнью, а ореховые глаза светились озорством, сканируя все вокруг. Новая форма боевика сидела на нем уже с легким налетом боевого крещения — слегка помятая на плече, ремешок сапога небрежно болтался. Энергия — штука взрывоопасная.

— Считай, что занято навсегда, или пока нам не надоест, — парировала девушка, опускаясь справа от Лоры с грацией, контрастирующей с братом. Она была его зеркальным отражением — те же ореховые глаза, но с более пристальным, аналитическим взглядом, те же каштановые кудри, собранные в небрежный, но практичный хвост. Ее форма сидела безупречно, но в уголке рта играла такая же озорная улыбка. Два солнца в этой каменной гробнице.

— Айр, — представился парень, протягивая мне руку. Его рукопожатие было крепким, теплым и таким же энергичным, как он сам.

— Айра, — сказала девушка, протягивая руку Лоре, которая робко, но с интересом ее приняла. — Не обращай внимания на этих кислых лимонок, — она кивнула в сторону девушек, перебравшихся через проход. — Им просто завидно, что у тебя такой стильный аксессуар на шее. — Ее взгляд без тени страха или насмешки скользнул по металлическому ободу стабилизатора у меня на шее, лишь с откровенным, живым любопытством. Не страх? Не презрение? Просто... любопытство?

Я, слегка ошарашенная такой прямотой и отсутствием привычной реакции, представилась:

— Розали Солис. Ро. Спасибо... за компанию. — Голос звучал хрипловато от неожиданности.

— Айр, не сгущай, — усмехнулась Айра, обращаясь к брату, который уже пытался заглянуть в мою книгу. — Девчонки, добро пожаловать в наш скромный, пока еще неофициальный, «Отряд Хаоса и Веселья». Пункт первый: избегаем кислых лиц и скучных лекторов. Пункт второй... — она сделала паузу для драматизма.

— ...Пункт второй: создаем хаос и веселье там, где его не ждут! — закончил Айр с театральным взмахом руки, чуть не сбив перо у студента сзади. — Ой, прости! Видишь, Айра, хаос уже начался!

Я невольно рассмеялась. Их неудержимая солнечная энергия была как глоток свежего воздуха в этой сырой каменной гробнице.

— Отряд Хаоса? Звучит как диагноз... но многообещающе, — улыбнулась я, чувствуя, как невольное напряжение в плечах начало отпускать.

— О, Ро, поверь, с нами скучно не будет, — пообещал Айр, подмигнув мне, а потом и Лоре. — Мы знаем все лучшие места, где можно спрятаться от деканши Кресс и всех, кто пахнет нафталином и занудством. И все худшие места, куда лучше не соваться. Пока.

— Пока, — подхватила Айра.

Их веселую болтовню, словно лезвием, перерезал резкий звук каблука по камню. В аудиторию вошла декан Илвара Кресс. Ее появление подействовало как удар хлыста — мгновенная, гнетущая тишина. Она прошла к кафедре, ее взгляд, холодный и точный, как радар, прошелся по рядам. На новичках в мантиях с алым кантом он задержался чуть дольше, чем на всех остальных. Особенно на мне? Или мерещится?

— История Тьмы, — начала она без предисловий, ее хрипловатый, низкий голос заполнил каждый уголок зала, эхом отражаясь от черных стен, ударяясь о камни и возвращаясь ледяным шепотом. — Это не сборник сказок для слабонервных у камина. Это учебник по выживанию, написанный кровью и пеплом. Забудьте даты. Запомните ошибки. Запомните цену, заплаченную за каждую крупицу знания, которую вы здесь получите.

Она говорила не о сухих фактах, а о кровавых уроках. О зарождении Культа Вечной Ночи не как о секте, а как о раковой опухоли на теле империи. О первых, робких Разломах, которые самоуверенные маги сочли «интересной аномалией». О предательстве лорда Веланда, блистательного мастера-боевика, чья гордыня оказалась слабее шепота темной власти, открывшего врата для Первого Великого Разлома у Черных Утесов. Она описывала битвы не цифрами погибших, а ощущениями: смрад горящей плоти нежити, смешанный с запахом озона от разрядов магии; леденящий ужас, парализующий волю перед первым появлением Теневых Пожирателей; горечь отчаяния защитников, видевших, как их ярчайший огонь гаснет, поглощаемый бездонной черной пастью Разлома. Ее слова обжигали, как те самые языки пламени, застывшие под потолком.

Глава 5

После обеда, попрощавшись с Мелани, чей энтузиазм был почти так же взрывоопасен, как и ее артефакты, мы с Айром, Айрой и Лорой направились в Прикладную Лабораторию №3. Воздух здесь был другим — густым, едким, пропитанным запахом озона, горячего металла и масла. Я огляделась. Лаборатория походила на логово безумного изобретателя-гиганта. Стены были увешаны инструментами всех мастей и размеров — от гигантских гаечных ключей, способных согнуть балку, до миниатюрных, тонких, как иголки, рунических резцов, сверкающих холодной сталью. Стеллажи ломились под тяжестью деталей: мутные, мерцающие внутренним светом кристаллы, блестящие, точно отполированные, зубы дракона, шестерни, мотки проводов в изоляции ядовито-зеленого, кислотно-желтого и неестественно-фиолетового цветов. На столах громоздились разобранные и целые устройства — причудливые сплетения меди, серебра и незнакомых сплавов, поблескивающие в тусклом свете магических ламп. Царство Стали и Магии.

Мастер-артефактор Шейн Доусон, мужчина лет пятидесяти с закопченными пальцами, седыми вихрами, торчащими, как антенны, и глазами, горящими фанатичным энтузиазмом, не читал лекцию — он проводил экскурсию по арсеналу выживания. Его голос гремел под сводами:

— Стабилизаторы Поля (Щитовые артефакты): — Он швырнул в стену маленький, похожий на блюдце диск. Тот завибрировал, загудел низким тоном, и перед стеной замерцало полупрозрачное синее поле, похожее на перекошенное стекло.

— Видите? Ваша временная броня! Кратковременный энергобарьер. Съедает магическую атаку или гасит волну скверны из Разлома. Активируете — бз-з-з — и молитесь! Не щит, а пластырь! Треснет, как сахарное стекло, под ударом когтя или энергетического выброса. Носите минимум два! И меняйте кристаллы чаще, чем носки — под нагрузкой они трескаются! — Он поднял диск — на его поверхности уже виднелась паутинка трещин. — Вот. Один удар стены. Представьте Коготь.

— Импульсные Гранаты Оглушения: — Мастер Доусон бережно поднял цилиндр размером с флягу, покрытый светящимися голубым руническими контурами.

— Не для мяса! Только для мозгов! Мощная звуковая волна, не физическая, а ментальная. Дезориентирует все, что имеет уши или нервные узлы. Особенно действенна против шептунов и теневых слизней — вырубает их «связь». — Он ткнул пальцем в воздух, чуть не попав в Айра. — Важно! Не бросайте рядом с целителем! Или с собой! Уши отвалятся метафорически, но головная боль и временная глухота — реальны. Проверено. Лично. — Он хитро подмигнул, потирая левое ухо. — С тех пор слышу мир по-новому. Тише.

— Портативные Сканеры Скверны: — Мастер снял с запястья массивный браслет с вмонтированным плоским кристаллом. Нажал кнопку — кристалл засветился тусклым зеленым.

— Ваши третий глаз в Тьме! Видит следы темной энергии — невидимые ловушки, зачарованные гадости, слабые места в ауре нежити. Без них в Зараженных Зонах — как слепой котенок в волчьей стае! — Он навел браслет на угол лаборатории, где валялась куча старого железа. Кристалл вспыхнул багровым. — Ага! Там старый отработанный кристалл скверны. Без сканера — наступили бы, получили ожог ауры. Калибруйте перед каждым выходом! И не доверяйте первому показанию — скверна коварна, может прятаться. — Он покрутил регулятор, и багровое пятно сменилось на слабое фиолетовое свечение вокруг конкретного обломка.

Я слушала, затаив дыхание, забыв про усталость, наступившую после обеда. Это был не абстрактный мир пыльных гримуаров и сухих дат, а реальность, которую можно пощупать, понюхать, ощутить ее холодный вес и острую необходимость. Инструменты, пахнущие опасностью и спасением одновременно. Я впитывала каждое слово Шейна, жадно разглядывала каждый артефакт, представляя, как его холодный металл ляжет в мою ладонь, как я нажму кнопку или брошу его в кромешную тьму. Мои пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, будто уже ощущая ребристый корпус щитового стабилизатора или гладкую поверхность сканера. Это то, что может дать шанс. Реальный шанс выжить там, за высокими стенами академии, в настоящей Тьме.

Завершал день общий курс «Путь Огня и Стали». Полигон за стенами академии встретил нас ледяным ветром с моря и видом бурлящей внизу бездны. Полигон представлял собой скалистое плато, обрывающееся вниз к бушующему морю. Ледяной ветер с залива рвал одежду, свистел в ушах и хлестал соленой моросью в лица. Внизу волны с ревом разбивались о черные скалы-клыки. Здесь проходил курс «Путь Огня и Стали» — обязательный ад для всех первогодков, независимо от того, лечишь ты раны или собираешь хитрые механизмы. И здесь, под этим ледяным душем и ревом волн, сразу обнажились все различия между нами.

Тренер Утес — человек, высеченный из той же скалы, что и полигон, с квадратной челюстью, шеей толщиной с дубовый сук и голосом, способным заглушить сам гром, — взревел, как разъяренный дракон:

— ДВА КРУГА ПО ВНЕШНЕМУ КОНТУРУ! БЕЗ МАГИИ! ЭТО НЕ ПРОГУЛКА! КТО ОТСТАЕТ — ПОЛУЧАЕТ «БОНУС»! — Он ткнул огромным пальцем в рюкзак размером с небольшой сундук, валявшийся у его ног. — В НЕМ ГРУЗ ДЛЯ ВАШЕГО ХАРАКТЕРА! ТЯНЕШЬ ЕГО ДО КОНЦА ЗАНЯТИЯ! МАРШ!

Внешний Контур был испытанием на прочность духа и тела. Узкая, петляющая тропа вилась по самому краю скалистого обрыва. Камни под ногами — острые, скользкие, ненадежные. Ветер бил в лицо ледяными кулаками, вырывал дыхание, слепил глаза соленой моросью. А вид вниз… Вид вниз, на пенящиеся жадные волны, разбивающиеся о черные зубы скал, вызывал не просто головокружение — он вливал ледяной страх прямо в живот, сковывая ноги. Одно неверное движение... Старт был хаосом, сразу обнажившим различия: боевики рванули вперед, как стая гончих. Айр понесся, его длинные ноги легко перебирали камни, но дыхание быстро стало хриплым. Айра бежала чуть сзади, экономично, ее лицо сосредоточено, шаг увереннее. Розали, стиснув зубы, пыталась держаться их темпа. Ее легкие горели, ноги наливались свинцом, стабилизатор на шее глухо гудел, сдерживая не только возможный выброс пламени, но и панику от высоты и истощения. Рядом пробежал высокий парень с лицом боксера, легко перепрыгивая неровности. Другой, коренастый, с татуировкой дракона на предплечье, мчался, словно за ним гнались демоны. Целители выглядели наиболее потерянно. Лора, худенькая и невысокая, запыхалась уже через несколько сотен метров. Ее большие голубые глаза были широко раскрыты от усилия и страха, лицо побелело. Она часто спотыкалась, цепляясь за камни. Рядом с ней девушка с косичками почти плакала, бормоча заклинание успокоения и теребя белый кант туники. Худощавый юноша в очках шел, а не бежал, крепко вцепившись в скалу с внутренней стороны тропы, лицо зеленоватое от укачивания и страха высоты. Артефакторы были самой пестрой группой. Парень с взъерошенными волосами и очками на носу пытался бежать, но постоянно спотыкался, его внимание больше привлекали скалы, чем путь. Девушка в заляпанной маслом форме шла увереннее, ее руки привычно балансировали, как будто она несла хрупкий прибор. Кто-то в дорогой, не форменной и непрактичной одежде сразу отстал, недовольно бормоча о «нецелесообразности».

Глава 6

Выходных не было. Две недели промчались в ритме каторжного молота — каждый день выжимал досуха, каждую ночь сон был как падение в бездонный колодец, а пробуждение — классическим выныриванием из ледяной воды с полной уверенностью, что ты и не отдыхал вовсе. Но мы держались. Каждый восход солнца, цеплявшийся за остроконечные шпили Академии, был новым вызовом, а каждый преодоленный барьер — крохотной победой, добытой литрами пота и стиснутыми до хруста зубами. Выжили. Пока что.

Тринадцатый день. Суббота. Последнее занятие — изматывающий кросс по холмам и оврагам за стенами, напоминавшими скорее зубы дракона, — наконец-то закончилось. Собрали нас, первогодков, больше похожих на выжатые, пропахших потом и пылью тряпки (но с упрямой, не погасшей искоркой в глазах — гордиться-то чем-то надо!), в Зале Горящего Щита. Громадное пространство, обычно звонкое от шагов и пересудов, сейчас гудело тихим усталым ульем. Даже гобелены с батальными сценами на стенах, казалось, поникли, впитывая эту коллективную сладковато-горькую усталость.

На кафедре, словно высеченная из гранита, стояла Декан Илвара Кресс. Ее пронзительный взгляд медленно скользил по рядам, выискивая слабину. Но сегодня... сегодня в уголках ее строгих губ, обычно сжатых в тонкую ниточку, затаилось нечто неуловимое. Почти удовлетворение?

Неужели мы ее не разочаровали? Или она просто рада, что от нас отдохнет?

— Первокурсники, — ее голос, привыкший рубить приказы на поле боя, прокатился низким громом по залу, заставив вздрогнуть даже самых стойких. — Вы выдержали две недели ада. Не все дошли. Не все выложились полностью. Но большинство. Вы доказали, что искра в вас не погасла под катком испытаний. — Она сделала паузу, давая словам впитаться. — Завтра — выходной. Единственный за эти адские две недели. Используйте его с умом. Отдохните. Но — и это важно! — не расслабляйтесь до состояния медузы. Понедельник — новый рывок. Разойдись!

Тишина. Гулкая, напряженная, как тетива перед выстрелом. А потом — взрыв! Грохот аплодисментов, рев облегчения, смех, граничащий с истерикой, сотрясли древние стены. Напряжение двух недель вырвалось наружу, как пар из перегретого котла, грозя сорвать крышу. Айр, не сдержавшись, с силой хлопнул меня по спине, чуть не отправив в объятия соседки-боевицы:

— Ура! Слышала, Ро?! Целых двадцать четыре часа свободы! Без Кресс, без кроссов, без этого вечного «быстрее, выше, сильнее», как будто мы механизмы!

Потирая онемевшую спину, я не смогла сдержать широкой улыбки. Усталость, тяжелая как свинцовый плащ, вдруг показалась легче, сквозь трещины в ней пробивалась теплая, почти головокружительная волна радости. Свобода! И в этот момент к нам подошел куратор курса Кайл Мориган. Его карие глаза, обычно такие уверенные и дружелюбные, сейчас светились теплом, а улыбка казалась немного застенчивой, когда он посмотрел именно на меня. Интересно.

— Ну что, новобранцы, еще дышите? Или уже присматриваете место на местном погосте? — спросил он, игриво приподняв бровь. Кладбище за стенами — слишком пафосно, а вот «погост» — в самый раз.

— Еле-еле, — выдохнула Айра, но ее улыбка была шире обычного. — Чувствуем себя как выжатые лимоны после грандиозной битвы.

— Отлично! — Кайл одобрительно кивнул. — Значит, искра жизни еще тлеет. Мы с парочкой отчаянных голов собираемся вечерком в «Морском Утесе» — той самой таверне в порту, что славится своим «Громовым Элем». Место уютное, эль — бальзам для усталых душ и мышц. Буду рад, если заглянете. — Его взгляд снова задержался на мне, став чуть мягче, чуть внимательнее. — Ты особенно, Солис.

Теплый румянец, словно по мановению неловкого фокусника, залил мои щеки. Его внимание было неожиданным и приятно щекочущим нервы.

— С удовольствием, Кайл. Спасибо за приглашение, — я кивнула на близнецов и Лору, которая уже сияла, как фонарик в темноте. — Мы все придем. Нам только отдышаться и принять вид, хотя бы отдаленно напоминающий человеческий.

— Супер! Встречаемся в таверне через пару часов? Не опаздывайте, а то лучший эль разберут! — Кайл бросил нам широкую, обезоруживающе обаятельную улыбку и растворился в бурлящем море ликующих студентов.

— О-хо-хо-хо! — Айр тут же подмигнул мне с таким видом, будто только что расшифровал секретный шифр Империи. — Запахло жареным! А точнее — романтикой! Видел, как наш куратор на тебя пялился? Прям как кот на сметану, только сметана эта — ты, а кот — Кайл! И кот, кажется, очень голодный!

— Айр! — Айра толкнула брата локтем, но в ее глазах тоже искрилось веселье. — Прекрати смущать Розали! Хотя... объективно говоря, взгляд был не лишен определенного... интереса.

«Объективно говоря» — это сильно сказано, Айра. Я только покачала головой, старательно изображая стоическое безразличие, но внутри что-то теплое и пушистое радостно заурчало. Ну что ж, посмотрим, кот.

Час спустя наша комната напоминала поле боя после штурма гардероба. Волнение витало в воздухе густым сладковатым туманом, смешанным с ароматом мыла и легкой паники.

— Как думаешь, это платье не кричит «я отчаянно стараюсь»? — Лора крутилась перед небольшим зеркалом, разглядывая простое, но милое голубое платье. — Не слишком... ну, знаешь... голубое?

— Абсолютно идеально! — заверила я, сама ловко зачесывая темные волосы в высокий дерзкий хвост. — Ты выглядишь свежо и мило, как морской бриз. — Я надела облегающую черную водолазку из тончайшей шерсти — она мягко обрисовывала линии, но главное, надежно, как добротная броня, скрывала стабилизатор под высоким, уютно обнимающим шею воротником. Дополнила образ черными кожаными брюками, сидевшими как влитые (спасибо полигону за подчеркнутые мышцы), и надежными, но стильными черными ботинками на низком каблуке — на случай, если вечер закончится неконтролируемым танцем или тактическим отступлением. Минимум косметики — лишь черточка сурьмы, подчеркнувшая глубину серых глаз. Я выглядела собранной, немного бунтарской, но (надеюсь) притягательной. Готова к приключениям.

Глава 7

Утро после бурной ночи в «Морском Утесе» встретило Академию Игнис Фактула неестественной тишиной и полумраком. Солнце за окнами светило с каким-то издевательски-неуместным оптимизмом — слишком ярко для глаз, видевших его сквозь дымку эля и танцев. Столовая, обычно гудящая, как потревоженный улей, напоминала лазарет после тяжелой битвы. Она была наполовину пуста. Те немногие адепты, кто заставил себя явиться на завтрак, сидели, согнувшись над мисками овсянки или просто над кружками крепкого чая, с лицами оттенка мокрого пепла и глазами, болезненно щурившимися от любого источника света. Воздух вибрировал от тихого стона, прерывистого дыхания и звона ложек о фарфор, казавшегося оглушительным. Запах жареного бекона, обычно столь аппетитный, сегодня вызывал у многих приступы тошноты.

Мы с Лорой плетью плелись к нашему привычному столику у окна, где солнце светило особенно нагло. Каждый шаг отдавался гулким эхом в собственной пустой голове, как камень, брошенный в колодец. Лора выглядела так, будто ее переехал парад планет: глаза припухшие, веки тяжелые, как свинцовые ставни, а ее обычно нежные черты искажены немым страданием. Я же чувствовала, как мой череп аккуратно сжат в тисках невидимого кузнеца, а язык прилип к нёбу, словно обтянутый сукном. Мы рухнули на скамьи с тихими стенаниями, больше похожими на предсмертные хрипы сбежавших из ада грешников.

За столом уже сидели близнецы. Айр уткнулся лбом в прохладную поверхность стола, его великолепные каштановые кудри были растрепаны, как гнездо после урагана. Он тихо мычал что-то невнятное. Айра сидела чуть прямее, пытаясь сохранить остатки достоинства, но лицо ее было мертвенно-бледным, а пальцы дрожали мелкой дрожью, когда она пыталась поднести чашку чая к губам. Ее взгляд был стеклянным и устремленным в никуда.

Контрастом всему этому унынию была Мелани Брасс. Она сияла, как отполированный медный артефакт. Ее огненно-рыжие волосы были аккуратно собраны, медные очки блестели, а лицо излучало невероятную бодрость. Она что-то оживленно рассказывала Айре, чертя пальцем схемы прямо на запотевшей от конденсата поверхности кружки Айра.

— …и тогда я поняла, что проблема не в руне стабилизации потока, а в самом кристалле-резонаторе! Нужно не усиливать входной сигнал, а фильтровать шумы на… — Мелани запнулась, увидев подошедших Розали и Лору. Ее глаза округлились за очками. — Ого! Выглядите так, будто вас только что выловили из подвала декана Кресс после ночи допросов!

— Мелани... ради всего святого... не кричи, — простонала Лора, прикрывая уши ладонями, будто пытаясь вдавить голову обратно. — Она... она сейчас взорвется. Я чувствую.

— Да, — добавила я, осторожно пригубив воды. Каждый глоток был подвигом, сравнимым с переходом через адскую реку. — Мой мозг — хрупкая ваза сегодня. И она треснула.

— Извините, — фыркнула Мелани, но снизила голос до сочувственного шепота. — Вчера не заскочила в «Утес» — увлеклась этим чертовым фильтром. А вот вы, я смотрю, не просто заскочили, а устроили полноценный штурм цитадели веселья с последующим грабежом запасов эля! — Она окинула нас всех оценивающим взглядом инженера, изучающего последствия катастрофы. — По коллективному виду могу заключить: гуляли на славу. Особенно ты, Розали. — Она подмигнула мне, и уголки ее губ дернулись в хитрой ухмылке. — Кайл вчера выглядел... ну, скажем так, чрезвычайно довольным жизнью.

Я почувствовала, как легкий румянец — диковинка в моей нынешней зеленоватой бледности — пробивается на щеки. Воспоминания о танце, о его твердой руке на моей талии, о смехе, слившемся с музыкой... были приятными, но сейчас казались слишком яркими, громкими и требующими энергозатрат, на которые я была не способна. Слишком много чувств для разбитой головы.

— Мы решили провести реабилитацию, — слабо произнесла Айра, с видимым усилием отодвигая чашку, как будто она весила центнер. — После завтрака — к морю. Нам позарез нужен свежий воздух, соленый бриз и вид горизонта, не загороженного учебниками.

— Отличная идея! — воскликнула Мелани, игнорируя стон Айра. — Я знаю идеальное место! Тайную бухточку за Мысом Туманов. Там тихо, песок как мука́, и вода чистейшая.

— Купальников... нет, — робко заметила Лора.

— Не проблема! — махнула рукой Мелани. — В этом месте даже крабы стесняются появляться. Можно купаться в чем удобно — в нижнем белье, например. А на следующую свободную субботу махнем в город, купим нормальные купальники. Айр?

Айр поднял голову со стола, у него под глазом отпечатался узор от скатерти.

— Я? Я... я пойду досыпать. Мне снились демоны, которые били меня по голове пустыми бочками из-под эля... Реальность им не уступает. — Он снова уронил голову.

— Трус, — добродушно бросила ему сестра. — Ладно, значит, девичник на пляже!

После завтрака, который больше походил на попытку выживания, мы направились к выходу. Мелани повела нас по знакомым только ей тропинкам, огибающим академические владения с востока — как будто мы контрабандисты, перевозящие... самих себя. Путь пролегал мимо скалистых уступов, поросших колючим, серебристым от пыли кустарником, пахнущим горькой полынью и обещанием моря. Воздух с каждым шагом становился свежее, соленый ветерок понемногу разгонял похмельные туманы в наших головах.

Спустившись по крутой, скрытой в расщелине тропе (чувствовала себя горной козой с похмелья — не лучший опыт), мы вышли к бухте. Она была крошечным, спрятанным раем: полукруглый песчаный пляж, защищенный высокими скалами-великанами, вода — прозрачно-бирюзовая, спокойная и манящая. Идиллию нарушало только одно: на песке у кромки воды сидел, поджав колени, Джаспер Кейн, а из воды, сверкая каплями на загорелой коже, выходил Рид Вейнмар. Рид был... ну, скажем так, прекрасно сложен. Широкие плечи, рельефные мышцы пресса и рук, подчеркнутые струйками соленой воды, стекающими по загорелому телу. Даже в нашем полумертвом состоянии мы с девчонками застыли на мгновение, впечатленные этой неожиданной картиной. Айра присвистнула тихо, но очень выразительно.

Глава 8

Пыль веков взметнулась к потолку, когда Горм Огнебородый швырнул свой потрепанный фолиант на кафедру. Его голос, густой, как дегтярная смола, и громкий, как боевой рог, сотрясал своды аудитории «Клык и Коготь». Воздух здесь всегда был особенным — холодным, сырым, пропитанным запахом плесени, старого камня и чего-то едкого, химического, будто сама Тьма тут выпаривалась. Высокие своды терялись в полумраке, едва освещенные шарообразными светильниками, мерцавшими, как угли в пепле, на своих ржавых цепях. Я сидела на одной из этих ледяных, неудобных каменных скамей, спускавшихся амфитеатром к черной, отполированной временем базальтовой арене. Темные пятна на ней — немые свидетели прошлых «демонстраций» — казались особенно зловещими сегодня. На этой арене высился сам источник грохота — Магистр Горм, монумент из мышц, ярости и огня.

— Слушайте в оба, зеленые побеги! — рявкнул он, и я невольно съежилась, как и все вокруг. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, сканировал зал, выискивая малейшую слабину. Ну вот, началось. Опять про апокалипсис за углом. — За стенами Академии — не сказочный лес, а поле битвы, которое до сих пор кровоточит! Разломы! — Он ударил кулаком по кафедре, заставив вздрогнуть даже пыль. — Помните уроки истории? Темная Магия, выплеснутая в последние судороги войны, не исчезла. Она гноится под тонкой кожей мира, прорываясь разломами — этими язвами реальности! И оттуда, из мрака и искаженной магии, выползает НАШЕ сегодняшнее «учебное пособие»!

Он обвел взглядом зал. Взгляд его, тяжелый и пронзительный, заставлял съежиться даже самых стойких.

— То, что выползает из разломов — не звери и не люди. Это ИСКАЖЕНИЯ. ИЗДЕВКА НАД ПЛОТЬЮ И ДУХОМ! — Горм с силой сжал кулак, костяшки побелели. — Темная Скверна взяла тела некогда живых — солдат, крестьян, зверей — и вывернула их наизнанку! Сломала кости, склеила сухожилия в жуткие узлы, нарастила хитиновый панцирь там, где должна быть кожа! Они не просто опасны — они осквернение самой жизни! — Голос его опустился до ледяного шепота, от которого по спине побежали мурашки: — Скот? Разорван на куски и собран заново из обрывков. Люди? Либо пища, либо... материал. Каждая тварь из разлома — ходячий кошмар. Понимаете? КАЖДАЯ! Ваша святая задача — знать, КАК ее остановить, и обеспечить защиту артефактору в вашей ячейке, пока тот запечатывает проклятую дыру в реальности. Мы тварей не по «опасности» делим — она ВСЕГДА смертельна! Мы делим их по ТИПУ: ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫЕ и ЖИВОТНОПОДОБНЫЕ. И для каждого — свои слабости, свои ключи к уничтожению!

ТИП I: ЧЕЛОВЕКОПОДОБНЫЕ (Руна: «Скрюченный Лик»)

Названия: «Вывертыши», «Шепчущие Кости», «Панцирные Грешники».

— Происхождение! — Горм ударил кулаком по кафедре так, что я чуть не подпрыгнула на месте. Ну вот, снова. — Когда Темная Скверна хватает человека, она не убивает его сразу. Она ИГРАЕТ! Издевается! — Его голос стал низким, насыщенным леденящим ужасом, который он явно смаковал. Отличный педагог, ничего не скажешь. Сразу видно — любит свою работу. — Кости ломаются и срастаются в новые, невозможные формы — руки, вывернутые в локтях, словно суставы у кузнечика, ноги, скрученные спиралью, заставляющие ползти. Рты, разрезающие лицо от уха до уха, обнажающие ряды игольчатых зубов...

— Кожа трескается, как пересохшая глина, обнажая мясо, которое тут же покрывается гладким, скользким хитином или острыми костяными наростами. Глаза зарастают пленкой или вытекают, но они чуют тебя по теплу, по вибрациям шагов, по СТРАХУ!

— А рты... Рты есть там, где их не должно быть — на ладонях, сосущие и кусающие, на животе, вдоль рук, как у пиявок, готовые изрыгнуть кислоту или червей! — Горм скривился, будто чувствуя запах тлена. — Некоторые шепчут... Обрывки слов, которые знали при жизни. Молитвы, детские стишки, имена... Другие — только скрипят костями, как старые ворота на ветру.

— Угроза! — его голос снова стал громовым, заставив меня вздрогнуть. Переключатель громкости у него явно сломан. Только шепот или только рёв. — Они — одиночки или малые стаи (2-5). ХИТРЫЕ! Могут притворяться ранеными, звать на помощь голосом ребенка, лежать неподвижно, как труп... Пока ты не подойдешь! — Он сделал резкий выпад вперед, имитируя атаку, заставив перворяд дружно отпрянуть.

— Нечувствительны к боли! Отруби руку — они будут драться культей, пока не рассыплются в прах! Некоторые плюются кислотной слизью, разъедающей доспехи и плоть. У других когти — как из черной стали, отсекут конечность одним ударом! — Горм понизил голос до зловещего шепота, наклоняясь к нам, будто делился страшной тайной: — Но самые страшные... те, кто еще сохранил огрызки разума, помнят, что были ЛЮДЬМИ. Они ненавидят вас лютой, черной ненавистью... За то, что вы целы. За ваш свет. За ваше тепло.

— Итак, слабые места… СЕРЕБРЯНЫЙ МЕЧ! — Горм выхватил свой клинок, и лезвие засверкало холодным чистым светом, контрастируя с мраком зала. — Режет их скверную плоть, как масло, даже сквозь тонкий панцирь! Оставляет черные, ДЫМЯЩИЕСЯ раны! Бей в «человеческое» ядро — голову, грудь (если там скрыт клочок мозга)! Удар серебром РВЕТ нити Темной Магии, держащие эту мерзость вместе!

— ОГОНЬ! — из его свободной ладони вспыхнуло яркое, чистое пламя, осветив его суровое лицо. — Их плоть, пропитанная скверной, ГОРИТ, как сухая бумага! Даже панцирь трещит и чернеет!

— ГОЛОВА! Если есть — отсеки мечом! Если нет — ищи уплотнение в груди или спине, где панцирь тоньше, и бей туда! Видишь что-то, что БЫЛО человеком? Серебро по горлу — Огонь в сердце. Не слушай шепот. Не верь глазам. Если оно шевелится — ДОЖИГАЙ ДО ТЛА!

ТИП II: ЖИВОТНОПОДОБНЫЕ (Руна: «Звериная Пасть»).

(Названия: «Гнилохвосты» (Rot-Tails), «Щитоспины» (Shellbacks), «Слепые Топотуны» (Blind Stompers)).

— Происхождение! — Горм плюнул на каменный пол. — Темная Скверна уродует зверей! Увеличивает, скручивает, МНОЖИТ части! — Он жестом вызвал перед собой мерцающий образ: собаку с раздвоенным позвоночником, ползущую на костяных паучьих лапах; кабана, чья пасть зияла от уха до живота, заполненная рядами загнутых зубов; медведя, покрытого каменным панцирем, с лапами, сросшимися в одну клешневидную массу. — Слепые, но чуют тепло твоего тела на расстоянии! Глухие, но чувствуют вибрацию твоего шага сквозь землю! Некоторые — просто бесформенные глыбы из клыков и когтей, пожирающие все на пути!