Искушая судьбу

Пролог

В мире мафии любовь — это роскошь,

которую могут себе позволить лишь немногие.

С самого рождения моя жизнь была вплетена в кровавый мир. Я не выбирала появиться на свет в семье главаря нью-йоркской мафии. И уж точно не мечтала связать свою судьбу с одним из подобных людей.

Я знала и верила, что мне предначертан другой путь — полный славы и восхищённых взглядов.

После убийства отца я поклялась не иметь ничего общего с криминальным миром, но у вселенной были другие планы.

Что толкнуло бывшую фигуристку в объятия мафиози? Казалось бы, два совершенно разных мира, которые никогда не должны были пересечься.

Это история о двух сломанных душах, нашедших друг друга во тьме. Смогут ли они исцелиться… или разрушат себя окончательно?

***

— Ты обещал, что больше не появишься! — выставляю руку вперёд, создавая хоть какую-то иллюзию защищённости и безопасности.

— Я соврал, — Джон пожимает плечами с равнодушием, и по позвоночнику тут же пробегают мелкие мурашки.

Холодная уверенность в его взгляде заставляет мою кровь вскипать в венах от прожигающей ненависти.

От ненависти к себе... за слабость и бесхребетность по отношению к мафиози.

— Уходи, я не хочу тебя видеть, — стараясь звучать как можно спокойнее, кивком указываю на лестничную площадку.

— Такая негостеприимная, — ухмыляется Грей, обнажая белоснежный оскал. — Даже внутрь не пустишь, Ада?

— Не называй меня так! — голос предательски надламывается, выдавая эмоции.

— Иначе что? — в нахальных глазах вспыхивает странный азарт, когда он проходится по мне пожирающим взглядом.

— Что в слове «уходи» тебе непонятно?

— Красивая пижамка, — протягивает незваный гость с нескрываемой хрипотцой, естественно проигнорировав вопрос.

И только в этот момент мою глупую голову пробирает осознание: я стою перед Джоном полуголая! В коротком домашнем топе и шортах, едва прикрывающих ягодицы.

Тёплая волна стыда и раздражения накрывает меня разом.

Шрамы! Он же наверняка их все увидел. Тот кривой, что на запястье. И мелкие следы от моих кровавых укусов на руках. И огромный - на бедре...

Пока я лихорадочно обдумываю, почему он не акцентировал внимание на уродливый шрам, растянувшийся по всей верхней части бедра, случается страшное.

Наплевав на просьбы и приказы, бандит делает уверенный шаг вперёд. Испугавшись напора, я отскакиваю назад и тем самым совершаю непоправимую ошибку.

Спокойно толкнув наполовину распахнутую дверь, Грей входит внутрь, а затем по-хозяйски закрывает её за собой. Как будто тысячу раз бывал в моей квартире и делал это.

— Вон отсюда! Немедленно! — по телу расползается неконтролируемая дрожь от неизвестности, что ждёт впереди.

Сжав ладони в кулаки, пытаюсь унять её, но все попытки тщетны.

— Ох, Адалин, Адалин, — мерзавец обходит меня по кругу, словно хищник, желанную добычу.

Одна рука Джона согнута в локте, и он потирает щетинистый подбородок, в то время как вторая покоится в кармане брюк.

— Что мне с тобой делать, злая девочка?

Его энергетическое поле обволакивает со всех сторон. Каждый раз оно забирает в свой плен, слишком сильно воздействуя на меня.

И это так пугает...

Я же давала себе клятву... Зарекалась не связываться с криминальным миром...

— Как насчёт оставить меня в покое и исчезнуть навсегда? — сжав дрожащие губы, нервно дёргаю головой, отбрасывая прядь волос назад.

Проблема в том, что он другой. Джон другой.

Не такой, как мой покойный отец или брат, вставший во главе клана.

Джон отличается от всех из мира мафии, но это не преуменьшает его властности и опасности. Грей такой же убийца, как и они все.

— Не могу, — произносит он хищно, окончательно загоняя меня в ловушку.

Секунда, и горячая мужская ладонь ложится на мою шею. Рывок. Я даже не успеваю вскрикнуть.

Золотые мои, добро пожаловать в самую долгожданную новинку за всю мою карьеру!

Нас ждет увлекательное путешествие в мир Джона и Адалин. Пристегнитесь, будет много крутых поворотов :)

Добавляйте книгу в бибилотеку, чтобы не потерять её:)

Я буду очень благодарна если вы нажмёте отметку "мне нравится", или с мобильной версии нажмёте звёздочку)

С нетерпением жду вас в комментариях.

С любовью, ваша Сара ❤️

Плейлист к роману

Друзья, делюсь с вами плейлистом ❤️

Egzod & Maestro Chives - Royalty (ft. Neoni)

Astrid S - Hurts so good

Мот - едва коснулся твоих нот

Артем Качер - Сердце в сердце

Chase Atlantic - Swim

The weeknd - Moth to a flame

Miia - Dynasty

И не забудьте подписаться на мой тг канал: С любовью, Сара Адам.

Там вас ждет визуал к книгам и все новости, касательно моего творчества)

1

«Если долго жить во тьме,

свет начинает резать глаза.»

Бедное сердце, повидавшее много на своём веку, заходит вскачь. Оно не просто бешено колотится, а гулкими ударами отдаёт в висках.

Ускорив шаг, перебегаю дорогу на мигающий сигнал светофора в надежде оторваться от преследователей, но это маловероятно. Мне не удастся от них скрыться, как бы ни старалась. Споткнувшись о неровный асфальт, еле удерживаю равновесие, не распластавшись на земле. Для полного счастья осталось только разбить лицо или переломать ноги.

Улицы города кишат спешащими людьми. Они проходят мимо, погружённые в собственные заботы. Никто даже не смотрит в мою сторону и не видит плещущуюся в глазах панику.

Может, я преувеличиваю и это обычные горожане?

Ага, поэтому они облачены, как ниндзя, во всё чёрное, периодически поправляют кобуру, скрывающуюся под верхней одеждой, и преследуют тебя вот уже несколько кварталов?

Поначалу казалось, что троица всего лишь движется в том же направлении. Потом — что это совпадение, и я себя накручиваю из-за непрекращающейся вот уже пять лет паранойи. Сейчас же я уверена в том, что меня пасут с определённой целью.

Интуиция подсказывает, что крупные мужчины с хищной расслабленностью в походке — не простые люди, а бандитские ищейки. Я знаю, что за мной круглосуточно следят и докладывают обо всём главарю нью-йоркской мафии, но эти ребята выходят за все рамки приличия, не пытаясь скрываться. Действуют нагло и в открытую, демонстрируя безнаказанность и безграничную власть в преступной шайке русского клана «Кольт», которым заправляет один неугомонный психопат.

Стоп… А что, если это не его люди? Кто-то ещё похуже?

От проскочившей мысли тревога липкими щупальцами расползается по венам. Запахнув пальто посильнее, сжимаю ручку сумки до онемения в костяшках и прибавляю скорость, насколько это возможно. Нужно слиться с толпой, затеряться — и как можно скорее.

Стук каблуков отдаёт пульсацией в висках, раздражает нервные окончания, как и шум города. Дыхание предательски сбивается, всё-таки отсутствие спорта даёт о себе знать. От слишком активных движений больное бедро по старой памяти принимается ныть, заставляя сильнее стиснуть зубы.

Дьявол, ненавижу! Каждый раз оно напоминает о прошлых травмах, не давая забыться.

Ветер нещадно хлещет по щекам, как будто хочет привести в чувства и заставить драть когти да побыстрее. Я почти бегу по тротуару, лавируя между людьми, кого-то неспециально толкаю плечом, за что получаю в спину пару нелестных выражений. Но мне в данный момент на это абсолютно плевать. Есть проблема похуже, чем чужое мнение о вынужденной грубости.

Инстинктивно повернув голову вправо, сталкиваюсь взглядами в отражении с девушкой, что несётся со всех ног, подгоняемая страхом перед неизвестностью. Её светлые длинные волосы разлетаются во все стороны, приоткрывая уже давно заживший шрам на лбу. Отвернувшись, иронично усмехаюсь. Не так я собиралась провести единственный выходной, совсем не так.

В подтверждение телефон, валяющийся в сумке, разрывается от входящего вызова. Наверняка, подруга заждалась в кофейне, пока я тут нарезаю круги, безуспешно сбрасывая хвост.

— Извини, детка, знаю, что опаздываю, — с трудом нащупав смартфон среди кучи барахла, отвечаю на звонок.

— Всё нормально? — с подозрением в голосе уточняет Лилит. — Ты какая-то запыханная.

— Да-да, всё супер! Я скоро буду! — тараторю сквозь позорную одышку. — Закажи мне что-нибудь вкусненькое на своё усмотрение!

И, не дожидаясь очередной порции вопросов, сбрасываю звонок.

Не время отвлекаться на болтовню. Вот солью этих громил — и мы с Лил посмеёмся над моей странной жизнью за кружечкой горячего какао.

Среди хаоса мыслей виднеющийся в конце здания переулок кажется отличным вариантом — срезать путь и скрыться, свернув на соседнюю авеню.

Но если бы всё было так легко…

Едва ли я успеваю повернуть за угол, как из меня моментально вырывается отчаянный стон разочарования. Ноги врастают в асфальт, отказываясь двигаться дальше. Закуток оказывается глухим! Перекрытым металлическим сетчатым забором, перелезть через который в текущей физической форме мне не удастся.

Сделав твёрдый шаг назад, собираюсь дать дёру в противоположном направлении, но упираюсь спиной во что-то определённо высокое и крупное.

2

— Заблудились, мисс? — звучит над ухом грубый, мерзкий голос. Мурашки пробегают по коже, оставляя за собой неприятный шлейф.

Дёрнувшись, резко отскакиваю вбок и, обернувшись, к своему ужасу сталкиваюсь лицом к лицу с преследователями. Самый здоровый из троицы стоит прямо передо мной, двое других — чуть поодаль, по бокам от него. Каким образом они так быстро сумели меня нагнать?

— Вы, по всей видимости, тоже, — нервный смешок слетает с губ вместе с токсичным замечанием, прежде чем мозг успевает дать сигнал не нарываться.

Всё происходит очень быстро. Я действую чисто на инстинктах, не обдумываю и не планирую. Пару шажочков влево — и вот уже, подгоняемая бурлящим адреналином в крови, бросаюсь подальше от проклятого переулка, оббегая людей в чёрном. В ушах гудит рой аплодисментов от чувства победы.

К сожалению, мнимой победы.

Мне не удаётся добежать даже до тротуара, как оказываюсь зажата в железном кольце рук. Меня тупо хватают и отрывают от земли, как безвольную куклу.

— Отпусти! — срываюсь на истеричный визг. Разумом овладевает такая неконтролируемая паника, какую я не испытывала безумно давно.

— Тише ты, — всё тот же голос, похоже, главаря. Амбал тащит меня ближе к дороге, невзирая на то, что я извиваюсь и дёргаюсь изо всех сил, вырываясь.

— Кто-нибудь, помогите! — задыхаясь, молю о помощи, но люди лишь отшатываются и продолжают путь дальше. — По-мо-ги-и-и-те-е-е!

— Да угомонись, ненормальная!

И тут случается самое страшное.

Прямо как в самых настоящих триллерах, что показывают по телевизору. Только вот это реальная жизнь и реальное похищение, а не идиотское кино.

Моё, чёрт подери, похищение!

Невзирая на застилающую пелену ужаса, вижу, как у обочины притормаживает чёрный фургон. Один из амбалов подбегает к нему первым и открывает отъезжающую в сторону металлическую дверь.

Поняв, что ситуация совсем патовая, я не нахожу ничего лучше, кроме как попытаться укусить амбала.

— Вот же дикарка, — ухмыляется ожидающий у фургона, тупо наплевав на мои жалкие потуги.

— Что вы делаете? — женский возглас доносится со спины. — Отпустите девушку немедленно!

— Пожалуйста, помогите! — хватаюсь за последнюю соломинку надежды.

У самого автомобиля громила отпускает меня, но лишь для того, чтобы подхватить поудобнее и закинуть внутрь салона.

— Я звоню в 911! — громко объявляет незнакомый, уже мужской голос. Судя по всему, прохожие стали осознавать, что это не пранк, а реальное преступление, происходящее на их глазах.

Но все попытки помочь и вразумить бессовестных мафиозных пешек терпят крах. Слишком поздно. В этот момент я уже неудачно приземляюсь на одно из потрёпанных кожаных сидений, ударяясь плечом о стекло, едва ли его не разбив.

— Я никуда с вами не поеду! — схватившись за место ушиба, предпринимаю попытку вылезти, однако команда срабатывает очень быстро. Двое забираются следом, тем самым блокируя мне выход, третий же садится спереди, рядом с водителем.

— На кого вы работаете?! Сколько вам заплатили? Я дам больше!

Не успевает дверь захлопнуться, как фургон трогается с места в сопровождении визга покрышек по асфальту. Естественно, на мои вопросы ни один из присутствующих отвечать не собирается.

— Выехали, — сидящий спереди бугай набирает кому-то, докладывая о текущих подвигах. — Час-полтора — и будем на месте.

— Я вам это так не оставлю! — визжу с пеной у рта, хоть горло и начало саднить из-за криков. — Вы у меня на пожизненное сядете!

Почуяв, что торговаться бессмысленно, перехожу на угрозы.

Неплохо для дочери погибшего мафиози, да? Шантажировать полицией таких же персонажей, как и вся мужская часть моей семьи.

— Да слишком уж буйная, — сообщает ироничным тоном бугай с телефоном у лица. — Да, Босс, передаю.

Обернувшись, ниндзя протягивает мне гаджет, призывая поговорить с человечком с того конца провода.

— Засунь себе его знаешь куда? — рычу сквозь зубы. Ещё чуть-чуть — и из ушей пойдёт пар от беспомощного гнева.

Поняв, что я не собираюсь любезничать и мило общаться с придурками, решившими, что имеют право похищать свободного человека посреди бела дня, мужлан нажимает на кнопку громкой связи.

— Брату нужна твоя помощь, Ада, — из динамика доносится до боли знакомый голос, вызывая дрожь по телу. — Пора возвращаться в семью. Хватит, набегалась.

3

Несколько месяцев спустя...

Резко сев на постели, прикладываю ладонь к груди, силясь избавиться от тревоги, сдавливающей рёбра. Кошмары перестали мучить меня пару лет назад, но в последние месяцы они снова вернулись.
Правда, сон изменился...
Теперь вместо трагичного выступления мне снится преследование и липкий страх от того, что я не могу оторваться от погони.

Скажите на милость, кто в здравом уме станет похищать собственную сестру?
Мой неадекватный старший братец — Артём Князев! Этот парень возомнил себя вершителем судеб, наворотил дел и оставил меня их расхлёбывать.

Выравняв дыхание, убираю неприятно прилипшую к шее прядку волос и, откинув одеяло, поднимаюсь с постели. Солнце вовсю освещает комнату, щедро заливая её мягким светом, и это заметно улучшает моё дрянное состояние. Солнышко здесь нечастый гость, поэтому я без раздумий несусь босыми ногами к панорамному окну. Деревянный пол тихо поскрипывает под шагами, но я привыкла к этому звуку.

Остановившись у прозрачного стекла, подставляю лицо под тёплые лучи, получая ни с чем не сравнимое удовольствие. Настроение, болтающееся где-то на уровне плинтуса, взлетает вверх, вызывая на губах блаженную улыбку.

В детстве я обожала приезжать в наш загородный дом недалеко от городка Фэрбенкс на севере штата Аляска. Отсутствие соседей, полное уединение в месте, со всех сторон окружённом заснеженными деревьями, казалось настоящим раем. Главное — чтобы папа и старший брат были рядом.

Но больше всего я любила умопомрачительный вид, открывающийся из моей спальни на втором этаже. Каждый раз я смотрела на гигантское озеро, которое застывало от свирепых морозов, и не могла налюбоваться кристально чистым льдом.

Лёд был для меня всем...

Глядя на него сейчас, я не испытываю ничего, кроме разочарования в самой себе. Я не была здесь целых пять долгих лет, и лучше бы такая возможность больше не представлялась. Ведь каждый уголок — это мучительное воспоминание о нашей разрушенной семье.

Отвернувшись от озера, будто увидела нечто ужасное, решаю умыться и привести себя в порядок. Однако по пути в ванную останавливаюсь у винтажного комода. Взгляд замирает на стоящей фотографии в золотистой рамочке. С неё на меня смотрит давно исчезнувшая Адалин — наивная девочка с горящими от счастья глазами. Она стоит в окружении старшего брата и отца.

Кто бы мог подумать, как сильно изменятся наши жизни...

Всем сердцем и душой я презираю Артёма за то, что он поместил меня в эту капсулу времени! Ему плевать на мои чувства, на мою жизнь. Брата волнует лишь он сам и его собственные проблемы.

Преследования и контроля над моей жизнью ему было мало, и он решил насильно заставить меня выхаживать его криминального дружка — такого же мафиози и убийцу — Джона грёбаного Грея, находящегося в коме.

Теперь я застряла вдали от цивилизации с бандитом, официально мёртвым для всего мира. И я должна вернуть его к жизни любыми путями, хочу того или нет.

Зажмурившись, делаю пару глубоких вдохов, договариваясь сама с собой.

Давай, Делла, ты находишься не на курорте, а с миссией по спасению одного слишком самовлюблённого бандита. Лишнего времени на самобичевание и погружение в прошлые травмы нет.

От меня действительно зависит жизнь другого человека, поэтому, быстро приняв душ, спешу к пациенту, чтобы приступить к прямым обязанностям.

— Доброе утро! — любезно здороваюсь, как делаю это всегда.

Говорят, что люди, находящиеся в коме, слышат, когда с ними разговаривают, поэтому я стараюсь болтать с Джоном почаще. В основном мои монологи состоят из размышлений о моральных ценностях, а также о том, как плохо вести бандитский образ жизни и к чему он приводит.

Спойлер: к коме.

Ну, думаю, он и сам это знает. Или догадывается. А если не догадывается, то после пробуждения я позабочусь о том, чтобы Грей уяснил эту истину.

В помещении стоит умиротворённая тишина, нарушаемая лишь характерным пиканьем кардиомонитора и слабым жужжанием кислородного концентратора. Мой нелюбимый пациент лежит неподвижно, как делал это вчера и позавчера. Как последние два месяца.

Джон Грей — бандит, приближённый к главарю чикагской мафии Адаму Коулману. Именно враги Адама расстреляли Джона на открытии ресторана. Самое ужасное — правду о том, что Грей жив, знают только я, Артём и ещё несколько человек. Для всего остального мира он официально мёртв. Именно поэтому мы спрятаны на Аляске и вместе с помощником всеми силами боремся за его жизнь.

Собирая волосы в высокий тугой хвост, оглядываюсь вокруг. Комната уставлена необходимыми медицинскими аппаратами. Артём позаботился о друге, превратив дом нашего покойного отца в реанимацию. Честное слово, даже клиника, где я работаю, не имеет такого качественного оборудования.

Конечно, для мафии нет ничего невозможного. Я уже и забыла, каково это — жить в их безнаказанном, жестоком и кровавом мире. Там, где убийства и месть встречаются ежедневно. Там, где рискуют жизнью, словно она не стоит и цента. Там, где у детей отнимают их отцов...

4

— Погодка сегодня шикарная, — встряхнув головой, отгоняю подкравшуюся злость и принимаюсь за утренние процедуры.

Не знаю почему, но по привычке я перехожу с английского на родную русскую речь. Папа растил нас в любви к родине, несмотря на жизнь в Штатах, и с самого детства разговаривал с нами исключительно на русском. В отличие от старшего брата, я говорю на нём практически без акцента.

— Жаль, что ты не можешь увидеть эти пышные сугробы за окном, — взяв мужскую, немного прохладную руку, проверяю медленный, но чёткий пульс на запястье. — Вот распахнул бы свои наглые глазки да поглядел.

Рассказывая всякую ерунду, которую он, при желании, бы не смог понять, начинаю утренний осмотр. Как и всегда, первым делом кожа.

Осторожно отодвинув край майки, осматриваю спину, лопатки, крестец. Пролежней нет, но кожа в этих местах красноватая, значит, нужно перевернуть его и обработать. Задача не из лёгких, учитывая, какого Джон крупного телосложения.

— Ты, небось, из качалки не вылазил, да? — спрашиваю, приподнимая и поворачивая его набок. Подложив подушку под спину, беру с тумбочки специальную мазь и наношу тонким слоем на уязвимые места. — Чтобы девчонок соблазнять? Ой, брось, можешь не отнекиваться! Всё-то я про тебя знаю, ловелас!

Если бы кто-то услышал это со стороны, явно посчитал бы меня сумасшедшей.

Продолжая веселить саму себя дурацкими разговорами в пустоту, перехожу к гигиенической части. Сходив в прилегающую к спальне ванную, набираю в миску тёплую воду и разбавляю её небольшим количеством антисептического раствора. Поясница ноет от тяжести, но я игнорирую собственное состояние.

Взяв тряпочку, аккуратно протираю Джону лицо, шею, руки. Влажными салфетками — подмышки и грудную клетку. Осторожно раскрыв одеяло, вытираю ноги. Сглотнув, подмечаю, что они ещё сильнее похудели, а мышцы ослабли.

— Когда придёшь в себя, ты мне будешь обязан, понял? — наклоняюсь, заглядывая в его безмятежное лицо. — Ибо кому ещё, будучи в здравом уме, я стану обрабатывать рот?

Если его не чистить, начнут скапливаться бактерии, вызывая инфекции. Смочив специальную медицинскую губку в хлоргексидине, бережно поднимаю губу и провожу по дёснам, затем — по внутренней стороне щёк. Потом прохожусь по губам: они слегка сухие и потрескавшиеся. В завершение намазываю их бальзамом для смягчения.

Закончив с гигиеной, подмечаю, что Грей выглядит значительно свежее. Или мне так кажется?

В завершение утренних процедур подсчитываю запасы физраствора. Его хватит ещё на пару дней, но лучше закупиться сегодня.

Убедившись, что всё в порядке, со спокойной душой иду выпить стакан воды, а если повезёт — и позавтракать.

— Выглядишь невыспавшейся. Опять всю ночь аппараты мониторила? — Ной протягивает кружку с ароматным, дымящимся кофе, едва я успеваю войти на кухню. — Держи, взбодрись.

— Ага, у него поднялась температура. Были такие сильные судороги, что билась с ними почти до пяти утра, — с удовольствием принимаю божественный напиток, благодарно улыбаясь. Терпеливость — не мой конёк, поэтому, сделав слишком большой глоток, обжигаю горло. — Ауч, горячо-то как!

— Аккуратно, Делла, — смеётся он, отставляя свою кружку на столешницу. — Надо было меня разбудить, я бы подменил.

Ной — медбрат, помогающий мне с Джоном. По плану моего маниакального братца я должна была находиться здесь одна. Благо старый друг нашего покойного отца, дядя Паша, образумил его, объяснив все риски.

Одна бы я не справилась, поэтому именно Ной выполняет всю тяжёлую работу. Поднимать довольно-таки крупного мужчину на постоянной основе мне не по силам, но он справляется отлично.

Во избежание пролежней он меняет положение тела Джона каждые два–три часа, следит за мочевым катетером и промывает его. А ещё на плечах Ноя — чистка снега на территории и заготовка дров для камина.

— Ты дежурил предыдущие сутки, это было бы нечестно, — усевшись на барный стул, потираю лицо рукой. — Во сколько выезжаешь?

— Допью и сразу выдвинусь. По новостям было предупреждение о метели. Боюсь, если не успею до того, как начнёт заметать, застряну в городе на ночь, — помимо прочего, Ной раз в две недели ездит за продуктами и необходимыми медикаментами. — А запасы уже на исходе. Зря мы так затянули на этот раз, нужно было смотаться до снегопадов.

— Будь осторожен в дороге. Да и вообще… — в очередной раз даю напутствие и прошу его сильно не болтать с любопытными местными. Наше местонахождение — строгий секрет, и лишние вопросы нам ни к чему. — Список взял?

— Взял, — достав из заднего кармана джинсов сложенный листок бумаги, демонстрирует написанный мною от руки список. — Что-нибудь хочешь добавить?

— Нет, это всё, — отказываюсь, отрицательно цокнув. К составлению списков необходимого я подхожу очень щепетильно. — Только не забудь, как в прошлый раз, бинты для перевязок.

Ной уезжает в город, а я, допив кофе, возвращаюсь к Грею. Забравшись с ногами на кресло около его кровати, кладу голову на спинку, задумавшись.

Когда уже закончится этот день сурка? Одно и то же, по кругу.

В некоторые моменты я злюсь и ненавижу себя за то, что больше ничем не могу ему помочь. А ещё больше ненавижу Артёма за то, что он втянул меня в это. Я акушерка и должна помогать младенцам появляться на свет, а не выхаживать мужчину в коме после пулевых ранений. Как я вообще до такой жизни докатилась?

5

Я почти теряю счёт времени, сидя у кровати Джона. Вообще, дни здесь тянутся невыносимо медленно. Мы как будто застряли в вечной зиме — со снегопадами, морозами и короткими световыми часами.

Иногда кажется, что он уже не проснётся. Мысль о том, что я могу остаться запертой в этом доме на долгие годы, так пугает, что хочется выть волком.

Конечно, я говорю себе, что нужно держаться. Совсем скоро Грей откроет глаза, и весь этот кошмар закончится, но получается плохо. Статистика выхода пациентов из комы в специализированных клиниках удручает, а в нашем случае это вообще кажется настоящим чудом.

Часы на стене отбивают монотонный ритм. Бросив короткий взгляд на руку, замечаю выглядывающий из-под водолазки шрам. Он тянется практически от локтя до самого запястья, напоминая о самом страшном дне в моей жизни. Выдохнув, натягиваю ткань вниз, скрывая уродство, красующееся на таком уже неидеальном теле.

Лежащий на тумбочке телефон начинает вибрировать, вырывая меня из грустных размышлений. Взяв его, принимаю входящий видеозвонок от Алекса.

— Привет, малышка, — с экрана на меня смотрит привлекательный парень в медицинском костюме голубого цвета.

— Привет-привет! — вымученно улыбаюсь, а сердце тотчас сжимается от подступившей тоски.

Поднявшись на затёкшие ноги, прихрамывая, выхожу в коридор, не желая тревожить Джона. Понимаю, это, небось, глупо, но мне неудобно вести личные беседы при нём. Словно это неправильно.

— Сил больше нет, жутко соскучился. Сутки напролёт о тебе думаю, — Алекс плюхается на диван в ординаторской, а я не могу налюбоваться красавчиком, которого урвала. Пшеничные волосы идеально сочетаются с его голубыми глазами и идеально ровными, белоснежными зубами. А про высокий рост уж молчу! — Когда уже там ваш стационар закроется, и ты вернёшься домой?

— Придётся задержаться ещё на какое-то время, — прислонившись к прохладной стене, виновато поджимаю губы. — Я тоже по тебе сильно соскучилась!

В Нью-Рошелле, городе в округе Вестчестер, всего в тридцати минутах езды от Нью-Йорка, я чувствую себя по-настоящему умиротворённо. Именно там я обрела новый дом — отчасти благодаря Алексу. И, видит Бог, больше всего на свете в данный миг я хочу оказаться именно там, рядом с ним.

С Алексом мы знакомы несколько лет. Поначалу общение сводилось к уровню коллег, затем переросло в хорошую дружбу, а потом уже и в нечто большее. Он — первый и единственный мужчина, что смог подобраться ко мне так близко. Официально в статусе пары мы находимся семь месяцев. Срок довольно-таки большой, учитывая, что это мои первые отношения.

— Давай я приеду на выходных?

— Милый...

Едва ли успеваю раскрыть рот, чтобы тактично отказать, он перебивает:

— Делла, я знаю и понимаю всю степень секретности твоей работы там, но мы можем пересечься на нейтральной территории, — настаивает, без капли агрессии. — Я остановлюсь в гостинице. Всё обсуждаемо, только дай согласие.

— Нет, нельзя, — слова даются с неистовым трудом. Предложение любимого безумно заманчиво, но я не имею права рисковать безопасностью.

— Сколько недель мы на расстоянии? — немного резче, чем положено, задаёт, скорее, риторический вопрос. — И сколько ещё продлится твоя командировка?

— Алекс, ты прав на двести процентов, — в нервном жесте зачем-то потираю рот ладонью. — Придётся потерпеть ещё немного.

— Ты не хочешь меня видеть? Проблема в этом?

С Алексом спокойно, уютно и надёжно. А ещё он терпит мой несносный характер и принимает всех тараканов в голове. Не упрекает и не заставляет делать то, чего я не хочу и к чему не готова. Он — моя тихая гавань взамен той насыщенной жизни, что у меня была в прошлом. Поэтому сейчас его поведение вызывает лёгкое недоумение.

— Что? Нет! — обескураженная таким поворотом событий, в первые секунды не нахожу, что ответить. — Откуда взялись эти глупости?

— Не знаю, показалось, — будто удивлённый собственным словам, пожимает плечами. — Я просто боюсь потерять тебя, Адалин.

От искреннего признания в груди что-то болезненно ёкает. Я важна для Алекса, и я ему нужна. По-настоящему нужна...

— Не потеряешь, — голос предательски срывается. В последнее время я стала слишком уязвимой. Малейшее прикосновение к хрупкому внутреннему миру вызывает всплеск эмоций, и мне это не нравится. Не хочу быть ранимой. Ничем хорошим пять лет назад это не закончилось. — Совсем скоро я вернусь, и мы никогда-никогда не расстанемся.

— Да, потому что я тебя больше никуда не отпущу. А если попробуешь — свяжу и посажу рядом со мной в ординаторской.

— Доктор Харрис, вас срочно вызывают в операционную! — звучит неожиданно, и Алекс резко поворачивает голову, нахмурив брови.

— Что случилось? — его голос становится чётким, собранным и жутко профессиональным.

— Политравма. Привезли мужчину после аварии, — торопливо отвечает медсестра. — Состояние нестабильное, нужна немедленная операция.

— Надо идти, — Алекс быстро поднимается на ноги, обращаясь уже ко мне. Из-за плохого интернет-соединения качество видео заметно ухудшается. — Созвонимся позже?

— Конечно, — ободряюще киваю, понимая, что мысленно доктор уже анализирует полученную информацию и готовится к битве за пациента. — Удачи!

6

Алекс раз за разом доказывает, что он достойный мужчина. Помимо того, что он лучший хирург в округе, он ещё и человек замечательный — чуткий и безумно отзывчивый, переживающий за каждого пациента, словно за близкого родственника.

Как показала практика, я так не умею. Стараюсь, но не могу отбросить злость на криминальный мир, в котором была рождена и оказалась снова втянута из-за Джона.

И в то же время я не могу ненавидеть человека, чьё состояние зависит от меня. Его пытались убить, чёрт возьми! Кто-то хотел смерти Джона Грея! Желали стереть его с лица земли и заставить людей забыть это имя.

Никто не заслуживает, чтобы на него покушались, вонзали кучу пуль в спину, а затем сбегали. Отнимали месяцы жизни и ломали судьбу! Кем они себя возомнили? Вершителями судеб? С какой стати один человек решает, будет ли жить другой?

В комнату я возвращаюсь с лютой злостью на обидчиков Грея. Поставив ему капельницу, дотошно проверяю, как идёт жидкость.

Кап… кап… кап…

Маленькие стекающие капли успокаивают расшатанные нервы. Есть ощущение, что мне нужны успокоительные, ей-Богу. Завожусь с пол-оборота. Почему-то именно сегодня вечером я ощущаю особенное напряжение. Как будто что-то должно произойти.

Смотря на расслабленное лицо Джона, не верится, что этот человек — преступник. Вообще, помимо своей криминальной деятельности, для отвода глаз он имел довольно-таки крупный бизнес в виде баров и ресторанов. А ещё говорят, Джон много помогал нуждающимся людям. Поэтому его «смерть» вызвала огромный общественный резонанс. Об этом кричали из каждого утюга, во всех новостях, в видеороликах в социальных сетях рассказывалось о зверском убийстве Джона Грея.

Признаться честно, и я, увидев в одном из пабликов его фотографию и статью с кричащим заголовком: «Молодой бизнесмен расстрелян в центре Чикаго», зависла на пару секунд перед экраном, затаив дыхание.

В прошлом году, устав от чуткого контроля, я захотела немного передохнуть, разработала, как мне казалось, идеальный план для побега. Я всего лишь хотела слетать в отпуск к родственникам в Россию, но любимый старший братец и его дружок Джон помешали планам. Именно Джон насильно вернул меня в Штаты из Канады, где я старалась затеряться на время и замести следы.

С тех пор моё мнение о Грее и всех дружках Артёма слегка предвзято.

Нужно ли объяснять, что я испытала несколько месяцев назад, когда меня похитили посреди бела дня, привезли в Нью-Йорк и показали Джона живым? Ну, живым — громко сказано, находящимся в коме.

Опешила ли я? Ещё как! Такой трюк даже для психопата Артёма — перебор, честное слово.

И вот мы здесь. Так сказать, мотаем свой срок на Аляске.

За окном постепенно темнеет. Вечернее время суток берёт бразды правления в свои руки. Отплясывающие язычки пламени из разожжённого камина отражаются на противоположной стене, создавая загадочную и уютную атмосферу.

Постепенно я уже начинаю переживать, что Ной мог застрять на трассе из-за плохих погодных условий, но звук подъезжающей к дому машины заставляет встрепенуться и спешно выйти навстречу.

— Ты поела? — спрашивает с порога вернувшийся помощник. Ной держит в руках несколько бумажных пакетов с продуктами, лучезарно улыбаясь. — Я привёз свежеиспечённый багет. Проезжал мимо пекарни и не смог устоять.

— Пахнет волшебно, — до рецепторов тут же доносится тёплый аромат свежего хлеба, словно его секунду назад достали из печи. — Поужинаем вместе? — забирая покупки, в очередной раз подмечаю, какой Ной хороший и заботливый парень.

Первое время мне было трудно находиться с мужчиной в одном доме, но со временем пришлось привыкнуть. Каким бы придурком ни был Артём, он не отправил бы со мной ненадёжного человека.

— По правде говоря, я на это и рассчитывал, — лукаво заявляет, просияв белоснежной улыбкой. — Только остальное с багажника занесу.

Для начала мы разбираем занесённые Ноем кульки и раскладываем по местам. Я щепетильно сверяю, всё ли куплено по списку, чтобы потом не столкнуться с неприятным сюрпризом в виде нехватки определённых медикаментов. А вот уже после мы готовим быстрый ужин из коробки «Мак-н-чиз», или, на русском, — макароны с сыром.

— Наш пациент когда-нибудь очнётся? — Ной не из тех, кто ходит вокруг да около. Этот парень любит вываливать всю правду и задавать вопросы в лоб, без боязни обидеть собеседника.

— Он обязан это сделать, — не отрывая взгляда от хлеба в руках, отщипываю от мякиша небольшой кусочек и макаю в оставшийся сырный соус на тарелке.

— Ты же понимаешь, что, по-хорошему, он уже давно должен был это сделать? — произносит спокойно, отпивая сок из кружки.

— Значит, ещё не время, — с грохотом отодвинув стул, встаю с места. Вытерев ладошки о кухонную салфетку, отношу свою посуду в раковину. — Отдохни немного. Сегодня ночью дежуришь ты, иначе, если я не высплюсь, то отправлюсь следом за нашим другом.

Мне не нравятся такие разговоры, как и мысль о том, что он прав. По дороге к Джону я лихорадочно размышляю над словами Ноя. По всем показателям Грей действительно давно должен был прийти в себя.

«Может быть, дело в том, что он сам этого не хочет?» — подсказывает внутренний голос.

7

Ворвавшись в комнату подобно урагану, размашистым шагом подхожу к кровати с чётким намерением вытащить засранца с того света.

Есть два варианта исхода событий. Первый - Джон очнётся. Второй - с Аляски меня увезут прямиком в дурку.

— Ты же не из тех, кто сдаётся, — останавливаюсь около постели, глядя на него сверху вниз. — Я тебя знаю. Ты упрямый, наглый и мерзко самоуверенный тип. Так какого чёрта ты здесь разлёгся и не двигаешься?

В ответ звучит лишь тишина, как и всегда.

— Неужели не хочешь отомстить? Спросить с тех, кто посмел напасть на тебя? — решаю банально надавить на бандитскую гордость. — Ваши враги, небось, насмехаются, сидя в своих домах. Кичатся тем, что убили того самого Джона Грея!

Тяжело выдохнув, сжимаю челюсть. Он выглядит таким беззащитным, что аж смешно, если подумать. Ещё недавно этого типа боялся целый город, а теперь он лежит беспомощный и неподвижный!

— Знаешь, я считаю тебя эгоистом. Да-да, всё именно так! Думаешь лишь о себе одном! — в порыве, наклонившись, тычу указательным пальцем в его грудь.

Внутри меня чёрными пятнами расползается вселенская злость и обида.

— Тебя не волнует, как там Адам? Ты оставил его одного справляться со всеми проблемами. Бросил целый Чикаго на произвол судьбы! А как же те, кому ты помогал? Кого опекал? Люди остались одни, без твоей поддержки. А если у Адама отберут Чикаго? Что будет с твоим другом? О, Боже, а если на него тоже устроят покушение?.. Убьют?..

Не помогает.

Это всё не помогает...

Что бы я ни сказала - этого недостаточно.

Ощущение, будто из меня выкачали всю жизненную энергию. В один миг ноги подгибаются, больше не в силах удерживать свою неугомонную хозяйку. Грузно опускаясь на край кровати, уставляюсь в стену, не моргая.

— Раньше я не задумывалась о том, что хочу свою собственную семью. Это казалось чем-то далёким и призрачным, ведь блестящая карьера олимпийской чемпионки стояла на первом плане. Я была молодой, наивной и в какой-то степени даже инфантильной, — впервые признаюсь вслух об одном из тайных переживаний. — Только потеряв всё и оставшись у разбитого корыта, поняла, какого это провести годы в пустоте и одиночестве. Тебя вроде окружают люди, ты смеёшься, общаешься, но, возвращаясь домой, оказываешься один на один с собственными демонами.

Сделав глубокий вдох, собираю волю в кулак, чтобы озвучить самое главное.

— И я наконец-то нашла человека, с которым не чувствую себя одинокой, понимаешь? Мужчину, готового терпеть мои закидоны и психологические травмы. Готового ждать, когда буду готова к большему, и готового подарить ту самую желанную семью и защиту, — сморгнув подступившую слезу, поворачиваю голову, всматриваясь в безмятежное лицо Грея. — Но сейчас наши отношения под угрозой из-за моего нахождения здесь и секретности твоего состояния. Просто... я боюсь потерять его и опять остаться одной.

Тяжело изливать душу, даже если собеседник не отвечает и не оказывает поддержки. Говорить волнующие и важные для тебя вещи всегда не просто, ведь ты показываешь слабость.

— Я так устала, Джон. Ты моя единственная надежда на свободу, без тотального контроля и слежки старшего брата, — шепчу, практически не шевеля губами. Нащупав прохладную мужскую ладонь, беру его в свою, крепко сжимая. — Хочу жить без оглядки на прошлое, понимаешь? Строить карьеру и отношения, зная, что за мной не следят. Ты же знаешь, Артём не позволит мне съехаться с кем-то. А я так устала жить в тишине своей квартирки...

Я отреклась от брата пять лет назад, но он всё равно продолжает тащить меня обратно. Эти напоминания бередят раны и заставляют снова возвращаться в прошлое. Господи, как же я замучалась ходить под постоянным прицелом у охраны Артёма. Его маниакальное преследование сидит в печёнках.

Где-то в душе я надеюсь, что аппараты подскажут, что Джон меня слышит. Ведь если это так, то сердце должно отреагировать, то пульс хотя бы дёрнется. Он ведь не может не слышать… Не может не чувствовать, что не один. Я рядом. Искренне хочу помочь ему вернуться и спасти нас обоих.

8

— Джон, ты нужен здесь, слышишь? Ставлю сотку на то, что ты ещё не закончил дела на нашей грешной земле, — усмехаюсь сквозь стекающие по щекам горькие слезинки. — Тебе тоже в обязательном порядке нужно завести семью, детей. Нарожать маленьких бандитов и построить ещё одну криминальную империю! Такой красивый генофонд не должен прерываться. Это грех!

Хохотнув, умолкаю, неловко поджав губы.

— Уверена, где-то там тебя ждёт красавица, которую ты осчастливишь, — добавляю уже спокойнее и более задумчиво.

Отпустив прохладную руку, вытираю слёзы, и в этот момент всего на секунду мне мерещится шевеление его ладони. Лёгкое, едва заметное. Всплеска адреналина заставляет подскочить на ноги и с удивлением уставиться на пациента.

Рука Джона, которая все эти дни лежала неподвижно, вдруг чуть дёргается. Я замираю, не веря своим глазам, и жду, что дальше случится чудо, но, естественно, ничего не происходит. Грей также продолжает лежать неподвижно.

После откровенного разговора моя нездоровая фантазия заставила мозг поверить в невозможное.

Просто показалось...

— Я хочу, чтобы ты жил! Очнулся и отпустил меня! — выпаливаю в сердцах, даже не задумываясь о том, что Ной может услышать.

Господи, я схожу с ума. Действую на эмоциях, как ненормальная. Шмыгнув носом, проглатываю обиду и злость на бурное воображение и спешно выбегаю из помещения, скрываясь на втором этаже в спальне.

Чувствую себя такой уязвимой. Открывшей душу, а в ответ получившей плевок. Я была уверена, что, услышав мой монолог и просьбы, он очнётся. Найдёт в себе силы вернуться к жизни.

Но получила от судьбы лишь отрезвляющую пощёчину.

Всё. Хватит! Больше не могу так...

Во мне будто лопается последняя нервная клетка. Осознание, что я доведена до точки невозврата и как прежде больше быть не может, обрушивается подобно снежной лавине. Хочу домой, к Алексу...

Забежав в ванную, останавливаюсь у зеркала, оперевшись ладонями о раковину. В голове уже рисуется план побега из этого плена. Я не готова провести годы в ожидании!

Уставшее, доведённое до изнеможения отражение смотрит на меня, насмехаясь. Сняв резинку с потрёпанной причёски, откидываю копну волос назад, уставляясь на проклятый шрам на лбу. Пальцы инстинктивно тянутся к нему, можно подумать, хотят содрать вместе с кожей. Замерев, я всё же вовремя останавливаюсь с занесённой рукой. Однако, поднеся запястье ближе ко рту, как вампир впиваюсь зубами в плоть.

Резко пронзившая кожу боль помогает отвлечься, так я удерживаю себя в реальности, не позволяя разуму удариться в безудержную истерику. Барахтаюсь, так сказать, на плаву, не переходя черту. Я делала так, когда лежала в больнице после травмы. Тогда это было единственное, что я могла контролировать в разрушившейся жизни.

Лишь почувствовав невыносимую пульсацию, разжимаю челюсть и трясущимися пальцами открываю кран. Ополаскиваю лицо прохладной водой, окончательно успокаиваясь.

— Адалин! — резкий крик Ноя, как гром среди ясного неба, доносится с первого этажа. — Адалин, скорее! — зовёт он более тревожно.

Я замираю в той же позе, склонившись около раковины. Сердце пропускает удар от охватившего тело волнения. Не помню, каким образом спускаюсь вниз, перепрыгивая через ступеньки, всё в густом тумане от паники. Боль от удара плечом о дверной косяк слегка отрезвляет, заставляя прийти в себя.

Вбежав в комнату Джона, первым делом я вижу Ноя, стоящего рядом с кроватью и растерянно глядящего на него. Едва ли успеваю отдышаться, как вдруг раздаётся звук. Слабый, но отчётливый. Приборы, до этого мерно отсчитывавшие секунды молчаливого состояния пациента, вдруг изменяют ритм. Один писк, второй.

Я перевожу взгляд на Джона в тот самый миг, когда его пальцы шевелятся, как будто пытаются ухватиться за плед.

— Что ты сделал? — в горле пересыхает, словно я не пила целую вечность. — Ты что-то вводил ему?

— Ничего! — в замешательстве отвечает помощник. — Я ничего не делал!

На ватных ногах спешно подхожу ближе, до конца не осознавая, что это не сон или галлюцинация. Ной обходит постель, вставая по другую сторону.

— Джон? — зову неестественно тихо, боясь разрушить момент происходящего.

Мужские ресницы заметно вздрагивают от моего голоса. Веки слегка приподнимаются, но тут же опускаются обратно. Ощущение, что это малейшее движение отняло у него все силы.

— Грей, дай знак, если ты меня слышишь, — голос предательски дрожит, но мне плевать, ибо Джон делает очередную попытку. Теперь его рука двигается чуть заметнее, он явно прилагает все усилия. — Не торопись.

— Чёрт… — выдыхает Ной.

— Я рядом, — хватаю дрожащую ладонь и крепко сжимаю, чтобы Грей чувствовал меня.

Писк приборов становится чаще, вызывая по коже морозные мурашки. Кажется, что я не могу дышать от волнения. Мною овладевает радость вперемешку с облегчением и в то же время неописуемым страхом.

Секунда — и вдруг... Джон открывает светлые глаза.

9

Жизнь — это не кино, и чудес в ней не случается. Сегодняшняя ночь тому прямое подтверждение. Она оказалась самой сложной за всё пребывание на Аляске. Без понятия, что хуже: то, что Джон не приходил в себя, или то, каким образом происходило его возвращение.

Безумно медленно и очень волнительно...

Сначала пациент просто открывал глаза, реагировал на голос и прикосновения. Делал слабые попытки пошевелиться, но не более. Его дыхание менялось со скоростью света: то становилось глубже, то сбивалось в своём ритме.

Через несколько часов мутный взгляд был расфокусирован, но Джон уже делал попытки заговорить осипшим, невнятным голосом. В его голове явно запустился процесс восстановления цепочки событий, несмотря на спутанность сознания.

В какой-то миг, судя по всему, к нему вернулись последние воспоминания о произошедшем (а это именно момент нападения), и Джон запаниковал. Его красивые голубые глаза, с казавшейся внутри бездонной пустотой, бегали в разные стороны. Руки дрожали, и ощущалось явное волнение, как будто всё тело пробирал мелкий тремор.

Пришлось вежливо попросить Ноя выйти из комнаты, чтобы Грея не раздражало и не нервировало незнакомое лицо. Сама же я приложила все усилия, успокаивая пациента. Разговаривала с ним, подобно ребёнку, и уверяла, что всё страшное позади.

Джон уснул только под утро и проспал следующие сутки, ни разу не просыпаясь.

Все эти часы я не могла найти себе места, переживая: вдруг он снова впал в кому? Моя тревожность зашкаливала, так что приходилось без конца проверять, ровно ли дышит. Приносило облегчение лишь то, что Джон выглядел уставшим и измученным человеком, нуждающимся в отдыхе, а не болезненно бессознательным.

Честное слово, я уже сбилась со счёта, какая это бессонная ночь и когда нормально спала. Я не могла оставить Джона, поэтому периодически «отключалась», сидя в кресле рядом с постелью. Ной, можно сказать, заставлял пойти к себе в комнату, но я была категорична. Не хотелось доверять Грея Ною.

Сама не знаю, почему не смогла этого сделать.
Возможно, дело в том, что я привыкла держать ситуацию под чутким контролем, без вмешательства третьих лиц.

Вечером следующего дня, под мирный треск камина, я, как обычно, балансирую между сном и явью. В голове вихрем носится куча мыслей: как долго займёт выздоровление? Через сколько я смогу поехать домой? И самое главное — каким образом Джон вернётся в Чикаго, ведь официально он мёртв? Плюс ко всему без документов?

— Воды...

Помещение разрезает хриплый шёпот, вырывая меня из пучины размышлений. Бедное сердце замирает, а после срывается в бешеный галоп, отдаваясь гулкими ударами в груди. Сбросив вязаный плед на пол, подскакиваю на ноги в рекордно короткие сроки.

— Сейчас! — сон, как рукой снимает.

Подбежав к тумбочке, поднимаю бутылку негазированной воды — благо всё было заранее подготовлено Ноем на случай экстренного пробуждения.

— Тише, не напрягайся, — зачем-то инструктирую Грея, медленно поднося ложку с налитой в неё жидкостью.

Разомкнув сухие губы, он с усилием проглатывает несколько капель.

Джон закрывает глаза на несколько долгих секунд. Кажется, что пациент снова отключается, но через мгновение он морщится, будто от боли, а затем открывает их.

По телу проносится заряд электрического тока от столкновения взглядов. Его — глубокий и измождённый, мой — напряжённый и до ужаса внимательный.

Я не знаю, узнаёт ли он меня или пялится, потому что больше не на кого смотреть?

— Ещё? — неловко уточняю, смутившись от пристального внимания.

— Где... я? — наконец выдавливает таким слабым голосом, что я едва его слышу.

— На Аляске, — отвечаю, борясь со вздымающейся от волнения грудной клеткой. — Ты в безопасности, — спешно добавляю, чтобы пациент не разнервничался.

Джон напрягает мышцы, можно подумать пытается пошевелиться, но тут же хмурится — тело его не слушается.

— Всё нормально, — делаю нервный взмах рукой, спеша объясниться. — Ты долго был без сознания. Организму нужно время для восстановления.

— Сколько?

Непроизвольно сглотнув, вдруг чувствую, поднимающийся тошнотворный ком к горлу. Становится жутко стыдно.

Я ныла и проклинала брата за то, что оказалась в этом месте, но кто здесь главная жертва? В первую очередь у Джона отняли нормальное существование и лишили права выбора. Только мне за нахождение на Аляске пообещали свободу, а ему?

— Долго, — еле заметно киваю головой в подтверждении слов, не желая говорить более точно.

— Делла... не юли, — не взирая на состояние, видит, что я увиливаю от ответа.

— Почти два месяца, — сухо констатирую факт, потупив взгляд.

Грей молчит. Ничего не отвечает, переваривая услышанные новости. Для него произошедшее нападение было буквально последним воспоминанием, словно это произошло вчера. Ему необходимо осмыслить, принять и свыкнуться с услышанным.

— Два месяца... — повторяет сиплым голосом, подтверждая мои мысли.

Молча киваю, не зная, что ещё добавить. Да уж, особо общительной и добродушной меня не назовёшь.

10

Без понятия, какого чёрта, но предположение о том, что именно мой брат мог устроить покушение, кажется оскорбительным.

— Не понимаю... — Уставившись в потолок, Грей делает несколько глубоких вдохов и выдохов. — Дай ещё воды.

«Конечно, господин!» — язвит проснувшаяся внутренняя стерва.

Повторив движения, как и в первый раз, я набираю жидкость в ложку и неторопливо пою вышедшего из комы.

— Если коротко, то Артём был вынужден обмануть всех ради твоего спасения, — оправдываю дьявола воплоти, устроившего нешуточную заварушку. — Он посчитал, что если не сделает этого, то в следующий раз ты уже не сможешь выкарабкаться.

Сказав это, я осознаю, какую ошибку совершила. Нельзя говорить такие вещи человеку, только вернувшемуся практически с того света!

Просто желание показать истинные мотивы Арта и его огромное, в кавычках, сердце перевесило здравый смысл...

Дурная голова, ох, дурная!

Исподлобья наблюдая за Греем, представляю, какой хаос творится у него в голове. Моя бы, наверное, взорвалась от переизбытка эмоций и полученной информации.

— Почему? — Голос Джона начинает звучать более внятно и уверенно. Это хороший знак. Надеюсь, совсем скоро он встанет на ноги, а я стану свободной.

— У Адама много врагов, ты в курсе, — произношу виновато, за то, что сболтнула лишнего.

На самом деле этого Адама Коулмана, главаря Чикагской мафии, я в глаза не видела.

В помещении воцаряется гнетущее молчание.

— Адам? — Джон сжимает челюсти, а я, похоже, научилась понимать, что он хочет по одному короткому слову.

— Извини, всё это должен рассказывать мой брат, не я, — отрицательно мотнув головой, даю понять, что не собираюсь продолжать беседу.

— Говори, — гневно выдыхает Джон. — Быстро.

— Я ничего не знаю, — сглотнув, облизываю пересохшие губы. Мне бы самой водички выпить или чего покрепче.

— Боишься его?

Я? Артёма? Да за кого он меня принимает?

— Никого я не боюсь! — вскипаю, а потом осекаюсь.

Джон еле заметно ухмыляется, поняв, что поймал меня, надавив на больное место.

— Отвечай.

Я сжимаю пальцы в кулак, зная, что выхода нет. Всё равно рано или поздно он узнает, так что играть в «незнайку» бесполезно.

— Адам думает, что ты мёртв. Все так думают, — слова сами вырывается из моего рта, едва ли успеваю обдумать, как мягче преподнести информацию.

Почему я слушаюсь приказа?!

«Замолчи же ты, идиотка! Давай ещё все семейные тайны ему выложи» — вопит разум, желая прибить саму себя за глупость.

Джон замирает, а затем резко напрягается. Грей делает попытку сесть, но тут же скручивается, явно почувствовав адскую боль. Мужская рука дёргается, словно он хочет что-то швырнуть, но сил хватает только сжать простыню, сминая её в кулаке.

— Успокойся! — Испугавшись такой весьма агрессивной реакции, на свой страх и риск надавливаю на плечи, не давая ему двигаться.

— Проклятье... — Зажмуривает глаза, скривив лицо. — Отпусти!

Не могу представить, что он испытывает в состоянии беспомощности.

— Ты сделаешь себе хуже! — Сдерживаю вырывающийся из груди всхлип отчаяния, ощущая вину за его состояние.

— Отойди, — чувствую, как под пальцами напрягаются мышцы. Грей яростно борется с импульсом скинуть мою руку и снова попробовать подняться.

— Ты не сможешь встать, как бы ни пытался, — стараюсь достучаться, не зная, что добавить. Я вижу, как ему тяжело дышать и больно. И мне тоже от этого больно.

Правильно, накашеварила, вот и возись с ним. Помимо прочего, ещё в психолога поиграй.

— Мне нужно в Чикаго, — рычит сквозь зубы, но выходит, сдавленный звук.

Ой, какие мы злые. Боюсь-боюсь.

— Я понимаю, что тебе тяжело, но ты не можешь просто взять и встать, — наконец убираю ладонь с его плеча, отходя на несколько шагов. — Ни в какое Чикаго в таком состоянии ты не доберёшься.

— Я не могу... здесь оставаться! — упорно настаивает. Упрямый до невозможности!

Спокойно, Адалин. Дыши!

Давай, вдох – выдох.

Вдох – выдох.

Вдох – выдох.

Грею тяжело, войди в его положение. Ты взяла и вывалила на него всю информацию без подготовки. Любой человек, узнав, что он — живой покойник, придёт в шок и ярость.

Но и я не железная. Отсутствие сна, бесконечная нервозность и думы о будущем сводят с ума!

Проведя ладонью по лицу, вытираю внезапно вспотевшие ладошки о джинсы. Почему мне так чёртовски страшно? Это ведь всего лишь тот самый бессознательный пациент!

— Придётся, — пожимаю плечами, дескать, другого выхода нет, скрывая своё настоящее состояние внутри. — По крайней мере, в такой физической форме ты и до грёбаного окна самостоятельно дойти не сможешь.

11

Опасения по поводу того, что за Греем могут вернуться и добить, оказались напрасными.

Прошлым вечером я услышала более подробные детали произошедшего из телефонного разговора Джона с Артёмом. Подслушивать плохо, каюсь! Но порой это полезно делать, поверьте мне на слово.

Так вот, с заказчиком и всем кланом тех нелюдей, что напали на Джона во время открытия ресторана в Чикаго, Адам Коулман покончил. Причём сделал он это практически сразу же после «смерти» друга.

Получается, Артём подтолкнул главаря чикагской мафии к скорой расправе над врагами. Особых подробностей не знаю, но, похоже, у Адама были давние счёты с ними, и липовое убийство Джона стимулировало его к активным действиям.

Всё бы ничего, но тем самым заказчиком и противником Коулмана оказался родной дядя его жены! Услышав это, я даже прикрыла рот ладонью от удивления, чтобы, не дай бог, не спалиться, ахнув.

План Артёма оказался гениальным, только братец не учёл одного: Джону-то как теперь жить? Как появиться и взглянуть в глаза Адаму?

«— Эй, Адам! Привет, дружище! Ты похоронил меня пару месяцев назад, но я жив!»

Идиотизм, честное слово.

Неужели Джону придётся скрываться под липовыми документами, переехав в другой штат или страну?

Стоп. А почему меня это волнует? Пусть делает и живёт как хочет, это абсолютно не мои проблемы!

В общем, диалог у мужчин был долгий, затянутый и очень напряжённый. Я не слышала его целиком, но, зная брата, полагаю, что он достаточно достойно мотивировал свой поступок.

Казалось бы, я должна радоваться тому, что ситуация сдвинулась с грёбаной мёртвой точки. Джон пришёл в себя, достаточно быстро идёт на поправку благодаря тому, что перед комой был в отличной физической форме. Не последнюю роль играет высокая регенерация, а также сильная мотивация вернуться в прежнюю стихию.

Как и всегда, есть одно большое и жирное НО.

С момента пробуждения Грея прошло чуть меньше недели. За эти грёбаные четыре дня он искусно вытрепал мне все нервы, поиграл на моём самообладании и довёл до непреодолимого желания придушить неугомонного пациента. Впрочем, он продолжает делать это и по сей день

Джон постоянно порывается встать, не прислушиваясь к советам о постепенной реабилитации. Пререкается, бросает колкие фразочки, напрочь отбивающие желание продолжать ему помогать. Отказывается принимать лекарства, считая это всё химией. Мол, мы травим его организм!

Ох, а моменты, когда я делаю пассивную разминку в виде разгибания конечностей и лёгкий массаж для улучшения кровообращения, превращаются в настоящую пытку. Постоянные препирательства и токсичные ответы сидят в печёнках! Джон не воспринимает меня и, похоже, не собирается относиться ко мне всерьёз как к медику.

А уж про то, как он терроризирует бедного Ноя, вообще молчу. Боюсь, что парнишка скоро сбежит, бросив меня тут с этим психопатом наедине.

В общем, моё моральное и ментальное состояние на грани срыва и убийства. Держусь только на таблетках магния и одной оставшейся нервной клетке.

— Как самочувствие? — войдя в комнату, заношу поднос с тарелкой бульона и чашкой чёрного чая. Отставив его на тумбочку, прослеживаю ленивый взгляд пациента на не особо привлекательную еду и поднимаю жалюзи наверх, впуская солнечный свет.

— Охренительно, — Грей щурится от слишком яркого свечения, и я сдвигаю шторку немного вниз, дабы не мучить бедолагу. Хотя, учитывая его поведение, стоило бы подвести его к окну и заставить смотреть на солнце без очков. — Лежу вот, расслабляюсь.

— Ной говорит, что поставил тебе обезболивающий укол, — участливо интересуюсь, проигнорировав очередную порцию пассивно-агрессивного ответа. — Но ты не сказал ему, что конкретно болит?

Грей командует Ноем так, будто тот его помощник или, ещё хуже, личная шестёрка. Отдаёт приказы и не желает нормально контактировать, игнорируя вопросы и просьбы.

Джон привык быть главным в Чикаго, управлять большим количеством солдат в их клане. Оказавшись в таком положении, вдали от дома, он нашёл себе жертву и отыгрывает роль злобного мафиози, злясь на собственное состояние.

— Сердце, — произносит наигранно грустным и опустошённым голосом. — Вылечишь меня, док?

— Если будешь хорошо себя вести, — не оставаясь в долгу, придаю себе толику загадочности.

— А если буду плохо? Накажешь?

«Терпение, Адалин!» — успокаиваю себя внутренне. — «Не ведись на провокации. Он прощупывает твои границы, хочет найти ту самую черту, грань дозволенного.»

Взяв пульт, приподнимаю немного изголовье кровати, сажая Грея, так как делать это самостоятельно ему всё ещё сложно. Придвинув стул к постели, сажусь, чтобы быть с ним практически на одном уровне глаз. Этому лайфхаку нас научили в отделении психологии, дабы пациент не чувствовал себя уязвлённым. Таким образом мы показываем ему, что на равных. Мы друзья, а не враги.

По правде, с Джоном я бы никогда не смогла дружить. Он точно не моя компания. Терпеть не могу самоуверенных и самовлюблённых типов с самооценкой Бога.

— Джон, давай начистоту, — начинаю, сцепив руки в замок на коленях. — Твоё состояние целиком и полностью зависит от нашей совместной работы, — убеждаю, рассматривая лицо, обросшее щетиной. — Только общими усилиями мы можем поставить тебя на ноги.

12

На секунду на лице Грея проскальзывает еле уловимая тень смятения. Ощущение, будто до этого он не задумывался о таких вещах, как то, кто его купал, кормил и ухаживал.

— Иначе ударишься в бега? — выгибает густую бровь, вновь принимая вид самодовольного козла. Грей явно отказывается сдавать бой. — Любимое занятие — прятаться, убегая от внешнего мира, когда что-то идёт не по-твоему?

Его слова звучат болезненнее, чем удар под дых. По венам разносится раскалённая лава от несправедливого вывода обо мне.

Когда что-то идёт не по-моему?! Серьёзно?

Ненависть, которую я подавляла всё это время, вспыхивает мгновенно, будто кто-то чиркнул спичкой и бросил канистру бензина прямо мне под ноги. Достаточно одной искры — и огонь прожигает меня изнутри.

— Ты ничего не знаешь о моей жизни! — встав на ноги, с грохотом отодвигаю стул к стене, за что получаю лишь удовлетворённый блеск в глазах мафиози.

Жар разливается по телу, наполняя каждую клетку яростью. Её больше невозможно сдерживать. Хочешь, чтобы я перестала быть доброй медсестричкой? Хорошо. Ты сам напросился.

Я вела мирные переговоры, но ты, Грей, похоже, не ценишь нормального отношения.

— Ведёшь себя как урод, думая, что я слабее? Так тебе легче пережить унизительное положение? — усмехнувшись, киваю в сторону стоящего на тумбочке подноса. — Молодец, продолжай изображать великого босса. Ложка, кстати, вон там. Возьми и поешь сам, если сможешь.

Да, это жестоко. Пожалуй, даже чересчур с моей стороны. Но Грей задел ту часть души, к которой я никому не позволяла прикоснуться со дня смерти отца и разрушения моей карьеры. Он триггернул меня не на шутку, заставив вспомнить все прожитые годы одиночества и ненависти к себе.

— То есть и кусок хлеба не подашь? — иронично уточняет он, скрывая плещущуюся внутри злость.

— Ну ты же безумно крутой и дерзкий Джон Грей, — вскидываю руки вверх, делано изображая восхищение. — Справишься без моей помощи.

Джон бросает тяжёлый взгляд. Я уже жду, что он пошлёт меня к чёрту, но Грей молча сжимает челюсти и тянется за ложкой.

С особым наслаждением я наблюдаю, как он медленно, но с усилием поднимает ладонь с колен. Сначала просто сжимает и разжимает пальцы в кулак, словно проверяя, насколько они его слушаются.

Я же подавляю неизвестно откуда взявшееся желание подойти и помочь, пока он пытается потянуться дрожащей рукой к тумбочке. В этот миг в груди уже начинает печь от жалости и стыда за принятое решение отомстить, унизив его.

Дотянувшись до ложки, Джон неуверенно хватает её. Весь его сосредоточенный вид, сжатая до скрежета челюсть заставляют меня сглотнуть ком в горле и сделать маленький шаг к тумбочке.

— Давай подам, — сдаюсь, увидев, что он собирается той же рукой ухватить тарелку.

Это очень и очень низко с твоей стороны, Адалин... Ты же не такая. Не жестокая. Не озлобленная.

Где та добрая девочка? Куда она делась? Что ты с ней сделала?

«Её уничтожили», — всплывает где-то на задворках сознания.

— Без сопливых разберусь, — холодно бросает Грей уничтожающим тоном.

Несмотря на его грубость, я всё равно протягиваю ладонь к начавшему дрожать подносу, но слишком поздно. В этот момент происходит то, чего я боялась сильнее всего.

Не удержав руку, Джон роняет её на край подноса, и тот, вместе со всем содержимым, опрокидывается на пол.

Звук разбивающейся посуды и разлетающихся в разные стороны осколков заполняет пространство, отдаваясь гулом в ушах.

Первое время я просто пялюсь на растёкшийся по полу бульон и чай. Жидкость расплывается во все стороны, оставляя тёмные разводы на светлых деревянных досках. В груди что-то ухает. Как будто последняя оставшаяся капля самообладания и сил покидает тело.

— Ничего страшного! — сквозь собравшиеся в глазах слёзы успокаиваю... кого? Его или себя? — Я сейчас всё уберу...

Схватив со стола тряпичные салфетки, спешно опускаюсь на колени, промакивая жидкость, но у меня не получается собрать её всю.

Я прилагаю больше усилий, бросаю ещё одну салфетку сверху, будто могу стереть не только следы и разводы, но и всё, что я сделала.

Острые осколки впиваются в кожу даже через ткань, но я игнорирую колющую боль и проступающую из пальцев кровь, продолжая тереть пол.

Это всё из-за тебя.

Из-за тебя.

В голове набатом звучат слова о том, что я сотворила. Гул голосов нарастает, и каждый из них бросает оскорбления, хуже предыдущего. Будто кто-то хочет по чайной ложечке расковырять мою душу и свести с ума.

Никчёмная.

Ни на что не способная.

Недостойная отцовской фамилии.

Недостойная стать олимпийской чемпионкой.

Ты пустое место.

Тебя никто не уважает.

И Грей тоже!

Я импульсивно хотела наказать Джона, но показала лишь свою истинную, грязную сущность.

13

Джон

Думал, что жизнь знатно поимела меня во все щели ещё десять лет назад, но, по ходу, она решила, что недостаточно надругалась.

Если бы кто-то сказал, что однажды Джон Грей будет лежать, как овощ, и ждать, пока за ним подотрут задницу, этот человек превратился бы в покойника на месте.

Нет ничего хуже, чем ощущение, когда ты не владеешь собственным телом. Это самая большая, грёбанная подстава, что может быть.

Представь, что ты сраную ложку сжать не можешь.

Хуёво ли это?

Пиздец как.

Это как сдохнуть, только хуже. Умирая, хотя бы не чувствуешь, как у тебя отбирают контроль.

А тут ты, вроде, жив, но даже встать не можешь без чужой помощи.

Но самое дерьмовое во всём происходящем — это полностью зависеть от женщины.

Оговорочка: от чертовски привлекательной дьяволицы, на дух тебя не переваривающей.

Она вынуждена присматривать и делать вид, что хочет помочь. Типа сочувствует и вся эта сопутствующая жалости херня. Но по факту, класть она на всё это хотела. Просто её заставили, и за это девчонка ненавидит конкретно тебя.

Маленькая, яростная медичка с потухшим взглядом.

Адалин.

А – да – лин.

Пробую имя на вкус, мысленно произнося несколько раз.

Младшая сестра Князева, которую в прошлом мне довелось возвращать в Штаты после её побега. Знакомство со стервой не то чтобы не задалось, оно в целом адекватно не состоялось. Артёму одновременно нужно было словить сестру и вернуть жену, сбежавшую в Россию.

Эти русские — такой дикий и своенравный народ. А чего стоит их язык. Нихрена не понятно, и всё время, блядь, кажется, что они ругаются.

Короче, Деллу я вернул, стараясь по минимуму с ней контактировать. Ибо, видит Бог, я был на грани, чтоб не вырубить её и заставить заткнуться.

Благо, моим солдатам безостановочно летящие оскорбления были до одного места. Пацаны привыкли работать в такой атмосфере. Обычно матом их крыл я или Адам, но тогда нас заменила разъярённая Адалин.

Такие дела.

Блондиночка хоть и запретная территория, но мне ещё в прошлом почему-то конкретно захотелось её пометить.

Дьявол, как же сильно она раздражает и одновременно задевает.

Каждый её взгляд наполнен жгучим презрением, типа я не человек, а дерьмо собачье. А эти до жути профессиональные движения. Чопорные. Холодные.

Но есть в ней что-то такое… Как бы это поприличнее сказать? Хотя, где Джон Грей, и где приличия?

Притягательное. Манящее.

Если б блондиночка не была сестрой Князева, я бы не прочь хорошенько с ней позабавиться. Может, хоть тогда бы она расслабила свои вечно напряжённые плечи и идеально ровную осанку?

Сука, так хочется её схватить и встряхнуть, заорав:

— Будь проще, мать твою!

По правде говоря, так было до того, пока Адалин не сорвалась на моих глазах.

Впервые я видел, чтобы женщина плакала по-настоящему, без этой современной наигранности. Как будто у неё внутри что-то сломалось.

— Адалин, — звал рыдающую на полу светловолосую девчонку, но она не слышала. — Ада!

Сраное чувство вины прожигало и без того чёрную душу. Её хрупкие плечики сотрясались от всхлипов, в то время как тонкие пальцы отчаянно пытались оттереть разлитую жидкость.

— Ада, оставь! — сбросив грёбаный плед, пытался придвинуться к краю кровати, но эти сраные инвалидные ноги отказывались подчиняться.

Позорные капли пота стекали по спине, от напряжения, образовавшегося в застоявшихся мышцах.

— Дерьмо! — выругавшись под нос, я схватился рукой за край кровати, но завалился набок, едва ли не свалившись на пол. Какой позор.

— Ну хочешь, дай мне в нос? — предложил сквозь лютую одышку.

Не знаю, что конкретно произошло в тот момент в её голове. Но, по ощущениям, девчонка оказалась доведена до ручки.

Из-за меня. Как будто своим стандартным поведением и доёбками подвёл Деллу к краю.

Знаю, нужно вести себя иначе и быть благодарным, но если я не срусь с ней, то срусь сам с собой, мысленно самоуничтожаясь внутри.

— Адалин? — голос помощничка Ноя в тот день донёсся из коридора нихера не вовремя. Только его не хватало для полного счастья в этой весёлой картине. — Делла, что случилось?

— Я... я... хотела... — из девчонки вырывались нечленораздельные звуки и обрывки слов.

Зашибись, то есть меня она в ноль поставила, а ему объяснялась.

— Разбилось...

Собрав силу воли в кулак, сквозь сжатую челюсть, я оттолкнулся, откидываясь спиной на изголовье кровати.

— Подними её! — тяжело дыша, рявкнул на идиота, что тупо завис, пялясь на сидящую Аду. — Тебе особое приглашение, бля, нужно? — добавил, не увидев моментальной реакции.

14

Итак, давайте по порядку. Походу стоит познакомиться поближе и разложить всё по полочкам. Ну, или хотя бы в двух словах обрисовать ситуацию, чтоб вы лучше вошли в курс дела.

Мой не особо весёлый путь начался с того, что мать-наркоманка, залетевшая в пьяном угаре, решила, мол, ей нужен ещё и ребёнок. Правда, после рождения сына, то есть меня, она не прекратила прожигать свою никчёмную жизнь, а продолжила это делать день изо дня. С тех пор я и начал выживать.

Постоянные кенты-торчки, непонятные тусовки и вечно прокуренная хата. Кутёж продолжался до того дня, пока она не откинулась от передоза на моих глазах. Так, в пять лет я остался сиротой. Сложно сказать, что у нас была семья, а потом я резко осиротел. Не-а. Всё к тому шло, и будучи малым, я это понимал.

Дальше началось турне по приёмным семьям. Но, как известно, чужие дети нахер никому не нужны. Особенно такие озлобленные, каким был я. Нас было дохера малолеток, которых использовали как бесплатную рабочую силу за еду и жильё на ферме.

В тот период я рос пиздец насколько агрессивным и колючим пацаном. Как говорили приёмные родаки, они пытались сделать из нас нормальных людей. Но гены взяли своё, и лет в тринадцать я уже пошёл кривой дорожкой. Плохие компании, побеги из дома, бунт против эксплуатации труда. Брошенная школа и, как итог, жизнь на улице.

Улица-то и свела нас с Адамом Коулманом, по итогу оказавшимся самым близким другом. Стоп. Каким другом? Братом!

Твою ж мать... Адам.

Не знаю, кто в происходящей заварушке является большим мудаком — я, Князь или сраная судьба.

Склоняюсь к Князеву.

Сначала этот тип подкупил врачей в Чикаго, подстроив мою липовую смерть. Потом спас и спрятал в снегах, как какого-то долбаного супергероя.

Благодаря ему, теперь я лежу тут и сутки напролёт думаю об одном: как сказать Адаму, что его лучший друг оказался не трупом, а живым гандоном, устроившим цирк со смертью?

Ахуенная ситуация, правда?

Брат похоронил меня. Оплакивал и мстил. А я тут валяюсь, как немощное чмо, со сбитыми в кучу внутренностями и подбираю слова, будто робкая тёлочка.

«Здарова, братан! Знаю, ты развязал кровавую войну, но сюрприз! Я жив!»

Сука, дерьмо. Я ж, именно так и скажу.

И проблема вовсе не в том, что Коулман запросто может грохнуть нас с Князевым за предательство.

Нет.

Проблема в том, что на его месте я поступил бы именно так же.

Если там кто-то существует, то он подтвердит, что я ощущаю себя конченным гандоном, загасившимся, как крыса хер пойми где и выжидающим непойми чего.

Князев уверяет, мол, это был единственный шанс помочь Адаму и подтолкнуть его к радикальным действиям. В какой-то степени я с этим согласен. Моя смерть замотивировала близкого начать действовать и сдвинуться с мёртвой точки в многолетней войне против враждующего клана. Перерезать глотки мразям, что отняли у Адама брата и мать.

Без понятия, сука, каким образом заставить себя набрать номер Коулмана. Как сообщить, что живой? Чё говорить? Как он воспримет звонок «с того света»?

Может, стоит появиться с пиццей в руках и фразой:

«Доставочку с преисподней заказывали?»

Хуже всего, что чем дольше я тяну, тем сложнее. По идее с Князевым мы сошлись на том, что Коулман должен узнать правду лично. Мужик должен смотреть в глаза, когда признаёт, что подвёл, а не трепаться по телефону. Не через экран, не по громкой связи, а лицом к лицу.

И я всё больше начинаю догонять, что этим своим «воскрешением» сделал только хуже. По-хорошему, лучше было сдохнуть в ту ночь в Чикаго от пуль и облегчить всем существование. В первую очередь белобрысой занозе, что на дух мою рожу не переваривает.

Глядя на то, как Ной утаскивал залитую слезами Адалин, я осознал, что впервые нихера не мог сделать. Немощный чмошник, что не в силах встать и успокоить рыдающую девку.

Скрипнув зубами, провожу ладонью по лицу, чувствуя, как пальцы трясёт от злости.

Не на Деллу. На себя.

Какого хера вообще происходит? Почему меня волнует её состояние и душевное равновесие? После того срыва Адалин, произошедшего пару дней назад, она занимает все мои грешные мысли.

Понимаю, что она сорвалась, оказавшись загнанной в ловушку. Если быть откровенным, мы в одной лодке. Не хотел её втягивать, но, видимо, у вселенной и на этот счёт были свои ёбнутые планы.

Развалившись на долбанной койке, пялюсь в потолок и размышляю над тем, чё там делает Ада. Нравится это сокращение, ничё поделать не могу. Слышал, как Артём называл так сестру, а она с этого жёстко бесилась.

Госпожа доктор не появлялась с самого обеда, и это слегонца настораживает. Дотошная блонди контролирует всё, а тут забила болт и не заходит с проверкой. Ни Деллы, ни даже вечно дёрганного Ноя. Этот персонаж заслуживает отдельного монолога, но он настолько вымораживает, что думать не хочу.

Не то чтобы я соскучился, но из башки девчонка не вылазит.

Странная тишина в комнате раздражает, а уж про эти тренажёры так вообще молчу. Ощущаю себя конченным инвалидом, в реабилитационном центре для недееспособных.

15

Адалин

— Приезжай и убей меня, — простонав, запрокидываю голову назад, прикрывая усталые веки.

В ответ из динамика доносится весёлый и весьма заразительный, звонкий хохот Лилит.

— Представляю, как он знатно офигел с твоей истерики, — задыхаясь, кое-как выдавливает подруга.

Мы болтаем по видеозвонку вот уже добрый час и мусолим одну особо важную тему — мой позорный срыв перед Джоном, который произошёл несколько дней назад.

— Думаю, теперь Грей считает меня психически неуравновешенной, — озвучиваю мысли вслух, оперевшись плечом об изголовье кровати.

— Так ты и есть психически неуравновешенная, — без капли такта Лил разражается ещё более громким смехом.

С Лилит мы знакомы с четырёх лет. Крепкая дружба зародилась ещё в далёком детстве, когда ни одна из нас читать и писать не умела. Двух мелких девчушек объединило одно: любовь ко льду и фигурное катание.

— Эй, вообще-то ты моя подруга! — возмущённо уставляюсь на экран смартфона, на что в ответ получаю высунутый язык. — И должна поддерживать, а не закапывать сильнее. Как насчёт сказать: «Делла, малышка! Не грузись, в жизни всякое бывает. Уверена, Грей не посчитал тебя психопаткой». А? — нарочно наигранно передразниваю её утончённую манеру речи.

— И только лучшая подруга скажет тебе правду в лицо, — отражает атаку, кокетливо поиграв бровями вверх-вниз. — Я могу соврать, что твой пациент посчитал такое поведение весьма нормальным, но это будет голимая ложь.

— Ненавижу тебя, — цокаю, поморщившись от того, что эта гадина права.

— И я-я-я тебя-я-я! — пропевает, жутко фальшивя.

Лилит сидит на верхнем ряду трибун ледовой арены. Её локти упираются в колени — подруга выглядит вымотанной после четырёхчасовой тренировки.

Раньше и я проводила каждый Божий день, всё свободное время на том катке. Лёд был моим миром, моей вселенной и самой большой любовью всей жизни.

Особенно именно в это время года я буквально жила на льду — часами отрабатывала прыжки, поддержки, спирали, доводя до автоматизма каждое движение.

На сегодняшний день эти воспоминания — не больше чем болезненное отражение прошлого. Персональный ад и камень на душе.

«И верёвка на шее», — добавляет внутренняя язва.

— Я не знаю, как себя с ним вести, — озвучиваю главную проблему, едва ли не прикусив язык от того, что произнесла это вслух. А затем, наплевав, решаю добавить пояснений, раз уж начала говорить:

— Точнее, делаю вид, что ничего не произошло, но напряжение между нами искрит, как неправильно проложенная проводка во время ремонта.

— Такое странное сравнение, — рыжая морщится, уставившись на меня с лёгким недоумением. Взяв бутылку с соседнего сиденья, она откручивает крышку и делает несколько жадных глотков воды.

— Я никогда даже не задумывалась о таких вещах, как проводка и неправильный ремонт.

— Лилит, о чём я, и о чём ты? — щёлкнув несколько раз пальцами, привлекаю внимание зависшей фигуристки на себя. — Это всё потому, что ты тупенькая и вечно летающая в облаках. Простые смертные вопросы — это не про вашу душу, Лилит О'Коннелл!

— Какая же ты сучка, Суарес, — прищурившись, она приближает телефон к себе ближе, мол, угрожает. Её милые веснушки на кукольном лице вызывают лишь желание хихикнуть. — Щас как тресну!

— Ну давай, стерва, попробуй, — с самодовольным выражением лица поднимаю ладонь вверх, демонстрируя средний палец подруге.

Да уж. У нас невероятно высокоинтеллектуальная дружба. И особенно беседы.

— Вот приеду на Аляску и вырву пару клок твоих белобрысых волос, — ухмыляется, типа уделала меня.

— Дорогуша, ты там не забывай, что я выхаживаю убийцу, — выпячиваю губы, прикладывая к ним ладонь и посылаю этой занозе воздушный поцелуй. — Схавала, да?

— Хм! Ладно, засчитано, — хмыкает, принимая поражение в нашей очередной шуточно-идиотской перепалке. — Но я обязательно разберусь с тобой, когда вернёшься! — сказав это, Лил устало выдыхает и откидывается на спинку, расслабив плечи.

— Ты выглядишь... замученной, — выйдя из образа, грустно констатирую факт.

— Отец нанял нового тренера из Канады. Я думала, после прошлых сборов меня уже ничем не удивить, но этот... он как будто специально ищет мои слабые места и долбит по ним до изнеможения, — Лилит медленно распускает хвост, снимая тугую резинку. Рыжая копна пышных волос спадает вниз, струясь красивыми волнами. — То скакалку заставляет по часу гонять на суше, то прыжки на выносливость по кругу. Техника, силовая, растяжка. Ещё и питание контролирует. Я уже боюсь съесть лишний орешек, чтобы не устроили допрос с пристрастием!

— Слушай тело. И обязательно голову, — без преувеличения содрогаюсь, вспоминая свои тренировки. — Таким темпом и перегореть недолго.

Помню, как-то папа тоже нашёл похожего «мастера». Типа гений, авторская методика и всё такое. Я после каждой тренировки ревела в душевой от того, что ног не чувствовала. А потом начались перегрузы — спина, колени…

16

— Я до раздевалки с трудом дохожу. Падаю на лавку и тупо дышу, пялясь в потолок, — продолжает изливать душу рыжая. — Но, если быть честной, прогресс действительно есть и очень ощутимый. Только вот, если раньше я каталась с кайфом, то теперь делаю это, мысленно молясь: «Хоть бы не сдохнуть прямо сейчас».

— Будь аккуратна, малыш, — говорю мягко, глядя, как Лил массирует затёкшую шею. — Иногда прогресс слишком дорого стоит. Кажется: ещё чуть-чуть, ещё недельку — и станет легче, привыкнешь. А потом — бах! — и ты уже в кабинете ортопеда, слушаешь, как тебе запрещают лёд на полгода.

— Да знаю... — ободряюще улыбнувшись, Лил завязывает волосы обратно и поднимается на ноги.

— Я не лезу с советами, правда, но если он совсем с тебя всю душу выжимает — не смей молчать. Выскажи отцу. Или ему.

— Если я скажу это тренеру, он мне двойной режим влепит, — фыркает, спускаясь с трибун вниз. — Ну вот, я загрузила тебя своими неинтересными проблемами, перетянув внимание.

— Не геройствуй. Не тренер с травмой потом жить будет. Ты будешь! — настаиваю, проигнорировав крайнюю реплику.

— Делла, не переживай, — Лилит, похоже, вовремя догадывается, что во мне кровоточит собственная травма и загубленная карьера. — Я не дам себя в обиду и смогу вовремя пресечь слишком сильное давление. Всего-навсего поныла лучшей подруге, немного пожаловалась и стало легче.

— Ладно, — нехотя соглашаюсь, закусив внутреннюю часть щеки. — Ну давай, беги отмокать в душе, а я пошла к Грею.

— Погоди, давай ещё потрепимся, пока буду переодеваться, — рыжая тем временем уже толкает дверь в коридор, ведущий в раздевалку, судя по характерному скрипу петли. — Там потише, поболтаем нормально.

На мгновение я теряю способность дышать. Отчаянно пытаюсь вдохнуть, но как будто что-то перекрывает доступ к кислороду.

— Нет, не стоит, — произношу, стараясь звучать как можно расслабленнее, но выдаю себя трясущимся голосом.

Ощущение, словно невидимая рука сжимает моё горло, позволяя вдыхать лишь малюсенькими порциями.

— Почему? — не догоняет подруга, попутно с кем-то здороваясь. — Я хотела вернуться к теме Грея и твоего срыва.

— Я... сейчас не могу. Давай попозже, — отрицательно мотая головой, борюсь с колющим чувством в левой части груди. — Просто... нужно идти, проверить Джона.

— Пусть этим займётся Ной, — Лилит впивается в меня сквозь экран недоверчивым взглядом. — Или ты так сильно загрузилась словами о тренере? Адалин, честное слово, всё под контролем!

— Верю, но мне правда нужно идти, — низ живота стягивает неприятный узел волнения, а липкие щупальца паники тем временем проделывают свой путь к сознанию. — Ох, меня Ной зовёт! — обманываю без зазрения совести.

— Тогда созвонимся позже? — с сомнением уточняет, входя в раздевалку. Мигающий жёлтый свет от ламп за спиной подруги заставляет меня непроизвольно поджать пальцы на ногах.

— Ага, давай, на связи, если что! — лихорадочно киваю, наверняка выглядя как дурочка припадочная.

Когда я уже протягиваю трясущийся палец к кнопке «отбой», желая сбросить звонок, Лилит не позволяет этого сделать:

— Зай, насчёт Грея не грузись. Будь собой и не заостряй внимание на произошедшем, — произносит ласково, ковыляя к шкафчикам. Я же в этот момент максимально сосредоточена на её лице, чтобы не смотреть по сторонам и не видеть то проклятое место.

— Хорошо, Лил!

— Плевать на его мнение о тебе — ты замечательная девушка. Добрая и отзывчивая! А если этот гад посмеет насмехаться или ещё чего — хорошенько врежь ему по яйцам и напомни, что вытащила с того света! — не замечая моего полуобморочного состояния, продолжает рыжая.

— Извини. Мне. Нужно. Идти, — снова повторяю вышесказанные слова, только уже с лютым надрывом и на последнем дыхании, с выпученными от паники глазами. — Пока!

Отключившись, я швыряю телефон в сторону и на несколько долгих секунд зажмуриваюсь, стараясь максимально абстрагироваться.

У нас нет друг от друга секретов, и Лил, пожалуй, единственная, кто знает настоящую правду о моей семье и её криминальной деятельности. Отчасти, потому что Лилит и сама дочь ирландской мафии.

Но всё-таки кое-что я от неё сумела скрыть. Не нашла внутри сил и опоры признаться, оставив душераздирающую тайну себе одной.

Тело слегка потряхивает от неожиданно пережитого стресса. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, утыкаюсь лбом в матрас, почти не ощущая ткани пледа, сжатого в кулаке.

— Держись, Делла. Не поддавайся, — заклинаю сама себя, еле шевеля губами. — Ты на Аляске. Ты в безопасности. Никто не тронет тебя.

Я изо всех сил стараюсь успокоиться, но понимаю, что разум начинает предательски ускользать. Он снова хочет затащить меня в лапы пережитого кошмара. В тот самый день.

В тот самый день.

В тот...

В тот день...

Пульс бешено стучит в висках. Подорвавшись с кровати, я бросаюсь в прилегающую ванную комнату, с грохотом распахнув дверь. Несчастное дерево ударяется о стену, несколько раз отскакивая и снова ударяясь. Но мне сейчас искренне наплевать на состояние ремонта и возможные последствия неаккуратных действий.

17

Я продолжаю сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону, пока футболка и спортивные штаны не начинают весить как целая тонна. Пока волосы неприятно не прилипают к лицу и шее, не сползают вперёд, перекрывая обзор. Пока истерика, от которой меня колбасило не по-детски, не превращается в лёгкое икание. И, наконец, пока я не перестаю чувствовать свои конечности от пробирающего до костей холода.

Прямо сидя в ванной, с трудом стаскиваю через голову потяжелевшую от воды футболку. Пальцы отказываются слушаться, но я упорно пытаюсь дотянуться до застёжек бюстгальтера, чтобы снять его. Едва успевшие зажить от порезов ранки — после уборки битого стекла — принимаются неистово саднить, но я игнорирую дискомфорт.

Лишь с третьего раза мне удаётся справиться с треклятым предметом одежды и сбросить его. Самым сложным оказывается освободиться от брюк. Пыхтя и снова начав завывать от бессилия, кое-как я стягиваю идиотские штаны и с психом швыряю их об стену.

Поднявшись на дрожащие ноги, собираю остатки силы воли в кулак и снимаю промокшие трусы. Переключив кран, обнимаю себя руками и, борясь с тремором, откидываю голову назад, подставляя лицо и шею под горячие струи.

Нет. Не так. Под кипяток.

Я сижу, не шевелясь, в то время как вода стекает по покрасневшей коже вниз. Она обжигает, заставляет сжимать зубы до скрежета, но я терплю. Боль помогает держаться. Так всегда было и будет.

Как только разум слегка проясняется и мой приступ бешенства, как я его называю, сходит на нет, я размякшая вылезаю из ванной. Правда, в процессе едва ли не расшибаю лоб о стену, поскользнувшись, но это так — обычное дело.

Завернувшись в тёплый банный халат, еле волоча ногами, направляюсь в спальню. Обессиленно упав на кровать, я добрый час тупо пялюсь в стену, не меняя положения.

В голове, на удивление, нет никаких тяготящих душу мыслей. Вообще ничего. Одна ярко ощущаемая пустота внутри и отсутствие сил что-либо делать.

Краем уха я слышу, что валяющийся где-то телефон без конца вибрирует от входящих сообщений, но желания ответить не нахожу. Уверена, это пишет Алекс. Он знает, что, даже если я занята, то найду минутку сбросить сообщение. А в моменты, когда не делаю этого слишком долго значит, нахожусь примерно в таком, как сейчас, состоянии.

Лёгкий, едва различимый стук в дверь не заставляет меня встрепенуться от неожиданности, а лишь перевести унылый взгляд на источник звука.

— Адалин? Ты не спишь? — зовёт Ной по ту сторону. — У Грея по расписанию вечерняя тренировка.

— Занимайтесь, — недовольно бурчу, удивляясь охрипшему голосу.

— Всё в порядке? — похоже, почуяв неладное, уточняет помощник. Полоска тени сквозь щель внизу подсказывает, что Ной сменил позу, переместившись ближе к дверной ручке.

— Да, — знаю, что веду себя как сука, но я правда не имею ни малейшего желания общаться. — Можешь идти.

— Нет, не могу, — слегка виновато произносит он своим ровным, чётким голосом с мексиканским акцентом. — На вечерней тренировке Джон хочет видеть именно тебя.

Замечательно. Только стычки с этим индюком в сегодняшнем дне мне не хватало.

— Скажи, что я сплю, — протягиваю, отрицательно мотнув головой. Это была капелька мольбы в голосе или мне показалось?

— Делла, ты же знаешь, что он не отстанет... — в тоне Ноя сквозит нескрываемая нервозность и отчаяние.

Обстановочка между этими двумя накаляется не по дням, а по часам. Я безумно устала отбивать Ноя у Грея и защищать его. Сам Ной, похоже, чувствует нешуточную опасность, исходящую от Джона и всех его бандитских вайбов, и, благо, не лезет на рожон. Да и вообще, он на рабочем месте, за что получает деньги. Было бы странно, если бы Ной попытался быковать в ответ. Вообще, он парень умный и, думаю, делает правильные выводы из каждой стычки.

И вот сейчас, дабы не доводить ситуацию до конфликта между этими двумя, я вынуждена сыграть по правилам Джона.

— Ладно, — соглашаюсь нехотя. В моих интересах, чтобы этот тип поскорее восстановился и свалил в закат. Каждый из нас троих пойдёт своей дорогой и забудет пребывание на Аляске как страшный сон. Я, по крайней мере, так точно. — Передай его Величеству, что через несколько минут спущусь.

Ной благодарит и с облегчением уходит, а я еле как иду к шкафу. Собирая мокрые волосы, без конца возвращаюсь к размышлениям о том, что такого стыда, как в день срыва перед Греем, я не испытывала никогда.

Стыда за собственную нестабильную психику и слабость. Сама не понимаю, что это было. Возможно, последняя капля самообладания сказала «до свидания», и я слетела с катушек.

Просто в последнее время слишком много вещей заставляют воспоминания возвращаться, и мне не нравится такой ход событий. Я едва наладила жизнь, перестала шарахаться от теней прошлого, а это место снова погрузило в собственные страхи и болезненные темы.

Надев первое, что попалось под руку, спускаюсь на первый этаж и сразу же сталкиваюсь с выходящим из кухни помощником, держащим стакан воды в руках.

— Ты в норме? — растерянно спрашивает Ной, заметив моё опухшее зарёванное лицо.

— Да, — отмахиваюсь, направляясь к пациенту, желающему меня видеть.

18

Позавчера, благодаря стараниям всемогущего старшего братца Артёма, все ненужные медицинские аппараты вывезли. Так как Грей очнулся и уже не нуждается в поддержании жизни машинами, Арт все приборы оперативно заменил на тренажёры и атрибутику для восстановления и реабилитации.

Теперь комната больше похожа на мини-центр реабилитации, чем на палату. У окна стоит велотренажёр с плотным сиденьем и стабилизирующими ручками. Рядом с ним — шведская стенка с резиновыми петлями. В углу ожидают своего часа балансировочная подушка, коврик для растяжки и складной массажный стол.

На тумбочке — тонометр, пульсоксиметр, пульверизатор с физраствором. Всё чисто, аккуратно, по полочкам. Даже гири и эспандеры лежат красиво, как в шоуруме. Это уже заслуга Ноя — явно он постарался, всё раскладывая.

— Что? Соскучился? — уточняю осипшим голосом, подходя вплотную к кровати.

Лишь когда я оказываюсь вблизи, Джон, по всей видимости, замечает следы нервного срыва на моей серой физиономии. Мужчина впивается цепким взглядом, от чего тело будто током прошибает — настолько явно он ощущается на коже. Голубые глаза внимательно сканируют каждый дюйм моего лица, переходят на мокрые волосы, небрежно замотанные на затылке, спускаются на наспех накинутый спортивный костюм.

— Подумал, что не усну, если не увижу своего доктора, — произносит он в своей стандартной манере искусителя. Джон расплывается в хищной улыбке, обнажая идеально ровные зубы. Только вот глаза его остаются хладнокровными и по-прежнему изучающими. Можно подумать, в душу пытается залезть и узнать причину такого внешнего вида.

— Не поверишь — я тоже! — не оставаясь в долгу, зеркалю его поведение. — Лежала и думала: как же там мой Джон? Места себе не находила, представляешь?

— Мой Джон? — тут Грей по-настоящему хмыкает, вскинув густые брови вверх.

— К слову пришлось, не фантазируй, — закатываю глаза, а затем оборачиваюсь на стоящего в дверном проёме Ноя. — Помоги ему, — обращаюсь уже к помощнику.

— Думаешь, я фантазирую о тебе? — Грей слегка наклоняет голову набок, внимательно следя за моей реакцией.

— Подобный бред меня мало волнует, поэтому — нет, Джон. Я даже не задумываюсь об этом, — поджав губы, еле сдерживаю пробивающуюся наружу улыбку.

Такой он смешной. Серьёзно думает, что я одна из тех дурочек, на которых подействует его очарование после парочки брошенных фраз?

— А хотела бы? — похоже, решает доконать дурацкими вопросами, наглухо игнорируя подошедшего и ожидающего у постели Ноя.

Сара - жена моего братца, рассказывала о том, какой Грей ловелас и женский угодник. И я не могу понять одного: как, чёрт возьми, в нём умещаются две такие разные личности?! В одну минуту он может быть соблазнительным искусителем, а уже в другую — грозным мафиози, навеивающим страх.

— Безу-у-у-мно! — протягиваю слова без капли флирта или намёка на реальное желание. Я уже скорее звучу как доведённая до ручки токсичная стерва. — Давай, поднимайся и без лишних комментариев.

Никак не обращая внимания на протянутую руку Ноя, Грей проделывает все движения самостоятельно. Мужские плечи напряжены, спина слегка согнута, когда, сжав кулаки, он опирается на матрас, придвигаясь ближе к краю постели. Ловелас выглядит уставшим, но в голубых глазах читается явное упрямство.

Ной же, стоя рядом, терпеливо ожидает. Весь его вид говорит о том, что парень готов помочь в любую секунду. Понятия не имею, что чувствует помощник, но я бы на его месте давно хотела послать Грея с его показушной независимостью куда подальше.

Сделав глубокий вдох, мафиози опускает напряжённые ноги с кровати на пол. Он весь такой сосредоточенный, что мне становится интересно: какой Джон в своём клане в Чикаго? Наверняка — упёртый, дотошный и ужасно требовательный.

А ещё для Грея существует всего два мнения: его и неправильное. И вот эта черта бесит больше всего.

Схватившись рукой за изголовье кровати, Джон встаёт. Ной мгновенно подхватывает его под локоть и под спину, за что получает недовольный, испепеляющий взгляд. Помощник не обнимает его, не держит, а просто, так сказать, стабилизирует.

Грей напрягает всю нижнюю часть, но делает это тяжело. Естественно, мышцы бёдер и ягодиц ещё слабые, соответственно, вес тела переносится с трудом. Сделав контрольный рывок, мужчина выпрямляется, уверенно удерживая баланс, несмотря на вздутые вены на шее.

Протянув руку, Ной подкатывает ближе специальные ходунки, за что в очередной раз получает нескрываемое недовольство.

— Себе оставь, — сквозь зубы цедит злобный пациент.

— Сам ты не сможешь идти, а для костылей ещё рановато, — спешно встреваю в разгорающийся мини-конфликт. — Давай не будем слишком сильно торопиться и хотя бы ещё сегодня ты пройдёшься с ходунками?

— Костыли неси, — сделав вид, что не услышал, Джон отдаёт приказ моему, чёрт возьми, помощнику. Бедолага Ной оказывается между двух огней. Придерживая Джона, он бросает на меня взгляд, полный сомнения и нерешительности.

— Тебе чё, два раза повторять, долговязый? — продолжает давить Грей, усугубляя ситуацию.

— Здесь я отвечаю за твоё состояние и решаю — как, с чем и сколько времени ты будешь разрабатывать мышцы! — цежу, уставившись на него с откровенным недовольством.

19

— Кхм-кхм, — стоящий всё это время рядом Ной как бы невзначай напоминает о своём присутствии. — Так что подавать в итоге?

— Я сама, — сдавшись, направляюсь к шкафу и достаю две новые реабилитационные трости с упором на предплечье. По-хорошему, перейти с ходунков на них мы должны через пару дней, но, дабы не раздувать спор до вселенских масштабов, я решаю быть мудрее в этой ситуации.

На самом деле, нам грех жаловаться. У Джона бешеная мотивация восстановиться как можно скорее, и мы идём семимильными шагами к поставленной цели. Он не ноет, не жалеет себя и пашет сквозь боль.

Грей не слабак, у него огромная сила воли и духа. Другой бы на его месте сломался, сложил лапки и лежал овощем, ожидая чуда.

«Именно так ты и сделала», — шепчет внутренний голос, но я быстро подавляю его, не позволяя задержаться надолго.

Но у желания Джона есть и обратная сторона медали. Он может навредить себе слишком сильными нагрузками. Мафиози отказывается понимать простую истину: «тише едешь — дальше будешь», и на этом фоне у нас происходят препирательства.

Подав Грею трости, наблюдаю, как с лицом победителя он опирается на них, не обращая внимания на пот, проступивший на лбу. В лепёшку расшибётся, но не покажет, что ему тяжело.

Пожалуй, это одно из главных качеств, за что можно уважать Джона. Ведёт себя как настоящий мужик. Я полжизни провела в спорте и видела, как ломаются даже самые сильные, поэтому знаю, о чём говорю.

— Давай к окну и обратно, а потом на коврик, — киваю подбородком в сторону шведской стенки, как к указателю. — Поработаем с мышцами кора.

— Не, сегодня другим займёмся, — словно в замедленной съёмке, Джон направляется к выходу из комнаты.

С каждым шагом он будто проверяет свои возможности: выдержат ли ноги, не подведёт ли спина. Делает всё аккуратно и размеренно, хотя нотки нетерпеливости порой проскальзывают в рваных движениях.

— Куда?! — в несколько шагов я нагоняю и обхожу наглеца, преграждая путь.

— Зае... Надоело. Как пёс в клетке по этой комнате хожу, — мужская грудь вздымается от глубокого дыхания, но, невзирая на тяжесть, он обходит замершую от такой наглости меня и продолжает путь.

М-да... Весело нам будет дальше, если уже сейчас он качает права и отказывается выполнять предписанные упражнения.

— И что ты предлагаешь? — уперев руки в бока, обращаюсь уже в спину пациента. — Может быть, отвезти тебя в Диснейленд, раз господин заскучал?

— Если будешь называть меня так всегда — я и летать научусь, не только на ноги встану, — усмехается Грей, не оборачиваясь.

Идущий рядом для подстраховки Ной явно мыслит так же, как и я, раз оборачивается с полным недоумением, читающимся на его лице.

— Хочу экскурсию по дому. Лично от тебя, Ада.

Ада?!

— Какая экскурсия?! Это слишком длинное расстояние, тебе не рекомендованы такие большие нагрузки! — разгневанная, выхожу следом за ними в коридор. — Джон, немедленно вернись в комнату.

— Кухня где? — в очередной раз проигнорировав мои слова и присутствие, обращается к помощнику.

— Там, — предатель Ной вытягивает руку в нужном направлении, коротко указывая путь.

— Я сказала в комнату! — сжав ладони в кулаки, еле сдерживаюсь, чтобы не топнуть ногой от злости. — Немедленно! Оба!

Медленным, но уже более уверенным шагом бессовестный мафиози движется мимо лестницы, как раз-таки на кухню.

Как думаете, кто-то послушал? Конечно же, нет. Моё мнение, похоже, не имеет никакого веса.

За неимением выбора, я иду позади, сквозь сжатые зубы, наблюдая, как трости стучат по полу, шаг за шагом. Сначала Грей переставляет их, а затем уже и ноги.

Каждое движение даётся ему с усилием, но я уже не наблюдаю дрожи в ногах. Мышцы, хоть и слабые, но включаются быстро. Это хороший знак, но опять же большую роль играет память тела и его хорошая физическая форма до травмы.

Внутренние демоны подначивают подбить грёбаную тросточку и заставить этого самоуверенного индюка свалиться на пол.

Так и призывают: давай, Делла! Сделай это! Покажи, на что ты способна! Поставь наглеца на место и проучи!

Но, конечно же, я этого не сделаю. Ибо если бы я каждый раз слушала дьявольский внутренний голос, то давно находилась бы за решёткой.

Хотя нет, меня бы наверняка отмазал старший братец, в очередной раз продемонстрировав могущественность и безнаказанность семьи Князевых.

Только вот я не Князева и никогда ею не была.

Слишком много тех, с кем бы я хотела расквитаться, доставив те же мучения, что и они мне...

На полпути Джон чуть замирает, вырывая меня из неприятных размышлений. Мужчина делает короткий вдох, переводя дыхание, и снова двигается вперёд. Левую ногу он всё ещё чуть тянет, но корпус держит ровно. Упрямый до безумия.

Наконец, доковыляв до кухни, Грей входит внутрь и останавливается посреди помещения.

— Поужинаем? — оборачивается с обворожительной улыбкой, кричащей «сделано, как я хотел».

20

— С сегодняшнего дня есть буду здесь, — самодовольно заявляет Грей, проходясь по мне с головы до ног хозяйским взглядом.

А я, погружённая в свои идиотские мысли и комплексы, в мельчайших деталях воспроизвожу ситуацию, произошедшую пятнадцатью минутами ранее.

Тело до сих пор пробирает мелкая дрожь от всплывающих воспоминаний пристально голубых глаз. Они были настолько близко. Неприлично близко…

Пронизывающие, как ледяной океан. Пускающие ток по позвоночнику. Загоняющие в свои умело расставленные ловушки.

Одним взглядом Грей может покрыть колючим инеем, а в следующую секунду — заставить сгорать дотла.

Разумная часть меня бьётся в истерике, призывая держаться от него подальше: не приближаться, не пересекать невидимую черту личных границ. Перестань играть по его правилам, игнорируй весь флирт и дурацкие фразочки.

А лучше всего — собрать шмотки и первым рейсом улететь в Нью-Рошелл. Домой, к Алексу. В его безумно нежные, невероятно тёплые, уютные и — самое главное — безопасные объятия.

Плевать я хотела на Артёма, на Джона и на весь их мафиозный мир. Однажды мне удалось отдалиться и максимально абстрагироваться от криминала — так что мешает сделать это сейчас?

Другая же часть меня шепчет: ты никогда не станешь свободной, если сдашься сейчас, Ада… Джон — твой единственный шанс.

Вздохнув, ставлю на паузу внутреннюю борьбу и закидываю нарезанные дольки болгарского перца в стеклянную чашу. Готовка нашего спонтанного ужина идёт полным ходом.

Ной занимается размороженной индейкой, обжаривая филе без специй на гриле, а я, в свою очередь, подготавливаю овощи, которые будут приготовлены тем же способом после. Помимо прочего, в духовке запекается батат. В общем, мы всеми силами добираем необходимые Грею белок, клетчатку и витамины.

А наш любезный пациент в это время берёт штурмом интернет с телефона Ноя — так как его собственный то ли потерялся во время перестрелки в Чикаго, то ли находится у Адама. Короче, он и сам не знает. Да даже если бы и знал — не смог бы воспользоваться. Согласитесь, странно, если погибший пару месяцев назад человек объявится в социальных сетях или мессенджере.

— А десерт будет? — привлекает внимание Грей, не отрываясь от смартфона. Можно подумать, прочёл мысли и понял, что размышляю в эту секунду о нём.

— А десерт ты не заслужил, — почему-то от услышанного хрипловатого голоса мафиози кромсать овощи я начинаю ещё яростнее.

— Наказываешь за плохое поведение? — без стеснения хмыкает нахал, откидываясь на спинку стула, когда я бросаю на него взгляд исподлобья.

— За ужасное поведение, я бы сказала.

— Ты такая строгая, Ада, — протягивает с каким-то особым наслаждением, до ужаса раздражая.

— Не называй меня так, — цежу сквозь зубы, выделяя каждое слово по слогам. — Никакая я тебе не Ада, понятно?

— Иначе накажешь? — Джон выгибает бровь, подавляя рвущуюся наружу улыбку. Но от меня это не ускользает.

— Ты что, какой-то скрытый фетишист? Почему все твои разговоры сводятся к наказанию? — откладываю нож в сторону, опираясь ладонями о столешницу.

— Ну, не знаю… Возможно, потому что ты похожа на строгую училку?

На строгую училку? Серьёзно?

— О Господи… — закатываю глаза, возведя лицо к потолку. — Ты самый невыносимый человек из всех, кого я встречала!

— На красивую училку, если тебе от этого легче, — пожимает плечами, мол, смягчил острые углы.

— Грей, видишь этот нож в моих руках? — поднимаю предмет вверх, оставляя на уровне лица. — Будь осторожен, я ведь могу воткнуть его куда не следует.

— Воткнуть… как романтично. Обстановка вокруг так и навевает покромсать кого-нибудь, согласен, — произнося это размеренно и нарочно спокойно, этот придурок пялится в упор на Ноя.

— Я скоро с ума сойду, честное слово… — громко выдохнув, возвращаюсь к нарезке, вспомнив, что мы тут вообще-то не одни. — Ты весь день голодный, наверное? — обращаюсь уже к помощнику, глянув на него.

— Без тебя аппетита не было, — слабо улыбнувшись, Ной тянет за ручку верхнюю часть небольшой грильницы, стоящей на кухонном гарнитуре около стены, и проверяет, достаточно ли обжарилось филе. — Привык, что мы вместе едим.

— Не нужно было ждать, — цокаю, продолжая работу. Аккуратные кругляшки цукини скатываются с доски, но я успеваю их вовремя ловить и отправлять в посуду. — В следующий раз так не делай.

— Так точно, босс, — тарелка с двумя обжаренными филешками индейки появляется в поле моего зрения. Подошедший Ной демонстрирует творение, ожидая оценки.

Ох уж эти мужчины. Им всегда нужна похвала и одобрение.

— Кра-со-та, — довольно заключаю, улыбнувшись. — У тебя определённо талант к готовке.

— Погляди, какие идеально ровные полоски, — хвастается парнишка, придвигая их ближе.

Я же в этот момент совершаю неимоверную глупость.

Разглядывая индейку в руках Ноя, я на автомате тянусь за следующим овощем, даже не глядя, что именно беру. Пальцы нащупывают что-то твёрдое — предположительно морковку. Положив её на доску, я начинаю нарезать.

21

— Делла, аккуратно! — срывается Ной, в панике бросая тарелку на стол. Посуда с глухим лязгом ударяется о поверхность и с громким звяканьем прокатывается по столешнице, едва не слетая на пол. — Чёрт, ты вся в крови! — слегка дрожащие пальцы спешно обхватывают мою ладонь, крепко её сжимая.

— Всё нормально, — оторопев от такой бурной реакции, хочу отодвинуться от нависающего помощника, но вырваться из тисков не удаётся. — Ной...

— Нужно промыть, — оттягивает рукав кофты и, не дожидаясь, тянет меня к раковине. А включив воду, без раздумий подносит вытянутую ладонь под прохладные струи. — Потерпи, сейчас пройдёт.

— Может, ты ей ещё и рану зашьёшь, Ромео? — опасно низкий голос Джона разрезает пространство, заставляя меня не по-детски вздрогнуть.

Мафиози звучит как гром среди ясного неба, и я инстинктивно отскакиваю от Ноя, ослабившего хватку, как ошпаренная.

Обернувшись на Джона, будто инстинктивно ища в нём опору, я застываю.

Грей медленно подаётся вперёд, наваливаясь на стол, и в этот миг кажется, что воздух на кухне становится тяжелее, гуще. Словно сама комната сжимается под тяжестью его взгляда.

Ни я, ни Ной, ни, тем более, Джон не произносим ни слова.

Один гул воды из-под крана да рваное, хрупкое дыхание — моё дыхание — нарушают тишину.

Грей смотрит не на руку.

Не на палец.

На нас.

— Извини... — наконец выдыхает Ной, будто только в эту секунду понял, что сделал что-то не то.

Я без понятия, кому он адресовал свои извинения — мне или Джону.

После этой непонятной ситуации мы молча довариваем ужин, каждый уткнувшись в своё, можно подумать, ничего не произошло. Правда, предварительно я всё же промываю рану и заклеиваю пострадавший палец пластырем.

И я зуб даю: если бы Джон мог подняться и проехаться по лицу Ноя, он бы непременно это сделал.

Слава Богу, этот вечер закончился без дополнительных происшествий. Хотя казалось, что вот-вот наступит апокалипсис, а взрыв Джона будет самым ярким его финалом. Мы ужинали в такой напряжённой тишине, что каждый звук, каждая порция накладываемой еды на тарелки казались предвестием чего-то страшного. Казалось, одно неверное движение или слово — и бомба по имени Джон Грей рванёт в ту же секунду.

Раньше, будучи маленькой, я обожала завтракать, обедать и ужинать с папой. На самом деле, случалось это очень редко из-за его постоянного отсутствия дома, но те мгновения, когда он приезжал вовремя, и мы садились вместе за стол, были волшебными.

Мир вокруг словно замедлялся... позволял отцу и дочери насладиться тем ограниченным временем, что нам было отведено.

Мы вместе обсуждали прошедший день, он хвалил меня за успехи на льду, за точность элементов, за чистоту исполнения, и я до одури гордилась этим. С восторгом щебетала про занятия по актёрскому мастерству и о том, как легко даётся это дело.

Но бывало, и ныла — от того, что считала себя недостаточно подготовленной, что не достигла той высоты, к которой стремилась. Однако неизменно наши разговоры с отцом всегда были непринуждёнными и по-семейному уютными. Мы смеялись, спорили, подкалывали друг друга.

В отличие от сегодняшней. Такой контраст между тем, что было в этом доме ещё лет шесть назад, и сегодня.

Порой сердце сжимается от тоски по семье. Хочется вынуть его и разорвать на части, лишь бы не чувствовать.

К сожалению, наступившая ночь не приносит долгожданного покоя. Сон не идёт ни в какую, как бы я ни старалась заснуть. Я долго ворочаюсь, прижавшись к подушке, рассматриваю очертания мебели, поглощённая мыслями. Пытаюсь избавиться от накатывающей волны тревоги, заменяя её позитивными образами. Нарочно представляю нашу будущую свободную жизнь с Алексом.

Выдумываю, как мы будем коротать вечера. Сделает ли он мне предложение? Если да, то как это случится? Алекс — единственный мужчина, кого я рассматриваю как человека, с кем хотела бы провести всю жизнь. И думаю, свадьба — это неизбежное событие, поэтому нужно заранее быть готовой к тому, что придётся надеть белое платье и, возможно, фату.

В какой-то момент я, наверное, всё-таки заснула, потому что не успела до конца расписать в мыслях детализированные будни после возвращения домой.

Странное предчувствие того, что должно случиться нечто ужасное, находит своё подтверждение, едва я успеваю открыть глаза. Сжав в кулаке одеяло, я стараюсь выровнять дыхание и успокоить бешено колотящееся сердце. Однако шум, доносящийся с первого этажа, заставляет меня быстро сесть, впившись взглядом в дверь.

Подскочив с кровати, я мгновенно бросаюсь вниз, в панике едва не подвернув ногу на лестнице. В голове всё перемешалось: вчерашний вечер, беспокойная ночь, глупые воспоминания и фантазии о будущем.

— Что случилось? — на полном ходу врезаюсь в Ноя, спрыгнув с последней ступеньки.

Помощник выглядит пойманным врасплох, как будто он не ожидал или не хотел увидеть меня в эту минуту.

— Делла... — мужской голос звучит по-настоящему извиняющимся, но с оттенками явной тревоги. Слегка дёрнув сумкой, набитой вещами, он отступает на шаг назад. — Извини, не заметил тебя. Ты не ушиблась?

22

— Извини, мне нужно срочно уехать, — произносит Ной действительно с сожалением. Он звучит глухо и печально, словно вынужден сделать это не по собственной воле. — Я не хотел, правда, просто... — умолкнув, помощник оглядывается через плечо на дверь, ведущую в комнату Джона.

— Куда уехать? — не сумев скрыть растерянности, складываю руки на груди, унимая дрожь.

— Прости... так нужно, — бросает Ной и, не добавляя больше ни слова, двигается в сторону двери.

— Стой! — бросаюсь следом, как в какой-то мыльной мелодраме, и протягиваю руку к Ною. — Я никуда тебя не отпускаю!

— Делла, я должен, — притормозив, Ной бросает на меня взгляд, полный сожаления. Видно, что решение уехать даётся ему с трудом.

— Но ты не можешь оставить меня здесь одну!

Развернувшуюся драму неожиданно нарушает раздавшийся голос Джона.

— Отойди от него, — приказывает властным тоном, от чего я инстинктивно вздрагиваю, подмечая предательскую реакцию тела на чужие указы.

Грей выходит в коридор, и Бог свидетель — весь его вид кричит о том, что лучше с этим типом сейчас не связываться.

— Что происходит, чёрт возьми?! — не в силах скрыть паники в голосе, перевожу взгляд с одного на другого.

— Ной уволен, — убийственно спокойно выдаёт Джон, равнодушно осмотрев нас обоих. — Он уезжает.

Сухая констатация факта — без единой эмоции.

— Кем уволен?! — взрываюсь, вскинув руки вверх. Честное слово, я скоро свихнусь. — Вы что тут все, с ума посходили?!

Моя грудь тяжело вздымается от сбившегося дыхания, адреналин с бешеной скоростью стучит в висках.

— Мной. Ещё вопросы? — Грей стоит на месте. Он не угрожает, не запугивает и не делает ничего такого, чем обычно занимаются подобные ему люди. Но тем не менее, даже с такого расстояния я улавливаю исходящую от него энергетику бандита.

Это нечто знакомое, что я когда-то чувствовала, находясь рядом с отцом.

Можете назвать меня сумасшедшей, странной — да как хотите. Мой отец был главой мафии, поверьте, знаю, о чём толкую. Я таких за версту чую, и до вчерашнего вечера от Грея подобным не веяло...

«Выздоравливает парень», — хмыкает безрассудная часть меня, в то время как другая рвёт на голове волосы от ужаса.

— Ной, послушай, ты не можешь уехать, — переведя всё внимание на него, говорю с не присущей мне мольбой в голосе.

— Делла... — помощник произносит имя с таким отчаянием. — Звонили из клиники мистера Павла, меня ждут в Нью-Йорке. Без работы не останусь, можешь не волноваться.

— Нет... — мысленно я уже продумываю план, как позвонить Артёму, невзирая на неприязнь к брату. Попросить его разобраться с Джоном и позволить задержаться Ною на Аляске ещё ненадолго. Буквально месяцок — Грею-то осталось немного для восстановления. — Я сейчас разберусь, погоди, — понимаю, что выгляжу жалкой, но я действительно на грани отчаяния.

Я хватаюсь за перила, ставя ногу на лестницу, желая рвануть в спальню и найти свой телефон, но останавливаюсь от голоса помощника. Вспотевшая ладошка соскальзывает вниз.

— Не нужно, — просит он, отрицательно мотнув головой. — Увидимся в Нью-Йорке. Я буду писать.

Ной кивает напоследок и, не взглянув на Джона, спешно покидает дом.

Я же остаюсь стоять на месте, как вкопанная, не мигая пялясь на захлопнувшуюся дверь. В голове творится настоящий хаос из мыслей, мои плечи обессиленно обмякают, руки болтаются по бокам, как у тряпичной куклы. Мир будто теряет все краски в один миг.

Миг, когда я осталась один на один с собственными демонами и... Джоном.

— Ты! — повернувшись к Грею всем корпусом, бросаю гневный взгляд, тыча в него указательным пальцем. — Ты кто такой, чтобы принимать решения за всех?!

— Экономлю деньги твоего брата, — без капли стыда цедит бессовестный, от чего во мне резко поднимается желание разорвать его на части.

— Ах, экономишь? — спускаясь вниз и подходя ближе, я киваю головой, как умалишённая в припадке. — Чем тебе Ной мешал? Что он сделал?

— Подрастёшь — поймёшь, — отрезает мафиози и, развернувшись на долбанных костылях, заходит в комнату.

Не выжидая ни секунды, я влетаю следом и обхожу его, снова преграждая путь, как вчера.

— Ответь нормально! — срываюсь на крик, почувствовав такое разъедающее душу и разум отчаяние.

— Не задавай вопросы, ответы на которые тебе не понравятся.

На секунду я замираю, смотря на него неверящим взглядом. Складывается впечатление, что Грея подменили.

— Ной стал моим другом за эти месяцы, а ты взял и лишил меня близкого человека в этом ужасном месте! — выплёвываю с презрением, на грани отчаяния.

Без понятия, зачем я делюсь с ним этой информацией — возможно, даже открываю душу. Ведь признать свою слабость для меня в обычной жизни — всё равно что сброситься со скалы.

— Что поделать, теперь остался я один, — горько ухмыльнувшись, этот неприятный тип останавливается около кресла. Отбросив костыли, он слишком резко и рвано опускается в него.

23

— Друзьями мы никогда не будем, — тихонько передразниваю под нос, скорчив гримасу, полную отвращения вкупе с презрением. — Да кого ты из себя возомнил?!

Небрежно брошенная Греем в тот день фраза засела внутри и упорно отказывается уходить.

Я мусолю её, не переставая, и не могу понять, почему кажется, что слова прозвучали как некая угроза? Обещание?

Может быть, потому что вы не друзья, а враги, вынужденные делить одну территорию?

Нет, дело не только в этом. Тут явно есть какой-то подтекст. Скрытый смысл, и я не могу уловить, казалось бы, лежащую на поверхности суть.

Ох, а по поводу Ноя...

Моё сердце до сих пор разбито поступком Джона, а внутри явно ощущается зияющая дыра одиночества.

Если раньше я ныла, что нахожусь в аду — не верьте! С отъезда единственного помощника ситуация усугубилась в миллиард раз. Вот теперь я в самой настоящей преисподней, да.

Честное слово, уже морально не вывожу выходки Грея.

Он невыносим. Он ненормальный! Он самый противный тип, встречавшийся на моём пути!

Ненавижу. Вот искренне, от всей души и сердца я не перевариваю этого самодовольного, наглого, самоуверенного индюка.

Что ни фраза — то подколка или плохо завуалированный флирт. В доме родного отца я вынуждена прятаться по углам или запираться в спальне, чтобы поговорить с любимым человеком! Стоит Джону услышать, что я разговариваю с Алексом — мафиози моментально что-то нужно (даже если не нужно, он делает вид, что в данную секунду ему жизненно необходимо моё присутствие или помощь).

Но это ещё цветочки, ведь мне приходится делать всё самостоятельно: процедуры, витамины, восстановительные упражнения, приготовление еды. Конечно, Джон уже более самостоятельный, нежели в первые дни пробуждения, но тем не менее забота о дружке брата целиком и полностью на плечах несчастной Адалин Суарес.

Я определённо провинилась в прошлой жизни, раз в этой меня наказали Джоном...

Голос за спиной заставляет дёрнуться, будто я поймана с поличным за нечто нелегальное.

— Ты что-то сказала? — спрашивает самый бесящий человек на планете Земля.

Стоя на четвереньках, расстилаю на коврике полотенце и готовлю всё нужное для утренней разминки, пока этот тип по-царски восседает в кресле, переваривая витамины и выпитый кофе.

— Всё готово, идём, — выдохнув, разгибаю затёкшую поясницу. Почему-то только в этот момент в мою бедовую голову приходит мысль, что я, выпятив задницу, ползала перед Греем в неприличной позе.

Вряд ли его интересует моя тощая пятая точка, потерявшая упругость и былую форму, так что — плевать.

Сделав пару наклонов влево и вправо, прихожу к выводу, что мне бы и самой не помешала растяжка, но ноющее бедро явно будет против. В последние дни сдаёт не только психика, но и тело.

Чуть отодвинувшись в сторону, сажусь по-турецки и наблюдаю, как Грей встаёт и медленным, но уже уверенным шагом двигается в мою сторону. Помощь не предлагаю — знаю, что откажется.

Эго Джона с каждым днём всё сильнее ущемляется от того, что я считаю его немощным пациентом. В какой-то степени парня можно понять, и я изо всех сил стараюсь это делать.

Когда ты теряешь контроль над собой и лишён права выбора, когда тебя запирают вдали от цивилизации, сложно быть хорошим и добреньким человеком. В такой ситуации наружу вылазят все демоны, без стеснения демонстрируя ужасные стороны личности.

Бытует мнение, что именно в поездке ты знакомишься с собой настоящим. В нашем с Джоном случае — это Аляска.

— Ага, молодец. Не торопись, мы никуда не опаздываем, — подливаю масла в огонь из своего положения, смотря снизу вверх. Я не пытаюсь и не борюсь с желанием придержать его или прикоснуться.

Главную роль в этом играет то, что я больше не чувствую Джона своим подопечным. В данный период он в первую очередь мужчина — не беспомощный парень, что провалялся в коме, и не слабак, нуждающийся в опеке. С каждым занятием он меняется на глазах, становясь сильнее физически.

И порой меня пугает мысль, что скоро он полностью восстановится и вернётся к своей бандитской жизни.

Папа частенько говорил одну поговорку на русском: «Бывших ментов не бывает». Так вот, я убеждена, что бывших бандитов тоже не бывает.

Люди не меняются. И ты хоть в лепёшку расшибись, но если он привык брать своё силой, убивать, заниматься противозаконными делами и творить беззаконие — то никогда не переметнётся на другую сторону.

— Как прикажешь, командир, — подтрунивает Джон, вызывая внутри лишь раздражение. — Или к тебе лучше обращаться «Моя Госпожа»?

— Не мог бы ты, пожалуйста, закрыть свой рот? — растягиваюсь в наигранно милой улыбке. — Мазохистские наклонности будешь проявлять в другом месте.

— Не даёшь помечтать, — опускаясь на коврик, Грей стискивает челюсть. Я вижу, как напряжены его мышцы — особенно это выдают вздувшиеся вены на покрасневшей шее. — Нравится представлять в твоей руке чёрную плётку.

— Если ты не перестанешь нести подобную чепуху, я реально найду в этом грёбаном доме, чем отхлестать тебя, ясно? — сжав ладошки в кулаки, цежу сквозь зубы, слегка наклонившись вперёд. — И поверь, Джон, тебе это не принесёт никакого удовольствия.

24

Кажется, моя кожа багровеет от злости, судя по тому, как моментально начинают гореть щёки. Мозг отказывается генерировать колкий ответ в этой короткой перепалке, и, не найдя ничего лучше, я решаю сделать вид, что пропустила реплику мимо ушей.

— Не торопись, подыши, — инструктирую, стараясь абстрагироваться от личных чувств и услышанного — то ли комплимента, то ли насмешки.

Он действительно считает меня красивой? Или, наоборот, так назвал, издеваясь?

— Какие планы на день? — поморщившись, Джон замирает на секунду, прежде чем перекатиться на бок и вытянуть ноги.

Как же меня раздражает эта его маска весельчака и обольстителя. Он постоянно так делает — для отвода глаз, тем самым заставляя поверить, что всё зашибись.

Интересно, кто-то на это ведётся?

— Планы? — протягиваю задумчиво, приняв правила игры, и поднимаю заготовленные ранее утяжелители на липучках. — Хотелось бы провести день с любимым мужчиной, но я застряла здесь с одним непослушным пациентом и вынуждена буду лавировать между кухней и его спальней.

Ухмыльнувшись, Грей еле заметно кивает.

— Хоть симпатичный?

— Кто? — непонимающе уточняю, застёгивая манжеты с грузом на его щиколотках. Неужели про Алекса интересуется?

— Пациент, — конечно же, этот засранец с самооценкой до небес интересуется про себя любимого.

Боковым зрением замечаю пристальный взгляд на своём лице — в ожидании ответа.

— Возможно, — глянув на Джона, нацепляю такую же маску весёлой и лёгкой девчонки. На секунду в голубых глазах цвета морского бриза загорается еле уловимый блеск удовлетворения, но сразу же гаснет, когда я продолжаю: — Но совсем не мой типаж.

— Что поделать, не у всех хороший вкус.

Искренно хохотнув, качаю головой, застёгивая вторую манжету.

— Поднимай колени к груди, — мы начинаем тренировку, где Джону особо не нужны мои инструкции и указания, но тем не менее он слушается и выполняет предписания. — Плавнее, иначе порвёшь связки.

Во время занятия у мафиози неизбежно проступает пот на лбу. Не все упражнения даются легко — его мышцы отказываются слушаться, но Грей пашет.

Мужская грудь ходит ходуном, но, как бы ни было тяжело, он держится.

— Медленно выпрямляй ноги. Не роняй, а плавно опускай, — произношу спокойно и размеренно, внимательно наблюдая за техникой выполнения.

Нескрываемое упрямство Джона кричит о том, что он и сам как можно скорее хочет вернуть себе прежнюю физическую форму. К слову, у него это получается великолепно.

Не всё проходит легко и гладко. Иногда из мужского рта вылетают нелестные высказывания (в основном это маты), периодически слышится почти звериный рык — будто он злится на собственное тело.

А ещё Джон частенько огрызается и может бросить что-то типа:

— Да не слепой, вижу.

Или же:

— Сам знаю.

А бывает и:

— Да ты издеваешься, твою мать, Ада?

Время на часах неумолимо бежит. Закончив с первой партией нагрузки, я даю мафиози небольшую передышку, но не слишком долгую.

— Погнали дальше? На второй подход? — уточняю, сидя рядышком, только уже поджав колени под себя.

Джон не отвечает, слегка поворачивает ко мне голову с лукавым взглядом. Мужские щёки чуть заросли щетиной, и я ловлю себя на мысли, что ему это идёт — придаёт эдакой харизмы лесника, застрявшего в некой глубинке.

— Звучит двусмысленно, Док, — протягивает с особым удовольствием, выжидая ответной реакции.

— Не поняла? — со своей наивностью я не сразу понимаю, о чём речь. Приходится выждать паузу в несколько долгих секунд, прежде чем до глупого мозга доходит, что Грей подразумевает.

— Ты омерзительный, — остатки улыбки неизбежно сползают с лица. Будь на моём месте другая девушка, без ужасного багажа тяжёлого прошлого, возможно, она бы и посмеялась. Но я — нет.

И меня совершенно не колышет, что грубые высказывания могут обидеть лежащего рядом. Он не надуется — что ты ему ни скажи. Проверенная тема, ведь после побега Ноя ни одного лестного слова из моих уст Джон не слышал.

В тот злосчастный день, поднявшись в спальню наверх, я принялась лихорадочно набирать дяде Паше, в клинике которого работает Ной. Собиралась умолять вернуть его обратно. Просить отказаться принимать его на рабочем месте и заставить помогать мне на Аляске. Один Павел Сергеевич, друг нашего покойного отца, имеет хоть какое-то, но малюсенькое влияние на Артёма. Брат прислушивается к мудрому авторитету, и я надеялась на его помощь и поддержку в этом нелёгком вопросе. Увольнение Ноя Джоном было наверняка согласовано с Артом.

Но его телефон был недоступен... Дозвониться до дяди Паши не удалось.

Набрать напрямую Артёму я так и не смогла — не нашла в себе сил. Позвонить брату и просить о чём-либо — выше моей гордости. Унижаться перед ним и молить переиграть изгнание помощника означало бы, что я пришла к нему на поклон. Или, ещё хуже, приползла на коленях.

25

В какой-то момент я соскочила и со скоростью света начала вытаскивать из шкафов все свои вещи и бросать на кровать, а затем лихорадочно запихивать в небольшую сумку. Схватив её, прошагала к выходу из комнаты, но замерла, протянув руку к двери. Не смогла. Пришлось вернуться обратно к кровати и посидеть ещё около неё.

В таких раздумьях и метаниях я провела полдня, пока не поняла, что не откажусь от свободы. Она уже почти в руках, и Грей не сможет отнять её у меня. Не позволю.

Но есть ещё кое-что...

В главной причине страшно признаться даже самой себе, но основную роль в том, что я не решилась переступить порог, оказалось то, что бросить Джона здесь одного оказалось для меня непосильным.

Похоже, такова моя участь — проживать жизнь в одиночестве, теряя близких людей. При рождении я лишилась матери, будучи совершеннолетней — отца и брата. Плюс ко всему, у меня отняли ещё и парнишу, скрашивающего будни в холодном заточении.

В конечном итоге пришлось смириться с мыслью, что я осталась одна — без помощи и поддержки.

Отмахнувшись от размышлений, слегка встряхиваю головой, прогоняя непрошенные воспоминания.

— Достаточно. Переворачивайся на живот, — протягиваю немного рассеянно. — Спину будем будить.

— Садистка, — бурчит он сквозь зубы, но подчиняется. Джон с усилием перекатывается на бок, отталкиваясь локтем.

— Я всё слышу, — цокаю, глубоко вздохнув. Наши перепалки и пререкания не закончатся никогда. — Теперь прямые подъёмы ног. Одна за другой.

Иногда рядом с ним сама себя не узнаю. Ощущение, что с Греем я более злая и... настоящая, честная, что ли?

Мне не приходится прикидываться хорошей и послушной девочкой, стараясь оправдать ожидания отца, как делала это в детстве. Отныне я не притворяюсь доброй на работе, когда нет настроения или плохо себя чувствую. Не стараюсь понравиться и быть «удобной». Не улыбаюсь через силу, не притворяюсь, что всё в порядке.

И наконец, мне не нужно постоянно быть милой, строя лёгкую и беззаботную девушку. Я не гашу внутренних демонов, как делала это, скрывая их от Алекса. Да, парень знает меня настоящую, но не до конца. Я показываю людям лишь то, что они готовы увидеть.

С Джоном все мои тёмные стороны выливаются наружу, не ожидая в тёмных уголках души.

Наверное, я просто устала прятаться.

— Молодец, — в очередной раз вынырнув из дум, несколько раз моргаю, сосредотачиваясь на находящемся рядом мафиози. — Давай последнее упражнение на пресс. Честное слово, потом иду готовить тебе завтрак.

— Ты опасная женщина, не даёшь права на отказ, — тяжело дыша, выдаёт Грей, но переворачивается обратно на спину. Словами не описать, как я рада тому, что у него получается самостоятельно выполнять все передвижения без моей физической помощи. — Только никому не говори, что я послушный лапочка. Уроню авторитет.

— Меньше слов — больше дела, Джон. Погнали: плечи вверх, — игнорируя его шуточки, инструктирую с серьёзным видом. — Да, вот так, медленно. Без рывков.

Собравшись с силами, Грей поднимается буквально на пару сантиметров, со стиснутыми зубами. Безумно сложно держать контроль над телом, отказывающимся слушаться. Поверьте, знаю не понаслышке.

Но Джон делает. Без нытья и показухи. Он тупо пашет, превозмогая боль и побеждая слабость. Это вызывает восхищение и уважение.

По завершении небольшой утренней тренировки Грей откидывается на коврик и дышит так, словно пробежал марафон. Не удержавшись, я поднимаю лежащее рядом полотенце и, не касаясь руками его кожи, вытираю мужской лоб. Аккуратно промокаю пот слегка похлопывающими движениями. В эту же секунду рука мафиози рвано взмахивает вверх и хватает моё запястье, держащее полотенце. Вздрогнув от неожиданности, я замираю, испугавшись такого поворота событий.

Кожа начинает саднить от сильной хватки, но я боюсь предпринять какие-то действия, как будто одеревенела.

Прям как в тот самый день...

К горлу подкатывает болезненный ком. Отдалённо осознаю, что меня слегка потряхивает, в то время как разум затуманивается, отказываясь соображать и подать сигнал освободиться.

«Ты типичная жертва, Адалин...» — издевательски нашёптывает внутренний голос.

Судя по всему, заметив странную реакцию — ибо по-хорошему я должна была вырваться и послать его к чёртовой матери, — Джон расцепляет ладонь, отпуская.

— Не нужно, — произносит спокойно, глубоко выдохнув сквозь раздутые ноздри. — Привыкну к заботе, а ты возьмёшь и разобьёшь мне сердце, Ада.

— Оч... оч-чень смешно, — отпрянув, как ужаленная, заикаясь, я поднимаюсь на ноги. Хочется сбежать, спрятаться в безопасном месте, но вместо этого я практически бегу в другой конец комнаты. Лишь бы чем-то заняться, хватаю с тумбочки стоящий шейкер с протеиновым коктейлем и слегка взбалтываю его в воздухе. — Выпей, как поднимешься, — произношу скачущим голосом. — Пойду пока завтраком займусь.

Упорно избегая мужского взгляда, спешно шагаю к выходу. Внутри я уговариваю себя успокоиться: ничего ужасного не произошло. Грей всего-навсего взял меня за руку. Не сделал плохих вещей — всего-навсего решил подшутить таким образом.

26

— В смысле никак?! — развернувшись, складываю трясущиеся руки на груди в защитной позе, уставившись на него стеклянным взглядом.

— Я всё ещё инвалид, — сначала Грей медленно принимает сидячее положение, после перемещается на колени.

— Ты вполне самостоятельно можешь стоять на ногах, — отмахиваюсь слишком резко, наблюдая, как, сделав рывок, он поднимается.

Бедное сердце тем временем отбивает чечётку, отдавая болью в области груди. Меня всю колбасит от одного представления, что, возможно, придётся помочь мафиози купаться!

— Если сдохну раньше времени от грязи — это останется на твоей совести, А-а-д-а-а, — склонив голову набок, прищуривается гадёныш.

— Я не обязана тереть тебе спинку! — срываюсь на писк, отрицая реальность нашего положения. — И мылить задницу тоже! — выпаливаю, прежде чем успеваю обдумать эту фразу.

На миг я замираю, поняв, что ляпнула, а Грей расплывается в победной улыбке.

Пре-крас-но!

Он нарочно выводит меня из себя?! Прощупывает границы, желая довести до безумия?

А ты только сейчас об этом догадалась, глупая голова? По-моему, ваше общение состоит исключительно из постоянных издевательств друг над другом, Адалин.

Обычный флирт и манера общения Джона с женщинами для моей травмированной персоны неприемлемы. Проблема кроется в прошлом, и он не имеет ни малейшего представления об этом. Грей, небось, считает меня холодным куском льда, неспособным адекватно контактировать с разного рода людьми, поэтому пытается раскачать и подтрунивает.

— От меня несёт за версту, — Джон делает несколько шагов в мою сторону, от чего сердце подпрыгивает к горлу. — Иди сюда, Красивая, понюхай поближе.

— Вчера ты прекрасно обошёлся влажными салфетками! — сдавая позиции, бросаюсь аргументом, как утопающий, хватаясь за соломинку надежды.

На самом деле я догадывалась, что рано или поздно это настанет. Мне придётся участвовать в нечто подобном. Если раньше для этого был Ной, после Джон (Бог знает, каким образом) самостоятельно поддерживал гигиену, то теперь настало моё время умирать, участвуя в грандиозном купании.

— Короче, я понял, — Джон кивает, придавая себе нарочито спокойный вид. — Ты хочешь задержаться со мной тут ещё на пару месяцев.

— Чего?! — восклицаю, во всей красе представив альтернативный вариант будущего. — Да я легче вскроюсь, Грей!

Пара месяцев. Ну уж нет! Я покину этот дом седой, оставшись без отношений и работы. Меня можно будет отправлять не в Нью-Рошелл, а в психиатрическую клинику на длительное лечение поехавшей крыши. И то не факт, что поможет. Стану городской сумасшедшей и буду по очереди кошмарить Джона и Артёма, наведываясь к ним по очереди.

Идея кажется весьма заманчивой. Отыграюсь как следует и заставлю каждого платить по счетам. Хм, а план-то замечательный! Доработаю незначительные детали — и останется воплотить его в жизнь.

— Тогда тебе придётся помочь. Хорошая девочка же не хочет, чтобы дядя Джон пробил череп или сломал конечности, поскользнувшись на кафеле?

— Я. Не буду. Тебе. Помогать, — гневно выдыхаю, топнув ногой, подобно истеричке. С психом опускаю руки по швам, для пущей убедительности сжав кулаки и дёргаю ими.

— Ада, там пиздец скользкий пол, — шепчет, приложив ладонь ко рту. Не увидев от меня другой реакции, кроме как злость, добавляет уже более понимающе: — Если хочешь, можешь закрыть глаза.

— Чего ты добиваешься? — на секунду прикрыв веки, борюсь с пожаром, что разрастается в груди. — Хочешь поиздеваться? Понаблюдать за мной в роли санитарки? Я ею и без этого была, пока ты лежал в отключке.

— Думаешь, мне это всё в кайф? — Грей делает нервный шаг навстречу, будто кидает какие-то претензии. — Вымаливать помощь? Не в состоянии снять грёбаные шмотки и помыться?

«Не смей! Не смей вестись на это!» — умоляю себя мысленно, ведь его слова кажутся разумными и даже слегка вызывают жалость. Давят на встревоженную совесть.

— Не могу... — мой голос звучит как позорная мольба.

Внутри всё клокочет от злости — на себя, на него. Низ живота стягивается тугим узлом волнения. Я устала от происходящей жести, от того, как он смотрит и давит.

— Это необходимость, а не дебильная прихоть, — подводит итог Джон, остановившись в нескольких шагах. Ощущение, что не оставляет права выбора, делая его за нас обоих. — В чём проблема? Ты видела меня голым и до, что изменилось сейчас? Боишься не устоять перед неотразимостью сексуального Джона Грея?

— Господи, ты невыносимый, — фыркаю, закатив глаза.

— Стараюсь для тебя, док, — и снова эта нахальная улыбка, наполненная победной усмешкой.

— Хорошо, — сдаюсь за неимением альтернативы. Если Грей действительно навернётся, и его физическое состояние усугубится, — в первую очередь это доставит проблем мне. Надолго оттянет срок возвращения домой, чего бы не хотелось. — Но буду я просто стоять рядом, ничего не делая, понятно?

— Обещаю не приставать, — поднимает ладони вверх в сдающемся жесте. — Если только ты сама не попросишь.

— Джон! — взревев, борюсь с желанием хорошенько проехаться кулаком по его надменной роже.

27

«Veni, vidi, vici», — глухо читаю про себя, ощущая, как поднимается вязкий, тяжёлый ком.

Каждая буква на широкой груди Грея будто вырезана с ювелирной точностью, и от этого зрелища вспыхивает волнение. На фоне его массивного тела татуировка выглядит пугающе эффектно.

Пришёл, увидел, победил.

Эту надпись я видела и раньше, пока Джон лежал в коме. Но почему-то в тот период времени совершенно не заостряла внимания на ней. Она была как нечто само собой разумеющееся, и я не задумывалась о словах и их значимости для мафиози.

Зато глядя сейчас, вагон и маленькая тележка вопросов лезет в любопытную голову.

Когда мафиози её набил? Зачем? В какой войне он победил?

Джон действительно идёт с этим девизом по жизни? Пожалуй, учитывая, что Грею удалось затащить меня в ванную и вынудить помогать, то однозначно — да!

Или эти слова — напоминание о ком-то? Если да, то о ком? О женщине? О его любимой?

А она у него есть? Маловероятно. Джон видится настоящим бабником, не привязывающимся к слабому полу. Он тупо меняет их, как перчатки, не желая чего-то более глубокого.

А может, была? Девушка разбила его сердце? Это уже похоже на правду. И, вероятнее всего, именно поэтому Грей стал таким. Использующим женские тела на одну ночь, но не пускающим в свою душу.

И сейчас он стоит передо мной, обнажённый по пояс. Такой огромный, широкоплечий, несмотря на состояние. В одних спортивных штанах и босиком.

Левой рукой Джон слегка опирается на стену, так как, находясь в вертикальном положении без опоры, быстро устаёт.

Мужская голова слегка склонена набок, мафиози внимательно наблюдает за каждым моим движением, находя это занимательным. Кое-кого наверняка забавляет плохо скрываемая нервозность и неуклюжие движения. Странно, что он этого не показывает, а ведёт себя относительно сдержанно.

А я, в свою очередь, не знаю, куда смотреть и как дышать. Глаза мечутся из стороны в сторону в поисках любой зацепки, лишь бы не пялиться на полуобнажённого друга брата.

Нас разделяет пара несчастных дюймов...

От этой мысли, набатом бьющей в голове, грудь тяжело вздымается, дыхание то и дело срывается — можно подумать, я пробежала кросс на время.

В памяти одна за другой принимаются всплывать страшные картины. Давно забытые звуки и омерзительные голоса.

Честное слово, я изо всех сил стараюсь прогнать их. Мысленно забаррикадироваться в сознании и кричать, что Джон так не поступит.

Ты в безопасности, Адалин.

В безо...

В безопас...

Безопасности...

— Знаю, что неотразим, — звучит над ухом хриплый голос Грея, и я вздрагиваю от неожиданности. — И ты, походу, фантазируешь о большем, но советую собраться и перестать летать в облаках.

Его слова заставляют вынырнуть из липкого и густого тумана тревожности. Слегка приводят в чувства, возвращая в реальность.

Ох, чёрт! Своими подсознательными страхами и заторможенными движениями я подтолкнула Джона к неверным выводам.

И всё же... как можно быть таким самовлюблённым индюком?

Пока мы тут возимся, стеклянные двери душевой кабины уже давно вспотели из-за заранее включённой горячей воды. Она шумит, ударяясь о плитку кафеля на полу, а я всё не могу найти сил закончить раздевание до конца.

— Меня дезориентирует твой запашок, — шумно выдохнув, пытаюсь принять более адекватный вид. — Не льсти себе, Грей.

— Соберись и раздень меня до конца, Ада-а-а, — нарочно издевательски протягивает сокращённое имя.

Ада. Ненавижу это прозвище.

Оно напоминает об утраченной семье, что была.

Именно так с самого детства меня называл папа. Обычно серьёзный, всегда собранный и строгий. Но как же ласково звучало из его уст: «Ада»...

Поэтому каждый раз, когда кто-то другой смеет сократить моё имя, волна возмущения и невыносимой боли захлёстывает нутро. Перед глазами моментально предстаёт лицо любимого папочки, и от этого хочется вырвать себе сердце, лишь бы не вариться в разъедающем отчаянии.

— Ещё раз скажешь «Ада», и я выбью тебе зубы, — цежу злобно, утратив крохи добродушного настроя.

В ответ Джон бросает кривую ухмылку в своей вальяжной манере. Перепалку он не продолжает, но внутренняя чуйка подсказывает, что моя жалкая угроза рассмешила мафиози.

Сжав губы и упорно игнорируя дрожь в руках, сначала тянусь к резинке штанов. Другого выхода, кроме как поскорее закончить с этими муками, у меня нет.

Сбежать и отказаться от данного ранее обещания я не могу, ведь продемонстрировать слабость перед Греем — равно выставить себя посмешищем до конца нашего совместного пребывания здесь.

Обхватив кончиками пальцев ткань, осторожно тяну брюки вниз. Чтобы освободить Джона от почти последнего атрибута одежды, мне приходится опуститься на корточки под вопли кричащего внутреннего голоса не делать этого.

28

Шумно выдохнув, поднимаюсь на ноги. Спорить с этим типом — всё равно что отражать бесконечные атаки.

— Идём, — киваю в сторону раскрытых створок.

Походкой победителя Грей аккуратно шагает к душевой кабине и входит внутрь. Я же остаюсь стоять снаружи, по сути преграждая ему выход. Следом не захожу, так как промокнуть нет ни малейшего желания, а раздеваться я уж точно не собираюсь. Да и для двоих внутри будет слишком тесно.

Горячие струи воды хлещут по мужскому телу сверху вниз, как из ада. Брызги разлетаются во все стороны, и как бы мне ни хотелось остаться сухой, эта задача невыполнима. Нужно находиться рядом и в случае чего успеть его подхватить, удержав на ногах.

Ниже пояса я не смотрю, ибо не готова к этому. Никогда в жизни я не рассматривала обнажённого мужчину и не оказывалась в подобных ситуациях.

Господи, я едва ли выдерживаю, когда Алекс во время поцелуев начинает блуждать по моему телу руками. Сразу же покрываюсь мурашками и прошу не делать этого, говоря, что не готова.

А мечтать или представлять его без одежды у меня нет ни малейшего желания.

Влажный пар давит на грудь. Потянувшись, я поднимаю с полки гель для душа и выдавливаю его на пышную мочалку. Вспенив, протягиваю Грею, стараясь не соприкасаться с ним пальцами.

Весь процесс я борюсь с тахикардией и без конца подкатывающими к глазам слезами.

— Давай сам, я предупреждала, что тереть спинку не собираюсь, — упрямо настаиваю на своём.

Вода льётся на его голову, тяжёлыми струями стекая по растрёпанным волосам. Они липнут к лбу, пряди сбиваются и спадают на глаза. Капли задерживаются на длинных тёмных ресницах, а потом медленно падают, скользя по скулам, цепляя уголки губ. Почему я не могу оторвать взор от этого зрелища?

— Раз так — раздевайся, — многозначительно протягивает нахал, забирая из моих рук предмет. — И тобой займусь.

— Для начала этой мочалкой стоит вымыть твой рот, — желание проехаться по надменному фейсу возрастает с каждой проведённой рядом с ним секундой.

— Я буду жаловаться на ваш отвратительный сервис, — осуждающе покачав головой, Джон не нарушает установившийся зрительный контакт.

— Кому? — не удержавшись, слегка прыскаю от смеха, не взирая на постепенно заволакивающий разум подступающей панической атакой.

— Вышестоящему начальству, — Грей проходится по своей шее и чуть-чуть груди, оставляя разводы от пены. — Мне обещали комфортное проживание и сервис на высшем уровне.

— А по итогу?

— А по итогу прислали наглую русскую девицу, командующую и помыкающую мной, — на этом предложении мы уже оба начинаем смеяться.

Я — так особенно. В эту самую секунду его слова кажутся как нельзя кстати смешными. Даже ловлю себя на мысли, что всего на капелюшечку, но расслабляюсь и проникаюсь к этому засранцу.

Если Джон этим пытался разрядить обстановку, то ему однозначно удалось.

— Ладно, дай сюда, — небрежно выхватив у него мочалку, принимаюсь самостоятельно тщательно намыливать мускулистую шею. Для этого мне приходится изрядно попыхтеть и привстать на носочки. — Раз вам обещали комфорт, то я не стану ронять лицо нашей компании и выполню условия, — произношу нарочито профессиональным тоном.

Нужно было принести стул из кухни и усадить его, чтобы не изворачиваться тут из-за огромной разницы в росте.

— Не думайте, что вот этим всем вы выпросите у меня чаевые, — вторит Джон, принимая важный вид.

— А я в ваших чаевых и не нуждаюсь, — фыркаю, закатывая глаза.

Из-за того что я тянусь вверх и без конца виляю вправо и влево, намыливая мафиози, вода вперемешку с пеной попадает мне на лицо. Волосы, собранные в хвост на макушке, тоже страдают, намокая.

Но больше всего меня волнует светлая футболка, в некоторых местах ставшая прозрачной по той же причине.

Постепенно я промокну до нитки — и это проблема.

— А в чём ты нуждаешься? — вопрос застаёт врасплох, и я задираю голову наверх, снова столкнувшись с Джоном взглядами. Что-то в нём ощутимо меняется, как и атмосфера вокруг. Былой страх вкупе с тягучим волнением возвращаются, сбивая дыхание и спутывая мысли.

Но это ещё цветочки...

Без понятия, что происходит, но, будто почувствовав неладное, я опускаю глаза вниз. Это становится фатальной ошибкой.

Мельком, совсем на долю секунды, я замечаю, как его боксёры оттопыриваются. Ткань не скрывает ровным счётом ничего.

То ли всхлип, то ли сдавленный писк срывается с губ от увиденного возбуждения у Грея.

— Не всё, что поднимается, связано с тобой, — словно сквозь вакуум до меня доносится слегка раздражённый голос Джона.

Поздно. Сердце уже бросается вскачь пуще прежнего, отдавая болью в груди. Я отчаянно хочу переключиться на что-то другое, подумать о чём-то позитивном, но не получается.

— Адалин, — мужские пальцы сжимают мой подбородок, насильно заставляя поднять голову наверх. — Успокойся, это просто физиология. Горячая вода, сосуды.

— Мгм, — выдавливаю нечленораздельный звук, задрожав всем телом.

29

«Не всё, что поднимается, связано с тобой».

Так и есть, ты не нужна ему. Не интересна. У Грея достаточно женщин, и он бы в жизни на тебя не посмотрел.

Это физиология, Джон прав. Обыденная реакция тела, не связанная с желаниями.

«Ты справишься, Адалин, и не через такое проходила. Ты девочка, которую не сломать. Ты дочь Константина Князева!» — без конца повторяю мысленно.

Тем не менее всё равно хочется расплакаться. Спрятаться в тёплых объятиях мамы и почувствовать себя защищённой.

Странно, как можно мучительно желать чего-то, что никогда до этого не испытывала? Я не знаю, какое это — ощущать материнскую любовь и объятия. Так почему отчаянно в них нуждаюсь?

— Ещё чуть-чуть, — шепчу без понятия для кого. Скорее больше себе, чем ему. — Потерпи.

Тошнота подступает к горлу, и мне приходится несколько раз сглотнуть, избавляясь от желчи во рту.

Смыв пену, я помогаю Джону выйти наружу по мокрому полу. Мы оба в воде, как будто пережили шторм на корабле.

Мимоходом увидев себя в зеркале, я ужасаюсь: из-под полупрозрачной ткани футболки всё видно — торчащие соски, выступающие рёбра, шрамы и мурашки...

Джон, на удивление, не язвит и не подкалывает. Не несёт чепуху, флиртуя и подначивая, хотя мог бы. Только смотрит своим непроницаемым взглядом — и одному Богу известно, что у него на уме.

В ушах гулко звенит. Я чувствую себя липкой, грязной, мерзкой. И меня всё ещё тошнит.

Опустив глаза, молча протягиваю полотенце. Приняв его, Джон вытирает лицо и волосы. Я же в это время банным полотенцем протираю его спину, плечи, торс, смотря при этом куда угодно, но не на него самого.

«Ты в безопасности, всё хорошо — это Джон. Он не обидит» — крутится в голове заевшая пластинка.

Достоинство всё ещё выпирает, поэтому к нижней части туловища я не прикасаюсь. Взяв стопку заранее заготовленной свежей одежды, кладу её на край раковины.

— Я сам, — неожиданно серьёзно произносит Джон, останавливая меня.

— Сам? — глупо переспрашиваю писклявым голоском.

От облегчения мои напряжённые плечи обессиленно опускаются вниз.

— Да, иди, — утвердительно кивает, самостоятельно подняв тёмную футболку. — Тебе и самой не помешает, — на этих словах его голос срывается на хрип. Мужчина слегка приподнимает ладонь, указывая на мокрую одежду.

— Буду ждать тебя на кухне, — зачем-то говорю это и пулей вылетаю из ванной сквозь жар тела и пар, заволокший помещение.

До спальни на втором этаже я добегаю, несколько раз спотыкаясь на лестнице и едва не разбив подбородок о деревянную ступеньку.

Липкий, въевшийся в кожу страх подгоняет скрыться поскорее.

Заперевшись в комнате на несколько раз защёлкой, залетаю в прилегающую ванную. В зеркале бешеным взглядом на меня смотрит собственное отражение. Глаза от ужаса такие широкие, что кажется — вот-вот выпадут.

— Всё хорошо, не накручивай, — шепчу, несколько раз кивнув. — Он же даже пальцем к тебе не прикоснулся.

Пальцем-то как раз и прикоснулся...

Проиграв битву, я хватаю собственное запястье и впиваюсь в него зубами. Боль заставляет простонать, но я продолжаю причинять себе увечье. Я стискиваю челюсть и держу до стадии, пока не перестаю чувствовать руку.

Если есть боль снаружи — внутри чуть легче.

Постепенно ужасные мысли отходят на второй план, возвращая мне контроль. Этот метод всегда помогает, но для пущей убедительности, разжав челюсть, заставляю себя отсчитывать вслух и дышать:

— Раз... — глубокий вдох. — Два... — глубокий выдох. — Три... — глубокий вдох. — Четыре, — выдох. — Пять... — вдох. — Шесть, — выдох...

Слегка сбалансировав душевное равновесие, я быстренько сбрасываю мокрую одежду. Забравшись в ванную, ополаскиваюсь еле тёплой водой, смывая пену и пот, проступивший на коже. Долго задерживаться нельзя, поэтому, промыв волосы с шампунем на один раз, заматываю тюрбан на голове и вылезаю.

Надев сменную футболку и повседневные широкие брюки, бреду на кухню как зомби. Хоть я ощущаю себя разбитой и уставшей, завтрак приготовить некому. Рядом нет Ноя, который подхватит и сделает всю работу сам, предоставив мне время на отдых и моральное восстановление.

На кухне я несколько минут стою, опершись о столешницу. В ушах тупо стоит белый шум. Зачем я сюда пришла? Что нужно сделать?

— Приготовить еду, да, — киваю в такт словам, произнося их вслух.

Мне нужно что-то простое. Обыденное. Что-то, что я умею делать с закрытыми глазами.

— Скрэмбл и тосты, — снова отвечаю на немые вопросы.

А пить?

— Кофе и свежевыжатый апельсиновый сок.

Обсудив меню странным образом, моя неадекватная персона принимается за дело.

Закатив рукава, собираю мокрые волосы в небрежный пучок и включаю музыку фоном, чтобы хоть ненадолго взбодриться в нашем унылом царстве.

Первым делом решаю заняться кофе. Засыпав молотые зёрна в рожок, с усилием закрепляю его в машине и нажимаю на кнопку. Она начинает громко урчать, будто тоже не в настроении, но спустя пару секунд из носика тонкой струйкой капает эспрессо. Добавив немного молока и сахара в чашку, довольствуюсь любимым напитком.

30

— Ты вовремя, как раз всё готово, — не глядя на него, нарочно делаю вид, что сосредоточена на салфетке, поправляя её.

— Пахнет вкусно, — усаживается за стол, как ни в чём не бывало. — Надеюсь, ты не подсыпала яд в мой сок?

— Всё может быть, — бросив мимолётную скупую улыбку, следую его примеру и сажусь напротив. — Узнаем это позже.

— Что ж, тогда приятного аппетита, — взяв приборы, Джон приступает к еде, с аппетитом уплетая скрэмбл.

Весь вид Грея кричит о том, что ничего грандиозного в его жизни не произошло и утреннее купание не оставило отпечатка на настроении или отношении ко мне.

Заметное облегчение разливается теплом в груди, и я расслабляюсь, ощутив заметный голод. Однако не успеваю потянуться к вилке, как телефон, лежащий по правую сторону, начинает вибрировать.

Подняв гаджет экраном вверх, закусив губу, смотрю на всплывшее имя контакта.

Алекс...

Чёрт, я не открывала его сообщения с самого утра, и, похоже, он начал волноваться.

— Извини, — бормочу, посмотрев на Джона. — Я быстро.

Он кивает, не отрываясь от кофе, а я принимаю звонок, решая не уходить. Лишь отворачиваюсь чуть в сторону — можно подумать, это поможет скрыть напряжённость, сковавшую каждую мышцу.

— Привет? — мямлю, прижимая трубку к уху.

— Где ты? — голос Алекса сухой. С каких пор пропущенные «привет, детка» и «как дела?» стали нормой для наших отношений?

— Странный вопрос, — вскидываю брови, стараясь не смотреть на Джона. — Там же, где была вчера и позавчера.

— Всё в порядке?

Боковым зрением я вижу, как сидящий напротив активно жуёт, делая вид, будто сосредоточен на еде.

— Да, извини, с утра не было времени ответить, — вздыхаю, ощутив вину за игнор по отношению к любимому мужчине. В следующую секунду к этому чувству присоединяется ещё и раздражение, потому что именно на этой реплике Джон ухмыляется, откидываясь на спинку стула.

Что смешного я сказала?

— Ты не одна? — я всегда знала, что Алекс не глупый, но в последнее время это доставляет проблемы. Его попытки докопаться до истины — где я и почему так долго не возвращаюсь в Нью-Рошелл — немного подбешивают.

— Это допрос? — стараюсь говорить ровно, но нотка нервозности всё же выдаёт меня.

— Я волнуюсь, Адалин, — чеканит он тоном начальника, а не моего бойфренда. — Почему ты напряжена?

— Просто не выспалась, — схватив стакан с соком, недовольно делаю шумный глоток. Отставляя его обратно, ненароком ловлю на себе взгляд Джона — он молча смотрит в упор, лениво барабаня пальцами по столешнице.

— Я должен в это поверить? — всё в той же манере звучит Алекс с того конца провода.

— Как тебе будет угодно, — сложно сказать, кто меня бесит сильнее: Алекс, прицепившийся со странным допытыванием, или сидящий напротив и греющий уши.

На секунду в трубке воцаряется молчание, а затем звучит выдох, словно Алекс проиграл некую борьбу.

— Извини, малыш, — голос Алекса становится ниже. — Ночью была экстренная операция. Потеряли пациента. Я на взводе с трёх утра, — неожиданно он замолкает, будто не хочет, но всё-таки выдаёт: — Ты долго не отвечала. Я уже начал думать, что с тобой что-то случилось.

— Мне очень жаль, — искренне сочувствую, прикрыв глаза. Алекс тяжело переживает потерю своих пациентов. Это случается редко, но, тем не менее, каждый оставляет на нём отпечаток. — И ты извини, мне правда некогда было.

Грохот отодвинутого стула вынуждает повернуться на Джона, поднимающегося из-за стола. Не проронив ни слова, он встаёт и выходит из кухни.

Мог бы и поблагодарить за завтрак, невоспитанный.

— Сейчас бы тебя рядом, — почти опустошённо признаётся Алекс, привлекая внимание.

— Знаю, что обещаю это практически каждый день, но осталось чуть-чуть, и я вернусь домой.

— Соскучился по твоим губам и мягким пальцам, — услышав это, я едва ли не давлюсь собственной слюной. Только подобных откровений мне сейчас и не хватало. — Хочу обнять, прижать к себе.

— Алекс... — поёрзав на стуле, неловко закусываю щёку. — Милый, мне нужно идти. Давай созвонимся позже?

— Делла, моё терпение на исходе.

— Я правда не могу говорить, — почти перебиваю, отнимая телефон от лица. — Потом напишу, ладно?

— Когда?

— До связи! — сделав вид, что не услышала вопрос, сбрасываю звонок и отбрасываю гаджет в сторону. Простонав, роняю лицо на раскрытые ладони.

Я ненавижу себя за то, что каждый раз отталкиваю Алекса и не могу дать большего. Не понимаю, почему он до сих пор не разорвал отношения, не бросил меня?

Встряхнув головой, решаю не грузиться ещё и этим. Без того достаточно хлопот. Выключив музыку, без особого энтузиазма доедаю остывшую яичницу и собираю посуду.

Я прикидываю в голове, что пора бы приниматься за готовку обеда. Да и вообще, по-хорошему, следует устроить генеральную уборку. Скопилось слишком много пыли, и полы не мешало бы протереть. На улице всё чаще светит солнце, и видно грязные окна. Их тоже следует вымыть.